Текст книги "От Земли к Андромеде (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

   Вероника улыбнулась, поглядывая на Воронцову, продолжила:

   – Ларионов тоже ко мне отнесся с недоверием, если мягко сказать, но позже все выяснилось, и он полностью со мной согласился.

   – Наверное, не стал спорить – у него больное сердце, вздохнула Катя, – ему операция необходима, причем в срочном порядке. Он в нашей клинике через неделю на операцию записан. Извините, это строго между нами – все-таки врачебная тайна. Но я обязана знать, как ты, Вероника, профессора уговорила, я член этой самой комиссии, на которой ты сегодня была. Конечно, я поставлю свою подпись, если Леонид Кузьмич на этом станет настаивать. Но честно скажу, только потому, что он больной человек, а не потому, что вы, господа, извините, владельцы клиники. Я все-таки врач прежде всего...

   Она отвернулась и замолчала.

   – Ну вот, на тебе... – вмешался в разговор Степаныч, – я давно тебя, Николай, знаю и привык ничему не удивляться. Но лезть во врачебное дело человеку без образования – это уж слишком.

   – Тогда мне пора подвести итоги и высказать резюме. Я хочу сказать следующее – Вероника не обиделась, воспринимает все адекватно. Сказанное ею – чистая правда. Завтра господин Ларионов объяснит ситуацию Екатерине Васильевне, как члену комиссии, а когда удивитесь и посмеетесь над собой – ждем в гости вечерком.

   – Так это шутка была? – спросила Воронцова, – вот дура, а я приняла все за чистую монету.

   Ковалевы ничего не ответили и ушли. Катя занервничала:

   – Степаныч, чего ты молчишь? Я хорошего человека обидела зря, а ты тоже хорош: лезть во врачебное дело человеку без образования – это уж слишком, – передразнила она его.

   – Не очень давно Ковалева знаю, – ответил он задумчиво, – но не раз убеждался в очевидности невероятного. Я так думаю, что это была не шутка и смеяться будем завтра над собственной глупостью и недоверием. Конечно, это была не шутка, вот дурень, не сообразил сразу. Ковалевы такими вещами шутить не станут.

   – Степаныч, ты то хоть мне душу не трави. Как может девочка без образования лечить людей, как? Согласна, что повела себя не правильно. Соседи, хозяева помещения, а, главное, хорошие люди, а я со своей принципиальностью. Они же не по работе пришли, а по-соседски, – корила себя Екатерина, – но лечить она все равно не может.

   – Ладно, не накачивай себя – я виноват. Ты Ковалевых не знаешь, а я знаю. Надо было как-то намекнуть тебе, подсказать, а я в фарватере поплыл. Лечить она не может, согласен, она станет излечивать за один сеанс, как и сказала. И это факт. Ковалева все Марсианином называют за его реальные инопланетные выходки, а жена у такого землянкой быть не может. Пойдем спать, нечего слова из пустого в порожнее гонять – завтра все прояснится.

   Воронцова спала плохо, но не потому, что задумывалась над способностями Вероники. Здесь для нее все было ясно – причуды богачей неисповедимы. Надавила на Ларионова, как хозяйка "Медцентра", ему как раз предстояла операция, вот он и согласился. Бог с ней, с Вероникой, Екатерина тоже была не девочкой и умела играть в сложные игры. Она подпишет, но другие члены комиссии этого не сделают. Ларионов – за, она – за, а лицензии нет, пусть дует потом на воду. Ее волновало совсем другое – только стала налаживаться жизнь... Степаныч ей нравился, а он почему-то стал за Ковалевых горой. Придется поддакивать и соглашаться, но так хочется чистоты отношений. Она уснула под утро, так и не разобравшись в себе, не выработав определенного плана.

   Ларионов приехал в "Медцентр" сам – Воронцова этого не ожидала. Причем он пригласил к ней и других членов комиссии. Екатерина решила не начинать сама разговор, спросила лишь о здоровье.

