Текст книги "Короткое время бородатых"

Автор книги: Борис Екимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

2

Колька заявился поздно. Андрей уже все лагерное жилье обошел, прикинул, сколько ручек дверных нужно, оконных запоров и прочего. А теперь он в том самом угловом вагончике, горелом, обугленные листы фанеры отдирал. И тут в дверях показался вчерашний приятель. Вид у него был аховый: густая цементная пыль покрывала его с ног до пят. Даже брови белесыми стали, пушистыми, и чубчик.

– Витька не приходил? – подозрительно спросил Колька, оглядывая вагончик.

– Что за Витька?

– В кожаной фуражке, такой... задавучий.

– Не было кожаных фуражек, – в тон ему серьезно ответил Андрей.

– А придет, так вы его гоните в шею. Он эту фуражку спер у геолога, в прошлом году. Брехучий такой... Он и у вас может своровать.

– Примем меры, – пообещал Андрей и расхохотался, увидев, как тоненькая струйка цементной пыли скользнула из Колькиного уха и рассыпалась на плече.

– Слушай, Кольк, кто это тебя в цементе-то купал?

– Сам купался. А что, видно? – отряхиваясь, спросил Колька.

– Немного есть.

– Это мы с вышки прыгали. Высоко.

– Прямо в цемент?

– Ага. В яму. Мягко, не разобьешься и ноги не сушит.

– Вот мать тебе порки даст.

– Не-е, она меня не порет.

– Ну, отец. Он-то уж выпорет. Да?

Колька поднял голову и, глядя Андрею в глаза, сказал:

– Ты меня про отца не расспрашивай. Ладно?

– А я тебя не расспрашиваю, – растерянно ответил Андрей.

– И потом не расспрашивай. Никогда. Тебе ведь он не нужен, правда?

Андрей отвернулся.

– Вон молоток, – сказал он притворно-равнодушным голосом. – Вон клещи. Давай-ка из этих листов гвозди вынимай. Сможешь?

Молча взяв инструмент, Колька потянул обгорелый лист фанеры к дверям, к свету.

И так они молча работали, каждый свое, пока Гриша не подошел.

– Андрей, – спросил он, – ты здесь? А-а, старый друг, здравствуй, увидел он Кольку. – Андрей, тебе надо что-нибудь, гвозди и прочее?

– Надо, конечно. Ручки, шпингалеты... Потом вот здесь, погляди, погорело все. Фанеру, наверное, надо.

Григорий легко прыгнул в вагончик, минуя ступени.

– Не обязательно фанерой. Прессованный картон можно или сухую штукатурку. Что будет, посмотришь. Значит, так, иди в контору, выписывай что нужно и на склад. Для нас возьмешь гвоздей на сто пятьдесят, сотку, семидесятку по пол-ящика. И ящик пятидесятки. Скоб больших три десятка и четыре рулона рубероида. А мы поехали за горбылем и стойками. Понял?

– Подожди, подожди, – испуганно проговорил Андрей. – Куда я пойду? Я никого не знаю. Может, ты сам, а? Я ж ничего не знаю.

– А чего знать, – недовольно пробурчал Колька. – У Клавдии выписать да идти к тете Варе.

– Вот! – обрадованно сказал Григорий. – И все дела. А ты боишься. Давай, Николай, действуй. Бери его на буксир. Скачите, получайте. Только все записывайте.

В конторе строительного участка Колька решительно миновал людный коридор, без стука толкнул дверь с табличкой "Начальник участка". Андрей следовал за ним.

В тесной прихожей молодая женщина неуверенно выстукивала на машинке. Колька подошел к ней.

– Вот, – сказал он, показывая головой на Андрея. – Студент. Надо ему выписать.

Женщина машинку оставила, подняла глаза.

– А мой Прокопов вас ждет, ждет, – радостно сказала она. – Прямо не дождется.

Она была молодой, но, конечно, старше Андрея. И лицо симпатичное, правда, несколько грубоватое: слишком широкие брови, а большой рот подчеркивала яркая губная помада.

Они познакомились.

– Ой! – обрадованно воскликнула Клавдия, поднимаясь из-за стола. – А у меня если б мальчик родился, его б тоже Андреем назвали. Ей-богу. Мой Прокопов так и сказал: если мальчик – Андрей, девочка – Лена. Девочка родилась.

