Текст книги "Пять Колодезей"

Автор книги: Борис Азбукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

На раскопках

– Лезем наверх. Ничего здесь нет интересного, – разочарованно сказал Пашка и пренебрежительно мазнул пальцем по гладкой стене каменной ямы.

– И это, скажешь, неинтересно? – Степа подбросил на ладони позеленевшие наконечники стрел, с явным намерением поддразнить товарища.

Пашка кинул завистливый взгляд на бронзовые наконечники и отвернулся.

Степа не разделял скептического настроения товарища и не жалел, что попал сюда. Это он уговорил Пашку и Митю сходить на скифские раскопки и разузнать, где тут вода, на которую намекал дед Михей в разговоре с геологом. И хотя воды они не обнаружили, Степа все же был доволен, так как нашел тут кое-что любопытное. Он покосился на скучающее лицо Пашки. Конечно же, Пашке и Мите все пригляделось и надоело, а ему в новинку. На первый взгляд, тут нет ничего интересного: кучи вывороченной земли и между ними четырехугольные заборчики из белых бесформенных камней – фундаменты маленьких скифских халупок. Все, что весной было найдено при раскопках – вазы, глиняная посуда, стрелы, кольца, ножи, – по словам Мити, экспедиция Академии наук увезла с собой. Но если покопаться в отвалах, то можно найти кое-что – например, разноцветные черепки от посуды или наконечники стрел. Однако самое интересное здесь – это, конечно, каменные ямы, в одной из которых Степа сидел сейчас вместе с Пашкой. Они выдолблены в скале и похожи на огромные пузатые бутыли, в каких продаются маринованные помидоры. Только эти – каменные и такие большие и высокие, что не достать до верху рукой. В школе Степа слышал, что скифы в таких бутылях хранили запасы зерна на случай голода и войны.

Размышляя, мальчик продолжал ворошить солдатской лопаткой песок и камешки, скопившиеся на дне ямы.

– Ну, скоро вы там? Пошли к морю! – торопил Митя. – Задохнешься от этой жарищи.

Он сидел на большом камне, к которому была привязана веревка, спускавшаяся на дно ямы. Митя ослаб после болезни и поэтому остался наверху.

– Подожди, Мить! Степка еще не все стрелы повыискивал, – съязвил Пашка. Он ухватился за конец веревки, ловко подтянулся и вылез.

– А ты не завидуй. Все равно эти стрелы не ему, а для школьного музея, – отрезал Митя. – И я свой черепок тоже отдам. – Митя показал кусок глиняной посудины с изображением дикого кабана и охотника.

– Тю, нашел чему завидовать! – Пашка презрительно сплюнул. – Вообще зря мы сюда пришли.

– И вовсе не зря, – возразил Степа, выбираясь наверх. – Стрелы – ценная находка. А ты говоришь так потому, что самому ничего не попалось.

Мальчики отвязали веревку от камня и тропинкой, вьющейся между кукурузным полем и пастбищем, направились к морю. Карманы их были полны черепков и камешков.

Пашка не унимался и продолжал ворчать:

– Стоило из-за этих стрел штаны марать… Зря только время теряем. Надо за настоящее дело браться. Вот на канал пойти – это да!

Ребята сразу поскучнели. Пашка затронул самую чувствительную струну. Все эти дни они не расставались с мечтой попасть к изыскателям на трассу и понемногу готовились к предстоящему походу.

Но осуществить задуманное оказалось совсем не просто. Тетя Марфа, услышав от Мити, что он собирается на трассу, всплеснула руками:

– Куда тебе?! На ногах еле стоишь! Ветер дунет, ты и свалишься. Туда ведь целых пятнадцать километров. И не думай даже, не пущу.

После этого Митя не отважился заикнуться, что он предполагал остаться там на все лето.

Степа решил вести разговор с отцом прямо, начистоту. Он знал: как ни хитри, ни скрывай своих истинных намерений, отец все равно сразу распознает любые тайные замыслы. Слушает, молчит и будто верит. А потом скажет слово и сразу припрет к стене и даже в краску вгонит. Иногда Степе казалось, что отец умеет читать его мысли, и от этого ему становилось не по себе.

