Текст книги "Пять Колодезей"

Автор книги: Борис Азбукин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Борис Павлович Азбукин
Пять Колодезей

На рыбалке

Степа вздрогнул не то от крика чайки, не то от свиста, который сквозь сон послышался ему со двора. «Может, Пашка и Митя зовут», – подумал он, и при этой мысли сон окончательно слетел. Степа вскочил с постели, лег животом на подоконник и выглянул в открытое окно.

Двор был пуст. В синеватой мгле рассвета еле проступали темные силуэты сараев. Между ними смутно светлела песчаная полоска берега. И там ни души. Тишина. За песчаным пляжем таинственно чернело море, всегда кипучее, беспокойное, гремящее прибоем, а сейчас примолкшее, сонное.

С минуту Степа прислушивался: ни звука. Конечно же, ему померещилось! Ребята наверняка еще опят. А сейчас самый раз бы выйти в море. Ну и Пашка! Обещал разбудить, а сам дрыхнет. Еще хвастался: «Когда захочу, тогда и встану». Тоже мне, рыбак!

Степа оделся, затянул потуже пояс, разыскал кепку и выпрыгнул через окно во двор. Поднимаясь с земли, он нечаянно свалил два пустых ведра, стоявших на скамье у стены. Грохот и дребезжание прозвучали в тишине, как гром барабанов. Степа замер… Что, если проснется мать?

И откуда они подвернулись? Степа с ненавистью посмотрел на ведра, и ему захотелось поддать их ногой так, чтобы они отлетели на другой конец двора. Но он удержался – еще больше наделаешь шума. К тому же он вспомнил, что сам вечером поставил их здесь, чтобы с утра пораньше занять очередь за водой.

Эх, кабы в селе были свои колодцы, тогда не надо было бы бежать чуть свет на площадь, ставить ведра в очередь, а потом ждать, когда привезут воду чуть ли не за десять километров из другого колхоза.

И хотя водовозы приедут часам к одиннадцати, ведра все-таки ставить надо сейчас, спозаранку, а не то останешься без воды.

Обычно это делал отец, который вставал с зарей. Но сегодня он заночевал в полевом стане тракторной бригады, и Степа взялся заменить его. Сейчас, правда, возиться с ведрами не хотелось: еще опоздаешь к лодке, и Митя с Пашкой придут раньше. Степа схватил ведра и выбежал со двора. На востоке только-только разгоралась бледно-вишневая полоса. На безлюдную площадь темными окнами смотрели сельсовет, магазин сельпо и опустевшая школа. Во дворах кричали петухи. Где-то скрипели колеса. Это, вероятно, водовозы выехали на волах в соседнее село.

Свернув за колоду, возле которой всегда останавливались водовозы, Степа застыл от удивления. Здесь уже стояли два ведра. Чьи? Ну конечно же, это Пашкины. Вот и клеймо. Эти буквы, выведенные белой краской, ему хорошо известны. Только когда он успел? Степа поставил свои ведра рядом и пустился бегом домой. Минуты через две, раскрасневшийся, он через свой двор выскочил на берег.

Ребята уже возились в шлюпке. Митя лежал животом на корме и навешивал руль. Большая соломенная шляпа заслоняла его щуплую фигурку, и только из-за ее полей торчал клок белой рубашки и синели трусы. А Пашка-то, Пашка как вырядился! Какой у него шикарный моряцкий вид: полосатая тельняшка, парусиновые штаны, закатанные до колен, и на голове кепка, лихо надвинутая козырьком назад, – издали ошибешься и примешь за матросскую бескозырку.

Пашка вставлял весла в уключины и, изображая собой капитана, деланно сиплым голосом покрикивал на Митю. Лодка чуть покачивалась, отчего верхний конец мачты выписывал в воздухе круги.

Митя поднялся и уставился на Степу сияющими черными глазами.

– Вот ты и проспорил! Мы раньше тебя поспели, – задорно усмехнулся он.

Пашка недовольно буркнул:

– Где ты пропадал? Мы свистели, свистели, а тебя все нет. Давай живей, и ведро свое не забудь.

– Ладно. Сейчас.