Фигура Клавдии особой пышностью не отличалась, но почему-то тесной казалась на ней одежда, словно выросла она из нее. Юбка на бедрах лежала туго, даже две кнопки расстегнулись, выказывая что-то светлое. Белая прозрачная кофточка врезалась под мышками, остро обтягивала груди.

– Мой Прокопов так обрадуется...

– Гав, гав, – раздалось вдруг из-под стола, и большая желтая собака вылезла на свет, подняла к Андрею голову: что, мол, за человек?

– На место, Болтун, лежать! – крикнула Клавдия.

Болтун поглядел на нее, зевнул, клацнув пастью, и остался стоять.

– Не бойтесь. Это мой ревнивый Прокопов, – засмеялась Клавдия, сторожа оставляет. Лежать, Болтун!

Болтун ухом не повел. Уселся, кренделем расстелив по полу длинный пушистый хвост, и по-прежнему глядел на Андрея.

– Выпишите нам, – с опаской поглядывая на собаку, сказал Андрей, гвоздей, скоб, рубероида... Вот по этому списку, – и протянул Клавдии бумажку.

– Берите пока так. А на той неделе сразу на все накладную выпишем. Ладно? Тетя Варя знает.

В конторском коридоре было по-прежнему людно. Колька, оглядевшись, дернул за рукав невысокого мужчину.

– Дядя Степа, – сказал он, – иди сюда.

– Чего тебе, Никола?

– Вон студент, – показал Колька на Андрея. – Им надо со склада везти. Им много всего получать у тети Вари.

– Ну, поидемо, – согласился Степан. – Хлопцы! – громко сказал он. – Кто будет меня шукать – с ребятками поихал до складу.

Степан был по-мальчишески худощав и мал ростом. Белобрысый, с редкими бледными веснушками, он казался безбровым, и на красноватых веках ресниц не было видно. Зато ржавая поросль щетины полумесяцем покрывала лицо от уха до уха.

На складе управились быстро, правда со Степановой помощью. Сам бы Андрей год разбирался, какие гвозди "на пятьдесят", а какие "на сто пятьдесят". Но главной радостью были, конечно, не рубероид и не гвозди. Андрей увидел на складе белые высокие шкафчики и такого же цвета столы и, указав на них, с неожиданной для себя смелостью спросил у кладовщицы:

– Для медпункта нашего можно взять?

Кладовщица сразу же согласилась да еще стулья дала и разыскала где-то настоящую больничную кушетку.

Андрей ликовал, представляя, как обрадуется этому богатству Рита. Он даже в кабину не полез, а остался в кузове оберегать, чтобы не опрокинулась и не сломалась какая-нибудь вещь на тряской дороге.

Две девушки в серых комбинезонах тащили по обочине козлы, сбитые из толстых плах. Тягач, резко свернув, подъехал к ним.

– Давай помогнем! – крикнул им Степан. – А то грыжу наживете, и никто замуж не возьмет.

Андрей спрыгнул на землю. Козлы, и вправду, оказались тяжелыми. А когда сгрузили их возле одного из домиков, Степан заглушил мотор и вышел.

– Покуримо с хорошими девчатками, – сказал он. – Поцелуйте меня, девки, за подмогу.

– Об тебя все губы подерешь. Вон какую щетину отпустил.

– Верите, девчатки, – сокрушенно сказал Степан, трогая небритые щеки, провлока какая-то лезет, и все. Прям провлока. Сажусь бриться и криком ору, дуриным. Слезы льются. От скажите, почему она у меня конская какая-то лезет или свиная, но никак не людская щетина.

– Это ты у мамки у своей спрашивай, – засмеялась одна из девушек. Може, и вправду...

– Ой, хватит тебе, – укоризненно остановила ее другая, и к Андрею повернулась, спросила. – Вы из отряда, наверное, студент?

– Да.

– Давайте знакомиться. Меня Наташей зовут, а ее Тоней.

Андрей назвал себя.

– Ко-оля, Коль, а ты чего к нам не выходишь? Серчаешь?

Колька вылез из кабины.

Андрея удивил голос девушки. Он был мягким, низковатым, грудным, и местное оканье в нем звучало приглушенно, придавая словам такую выразительность, певучесть, что хотелось слушать его.

– А что вы будете здесь делать? – спрашивала между тем Наташа.

– Дома строить, – ответил Андрей, – и еще что-то.

– Склады берите, там самый калым, – посоветовала Наташина подруга. – За два месяца хорошо можно заработать. Если толково, конечно.