   – Спасибо, Екатерина Васильевна, все хорошо. Благодарю членов комиссии, что согласились приехать сюда. Почему я решил и попросил вас собраться именно здесь? По нескольким причинам. Во-первых, на аттестации вчера была хозяйка "Медцентра" Ковалева Вероника Андреевна, во-вторых – самому обследоваться и отменить операцию, которую мне должны были здесь проводить через неделю. В-третьих, чтобы сами во всем убедились. Но все по порядку...

   – Леонид Кузьмич, – перебил его кандидат медицинских наук Борзов, – мы вам абсолютно доверяем, тем более, что это хозяйка клиники. Подписываем без вопросов и начинайте обследование – свое здоровье важнее.

   – Господа, я бы попросил все-таки выслушать меня и не задавать вопросов. Я уложусь в пять минут, потом спрашивайте о чем угодно. Так вот, не дословно, но по существу и тезисно доложу вам результаты аттестации. Я пожалел о том, что вы не присутствуйте, это было что-то невероятное, но очевидное. Отброшу излишний спор между нами, то есть между мной и Ковалевой, у которой нет медицинского образования. Отброшу мои начальные недоумения и даже возмущения. Когда все закончилось, я оказался в восторженном шоке, а Юрий Филиппович Лавров, заведующий отделением, который тоже присутствовал на аттестации, был просто в ауте. Извините, к делу, – собрался Ларионов, – у Лаврова находился больной с двусторонним воспалением легких. Классическая картина, температура под сорок. Заходим к нему в палату, Ковалева присаживается к нему на кровать, сказала несколько слов и встала. Меряем температуру – норма, слушаю больного – дыхание везикулярное, ни каких хрипов, снимок показывает чистое легкое без затемнений, берем кровь на анализы – никакого лейкоцитоза. СОЭ и вся формула в абсолютной норме. Ничего не понимаю – куда делись все стадии болезни, пациент здоров, как бык. Вернулись ко мне в кабинет, эта Ковалева на меня смотрит и говорит, что у вас, профессор, сложный порок митрального клапана, но я уже все исправила. Камешки у вас в желчном пузыре, но они уже растворились. Простата, возраст, но тоже уже все в порядке. Потом поворачивается к Лаврову и ему – травма колена, менисков нет, но они уже выросли, можете поприседать. Он по лестнице с трудом поднимался, а тут на одной ноге стал приседать. Я ждать не стал и на ЭКГ – на кардиограмме здоровое сердце. Знаю, что в желчном пузыре у меня не камни, а булыжники были, но УЗИ их не обнаружило. Я не понимаю, как она это делает, как ставит диагноз, как лечит? На вопрос ответила, что это медицина будущего, я не пойму. И я действительно ни черта не понимаю. Екатерина Васильевна прекрасно знает, что у меня был сложный порок сердца, но куда он делся за одну минуту? Господа, это невероятно, но это чудо, это факты, это... слов нет. Вы знаете, что мне эта Ковалева сказала, вернее попросила? Смысл в следующем – не болтать лишнего, никто не поверит, а в дурку угодить запросто смогу. Как вам сия аттестация, господа?

   – Не поверить в сказанное вами я не могу, Леонид Кузьмич, но и поверить в невероятное сложно. Лицензию мы Ковалевой дадим, но пусть сначала нас тоже обследует, у каждого свои болячки имеются, – предложил Борзов.

   – Это будет не правильно, коллеги, – возразила Воронцова, – мы сами отказались идти на аттестацию, передоверив ее уважаемому Леониду Кузьмичу. Но не расстраивайтесь, я организую прием.

   – Да-а, после лицензии она такую цену задерет, что мама не горюй, – снова возразил Борзов.

   – Нет, этого как раз не будет, – ответил профессор, – я задавал подобный вопрос, она женщина богатая и цену назвала символичную – сто рублей за прием. Члены комиссии подписали необходимые документы и ушли. Ларионов остался переговорить с Воронцовой и еще раз обследоваться. Повторное ЭКГ не выявило нарушений в работе сердца, митральный клапан работал, словно часы.

