355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Екимов » Короткое время бородатых » Текст книги (страница 3)
Короткое время бородатых
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:08

Текст книги "Короткое время бородатых"


Автор книги: Борис Екимов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

4

Первый день желанной работы всегда радость. Если признаться откровенно, где-то глубоко в душе, конечно, кроется предательский холодок недоверия к себе, внутренний голос нашептывает: «А вдруг не справишься? Вдруг окажется, что не способен сделать, или способен, но хуже других? И тогда все будут смотреть на тебя с насмешкой и сожалением, увидев твою настоящую цену». Но другой голос, более сильный, кричит совсем иное: «Я молод! Во мне столько сил, что даже сам я еще не подозреваю, на что способен! И вот сейчас пришло наконец время, когда смогу показать себя. И это не будет хвастовством. Просто буду работать изо всех сил, и у меня получится ловко, умно, споро. И люди будут удивляться, глядя на меня, и завидовать мне».

Так или примерно так думал Андрей, когда с ребятами шел те двести метров, что отделяли их лагерь от места работы. Все молчали, а по лицам бродили неясные улыбки, кто-то пел вполголоса:

– Привыкли руки к топорам...

Останавливался, пережидал минуту и начинал снова:

– Привыкли руки к топорам...

У клуба, самого крайнего строения в поселке, остановились. Подошел Володя. На голове его красовалась выгоревшая, когда-то голубая пилотка с ярко начищенной эмблемой.

– Вова, где это ты головной уборчик-то раздобыл?

– Хе-хе! Пилотка знаменитая. Знай морскую пехоту. И в прошлом году была в Сибири со мной. Так что Музея ей не миновать. Ну, народ, все в сборе? Начнем. Я, значит, ваш бригадир. Это вы уже знаете.

– А теперь для вас я буду вроде как бугор!

Так послушайте, ребята, вы мой разговор!

пробасил и расплылся в улыбке Петя-большой, огромный, чубастый парняга.

– Рост метр девяносто, вес девяносто, не считая дури и пуда шерсти на голове, – представил его маленький чернявый парнишка, тоже Петр, по кличке Маленький.

– А в тебе пуд вместе с шерстью! Лягушонок. Тьфу! – отвернулся Петя-большой.

– Ну, за дело, народ, за дело, – сдвинул на затылок свою пилоточку бригадир. – Поосторожнее смотрите.

А на крылечке клуба, на солнцепеке пригрелся и задремал светловолосый парень.

– Скоба! – позвал его Володя. – Скоба-а-а.

– А? Что? Меня, что ли? – проснувшись, промямлил парень и сообщил доверительно: – Видимо, придремал.

Все заулыбались, а Славик не выдержал:

– Ты что такой стремный мужик? Июль месяц, а ты уже в спячку.

– А-а, – безразлично отмахнулся Скоба. – Болтай, болтай...

– Ну, поехали, народ, поехали, – поторопил бригадир.

– Привыкли руки к топорам! – взревел Петя-большой.

* * *

Андрей работал со Славиком и Зоей. Осмотрев место порубки, Славик скомандовал:

– Мы с Андреем валим, а ты, Заяц, вырубай подлесок.

Зоя возмутилась:

– Начинается! Нет, я тоже хочу валить. Я пилила дрова, а это то же самое, только в другой плоскости, – но взялась за топор.

Тайга была затянута густой сетью мелколесья, кустарника, сухого валежника, так что, прежде чем подступиться к дереву, приходилось вырубать мелочь, которая крепко цеплялась за жизнь.

Первое дерево мягко упало на землю. И хоть близко никого не было, Славик закричал лешачьим голосом:

– Бойся!!

И тайга отозвалась:

– Ой-ся-а!

Второе, третье и четвертое дерево тоже легли быстро, поддаваясь нерастраченному азарту работы.

Толстенная чернотелая лиственница, покрытая зеленым мхом, первая показала характер. Отчаянно хакая, Славик сделал заруб, чтобы указать лиственнице, куда нужно падать, но пилу начало зажимать, как только полотно скрылось в дереве.

– Она что, сдурела? – удивленно произнес Славик.

– Спроси у нее.

Андрей почувствовал, что каждое движение выжимает на лице пот, и, сняв накомарник, поднял сетку. Свежий воздух приятно обдул лицо, но и комары не дремали: они тотчас начали атаку, легко впиваясь в мокрое распаренное тело.