– Мы в основном бестолочь, – кисло улыбнулся Андрей.

– А-а-а, – махнула девушка рукой, – тогда конечно...

– Ну, что уж ты, – перебила ее Наташа. – Научатся. – И Андрея успокоила: – Научитесь. Это только сперва страшно. Я, как начала работать, сначала тоже боялась. Штукатурю, а сама думаю: "Что-то будет, вдруг все отвалится... Стыд-то какой". Сама себя разволную, даже руки трясутся. Дура была. А спокойно начала – все и получается. Вы тоже не трусьте. Все выйдет.

Андрей глядел на девушку. Ему нравился не только голос ее, но и мягкий овал лица с крепким подбородком, светлые глаза, небольшой, чуть курносый нос, легкая смуглота.

– Спасибо, – сказал Андрей. – Если б по-вашему... – И на минуту поверил, что правду говорит эта славная девушка.

– Сиди не сиди, – поднялась Наташина подруга, лениво, с хрустом потянулась, – а работать надо...

Андрей помог козлы в коридор дома втащить. А потом, в тряском кузове тягача, в шуме мотора, попытался повторить милый, никогда прежде не слышанный выговор девушки: "не беспокойтесь... получится..." Конечно же у него ничего не получилось.

3

Отряд ожидали с минуту на минуту. На станцию уехали Григорий с Володей и, конечно, Славик. Без его гитары какая встреча! Остаться пришлось Андрею и Зое. Нельзя было кухню бросать, там еда готовилась: суп с тушенкой да гречневая каша из концентрата.

Причин для беспокойства вроде не было. В вагончиках кровати стояли с аккуратно заправленными постелями. На кухне дымилась большая беленая печь, а рядом тянулся длинный навес с дощатым полом и столы со скамейками. В общем, "Трактир "Комариный звон", как сообщала вывеска, готов был принять гостей. На печи объемистые кастрюли побулькивали...

Но Зоя успокоиться не могла. Ей все казалось, что в последний момент обнаружится какое-то ужасное упущение и все пропадет, весь их недельный труд пойдет насмарку.

– Со-оль! – закричала она вдруг. – Со-оли нет!

– Да целый ящик за печкой, – успокаивал ее Андрей.

– На стола-ax нет, понимаешь!

Андрей послушно насыпал в банки соли, расставил их по столам.

– Ну, вроде все? – сама себя спросила Зоя и снова вдруг всплеснула руками. – Цвето-ов! Цвето-ов нету!

– Чего? – удивился Андрей.

– Цветов!

Колька, сидевший здесь же, презрительно фыркнул.

– Откуда здесь цветы? – спросил Андрей. – На болоте цветы откуда?

– Хоть зелени, веточек... – умоляла Зоя. – Без них виду нет, Андрюша.

– Ладно, принесу.

Колька пошел с ним, пробурчав:

– Она еще не то придумает...

Но тайга лежала рядом, и вовсе нетрудно было наломать березовых и молодых еловых веток с маленькими зелеными твердыми шишками.

Прежде чем в столовую идти, Андрей повернул к вагончикам.

– Ты куда? – спросил его Колька.

– Подожди здесь, – ответил Андрей.

Колька, конечно, поплелся следом. И когда в вагончике медпункта Андрей долго пристраивал веточки и в кабинете, и в Ритиной комнате. Колька спросил:

– А у нее витамины есть?

– Есть, есть.

– Она их будет давать, не жадная?

– Будет, будет, – успокоил его Андрей.

– Невеста, что ли, твоя, – догадался Колька.

– Какая невеста, – смутился Андрей и легко мазнул ладонью по голове мальчишки. – Просто хорошая девушка. Вот увидишь... Пошли. – И первым сбежал по ступеням на землю.

И тут издалека послышался гул моторов – это, конечно, отряд ехал. Сквозь рев тягачей пробивалась музыка и песня.

Андрей кое-как еловую и березовую зелень по столам распихал и бросился навстречу машинам. На первой ехал оркестр. Тот самый, знаменитый Славкин: две гитары, аккордеон, труба, кларнет, сакс и ударник. Над кабиной корявый плакатик: "Не построим – так развеселим!" На поселковой улочке, на глазах у людей, оркестр начал стараться вовсю. Получалось громко и весело. С трудом держась на ногах в качающемся на ухабах тягаче, оркестранты выделывали по кузову такие невообразимые па, что люди, глядевшие на них, за животы хватались. Славик со своей гитарой, конечно, всех перещеголял, явно придуриваясь.

