Текст книги "От Земли к Андромеде (СИ)"

Автор книги: Борис Мишарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

   – Она сможет без обследования определить болезнь у незнакомого человека? Без анализов, УЗИ и других методов? – спросил один из профессоров.

   – Конечно, – ответил Ларионов, – определит и вылечит за один сеанс в семь минут. Каждый свои болячки знает и сможет потом перепровериться. Мне она, например, излечила сложный порок митрального клапана.

   – Наверное, дерет за лечение огромные суммы? – поинтересовался другой профессор.

   – Вас обследует и вылечит бесплатно. Для всех остальных сумма не зависит от сложности заболевания – сто рублей.

   – Сто тысяч вы хотели сказать...

   – Сто российских деревянных рублей, а не тысяч, я не оговорился. У ней богатый муж и деньги ее мало интересуют.

   – Археологи находят следы древних, рисунки в пещерах инопланетных кораблей... утверждают, что пришельцы были двухметрового роста и более. Где-то эта тетенька инкубировалась и сейчас появилась на свет. Других вариантов у меня нет, – в размышлениях произнес Васнецов.

   Позже Романов поинтересовался сдачей экзаменов у министра здравоохранения. "Экзамены сданы великолепно, комиссия вернулась в восторженном шоке. Что может сказать профессор, один из членов комиссии, неизлечимо больной и вернувшийся абсолютно здоровым"? – ответил министр.

   С получением диплома ничего не изменилось у Вероники, однако при входе появилась другая табличка, вместо экстрасенса написали "Доктор Ковалева".

   Николай провел в Москве один торжественный и один рабочий день с пользой для дела. Первый день он считал потерянным – деньги могли на счет перевести и медальку передать с оказией. Николай стал лауреатом Государственной премии в области науки и технологий, Героем Труда и генерал-майором. Это не первый случай в России, когда присваивают воинское звание через ступени. Михаил Калашников, конструктор автомата, получил звание генерала, будучи до этого старшим сержантом запаса.

   В ведомстве Кудасова Ковалев познакомился с несколькими нужными людьми, которые уже находились в кабинете министра, когда он вошел. Находящиеся в кабинете с интересом и удивлением разглядывали Николая, их поражала его молодость. Сергей Валентинович представлял их лично:

   – Генерал-лейтенант Войтович Владимир Павлович, он представляет нашу оборонную промышленность, через него станете получать заказы, связываться с другими КБ, он же станет осуществлять приемку вашей продукции. – Ковалев согласно кивнул головой. – Войнаровский Дмитрий Павлович, доктор физико-математических наук, академик, он будет вашим заместителем по науке.

   – Извините, Сергей Валентинович, не возьму, – перебил министра Ковалев, – академика я не знаю, мне нужна голова, а не титулы. Ничего личного, если академик мне подойдет, то я сам приглашу его, все научные кадры стану подбирать тоже сам.

   – Это рекомендация Президента, – ответил Кудасов.

   – Еще раз извините, но не возьму, стране нужна продукция, а не научные тезисы и диссертации, результаты работы. Извините, но не возьму.

   Кудасов пожал плечами.

   – Не могу спорить с вами, Николай Петрович, в этом вопросе. Извините, Дмитрий Павлович, вы свободны.

   После ухода Войнаровского он продолжил:

   – Семенович Александр Викторович, ваш заместитель по общим вопросам, зарегистрирует предприятие, откроет банковские счета, станет поддерживать отношения с местными властями, гражданскими министерствами. Лаврова Эльвира Борисовна, главный бухгалтер, очень грамотный специалист.

   Ковалев заметил, как немного задрожали ее пальчики от волнения. Сорокапятилетняя приятная женщина не хотела участи предшественника. Совсем не потому, что мечтала и стремилась из Москвы в Н-ск, не хотела опозориться, получив отставку. Профессионал в своем деле, она не видела перспективы в Москве, теплые местечки заняты богатыми или лицами со связями, давно мечтала проявить себя на самостоятельном балансе. Она очень волновалась – мальчишка совсем, а в секунду поимел академика, с таким трудно будет отстаивать свое мнение, но как раз трудностей она не боялась, боялась унижений некомпетентной стороны. Ковалев улыбнулся и Лаврова успокоилась, министр перешел к следующей кандидатуре.

