Текст книги "Айгирская легенда"
Автор книги: Борис Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Фундамент будет комбинированным. Его еще нет и в помине, а уже с историей. Чтобы сделать опалубку для него, нужно было убрать камень-валун, который выступил из глиняной стенки котлована одним боком. Легко сказать «убрать». Где его основная часть и какая она, поди узнай! Может, это глыба в десятки или сотни тонн? В проекте такие «мелочи», разумеется, не указаны. А раз нет в проекте, нет в смете. Нет в смете, нет и наряда. Нет наряда, работа по выкорчевке валуна бесплатная, то есть на общественных началах. Ладно, студентам не привыкать. Но рабочие согласятся ли? Уговорили бульдозеристов. Надели на «шею» валуна петлю троса и дернули. Трос лопнул. Тогда приладили два троса и дернули двумя бульдозерами. Тросы дрожат, натянутые до предела. Бульдозеры дрожат, рвут моторы на полную мощь. Гусеницы вращаются на месте, вырывая под собой «корыта» и уходя в них… Камень даже не шелохнулся. Санкин посмотрел на эту самодеятельность, сказал – прекратить.
– А что делать? Опять простой?
– Думать. Время на это – пять минут.
Взорвать? Опять-таки канительно. Надо специалистов вызывать. Те изыскателей затребуют. Ведь не известно, сколько взрывчатки закладывать? Да и весь котлован можно завалить, готовые фундаменты потревожить. Подземным родникам ход дать. Нет, это отпадает.
Все «думали», хотя догадывались, что Санкин уже все взвесил и нашел единственно правильный выход. Ждал только коллективного «прозрения» и инициативы «снизу». В отряде любая хорошая инициатива не наказуема, нет, напротив, поддерживается и поощряется. Сила двух бульдозеров – это и был для Санкина вполне достаточный лабораторный анализ.
Пришел Бядов. Изыскатели и проектировщики далеко отсюда, в Москве. Прибудут, в лучшем случае, дня через три-четыре. А ребятам надо работать. Их план – это часть плана СМП. А план СМП тоже горит.
– Выход один: использовать валун как часть фундамента! – предложили бойцы. Санкин кивнул:
– Недурно!
– Как это «недурно»!? – возмутился Бядов. – А анализ?
– Мы приступаем к работе, а вы пригласите изыскателей..
– Если анализы будут не в вашу пользу – сами, руками, выкопаете этот… камень! – сказал Бядов.
– Договорились, Владимир Иосифович, все сами сделаем, сами! – Но все же Санкин достал блокнот, ручку.
– Минутку… А как же ось фундамента? Измените проект? – спросил Бядов.
– Ось переместим к валуну. Валун прочнее любого нашего фундамента. Вся тяжесть опоры придется на него, понимаете, силовой элемент?
– Не знаю, не знаю, ребята… – засомневался Бядов. В то же время ему приятно было сознавать, что у ребят зашевелилась инженерная мысль. Но больно уж смело и дерзко. За пять минут решили то, что решается днями, а может, неделями. И месяцами.
Санкин сделал расчет. Затем показал кусок твердой глины, вырытый из-под камня. Такая же глина и под бетонными фундаментами. Бядов слушал. А ребята уже приступили к работе. Начали сколачивать опалубку. Опалубку, опять-таки, особой конструкции, с учетом камня-валуна.
– Ну, что, Владимир Иосифович, разрешаете?
– Не знаю, не знаю…
И ушел. Это означало – молчаливо согласился, но ответственность на себя не берет. Дождется все-таки специалистов.
Заработала бетономешалка. Фарит Нуриев дал команду, вылезая из колодца крайней опалубки: «Готовьте бетон!» Фарит высокий, худощавый. Лицо его кажется черным от бороды и бакенбардов. На самые брови надвинута белая кепочка с козырьком. Резиновые сапоги почти до самого верха покрыты жидкой грязью. Капельки грязи на бороде и кепочке. Хмурый и молчаливый. Много не говорит. Фарит проверил деревянные лотки, идущие сверху от бетономешалки в опалубку. И взяв вибратор, снова спрыгнул в черноту «колодца». Сейчас начнется заливка третьего по счету фундамента.
