Текст книги "Солдат по кличке Рекс"

Автор книги: Борис Сопельняк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Будете друзьями, – неожиданно для себя взъерошил волосы лейтенанта Громов.

А тот, забыв обидеться, счастливо улыбнулся и, щурясь от солнца, чуть ли не вприпрыжку бросился догонять удаляющуюся цепочку разведчиков.

XXIX

Полтора месяца пролетели как один день. И хотя армия не выходила из боев, расширяя Кюстринский плацдарм, штурмуя Зееловские высоты, форсируя Шпрее, сражаясь за каждый берлинский дом, лишь в тоннеле метро до Виктора дошло, где он и какой пройден путь. Дорогой, очень дорогой ценой приходилось платить за улицы и площади Берлина. Снова самой дефицитной стала должность командира взвода, да и командиры рот были наперечет. И тогда командарм принял решение ставить во главе штурмовых групп штабных офицеров – другого выхода просто не было. Одну из таких групп возглавил майор Громов.

– Мы, кажется, здесь? – ткнул он в схему метро.

– Здесь, – подтвердил Мирошников. – Называется – Цоо. Это что же будет по-нашему?

– Ну и ленив же ты, братец, – пожурил его Громов. – Почти четыре года имеешь дело с немцами и ничего, кроме «Хенде хох!», не знаешь. Цоо – это зоопарк.

– Вот оно что, – смутился Санька.

– Ларин! – крикнул в темноту тоннеля Виктор.

– Я здесь, – вспрыгнул на платформу Игорь.

– Наша цель – Потсдамская площадь. Ты идешь тоннелями, я – поверху. В том районе – бункер Гитлера. Защищают его не мальчишки, а эсэсовцы из личной охраны фюрера. Так что береги людей. На рожон не лезь.

– Есть! – козырнул Ларин и исчез в темноте.

Когда группа Громова, забросав гранатами немецкий заслон, вырвалась из метро, в первый момент Виктор глазам не поверил: в прудах плавают лебеди, по газонам разгуливают жирафы, в кустах трубят слоны. Что за чертовщина?! Не сон ли это? Не мираж?! Нет, не мираж, решил он, увидев совсем рядом бегемота с застрявшей в боку неразорвавшейся минометной миной.

– Вперед! – скомандовал он.

Солдаты бросились вперед, но их встретил такой плотный пулеметный огонь, что пришлось залечь.

– Вон он, гад! Я его вижу, – жарко шептал Санька. – Надо обойти – и гранатами. Я сделаю. Разрешите?

– Не суетись, – приподнял голову Громов. – Видел за углом танки? Пулей – к ним и попроси подсобить огоньком.

– Лады, – ощерился Санька. – Это я мигом.

Через минуту на поляну выползла «тридцатьчетверка». Снаряд. Второй. Кубообразной формы каменное сооружение рухнуло, и пулемет умолк.

– За мной! – поднялся Громов.

У самых развалин его опередил Санька и первым влетел в пролом. За ним ворвались еще трое. И вдруг Виктор услышал не крик, а детский визг! С перекошенным лицом из развалин выскочил Санька, а за ним остальные.

– Т-туда н-нельзя, – выдавил Санька. – Там это… эти… как их…

Громов оттолкнул Саньку, нырнул в пролом и… тут же прирос к земле. Прямо на него шел огромный крокодил. Рядом волочил перебитый хвост серо-зеленый аллигатор. Виктор шагнул в сторону – и чуть не наступил на клубок змей.

– Мама родная, – ужаснулся он, – мы же расколошматили террариум.

Удавы, кобры, крокодилы, черепахи, устрашающе огромные ящерицы – чего здесь только не было! И все копошилось, шипело, извивалось, норовя выбраться на волю. Виктор юркнул в пролом и, вытирая холодный пот, выдавил:

– Да-а… Такого я еще не видел.

– Завалить бы, – кивнул на пролом Санька. – А то расползутся, перекусают.

– Надо бы. Только чем?

– Да вон, – показал Санька на разбитую легковушку. – Мы ее враз подкатим.

– Действуй, – махнул рукой Громов.