Тягачи подкатили к лагерю и встали. Посыпались из кузовов люди, рюкзаки, чемоданы. Оркестр смолк.

И тогда Зоя, вспомнив свои обязанности, снова юлой завертелась и закричала Андрею:

– Иди! Попробуй! Может, недосолено! А то сейчас придут!

Андрей отмахнулся и, уйдя на самый край длинного ряда столов, уселся там.

– Ну ты, Коленька! – попросила она Кольку, он рядом был. – Я же все во рту пожгла и не чувствую. Ко-оля!

Колька смилостивился и подошел к плите. Он начал прихлебывать из миски, снимая пробу, когда на кухне появилась врачиха Рита. Андрей вначале не заметил ее, он шарил глазами по зеленой толпе у тягачей.

– Здравствуйте, – сказала Рита. И Андрей поднялся на ее голос. Он не дошел до кухни, когда услышал негодующее:

– Эт-то что такое! – воскликнула Рита. – Мальчик, мальчик, а ну сейчас же уходи отсюда. Немедленно! Если он голоден, то покормите его где-нибудь... Но здесь! Иди, мальчик, иди!

– Это же Колька... Наш Колька, – сказала Зоя.

Андрей же стоял, не шевелясь.

– Никаких Колек! – отрезала Рита. – За санитарное состояние в отряде отвечаю я! Вы что, инфекцию хотите...

– Сама ты инфекция, – опомнившись, отрезал побледневший Колька. Ходячая! Супу я твоего не видел! Подавись им! – и решительно подтянув штаны, зашагал прочь. Штаны тотчас же опять спали. Только лямка их поддерживала, через плечо. И они просторной юбкой болтались на тонкой пояснице. Колька засунул руки в карманы, чуть сгорбился, большие лопатки его жалкими крылышками торчали на тощей, дочерна загорелой спине.

– Зачем ты на него... Что он тебе... – задохнувшись от обиды, сказал, подбегая к Рите, Андрей.

– Но это же кухня. А он такой грязный. Это же ходячая инфекция. Вы хотите, чтобы весь отряд слег, да?

– Да это же Колька, – снова растерянно повторила Зоя.

– Эх ты... – махнул рукой Андрей и бросился за мальчишкой.

Он догнал его быстро, но понимал, что останавливать Кольку сейчас нельзя и трогать словом нельзя. Они пошли рядом. Колька коротко взглянул на Андрея – не то фыркнул, не то всхлипнул – и продолжал идти так же быстро, сгорбившись, чуть враскачку.

Лучше бы он заплакал, этот мальчишечка! И тогда Андрей, наверное, сумел бы его как-то приласкать, успокоить. Но, прожив рядом с ним неделю, Андрей почти твердо знал, что Колька не заплачет. И это было плохо. Андрей понимал ту боль, горечь, обиду, несправедливую обиду, которую чувствует сейчас Колька, и ничем ему помочь не мог. Он только шел рядом, ожидая, когда мальчик остановится или заговорит.

Наконец Колька стал отходить. Он пошел медленнее, дважды подфутболил ногой жестяную банку, а потом пробурчал:

– Иди, чего ты... а то она и на тебя заорет. Скажет, заразы набрался... от меня.

– Брось ты, Колька. Она же не знала, кто ты.

– Не знала, значит, орать надо, да? А говорил, добрая...

– Зверь страшной! Куда полез! Вот я счас тебя шелужиной! – раздался вдруг пронзительный крик.

Андрей поднял голову: невдалеке, возле скопища вагончиков, бабка сидела, а рядом с ней табунок малой ребятни копошился.

Темнолицая старуха в белом платочке коршуном восседала на высоком кряжистом пне и оттуда зорко поглядывала на свою желторотую команду, при случае покрикивала:

– Петька! Не трожь ее! Не трожь, а то счас заработаешь! Ты куда полезла, Анютка!

– Это все ее, что ли? – удивился Андрей.

– Бабушка Катя. У нее Вася с Таней, остальных люди приносят. Шурик, Шурик! – позвал Колька.

Ребятишки головы подняли, настороженно на Андрея стали глядеть. Один из мальчишек заковылял к Кольке, улыбаясь и курлыкая:

– Оля... Оля...