Пройдя по краю котлована, я подошел к рабочим, которые сидели возле бульдозеров и ждали механика и запчасти. Ворчали, что техники мощной почему-то не догадались заранее придумать для скал и грунтов Урала.
Молодой рабочий, посмотрев на расстеленную по земле гусеницу бульдозера, воскликнул с веселой улыбкой:
– Эх, ма! Техника не стучит, и душа не поет!
Но в голосе его сквозила горечь: смесь веселости и отчаяния. Он глядел на студентов. Он завидовал им. Как хотелось, чтобы запела его душа!
13
Работает бетономешалка, скрежещет, словно кости перемалывает. Возле нее паренек невысокого роста. Подвижный, верткий. Ему бы фигурным катанием заниматься, а не за штурвалом бетономешалки стоять. Это Рунар Бикметов, студент четвертого курса. Третий год в отряде. Родом из Баймака. Но эти края почти родные, в поселке Инзер жил несколько лет.
Рунар не просто «стоит», не просто «смотрит», как смешивается бетон. Он следит, сколько носилок с речным галечником и мешков с цементом засыпано в «грушу». Главное, чтобы качество бетона было хорошим и чтобы сохранить ритм работы. Чуть что, сам бежит к ребятам и за носилки берется или мешок с цементом тащит. И когда «созревший» бетон льется в лоток, а из лотка в опалубку, помогает лопатой движению бетона, подгоняет его, чтоб не задерживался. И снова встает за штурвал. Кнопки нажимает, колесо крутит и на верхнюю часть бетономешалки поглядывает, на трос и барабан. Подправляет, если трос вот-вот съедет в сторону. Съедет, останавливай машину, ремонтируй. Простой. А это уже ЧП. Да и ковш-грушу то и дело заедает: нет нижних роликов на вале. И в моторе какой-то треск иногда возникает. Вот и крутится Рунар. Посмотришь на Рунара, и вправду фигурист, танцует вокруг бетономешалки, как заводной. Оказывается, при транспортировке кто-то из рабочих неосторожно «опустил» бетономешалку на землю. И стала она полуинвалидом. Ремонтировать? Некогда и некому. Бетономешалка и так была старая, век свой отработала честно. Может, поэтому и привезли ее студентам, пусть тренируются на старой. Рунар сначала изучил все капризы старушки-бетономешалки, приловчился к ней и пошел танцевать вокруг нее с приплясом да в присядку. И заработала калека-горемыка, да еще как!
Бетон шел сплошным потоком. Фарит Нуриев разравнивал его на две опалубки, трамбовал вибратором. Мелькала его белая кепочка в темноте «колодца». Иногда бороду высунет, крикнет что-то. Рунар тут же среагирует. Рубаха на спине у Фарита вся в темных пятнах от пота. Бетон идет, надо работать! Каждая секунда напряжена, каждая секунда в деле. Войдешь во вкус, в охотку, до вечера бы не останавливался.
Шумит Айгир среди камней. Стучит движок. Скрежещет бетономешалка. Тарахтит приглушенно вибратор. Визжит пила. Стучат молотки. Сколько звуков! И хочется крикнуть молоденькой отрядовской врачихе: «Ляля, посмотри, как работают твои «мальчики», разве забыла, как называется одна из мужских палаток? «Тридцать три богатыря!»
Так – час, второй, третий. Без остановки, без перекуров, без отдыха. И ведь над душой никто не стоял. И были ребята послабее Фарита или Мансура. Особенно среди тех, кто балласт таскал на носилках. Совсем пацаны, вчерашние школьники. Тонкорукие и тонконогие хлопцы.
Санкин нежданно-негаданно явился, словно из-под земли вырос. И сразу Фариту Нуриеву, как бы вскользь, замечание:
– …Почему без вибратора?
– Только что сломался. Ремонтируем.
– А второй?
– Сейчас принесут.
– Срочно снимай людей. Погрузим ПЭС на машину. Потом – на обед.
– Но машины нет еще.
– Сейчас придет, – сказал тоном, исключающим всякое сомнение.
Студенты положили две доски на груду балласта и по ним – на «раз-два-взяли!» – перетащили ПЭС, пятисоткилограммовую передвижную электростанцию, на свободную площадку.