Вчера вечером отец сидел за столом и, запустив пальцы в черные с серебром волосы, просматривал график работы трактористов. Степа подошел и облокотился на стол в надежде обратить на себя внимание. Но Николай Иванович – так звали его отца – не поднимал глаз. Большой, широкоплечий, сильный, он сидел неподвижно над графиком, сосредоточенно хмуря крутой лоб. Степа зашел с другой стороны и поскреб ногтем засохшую капельку клея на столе. Отец только чуть шевельнул черной изогнутой бровью. Степа долго еще крутился возле него, но все не решался заговорить.

– Ты что? Купаться, что ли? – оторвался наконец от работы Николай Иванович и поглядел на часы. – Еще рано. Перед ужином сходим.

– Да нет… я…

Степа набрался духу и выложил отцу план похода на трассу канала. Пока он рассказывал, Николай Иванович рассеянно смотрел в окно на море. Он не возражал, не задавал вопросов, не хмурился. Все это Степа принял за хорошее предзнаменование. Ему даже казалось, что он уже окончательно убедил отца, так как тот забарабанил пальцами по столу, что всегда служило верным признаком хорошего расположения духа.

– Значит, в поход за большими делами? – Николай Иванович проницательно посмотрел на сына и понимающе улыбнулся, но тут же лицо его сделалось серьезным. – Что ж, дело стоящее. А ты все хорошо обдумал?

– Конечно, папа! – обрадовался Степа. – Посмотри, у меня уже все, все готово.

Он притащил из кухни рюкзак, к которому были привязаны начищенные до блеска котелок, алюминиевая фляга и маленькая солдатская лопатка, найденные им в каменоломне.

– Вот смотри, остается только белье и продукты положить, – с торжеством сказал Степа.

Николай Иванович слегка коснулся рукой ровно подстриженных усов, словно смахивая улыбку, и опять забарабанил пальцами по столу.

– План ваш хорош. Все задумано отлично, и все как полагается. – Лицо его по-прежнему оставалось серьезным, а глаза, как чудилось Степе, теперь смеялись.

– Значит, можно?

– Можно-то можно. Только, я боюсь, ничего из этого не получится. – Николай Иванович пожал плечами. – Не примут вас. Жаль, конечно, работники вы на славу. Но все же откажут.

– Нам ни за что не откажут! – убежденно воскликнул Степа. – Мы ведь добровольцы. А добровольцев первыми берут на стройки.

– Нет, тут, брат, ничто не поможет. Закон против вас, понимаешь – за-кон!

Какой еще закон? У Степы словно что-то оборвалось внутри. Он никак не предполагал, что существуют на свете законы, запрещающие ему, Пашке и Мите строить канал. Но по словам отца получалось, что и на строительстве, как и на производстве, нельзя применять детский труд. Вот годика через три – тогда дело другое. Тогда в ученики можно поступить, например, в экскаваторную бригаду или по другой части. А теперь нельзя.

Степа даже не нашелся сразу, что возразить. Но в душе у него все кипело, протестовало и возмущалось. Почему нельзя? Что он, маленький, что ли? Ему уже скоро целых тринадцать лет! Какой несправедливый закон! Они ведь не баловаться собрались, а большое дело делать. И кто только повыдумывал такие законы? Обидно было до слез.

Николай Иванович заметил огорчение на лице сына и сказал:

– А что касается больших дел, то послушай меня. – В голосе отца Степа уловил что-то очень теплое, участливое, и глаза его теперь совсем не смеялись, а смотрели серьезно. – Здесь, в колхозе, тоже есть настоящие, большие дела. И, я бы сказал, красивые и даже романтичные. Ты присмотрись получше. Глядишь, и найдешь свое дело.

Этот разговор с отцом Степа передал сейчас друзьям.

– Теперь все лопнуло, – мрачно заявил Пашка.

– Почему же лопнуло? Главное, что отец не против, – не соглашался с ним Митя. – Моя мать вообще и слушать не хочет.

– Лопнуло! – безнадежно махнул рукой Степа. – Эх, хорошо большим! Им небось всюду можно работать. А нам закон не велит. Выходит, все против нас, против маленьких.

– Известное дело, против, – буркнул Пашка.

Он с досады смачно сплюнул, потом вытащил из кармана осколок черепка, разбежался и изо всех сил швырнул его. Описав дугу, черепок упал в кукурузу.

– Знаешь, Степа, ты сам виноват. Все дело завалил, а теперь – накось, выкуси! – Пашка показал кукиш.