   – Вчера Ковалевы ко мне домой приходили, – с горечью произнесла Воронцова, – я несправедливо высказалась резко, не знала, что она может такое. Мой муж сказал, что Ковалев инопланетянин, а, значит, его жена землянкой быть не может. Шутка, конечно, но шутки в ней мало. Сегодня пойдем извиняться. Но как бы то ни было – куда мог исчезнуть митральный порок сердца? Стеноз и недостаточность терапевтическому лечению кардинально не поддаются. Не понимаю...

   – А я понимаю?.. Правильно она просила – лучше об этом лишнего не говорить. Передадите ей лицензию, Екатерина Васильевна? И поблагодарите еще раз от моего имени.

   * * *

   Кудасов Сергей Валентинович, министр обороны, задремал в собственном кабинете. Решил подумать, устроившись поудобнее в кресле, но напряженная работа и усталость сморили его. Очнулся он быстро, открыл глаза. Приснится же такое... Какой-то мужик пришел к нему, объяснил, что к министру просто так на прием не попасть и по телефону не позвонить, а очень надо – он изобрел новый металл с удивительными свойствами, который станет самым востребованным и секретным в оборонной промышленности. Приходится являться во сне...

   Генерал армии мотнул головой, словно стряхивая наваждение, пододвинулся на кресле поближе к столу и чуть не вскрикнул – на столе лежал лист металла и записка: "Сон и явь часто переплетаются, я действительно приходил во сне, но образец нового металла оставил наяву. Его необходимо исследовать на состав и прочность – быстро поймете, что он нужен армии, как воздух, а я загляну к вам позже".

   Министр вызвал адъютанта:

   – Я задремал ненадолго, но чувствую, что кто-то заходил ко мне, кто?

   – Товарищ министр обороны, к вам никто не входил в течение часа. Последний раз я заглядывал, когда вы попросили не беспокоить.

   Министр хмыкнул, хотел потрясти листом железа перед адъютантом и запиской, но не стал этого делать, решил, что могут не так понять. Он и сам ничего не понимал. Оставшись один, взял лист в руки – необычно легкий металл слегка голубоватого цвета, попытался его согнуть: не получалось. Странно, подумал министр, лист очень тонкий и невесомый. Он прислонил его к стене под углом в сорок пять градусов и попытался согнуть ногой – ничего не получилось, лист не реагировал ни малейшим изгибом. Министр хмыкнул еще раз и решил все-таки отдать железо в спецлабораторию, приказал проверить на состав и прочность. Закрутился за делами, но адъютант напомнил ему через неделю:

   – Товарищ министр, звонит начальник спецлаборатории, просится на личный прием по очень важному делу, тему не объясняет, говорит, что вы в курсе.

   – Где он?

   – Внизу, на входе.

   – Пригласите и там с ним должен некий образец быть.

   – Так точно, товарищ министр обороны, принес металлическую пластину, ее изъяли.

   – С этой пластиной и пригласите, – приказал министр.

   Начальник спецлаборатории сел в указанное кресло, доложил, снова встав:

   – Товарищ министр обороны...

   – Сидите и без беллетристики, какие выводы?

   – Товарищ министр обороны, состав металла установить не удалось, он не поддается спектральному анализу и другим методам исследования, рентгено-флуоресцентный спектроскоп ничего не показывает. Радиоактивное излучение металл не пропускает совсем, в этом плане тоненький лист работает лучше метровой толщины свинца. Физическому, химическому и механическому воздействию образец тоже не поддается, алмазные пилы и сверла не оставляют на нем даже царапин, бронебойный снаряд его не пробивает и не оставляет следов после прямого попадания, на температурное воздействие не реагирует. Мы не могли его расплавить в доменной печи, товарищ министр, этот лист неземного происхождения.

   – У вас все непонятное неземного происхождения, спасибо, вы свободны, образец оставьте.

   – Есть, товарищ министр обороны.