   – Дворкович Эдуард Семенович, заместитель по снабжению... Краснов Борис Николаевич, заместитель по режиму, генерал-майор ГРУ. Полковник Сидоров Валентин Яковлевич, в его ведении будет непосредственная охрана предприятия и физических лиц, подчиняется Краснову и, конечно, вам, Николай Петрович. Есть мнение назвать предприятие ОАО научно-производственный комбинат "Вымпел". Теперь разрешите представить его руководителя, Героя Труда, лауреата Государственной премии по науке и технологиям, генерал-майора Ковалева Николая Петровича, вашего непосредственного начальника. Государство возлагает большие надежды на вас, Александр Викторович и на вас, Эдуард Семенович, что вы возьмете все общие вопросы на себя и не станете лишний раз отвлекать Николая Петровича от науки. Страна надеется на вас всех, господа-товарищи. Николай Петрович, вам слово.

   – Что тут говорить – надо работать. Прилетите в Н-ск – жду всех у себя в офисе, здесь адрес и мой телефон, – он всем раздал визитки, – по вопросам размещения и быта – к Александру Викторовичу. Поговорим подробнее в Н-ске.

   – Тогда все свободны,– объявил министр, – Николай Петрович и вы, Владимир Павлович, задержитесь ненадолго, необходимо обсудить заказы.

   Заместители Ковалева и главный бухгалтер вышли в приемную, сразу накинулись на генерала Краснова:

   – Рассказывай, разведка, что за человек Ковалев.

   – Обычный человек – что тут рассказывать, – ушел от ответа он.

   – Обычный человек? – усмехнулась Лаврова, – мальчику двадцать лет... Герой, лауреат, генерал и это обычный человек. Как он в двадцать лет сумел высшее образование получить?

   – Естественно, – с издевкой ответил Краснов, – лауреата в двадцать лет получить легче, чем высшее образование. Что я могу сказать? Гений, он и есть гений, у него вся семья звездная. Про доктора Ковалеву наверняка слышали...

   – Которая экстрасенс, – уточнила Лаврова.

   – Была экстрасенс, теперь дипломированный врач. Да, это его жена и рост у нее два метра, как у настоящего пришельца, – улыбнулся Краснов.

   – Гений... все гении с причудами, а у Ковалева какая, – не отставала Лаврова.

   – Есть одна, – серьезно ответил генерал, – не любит лишних вопросов и через чур любознательных личностей, извините. Говорят, что нормальный и адекватный мужик, с которым можно работать. Положением и умом не кичится, по образованию математик-физик и юрист.

   Ковалев не стал тратить время на самолет, телепортировавшись из пустого закутка министерства обороны. Дома обнял жену, она, прижимаясь, произнесла:

   – Какой ты у меня большой стал...

   Николай посмотрел на нее снизу-вверх, ответил с улыбкой:

   – Но до тебя еще не дорос.

   – Короче ростом, согласна, но выше.

   * * *

   Два года в заботах и строительстве пролетели, как две секунды. Возводились цеха, площадки, ангары, здания в пригородном лесном массиве. В народе поговаривали разное о комбинате, от производства лакокрасочных изделий до минеральных удобрений и двигателей для автомобилей. Об оборонной промышленности не заговаривал никто, такой информации не было и каждый старался утвердить свою правду. Руководство комбината и страны понимало, что тайну все равно не удержишь, она рано или поздно просочится частично. Какой-нибудь работяга по пьянке все равно сболтнет, что делает нечто необычное. Но Ковалев не беспокоился, даже его ведущие ученые не знали секретов полностью.