– А чем же я завалил?

– Тем, что трепался. Ты как я – задумал и делай. А начнешь спрашивать, отец скажет «нет» и мать «нет». А их слово – тоже закон. Меньше будешь трепаться – меньше будет законов всяких.

Мальчики проходили мимо стада. Впереди желтел берег, а за ним ласково синело море, призывно сверкая ослепительно яркими блестками.

Настоящее дело

Степь была нестерпимо душна. Воздух над пастбищем переливался, как густой, прозрачный сироп. В пересохшей траве знойно пели цикады.

Степа смотрел на стадо. Коровы сбились вокруг пустой деревянной колоды. Они хлестали себя хвостами, ударяли ногами под животы, отбиваясь от наседавших оводов, и тоскливо мычали. Огромный рыжий бык выпустил изо рта длинную стеклянную нить слюны и, нагнув голову, бил копытом раскаленную землю и грозно ревел. Ветер подхватывал из-под его ног едкую солончаковую пыль и тусклым облачком гнал по пастбищу.

Дед Михей оставил стадо на подпаска, а сам ходил в стороне, что-то высматривая под ногами. Иногда он нагибался, поднимал камень, другой и бросал их в одно место. Но вот он присел на корточки и стал что-то разглядывать в траве. В серых выцветших штанах, в таком же пиджаке, с огромной грязно-бурой шляпой на голове, он казался Степе похожим на старый-престарый гриб.

Что он там делает?

Степа свернул с тропы на толоку и направился к пастуху. Пашка и Митя пошли за ним, опасливо поглядывая на быка.

– Чего это бык так ревет? – спросил Митя у пастуха.

Дед Михей, не вставая, снизу вверх поглядел на мальчиков красными, воспаленными от солнца и ветра глазами.

– Заревешь, милок, и не так, когда требуха пересохнет! – Пастух сочувственно покосился на стадо. – Попили вот из моря, а их еще хуже после того разморило.

Пастух поднялся и посмотрел на пустынную дорогу, над которой кружились серые пыльные вихри. Ветер подхватывал их, закручивал столбом и гнал к селу.

Старик в сердцах сплюнул:

– Опять омманули! За три дни ни одного бочонка скотинке не привезли.

Увидев в траве камень, дед Михей поднял его и бросил в кучку.

– Ну, скоро конец этому. Конец, – решительно сказал он и нагнулся за следующим камнем. – Ты что ж, Степан, стоишь? Помогай. Я тебе помогал, а теперь ты мне.

– А в чем помогать-то?

– Собирай камни, будем метку ставить. И вы, мальцы, тоже. Чего рты-то поразинули?

– А зачем эта метка? – полюбопытствовал Пашка.

– Сказал бы, да нельзя. – Дед Михей многозначительно подмигнул.

– Почему?

– Клад тут зарыт, – ухмыльнулся старик. – Большущий, цельных семьдесят пять тыщ.

– Чей? – в один голос воскликнули Степа и Пашка.

– Сказать? – Дед Михей отступил на шаг и с прищуркой посмотрел на ребят, точно желая убедиться, можно ли им доверить тайну. – Ну что ж, скажу. По всему видать, вы мальцы сурьезные. Только про то никому ни гу-гу!

– Гроб! Могила! – поклялись мальчики.

– Знаете, что тута? – шепотом сказал старик и постучал палкой по земле.

– Что? – Степа тоже понизил голос и придвинулся к деду Михею.

– Вода тута. Хорошая, сладкая.

Митя, стоявший позади пастуха, постучал себя по лбу пальцем, покрутил им над головой и прыснул. В самом деле, с ума, что ли, дед спятил? Откуда может быть здесь вода?

– Ты что? Не веришь? – Старик сердито посмотрел на Митю. – Маловеры какие нашлись!

– Это я так, – смутился Митя.

– А как вы угадали, что здесь есть вода? – спросил Степа.

– Как? А ты глянь-ка туда… – Дед Михей указал палкой на пастбище. – Да получше.

Мальчики смотрели на побуревшее пастбище с увядшей и выгоревшей на корню травой. Всюду желтели шары курая, жесткие, как проволока, желтовато-розовые стебли солянки, тонкие, острые иглы верблюдки и серые метелки полыни. Ничего особенного…

– А теперь, мальцы, идите сюда. – Дед Михей повел мальчиков к тому месту, где виднелась кучка набросанных им камней.