Не пришлось волоком двигать ПЭС метров двести-триста до путевого домика на разъезде узкоколейки: машина пришла. Санкин был точен, как пророк. Погрузили электростанцию, втащив на кузов по доскам. Перевезли. Электростанция эта бригаде Нуриева была не нужна, так, на всякий пожарный случай стояла на объекте: если вдруг отключат постоянную электроэнергию, идущую по проводам. Но если сейчас отключат, тогда как? И вибраторы, и бетономешалка не будут работать. Впрочем, командиру виднее.
Я увязался за Санкиным. Из разговора его с ребятами понял, что в бригаде «Лунатиков», работавшей в трех километрах отсюда в направлении поселка Инзер, отказала малая ПЭС, и бригада встала. Там ребята тоже заливают бетон в опалубки.
Без электроэнергии бетономешалка не может работать. Не крутить же вручную? Вызывали электрика, не помог: по генераторам, оказывается, не специалист, да и вообще новичок тут, четвертый день работает. Вызывали механика, не помог. Сказал: надо снимать генератор и в ремонт везти. А сейчас что делать? Развел руками. Три километра помножить на четыре хода получается двенадцать километров. Или больше двух часов потерянного времени на хождение и ожидание. Санкин это подсчитал и сожалел теперь, что сам вовремя не вмешался. Хотя тот же механик мог бы организовать переброску ПЭС или мастер, или прораб, которые были на участке. Санкин не мог простить себе такую оплошность. Два часа простоя помножить на бригаду… Что творилось в душе Санкина? Я посочувствовал ему. Не разорваться же, на самом деле, когда связи с объектами никакой нет, автомашины постоянной – тоже. Да и на машине на западный участок, в сторону поселка Инзер, в бригаду «Лунатиков», не проедешь.
Ребята сгружали ПЭС возле железнодорожной будочки, которая стояла рядом с рельсами узкоколейки. Санкин глядел, как идет разгрузка, не вмешивался.
Между «дальней» трубой, где только что был Санкин, и «ближней», где вышла из строя электростанция, девять километров. Как Санкин умудрился узнать, что в бригаде Юрия Леонтьева, то есть у «Лунатиков», встала работа?
Я не знал всех возможностей командира. Айгирский участок полон тайн. Но все же на чем думает Санкин перебросить электростанцию?
Я опять к Санкину с вопросом.
Нет, тепловоз он не заказывал. Санкин воспринял это как шутку и по достоинству оценил ее. Все просто. Пока перевозили электростанцию, он послал за бригадиром пути. И эта будка, и весь Айгирский разъезд – владения местного жителя и ветерана труда Федора Григорьевича Челищева.
И хотя был уже обеденный перерыв, бригадир-железнодорожник тут же пришел. Похоже, что прямо из-за стола сорвался. Пожилой, строгий на вид человек.
Федор Григорьевич, оказалось, для Санкина свой человек. Уговаривать его не пришлось. Вежливая улыбка Санкина, в двух словах суть дела, и двери будочки раскрылись. Будочка эта, выходит, не простая, а для текущего момента поистине золотая. Выкатили ребята из нутра ее две оси с колесами. Поставили на рельсы. А сверху специальную дощатую площадку приладили. Тележка получилась. На нее-то и взгромоздили ПЭС. И все это огромное и неуклюжее сооружение покатили своим ходом к бригаде «Лунатиков».
Челищев и раньше помогал студентам. В отцы он им годился, а уважал, как равных. «Большое дело делают! – говорил он мне. – Как не помочь! Новая-то дорога всем нужна!» Он, считай, всю жизнь при узкоколейке. Дисциплину знает и любит. Нельзя было давать тележку-то, если встать на букву закона. Связи-то с другими разъездами и станциями нет. Все взрывами порушено – столбы, провода. А наладить некому. Противозаконно, а вот нарушил. Конечно, он знал, что в это время никакого движения нет, составы ходят, как правило, по ночам. Но все же… Предупредил ребят, чтобы кто-то впереди шел и чуть что – дал команду, чтоб быстро сняли груз, а потом и тележку. Все продумал, а ребята дисциплинированы.
Отправив электростанцию, Санкин не пошел в лагерь обедать, а сел в машину. Машину, как и обещал Бядов, прислали с другого участка, куда была пробита поверху дорога. Теперь машина в его распоряжении до вечера. Бядов свое обязательство выполнил, и Санкин был доволен. Увидев меня, Санкин извиняюще улыбнулся и сказал:
– На «дальнюю» трубу. Могу подбросить.