– Когда я буду пилить? – снова возмутилась Зоя. – Мне надоело воевать с мелочью.

– Момент, – успокоил ее Славик. – Повалим это чудо, и я передам тебе свой ответственный пост. Это работа не для музыканта.

Но "момент" затягивался. Пилу таскали с трудом, ухватив обеими руками и упираясь ногой в ствол. Сделали запилы, насколько было возможно, с других сторон, а потом Славик начал углублять заруб. Теперь он уже не хакал молодечески, махал топором реже, тщательно выбирая место для удара. Лиственница не сдавалась.

– Может, толкнем? – предложил Славик.

И они минут пять безуспешно упирались в ствол руками, пытаясь расшатать его.

Справа и слева бухались о землю стволы, а злополучная лиственница стояла, намертво зажав пилу.

– Может быть, попробуем расклинить? – неуверенно сказал Славик. – Тогда можно будет пилить.

Андрей вытесал клин и начал вколачивать его в щель реза. Клин пошел неожиданно легко. Лиственница шевельнулась. Андрей застучал топором чаще, дерево начало валиться, прогибаясь в падении, словно вершина хотела оттянуть минуту, когда ей придется больно удариться о землю.

– Бой-ся-а-а! – так отчаянно крикнула Зоя, что Андрей отпрыгнул в сторону.

– Народ!? – рявкнул Володя. – Что у вас там?!

– Порядок, – уныло откликнулся Славик и упал на землю.

Андрей брякнулся рядом с ним. Мох спружинил, мягко охватывая тело.

– Моги-и-илка, – проговорил Славик. – Еще одно такое деревцо, и меня хоть самого пили.

– Бог в помощь, студенты!

Невысокий плотный человек сел на поваленное дерево, затянулся сигаретой, проговорил сожалеючи:

– Пару дней такой работы – и копыта на сторону. Точно. Это ж надо так над людьми издеваться.

– Ой, не говори, отец, – простонал Славик. – Не тревожь душу.

– Я ж и говорю: издеваются. Видимое ли дело – руками тайгу валить. Это счас в поселке скажи, так все сбегутся на вас смотреть как на чудо какое. А начальству что! – распалялся незнакомец: – Оно от вашей работы не сгорбатится. Нет, я вам вот что скажу, – проговорил он спокойно и наставительно, – вам надо работу эту бросить. Пусть технику дают.

– Вообще-то верно, – поддержал его Славик.

– А то не верно, – усмехнулся незнакомец. – Сядьте всей артелью – и баста. Не желаем, мол. Вот тогда начальство и завертится. Все-е сразу найдется.

И он заерзал на стволе, показывая, как будет вертеться начальство.

"Он прав, – думал Андрей. Это идиотизм двуручной пилой тайгу валить".

Мужчина встал, тщательно заплевал окурок и сказал:

– А если сомневаетесь, что заработок потеряете, то, верь слову, вы сегодня и на хлеб не заработаете. Вот так.

Секунду-другую после его ухода Славик лежал молча, а потом вскочил, крикнул:

– Пошли к братве. Сейчас заделаем заваруху!

– А может, не надо? – нерешительно остановил его Андрей.

– Я не лошадь!

И помчался к ребятам, крича:

– Парни! Ко мне! Митинг проводить будем!

Андрей и Зоя неторопливо последовали за ним.

Бригада сбежалась в один миг. Славик горячо и сбивчиво объяснил ситуацию.

Волосы его мокрыми сосульками прилипли ко лбу.

– Думают, на нас пахать можно! Хихикают! Мол, студентики вместо лошадей! Пусть горбатятся, мол! Не выйдет!

– Правильно! – тонко и решительно прокричал Петя-маленький.

– Технику, конечно, надо!

– Видимо, верно...

– Бросьте дурака валять, рассопливились, – жестко сказал Володя, надвигая пилотку на глаза.

– А что ты, что?! Неправда, что ль?

– Хочешь, значит, паши!

– И буду.

– Дурных нету.

– Час поработали, и руки оторвались!

– И заработаешь на сухари, не больше!

– А-а-а-а-а! – перерезал гвалт чей-то истошный крик. – А-а-а-а-а!

Испуганная Зоя бросилась к вопившему Григорию.