Степа с удивлением увидел крохотную полянку с изумрудной, сочной травкой. Откуда тут травка? Почему такая яркая и свежая? Ну совсем как весенняя!

Дед Михей присел на корточки у края полянки, словно опасаясь помять и повредить нежные стебельки, и несколько раз провел рукой по мягкой, шелковистой зелени:

– Во какая! Видали?

И Пашка и Митя много раз видели эту полянку, но им и в голову не приходило, что тут может быть вода. Ведь все говорили, что нигде в окрестности хорошей питьевой воды нет.

– А может, она соленая! – недоверчиво сказал Пашка.

– Кабы соленая, тут бы этого не было. – Дед Михей сорвал несколько нежных былинок и показал их. – Такая вот травинка, мальцы, только на сладкой водице и произрастает. Тута, под нами, не иначе как колодец, и неглубоко до него.

Ребятам и верилось и не верилось. Послушать деда Михея – выходит, он прав. Но если в самом деле здесь есть вода, то как же люди до сих пор не находили ее?

– А вот копать-то и некому, – вздохнул пастух и с трудом поднялся на ноги. – Самому-то невмоготу, а народу не до того. Бригадир наш так и сказал – не жди. Он маловер, вроде вас. – Старик кольнул глазами Митю и Пашку. – «Откуда, говорит, тут воде быть? Да и уборка на носу, народу и так не хватает».

Митя смолчал. Но Пашка был не из тех, кто отмалчивается.

– Какой же я маловер? Тоже скажете! – запротестовал он. – Это я спросить хотел: непонятно, откуда тут быть воде и какие здесь тыщи зарыты.

– А те самые тыщи, что на воду и водовозов тратим. Батька-то твой за водичку денежки выкладывает?

– Выкладывает!

– А ежели так, то давай сюда камней поболе. Будем метку ставить там, где эти тыщи зарыты! – И дед Михей весело подмигнул ребятам.

Мальчики с сожалением оглянулись на море. Конечно, хотелось бы поскорей выбраться туда из этой степной духоты. Но любопытство заставило их остаться.

Степа собирал камни и размышлял. А вдруг колодец тут будет не такой, как в каменоломне, а настоящий, большой, и воды в нем окажется столько, что и для людей и для стада хватит? Тогда не нужно бегать с ведрами на площадь, часами ждать водовозов. Нужна тебе вода – приходи сюда и бери сколько хочешь. Вот это жизнь! И Федькиным спекуляциям конец. Пожалуй, выкопать колодец рядом с селом – дело не менее важное, чем строить канал. Не возить же воду за десять километров все время, пока не выстроят канала. Но почему, в таком случае, колхоз не роет колодца? И причем здесь уборка хлебов?

Степа высказал эти мысли друзьям.

– Вот сразу и видно, что ты никогда в колхозе не жил. – Митя посмотрел на него с откровенным сожалением. – Сейчас у нас делов – не перечтешь. А начнут хлеб снимать, так ни души на селе не останется.

– Даже рыбаки и те все в степи, – подтвердил Пашка.

– А ты знаешь, сколько у нас земли-то? – наскакивал Митя. – Аж тридцать гектаров на одного колхозника. Вот и попробуй – управься! Людей мало, потому и помогать дедушке некому.

– Для такого дела – и людей нет? Тоже скажешь! – вскинулся на него Степа.

– А где ж ты их возьмешь?

– Где хочешь, а взять надо! Мы, например, что – не люди? Мы, скажешь, не сумели бы выкопать такой колодец? В самом деле, ребята, давайте возьмемся и выкопаем! Это ведь настоящее дело! – воскликнул Степа, увлекаясь пришедшей ему в голову идеей. – Все нам за это спасибо скажут. Верно, Паш?

– Верно, – поддержал Пашка. – И на закон нам на тот начхать. Тут он нам не указ. На себя небось работать будем.

Мальчики побежали к пастуху.

Дед Михей с ответом не торопился. Он теребил кончик бороды и, лукаво щурясь, поглядывал на ребят.

– Значит, в конпаньёны ко мне набиваетесь? Та-ак. Подумать надо. Крепко подумать. А с лопатой-то вы управитесь?