Санька свистнул и, прихватив шестерых солдат, кинулся к легковушке. А Громов двинулся в обход террариума. Шаг… другой… третий. И вдруг он услышал предупреждающе-грозное рычание. Оно было таким глубоким и мощным, будто разом загудела сотня органов. Громов сделал еще шаг – и замер. В десяти метрах от него изготовился к прыжку… тигр. Сверкают яростью желто-зеленые глаза. Сечет бока длиннющий хвост. Из передней лапы сочится кровь.

«Ранен, – мелькнула мысль. – А раненый зверь бросается на первого, кого видит».

Автомат, как назло, за спиной. Виктор сделал шаг назад. Тигр шагнул вперед. Виктор потянулся к кобуре. Тигр угрожающе приподнялся. Чтобы достать автомат и передернуть затвор, нужно две секунды! Неужели не успеть?! Если прыгнуть за дерево, а потом… Прыжок! Яростный рев. Удар по спине. Визг. Лай. Хрип. Снова рев.

Когда Виктор приподнялся, прямо перед собой увидел вцепившегося в холку тигра Рекса. Хрипяще-визжащий клубок катался в пяти метрах от Виктора. Он понимал, что долго Рексу не продержаться, но убивать эту огромную кошку почему-то было жалко.

– Ладно, потом разберемся, – решил он и всадил пулю в заднюю ногу тигра.

Тот сразу выпустил Рекса и метнулся в кусты.

– Не трогать! – крикнул он прибежавшим на шум автоматчикам. – Раны пустяковые, он их залижет. А там посмотрим – может, отвезем в Москву, и я буду показывать его дочке.

Рекс был цел. Основательно помят, но цел. Громов еще и еще раз осмотрел его, плеснул из фляжки воды, прямо из ладоней дал попить и, гладя подрагивающий загривок, сказал:

– Да, Рекс, с такими кошками наверняка не имела дела ни одна собака. Ты хоть понимаешь, что шел на верную смерть? Этой киске даже такая псина, как ты, на один зуб. Молодчина, Рекс! Ты у меня парень что надо. Без тебя я бы давным-давно был на том свете. Ну что, оклемался? Идти можешь? Тогда вперед! – поднялся Громов и повел свою группу дальше.

XXX

Снова перебежки, яростные схватки, бои за каждый дом, и вот, наконец, Потсдамская площадь. Огонь противника усилился. Залегли, подождали танки и, скрываясь за броней, двинулись к имперской канцелярии. Гитлеровское логово всего в пятистах метрах, но больше не удалось сделать ни шагу – эсэсовцы стояли насмерть.

Погибая у ворот бункера, эти солдаты знать не знали, что творилось за толщей стен. А там извлекались на свет старинные вина, ликеры и деликатесы. Пили партийные бонзы, генералы, советники и секретарши, пили офицеры, камердинеры, шоферы и слуги. Лишь Гитлер не притрагивался к рюмке и каждую минуту требовал новых сведений о положении на фронте, диктовал свое завещание. Он призывал немецкий народ лучше погибнуть, чем прекратить войну, он успел исключить из партии и снять со всех постов Геринга и Гиммлера.

Еще утром 30 апреля Гитлер на что-то надеялся, но после полудня принял решение. Его камердинер Ленке получил приказ раздобыть двести литров бензина и принести их в сад рейхсканцелярии. Личный шофер фюрера Кемпке стал уверять, что канцелярия окружена русскими и на машине не прорваться, но Ленке так на него посмотрел, что тот все понял и побежал выполнять приказание. Больше всего он страдал не от того, что начал догадываться, зачем нужен бензин, а от того, что достал на двадцать литров меньше.

И вот последний обед. За столом – гробовое молчание. Любимица Гитлера овчарка Блонди не отходит от хозяина. В углу поскуливают четверо ее щенят, но Блонди не реагирует. Совершенно подавленная Ева Браун что-то умоляюще говорит Гитлеру. Он усмехается и напоминает о судьбе Клары Петраччи – ее вместе с Муссолини сперва расстреляли, а потом повесили вниз головой.

Подали пирожные. Никто к ним не притронулся. Тогда Гитлер придвинул к себе блюдо и подозвал Блонди. Следом за ней прибежали и щенята. Гитлер взял пять пирожных, вставил в них капсулы с ядом, посмотрел в преданные глаза Блонди и… протянул пирожное самому нетерпеливому щенку. Через секунду тот был мертв. Такая же судьба постигла остальных. Блонди окаменела, кажется, она начала что-то понимать, но хозяин торопливо сунул в ее пасть пирожное – она успела благодарно облизнуться, внутри что-то лопнуло и Блонди упала замертво.