15
Трехосный «ЗИЛ» прыгал с бугра на бугор. Скатывался в низины. Взлетал на пригорки и холмы. Временная автодорога, пробитая на восточные участки, в сторону Белорецка шла по горным склонам и напоминала скорее свежераспаханную полосу. Крутые обрывы рядом с колесами, а внизу, слева – извивается узкоколейка. Малый Инзер еще ниже. Блестит, искрится на мелком перекате, раскатав по камням отраженное солнце, вспенивается вокруг больших валунов. Шум-говорок сливается с гулом мотора. «ЗИЛ» лез выше и выше. Кажется, в облака с ходу ворвется. Куда же мы летим, Николай Санкин?
Санкин о чем-то задумался. Растворился мыслями в своем мире. Стараюсь не мешать ему. Да и не поговоришь из-за грохота. Качаемся вместе с горами, ущельем, пропастью. Санкин привык к этому. Может, отдыхает в такие минуты? Может, принимает новые решения? А я вспоминаю легенду об Айгире. На такой высоте, когда страшно, думаешь о чудесах.
Легенду эту записал от местного жителя Рунар Бикметов. И рассказал он ее мне под скрежет бетономешалки. И так увлекся в одном месте, что забыл о «груше» и чуть не поплатился за это: трос на валу пошел закручиваться в другую сторону. Рунар бросился к рычагам и кнопкам. Остановил «грушу». Поправил трос. Включил ток. И смущенно улыбнувшись, продолжал рассказ.
Среди гор легенда сама рвалась нам навстречу.
…Давным-давно жил в этих краях юноша. Был он ловким и смелым. Любил по камням, по горам лазить, а Малый Инзер, говорят, перепрыгивал с одного маху. За это, может, и прозвали его в народе Айгиром. Что означает в переводе – жеребчик, резвый скакун.
Уважали его люди. Отзывчивый был и добрый. Всегда первым на помощь приходил. И за бедняков заступался. Невзлюбили баи-богатеи Айгира.
Была у него подруга, красавица Айгуль. Вместе росли. Айгуль стройная, как молодое деревце, и гибкая, как ивовый прут. Полюбили они друг друга. Да так, что все вокруг любовались ими. Ветер утихал, говорят. Малый Инзер переставал бушевать на каменных порогах и перекатах, ласкался возле их ног. Все затихало, когда Айгир нежно обнимал Айгуль и говорил ей ласковые слова. Всем хотелось услышать эти необыкновенные слова – Малому Инзеру, деревьям на скалах, камням. Холодные камни, Малым Инзером омытые, и родники повторяли любовное лепетание Айгира и Айгули, несли его вдоль ущелья.
Пошла молва о влюбленных по горам, по аулам и стойбищампо всему Уралу полилась прекрасная песня любви в сердца людей. И многих очищала эта песня, делала добрее. Легче жилось от этой песни. Легче, да не всем. Зависть рождалась у завистников, злость у озлобленных, у сыновей баев-богатеев. Каждому хотелось не только слухом коснуться редкого счастья, но и завладеть им.
Собрались соперники со всей округи. Богатые, важные да гордые. Разодетые, в мехах, в золоте да в серебре, на сытых конях, с табунами лошадей и стадами скота. Постановили аксакалы: не по богатству искать достойного соперника Айгиру, а по ловкости, силе и смекалке. Заплакала Айгуль, никого ей не надо? Взбушевался Малый Инзер. Сдвинулись горы, осыпая камни..
Молодые джигиты боролись, охватив друг друга полотенцами. Стреляли из лука. Взбирались на горы. Всех победил Айгир. Кроме одного – Карагуша [3]3
Карагуш (башк.) – черная птица
[Закрыть]. Нездешний он был. Сильный, верткий. И лицом красив. Да суров взглядом. Предложил Карагуш последнее испытание: кто перепрыгнет через бурный Малый Инзер, тот и жених Айгуль! Выбрали самое каменистое русло. Вода бурлит, прыгает с ревом через камни, водопадом падает вниз. Народ обступил Айгира. Кто по плечу хлопает, кто совет дает. Победы желают. А дружки да прислужники Карагуша в сторонке жмутся, похихикивают да ухмыляются: видать, и в самом деле силен соперник у Айгира!