– Бабушка Катя, я Шурика поведу кормить. Скоро мама придет.

– Забирай, забирай... – и тут же, приподнявшись над пнем, крикнула: Счас, счас, иду! Счас заработаешь, зверь страшной!

Колька мальчишку на руки взял, сказал Андрею:

– Понесу его. Кормить надо.

– Ладно, неси. Но ты приходи к нам. Ты на нее не обращай внимания. Мы ей все объясним, понял. Приходи, не бросай нас.

– Приду, – сказал Колька. – Я вас не брошу. Я ведь не с ней дружу, верно. Не сегодня только приду, потом.

Он ловко пересадил Шурика на закорки и помчался вприпрыжку, козлом. Маленький братишка его радостно визжал, закидывая головенку.

А лагерь по-прежнему гомонил: и по вагончикам суетня шла, и возле. Обедали в столовой, курили подле нее. На кухне уже хозяйничали поварихи, а Зоя сидела рядом, у поленницы дров, на чурбаке. Андрей подошел к ней.

– Ну что? – спросила Зоя. – Он не плакал, а? Успокоил ты его? Куда он пошел?

– Колька не заплачет. Домой пошел.

– Знаешь, Андрюша, до чего я не люблю вот таких горластых. Все-то они знают. Да и не знают, наорут, наорут... – опустила она голову. – Мне прямо сразу все здесь разонравилось. Так нехорошо. Ни на кого глядеть неохота. Плюнула бы да ушла. – Потом она поглядела на Андрея и добавила. – Тебе, правда, может, неприятно все это слушать. Ты же к ней какие-то чувства, говорят, питаешь.

– Хватит тебе... – поморщился Андрей.

– Зо-оя! Андрюша! – послышался из лагеря голос Володи. – Идите сюда!

– Иде-ом!

Ребята уже в новую форму оделись: энцефалитки, накомарники. У Володи, конечно, треугольник тельника виднеется на распахнутой груди.

– Давайте, – сказал он, – получайте спецодежду.

– Зоя, послушай, надо окончательно решить, – тронул девушку за плечо Григорий. – Я сейчас разговаривал с командиром. Может, ты завхозом будешь, а? Получать и покупать продукты, помогать девчатам, инструмент выписывать, материалы. Белье постельное. Работы много.

– Чтобы с этой... – негодующим шепотом проговорила Зоя. – Чтобы эта горластая мною командовала...

– Ты это брось, – сказал Григорий. – Ты только со своей колокольни смотришь. Она, конечно, погорячилась. Я ей сказал. Но и ее надо понять. Столько людей... Не дай бог что... Какая-нибудь дизентерия. Это ж в один день весь отряд ляжет. Сто человек. Да еще карантин объявят. Вот и наработаемся. А ты сразу...

– Нет. Никаким завхозом я не буду. Как раньше договаривались, к Володе в бригаду.

– Тебе видней.

– Переодевайтесь и начинайте готовить инструмент. Топоры в вагончике. К вечеру чтобы все было готово. Смотрите, не плотницкие, а для леса. Завтра идем на лесоповал.

– Плотницкие... для леса... – передразнила Зоя. – Вроде я что-то понимаю. Толком не может объяснить. Все только командуют.

– Ну, не злись, Заяц, – взмолился Григорий. – Покажем. Прямое такое топорище, длинное.

– Так кого я должна благодарить!? – послышался Ритин голос. – Не медпункт, а чудо. Говорят, ты, Андрюша, постарался.

Зоя кошкой метнулась в вагончик. Андрей этого сделать, к сожалению, не мог.

– Шкаф, стол, даже кушетка!

Белая шляпа накомарника хорошо оттеняла смуглоту Ритиного лица, темные волосы.

– Спасибо, Андрюша! – говорила Рита, улыбаясь.

– Почему я, – быстро проговорил Андрей. – Это вовсе не я.

– А мне Володя...

– Володя это и сделал. Он у нас мебелью занимался. А теперь скромничает. – Володя удивленно округлил глаза. – Так что его и благодарить надо, а меня не за что, – сказал Андрей и, поднявшись в вагончик, зашел в свою комнату.

Из окна, прикрытого занавеской, он поглядел на Риту. Та разговаривала, смеялась. Она была красива. Но что-то хищноватое виделось Андрею в ее лице.

Рита скоро ушла, и Андрей вернулся к ребятам.