   Ничего себе листочек – ни согнуть, ни разогнуть, ни пробить, ни просверлить, ни расплавить. Министр обратил внимание на бумажный лист с надписью, откуда он взялся? "Это мой телефон, лучше не проверять номер, совсем необязательно, чтобы его еще кто-то знал. Если образец вас удовлетворил, то звоните после обеда".

   Мистика какая-то, осел в кресло министр, только что ни этого листка, ни надписи не было. Надписи может и не было, она исчезла, остался только номер. Он глянул ошарашенно на часы, решился позвонить.

   – Добрый день, товарищ министр, жду вас в Н-ске и не пугайтесь, когда я появлюсь в вашей машине. До встречи.

   Он так и не сказал ни слова, отключив связь. Он ничего не понимал – если бы не образец металла, то можно было бы пойти к врачу. Сам решение принимать не стал, позвонил верховному главнокомандующему. Докладывал неуверенно, с оговорками и извинениями. Президент его выслушал, ответил:

   – Я понимаю вас, Сергей Валентинович, сплошные галлюцинации и видения, если бы не заключение экспертов. Но это факт. Поставьте себя на место этого неизвестного. Если он действительно изобрел новый металл и предлагает его министерству обороны, то он во всем прав. Зачем лишним людям знать его или номер его телефона? Для розыгрыша подобных образцов металла не делают. Летите в Н-ск и держите меня в курсе.

   Удивленного, немного испуганного и озадаченного министра Ковалев привез в свой коттедж.

   – Здесь нам никто не помешает разговаривать. Прислугу я отпустил, в доме только моя партнерша, подруга и жена Вероника, она в курсе моих дел, и я ей полностью доверяю. Охрана – бывший спецназ ГРУ, так что можете чувствовать себя уверенно и спокойно.

   Мужчины расположились в креслах у камина. Вероника организовала на передвижном столике легкую закуску, поставила рюмки, бокалы, водку и коньяк, села в кресло рядом с мужем. Ковалев чувствовал, что министр серьезно не воспринимает ее и хотел бы переговорить один на один, поэтому повторился:

   – Вероника в курсе моих дел и умеет обращаться с интересующим вас металлом. Водочки, коньяка?

   – С удовольствием, но позже. Николай Петрович, что это за металл такой, в каком количестве его можно получать и как его обрабатывать?

   – Хорошо, я стану вас называть по имени отчеству, вы все-таки мне в отцы годитесь, а я Николай, жена Вероника. Металл... у него нет названия, я его еще никак не назвал, давайте назовем вместе, пусть будет Веронит.

   – В честь супруги – похвально. Пусть будет Веронит, – согласился министр.

   – Я получаю его, – продолжил Николай, – растворяя в определенном жидком составе ряд химических элементов таблицы Менделеева, в том числе железо и другие ингредиенты, придающие прочность. Химические элементы таблицы Менделеева известны всем, а состав и пропорции металла – это мое ноу-хау. Металл получается в жидком виде, его можно залить в любую форму, любой толщины, длины, ширины и конфигурации. Со временем раствор застывает и получается то, что вы видели. Стоимость примерно равна прокатному листу обычной нелегированной стали такого же размера и толщины. Лист толщиной в половину миллиметра может выдержать давление на дне Марианской впадины, самолет или корабль из такого металла нельзя сбить, прямое попадание ракеты любой мощности может лишь сдвинуть самолет с курса взрывной волной, на нем даже царапин не останется. Но, наверное, вам главнее знать, что самолет или корабль из этого металла нельзя засечь, они невидимы для радаров, эхолотов, системы самонаведения ракет и так далее. Подплыла подводная лодка к берегам США – если не увидят ее глазами или пальцем не потрогают, то даже в метре никакими приборами не засекут. Акустики противника станут слепы и глухи. Если отлить пули из этого металла, то танки противника ему не потребуются – любой наш солдат или офицер их из пистолета расстреляет, словно газетную страничку. Полученный образец вы исследовали, наверняка получили заключение, что металл неземного происхождения, анализу и обработке не поддается. В единственном ошиблись ученые – я его на земле получаю, а не в космосе. Теперь я бы хотел послушать вас, Сергей Валентинович. Может все-таки по рюмочке?