Все, кто были за столом, пришли в неописуемый ужас – им казалось, что их тоже заставят есть пирожные. Но Гитлеру уже было не до них. Он встал, взял под руку Еву и они ушли в другую комнату. Все знали, зачем ушел фюрер. Но когда он это сделает и как? И не передумает ли? Когда раздался приглушенный выстрел, все облегченно вздохнули. Борман, Аксман и Ленке вбежали в комнату. Гитлер и Ева Браун сидели на диване. Голова Евы лежала на плече мужа. Оба были мертвы. На полу валялся револьвер.

Теперь командовал Борман. Гитлера завернули в ковер и потащили наверх. Еву взвалил на плечи сам Борман. В саду нашли воронку от авиабомбы, положили в нее трупы, облили бензином и подожгли. Смрад, зловоние, дым – вот и все, что осталось от фюрера. Уже рассветало, и Борман поднял глаза навстречу солнцу. То, что он увидел, заставило содрогнуться: в восходящих лучах солнца над куполом рейхстага развевалось красное знамя.

Еще продолжались бои, еще сопротивлялись эсэсовцы, но всем было ясно, что войне конец. Ни Громову, ни его разведчикам участвовать в этих боях не пришлось: сразу после падения рейхсканцелярии их поставили в оцепление. Какие-то большие начальники озабоченно сновали туда и сюда, что-то вывозили, что-то выносили, разведчики иногда помогали… И вдруг нежданно-негаданно Виктора пригласили вниз.

– С собакой, – добавил посыльный.

Виктор кликнул Рекса и шагнул в проем выбитой двери. Крутая бетонная лестница вела вниз. Площадка, поворот, снова площадка… Чем глубже спускались, тем короче становился шаг Рекса, тем безвольнее болтался хвост, а из горла вырывались какие-то всхлипывающие звуки. Наконец, вошли в довольно большую, ярко освещенную комнату.

– Майор Громов, – представил его Галиулин незнакомому генералу.

Тот кивнул и с любопытством посмотрел на Рекса.

– Хорош, бродяга, – одобрительно заметил он. – Волкодав что надо, от такого не уйдешь. Жаль, что поздно увидел, а то бы забрал в «Смерш».

У Виктора мгновенно вздулись желваки.

– Разумеется, вместе с хозяином, – заметил его реакцию генерал и чуть заметно улыбнулся.

– У нас он тоже не сидел без дела, – ревниво сказал Галиулин.

– Очень хорошо, – миролюбиво поднял руки генерал. – Сейчас самое время проверить, как он справлялся с этими делами. Задача такая, – чуть строже сказал генерал, – я дам понюхать фуражку, а он пусть определит, куда делся ее владелец. Вопросы есть?

– Есть. Разрешите сперва осмотреться. Его что-то сильно беспокоит, – кивнул Виктор на Рекса.

– Хорошо, майор, осмотритесь. Только, чур, ничего не трогать!

Виктор отцепил поводок и легонько подтолкнул Рекса. Тот потоптался, ни с того ни с сего с подвывом зевнул и пошел вдоль забитого недоеденной снедью стола. Он уже знал, куда и зачем идет. То, что чуял он, людей не волновало, но для Рекса других запахов, кроме того, который уловил еще на лестнице, не существовало. В углу перед грудой коробок и чемоданов он остановился и обернулся к хозяину. Виктор наткнулся на его взгляд и содрогнулся – столько там было горя и той невысказанной тоски, которую люди не случайно прозвали собачьей.

– Разрешите? – обратился Виктор к генералу.

Тот молча кивнул. Виктор разгреб коробки, отбросил чемоданы – и увидел остекленевшие глаза красавицы овчарки. Рядом лежало четверо мертвых щенят.

– Позвать Ленке! – приказал генерал.

Тут же ввели холеного, но какого-то обвисшего немца.

– Что за собаки? – спросил генерал по-немецки.

– Это Блонди, – неожиданно дрогнувшим голосом ответил немец. – Фюрер ее очень любил. А рядом – ее щенята.

– Почему здесь? Почему дохл… мертвые?

– Потому, что на них… проверяли действие яда.

– Кто именно? Вы?