– Ты чего, а? – спросил Володя. – Ты же за ней... Зеленями ей там украшал, старался.

– Слушай, ты можешь отстать с Ритой своей...

– Любовь хр-рупнула, и, кажется, насовсем! – торжественно возгласил Славик. – И какая любовь...

– Гляди, Андрюшка, – предупредил Володя. – Я хоть и бывший, но мариман и такую девушку без надзора не оставлю.

– Смотрите, начальство пожаловало, – сказал Григорий.

По дороге к лагерю шел Лихарь, все в той же кожанке и кожаной фуражке, похожий на комиссара или чекиста далеких лет. А рядом с ним – невысокий, в плечах широченный мужчина, этот набычившись шел, руки в карманы.

– Бугаек! – восхищенно произнес Славик.

Клавдия подле них мелко вышагивала. Она разговаривала и хохотала, и, видно, кокетничала с молодым парнем в джинсовом костюме. А позади этой четверки уныло плелся желтый мохнатый пес. Мордой он почти до земли доставал, и хвостом по земле волочил. Тот самый пес, что на Андрея в конторе лаял.

Зоя из дверей вагончика сообщала:

– Здоровый – это Прокопов, ух, прямо кабан, начальник участка, с женой. А тот... Валерий Никитич, – жеманно проговорила она, – прораб.

– А ты откуда знаешь этого хлюста?

– Мы с ним познакомились и очень мило поговорили. Приятный человек.

– Ну-ну, неплохо начинаешь.

Начальство направилось к штабу. Прокопов и впрямь был на быка похож, породистого. Краснолицый, хмурый, большеголовый, стриженный коротко. Рукава клетчатой рубахи засучены, короткие мощные ручищи-маховики обнажены.

Они поднялись в штабной вагончик. Лишь Клавдия задержалась на ступенях.

– Болтун! Болтун! – кричала она. – Не ходи! Останься! Лежать!

Но Болтун, не внимая крику, прошел вслед за хозяином.

– Григорий! – крикнули из штаба. – Давай сюда. И Риту позови.

– А она-то зачем? – спросила Зоя.

– Третье лицо в отряде, замкомандира.

– Ну-ну...

– Хватит нукать, – сказал Володя, – ехать пора. Давайте топоры готовить.

Но Славик был занят: шляпу-накомарник уродовал. Он ее обруч гнул и прогибал – колдовал, одним словом.

– Не тебе говорят? – обратился к нему Володя.

– Спокойно, – погрозил ему Славик и надел на голову накомарник, превращенный в подобие лихой ковбойской шляпы. Затем суровую физиономию состроил и сообщил: – Дикий запад. – И неожиданно стрельнул указательным пальцем: – Пиф-паф!! Пиф-паф!!

– Я тебе про топорище говорю, пиф-паф – Запад, пальцем завтра будешь работать.

– Еще раз спокойно! Чего ты паникуешь? Я гитару, понимаешь, гитару вот этими руками делал, инструме-ент. А ты мне про какой-то колун. Тьфу, презрительно сплюнул Славик.

– Сделай, а потом плевать будешь! Ты, Зойка, не мучайся, я тебе сам сделаю.

– Я сама, Володя, что ж вы все за меня будете.

– Ну, гляди... Пойдемте, я заготовки дам и покажу. Ножи берите.

Сделать топорище оказалось и вправду трудно. Хоть Володя и заготовку выбрал и вчерне наметил. Но... мозоли от ножа получались хорошие, водяные, а топорище...

Андрей пришел в вагончик перед ужином и топор свой сразу же под кровать сунул. Не столько от людей, сколько от себя, глядеть не хотелось на неуклюжее свое детище.

Следом в дверь заглянула Зоя и спросила:

– Хотите похихикать?

– Изделием своим похвастать пришла, – догадался Славик. – Заходи, заходи...

Зоя шагнула в комнату, топор над головой подняла, продекламировала:

– Крушу вековую сосну!

Топорище у ее инструмента было явно женской рукой деланное.

– От смеха тайга будет валиться, на твое рубило глядючи! – расхохотался Славик.

Зоя от этих слов заскучала, но Андрей, за руку ее потянув, под Славкину кровать указал.

– Погляди, что там спрятано.

– Секрет фирмы! – запротестовал Славик. – Лицензию сначала купите.

Тогда Андрей свой топор показал, и Зоя повеселела.

Вскоре и Володя с Григорием появились. Они в штабе заседали.

– Ну, чего, чего там? – нетерпеливо спросил Славик. – Докладывайте!

– Чего... да ничего, – со вздохом ответил Григорий, приглаживая усики, и полез за сигаретой.

Курил он редко и всегда картинно, его, кажется, не дым привлекал, а сам процесс курения: тщательное разминание сигареты, обстоятельное прикуривание, дымовые кольца. Выпустив первый клуб дыма, Григорий показал на него рукой и проговорил:

– Вот он, наш договор со стройучастком, торжественно подписанный. Мастерская, спортзал, баня, пожарное депо, ледник – все, о чем говорилось в Волгограде, – забудьте. Из обещанного дают только склад и два дома. На остальное нет проектов, и вообще неизвестно, будем ли строить. Начальник стройучастка валит на Тюмень, мол, запросил проекты, а их не шлют. Еще нам дают три километра "лежневки" и лес валить. Противопожарную полосу на сто метров вокруг поселка. Вот так. Пил "Дружба" обещают дать штук шесть, но из них половина старые, приставок к ним нет ни одной. Вот такие дела.

– Как же так? – спросил Андрей. – Они же сами договор составили. Зимой еще знали, что приедем. Неужели за такое время нельзя было подготовить все? Я что-то ничего не понимаю. Или не нужны мы им?

– Я сам, братцы, мало что понимаю, – вздохнул Григорий. – На словах они вроде и рады. Мол, ждали, ждали, давайте, горим без людей. А с другой стороны, ох... – удрученно покачал он головой.

– Ну а что штаб решил? – спросил Андрей. – Сидеть же не будем?

– Что решил? Будем пока делать, что дают. Попробуем связаться с Тюменью. Думаю, что проекты достанем.

– Да-а... – скептически протянул Славик. – С таким комиссаром достанешь. Вот если бы я, – ожил он, – был комиссаром, я бы созвал всех начальников и выступил перед ними.

Славик встал, вытянул руку с указующим перстом, надменно поднял голову и заговорил патетически:

– Товарищи сибиряки! Пламенные сердца и души привели комсомольцев города-героя Волгограда в дикую тайгу. Ничто не остановит нас в этом порыве: ни зверь, ни погода, ни голод, ни холод. Но не работой, а своим ледяным и подозрительным отношением вы хотите остудить нас. Не выйдет! – закричал, распаляясь, Славик. – Мы пойдем вперед! Мы голыми руками! – Он вскинул над головой кулаки. – Освоим тайгу! Нас не остановить! Мы и вас сметем! – И уже спокойно спросил у Григория: – Ты понял?

– Да я давно понял, – сказал Григорий. – Какой из меня к черту комиссар.

– Ты чего? – опешил Славик. – Чего ты в самом деле, обиделся, что ли... Ну, прости, я ж дуракую.

– Да нет, не обиделся. Что я не понимаю, что ли. Я вообще говорю: какой я комиссар, если не знаю, что должен делать. Я ведь освобожденный... Вы с утра на работу, а я? – Григорий руки в карманы заложил и поглядел на ребят. – Я-то куда пойду?

– В штаб, – незамедлительно ответил Славик, – и начнешь там вот это... – поиграл он ладонью в воздухе.

– Ага, – рассмеялся Григорий и повторил его жест. – Именно это и пойду делать. Неизвестно чего... Эфир-зефир!

– Ты помнишь, что в прошлом году комиссар делал? – сказал Володя. – Да и в институте вам толковали.

– В институте все в общем говорили и заканчивали: главное, исходите из местных условий. А наш Горшенин в прошлом году, я даже не знаю, что он делал. Стенгазету выпускал... самодеятельность... В общем, беру я завтра топор и иду с вами работать. А там видно будет.

– Что ж, начальству виднее, – сказал Володя и тут же вспомнил. – Ну-ка давайте ваши топоры, орелики. Посмотрим, что у вас получилось.

Показывать было, конечно стыдно, но пришлось.

– Вот так, – начал выговаривать Володя, на Славика глядя: – Мы, мы, инструмент, колун, пиф-паф и дикий Запад! А простую деревяшку обработать, заклинить по-человечески...

– Хватит тебе, – добродушно проговорил Григорий. – Мы в прошлом году первые топоры тоже, наверное, не лучше сделали. Давайте подправим. Заяц, дай твое рукоделие...