Первым разбежался Карагуш. Легко оторвался от берега, расправил руки, взлетел высоко. И вдруг потемнело, будто крылом небо закрыло. Увидели люди на миг черную гигантскую птицу. Но тут ветер подул. Еще больше взбушевался Малый Инзер. Волны вскинулись над камнями. И кажется, вместе с ними и камни поднялись. И снова все потемнело, и треск пошел по камням, будто дерево расщепило молнией…
Увидели все, как внизу, под водопадом, кидает, переворачивает на течении мокрого, ободранного Карагуша. Махал он руками-лохмотьями, кричал что-то, вставал, подпрыгивал и снова падал и бился о валуны.
Поверженный, выбрался на берег. Еле на ногах стоит. Поверженный, но не сдавшийся. Злостью горит еще больше заострившийся взгляд. На губах пена и кровь. Нет, не отдаст он Айгуль.
Вышел на берег Айгир. Улыбнулся Айгули, помахал рукой товарищам. Разбежался и подпрыгнул. Озарило все вокруг ярким светом, словно атласным красным шелком колыхнулся воздух над пеной Инзера, и красная грива, как пламя, мелькнула над рекой. Словно конь пролетел крылатый через поток. Все стихло. И вот стоит уже Айгир как ни в чем ни бывало на том берегу и улыбается. И снова разбежался, и снова перепрыгнул Малый Инзер. Подошел к Айгуль, поднял на руки и направился в горы, к заветному месту, где огромный скалистый камень Каяташ.
Карагуш стоял, говорят, ни живой, ни мертвый, лицо его то черным сделается, то зеленым, то белым. И говорят, земля под ним прогибалась когда ногой топал. Так горел злобой на Айгира. И задумал неладное, окликнул всех соперников Айгира, собравшихся было уезжать по своим домам. Отозвались они, решив помочь Карагушу в недобром деле. Распалил их, пообещав горы золотые, табунов косяки невидимые. Да и у самих еще зависть не остыла, отомстить хотелось счастливчику Айгиру.
И пошли они целым войском на него.
Не ожидал этого Айгир, да делать нечего.
И началась великая битва. Айгир превращался в коня и копытами откалывал куски скал, оглушая врагов. Карагуш превращался в черную птицу и набрасывался на Айгира сверху, сзади, спереди, норовя выклевать ему глаза. Градом летели в Айгира стрелы. Говорят, много дней и ночей ухало и стонало в горах. Малый Инзер выходил из берегов, весь усыпанный камнями и глыбами. Но силы были неравными. Айгир, закрывая собой Айгуль, поднимался в горы, все ближе и ближе к Каяташу. Айгуль смачивала его раны родниковой водой, прикладывала листья и цветки целебных трав, и Айгир вновь обретал силу. И отступили враги… А тут, говорят, дивы, потревоженные в пещерах, выбрались на свет. Карагуш осмелел, указал на Айгира, это он, мол, растревожил горы, разбросал камни и нарушил сон дивов. И те пошли на Айгира…
Укрылась Айгуль на вершине Каяташа, а Айгир внизу сражался. Бился, бился, много дивов побил. Много прислужников Карагуша помял. Да вышел весь. И видя, что не совладать ему с полчищами темных и злых сил, вскочил на камень, обнял Айгуль, простился и со всего лету обрушился в самое скопище врага. Много помял он стрелков Карагуша и дивов с хвостами. Многих побил копытами. Земля поднялась с травою, деревья вокруг попадали, родники в реки превратились, все перемешалось в битве. «Сдавайся, Айгир, и мы отпустим тебя!» – кричал ему Карагуш. «Пока я жив – не бывать этому!» – отвечал Айгир.
А вскоре стала затихать битва. Не слышно было Айгира. И хлынула темная сила к Каяташу.
Поняла Айгуль, что погиб Айгир. Села на краю камня и стала плакать. И так горько плакала, что от слез ручей образовался, а из ручья – речка. Обрушилась речка на врагов вместе с камнями и деревьями. Затрещали крылья у Карагуша, понесло его вниз к Малому Инзеру. Увидали это остальные, испугались и разбежались кто куда.