Степа старался отвечать как можно равнодушнее, не выказывая своей радости. Ему предстоял первый в жизни рейс в открытое море. Берег он уже весь излазил и по бухте много раз на лодке катался, а вот в море еще не выходил. Наконец-то он отправляется в плавание! И не как-нибудь, а на самой настоящей морской шлюпке. Правда, без паруса. Но на веслах даже интереснее – вволю можно грести.

Вот только зря он уезжает, не предупредив мать. Она хватится, будет ахать, волноваться. И может еще подумать, что он подведет с водой.

Эти мысли на миг омрачили настроение Степы, он заколебался. Конечно, делать что-нибудь, не спросись или не предупредив, нехорошо. Но как хочется удрать тайком в море, где тебя поджидают всякие приключения и опасности! Упустить такой великолепный случай было бы, конечно, непростительной глупостью. К тому же и времени у него столько, что он успеет и порыбалить и вовремя вернуться к приезду водовозов. И Степа начал деятельно готовиться в поход. В два прыжка он очутился у старого разрушенного сарая, где у него был свой потайной склад. Еще с вечера Степа припрятал там краюшку хлеба, ведро, наживу и удочку с сачком. Через минуту он уже шагнул в воду к лодке.

Что за вода! Теплая, как в ведре, которое полдня простояло на солнцепеке! А море! Сделав еще шаг, Степа остановился. Оно лежало перед ним тихое, бездыханное. Озаренное отраженным в облаках сиянием зари, оно горело и светилось нежно-розовым светом и в то же время, точно раковина изнутри, было покрыто мягким перламутровым блеском. На поверхности ни морщинки. Даже у берега волна уснула и не лизала песок. Не хотелось баламутить застывшую гладь, нарушать тишину и покой.

– Зевай, зевай! А кто концы отдавать будет?!

Капитанский окрик Пашки подстегнул Степу. Зайдя по колено в воду, он бросил в лодку сачок, поставил ведро, отвязал на корме канат, тянувшийся к береговому якорю, и кинул конец в воду. Заметив, что и Пашка уже успел отвязать канат на носу, Степа толкнул шлюпку, и она плавно пошла вперед, оставляя позади себя стоявшие у берега дочерна просмоленные рыбацкие байды. Он подпрыгнул, лег животом на корму и перевалился в лодку.

Только теперь, когда рука его легла на руль, колебания и сомнения сразу исчезли. Забыв обо всем, он как зачарованный смотрел на бестрепетное море, на скалы Черного мыса, покрытые сиренево-розовой дымкой.

Он уже воображал себя капитаном огромного корабля, пересекающего бесконечные пространства Антарктики. Корабль идет меж неизвестных таинственных островов, погребенных под вечными льдами. Быстрое течение несет навстречу гигантские айсберги, на пути то и дело попадаются подводные скалы, рифы, кораблю поминутно грозит опасность. Но он, Степа, уверенно лавируя, выводит корабль в открытое море.

Сердцу тесно в груди от счастья, Степа готов уже громко вскрикнуть, но, взглянув на Митю и Пашку, дружно работающих веслами, он вовремя спохватывается. Не к лицу настоящему моряку бурно выражать свои чувства. Как он заметил, это не принято среди здешних ребят. Степа постарался напустить на себя побольше равнодушия и тоном бывалого человека заметил:

– Погода-то какая, в самый раз – в море!

Митя стрельнул в Степу глазами, переглянулся с Пашкой и прыснул:

– Какая же это погода?

Митька так осклабился, что Степа даже с кормы мог пересчитать все его зубы. Чего это он?

– Эх, ты, «пого-о-да»! – презрительно скривил губы Пашка. – Сразу видно сухопутную крысу. Ты, знать, и моря никогда не нюхал!

Пашке давно уже стукнуло тринадцать, он на целых полгода был старше Степы и Мити и считал это достаточным основанием для того, чтобы держаться с ними немного покровительственно, свысока. Но Степа такую разницу в возрасте не считал большим преимуществом. Он уже дважды за их короткое знакомство доказывал это Пашке и даже вывалял его в песке, за то что он подсмеивался над ним. Но тот все не унимался.

– Ну-ну, ты не очень-то… Сам ты крыса! – вспыхнул Степа, не понимая еще, в чем его промах.