– Это делал фюрер. Лично, – опустил голову Ленке.

Генерал не удержался и так громко выругался, вспоминая всех немецких матерей, а заодно и их бога, позволяющего производить на свет таких подонков, как Гитлер, что все притихли. Лишь Рекс тихонько подвывал, не в силах оторвать глаз от щенят и их матери.

– Да заткните вы ему глотку! – снова сорвался на крик генерал. – И без него с ума сойти можно!

– Ко мне, – не очень строго позвал Виктор. – Сидеть.

Рекс изломанно повернулся, с трудом переставляя ноги, подошел к хозяину и с деревянным стуком сел.

– Повторяю задачу, – взял себя в руки генерал. – Вот фуражка. Дайте ему понюхать – и пусть ищет.

Виктор взял небольшую, почти детского размера фуражку с невысокой тульей и лаковым козырьком, подержал, повертел, зачем-то понюхал сам – явственно пахло потом и стариком. Потом дал понюхать Рексу. Тот все понял, подобрался и навострил уши.

– Ищи! – приказал Виктор.

Рекс походил по комнате, подскочил к столу и вскинулся на стул с высокой спинкой.

– Так, – одобрительно крякнул генерал, – значит, сидел он здесь. Дальше?

Рекс снова обошел вокруг стола и двинулся к двери в соседнюю комнату.

– Что там? – спросил генерал у Ленке.

– Личные покои.

Рекс царапнул дверь. Виктор распахнул створку и они оказались в небольшом кабинете с широким диваном. Рекс тут же метнулся к дивану.

– Пока все совпадает с вашим рассказом, – заметил генерал.

– Я не врал, – опустил голову Ленке. – Все так и было.

– Дальше! – торопил генерал. – Куда он потом делся? Куда ведут следы?

Рекс крутился около дивана и никак не мог понять, чего от него хотят.

– Следы обрываются, – сказал Виктор.

– Как это обрываются?! – повысил голос генерал. – Если человек вошел в эту комнату, значит, он должен быть здесь. Не мог же этот тип испариться! А если вышел, то и следы должны вести куда-то наружу.

– Я с ним поговорю, – опустился на колени Виктор. – Он постарается.

Виктор снова и снова подносил фуражку к самому носу Рекса и что-то говорил на ухо. Генерал нетерпеливо фыркал, что, мол, за фокусы, но Виктор не обращал на него внимания.

Наконец, Рекс понял, чего от него хотят. Он покрутился около проплешины на полу, где когда-то лежал ковер, и верхним чутьем повел за собой хозяина. Сперва он вышел из комнаты, постоял около стола и решительно двинулся к лестнице. Виктор едва поспевал за ним, а сзади пыхтел генерал. Выскочили в небольшой дворик. По ноздрям шибануло запахом гари, бензина и распускающихся листьев. Рекс даже зажмурился и тут же потерял след. Но Виктор поднес к его носу фуражку. Рекс встряхнулся и уверенно побежал к зияющей посреди двора воронке. Обежал ее, гавкнул и, аккуратно подобрав хвост, сел.

– Все, – сказал Виктор. – Дальше идти некуда.

Генерал молча обошел воронку, потыкал палкой в пепел, выковырял золотистую пуговицу, поднял, повертел в руках и подозвал Ленке.

– От мундира?

– Так точно.

– А это? Кажется, заколка? – заметил он обгоревшую проволочку.

– Заколка, – кивнул Ленке. – Ее заколка.

– Просеять весь пепел, – приказал генерал подошедшим офицерам. – Прощупать каждую пядь земли. Значит, вы уверяете, что здесь сожгли именно их? – обернулся он к Ленке.

– Да, – кивнул немец. – Именно их.

– Ладно, – устало махнул рукой генерал, – разберемся. В конце концов, кое-что можно установить и по костям, а мы их уже забрали.

Он подошел к Виктору, пожал ему руку, забрал фуражку и, как бы между прочим, спросил:

– Вы хоть поняли, по чьим следам шли?

– Нет, – искренне ответил Виктор.

– В этой воронке сожгли труп Гитлера.

– Да вы что?!

– И не только. Ева Браун пошла с ним до конца.

– А кто это?