   – Нет, спасибо, позже. Металл замечательный, слов нет. И цена приемлемая.

   – Конечно, если учесть, что корпус корабля обходится стране абстрактно в сто рублей, то из этого металла он обойдется рублей в пять-десять максимум, – согласился Ковалев.

   – Наверное, это так, но надо знать формулу, технологию производства, рассчитать сроки изготовления, возможности его получения на конкретном заводе, изготовить опытный образец и потом уже говорить о конкретных заказах, их количестве.

   Ковалевы переглянулись между собой, они прекрасно понимали, куда клонит министр.

   – Сергей Валентинович, попробуйте объяснить шимпанзе принцип работы автомата Калашникова. Она вас внимательно выслушает, улыбнется всем оскалом зубов, головой покивает, прокричит что-нибудь радостное и даже сможет патрон в патронник загнать. Ученые с этим металлом, что обезьяны с гранатой. Они наверняка уже доложили вам, что металл анализу не поддается, на пинки и на домну не реагирует, – улыбнулся Николай, – поэтому скажу прямо – пользоваться без меня вы металлом не будете. Станете строить подводную лодку – делайте ее корпус из профлиста, например, которым крыши на дачах кроют, да хоть из фанеры, мне все равно. Приглашаете меня, говорите общую площадь поверхности и через три дня получаете непотопляемую лодку. Если есть какие-то корабли на ремонтных стапелях, то и их корпус можно улучшить до непробиваемости. Все имеющиеся стратегические бомбардировщики можно металлом покрыть. Уверяю, что летные качества и тяга не ухудшится, вес не изменится, если старую краску содрать. Но для вас все пока образно и туманно. Решить проблему можно следующим образом – загоняете на стапеля стареньки списанный катер, но на ходу еще, я его обрабатываю, а потом попытайтесь его уничтожить, задействуя хоть всю авиацию, подводный и надводный флот. У вас, господин министр обороны, ничего не выйдет, а вот этот списанный катерок без оружия сможет все ваши лучшие военные корабли потопить. Достаньте с кладбища какой-нибудь большой корабль, который на плаву еще может держаться, мой катерок его в две секунды утопит без всякого оружия. Словами это не объяснить – это видеть надо. Еще хочу добавить – в области недавно ушел в отставку начальник управления ФСБ, шестьдесят исполнилось и ушел с почестями, не выгнали. Вот он вам обо мне лучше ГРУ расскажет, все равно же информацию обо мне станете собирать. Теперь у меня все, можно и по рюмочке выпить. Что предпочитаете – водку, коньяк?

   Министр ничего не ответил в задумчивости, Николай налил всем коньяка. Кудасов взял бокал отпил глоток.

   – Надо подумать, – он встал, протянул руку, – всего доброго.

   Вернувшись в Москву, он не торопился с докладом верховному главнокомандующему. Необходимо собрать как можно больше информации. Проанализировав все, он не пришел к какому-либо выводу, но понимал, что с докладом больше тянуть нельзя и отправил информацию на бумажном носителе. Президент пригласил его через несколько дней.

   – Я удивляюсь вами, Сергей Валентинович, где же ваше резюме? Работать с Ковалевым или не работать?

   – Вы сами понимаете, что все фантастично, как этому верить? Если бы не этот чертов образец металла... Можно попробовать выделить списанный катер, но меня смущает год его исчезновения, где-то он был целый год? А если проходил подготовку в ЦРУ?

   – Ну да, а потом они такие мозги к нам забросили, – усмехнулся Президент, – нет, друг мой, такими людьми не разбрасываются. Вы же сами пишите, что он экстерном окончил два факультета. Профессор отзывается о нем так: "Я, физик, доктор наук, а он знает больше меня". И математики говорят подобное. Давайте ему катер, пусть делает, что нужно и обговаривайте место и сроки учений. Будем топить его непотопляемый катер. Отбуксируйте в море большой корабль, интересно, как его топить он станет без оружия? На таран пойдет – так сам в щепки разобьется, это все равно, что грудью на танк идти.