   Он ехал на комбинат с водителем. Полковник Сидоров, непосредственный начальник охраны, добился в отношении семьи Ковалевых не многого. Николая и Веронику возили вооруженные водители-охранники, а пенсионный спецназ ГРУ в коттедже он заменил на действующий. Никаких кортежей в поездках не было.

   В приемной уже находились трое мужчин, прибывших пораньше. Адъютант доложил:

   – Здравия желаю, товарищ генерал, к вам из Северского КБ, – он кивнул на троих мужчин.

   Ковалев посмотрел, сразу определив генерального конструктора самолетов, подошел:

   – Ковалев Николай Петрович, – он протянул руку.

   – Собянин Яков Станиславович, – ответил конструктор, пожимая руку, – мои коллеги Петров... Добровольский. Мне говорили, что вы молоды, но не на столько же, – с улыбкой произнес он.

   – Прошу, – пригласил гостей Ковалев в свой кабинет.

   Собянин вошел осмотрелся. Громадный длинный стол для совещаний...

   – Не плохо устроились, здесь же проводите разбор полетов...

   – Некогда, знаете, бегать по другим залам, устраивайтесь, господа.

   Он сел по одну сторону стола, гости по другую.

   – Это верно, – согласился Собянин, – времени нам всегда не хватает. Если позволите, то я сразу к делу, – он вынул из папки большой лист, кинул его демонстративно на стол, – это что такое, Николай Петрович, что за галиматья? Где это видано, чтобы карикатуры метили грифом "совершенно секретно" и отправляли фельдъегерской связью для смеха? Или вы ошиблись адресом и хотели отправить чертежи не к нам, а в школу в качестве учебного пособия по физике? Я вас спрашиваю, Николай Петрович, это что?

   – То, что вы просили – чертежи двигателя, – спокойно ответил Ковалев.

   Невозмутимое спокойствие Ковалева действовало на Собянина словно перец на прямую кишку.

   – Вот именно... именно чертежи мы просили, а не школьную схему ядерного реактора, – уже вовсю нервничал и повышал голос Собянин, – вы нас за идиотов держите?

   Они не могли договориться по телефону, по закрытому интернету и письмам. Не выдержав, генеральный конструктор новейшего истребителя примчался в Н-ск, захватив с собой ведущих конструкторов для поддержки.

   – Яков Станиславович, давайте все обсудим спокойно, без нервов. Вы строите самолеты, я двигатели. Вы задали нам необходимые параметры веса, объема и тяги, мы поняли, приняли и учли. Разработали и воплотили в железо соответствующий двигатель, уменьшив в разы вес, объем и увеличив тягу. Надеюсь это вас не напрягает?

   – Это не напрягает, это сказочно прекрасно, – ответил Собянин, – но, Николай Петрович, дорогой вы мой, так же не бывает. Вы предлагаете ядерный двигатель, работающий по замкнутому циклу на отходах топлива, которых в стране более, чем достаточно. Прелестно, ядерные отходы действительно уже закапывать и девать некуда, они в переизбытке. Может быть вас тоже ввели в заблуждение, вы посмотрите, – он ткнул пальцем на чертежи, – это же двигатель для мопеда, он даже для серьезного автомобиля не подойдет. Схематично все правильно, я абсолютно согласен с размерами, тягой, весом. Но это ядерный двигатель, если вы не забыли, – снова начал нервничать Собянин и повышать голос, – как я могу взять этот двигатель? Он же мгновенно погубит всех рабочих, пилот умрет от радиации, даже не успев взлететь. И потом... он элементарно взорвется... реактор с толщиной стенок в один миллиметр – такого даже двоечник в десятом классе не придумает. В Северске как раз есть специализированное КБ, оно уже разработало ядерный двигатель. Он весит восемь тонн и размерами с самолет, ненадежен, нет достаточной защиты от радиации и взрыва. А вы здесь сидите и неизвестно чем маетесь.