– Нам это дело плевое, – солидно заметил Пашка. – Мы со Степкой даже из-под моря воду доставали. А тут нам – раз плюнуть! – Он цыкнул сквозь зубы слюной.

– Вы думаете, мы будем одни? Мы еще человек десять приведем. Сразу выкопаем, – убеждал Степа старика.

– Ежели мы захочем, то и треногу можем поставить. А с треногой – раз-раз, и скважина готова, – прихвастнул Пашка. – Мы это можем!

– Брось заливать: «тренога, скважина»! – осадил его Степа, опасаясь, что Пашка испортит все дело. – Какая тут скважина, когда лопатой копать надо!

– Ну, коль вы такие опытные, придется вас взять к себе в конпаньёны. Да и артель у вас, а артель ведь – сила! – Дед Михей весело ухмыльнулся. – Только не откладывать, ни-ни. Завтра же с утра почнем. Кто у вас будет за старшего? Ты, Степан?

– Нехай Степка будет, – согласился Пашка, хотя он и сам не возражал бы верховодить.

– Тогда ты, Степан, и пораскинь умом насчет струмента и всего прочего.

– Ладно, дедушка! – в восторге воскликнул Степа. – Только вы, пожалуйста, никого больше не зовите. Мы все сделаем сами.

Мальчики побежали к морю.

Еще на бегу Степа стащил с себя рубашку, подставляя потное тело прохладному ветерку.

– Ребята, теперь у нас будет собственная экспедиция! – Степа в восторге пошлепал себя ладонями по голой груди.

Правда, экспедиция эта не на Северный полюс, не в Антарктику и не по прокладке трассы канала, но все же это настоящая экспедиция настоящих изыскателей. Это уже не подлежит никакому сомнению: ведь они будут воду искать!

Пашка сморщил лоб и произнес по слогам:

– Экс-пе-ди-ци-я.

Он как бы взвешивал слово и прислушивался к его звучанию. Да, это уже не просто какая-нибудь бригада землекопов. Это уже марка! Все колхозные ребята будут им завидовать.

Пашка шлепнул Степу по спине и побежал к воде.

На этом конце села – не то что у Черного мыса. Там беспорядочно громоздятся скалы и камни; волны с грохотом пушечных выстрелов налетают на них, сверкая целыми водопадами брызг и снежной пены, и воды по пояс у самого берега. Здесь дно песчаное, пологое и даже шагов за пятьдесят – глубина по колено.

Мальчики на бегу обдавали друг друга брызгами. Забравшись подальше, Степа нырнул под пенящуюся волну и поплыл наперегонки с Пашкой. Освежающий холодок сразу охватил его разгоряченное тело и постепенно начал проникать внутрь, взбадривая и заставляя энергично работать руками и ногами.

Пашка и Степа плавали, ныряли, кувыркались и качались на гребнях набегавших волн. Когда все это надоело, затеяли игру в водолазов: набрав побольше воздуха, с открытыми глазами брели под водой и, высунув руки наружу, хлопали в ладоши. Дно под ногами было чистое, все в мелких рябинах, похожих на маленькие застывшие волны. Митя, выполнявший роль судьи, следил за тем, кто пройдет дальше и глубже. Сам он не купался: мать запретила строго-настрого.

Вылезать не хотелось, и ребята, наигравшись, развалились на спине у самого берега.

Вода здесь как в подогретой ванне. Потрогаешь рукою дно – песок под водой горячий. Волны подбегают уже усталые, обессиленные мелководьем. Они ласково и нежно лижут пятки, икры ног, порой бросают на живот и грудь пухлые клочья пены. Пена сипит, пузырится и, не достав до плеча, стекает струйками обратно.

Какое блаженство лежать вот так неподвижно и нежиться в приятной бархатистой прохладе!

Но, взбудораженные мыслями о предстоящей экспедиции, мальчики вели себя беспокойно. Между ними поминутно вспыхивали споры. Брать ли, например, с собой Любашку, рыжего Саньку и длинношеего Вальку? Что лучше: строить шалаш или разбивать шатер из плащ-палаток? Взять питьевую воду в бочонке или в бидонах-канистрах? Как сделать, чтобы Федька Хлыст не пронюхал об их новом деле? Все это надо было решать немедленно.