   * * *

   Вероника проснулась и хотела встать первой, но Николай притянул ее к себе.

   – Рано еще, полежи со мной немного, – попросил он.

   Она чмокнула его в щеку и встала.

   – Сегодня у меня первый день приема – хочется быть красивой и приехать пораньше.

   – Ты у меня всегда красивая и лучшая. Пожалуй, с тобой поеду, посмотрю, как ты устроилась.

   Ковалевы позавтракали и выехали на разных машинах – Вероника останется в клинике, а он потом уедет к себе в офис.

   На торце здания отдельный вход, но они зашли через приемный покой, прошли до конца коридора. Вероника отомкнула дверь, входя в маленькую комнатку, через нее в свой кабинет. Сняла верхнюю одежду.

   – Ты не раздеваешься? – спросила она мужа.

   – Нет, Ника, я гляну и к себе.

   Он из кабинета вышел в приемную. Там уже сидела женщина с ребенком и два охранника, которые встали при его появлении. За столом сидела девушка, выполняющая роль секретаря и типа медицинской сестры одновременно. Она отвечала на телефонные звонки, записывала очередных пациентов. По углам комнаты он заметил две видеокамеры, снимающих всех находящихся в приемной. Дальше находилась дверь на улицу.

   Николай вернулся обратно, поцеловал Веронику в щечку, бросил кратко:

   – Удачи.

   Ровно в десять вошла секретарша, поздоровалась и спросила:

   – Приглашать?

   – Здравствуй, Люба, приглашай, – ответила Вероника.

   Вошла мама с полуторогодовалым ребенком. Мальчик спал на руках, и она говорила шепотом:

   – Меня к вам Екатерина Васильевна направила, сказала, что вы поможете, но я, право, не знаю, другие врачи все утверждают, что экстрасенсы в этом случае бесполезны. Предлагают операцию в Израиле, но у меня таких денег нет. Екатерина Васильевна сказала, что можно операцию здесь сделать, но я боюсь, я всего боюсь... Потом посоветовала сходить к вам, Вероника Андреевна. У Сашеньки сложный порок сердца...

   – Да, я это вижу, – перебила маму мальчика Вероника, – у вашего ребенка тетрада Фалло.

   Мальчик спал, дыша глубоко и неровно. Его мама спросила удивленно:

   – Откуда вы знаете, Екатерина Васильевна сказала? Я читала про этот порок, но ничего не поняла.

   – Нет, я сама вижу, – ответила Вероника, – попытаюсь объяснить своими словами.

   Видимо от разговора мальчик проснулся, увидев рядом с собой незнакомое лицо, заплакал, сразу же задышал чаще, словно с перебоями, и посинел.

   – Успокойся маленький, – Вероника погладила его по голове, – поспи еще немного.

   Он словно понял и снова заснул.

   – Вас, наверное, очень дети любят, Сашенька никогда так сразу не засыпал во время плача, – рассказала мама.

   – Положим его на кушетку, я посмотрю, пока он спит.

   Вероника взяла ребенка на руки, положила, сняв рубашку, рукой гладила область сердца и поясняла:

   – Тетрада Фалло – это сужение легочной артерии. Крови через узкое отверстие проходит недостаточно, сейчас мы его расширим, и она потечет спокойно. Из-за маленького отверстия правому желудочку приходится работать с большой нагрузкой, поэтому сердце в этом месте увеличено, но со временем все нормализуется. Дырочка в перегородке есть между желудочками, ее не должно быть и мы ее закроем. Аорта тоже смещена вправо – подвинем ее на место. Так, отлично! Мальчику полтора года, ножками еще не ходит?

   – Нет, пытается в кроватке вставать, но сразу задыхается и синеет. Я не знаю, что делать, соглашаться на операцию, правда, другого выхода нет?

   Она заплакала тихонько, чтобы не разбудить сына.

   – Как вас зовут? – спросила Вероника.