– Что – «ну-ну»? – наседал Пашка. – Погода – это когда зыбь, когда на море шторм. А сейчас, глянь, самый что ни на есть штиль. Научись правильно говорить.

Пашка поучал Степу с полным сознанием своего превосходства. Когда речь заходила о море, он чувствовал себя непревзойденным знатоком и жестоко подавлял всех своим авторитетом.

Конфузливая улыбка появилась на лице у Степы. Действительно, вокруг ни рябинки, а он – «погода». Какая же «погода», когда шлюпка только разводит носом две длинные, точно усы, морщины?

– Я и говорю, что море тихое, – попытался он вывернуться, – а когда тихо, у нас говорят, что погода хорошая.

– А у нас так не говорят. Вот вдарит левант или трамонтан, тогда узнаешь, что такое погода и какое наше море, – безжалостно наседал Пашка. – Да ты знаешь, наше море куда капризней Черного! По нескольку раз на день меняется.

Что значит «левант»? И что такое «трамонтан»? Эти слова озадачили Степу. Ему хотелось спросить, но он не решался, чтобы не обнаружить своего полного невежества и не подвергнуться новым насмешкам.

Нет, видно, рано ему быть капитаном, и даже в штурманы он не годится. Для начала надо будет выведать у ребят и у рыбаков побольше всяких морских словечек и заучить их. А на друзей не стоит обижаться. Конечно же, и в морском деле и на поле они лучше его разбираются. Степа вспомнил, как дня два назад возвращались они из соседней деревни Камышанки, входящей в их колхоз. Митя сорвал два колоска и спросил:

– Угадай, что это такое?

Степа видел, что между колосками есть разница, а сказать, какой из них колос пшеницы, какой ячменя – не мог. Ребята над ним потешались. А разве он виноват, что не знал? Он и в деревне-то никогда не бывал, и на море первый раз в жизни. Если бы зимой отец не поехал на работу в МТС и не стал бригадиром тракторной бригады – не видать бы Степе ни колхоза, ни моря. К тому же отец перевез его с матерью сюда совсем недавно, месяца два назад. Степа даже не успел здесь освоиться. Но ничего, скоро и он будет разбираться в здешних делах не хуже Пашки и Мити. Вот если бы они приехали к нему в город, тогда бы он доказал! Там-то Степа знал все лучше любого мальчишки из своего поселка. Нарочно бы сводил их на тракторный завод, на конвейер, где работал мастером отец.

Степа смотрел вперед, стараясь не думать о происшедшем, но досада не рассеивалась.

Море по-прежнему было безмятежно, но теперь оно на глазах меняло окраску. Нежно-розовые разводы поблекли, затем посерели, и вода начала зеленеть. Вскоре она сделалась густо-зеленой, с широкой ярко-синей полосой на горизонте. А позади от золотой каемки берега до кормы лодки протянулась огненно-красная дорожка. Первые лучи солнца окрасили густым багрянцем черепичные крыши села. С моря дома удивительно походили на стройные ряды грибов с одинаковыми красными шляпками.

Шлюпка подходила уже к Черному мысу. Справа в воде, как в толстом зеркале, отражались опрокинутые темно-бурые скалы и прибрежные камни, похожие на шлемы великанов. Впереди мыса, точно клыки гигантского чудовища, торчали четыре острых гранитных зуба. Степа знал, что еще больше камней скрывается под водой и их гряда тянется в море метров на сто. В осенние штормы, по рассказам старожилов, о подводные камни пропорола себе дно не одна рыбацкая байда. Но сейчас они не страшны, надо только их разглядеть в воде. Степа крепко сжимает румпель и смотрит вперед.

Вот наконец сквозь изумрудную зелень воды показались лиловые шапки водорослей. Между вторым и третьим камнем можно было бы проскочить. Но зачем рисковать? Безопасней пройти еще в море и, обогнув камни, продвигаться вдоль берега. Степа так и сделал.

Неподалеку за грядой открылась небольшая бухточка с сонной, остекленевшей водой.

С трех сторон ее закрывали скалы, а за ними круто вздымался берег, покрытый пожелтевшей травой. Сейчас берег четко выделялся на фоне пылавшего восходом неба.

– Вот здесь и станем, – сказал Пашка. – Тут самый забор, рыба косяками прет.

Шлюпка остановилась у входа в бухточку. Степе не терпелось скорей приступить к ловле, и он вытащил мотовильце – дощечку, на которой была намотана леска.

– А кто будет бросать якоря? – удержал его Пашка. – Становиться будем по-рыбацки.

Собственно говоря, настоящих железных якорей не было. Их заменяли два тяжелых камня, привязанных к концам длинной толстой веревки. Один камень Пашка выбросил перед носом лодки, другой, по его команде, Степа опустил с кормы. Середину веревки натянули на уключины. Теперь лодку далеко течением не снесет и при желании ее можно передвигать то вперед, то назад.

Степа первым насадил на крючок половину тюльки, взял конец нитки с тяжелым свинцовым грузилом в правую руку и замахнулся. С тонким свистом леса вытянулась на воде, а затем, увлекаемая грузилом, опустилась на дно. Чтобы привлечь к наживе бычка, Степа начал слегка подергивать лесу. Вся ловкость теперь заключалась в том, чтобы рывком подсечь рыбу, когда она ухватит крючок с наживой.

Мальчики не разговаривали, боясь спугнуть рыбу. Каждый втайне мечтал первым открыть счет – тогда, говорят, будет удача. Мысль, внимание Степы, все его обостренные чувства словно бы переместились теперь к руке и сосредоточились в пальцах, державших лесу.

Вот уже неделю между ребятами идет жестокая борьба. В прошлые дни они ловили рыбу с мостков пристани и с камней, не доходя Черного мыса. И первенство всегда оставалось за Пашкой. Только однажды Митя поймал больше всех. Степа отставал от друзей. Но за эту неделю он многому научился, и улов у него день ото дня увеличивался. Вчера он даже оставил позади Митю, но Пашку, как ни старался, не мог обогнать.

– Ну что, обловили? – торжествуя, ухмылялся Пашка. – Где уж вам, городским и деревенщине, со мной тягаться!

Под городским подразумевался, конечно, Степа, а под деревенщиной – Митя, мать которого была звеньевой и работала в степи. Себя же Пашка относил к особому сословию. Его отец тоже состоял в колхозе, но числился бригадиром рыболовецкой бригады. Летом он, как и все колхозники, работал в степи, когда же наступала путина, уходил в море. Каждый выход на подрезку ставных неводов давал богатый улов сельди и красной рыбы – осетра, севрюги, белуги. В прошлом году рыбаки принесли колхозу более ста тысяч рублей дохода. Портрет бригадира Ивана Бродова висел на Доске почета. Пашка гордился отцом и старался на словах и на деле поддерживать честь и достоинство своего рыбацкого звания.

– Рыба, она такая… Знает, к кому идти, – ухмылялся Пашка, вытаскивая большеротого, с выпученными глазами бычка. – Глянь, какую жабу я подцепил. Ох, и жирный!

– Ну и ладно, – с деланным равнодушием отозвался Митя. – Я прошлый раз штук пять таких жаб поймал.

– Ему невтерпеж прихвастнуть, – кольнул Пашку и Степа.

Ух, до чего ж противным бывает этот Пашка, когда вот так, как сейчас, начинает важничать и выхваляться: «Мы – рыбаки!..» В такие минуты Степа не мог без неприязни смотреть на него. Неужели и сегодня он обставит и его и Митю?

– Ага-а! Не уйдешь! – азартно воскликнул Митя, вытаскивая упитанного коричневого круглячка.

Митя разрезал рыбу на части и, отделив небольшой кусочек мяса, насадил его на крючок.

– Теперь будет клев, – заговорщически подмигнул он Степе и покосился на Пашку.

– Конечно, будет, – подтвердил Пашка и небрежно, с нарочитой медлительностью – мол, «у нас не сорвется» – вытащил второго бычка.

Митя и Пашка то и дело вытаскивали то кругляков, то «жаб», а у Степы, как назло, ни разу не клюнуло. Он с завистью смотрел на товарищей и про себя вел счет их добыче. Почему же у него не клюет? В одной лодке сидят, на одном месте ловят, им вон какие здоровенные попадаются, а ему бы хоть какого-нибудь для начала.

Вдруг леса дрогнула. Степа, подсек и начал быстро выбирать обеими руками нитку. По ее упругому трепету он чувствовал, что на этот раз и он вытащит. Вот уже в прозрачной зелени что-то темнеет. Из воды выскочил черный бычок и с таким бешенством стал извиваться и трепыхаться, что Степе казалось, будто у него не обыкновенный хвост, а целый веер. Но в тот момент, когда Степа протянул уже руку к крючку, бычок сорвался и шлепнулся в воду.

– Смотри, и наживу успел сожрать!

Степа старался скрыть огорчение, но это ему не удавалось. Митя посмотрел на него с сожалением, как смотрят на безнадежных неудачников.

– На, возьми мою наживу, – великодушно предложил он. – На свое мясо бычок лучше берет, и наживка не сорвется.

– А какой же он черный и жадный, – заметил Степа.

– С голоду небось почернеешь, – отозвался Пашка.

– Почему с голоду?

– А потому! Это ж самец. Самка выметнула икру на камни, вильнула хвостом и удрала. А он полил икру молокой и сторожит, чтобы мелкая рыбешка какая не слизнула. Так и стоит, и еще плавниками подгоняет пузырьки воздуха, пока мальки не окрепнут и не разбегутся. Ему и пожрать-то некогда. Оттого он и дохлый, и его всегда выбрасывают.

– А я думал, что порода такая, – признался Степа.

Он наживил мясо бычка, но не спешил забрасывать лесу.

Взяв горсть соленых тюлек, он кинул их для приманки за борт и с минуту следил, как, поблескивая серебром чешуек, они опускались на дно. Убедившись, что они легли под кормой, он закинул лесу. На этот раз грузило еще не успело коснуться дна, как леса натянулась и затрепетала в руке. Степа поспешил ее вытащить. Жирный кругляк упал на решетку к ногам и судорожно забился.

Митя оказался прав – нажива была цела. Степа опять закинул лесу и тут же вытянул другого кругляка, который сорвался с крючка и упал прямо в ведро.

Казалось, рыба теперь на лету хватала наживу, не давая ей погрузиться. Степа вытащил десять бычков подряд.

Он и сам не понимал, что же произошло. То ли привлекла их брошенная приманка, то ли корму лодки течением незаметно передвинуло на более удачное место, где бычки скрывались между камнями. Как бы там ни было, но теперь он не имел ни минуты передышки. Ему казалось, что все бычки этой чудесной бухточки собрались под кормой и оравой набрасываются на его крючок.

Первое время Степа еще ревниво поглядывал на друзей, которые тоже частенько вытаскивали бычков. Но вскоре, совершенно ошалев от восторга и счастья, он перестал их замечать. Солнце уже поднялось высоко; казалось, довольно, пора бы и домой. Но, охваченный азартом, Степа не мог устоять перед соблазном ловить еще и еще. Стоило ему только почувствовать трепет лесы в руке, как у него перехватывало дыхание, и он забывал обо всем.

Кепка давно сползла на затылок, и черные вихры торчали во все стороны; на лбу высыпали мелкие росинки пота, а уши пылали, как спелая малина. Снимая с крючка скользкого бычка, он бросал ликующие взгляды на Пашку и Митю.

Пашка давно заметил, какая удача привалила Степе. И это сильно задело его. Чтобы он, природный рыбак, уступил в таком деле, как рыбная ловля? И кому? Степке! Он и в море-то никогда не выходил.

Куда девались Пашкина важность и напускное спокойствие! Теперь он внимательно следил за Степой и подсчитывал его добычу. Получалось в пользу Степы. По совести говоря, здорово-таки он наловчился. С чувством невольного восхищения Пашка смотрел на товарища, которого он еще недавно учил закидывать лесу.

Пашка ловил теперь сосредоточенно, пуская в ход всю свою сноровку. Он то выбрасывал в воду мелко нарезанную тюльку, то сыпал за борт хлебные крошки, то закидывал лесу на одну, а затем на другую сторону. И все чаще и чаще он стал подсекать и вытаскивать бычков.

Мальчики ловили в напряженном молчании. Ничто постороннее не привлекало их внимания. Не заметили они и небольшого серого облачка, которое поднялось из-за крутого берега и закрыло солнце.

Над шлюпкой с криком кружились чайки, или мартыны, как их называли по-местному. Самые проворные и смелые падали в воду рядом с лодкой и подхватывали бычков, выброшенных за борт. Раза два над самой мачтой пронеслись стайки куликов и скрылись за скалами. В другое бы время мальчики не удержались, чтоб не пугнуть птиц. Но сейчас не до этого было. Каждый дорожил минутой, опасаясь прозевать хороший клев и, что страшнее всего, отстать от товарищей.

Гроза на море

Серое облачко, вначале чуть застилавшее солнце, вырастало, наливалось свинцом, превращаясь в тяжелую грозовую тучу. Туча медленно и тяжело, как бы нехотя, поднялась из-за высокого берега, а потом начала быстро заволакивать небо, нависая над морем, над мысом и бухтой.

Неожиданно загрохотал гром. Степа вздрогнул.

Увесистая капля звонко шлепнулась в неподвижную сонную воду и развела круг, за ней другая, третья… Пашка опасливо поглядел на восток.

– Кончай! Надо сматываться, пока зыби нету, – осипшим голосом сказал он.

Степе не хотелось прерывать ловлю. У него уже было девяносто шесть бычков. Впервые он поймал больше Пашки – на девять штук. Но ничего не поделаешь. Он начал наматывать леску на мотовильце.

Пашка торопил. Степа вытянул из воды камень и оглянулся. В бухточке стояла тишь. Ветер, срываясь с высокого берега, пролетал над головой и дальше несся свободно, покрывая море полосами серой мелкой ряби. Эти полосы двигались все дальше и дальше к горизонту, на глазах баламутя застывшую гладь.

– А мы поспеем? – усомнился Степа.

– Поспеем. Только поскорей надо, – заверил Пашка.

– А если трепанет? – Митя боязливо оглянулся на посеревшее море. – Может, здесь переждем?

Он с надеждой посмотрел на длинный каменный выступ, протянувшийся от левого берега бухточки до ее середины. За выступом, похожим на естественный гранитный мол, укрывалась небольшая тихая лагунка.

– Вот там бы и переждали. – Митя махнул в сторону лагунки.

– Тю-у, уж испугался! – Пашка скривил губы. – Ну и трус же ты! Чуть что, начинаешь скулить.

– Поехали, чего тут отсиживаться и мокнуть, – поддержал Пашку Степа.

– Садись на руль, – скомандовал Пашка, – а мы с Митькой грести будем.

Но за это время, пока мальчики снимались с якоря и плыли вдоль берега к Черному мысу, ветер заметно усилился. Издали было видно, как за мысом у входа в бухту уже мелькали белые гребни волн, а над грядой подводных камней, лежавших ближе, вода пенилась и вздыхала, то поднимаясь, то опускаясь. Из крутящихся воронок высовывались мохнатые лилово-синие горбы подводных скал.

Налетел новый порыв ветра, и хлынул дождь. Крупные капли так сильно хлестнули в лицо, что Степа отвернулся. Но от этого не стало легче. Водяные струи шлепали в спину, попадали за ворот и ледяными змейками ползли по спине и груди.

Стремясь выиграть время и сократить путь, Пашка велел вести шлюпку прямо между подводными камнями. Степа побледнел: лодка должна была проскользнуть там, где не всегда проходили даже рыбацкие байды. Но приказ капитана есть приказ, и как ни страшно, а его надо выполнять. Степа подался вперед и весь напрягся, определяя на глаз расстояние между кипящими воронками и ширину шлюпки. Ему казалось, что он до тонкости все рассчитал и шлюпка обязательно проскочит. А там, за камнями, уже не страшно.

Митя беспокойно оглянулся на водоросли, то появлявшиеся в воронках, то исчезавшие под водой.

– А мы не сядем? – спросил он.

– Чего под руку каркаешь? – осадил его Пашка.

– «Каркаешь, каркаешь»! А вот застрянем, тогда узнаешь.

– Крой, Степ, крой! Не слушай его, – подбадривал Пашка. – Так держи! Так!

Шлюпка с разбегу рассекла воду между воронками как раз в тот миг, когда подкатила волна. Нос и середина шлюпки прошли благополучно. Пашка и Митя царапнули веслами фиолетовые шапки камней, стараясь посильней оттолкнуться. Но корма опустилась, и всех качнуло вперед. Киль мягко задел за водоросли, и лодка остановилась.

– Тьфу! – плюнул Пашка и зло покосился на Митю. – Накаркал. Нехватало только застрять и вдрызг вымокнуть.

– Греби, греби сильней! – крикнул Степа, в душе проклиная и Пашку и себя за то, что пошли через подводные скалы.

Впрочем, не все еще было потеряно. Степа вскочил со скамьи и сделал два шага к банке, на которой сидели Митя и Пашка. Корма на волне поднялась, и шлюпка стронулась с места.

– Правильно, Степ! Из тебя выйдет моряк! – ободряюще крикнул Пашка.

Степа облегченно вздохнул и засмеялся. Самое страшное миновало. Еще немного – и они свернут налево, за Черный мыс, и войдут в бухту, а там уже село на виду.

Однако войти в бухту оказалось не так-то легко. Когда нос шлюпки высунулся из-за скалы, Степа по команде Пашки круто положил руль на борт. Но в тот же миг волна и ветер с неожиданной силой ударили в борт, и шлюпка, которая, по всем расчетам Пашки и Степы, должна была свернуть влево, в бухту, продолжала двигаться вперед. Волны швыряли и подбрасывали ее, били о борт.

– Дрянь дело, левант задул! – крикнул Пашка, перекрывая голосом шум волн, дождя и ветра. – Так и к берегу не пристанем. Нажимай, Мить, а я табанить буду.

Пашка тормозил, толкая весло от себя, Митя изо всех сил греб.

Наконец удалось повернуть лодку навстречу волне и ветру.

«Так вот что означает «левант»! Эта восточный ветер с берега», – только теперь догадался Степа. Он не раз уже слышал о том, как «береговик» угонял байды в море, и рыбаки по нескольку суток носились по волнам, пока какое-нибудь рыбацкое судно – фелюга или сейнер – не спасало их от гибели.

Перед ребятами открылась вся бухта. Но сейчас она была не розовая и тихая, как на рассвете, а грязно-зеленая, кипящая тяжелыми, мутными волнами. Сквозь сетку дождя Степа различал мостки причала и рядом с ними моторную фелюгу. Там, над берегом, село. Уже недалеко. Зря Пашка волнуется, что их унесет в море.

А между тем удары грома раздавались все чаще, ветер с каждой минутой крепчал и с нарастающей силой бил в выпяченную грудь шлюпки, толкая ее обратно в море.

Пашка закусил губу и со злым упрямством греб сильными рывками. Тельняшка его от дождя потемнела и как пластырь прилипла к телу, с козырька на затылке вода стекала на плечи, но он не обращал на это внимания. У Мити ветром сорвало шляпу и бросило к ногам. Светлые, соломенные волосы его слиплись и веревочками свисали со лба и висков. Щуплая фигурка его кланялась, как ванька-встанька, но удары весла раз от разу становились слабее, и Степе стоило неимоверных усилий все время выравнивать шлюпку и держать ее на ветер.

– Давай сменю, – предложил он.

– Не надо. Я сам… – угрюмо отказался Митя.

Он уперся пятками в перекладину решетки, лежавшей на дне, и так навалился на весло, что даже подскочил на сиденье. Пашка работал неутомимо. Но шлюпка продвигалась медленно, точно кто-то уцепился за дно и не пускал.

С тех пор как свернули за мыс в бухту, прошли не более двадцати метров. Управлять шлюпкой становилось все труднее. Она раскачивалась, виляла носом и нередко поворачивалась бортом к ветру. Тогда ветер и волны гнали ее обратно в море.

И только дружными усилиями мальчикам удавалось перебороть стихию. Хотя и медленнее, чем раньше, они все же упорно продвигались вперед. У Степы крепла уверенность в том, что они благополучно доберутся до села.

Но вдруг случилось нечто неожиданное. Перед самым лицом Степы сверкнуло что-то ослепительно яркое, и в тот же миг он услышал страшный грохот и треск. Казалось, рядом лопались и разлетались на части скалы. Степа зажмурил глаза и съежился. Налетел бешеный вихрь, и на его голову обрушились целые потоки воды.

Он вздрогнул и открыл глаза. Митя лежал на дне лодки, сжавшись в комок и заткнув пальцами уши, Пашка спрятал голову между колен и прикрыл ее руками. Толстые струи дождя барабанили по его спине и ручьями стекали на дно. Весла беспомощно болтались в уключинах, а лодку бросало с боку на бок.

– Уносит! Уносит в море! – закричал Степа.

Но Пашка и Митя не двигались. «Уж не убило ли их молнией?» – подумал Степа, и сердце его сжалось от страха. Нет, вот Пашка пошевелил рукой.

А ветер исступленно бил в борт и гнал лодку в море. Вот уже рядом мыс, и тут, где-то за ним, ощерились гранитные клыки подводной скалы. Их не видно за густой пеленой ливня, но слышно, как волны с грохотом обрушиваются на них.

Хватаясь рукой за борт, Степа пробрался вперед и сел за весла.

– Ты что, оглох, что ли? – толкнул он Пашку. – Греби скорей! Не видишь, несет на скалы!

Пашка выпрямился, вытер мокрым рукавом побледневшее лицо.

– Сил нету… совсем ахлял, – тяжело дыша, сказал он. Заметив в ногах Митю, он слегка пнул его пяткой в бедро. – Вставай, садись за руль!

Митя поднял искаженное страхом лицо, посмотрел широко открытыми глазами на мутные волны и пополз на коленях к корме.

Степа энергично работал веслом. Ему и Пашке удалось отвести шлюпку в сторону от камней. Но как они ни бились, их по-прежнему уносило в море.

– Давай еще, – подбадривал Степа. – Нажми!

Пашка сделал несколько сильных взмахов и бросил весло.

– Не могу… выдохся, – зло прохрипел он и с отчаянием оглянулся на оставшийся позади мыс.

– Давайте сигналить. Может, нас на фелюге заметят… – Тоненький голос Мити был еле слышен в шуме ливня.

Он встал и начал кричать и размахивать над головой шляпой. Степа и Пашка заложили пальцы в рот и пронзительно засвистели.

Но звуки тонули в вое ветра и гуле волн. Растаяли размытые дождем очертания берега и села. Куда ни глянь – серая полосатая стена дождя. Кто их услышит? Кто заметит? Ужас охватил Степу. Надо немедленно действовать, что-то предпринять. Но что именно? Может быть, всем броситься в воду и плыть к скале? Нельзя. Захлестнет волной, а если и выплывешь, то покалечит о камни. Плыть по ветру тоже нельзя – лодку унесет в море. Степа беспомощно озирался вокруг.

Вдруг ливень начал стихать. Он прекратился так же неожиданно, как и налетел. Уходившая туча сеяла последние редкие капли.

Вокруг прояснилось. Ветер подгонял лодку к самому дальнему гранитному клыку каменной гряды, метра на два торчавшему над водой. Степа бросил безнадежный взгляд на берег, на мыс и вдруг просиял:

– Ребята, смотрите! Мы спасены!

Тут же за каменными зубьями начиналась полоса затишья. Волны налетали на них и, обессиленные и укрощенные, затихали. Дальше серела лишь мелкая зыбь, а под высоким берегом, в той бухточке, где ловили рыбу, по-прежнему стояла безмятежная остекленевшая гладь.

– Сидай все на весла! Живо! – скомандовал Пашка, к которому вернулись и силы, и уверенность.

Шлюпка, сделав крутой поворот, выскочила за каменную гряду. Сразу стало легче грести. Ветра почти не ощущалось. Шлюпка вошла в бухточку и завернула за длинный каменный выступ, который еще раньше приметил Митя. Мальчики увидели перед собой тихую лагунку, вроде небольшого круглого озерца, скрытую между скалами и каменным выступом. Только в одном месте желтела узкая песчаная полоска, к которой можно было причалить. Место здесь было надежное. Если бы ветер вдруг неожиданно повернул и подул с моря, то и тогда каменный выступ защищал бы шлюпку от волн.