Текст книги "Короткое время бородатых"
Автор книги: Борис Екимов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
20
В клубе мест не хватило, и многим пришлось устраиваться на принесенных из лагеря стульях и скамейках.
У дверей скандалили неряхи: "амбалы" из бригады Барабанова, с красными повязками на рукавах, гнали в шею любого, чей внешний вид был непраздничным. В экстренных случаях вмешивался сам Семен, и его решение обжалованию не подлежало.
– Гляди на меня, – басил он и тяжело поворачивался налево и направо, демонстрируя аккуратно постриженные усы и бородку, отглаженные брюки и рубашку. – А теперь на себя, – и легонько подталкивал спорящего к большому зеркалу, стоящему у входа.
– Мета-мор-фозируйся, – предлагал Семен и удалялся.
И вправду, странно гляделся бы неряшливый человек в праздничной толпе, в сегодняшнем клубном зале. Его стены нежно-салатного цвета, казалось, раздвинулись. Светлее и выше стал потолок, может быть, потому что усеян он был нечастыми квадратами густого зеленого, голубого и алого цвета. И электрический свет ламп смешивал отблески этих ярких квадратов, и зыбкие акварельно-тонкие полутени окрашивали потолок. И он чем-то напоминал вечернее небо в пору белых ночей.
На стене, где чернели квадратные оконца кинобудки, властвовали голубые елки. Среди этих незатейливых елочек стояли изящные, словно балерины, нефтяные вышки. И дома. А чуть поодаль сидел человек. Тяжелорукий, круглолицый, он покуривал и глядел на елки, на вышки, на дома, что столпились у его ног. И чудилось, что вот сейчас докурит человек сигарету, тщательно затушит ее, поднимется и начнет ставить новые дома и вышки, добро, что есть еще на стене свободное место.
Андрей сидел недалеко от входа и, рассеянно балагуря с Володей и Наташей, чутко слушал каждое слова входящих. "О-го-го! – изумлялся кто-то. Дворец съездов. И Андрею делалось легко, он распрямился, радостно оглядывая зал и людей. "Придумают. Елки уж не могли похожие нарисовать, – хмыкал кто-то. – Стиляги". И он съеживался на стуле.
– Поздравляю, Андрей! – громче, чем надо бы, сказал вошедший Лихарь. Полная и окончательная победа! – воскликнул он, еще раз окинув взглядом зал, взмахом узкой, четырехпалой руки приглашая полюбоваться всех окружающих.
– Я, что ль, один, – сконфуженно забормотал окончательно счастливый Андрей. – Вот Славик, Володя. И Наташа с девчатами красили. Да мало ли кто?!
– Ну-ну, – понимающе кашлянул Лихарь и уже деловым тоном спросил: – А фойе успеем сделать?
– Постараемся, – облегченно вздохнул Андрей и совершенно успокоенно заговорил: – Только, знаете, Антон Антонович, фотоувеличитель нам надо, большой. Не достанете?
Они разговаривали о деле, пока не пришли командир с Григорием и не завели свою обычную песню.
– Я был сейчас в столярке. Станки на половую доску не настроены.
– Горе ты мое горькое! – схватился за голову Лихарь.
В ожидании начала трубно завели возле сцены:
– При-и-бежали в избу дети,
Второпях зовут отца-а...
И дурашливо пустился кто-то в пляс:
– Ах, тятя, тятя, наши сети
Ах, притащили мертвеца
Но погас свет, и заиграла музыка. Начался концерт.
Все было сегодня хорошо: и Славкин оркестр, и песни, и остальное. Даже "хохлячью песню" по просьбе Степана исполнили, "Червону руту". И танцевали весело. Правда, Андрею танцевать с Наташей почти не пришлось. Девушек было мало, и, когда очередной кавалер учтиво склонял голову, Андрей только руками разводил. И все время из танцующей толпы жердью торчала тощая фигура Лихаря.
Наконец Андрею стоять надоело, и он позвал Наташу.
Из клуба они шли деревянным тротуаром.
– Куда пойдем? – спросила Наташа.
– Куда-нибудь да по-ойдем, – сказал Андрей, стараясь окать по-наташиному.
– Не дразнись... Раз у нас так говорят, – серьезно и необиженно сказала Наташа.
– И не думаю дразнить. Мне нравится. Я сам хочу научиться, – он задрал голову и сказал в небо: – по-ойдем, хо-оро-шо, говорят.
– Поживи меж нас, и сам не заметишь, как научишься.
Так, не сходя с тротуара, они до школы добрались, потом вернулись назад.
– Наташа, – остановился вдруг Андрей. – Идея. За мной... – и потащил ее за руку.
– Куда... Куда?
– Пошли, пошли, – торопил Андрей. – Пошли.
Лишь у самой тригонометрической вышки Наташа поняла.
– Ты чего? – охнула она. – Лезть хочешь?
– Конечно.
– С ума сошел! Ночью. Я и днем-то туда не лазила, боюсь.