   – Галя, – ответила сквозь слезы она.

   – Что делать, что делать – ничего не надо делать, – улыбнулась Вероника, – просыпайся, маленький, пора маму радовать.

   Она подняла его и поставила на ножки, держа под мышками.

   – Топ-топ-топ, пора самому ходить и бегать, нечего на маминых ручках ездить, – ласково приговаривала Вероника.

   Малыш радостно улыбался и начал смеяться. Вероника заметила боковым зрением, как напряглась мама и уже было хотела кинуться к сыну, вырвать его из рук Вероники – сейчас начнется одышка и цианоз. Но улыбка и смех ребенка остановили ее, мама ничего не понимала – ее сын смеется, топает ножками и не синеет, дышит ровно, без перебоев. Мальчик потянул к матери руки, она метнулась к нему и боялась взять – вдруг все исчезнет, снова появится синева, одышка и плач. Вероника отдала ребенка, повторила:

   – Ничего не надо делать, ваш сын, Галя, здоров, у него больше нет порока сердца. Учите ходить, обращайтесь, как со здоровым малышом. Да-а, и не забудьте вернуться в клинику – забрать свои вещи.

   Мама с трудом понимала сказанное, прижимала сына к себе, отодвигала на расстояние, рассматривая, а Сашенька улыбался, посмеиваясь. Ему надоело все время лежать, а тут его держали вертикально и тискали ласково. Что оставалось здоровому ребенку делать – естественно улыбаться и махать ручонками и ножками.

   – Извините, Галя, но у меня еще есть люди на прием.

   – Да, да, конечно, – ответила она все еще недоуменно, выходя в приемную.

   Там ее уже ждали другие больные с единственным вопросом: "Ну как"? Она ответила, постепенно приходя в себя:

   – Нормально... здоровый ребенок, – и заревела.

   В очереди облегченно вздохнули – можно на прием идти.

   Заведующий кардио-хирургическим отделением ворвался в кабинет Воронцовой.

   – В отделении черт те что творится, все с ума посходили и просятся на прием к доктору Ковалевой. Они называют ее доктором, а не экстрасенсом.

   – Ты прибежал ко мне нервное напряжение скинуть? Или не знаешь, что делать? – с усмешкой спросила Воронцова, – успокойся, эйфория пройдет скоро и все успокоится.

   – Но я сам не понимаю – экстрасенсы не могут лечить тетраду Фалло.

   – Экстрасенсы не могут, а Ковалева может, – ответила Воронцова.

   – Так она не экстрасенс? – с удивлением спросил заведующий.

   – Из нее такой же экстрасенс, как из меня медсестра, – ответила главный врач, – но лицензию она имеет по экстрасенсорике.

   – Вы хотите сказать, Екатерина Васильевна...

   – Я ничего не хочу сказать кроме того, что Ковалева может лечить любые заболевания. У тебя еще что-то есть ко мне?

   – Что я напишу в истории болезни?

   – Ну, это совсем просто – проведено биоэнергетическое лечение экстрасенсом Ковалевой. Диагноз – здоров.

   – Меня же засмеет любой проверяющий.

   – Ты посоветуй ему самому обследовать мальчика и переговорить с родителями, вот тогда и пусть посмеется.

   Заведующий вышел из кабинета, его никак не оставляла мысль: "Из нее такой же экстрасенс, как из меня медсестра" ... Воронцова врач, а не медсестра... выходит, что Ковалева намеренно принижает свои способности. Ну и ну... куда еще-то принижать.

   Ковалева заглянула в приемную – наконец-то больные закончились и никого из посторонних нет. Охранник сразу же подсказал:

   – Вероника Андреевна, на улице вас толпа поджидает. Те, кого вы сегодня приняли и их родственники, хотят поблагодарить, выразить уважение и восхищение. Журналисты тоже понабежали, они интервью у больных взяли, теперь с вами хотят пообщаться. Я сюда никого не пускаю.

   – Правильно, молодец. Пожалуй, мне другой выход потребуется. Всем до завтра.