Говорят, с тех пор и сидит Айгуль на камне и все плачет по ночам при луне. А речка и сейчас течет с гор из-под того камня – Каяташа. И зовется эта речка – Айгир! И камень там же.
К этому камню Рунар экскурсию водил. На узкоколейке из Белорецка школьники приезжали. Он и стал их шефом, и легенду эту им рассказал.
Страшен весной бывает Айгир. Несется с гор, разбивается о камни, которыми уложено его русло и берега, эхом разносится его голос среди гор, словно голос Айгира, словно стон и плач Айгуль.
Течет горная речка, о былых временах напоминая. О любви и мужестве рассказывая. О коварстве и несправедливости. О преданности и глубине чувств, которые все смели на своем пути, не дали злым силам надругаться над красотой.
И вот теперь сменит свое русло Айгир, по трубе пойдет широкой, будто в дом железобетонный войдет, который строят для него студенты, нынешние батыры, отважные и ловкие «тридцать три богатыря» отряда «Сокол». А Николай Санкин, главный батыр, скачет на железном коне, борется с горами и скалами, борется с Великими Трудностями, чтобы скорее поезда пошли, оглашая горы весёлым гудком, возвещая о новой, счастливой жизни.
…Прекрасна сказка по имени жизнь. И как бы ни сложна, ни трудна была жизнь, она всегда прекрасна, когда из нее не ушла сказка.
16
Санкин на ходу выпрыгнул из кабины, хлопнув дверцей, и пропал на миг. Два-три прыжка, и он уже встал на краю котлована. Ноги расставил, напружинил, руки на пояс – хозяин. Смотрит вниз.
Машина остановилась. Я вылез из кабины. Передо мной открылась величественная, неожиданная для этих мест картина: внизу огромный котлован с площадками-ступенями из блоков в обрамлении боковых блочных стен. Это была гигантская лестница, по которой мог бы свободно шагать великан.
Я подошел к Санкину, встал рядом и услышал его тихий голос:
– Вот она, наша родимая, драгоценная…
Я чуть не рассмеялся. Санкин словно молитву шептал. Рассмеяться в такую минуту было бы богохульством. Оскорблением трубы и, следовательно, – Санкина. Его мыслей, его чувств, его, если хотите, любви к этой трубе и ребятам из бригады Юрия Смирнова. Бригаду эту называли «Тру-ля-ля.» Возможно, потому что работала она в основном на дальнем участке. А может, потому что работа была «не пыльная». Блоки ворочали не руками, а механизмами. Но тут возникал вопрос. То же самое делала бригада Рашита Резяпова, вела монтаж на всех трубах, а ее почему-то называли «Аристократами». А вот бригаду Нафиса Га-тауллина (расчищала просеки, таскала бревна вручную, без трелевщика) почему-то никак не называли, хотя ей доставалось не меньше других.
Санкин, возможно, и не слышал, как я подошел. Так залюбовался он творением «соколят». Свои душевные слова о трубе Санкин произнес нараспев, но в интонации голоса мелькнула и ласковая ирония. Хоть и «родная, драгоценная», а дала, видать, жизни. Санкин все стоял, не шевелясь. Врос ногами в землю. Видение особой красоты, видимо, понятное ему одному, растревожило его инженерное сердце. Но ведь он был тут недавно. Неужто каждый раз стоит вот так на краю котлована и произносит те же слова. Трудно понять Санкина. Я молчу, гляжу туда же, на «лестницу». Ребята там копошатся. Кран подает вниз железобетонный «кубик».
Вдруг Санкин встрепенулся. Видимо, сказал себе: эмоции в сторону. И вот он уже прыгает по выступам и ямкам в глинистой стенке котлована. Котлован глубокий. Стенка высокая, почти отвесная. А Санкин перебирает ногами часто-часто, прямо-таки играючи, как через скакалку скачет. В этом прытком движении была привычная, видать, для него рискованная и веселая легкость. За ним, конечно, не поспеть. Странно. Привез на «дальнюю» трубу и словно забыл обо мне, ноль внимания.