– Что с тобой?

Тот смолк и пожал плечами.

– Все орут, я думал, и мне можно.

– Ну и ори дальше, чего остановился, – мрачно сказал Славик. – Ори.

– Да уже сбил охоту. Теперь покурим, за жизнь поговорим, начальство поругаем. Володя, двигайся ближе, я тебя ругать буду.

Бригадир подошел к Григорию. Они стояли лицом друг к другу, почти нос к носу. Стояли, и Григорий ругал Володю вполголоса, ласково:

– Сволочь, ты, бугор. Ох и сволочь. Негодяй. Зачем меня заставляешь пилой деревья валить, – щурил он и без того узкие глаза. – А? Вот ты какой мерзавец! Бензопил не даешь. Хочешь, чтобы я горбатился?!

Бригадир невозмутимо молчал, а Славик слушал-слушал эту песню и не выдержал, вскипел.

– Что ты придурка из себя строишь?! Не про Володю же разговор шел. Чего придуриваться, не пойму!

– А-а-а... Не про бригадира, – удивился Григорий. – Тогда я действительно не то говорю. Извини, Володя, – похлопал он по плечу. – Ты у нас хороший, а вот командир наш – сволочь. Форменная. И я, комиссар, тоже.

Лица ребят, стоящих возле Григория, остывали после недавней горячки, а Зоя носком сапога ковыряла землю и рассматривала ее и, лишь иногда исподлобья оглядывая всех, сдерживала улыбку.

– Зря ты, Гриша, спектакль разыгрываешь, – вздохнув, проговорил Петя-маленький. – Ведь не про бугра шел разговор и не про тебя.

– А про кого же тогда? – теперь уже серьезно спросил Григорий. – Ведь это мы на штабе решили, что нужно работать. Знали, что бензопил пока не будет, а все равно решили. Так что я по адресу. Знали ведь, бугор?

– Знали.

– Ну вот... А ты говоришь. Так что нечего нас защищать. Мы во всем виноваты. Нужно было отдыхать, пока технику не дадут. Куда нам спешить? Годы наши молодые. Только вот, может быть, когда строить начнем да не будет материалу хватать, вот этого самого леса, – показал Григорий на поваленные деревья... – Может, тогда... Впрочем, – махнул он рукой, – не будете же вы сами себя ругать. О-опять начальство виновато... Не обеспечило. Тот же командир и тот же бригадир.

– Вот ты артист, а... – миролюбиво покачал головой Славик, разговор-то о местном начальстве.

– Что местное начальство, Слава, – развел руками бригадир. – Оно нам объекты указало, следить будет, чтобы не напортачили. А когда и сколько делать – это уж мы сами решаем. Ну подумай сам, подумай. Бросим сейчас работать, сядем, будем сидеть. Бензопил нам все равно сегодня-завтра не дадут, пока техминимум парни не сдали. А вручную хоть немного, но сделаем. Лучше, чем ничего. Мы еще эти дни знаешь как вспомним. Я по прошлому году знаю. Время ох как подпирать будет.

– Ну, ладно, хватит агитировать, – отвернулся Славик, – поехали, – и, подхватив топор, пошел к своей делянке.

Петя-большой взревел:

– Э-гей! Привыкли руки к топорам!!!

Первые минуты молчали, лишь Славик вздыхал шумно и огорченно.

"Да-а-а, – сокрушался Андрей. – Чуть было не опростоволосились. Вот для местных была бы потеха..."

– И все ты, баламут, – не выдержал Андрей. – побежал, заорал Агитатор.

Славик вздохнул.

– Да вроде хотел как лучше. Ты тоже хорош. Не мог остановить.

– Тебя остановишь. Роток на троих бог кроил, а одному достался.

– Этот черт еще здесь подвернулся, – разозлился Славик. – Не иначе вредитель какой. Я его увижу, ноги повыдергаю.

– Ну ничего, мальчишки, – успокаивала их Зоя. – Один разговор ведь был. И все.

Послышался гул мотора, и трактор, не совсем обычный, с гладкой, отполированной наклонной площадкой за кабиной, подъехал к месту порубки.

– Здорово, хлопцы! – выпрыгнул из кабины Степан. – Как робите? Хлысты давайте. Будемо их на "лежневку" таскать. Там хлопцы заждались.