Сборы экспедиции решили проводить в Степином дворе, на территории разрушенного сарая, со строжайшим соблюдением всех правил конспирации.

Экспедиция за работой

Первые лучи едва коснулись черепичных крыш домов, а две тележки уже подкатили к кукурузному полю.

Степь проснулась, но еще нежилась в утренней тишине, дыша пряными ароматами шалфея и чебреца. Звонкие ребячьи голоса и смех вторглись в этот безмятежный покой и нарушили его.

Митя, Степа и Санька разбивали палатку, а Пашка и девочки строили шалаш. Пашка уже сколотил из кольев скелет и покрикивал на Любашу и ее подругу Надю, которые не поспевали подтаскивать ему охапки стеблей кукурузы с участка, скошенного на корм. Пашка обрывал початки и складывал в кучку, чтобы сдать в колхоз, а ветвистыми стеблями покрывал крышу, ставя их метелками вверх. Шалаш получился похожим на круглый зеленый чум с пышным желтым султаном на макушке. Чтобы крышу не разметало ветром, Пашка накрыл ее сверху куском старой рыбачьей сети.

Когда дед Михей выгнал стадо из села, над входом в палатку уже трепетал красный треугольный флажок, и Санька, по указанию Пашки, подвешивал снарядную гильзу, чтобы отбивать «склянки», как это полагается у настоящих моряков.

– Ай да мальцы! Раньше меня в степь справились. – Дед Михей подходил к лагерю, шаркая калошами по траве. – Энто ты тут верховодишь? – обратился он к Степе. – Добрый из тебя командир выйдет, добрый.

От похвалы у Степы зарделись уши и приятно защекотало в груди. Скрывая смущение, он вынул из кармана часы и поднес их к самому носу – пусть все ребята видят, какие у него часы. Вид у него был необычайно серьезный и важный.

– Уже пять. Сейчас начнем, – сказал он.

Все обступили его и с любопытством разглядывали серебряные часы и читали надпись.

– Это отцу от командующего за прорыв фашистских позиций на танке, – с нескрываемой гордостью пояснял Степа. – Тут, под Керчью, дали.

Пашке стоило неимоверных усилий изобразить на лице полнейшее равнодушие и отвернуться. Пусть Степка не задается и не думает, что кто-то ему завидует. Пашка поднял с земли молоток и, подойдя к снарядной гильзе, стукнул по ней два раза. Мелодичный звон «склянок» взвился над лагерем и далеко разнесся вокруг.

Дед Михей выбрал на полянке место, где трава была поярче и посочней.

– Вот тута и почнем. И не бойсь, Степан, захватывай поширьше, чтобы в две лопаты копать. Вот так. – Старик вывел лопатой большой четырехугольник.

У Степы по рукам пробежал зуд – хотелось скорей взяться за дело. Пашка встрепенулся, подбежал к Мите и ухватился за его лопату:

– Дай разок копну.

– А почему ты первый? Пусти…

– Уйди, не суйся! – Степа ухватился сзади за Пашкину тельняшку и потянул назад.

– Вы что, облиняете, если я покопаю?

– Не облиняем, а надо по правилам. – Митя вынул из кармана коробку, взял из нее две спички, одну надломил и закинул руки за спину. – Кто вытянет несломанную, тот будет первый. Выбирай! – Он выставил вперед кулаки.

Пашке досталась сломанная спичка.

– Тьфу! – плюнул он. – И везет же вам! Ну, мы с Санькой все равно вас обкопаем.

Степа окинул Саньку оценивающим взглядом: ростом невелик, но крепыш. В силе ему Митька, конечно, уступит. Но зато Митя хорошо умеет работать лопатой и цапкой. В начале каникул он целую неделю помогал матери на цаповке кукурузы и ни разу от нее не отстал. В своей силе Степа не сомневался. Тут не море! Тут он Пашке не поддастся.

– И всегда-то Пашка бахвалится. Ну и хвастун же! – заметила Любаша.

– А ты что встреваешь? Тебя не спрашивают, – окрысился на нее Пашка. – Иди в свой балаган и сиди там.

– И вовсе не балаган у нас, а шалаш и кухня. И потом, я не с тобой разговариваю, – отрезала Любаша.

Пашка постоял несколько минут возле Мити и Степы, ревниво наблюдая за тем, как они копают, а потом вместе с Санькой пошел собирать в траве кизяк – сухой коровий помет – для костра.