   Спор снова набирал яростные обороты, хотя Ковалев говорил спокойно, а кричал только Собянин. В приемную вошел Краснов, адъютант сразу посоветовал в кабинет не входить:

   – Там гость из Северска, заседают уже три часа, спорят до крика.

   – А наш что? – спросил Краснов.

   – Нашего не слышно, кричит все время этот... генеральный по самолетам.

   Внезапно дверь отворилась, вышел Ковалев, попросил адъютанта вызвать срочно врача с кардиографом – Собянину плохо. Доктор с медсестрой прибежали быстро, сделали ЭКГ.

   – Инфаркт, обширный инфаркт, – объявил врач, – необходима срочная госпитализация.

   – Некогда нам по больницам валяться, – Ковалев посмотрел на адъютанта, – срочно пригласи Веронику Андреевну и проводи докторов.

   Вероника ехала на комбинат, прекрасно зная, что муж может сам оказать помощь не хуже ее. Но, видимо, обстоятельства не позволяют ему, не хочет демонстрировать свои способности еще и в медицине. Она вошла в кабинет, присела на диван к больному. Собянин лежал с расстегнутой рубашкой, тяжело дышал и постоянно потирал рукой грудь.

   – Сдавило все и жжет сильно, – произнес он.

   – Обычные проявления инфаркта, но ничего, сейчас все поправим, – она застегнула ему пуговицы на рубашке, – вставайте.

   – А сердце? – Собянин удивленно глянул на нее, начиная понимать, что боль и жжение ушли.

   Он встал, походил по кабинету и даже присел несколько раз – сердце работало ровно и ничего не болело.

   – Благодарю вас, вы жена Николая Петровича? – спросил он.

   Ковалева утвердительно кивнула головой.

   – Вот если бы ваш муж также бы умел делать свое дело... еще раз спасибо.

   – Муж работает не хуже и полагаю, что скоро вы в этом убедитесь. Ладно, сами здесь разберетесь, мне пора.

   Ковалева подошла к Николаю, не стесняясь поцеловала его в щеку и вышла.

   – Алла, сделай нам чайку покрепче, – попросил он секретаршу, – продолжим разговор, господа.

   – Чаю я, естественно, выпью, но говори-не говори – останусь при своем мнении, – ответил Собянин. – Более того – я отказываюсь от вашего двигателя, найду другого производителя. Время потребуется, но ничего не поделать.

   – Это вряд ли, – усмехнулся Ковалев, – выпьем по чашечке чая и пойдем смотреть двигатель живьем.

   – Не собираюсь и не пойду, – заартачился Собянин, – еще чего – радиацию хватать...

   – Наш двигатель сейчас установлен на испытательном стенде, вы можете посмотреть его в рабочем состоянии, оценить габариты для мопеда, как вы выразились. Он создает необходимую тягу, а радиометрические приборы совершенно не фонят, радиоактивное излучение не проникает через миллиметровую оболочку, которая обладает десятикратным запасом прочности, чтобы выдержать ядерный взрыв, удержать его внутри.

   – Да, да – двигатель в форме ступы и метла сбоку... сказки я сам умею рассказывать, – ответил с усмешкой Собянин.

   – Вы все-таки обязаны моей семье, Яков Станиславович, приглашаю вас к стенду от имени моей супруги, – хмуро произнес Ковалев.

   – Бьете ниже пояса, Николай Петрович, вынужден пойти.

   На испытательном стенде он изумленно-шокирующе разглядывал работающий двигатель, лично проверял показания приборов, измеряющих тягу, замерял уровень радиации и ничего не понимал, повторяя: "Этого не может быть, этого не может быть". Он все ходил около ревущего двигателя, возвращался к приборам и вновь к двигателю.

   Только через час они вновь собрались в кабинете Ковалева.