– Последние три дня – его жена… Они приняли яд и велели себя сжечь. Свидетели уверяют, что так и сделали. Но я сомневаюсь. А вдруг Гитлер удрал и сожгли кого-то другого? Рекс помог убедиться в том, что у этой воронки Гитлер был. Если он не исчез каким-нибудь таинственным образом, то сожгли именно его. Спасибо! – еще раз пожал он руку Виктору. – Ваш Рекс просто молодчина. Полковник Галиулин! – позвал он. – Думаю, что майора надо представить к награде. А это, – протянул он Виктору плитку шоколада, – Рексу. На словах передайте благодарность от имени командования, а сладкое – от меня лично. Жаль, что поздно встретились, – улыбнулся он на прощанье, – а то бы обязательно сманил к себе.

XXXI

На парадной площадке царила невообразимая суматоха. Гремели барабаны, пели трубы, звучали команды, но научить чеканить шаг вчерашних фронтовиков казалось делом невозможным. Солдаты – те помоложе и схватывали все на лету. А каково генералам? Но и они с утра до вечера тянули носок и вбивали ноги в асфальт.

Лишь поздним вечером площадка затихала. Одни расползались по палаткам, другие разъезжались по домам. В число этих счастливчиков попал и майор Громов. Как ни гудели ноги, он почти бегом кидался в метро и минут через сорок влетал в свою квартиру. Стол уже накрыт, и вся семья ждет его к ужину. Коротко взлаивал Рекс, ерошила волосы мать, целовала в щеку Маша, вскарабкивалась на руки Валентина. Что еще нужно человеку? Это ли не счастье?

А после ужина всей семьей выбирались в парк – на этом решительно настаивала Маша.

– И Рексу надо погулять, и Валюшке перед сном подышать, и нам с мамой размяться.

– Вам-то размяться, – вздыхал Виктор, – а меня уже ноги не держат.

Но все равно безропотно переодевался «по гражданке» и вместе со всеми отправлялся в парк. У прудов спускал Рекса с поводка и валился на ближайшую скамейку. Здесь-то и брала его в оборот Маша. Она никак не могла смириться с тем, что в Параде Победы не будут участвовать женщины.

– Мы что, плохо воевали? – начинала она.

– В основном неплохо.

– В основном?! – вспыхивала Маша. – Ладно, допустим, вытащить из-под обстрела раненого – плевое дело, – суживала она глаза. – А что ты скажешь о летчицах? А на чьих плечах была связь? Может быть, женщин не было в танках? Были. А кто-нибудь считал, сколько немцев сняли девчонки-снайперы? А зенитчицы…

– Да были! Везде были, – соглашался Виктор.

– На фронте были, а на параде нет?! – наседала Маша. – Нет, это не дело. Я этого так не оставлю!

– Конечно, не дело, – соглашался Виктор. – Но я-то в чем виноват? Не я же принимал решение, кому идти по Красной площади, а кому стоять на трибунах. Рекс вон тоже воевал, однако его никто не приглашает.

– И зря! – топнула ногой Маша. – Я бы пригласила всех. И прежде всего искалеченных! Посадила бы их в машины и провезла по Красной площади. Кто-кто, а они-то это заслужили.

– А как быть с теми, кого… не посадишь в машины? – вздохнул Виктор. – Сколько их! Будь моя воля, я бы имена всех павших высек на огромной гранитной стене или напечатал в толстенной книге.

– Так ты, значит, на правом фланге? – меняла тему разговора Маша. – И все на тебя равняются?

– Вся шеренга, – улыбался Виктор. – А я – ем глазами затылок генерала Скворцова: командармы идут шагов на двадцать впереди.

– И их гоняют вместе с вами?

– Еще как гоняют!

– Значит, ты будешь ближе всех к Мавзолею? – допытывалась Маша. – И увидишь всех-всех-всех? Счастливый, потом расскажешь, ладно?…

Но через день судьба так круто изменила все планы Виктора, что он долго не мог прийти в себя. Сразу после утреннего построения его и еще пятерых офицеров вызвали к генералу армии Соколовскому. Все знали, что колонну 1-го Белорусского фронта поведет он, а не маршал Жуков – Георгию Константиновичу поручили принимать парад. Заместитель командующего фронтом был крутоват, поэтому от вызова к нему не ждали ничего хорошего. Он придирчиво осмотрел прибывших офицеров и неожиданно растерянно улыбнулся.