   Но ее караулили везде, пришлось пробиваться к машине в прямом смысле этого слова. Дома она смотрела по телевизору, как идет, словно таран, к машине. Больше решила на автомобиле не ездить, придется пользоваться телепортацией. Чертовы журналисты... везде лезут, не дают людям спасибо сказать.

   * * *

   Из министерства обороны позвонили, пригласили в ремонтный док, сказали, что выделен старенький пограничный катер, который еще на ходу.

   – Отлично, – ответил Николай, – присылайте транспортный самолет. Я буду с грузом, который на гражданский борт не примут. Небольшая бочка с краской...

   В министерстве не были готовы к такой просьбе, перезвонили позже и сообщили, что самолет вылетел.

   Ковалев осмотрел пограничный сторожевой корабль, стоящий на стапелях. Его списали одновременно с Советским Союзом и непонятно, как он дожил до настоящего времени с действующим двигателем. Наверняка подлатали немного в ремонтном доке, его сюда за этим и притащили.

   Сам министр приехать не соизволил, прислал какого-то капитана первого ранга, назвавшегося Ивановым и объявившего, что он в полном распоряжении Ковалева. Николай объяснил, что необходимо покрасить катер полностью – палубу, борта, днище, рубку, стекла в рубке, леера.

   – Красим все, чтобы прилетевшая муха не нашла места, куда бы сесть, не попав в краску. Нужны четыре человека для покраски, костюмы химической защиты, краска токсична, и этот, как его... распылитель для покраски, краскопульт или пульверизатор, полагаю, вы поняли. Краска в этой пластмассовой бочке, действуйте.

   – Но в доке другие люди и если краска токсична...

   – Краска токсична при контакте, на расстоянии нескольких метров она не опасна.

   – В таком случае мне необходимо взять ее на анализ, я не могу подвергать неизвестной опасности людей, – возразил Иванов.

   – Товарищ капитан первого ранга, вас направили сюда, чтобы выполнять мои распоряжения. Или вам необходимы подтверждения моих полномочий?

   – Так точно, в данном случае они необходимы, – ответил Иванов.

   Он занимал должность заместителя командира бригады по тылу. Контр-адмирал вызвал его к себе, приказал встретить гражданского и организовать ремонтные работы в доке. Гражданский скажет, что нужно делать.

   Человек военный, он выполнял приказ, хоть и не понимал, зачем красить давно списанный катер. Но работа с токсичными веществами предполагала определенные допуски...

   – Хорошо, соедините меня с вашим командиром.

   Иванов посмотрел внимательно, вздохнул, набрал номер:

   – Товарищ контр-адмирал, капитан первого ранга Иванов, гражданский распорядился красить старый катер токсичной краской в костюмах химической зашиты. Но в доке люди, необходимо организовать их защиту и взять неизвестное химическое вещество на анализ. Гражданский настаивает на своем и хочет переговорить с вами лично.

   – Он мне на хрен не нужен, вещество изымай, а гражданского под охрану, дальше посмотрим. Выполняйте.

   – Есть, – ответил Иванов, отключив связь, – извините, но я вынужден изъять вашу краску, а вас самого временно задержать до результатов экспертизы.

   – Вот даже как, – усмехнулся Ковалев, – в этом вся суть армии – министр отдает один приказ, а до солдата доходит другой, в интерпретации какого-нибудь бахвального командира. Не всегда следует торопиться исполнять приказы, товарищ капитан первого ранга.

   – Что вы этим хотите сказать?

   – Только то, что приказ вашего контр-адмирала сейчас отменят. Как его фамилия?

   – Этого я вам не могу сказать, – ответил Иванов.

   Ковалев пожал плечами и отошел немного в сторону, позвонил по телефону, вернулся и сообщил:

   – Ждем десять минут, потом можете производить изъятие и конвоировать меня, куда приказали, товарищ капитан первого ранга.

   – Никто вас конвоировать не собирается, я вообще не понимаю, что здесь происходит, но десять минут подожду, – ответил Иванов.