   – Предлагаю оставить восхищения и поздравления для других сотрудников наших КБ. Принцип работы ядерного двигателя известен давно и реально его пытались сделать еще в середине прошлого века. Основная схема сохранилась и в моем двигателе, ничего нового я здесь не изобрел. Однако, инновации все же присутствуют – это особо прочный корпус, толщина которого до последней минуты вызывала у некоторых сомнения, само радиоактивное вещество, замкнутость цикла. Двигатель не подлежит ремонту, он не разборный, срок его службы пятьдесят лет, после этого его можно переустановить на автомобиль из-за потери тяги, но для машины она будет достаточной еще не один десяток лет. Самолет с таким двигателем не требует топлива и может находиться в непрерывном полете сколько угодно по времени, хоть все пятьдесят лет без посадки. Вся соль в этом тоненьком корпусе, который способен удержать реакцию ядерного взрыва, его температуру и не требует охладителя. Так что никто над вами не издевался, Яков Станиславович, и ниже пояса не бил, чертежи вам прислали настоящие. Не хотите брать двигатель – не надо. Другие КБ и места найдутся. Извините, не планировал столько времени тратить на уговоры упертых питекантропов от академии, другие дела имеются. До свидания.

   Он первым вышел из кабинета, оставив ошеломленных гостей. Они кинулись следом, но Ковалева уже след простыл. В приемную неожиданно вошел Войтович, представитель государства, если можно так выразиться. В Москве знали о разногласиях Собянина и Ковалева, о их встрече и специально направили Войтовича, чтобы два конструктора дров не наломали.

   – Извините, рейс задержали, не успел к началу разговора. Устранили спорные вопросы? – первым делом спросил он.

   – Не было никаких вопросов, кроме моего неверия в гениальность Ковалева. Обидел человека, – с сожалением ответил Собянин, – вел себя, как упертый баран и не оправдываю себя тем, что в это действительно невозможно поверить. Он действительно даже не кандидат наук?

   – Действительно, – подтвердил Войтович, – говорит, что некогда ерундой заниматься, жалко времени на никчемную писанину. Профессор или не профессор – что это меняет для дела?

   – Владимир Павлович, вы не правы, – возразил Собянин, – ученая степень, звание – это все-таки признание, это, наконец, деньги, пусть и небольшие. Он мальчишка еще совсем, но в науке всех нас обошел. Не правильно, – повторил Собянин, – не правильно, такому можно присвоить ученую степень без защиты по результатам. И не можно, а нужно. Я академик и со своей стороны этот вопрос инициирую. Надеюсь вы, Владимир Павлович, меня поддержите?

   – Безусловно поддержу и сам, в том числе, выйду с соответствующим ходатайством, – довольно ответил Войтович.

   * * *

   Петровский Федор Иннокентьевич с женой и дочерью Ольгой ужинали. Она так и не вышла замуж, не видела достойных кавалеров вокруг себя, все ища принцев на белом коне. Кто-то не подходил фигурой и лицом, кто-то образованием и положением обществе. Характер, душа, наклонности Ольгу не интересовали. Родители прекрасно это знали, но сделать уже ничего не могли – поперек лавки не положишь.

   – В нашей научной среде еще один доктор наук появился, совсем еще мальчишечка, двадцать два года, – произнес Петровский.

   – И что тут удивительного? – усмехнулась Ольга, – это ты, папа, взяток не берешь, а другие еще как хапают. Купить докторскую – кого ты этим изумить хочешь?

   Отец даже поперхнулся, ответил не сразу, прокашлявшись:

   – У тебя только одно на уме – взятки и связи. Если человек продвинулся, то по блату или за деньги. Когда только осознаешь, что у людей еще голова имеется.

   – Головы, папа, в Советском Союзе остались, сейчас рыночные отношения, все вопросы решают деньги и связи. Посмотри на золотую молодежь – на Мерседесах ездят, фирмами владеют, и ты хочешь сказать, что у них головы есть? Все у них есть, кроме ума и совести. А если бы богатого папочки не было, то двор бы подметали на улице и ходили пешком.

   – Такое тоже присутствует, – согласился отец, – но большинство все же благодаря своему уму и труду пробиваются в жизни.