– Что ж мне с вами делать? Все – Герои, все – красавцы, а нужен один. Знаете зачем? – строго спросил он. – Кому-то из вас будет оказана высочайшая честь – нести Знамя Победы. То самое знамя, которое было водружено над рейхстагом.

Все шестеро вытянулись во фрунт.

– То-то! – довольный произведенным эффектом, улыбнулся генерал армии. – Мы еще подумаем, кого из вас выбрать, но тренироваться будете все. Нести знамя – это вам не в шеренге топать. Знамя – это… это у всего мира на виду. Вы меня поняли? Кругом – марш! И гонять их до седьмого пота, – приказал он стоящему рядом полковнику.

Приказ Соколовского полковник выполнял истово. Не прошло и дня, а вся шестерка уже валилась с ног. Если бы не генерал Скворцов, объяснивший, что знаменосцы должны выглядеть браво, а не как мокрые курицы, их бы загоняли напрочь.

Это была первая неожиданность в судьбе майора Громова. Но его ждала и вторая. Однажды вечером, когда Виктор ушел в дальний угол парадной площадки и, разувшись, повалился на траву, до него донесся собачий лай. Прислушался. Нет, это не грызущиеся из-за костей дворняжки. Так лают серьезные, уважающие себя собаки. Виктор приподнялся. Барабанная дробь. Ритмичный шаг множества людей. Какие-то команды. Что за чертовщина?! И сдержанный лай, и уханье барабанов доносились из-за высокого забора. Виктор заглянул в щель – и обомлел. Оказывается, за забором еще одна парадная площадка. В дальнем углу тренируются кавалеристы, а совсем рядом – солдаты с длинными шестами и собаками на поводках.

«Да это же саперы! – догадался Виктор. – Значит, они тоже пойдут по Красной площади, и не одни, а с собаками. Черт возьми, выходит, с собаками можно! Значит, их шавки пойдут, а Рекс будет сидеть дома?! Ну нет, этому не бывать!»

Виктор мгновенно натянул сапоги и бросился к штабной палатке. У входа столкнулся с генералом Скворцовым, извинился, но тут же совсем не по-уставному схватил его за руку.

– Что случилось, майор? – удивился генерал. – Я вас не узнаю.

– Прошу прощения… Извините… Тут такое дело, – не мог перевести дух Виктор. – Разрешите обратиться?

– Да вы уже обратились, – отвел его в сторону Скворцов. – Куда вы неслись?

– К вам! Теперь я понял, что именно к вам, – умоляюще приложил к груди руки Виктор.

– Хорошо, я вас слушаю.

– За забором тренируются саперы, – начал Виктор. – С собаками. Представляете, их Шарики и Жучки будут участвовать в Параде Победы! Они пройдут по Красной площади. А мой Рекс! Он столько сделал. Это же такая собака!.. Он достоин. Честное слово, достоин!

Генерал Скворцов вспомнил, как вручал Виктору орден и майорские погоны, как тронула его бесхитростность и искренность этого офицера, как он устроил ему небольшой экзамен. Генерал не удержался и устроил Виктору еще один.

– Вы хоть понимаете, о чем говорите?! – строго начал он. – Вы включены в группу знаменосцев. Не скрою, у вас больше всех шансов победить в этом конкурсе и именно вы понесете Знамя Победы. Вы войдете в историю. О вас будут писать газеты. Ваше имя будет на устах у всего мира.

Виктор зарделся. Вскинул подбородок. В глазах мелькнуло что-то похожее на значительность и горделивость. Но это продолжалось всего лишь мгновение. Виктор стряхнул нашедшую на него оторопь и убежденно сказал:

– Какое это имеет значение?! Я всю жизнь буду казниться, что обманул Рекса. Если говорить честно, то еще надо разобраться, кто из нас – он или я – больше достоин участвовать в параде.

– Но он же немец, – напомнил генерал. – Представляете, какой будет скандал, если узнают, что в Параде Победы участвовал немец!

– Да какой он немец… – начал было Виктор, но тут же осекся, понимая, что этому аргументу противопоставить нечего.

– Правда, Рекс не просто немец, – пришел на выручку генерал, – он – антифашист.