Он и сегодня был небрит. Щетина рыжей ржавчиной лежала на его веснушчатом лице.

– Где бригадир?

Подошел Володя.

– О! – удивился Степан, глядя на его пилотку. – Товарищ военный, прибыл до вашего распоряжения, – и руку к кепчонке приложил. – Чокеровщика мне давай и поидемо.

– Обойдешься. Здесь я буду, Гриша. А там ребята отцепят.

– Ух ты какой жадный. Дай хлопчика, нехай катается. Или дивчинку вон ту дай. Я с ней знакомый. Я дивчинок люблю, не обижу.

– Нет, Степан, нечего зря кататься. Людей и так мало.

– Нехай по-твоему. Поихалы.

Он влез в кабину трелевочного трактора. И тот проворным красным жуком начал пробираться меж поваленных дерев, затем, натужно погудев, затащил на площадку, словно за спину, охапку бревен и поволок их.

В чистом небе властвовало солнце, горячее, никак не подходящее к слову Сибирь. Энцефалитки, темные от пота, дымились, но их нельзя снять. Славик разделся было, обрадованно крикнул:

– О-го-го! Крым!

Но через минуту его допекли комары и огромные, чуть не в кулак величиной, оводы, налетавшие стаями. Даже сетку накомарника поднять было нельзя.

Зоя, которая в начале работы была необыкновенно весела и по-детски радовалась всему: зеленой кедровой шишке, большому муравейнику, новой для нее ягоде, – заметно сдала. Лицо стало непривычно серьезным и сосредоточенным, походка отяжелела.

Время до обеденного перерыва растягивалось, казалось, не имели конца те последние часы, которые уже не скрашивались новизной работы.

Зое приходилось труднее всех. Андрей с тревогой смотрел, как все чаще выскальзывает из ее рук топор и ладонь не держит ручку пилы, разжимается. Но когда Славик попытался предложить ей отдохнуть, Зоя подняла с лица сетку и неожиданно твердым и высоким голосом, срывающимся на крик, сказала:

– Гос-споди! Как вам не терпится показать свое превосходство!

Большие глаза ее, обычно мягкие, теперь были сощурены и злы. Она хотела сказать что-то еще, но раздумала и дернула сетку накомарника, закрывая лицо, точно спуская забрало шлема.

– Стоп, стоп, стоп, Зоенька, – проговорил Андрей. – А ну-ка садись. Перекурим, Славик.

Тот послушно рухнул на землю, Зоя осталась стоять.

– Что ж, мы и будем все время тебя уговаривать, а ты перед нами... из кожи лезть?

– Я поехала с вами работать, – твердо, не поднимая сетки накомарника с лица, ответила Зоя. – И буду работать наравне. Я не хочу быть нахлебницей.

– Глупая ты, ой, глупая, – схватился за голову Славик. – Ты погляди, вон два Петра работают. У одного сила как у быка, а у другого – комариная. Так что, один, значит, должен костьми ложиться, а другой курортничать. Чтобы килограммометры одинаковые были. Так, что ли? Какие же тогда мы к черту товарищи?!!

– Точно, – поддержал его Андрей. – По совести работают, и все. Поняла? – спросил он у Зои.

Та пожала плечами.

– Гляди. Если будешь фокусничать, скажем Грише, и он тебя к кухне припишет.

– Я к командиру пойду, – поддержал его Славик. – Уж очень мне хочется на кухне своего человечка иметь. Лишний половничек, глядишь, подкинет. Подкинешь, а?

– Хватит вам, хватит, – уже мягче проговорила Зоя.

После этого разговора она, хоть и работала по-прежнему на совесть, иногда присаживалась на ствол упавшего дерева, отдыхала. И не было уже этой пугающей исступленности.

Красный трелевщик Степана таскал и таскал пучки бревен. К рокоту его мотора уже привыкли, и к хриплому тенорку, который гул мотора перекрывал.

– Зачепляй! – обычно кричал Степан, подъезжая. – Зачепляй, ребяточки ждут!

Но после обеда, дело уже к вечеру клонилось, мотор трелевщика вдруг заглох. Степан вылез из кабины, уселся на гусеницу и сообщил:

– Пять рокив! Зоинька, поидемо со мной. Довезу до хаты.

– Какая хата? Ты чего? – подошел Володя. – До восьми работаем.