Копать Степе показалось нетрудно, и он старался работать, как и Митя, – размеренно, не спеша. Лопата с хрустом, на полный штык врезалась в зеленый дерн и отваливала его большими кусками.

Дед Михей примостился рядом на корточках, взял ком земли и разломил его на мелкие кусочки.

– Мы, мальцы, и без хворостинки вот узнали, где тута вода, – заметил он, растирая между пальцами влажный комочек земли.

– Без какой хворостинки? – спросил Степа.

– В наших местах при царе Николае всякие водоискатели объявлялись. Были и такие, что с хворостинкой воду искали. Срежет ветку лозы и ходит с ней по степи, и ходит. А как листочки на лозе шевельнутся, он остановится и приказывает – копай тута.

– И находили воду? – удивился Степа.

– Копать – копали, а сладкой не попадалось, все соленая – верховодка.

Когда Степа и Митя начали вынимать второй слой земли, старик запустил руку поглубже, из-под самой лопаты вытащил сырой комочек, размял его пальцами и положил в рот.

– Ой, что вы делаете? – в один голос воскликнули Степа и Митя.

Дед Михей пожевал беззубым ртом, сплюнул грязную слюну и весело подмигнул:

– А в землице-то соли нету.

– Ну и что из этого?

– Смекай: значит, водица будет сладкая. Тут же скрозь солончаки, – старик указал рукой на пастбище.

Довольный своей «пробой», дед Михей вытер руку о траву и встал.

Налетевший ветер распушил бороду пастуха. Он с минуту тревожно всматривался в даль и будто принюхивался к дыханию ветра.

– Ох, чую, быть суховею, – сказал старик. – Подпалит он хлебушко на корню. Да и нам с вами достанется. – И старик пошел к стаду.

Пашка развел костер и, пожалуй, в десятый раз подбежал к палатке взглянуть на часы.

– Хватит, Степ! Теперь наш черед. Давай замерять.

Пашка измерил рейкой глубину ямки, сделал зарубки и криво усмехнулся:

– Тю! Сантиметров пятнадцать, не больше! И это за целый-то час… Тоже мне, работнички! Вот мы сейчас как вдарим, так сразу целый фонтан брызнет.

Митя насмешливо покосился на Пашку.

– Чего ты зубы-то скалишь? – окрысился Пашка. – Вон на балластном карьере у железнодорожников били, били скважину, метров на двести продолбили, а воды все нет. А потом сразу ка-ак засипит да ка-ак вдарит! Аж во-от такой столб поднялся. – Пашка вскинул над головой лопату. – Уж два года бьет, и все такой же высокий.

– Так ту воду в рот не возьмешь, – возразил Митя, садясь на траву. – Она тухлыми яйцами воняет.

Степа бросился на землю и растянулся рядом с Митей. Сердце сильно билось, и стук его отдавался в ушах, ноги гудели. Хорошо теперь лежать вот так, на спине, слушать стрекотание кузнечиков и цикад и смотреть на далекое облачко…

– Ты знаешь, сколько такой фонтан выбрасывает? – не умолкал Пашка. – Уйму. И людям и скотине хватит, и еще для огородов останется.

Степа мечтательно щурился. И в самом деле, что неосуществимого в том, что говорил Пашка? А вдруг и тут проходит водная жила?

Степа представил себе высокие струи воды, бьющие из-под земли, и рядом большое озеро. На берегу гудит мотор и гонит по трубам воду на фермы, по хатам и даже на поливной огород. А ребята бродят по грядкам и собирают горы огурцов и красных помидоров. На межах лежат бунты молодой картошки и высятся пирамиды из пудовых кочанов капусты.

Облачко давно уже поднялось вверх и незаметно растаяло, а Степа все продолжал смотреть туда, где оно было, и мечтательная улыбка не сходила с его лица.

Митя позвал его собирать кизяк. Степа вскочил на ноги и огляделся.

Село проснулось. На околице стояли трое ребят и, приложив ладони к глазам, смотрели в сторону лагеря. Один из них был в синей рубашке, – наверно, Федька Хлыст. А вот через степь к колодцу мчатся двое белоголовых малышей в одних коротких штанишках. Степа узнал их – это Фомка и Семка, братья-близнецы. Они остановились у колодца, шумно дыша. Глаза их беспокойно шмыгают по сторонам. Постояв немного, малыши переглянулись и понеслись назад.