– Точно, антифашист! – обрадовался Виктор. – Это такой антифашист! Он же порвал столько фашистских глоток, что…

– Ладно, сдаюсь, – поднял руки Скворцов. – Этот вопрос утрясли. Но неужели вы в самом деле ради собаки отказываетесь от чести нести Знамя Победы? – пытливо заглянул в глаза Виктора генерал. – Рекс же ничего не узнает, а если и узнает, то не поймет, чего лишился. А вот хозяин лишится многого!

– Он поймет, – убежденно сказал Виктор. – Мне он, конечно, ничего не скажет, вернее, не даст знать, но главное поймет – поймет, что я его обманул. И даже предал. А он этого не заслуживает. Он меня не предавал. Никогда! И потом, я это делаю не ради собаки, а ради друга – такого друга, каких и среди людей не так уж много.

Генерал Скворцов обнял Виктора и очень серьезно сказал:

– Спасибо, майор. Именно это я хотел от вас услышать. Рад, что не ошибся. Я хорошо помню, как еще в сорок третьем сказал, что вы настоящий русский человек. Совестливость, открытость и готовность к самопожертвованию – ведь это черты исконно русского характера. Я все сделаю. Ваш друг будет участвовать в параде.

Утро выдалось хмурым и дождливым. В восемь утра сводные полки десяти фронтов, полк Военно-Морского Флота и части Московского гарнизона уже стояли на Красной площади. Всюду плакаты, красные стяги, гербы союзных республик. На Лобном места бьют струи 26-метрового фонтана. Ровно в десять, с боем Кремлевских курантов, на Красную площадь верхом на белом коне выехал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Что говорил он, что отвечал командующий парадом К. К. Рокоссовский, стоящие на Красной площади и прилегающих улицах не слышали, но когда состоящий из 1400 человек оркестр грянул «Славься!» – гимн русскому народу, написанный Глинкой, у многих поползли по спине мурашки, а кое-кто не мог скрыть слез.

И вот разнеслась команда:

– К церемониальному маршу-у!

За долгий месяц тренировок все хорошо выучили порядок прохождения фронтов: начинает Карельский, а заканчивает 3-й Украинский. Все известно, все отработано. Но когда в 10 часов 50 минут настал черед 1-го Белорусского фронта, сердце майора Громова дрогнуло – его друзья и соратники уже печатают шаг по Красной площади, и Знамя Победы несет кто-то другой, а он стоит среди совсем незнакомых людей на дальних подступах к легендарной брусчатке.

Будто чувствуя состояние хозяина, Рекс потерся о его ногу. Виктор погладил Рекса и заметил, как того трясет.

– Волнуешься? – тихо спросил он. – Я, брат, сам того и гляди свалюсь – такая дрожь в коленках. Мы-то что, мы еще ничего, – успокаивал он Рекса, – а ты посмотри вперед, на суворовцев. Бодрятся, петушатся, а сами того и гляди разревутся. Сзади – вообще трясучка. Кавалерия и секунды не может стоять спокойно: от музыки и всего этого грома лошади так и пляшут. Ничего, главное, и ты, и все остальные собаки поняли, что от вас требуется не лаять, не кидаться друг на друга, а гордо и достойно идти рядом с хозяином… Все, войска действующей армии прошли, теперь – академии, а потом – мы.

В одиннадцать тридцать колыхнулась колонна суворовцев. Секунда… другая… И – раз! Ребята четко взяли шаг и под рукоплескания трибун начали вбивать брусчатку в земной шар.

«Теперь – мы», – успел подумать Виктор и в каком-то беспамятстве сделал первый шаг.

Перехватило дыхание, пело в душе, звенело в висках… Мелькали поверженные фашистские штандарты, проплывали незнакомые лица. Где-то в глубине трибуны, как ему показалось, он заметил Машу, Валентину и даже неожиданно объявившегося накануне Маралова. Мавзолей! Виктор скосил глаза. Как близко все эти люди! Каждый из них легенда, а они что-то обсуждают, смеются, азартно рукоплещут.

Гремела музыка, пела душа, но Виктора уже охватывала какая-то странная грусть. Он понимал, что этим парадом заканчивается не только война, заканчивается та жизнь, к которой он так привык, которая дала ему любовь, семью, друзей… и, как это ни странно, уверенность в завтрашнем дне. Какой будет новая жизнь и что он в ней станет делать, Виктор не знал, но в одном был уверен: с теми людьми, которые рядом с ним, он добьется чего угодно. А если будет трудно, всегда поможет бывший солдат по кличке Рекс.