– Чого, чого? – спросил Степан недоверчиво.

– Работаем до восьми, – повторил Володя.

Степан погрозил ему пальцем.

– У совецком государстве, – сообщил он наставительно, – как пять рокив, так все до хаты идут. Чуешь?

Один за другим ребята оставляли свои дела и подходили к трактору.

– Ты не понимаешь, что ли? Я тебе русским языком говорю: работаем с восьми до восьми. Ясно?

– Хто?

– Мы, кто же... Я и ты. Все строительные отряды так работают.

– Хлопцев пожалей, – указал Степан на ребят. – Они счас попадают.

– Не попадают, не бойся. Заводи! На "лежневке" хлысты ждут! нетерпеливо бросил Володя.

– Ни-ни-ни! – решительно отказался Степан. – Ни! Вы на месяц приихалы, тяните из себя жилы, на здоровьичко. А мне робить, робить, робить аж до самой пенсии. Чого я буду надрываться?

– Степан, ты послушай, – спокойно принялся объяснять ему Григорий. – Мы с начальством говорили. Они тебе будут платить сверхурочные, как положено, по закону. Хорошо заработаешь. Что тебе, плохо? Ты же в два раза больше будешь получать.

– Ни, ребяточки, – поднимаясь, сказал Степан. – Это же не один день остаться да другой. Один-два дня можно бы выручить. А два месяца так робить я не согласный. Меня жинка из дому выгонит. И никакое начальство меня не заставит. Есть советский закон. Он везде одинаковый, для всех писанный. Ни денег мне не надо, ничого. Да сами подумайте! Все люди на озеро пишли, с жинками, с детишками. Щук ловлют. Я здесь с вами гибнуть должон. Ни-ни-ни!

– Эх, Степан, Степан, – вздохнул кто-то.

– Так что поихалы до дому, – заключил разговор Степан. – И те ребяточки, на "лежневке", пусть бросают. Руками же хлысты не потянете? полез он в кабину.

– Потянем, – сказал Григорий. – Чего же делать остается? Придется тянуть. Скачи щук ловить, рыболов. Давай, ребята, – вздохнул он. – Не зря же пословица родилась: десять студентов заменяют один трактор. Не привыкать. Петро-большой первым, остальные по росту! Зоя впереди – чтоб в яму не влезть. Берем.

И все молча подошли к длинному стволу, встали.

– Раз-два! – крикнул Григорий. – Взяли!

И два десятка рук подхватили шершавый ствол на плечи.

– Раз-два, раз-два! Левой!

Словно огромная гусеница-многоножка пошла по земле. Она тяжко дышала, посапывала.

– Правее, Петя, правей, – подсказывала Зоя.

Какой-то сучок впился Андрею в плечо и все больнее и больнее давил, добираясь до кости. На короткое время Андрею полегчало, а потом вдруг внезапно навалилась такая адская тяжесть, что явственно хрупнуло что-то не то в позвоночнике, не то еще где. Андрею показалось, что все бревно он один несет. Целиком! Шагнув раз-другой, он прошел этот бугор и тогда выдохнул.

Позади завелся трелевщик. Гул нарастал, и вот уже слышно стало, как трещат ветви и сучья под его гусеницами.

Обогнав ребят, Степан развернул трелевщик поперек пути, заглушил мотор и, выскочив на гусеницу, крикнул:

– Скидавай!!

– Чего тебе? – спросил Петя-большой.

– Скидавай, говорю, буду возить!

– Внимание! Бросаем по команде три. Раз-два-три!

И тяжело охнула земля, принимая тяжесть на свои плечи.

– Как на бугорке очутился, будто паровоз наехал, – слабым голосом проговорил Славик.

– На головы он вам понаихал! На головы! – сказал Степан. – Вот они теперь, дурные, и ногам покою не дают. Хай она пропаде, такая работа! Краще загибнуть! Связался я с вами...

– А люди на озеро пошли, – сочувственно проговорил Славик. – С жинками. Щук ловлют.

Степан рассмеялся довольный и, хлопнув себя руками по бедрам, попросил:

– Слышь, бригадир, дай мене того хлопца в чокеровщики. Гарный хлопец. Чую я, он из хохлов.

– Я тебе двух хохлов дам, – сказал Володя. – Заводи – поехали.