Санкин на объекте! К этому привыкли. Не обращая на него внимания, бригадир Юра Смирнов и бойцы продолжали работу: ставили в гнездо огромный железобетонный куб, что висел на четырех стропах автокрана, плавая в воздухе. Ребята выровняли куб, «прицелились», Юра Смирнов поднял руку, махнул – крановщик не спускал глаз с Юры – и куб стал медленно опускаться рядом с такими же кубами. Взяли ломы и стали подправлять железобетонную громадину. И Санкин, ничего никому не сказав, взял лом и подправил вместе со всеми. Куб встал на место. Стропы отцепили от петель. И только тогда Юра Смирнов подошел к Санкину: что нового, командир? Короткий разговор. Больше жестами». Оба поглядывали при этом в сторону крановщика.
Санкин был здесь с самого утра и все-таки, видать, не набегался по плитам. Переговорив с бригадиром, опустился по «лестнице», прыгая со ступеньки на ступеньку. И обратно – вверх. Походил по кубам, как бы приминая их, хорошо ли уложены и нет ли брака? Развернулся, два-три прыжка, поиграл ногами, и уже снова на краю котлована. Он пошел к автокрану. Стрела остановилась. Крановщик высунулся из кабины и стал ждать командира. Предстоял, видать, важный разговор. Санкин просто так, по пустякам подходить не будет. Здесь нет ни мастера, ни механика, ни прораба. Всех, вместе взятых, заменяет сейчас студенческий командир. Крановщик вылез из кабины и приготовился к разговору: он догадывался о чем – снова, наверно, о сверхурочных, которые студенты почему-то именуют энтузиазмом. Тогда как это сущий беспорядок!
В бригаде короткая передышка. Я беседую с Юрием Смирновым, а гляжу на Санкина и крановщика.
Работают тут Сергей Коноплин, Анас Еникеев, Александр Белов, Виктор Ганцев, Марат Имаев и «леди» Зина Балтина. Конечно, работа у них чистая. Не сравнишь с котлованом Фарита Нуриева. И труд механизирован.
Что делает Зина? О, Зина – это просто клад! Не зря направил ее сюда Санкин, знал – кого. С появлением Зины бригада перестала ходить в лагерь за шесть километров на обед (шесть плюс шесть – двенадцать: два часа с разминкой!) На транспорт рассчитывать не приходится. Были большие потери рабочего времени. Теперь обед готовит Зина. Она основательно «прописалась» в бригаде. Производительность труда повысилась вдвое, а то и больше. Про Зину можно стихи писать! Вон, показывает Юра на верхнюю площадку на краю котлована, ее хозяйственный шалаш и котлопункт. Зина раскинула свой шалаш среди берез. Тут же укрытия для стройматериалов и инструмента. Настоящий прорабский участок. Во всем чистота и порядок. Все на месте, под рукой. От этого, от чистоты, говорит Юра, приятнее стало работать. Добрая женская рука, ой, как необходима на стройке, на себе почувствовали. А душа женская вообще облагораживает мужской коллектив. Шалаш большой, и в дождь можно всей бригадой спрятаться. Песни хорошо петь под дождь в шалаше. Тепло, весело, просто здорово! Молодец, Зина. Без нее пропали бы. Зина добровольно взяла на себя и другие обязанности. Она завхоз, кладовщик и еще подсобная рабочая. Обед, приготовит, в котлован спускается, помогает. Сама найдет работу. И здесь она мастерица!
А как другие работают? Весело работают. В общем – пашут, когда пашется. А когда не пашется, улыбается бригадир, то и не пляшется, загорают. «Кубиков» мало осталось. Через час-другой встанет бригада. Чтобы «лестница» преобразилась в трубу» нужны блоки для стен и перекрытий. Их нет. Обещали привезти… Может, сегодня привезут, может завтра. Но вопрос – когда. Вечером, ночью, под утро? Этого никто не знает. Даже Санкин. Хотя он-то должен знать бы. Чуток на нюх. Если почует – все! После окончательного монтажа железобетонных конструкций изоляцию будут делать. Долбить скалу работа копеечная. А монтаж и изоляция – денежная, выгодная для плана.
Труба эта может весь отряд вытянуть, если ее сдать досрочно. И Бядов будет доволен. Так, так. Вот, оказывается, почему «родная, драгоценная». Надеждой были овеяны эти слова Санкина, опалены горячей внутренней страстью.