   – Папа, не смеши меня – умом и трудом пробиваются как раз не многие, а единицы. Ты на меня посмотри – я университет окончила, а устроиться на работу не могу: везде требуется сотрудники со стажем. Но и без стажа устраиваются по рекомендациям и взяткам, то есть опять же деньги и связи.

   – Доченька, ты нашего соседа помнишь? – вмешалась в разговор Нина Степановна, – он детдомовский, какие у него могли быть деньги и связи? Человек сам себе дорогу пробил.

   – Подумаешь... владелец завода, – фыркнула Ольга, – неизвестно, мама, как он этот завод в собственность получил. Наверняка нож к горлу подставил и заставил на себя переписать. Теперь, конечно, богатый Буратино, в коттедже живет, а квартира пустует... кому-то жить негде.

   – Сосед... когда-то ты им брезговала... девять классов, – усмехнулся грустно отец, – конечно, ты студентка второго курса, а у него девять классов. Ты только что университет закончила, а он доктором наук стал, академиком, про него я в самом начале говорил. Без всяких связей и денег... Невесту его служанкой называла, а она врач и на всю страну гремит. Если бы не твои амбиции, то могла бы и женой Николая стать, сейчас бы работала и с охраной ездила. Говорил же я тебе, что мальчик умный и перспективный, а ты, как дура, зациклилась на его девяти классах. Девять классов... академик он теперь, лауреат Государственной премии, а не девять классов.

   – Так вот оно в чем дело – зятя перспективного потеряли, – с сарказмом ответила Ольга, – я из себя служанок разыгрывать не умею и передок не подставляю. Конечно, теперь эта каланча знаменитая, пусть он на нее и заглядывается, ублажает и на цыпочках ходит.

   – Такой на цыпочках ходить не станет, – возразила мать, – не хотела говорить – видела его недавно: генерал, а на груди звезда Героя Труда.

   – Ты что-то попутала, мама.

   – Ты же умной себя считаешь, – усмехнулся отец, – подумай, кому могут генерала дать и Героя Труда, а не Героя России.

   – Академик... На оборонку что ли работает?

   – Хоть это сообразила, умница ты наша. Чего теперь рассуждать, сама все потеряла. Не писала бы на него заявление в полицию – могла бы и на работу устроиться. По связям, как ты говоришь.

   Отец вздохнул и вышел из-за стола, ушел в комнату. Нина Степановна осталась с дочерью на кухне.

   – Отца пригласили работать на комбинат, – осторожно произнесла она, – не решается он, боится, что ты что-нибудь, где-нибудь ляпнешь про нашего бывшего соседа.

   – При чем здесь Николай и комбинат? – удивилась Ольга.

   – Он там руководитель, генеральный конструктор, генерал, – ответила мать. – Комбинат – только название, это целый научно-производственный комплекс, конструкторское бюро и заводские цеха. Предлагают зарплату в два раза больше отцу, наверняка про него сам Николай Петрович вспомнил. Если отец согласится, ты уж, доченька, называй бывшего соседа по отчеству. Все-таки оборонка, там могут и телефоны прослушивать.

   – Но это же незаконно, мама.

   – Законно-незаконно... я к слову. Может и тебя потом отец на комбинат пристроит. Николай Петрович сам всего добился, я его очень уважаю.

   – Хорошо, мама, не волнуйся, – Ольга улыбнулась, – вашего любимчика обижать не стану. Он как Ломоносов в лаптях пришел и ученым стал – таких единицы, мама.

   На следующий день Петровского пригласили на комбинат. Утром и вечером к нему ходили служебные автобусы, но можно было доехать и на маршрутке до отворота с трассы, а там рукой подать. На КПП провели досмотр, паспорт сверили со списком приглашенных и направили в кадры. Там еще раз проверили документы и повели по длинным коридорам в другой корпус. Ковалев принял его лично.

   – Присаживайтесь, Федор Иннокентьевич, как ваша семья, все здоровы?

   – Спасибо, Николай Петрович, все хорошо.