И снова началась работа.

До вечера Андрей дотянул с трудом. Послеобеденная жара была злее. Прикладывались и прикладывались к ведру с водой. Но питье выходило наружу тут же: липким горячим потом, струйки которого текли по груди, спине, ногам, жгли глаза. И даже рукавицы, брезентовые рукавицы промокли, почернели и размягчились.

И, когда собрались на ужин, не было слышно ни смеха, ни громких разговоров. Молчалив был даже Славик, а Петя-большой, казалось, уменьшился в росте.

– Может, споешь "Привыкли руки к топорам", – предложил ему Володя.

– Не-ет, – мотнул головой Петя. – Не привыкли.

Бригадир обвел взглядом поваленные деревья, а потом ребят.

– Для первого дня неплохо, но завтра сделаем больше.

– И сами не хуже этих бревен попадаем, – сказал Славик. – Срамотная работа. Быстрее бы строить что-нибудь.

– Забирайте инструмент.

Уже вся бригада, вытянувшись цепочкой, двинулась к лагерю, а Зоя еще сидела на пне.

– Пошли.

– Ой, ребята, просто не верится, что день прошел, – засмеялась она. Так бы и сидела, и сидела.

Славик приподнял ее за плечи.

– Вперед! Раз-два.

– И какие только мысли в голову не приходили, – говорила она, осторожно ступая между поваленными деревьями, – и зачем, думаю, поехала. Сидела бы дома. Ни горя, ни мороки. Мама бы с папой увидели... – Зоя остановилась, закрыла глаза, как бы пытаясь представить то, о чем говорила, и засмеялась, закинув голову так, что сетка накомарника обтянула плавную линию носа, открытого рта, подбородка.

– И не говори, не говори... – удрученно отозвался Андрей.

– Ничего, – сказал Григорий. – Сейчас обмоемся, и все будет хорошо.

Но вода не помогла, хоть и освежила. Андрей полез под одеяло сразу же после ужина. И Славик тоже.

За окном кто-то позвал:

– Слава, на гитарке побацаем?

– По башке себя побацай!

Они даже дверь в коридор не закрыли. Но сегодня никакие комары не могли их потревожить.

5

Решили сходить в кино. Ждали Зою, а она все не шла. От безделья «пульку» расписывали.

– К вам можно, мальчики?! – крикнула наконец она, поднимаясь в вагончик.

– Просим.

Зоя вошла и возмущенно руками всплеснула:

– Преферансисты несчастные! Что же вы не собираетесь?!

– Голому собраться – подпоясаться, – успокоил ее Славик, натягивая энцефалитку. – Понеслись!

– А что? – растерялась Зоя. – Вы так и пойдете, в чем работали? Да еще бороды эти ваши, щетина несчастная.

– Невест клеить не собираемся, – сообщил Славик.

– Зоенька, – сказал Андрей. – Это еще лучше! Ты на нашем фоне выглядишь ого-го как! Местные кавалеры попадают.

На Зое была голубая вязаная кофта, серые отглаженные брюки и такая же серая рубашка с белыми перламутровыми пуговицами. Волосы двумя толстыми короткими косичками падали на плечи.

– Бесстыдники, – усмехнулась она, – обормоты, хиппи. Как будете с людьми рядом сидеть, – и, подойдя к окну, добавила: – Идите сюда, посмотрите.

По узкому деревянному тротуару к клубу тянулись принаряженные люди. Женщины осторожно, боясь поломать каблуки, перебирались через места, где тротуар был раздавлен гусеницами машин, а потом снова шли, нарядные, постукивая каблуками по доскам; и казалось, что нет рядом с ними тайги, в которой человеческий голос – событие, будто вокруг лежит большой город, а этот тротуар и десяток домов только часть его.

– Ладно, Зоя, – вздохнул Андрей. – Усовестила. Только вот брюки у меня помятые.

– Утюг еще не остыл! – обрадовалась Зоя. – Я принесу.

Собрались быстро, лишь Славик, войдя во вкус, принялся какой-то бантик на шею повязывать. "Артист должен выделяться из толпы", – сказал он. Но ждать его не стали.

Выходя из комнаты, Андрей бросил через плечо:

– Не забудь духами себя опрыскать, женишок!

Сапог бухнул по уже закрытой двери.