Если вечером придет состав из Белорецка, то бригада останется у трубы. Готовь, Зина, ужин. Может, и ночевать придется. Но как крановщик? Его дело маленькое: подошел конец рабочего дня, глуши мотор. Да и не заплатят за сверхурочные. Он прав. Но все же… Состав везет стройматериалы для многих участков трассы. Где не успеют разгрузить, протащит прямо в Инзер или обратно вернет – в Белорецк. Ищи-свищи потом «свою» платформу с блоками. Волокита, нервотрепка и новые осложнения: с планом. Значит, зевать нельзя!
Все это Санкин, видимо, втолковывал крановщику. Просто, по-человечески, с извиняющейся улыбкой. Я поднялся к нимно остался в стороне, чтобы не мешать Санкину.
Конечно, крановщик и сам понимал ситуацию, не посторонний человек. Но разве он виноват, что кто-то не может все предусмотреть, правильно организовать? Почему чья-то халатность или просто недобросовестная работа должна покрываться его сверхурочными… на общественных началах? Ему никто не может приказать, даже Санкин, которого он уважает. Да, он понимает его положение. Но такой энтузиазм дураков любит. Такой, построенный на аврале, энтузиазм. Бесхозяйственность это, а не энтузиазм! Да, Санкин согласен, что настоящий энтузиазм – это азарт, горение, когда все кипит, все поет. И душа тоже. А тут на душе кошки скребут. Да, Санкин согласен с крановщиком. Но – увы!.. Без блоков кран все равно будет стоять. Так что…
Крановщик думает. Конечно, если попросят. Хорошо попросят. По-свойски. Да еще тихим голосом.
Юра Смирнов смотрит во все глаза на Санкина и крановщика. Нашли они, видать, все же общий язык, ибо Санкин пожал рабочему руку и улыбнулся. Затем подошел к краю котлована, кивнул бригадиру: все в порядке!
У Юры сразу отлегло от сердца. И пока был перекур, а Санкин уже обежал котлован и ушел к шалашу Зины Балтиной (он, командир, еще не обедал) – Юра рассказал о бригаде, о ее трудностях. То говорил обыденно-просто, то с юмором и иронией, то со спокойной гордостью, присущей людям бывалым и опытным..
…Началось все, как это и положено, с ошибки проектировщиков, которая в свою очередь вышла из ошибки изыскателей. Может, это и не ошибка вовсе. Просто недогляд, недочет, издержка. Попробуй, прощупай каждый метр уральского сложного грунта. А тут, на месте будущего котлована, может, нужно было прощупать каждый сантиметр. Для одной трубы много, чести. Когда трубы на каждом почти километре. Итак, в чертежах– чисто. Стали копать котлован – валуны. В одном «каверзном» месте даже монолитная скала. С валунами повозились, но справились, а скала – увольте! На ее место надо кубы ставить. А как! Взрывать ее? Ой-е-ей! Чтобы взорвать такую махину… Тут ничего не останется живого: ни котлована, ни уложенных блоков. Это нереально. Вот если бы раньше, да по проекту, тогда другое дело. И надо же! Бядов доверил такое дело студентам. Тут опять вопрос в зарплату уперся. Труба горела по всем статьям еще до появления тут студентов: вроде как заморозили. График монтажа срывался. Стройматериалы были. Но монтаж вести нельзя – скала. За монтаж зарплата идет, за скалу – нет. Операция эта в смете не отражена, значит, опять… на общественных началах. Кому же охота. Тем более семейным. Тем более высококвалифицированным рабочим. Хоть в инженерном, хоть в материальном, в любом смысле нерационально. Перевели рабочих на другой объект, а сюда – студентов. Ой, рисковал Бядов!
Взяли ребята в руки отбойные молотки. И целую неделю, по десять часов в сутки, в дружном натиске грызли скалу. Как одержимые. Словно в штыковую атаку шли, сомкнувшись плечом к плечу. Если по большому счету, говорит Юра, то да, с корчагинской злостью. Да, с корчагинским вдохновением. Высокие слова? А вы попробуйте сами, как ребята.
А потом поднажали на монтажные работы. Не просто, конечно, «поднажали», а сначала подумали, как быстрее и лучше. И когда подсчитали проценты выполнения плана, то сами себе не поверили: на… 1000 (тысячу!) процентов давали план в те дни. И трубу стали «вытягивать». И план. И стройматериалы тут же «съели», не заметили как. Заказали их снова, но…