– Ничего. Днем ерунда. А вот сейчас... Наташа, ну, не трусь. Полезли. Прошу тебя.
Наташа сдалась.
По лестницам они поднимались осторожно и потому долго. В темноте перекладины приходилось искать ощупью. Андрей уже было начал жалеть о затеянном. Казалось, не будет конца этому пути вверх и вверх, во тьму. Земля с ее редкими тусклыми огнями была уже далеко-далеко, а все новые и новые перекладины нащупывала рука.
Но вот серым квадратом обозначился люк. Они вылезли на площадку. Встали и замерли.
Было тихо и очень звездно. Конечно, и там, внизу, еще несколько минут назад на них глядело августовское звездное небо. Но здесь, над землей, над тайгой, в вышине бродили туманные отблески небесного полыхания. И оттого было светло. Светло... И немного страшно. Потому что вокруг лежала не родная земля, а чужой, хоть и прекрасный, но мертвый мир, не тронутый теплым человечьим дыханием.
Андрей обнял Наташу, почувствовал, что она вздрагивает. "Замерзла?" шепнул он. – "Немножко". Он прижался теснее.
Чей-то говор послышался внизу, у подножия вышки. Площадка стала легко вздрагивать в такт шагающим по лестнице людям.
– Надо предупредить, – быстро шепнула Наташа. – А то испугаются, упадут еще.
– Кто там? – в голос сказал Андрей. – Мы – люди.
– Мы тоже с планеты Земля, – отозвалась Зоя. – Мы с Иваном.
Они, наверное, и до середины не добрались, когда подошли Славик, Григорий и Володя.
– Вперед! – заорал Славик. – В космос! К звездам! Ну, Заяц, погоди, я тебя и там достану!
– И ты туда же? – спросил Григория Володя.
– Конечно. Пошли, мариман, не трусь.
– Связал меня черт веревочкой с некоторыми, – сокрушенно проговорил Володя.
А наверху, на площадке, Наташа повернулась лицом к Андрею и, почти касаясь губами его лица, зашептала:
– Я тебе сейчас скажу... скажу. А ты мне потом ничего не говори. Ни сейчас, ни потом... Ладно? Я тебя очень прошу. Мы скоро разъедемся. И не надо никаких слов говорить, никаких обещаний. Вот мы разъедемся и поймем. Ведь не война сейчас. Ты знаешь, где я живу, а я – где ты. Разъедемся, и тогда все решится. Если забудешь на другой день, что ж... Тогда... Тогда останется для нас нынешнее лето, как светлый наш денечек в молодости. А я... Я до смерти тебя не забуду.
Она глядела на Андрея широко раскрытыми, будто испуганными глазами. Видно, и впрямь запоминала его накрепко, чтобы никогда не забыть.
Площадка была просторной, и все, конечно, уместились.
– Да-а, – сказал Володя. – Занес черт. Рухнет вот сейчас.
– Есть надо меньше, – завелся было Славик.
Но Зоя его остановила.
– Не надо, ребята. Это же как в космосе... Ведь больше такого не будет в жизни. Понимаете, в жизни...
Может быть, и в самом деле стоял тот час, который выпадает человеку раз в жизни.
В ночном небе сегодня было все: и четкое, такое близкое звездное кружево, и редкие тяжелые капли матовых светил, и даже рдяных, с зеленоватым отблеском, и светлый туман близких галактик, и серебристая пыль далеких-далеких миров.
* * *
Августовская ночь была долгой и прекрасной. Но не вечной. Начинался новый день.
Первой почуяла его яркая большая звезда, всю ночь простоявшая в северной стороне, низко над светлой полоской, не угасшей с вечера. В теми звезда колдовски мерцала, отливая то зеленым, холодным, то живым красным светом; но ни тот ни другой не был похож ни на земную изумрудь, ни на земной же багрянец. Это был ночной свет, из другого мира, и при нашем дне ему жизни не было. И потому лишь шевельнулась светлая полоска на краю неба и начала расти, почуяв свой час, как тронулась прекрасная и далекая звезда в свой последний в этой ночи путь. Тщетно старалась она, поднимаясь все выше и выше, убежать от губительного для ее красы утра: половодьем вширь и ввысь лился новый день. А звезда все блекла и тускнела: сначала исчезли ее редкостной красоты зеленые и красные переливы, осталось лишь яркое белое пятнышко, а потом и оно помутилось, растворяясь в набегающем утре, и пропало совсем. Да и как было не поблекнуть этому, пусть и прекрасному, зернышку, когда рядом рождалась новая великая, в полнеба, звезда.
Самый край земли был оторочен темно-синей, скорее даже фиолетовой, словно градовое облако, полосой, а из-за нее поднимался красноватый, дымного пожара свет – эти густые тяжелые краски лежали на земле, а над ними, ввысь, легкими их испарениями поднимались друг над другом алые, желтые и, наконец, тончайшие акварельные зеленоватые тона, захватившие добрую половину неба.
А на земле утро еще не наступило. Лишь посветлело вокруг.