В большом с голыми стенами фойе клуба кучками стояли люди. Володя пошел за билетами.

– Здравствуйте, – сказал, словно пропел, кто-то рядом. – Вот и вы к нам в клуб собрались.

Андрей повернулся. Он сразу узнал этот голос, его мягкую, окающую певучесть нельзя было забыть. Да, это были девушки, которым помогал Андрей в день приезда. И поздоровалась сейчас, конечно, Наташа. Правда, на работе, в стареньком комбинезончике, она, честно говоря, выглядела привлекательнее. К нежному, почти детскому лицу, с еле заметными веснушками на переносье, так не шла вся эта косметика: поднятые к вискам брови, губная помада.

– Здравствуйте, – несколько запоздав, ответил Андрей. – Знакомьтесь, мои товарищи.

Разговор пошел своим чередом. Андрей даже чуть отвернулся в сторону, чтобы слушать Наташу, не глядя на нее. Так было лучше.

– Убежали... Бросили... Сами с девушками развлекаются, – пожаловался подошедший Славик.

В ровное жужжание непрекращающихся разговоров, царивших в фойе, ворвались вдруг голоса:

– Что, я лондонский фраер, да? Что, меня можно купить задарма? Да?

– Не гундось, Ваня.

В фойе вошли и остановились, и заговорили громче всех трое парней. Они выделялись не лицом, не одеждой, не ростом, а чем-то другим. Их голоса, взгляды, которые изредка, словно нехотя, бросали они на людей, показывали, что им нет дела до остальных. Особенно заметен был третий, высокий черноволосый, сутуловатый, вертлявый и ломкий, словно не имевший в теле прочного стержня. Он говорил громче, картиннее гримасничал и жестикулировал, неестественнее смеялся.

– Местные приблатненные товарищи, – усмехнулся Славик. – И здесь они, родимые.

Андрей, конечно, знал таких. Их можно встретить на танцплощадках, и особенно возле.

Длинный нетвердой, но легкой походочкой подтанцевал и остановился рядом с Андреем.

– Позвольте побеспокоить молодых строителей коммунизма, – блеснув золотым зубом, проговорил он с лихой улыбочкой и, прижав к груди ладонь с длинными пальцами, представился, не кланяясь, а, наоборот, откидывая назад голову, как бы желая полюбоваться произведенным впечатлением: – Ваня Бешеный Судак. А ваши имена узнаю позднее. Сейчас я под газом и все равно забуду.

Затем он резким коротким движением поднес ко рту руку, жарко дохнул на камень увесистого перстня, багровевшего на мизинце, протер его о рубашку и спросил, наклонившись и вытянув шею:

– Натаха, а здесь ли ты должна быть?

По лицу Наташи скользнуло плохо скрытое раздражение.

– Ты кто мне, свекор?

– Ой-ой-ой, разговорчики, – проговорил длинный с той же улыбочкой, извиваясь бескостным телом, и поиграл ладонями поднятых рук, словно дразнил ребенка интересной вещью. – Какие мы самостоятельные!

– Отвяжись, – отрезала Наташа.

– На-та-ха, – согнулся, прислушиваясь, длинный, – не поднимай зехера, и протянул к ее плечу руку.

Но рука не дошла до цели, ее остановил Славик.

– Спокойней, юноша.

– Что? – прищурился длинный. – Что ты гутаришь, не пойму?

Его пронзительный тенорок обрезал говор в зале.

– Иван, брось. Пошли, – негромко, с ленцой произнес один из приятелей.

И те, двое, зашаркали к выходу.

Иван оглянулся на них, снова дохнул на перстень и, протерев его, проговорил:

– Так, значит, познакомились: Ваня – Бешеный Судак. Запомните, – и затанцевал вслед за друзьями.

Только сейчас, когда длинный вышел из зала, Андрей почувствовал, как напряжено его тело и правая рука сжата в кулак. "Неужели пришлось бы драться? – подумал он. – Идиотизм".

– Что это... – начал было Славик, но Григорий перебил его:

– Пошли. Володя билеты взял.

В фойе торопливо вошли несколько человек из отряда. Они огляделись, подошли к ребятам.

– Что за шум? Что за паника?

– О чем это вы?

– Мальчишка прибежал. Ваши, говорит, драться с каким-то Судаком будут.