   – Тогда к делу. Полагаю, что вы понимаете схему цепной ядерной реакции и объяснений здесь не требуется.

   – Схему – да, – согласился Петровский.

   – Мгновенное деление и взрыв. Но, предположим, что деление произошло в замкнутой прочной оболочке, которая не дала возможности ядерной реакции выплеснуться наружу, не хватило силы прорвать ее и она затаилась. Если в этой оболочке проделать миллиметровое отверстие, то энергия станет вырываться наружу по типу водомета, создавая определенную тягу. Условия задачи: оболочка объемом ноль пять кубометра, один грамм урана внутри. Необходимо математически рассчитать диаметр отверстия для создания определенной силы тяги и на какой период работы хватит одного грамма урана? Вы можете провести такие расчеты, Федор Иннокентьевич?

   Петровский задумался, ответил не сразу:

   – Деление урана должно достигнуть критической точки и прекратиться, поскольку оболочка не дает произойти взрыву. Собственно, микровзрыв произошел, но не вырвался наружу и заполнил весь объем до предела. Одни атомы перестали бомбардировать другие – места нет. Теоретически рассчитать можно, но придется работать с компьютером, способным управляться с цифрами в сотой или даже тысячной степени. Архимизерную часть урана, пошедшего на деление высчитать можно, как и время выхода через отверстие в миллиметр. Мне неизвестно – существуют ли формулы расчета подобной тяги в зависимости от диаметра отверстия?

   – Кое-что есть, но многое придется рассчитывать в ходе экспериментов и проверять итоговые цифры на стендах, так как уран в чистом виде использоваться не будет – в основном ядерные отходы, которых у нас в стране переизбыток. Вы математик, Федор Иннокентьевич, и если чувствуете в себе силы заниматься подобными расчетами, то комбинат принимает вас на работу. Что скажете?

   – Можно попробовать, Николай Петрович, но как же радиация?..

   – По этому поводу не волнуйтесь, абсолютно никакой радиации. Благодаря существующим фильтрам из сопла емкости выходит только тепловая энергия огромной температуры и силы, никакого излучения. Как мы этого добились – вопрос не вашей компетенции, здесь у каждого свой допуск секретности. У вас всегда будут исходные данные – объем емкости, сила тяги, которую необходимо получить, и конкретный состав ядерных отходов. Вы же даете ответ о необходимом количестве топлива, допустим, на сорок лет работы по замкнутому циклу и диаметре сопла. Всего две цифры, которые от вас требуются, – еще раз кратко повторил Ковалев. – Сколько вы получали в университете?

   – На руки тридцать, – ответил Петровский.

   – Да-а, маловато, – хмыкнул Ковалев, – семьдесят вас устроит?

   – Конечно, – обрадованно ответил Петровский.

   В кадрах он дал подписку о неразглашении и сразу направился в университет увольняться. Дома с восторгом рассказывал о комбинате. Ольга все-таки задала вопрос:

   – Ты же чистый математик, папа, не физик, станешь рассчитывать траектории полета ракет? Не танки же вы там производите.

   – Не танки, это точно и не ракеты. Комбинат производит краску, – ответил отец.

   – Лапшу на уши можешь другой вешать – генералы краску не производят. Нельзя говорить – так и скажи, зачем же лгать – обиделась Ольга.

   – Если секрет, то не надо было и спрашивать, – недовольно ответил отец, – ты наверняка читала, смотрела по телевизору или где-нибудь слышала, что самолеты на определенной высоте обледеневают, тяжелеют и падают. Такие случаи редки, но бывают. Перед полетом самолеты обрабатывают специальной жидкостью. Если взять всю Россию с гражданскими и военными самолетами, то подобной жидкости требуется огромное количество, десятки тысяч тонн, а это деньги, большие деньги. На комбинате изобрели специальную краску, состав которой является государственной тайной. Такой краской покрывают самолет единожды, и он не обледеневает на высоте. Двойная, тройная экономия – красить новые самолеты все равно надо и не требуется антиобледеневающей жидкости.

   – Фу, я то думала, что комбинат чем-то серьезным занимается, – произнесла Ольга.

   – Ты все время где-то в облаках витаешь, – урезонила ее мать, – экономия для страны в миллиарды рублей и папина зарплата – разве это не серьезно?

   – Серьезно, – небрежно ответила Ольга, – навоз вывозить на поля тоже серьезное и нужное дело. Повышение урожайности приносит стране немалый доход, но генералов, почему-то, навозникам не присваивают.

   – Откуда в тебе столько ненависти к Николаю Петровичу? – ужаснулась мать, – может ты влюбилась в него?

   – Размечтались... – ответила Ольга и ушла на кухню.

   – Вырастили доченьку... – вздохнул отец. – Нет, любовь так не проявляется. Наверное, он нравился ей, а когда не обратил внимание на нашу цацу, то ее заело, вот и выплескивает свою дурость через край.

   Нина Степановна согласно кивала головой в раздумьях, поведение дочери ее настораживало и угнетало, но она была единственной и любимой дочерью, не смотря ни на что.

   Постепенно на комбинате производство двигателей отладилось. Президент Романов читал обзорную справку, составленную Войтовичем.

   "... научно-производственный комбинат начал серийный выпуск двигателей для истребителей и стратегических бомбардировщиков нового поколения, для надводных и подводных кораблей военно-морского флота. Ядерные двигатели работают по замкнутому циклу, безопасны для окружающей среды и людей, срок гарантии установлен в сорок пять лет, в качестве топлива используются отходы атомного производства. Цена на двигатели ниже получаемых ранее керосиновых, обслуживанию и ремонту в течение гарантийного срока не подлежат. С учетом строительства новых кораблей, самолетов и танков из жести, последующим покрытием краской и отсутствием необходимости в топливе, их себестоимость снизилась в разы, что позволяет экономить более двадцати триллионов рублей в год.

   Технология производства краски – в жидкости неизвестного состава растворяется любой металлический лом, компьютер определяет состав вещества и в который добавляются неизвестные ингредиенты в небольшом количестве. В спецлаборатории не смогли определить состав жидкости для растворения металла, взятой неоднократно для исследования, как и состав самой краски. Кроме того, на комбинате жидкость растворяет металл, а в спецлаборатории нет, она не вступает в реакцию ни с чем и спектральному анализу не поддается. Программисты пытались скачать и проанализировать компьютерные программы на комбинате, но взломать пароли не смогли, как и скачать программы в рабочее время".

   О самом Ковалеве ни слова, подумал Романов, откладывая справку в сторону. Видимо его гениальность и взлет, молодость многим не дают покоя, все хотят знать его тайны. Что мы имеем на сегодняшний день? Бесспорно, самую боеспособную и лучшую армию в мире, которая может разгромить блок НАТО в считанные дни. Если бы американцы имели подобное вооружение, то Россию уже давно бы стерли с лица земли и пользовались ее природными богатствами. Он пригласил к себе начальника СВР (служба внешней разведки).

   – Что поговаривают за рубежом о нашем новом оружии? – спросил Романов.

   – Разведки НАТО не считают, что у нас появилось принципиально новое оружие, – ответил начальник СВР, – однако, они обеспокоены появлением у нас новых технологий, способных путем модернизации качественно улучшить имеющееся вооружение. Они очень обеспокоены появлением нашего стратегического бомбардировщика у непосредственной границы США. Средства ПВО его не обнаружили, на самолет случайно наткнулся их истребитель и сообщил на землю. В результате проверки сделан вывод – наш бомбардировщик старой конструкции, но с новейшим покрытием, способным отражать лучи радаров. До американцев докатились слухи о производстве необычной краски в городе Н-ске, и они в настоящее время разрабатывают операцию по проникновению на комбинат. Сроки и лица нам пока неизвестны.

   – Это очень важная информация, почему сразу не доложили? – возмутился Президент.