Степа засмеялся. Он знал – сейчас по всему селу разнесется весть о том, что ребята что-то ищут в степи. Скоро надо ждать гостей, а значит, и пополнения экспедиции.

И верно, не прошло и получаса, как возле лагеря собралась шумная орава загорелых мальчишек. Среди них толкались и востроглазые близнецы-разведчики. Из села подходили еще четверо, постарше, Степины одноклассники. Степа делал вид, что целиком занят работой, но уголком глаза наблюдал за ними.

– Что ж это вы тайком от всех? – подходя, кричит Валька. – А еще товарищи называются! Нам, по-вашему, не нужна вода?

Пашка, возившийся у костра, вскочил и подбежал к нему:

– Брось, не подмазывайся, все равно не примем!

– Почему не примете? Мы что, хуже вас, что ли?

Степе стало неловко за Пашку.

– Перестань, Паш! Они ведь тоже хотят поработать на общую пользу.

– Чего – «перестань»? Тут и без них делать нечего. Я знаю, почему ты хочешь их принять: боишься, что мы с Санькой вас обгоним.

– Не говори глупостей, – оборвал его Степа.

Неизвестно, во что вылилась бы эта перепалка, если бы не подошел дед Михей.

– Стойте, мальцы, не спорьте, – примирительно сказал он. – Тута для всех дела хватит. Нехай они пока ямки под столбы копают. Все одно ворот-то ставить надо. А вам самим не управиться.

Пашка, не найдя ни у кого поддержки, вынужден был замолчать.

Копать с каждым часом становилось тяжелее. Митя и Степа копошились в котловане, вокруг которого со всех сторон были навалены кучи выброшенной земли. Вверху Валька со своей бригадой рыли ямы для столбов. Ветер подхватывал выброшенную землю и вместе с пылью швырял в лицо. Митя ворчал на Вальку, Степа морщился и вертел в руках лопату, стараясь взять ее поудобней. На его ладонях уже лопнули две большие водянки, и руки саднило. Но все бы это ничего, если бы не жара. Солнце свирепо пекло, обжигало шею, руки и так накаляло затылок, что казалось, будто в голове все кипит. Степа с завистью поглядывал на широкополую Митину шляпу. Хорошо ему – шляпа здорово закрывает его от солнца.

– Степ, дай твою лопату, – подбежал к колодцу запыхавшийся Пашка. – Я сейчас верну, только кол вкопаю.

Пашка взял лопату и убежал. Степа вылез из котлована и подставил ветру лицо. Но ветер теперь не освежал прохладой. Он стал тугим, сильным и каким-то уж очень сухим и знойным. Казалось, гигантская воздуходувка непрерывно гнала с востока потоки густого, горячего воздуха. На дорогах поминутно завихрялись столбы пыли, штопором ввинчивались в небо. Саженными прыжками скакали по пастбищу шары перекати-поля. Издали они казались огромными бурыми пауками.

– Вот он и прилетел, – сказал дед Михей. Старик поджал нижнюю губу и сердито уставился на восток. – Теперь зарядит дни на три, а то и на шесть или на все девять. Это уж я давно заприметил.

Пыль уже замутила сияющую синеву небес. Четкая линия горизонта стерлась, а контуры далеких скифских курганов стали теперь неясны и расплывчаты, как в тумане. Дул суховей, неся на своих пыльных крыльях знойное, испепеляющее дыхание азиатских пустынь.

А лагерь жил шумной, деятельной жизнью. Дед Михей оказался прав: дела хватило для всех ребят. Одни бегали в село за кольями, молотками и гвоздями, другие подносили стебли кукурузы, третьи под руководством Пашки строили новый шалаш. Валькину бригаду дед Михей отрядил в село за столбами и воротом. Девочки вместе с Любашей шумно возились возле костра. Только Семка и Фомка с другими малышами от безделья крутились возле Любаши, мешая ей работать.

– Семка! – позвал Степа. – Хочешь, назначу тебя старшим?

– Бригадиром? – подпрыгнул Семка.

– Конечно, бригадиром. Бери ребятишек и беги собирать кизяк.

С радостным воплем Семка бросился к ребятам, толкавшимся у костра.