– Какой мальчишка?

– Маленький такой...

– Колька, что ли? Где он?

– Откуда мы знаем, Колька – Васька... Прибежал, заорал, и все.

Андрей вышел из клуба, обошел его вокруг. Кольки не было.

После того как кончился фильм, Наташу с подругой решили проводить домой. Мало ли что может случиться...

В поселке было тихо. Легкий сумеречный свет белой ночи напоминал непогожий день. Тонко окрашенное небо и нежный перелив красок на западе, там, где недавно было солнце, раздражали своей акварельной ненатуральностью.

Наташа жила недалеко. Но приходилось идти медленно, потому что на пути то и дело попадались изгрызенные гусеницами бревна, выступающие из земли корневища, обломки досок, проволока.

И тем неожиданнее были небольшая цветочная клумба, разбитая возле Наташиного вагончика, и зеленая плетень незатейливых вьюнков с белыми и розовыми цветами-граммофончиками, которые закрывали облезлую стену.

Зоя ахнула, присела возле клумбы и принялась разглядывать цветы, низко пригибаясь к ним, нюхала и смеялась тихонько, и торопливо спрашивала:

– Кто это? А?.. Кто посадил?

– Мы... Так, на пробу, – отозвалась Наташа. – Привезла семян немного, какие покрепче, табак вот, ноготки, смолевка, еще кое-что. И ничего, погода балует.

Она сорвала несколько цветков и протянула их Зое. Та проговорила, отстраняясь:

– Зачем же вы...

– Берите. Для того и сажены. Может быть, зайдете в гости? – пригласила Наташа. – Чаем угощу.

Славик раскрыл было рот, чтобы принять приглашение, но Григорий, церемонно наклонив голову, развел руками.

– Рады бы, да завтра рано вставать. В другой раз.

Они пошли назад, а Славик бурчал:

– Всю вы мне жизнь испортили... Может, угощение бы перепало. Каша осточертела.

Зоя спросила:

– Эти парни теперь затаят на вас злобу? Как бы чего не случилось. Очень уж неприятные типы.

– А-а... Не маленькие. Чего бояться?!

– О чем вы? – оставив свой скулёж, спросил Славик.

– Я говорю о тех, из клуба. Боюсь, что они не забудут.

Григорий кивнул головой:

– Да. Может быть.

В следующую минуту Славик прыгнул вперед и, повернувшись лицом к ребятам, загородил дорогу. Задрав подбородок, он заговорил резко и картинно жестикулируя:

– Но они не знают, с кем имеют дело. Что это такое!? – ткнул он себя пальцем в грудь. – Что это такое, я вас спрашиваю?! – закричал он.

– Кожа да кости, – успокоил его остановившийся Володя.

– Молчать, завистник! – вскипел Славик. – Это сплошной мускул! Это сила и ярость! И кто с мечом к нам войдет, погибнет от этого кулака! – И вскинул над головой кулак.

Зоя смеялась и, вынув один цветок из своего тощего букетика, приладила его Славику на рубашку.

Андрей успокоил друга:

– Теперь мы все поняли. И нас не напугаешь. Пойдем, ярость.

На кухне громыхали посудой. А за столами и рядом, на бревнах, пили чай, курили, беседовали, точили топоры и пилы.

Григорий в штаб завернул, Зою поварихи к себе позвали, остальные же по вагончикам разошлись, ко сну готовились.

– Вообще-то мы можем в историю влипнуть, – проговорил Володя. – Девка, видно, еще та. Сегодня они поругались, завтра помирятся, а нам морока.

– Ну и что, – ответил Славик. – Какая еще морока?

– Какая, какая! – окрысился Володя. – Ты думаешь, эти парни отвяжутся. Как же...

– Ну, а мы-то при чем. Мы первый раз этих девчат видим. Правда, это нашего ловеласа знакомые, – шутливо толкнул Андрея Славик. – Пусть заступается. А мы ему поможем. Не отвяжутся, так дадим по рогам. Что же, будем смотреть, как они девчонке жить не дают? Она вроде толковая.

– Даешь, – ухмыльнулся Володя. – Потом в институте и разбираться не будут. Выкинут, и все. Скажут, зачем связывались. Она без нашей защиты жила и проживет.

Андрей молчал. Он о Кольке думал. И решил завтра же его разыскать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю