Текст книги "Айгирская легенда"
Автор книги: Борис Павлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
А такая небольшая организация как СМП, да и трест в целом, не могут, конечно, быть базой управленческой подготовки профессиональных хозяйственных («и человеческих») руководителей. Опять никто, выходит, не виноват.
15
Из письма Зуева от 4 апреля 1977 года:
«1 апреля в Кармаскалах в райкоме партии я выступал на собрании рабселькоров района. Получил Почетную грамоту райкома партии за активное участие в газете «Трудовая слава». Это у меня по счету восьмая грамота из различных газет и пять трудовых, всего тринадцать грамот. Ну что ж, это хорошо, что твой труд ценят в нашей стране, ценят людей».
Из письма Зуева от 1 мая 1977 года:
«Пару слов о себе. В честь Первого мая за высокие показатели в труде и общественную работу награжден Почетной грамотой. Теперь у меня 15 грамот. И ценным подарком награжден: за активное участие в народной дружине. Такие же подарки получили командир народной дружины А.М. Китаев, Ринат Салихов – сварщик, Александр Фомичев – водитель мотовоза… Посадил шесть ведер картошки…»
В жизни всегда есть углы. Одни обходят их и живут припеваючи. Другие не видят их и, наткнувшись, в панику кидаются или замыкаются в себе, или трезвонят: их обидели, то у нас плохо, это плохо, в базарных баб превращаются. А Зуев эти «углы» принимает как реальность, как должное, как боль, которую надо лечить. Он знает о них. Они его самые близкие «друзья». Они их не обходит. Он борется с ними, понимая под этим словом весь смысл и жизни, и бытия вообще. Ибо лучшего лекарства на свете нет.
Из письма Зуева от 23 января 1979:
«Бывший монтер пути Останина Любовь Саватеевна закончила Саратовский строительный техникум, очное отделение. Сейчас работает мастером в СМП-340 по строительству гражданских сооружений. Уже получила благодарность за хорошую работу. Муж ее – Николай Потапов работает в бригаде Китаева вместе со мной монтером пути. Маркелова Маша, по мужу Байгозина, сейчас в декретном отпуске. У нее дочь Таня… Быть хорошими рабочими все мы должны, а вот вырастить детей и дать им образование, направить по правильному пути могут только те, кто сам много пережил невзгод. Я уже дедушка, в 47 лет дедушка. У меня внук Женя. Вырастет, пойдет строить новые железные дороги…»
Из того же письма:
«Наша бригада Китаева работает на строительстве станционных путей станции Дема. Ежемесячное задание выполняем на 140 и более процентов… Коротко о себе. В честь десятилетия поезда награжден денежной премией и Почетной грамотой Кармаскалинского райисполкома, как лучший наставник молодежи. Награжден грамотой треста. Всего у меня 21 грамота. Но самая дорогая – это Почетная грамота Министерства транспортного строительства СССР. В грамоте написано: за выполнение особо важных заданий по строительству железной дороги Белорецк-Карламан…»
А вот это письмо Зуева затерялось было у меня. Да и писано давно. Я чуть о нем не забыл…
«Вчера смотрел по телевизору четвертую серию «Как закалялась сталь» и невольно задумался: а ведь мы, сегодняшние путейцы, в какой-то степени принадлежим к этому поколению корчагинцев. Мы подставляем своё лицо 30-40-градусному морозу. Там, где нельзя применять технику, долбим смерзшийся балласт ломом и киркой… Спасибо за внимание, что написал потомку Корчагина…»
Путешествие пятое
СВЕТ ТОННЕЛЯ
Мы едем по новой дороге.
Гора сопротивлялась. Родники, ручейки, глина, плавуны. К горе подходили рельсы. Тоннель не готов.
– Впервые встречаемся с такой горой!
– Техника бессильна.
– И проект не все учел в разрезе геологии.
– А в чем же сила?
– В ребятах – комсомольцах из деревни Габдюково!
– Да, именно они вытянули тоннель!
1
И вот – горы. За станцией Равтау несколько километров дорога шла прямо. А за мостом через Инзер кончилась ее спокойная жизнь. Круто свернула влево, прижалась к крутой горе, не оторвалась и от реки. И горы, и река будут теперь ее постоянными соседями.
Пока поезд пересекал мост, посветлело. Река довольно широка здесь, и пространство над ней словно сошлось с сизоватым небом, впитав его краски. Но за мостом опять окунулись в тень.
Если верить легенде, где-то здесь, со скальных высот и бросилась в Инзер девушка-башкирка Равтау. Возможно, скалы этой уже нет, потому что строители много тут повзрывали каменных стен, горных скатов, чтобы пробить путь трассе. Тяжелый участок был, неподатливый. «Курской дугой» прозвали его строители. По-фронтовому. Впрочем, и дальше есть такие же выдолбленные повороты. Их тоже окрестили, не сговариваясь, «Курскими дугами». Строителей из разных организаций объединяло общее чувство: нелегко было оторвать эти «дуги» от уральских гор.
Река – слева. Камни вдоль берега навалены, словно гигантские самосвалы высыпали без разбора разной формы и величины валуны, плитняк. Река то и дело закрывается деревьями. Ели, березы, кустарник. Меж стволов серовато блестят и светятся перекаты. Парок реденький собирается на том берегу.
Вот деревья оборвались, открыли скаты противоположного холма. Там – историческое место, прозванное «Заводом француза». На нижних ярусах площадка. На ней в ясную погоду можно увидеть остатки черного шлака. Какой-то француз-предприниматель руду плавил до революции. Чугунные кубышки на плотах сплавлял, а зимой – санным обозом. Пришлось ему убраться восвояси.
Удивительно, как это угораздило проныру-француза проникнуть в такие дикие уголки? Знать, сильно зарился иностранный капиталец на башкирские кладовые, всем хотелось поживиться нетронутым богатством… И если бы не Октябрьская революция, можно себе представить, кто бы стал истинным хозяином этих кладовых.
На том месте, где был заводишко, полно открытых земляничных полянок. В выходные дни строители тоннеля приезжали сюда на машинах. Переправлялись на тот берег и, говорят, много земляники набирали. Что земляники! Здесь и травы лекарственные, и грибы, и рыба непуганая. Горный воздух богат озоном, железом, родниковыми испарениями. Именно тут и начинаются настоящие курортные места.
Поселок тоннельщиков не сломали. Он преобразился в базу отдыха работников торговли. Подновился, подкрасился. Проглядывает на повороте среди горных круч, деревьев. Дорога забирает вправо и входит в выемку. В глубине ее, в тени круглое отверстие.
Быстро проскакиваем тоннель. Сначала ныряем в черноту. Мелькают электрические полоски света в окне, но ничего не видно.
Окно из черного становится синим, бьет поток серого рассвета, потом яркого, слепящего.
То, что проскочили за три-четыре минуты, пробивалось в горе два года… Ощущение этого несоответствия вызывает странную досаду. И воспоминания встают перед глазами. И люди, которые строили тоннель. «Строили» – не то слово. Брали осадой.
Много было сложных участков на трассе. Каждый из них связан с грунтами Урала, родниками, ручьями, реками, болотами… Здесь же все собралось воедино.
2
Лес вскоре расступился, хлынул свет простора, трасса понесла нас к горе, в которую упиралась. Перед горой огромная выемка. Внизу горы черное круглое пятно. А пятно – это огромный, в диаметр будущего тоннеля, проходческий щит. Строительная площадка перед щитом – в глинистой выемке, стиснутой скатами гор, похожая на гигантский котлован. На левом взгорке – постройки, деревянная лестница, домики поселка. На правом – лес.
Мы вышли из машины.
В качестве попутчика я прилетал сюда дважды на вертолете во время паводка. Но пройти тогда к щиту не смог. Выемку затопила грязь. По колено. Жидкая, как сметана. И вязкая в глубине, засасывающая. Все стояло. Из-под горы текли ручьи. Воды кругом много, а жили без воды. Березовый сок спасал.
Вертолеты прилетали нечасто. Дорогое удовольствие. Поэтому их всегда ждали, как большого праздника. Каждый раз на площадке возле выемки собиралось много народу. Я думал сперва – встречающие. Многим хотелось тут же, возле вертолета, получить письма, посылки. Но вертолет пустым обратно не улетал. Мест желающим не хватало. Тем, кто бросал тоннель,
В конторе висела тогда стенгазета «Тоннельщик». Б ней нарисована карикатура: раздутый вертолет, а к нему тянется цепочка людей с чемоданами. И подпись: «Кто последний дезертир?» Причем слово «дезертир» без кавычек – буквально.
Зато на другой колоночке под заголовком «Отлично работают на строительстве тоннеля» публиковался большой список фамилий проходчиков, шоферов, слесарей, электриков,
Гора внесла в мир людей конфликт. Разъединила их, четко определив границы – кто есть кто.
В списке были и «свои», харьковские, и местные, больше – из окрестных деревень. Я уже тогда обратил на это внимание: люди здешних мест никогда не строили ни железных дорог, ни тем более – тоннелей. А вот уже отличились, хотя и новички в горном деле. Я записал фамилии в блокнот – А. Ахтнибаев, А. Газизов, В. Ишмалетдинов, А. Юмагужин, Л. Юмагужин, Г. Галлямов, В. Галлямов, X. Байгужин, Г. Сафаргалин, В. Гималетдинов…
Пришли ватагой ребята, вернувшиеся из армии. Менее надежными оказались те, кто прибыл по комсомольским путевкам! из других районов. Больше половины из них сбежали: Из оставшихся комсомольцев хорошо зарекомендовали себя многие. Из них – Рим Габбасов и Валерий Дрожжук.
И вот новая встреча. Забот у тоннельщиков не убавилось, но перемены заметны. Гора подпустила к себе людей. Дала возможность работать. И люди зашевелились.
К щиту пробита автомобильная колея. По ней и рабочие ходят. И сам щит, похожий на гигантское решето, повернутый острым краем к горе, сдвинулся ближе к глинистой породе. Теперь перед ним, в основании, уложены полукольцами тюбинги, словно торчащие из воды «ребра» затонувшего корабля. Это опора для щита. Упираясь в них домкратами, щит будет передвигаться вперед, врезаясь в породу. Вверху его, как на покатой спине слона, сварщик пристроился. И монтажники на всех этажах щита, словно на палубах: мелькают красные и оранжевые каски. Издалека кажется, что там божьи коровки шевелятся. Сварка вспыхивает. Автокран поднимает чугунные тюбинги, похожие на апельсиновые корки, и грузит на голубой самосвал. Весит такая «корка»; восемьсот килограммов.
А месяц назад щит казался пустынным, словно покинутый и заброшенный дом. Не давался щит, принося досаду и огорчения тоннельщикам. Встретил я тогда начальника смены Владимира Ионина. Разводит руками: «Стараемся, но…» Шел он к вертолетной площадке, едва вытаскивая сапоги из глинистой квашни. Озабочен был, опечален. Симпатичный парень с модной бородой, бакенами и усами, похожий на таежного геолога. Но не жаловался на житье-бытье, защищал честь метростроевцев: «Ничего, пустим щит скоро, лишь бы тюбингов побольше подбросили!»
На этот раз я встретил Ионина у щита. Смена его заступила на вахту. А он на монтаже в своей смене – главный дирижер. И было заметно, волновался Ионин. День-то особенный – заканчивается монтаж первого кольца тоннеля. И хочется, чтобы это произошло именно в его смене! И если удастся замкнуть кольцо до двенадцати ночи – событие целое будет, праздник! Ведь именно тогда состоится, можно считать, рождение тоннеля. А потом и пойдет, и пойдет дальше в глубь горы, опоясывая ее нутро чугунными кольцами. Такой день запомнится на всю жизнь. Очень хотелось Владимиру Ионину успеть. Но удастся ли?
Я пошел в поселок. Дорога от выемки потянулась вверх. Она тоже ручьями источена. И кюветы сделаны, и гравий сыпали-сыпали, все равно не помогает. А чуть дождь брызнет, вспучит грунт – ни пройти, ни проехать. Тоннельщики ходят по краю, протоптав узенькую бугристую тропку. Дорогу эту прозвали «проспектом Галицкого». Виктор Антонович Галицкий, начальник автотранспортного участка, замучился с ней. Решил теперь уложить свой «проспект» плитняком и щебнем. Залежи их сам нашел где-то тут рядом, возле реки. Свой карьер откроет. Да вот все руки у него не доходят. С Галицким я познакомился еще на перевалочной базе тоннельщиков в Карламане. И там у него много дел. Приходится разрываться, говорил он.
На тоннеле что ни шаг, что ни разговор, то проблема. Водоснабжение так и не сделали. Скважину не пробурили. Водопровод – природный. Возле крайних щитовых домов, у самой горы, течет ручей. После дождей он мутнеет. Долго не светлеет в нем вода. А дожди в горах часто идут. Вот и запасайся впрок. Да и подобраться к ручью трудно. Берега скользкие, русло глубокое. Чтобы придать этому водопроводу более-менее цивилизованный вид, Иван Лепеев смастерил лестницу из досок на бугре, мостик перекинул через ручей, трубу водопроводную положил на выступе спадающей струи – вода чище стала, бежит теперь как из настоящего крана.
И столовой тоже нет, хотя живет в поселке сто с лишним человек. А о продовольственном обеспечении рассказала карикатура в новом выпуске стенгазеты: два бородатых проходчика и подпись: «Друг, дай закурить сигаретку! Через недельку приедет продавец – отдам!…»
Думали тоннельщики, что не придется тут долго задерживаться. Быстро пройдут гору и снимутся. Потому, видимо, и не хотели капитально внедряться в житье-бытье. Сблагодушничали: на вид-то гора безобидная. Не такие тоннели пробивали. Подумаешь, какие-то 420 метров. Они строили пятикилометровые, например, в Узбекистане. В тот тоннель реку Ангрен целиком загнали, чтобы не мешала людям добывать уголь. Но не знали, то их здесь ожидает.
Гора называется Урус-Куль. Русское озеро. Раньше, говорят, называлась Урус-кол. Русский раб. Сказывают, будто в соседних селениях держали пленных русоволосых воинов. Давно это было. Один сбежал. Хотел на горе этой укрыться. Но за ним устроили погоню. Окружили. И он предпочел смерть неволе. Бросился с той стороны горы вниз. Там крутой каменный обрыв. А левее Инзер огибает гору. Может, в честь него назвали гору. А может, по имени какого-нибудь башкирского предка, который чем-то прославил себя в далекие времена. А может, батыр, искавший счастья с любимой. Трудно гадать. Но современное название горы наиболее верное, хотя бы по второй своей части – «куль» и вполне, как говорится, соответствует первоисточнику. Гора, на самом деле, как озеро. Мокрая гора. Насыщена водой, словно губка. И зимой, и летом просачиваются сквозь нее ручейки и растекающиеся по стенкам «поблестки».
3
В горах солнцу не разгуляться. Быстро заходит, как падает. Оставит после себя лучи. Поиграют они по небу и погаснут. И сразу сузится пространство: горы, леса, небо сольются в сплошную синеву. А в выемке совсем как в яме. Горы вокруг будто выше поднялись. И вот – ночь.
В поселке огни вспыхнули. Но редкие. Люди на работе. Зато засверкал огнями проходческий щит. Чем ближе к нему, тем больше шума. Электромоторы, механизмы, голоса людей. Мелькают в свете электролампочек тени.
Начальник смены Владимир Ионин быстро поднимается по отвесной железной лестнице на второй «этаж». Проходит по площадке среди перекладин, электрооборудования, опершись о легкий металлический барьерчик, смотрит вниз, туда, где только что прикрепили к «руке» – длинному металлическому стволу – последний «исторический» тюбинг. Лежит он, полуовальный, чугунной чашей внизу, а вверху, под оболочкой щита, приготовленное для него место. Тюбинг должен сделать полукруг по контуру щита и встать в промежуток между тюбингами, замкнуть кольцо. Кольцо за кольцом – получится тоннель. Рождение первого: кольца – начало тоннеля. Последний неподдающийся тюбинг. Он должен стать венцом вахты, венцом мечты Ионина и всех проходчиков.
И вот Ионин взмахнул рукой: «Поехали!» «Рука» стронула тюбинг. Пошла плавно вверх. «Рука» требует очень деликатного обращения к себе. Будь внимателен, машинист щита, умело дирижируй всем процессом, начальник смены!
Волнуется Ионин. Ждет. И все остальные ждут, замерли на площадке второго «этажа», напряженно глядят на поднимающийся тюбинг. Хорошо ли закреплен? К боковым стенкам щита тюбинги куда легче прижимать, а тут на восьмиметровую с лишним верхотуру! Вымотало ребят это первое кольцо.
Еще с вечера, когда смену приняли, щит барахлил. И «рука» часто останавливалась. То и дело треск раздавался. Хлопнет – замыкание.
Электропровод сварочный забыли отключить. Отключили. И снова хлопок. Долго проверяли все соединения и контакты. Сам главный энергетик Григорий Егорович Алехин взялся за дело. Оказалось, контакты отсырели. А потом еще что-то. Нервничали все. Главный энергетик искал неисправности, давал команду машинисту: включи-выключи! Нервотрепка, горячность, досада, недоумение, напряжение мысли, – щелчок! Пошла «рука»!
Дела шли пока нормально: тюбинг поднимался.
И вот можно уже взбираться по следующей лестнице на третий «этаж». Близка победа… Важна она была для Владимира Ионина и для всех проходчиков. Как боевое крещение.
И тут раздался хлопок!
Не вышло. Сорвался тюбинг. С самого верха. Жертв нет.
Жаль было Ионина. Можно себе представить, как он сейчас переживал. Мосты так и не сошлись, лавровый венок так и остался разорванным. Кольцо не сомкнулось. Рождение тоннеля не состоялось.
4
Утро было солнечным. Нежная голубизна гор вдали. Ярко-желтый свет дощатых домов, залитых хлынувшим потоком лучей. Ближние, лесистые горы над поселком в легком мутном тумане. Новый день! Чистый. Свежий. Теплый.
Рабочие, надевая каски, перебрасываясь шутками, стекались по склону поселка «проспектом Галицкого» к выемке. Щит, залитый солнцем, торжествовал. Непокоренный гигант. Не дался людям. Упрямее их оказался.
На утреннюю вахту заступила смена Владимира Капельзона. Опытный специалист, начальник смены. Горный инженер. Немало за его плечами тоннелей.
Вчера вечером я видел, как он колол возле своего дома дрова. Интеллигентный на вид, похожий чем-то на научного работника. Сейчас же я не узнал его. В рабочем костюме, в каске, быстрый, энергичный. Но не кричит, не суетится. Словно почувствовал себя в родной стихии, где мысли надо схватывать на лету, быстро принимать правильные решения.
И помощники у него хорошие. Рядом с ним – бригадир Владимир Кузин, опытный проходчик. Вместе с тезкой, Владимиром Капельзоном, на многих стройках работал. Начинял с рядового проходчика двенадцать лет назад.
К щиту подошли заместитель начальника участка Леонид Поликарпович Славнов, Виктор Матвеевич Близнюк, Григорий Егорович Алехин. Всех беспокоила вчерашняя неудача Ионина. Провели короткое оперативное совещание. Скололась торцовая часть тюбинга. В чем ошибка? Кто виноват? Нарушение эксплуатации «руки» эректора со стороны машиниста щита. А начальник смены куда смотрел?.. А как сейчас крепить тюбинг?
И вот проходчики вошли в темноте в нутро щита. Машинисты, электромонтажники заняли свои места. Здесь же бригада опытных проходчиков, приехавших из Харькова: Михаил Власов, Александр Прохоров, Анатолий Сергеев, Гелий Налимов, Борис Кустов, Виталий Кобзев. Многие из них строили тоннели в Абакан-Тайшете, Ташкенте, Армении, Красноуфимске, Новокузнецке… Опыт добрый. Почти все владеют смежными профессиями. Их так и называют – асы! Асы прибыли на прорыв. Уверенные в себе ребята. Знают себе цену. Гелий Налимов, например, может работать и электромонтажником, и слесарем-монтажником, и токарем. Михаил Власов уже шесть тоннелей построил! Всех их оторвали от строительства метро. Здесь они нужнее.
Края щита – «ножи» – нацелены в гору, до которой шаг шагнуть. Под давлением горизонтальных домкратов «ножи» будут врезаться в грунт и выдавливать его. Породу уберут, вывезут на специальных погрузочных машинах, смонтируют из тюбингов кольцо. Щит по рельсам, уложенным в штольне, продвинется на 75 сантиметров вперед – по ширине тюбинга. И все снова повторится. Кольцо к кольцу, словно позвонок к позвонку.
Об этом мне подробно рассказала маркшейдер Лидия Витальевна Славнова. Ее главная забота – направлять щит по правильному маршруту, чтоб не отклонился в сторону, не заблудился в горе. Она следит, чтобы тюбинги подгонялись точно и «навечно». Они скрепляются болтами и закручиваются гайками. Когда подойдут к скальным грунтам, то не «ножи» будут «резать» породу, а взрывчатка, заложенная в пробуренные отверстия. Технология изменится. Буро-взрывной способ проходки намного быстрее и легче.
Если же попадется вязкий глинистый пласт, то тут уж бери в руки лопату или кирку. Если потверже, пойдут в ход отбойные молотки. Пока вся порода по контуру щита не будет выбрана, кольцо не смонтируешь и щит не продвинешь. Вот какая канительная работа. Потому-то не очень много охотников копаться в грязи под землей.
И в технике, механизмах случаются неполадки. Измотало людей первое кольцо. А сколько их впереди?
Я залез на площадку первого «этажа», предварительно проинструктированный по правилам техники безопасности. Достал фотоаппарат. Приготовился к торжественному моменту.
Снова все было проверено. Люди расставлены по местам. Разрешающий жест Владимира Капельзона, и «руку» подвели к тюбингу, который лежал внизу щита. Долго примерялись к нему – и так и эдак. Оба Владимира – Капельзон и Кузин – сами встали к «руке», сами закрепляли тюбинг.
Время идет. Напряжение растет. Все смотрят. Ждут.
Не повторить бы ошибки Ионина.
Тюбинг захвачен.
Будь внимателен, машинист щита! Поехали!
Тюбинг поплыл вверх.
Проходчики поднимаются на среднюю площадку, затем – на верхнюю. Я – следом. Лесенки узкие, отвесные. Не зря прозвали их «обезьянками». Не отстать бы.
Тюбинг плавно подошел к «гнезду». Вот он, самый ответственный момент! Бегут минуты, тяжелые, как сам тюбинг… Чуть повыше! Еще чуть-чуть…
Тюбинг замкнул кольцо. Едва успеваю переводить пленку и нажимать на кнопку.
Вставлен замок. Все! Победа!
Устали проходчики. Сбились в кучку на верхней площадке. Закуривают. Улыбки. Шутки. Напряжение сброшено. Щит покорен. Банкет не мешало бы… по такому большому случаю!
Устал Владимир Капельзон. Закурил. Густо дымит.
Устал Владимир Кузин. Довольный. Стоит у перекладины. Голову чуть набок склонил. Блестит на солнце загорелое, смуглое лицо. Никого не прошу позировать. Снимаю всех подряд, как есть: кто задумался, кто взгрустнул, кто смеется, снимая каску и подбрасывая ее вверх. Ведь кроме тоннеля что-то еще должно остаться…
Никто не заметил Ионина. А он давно сидел внизу на бревнышке рядом со щитом и глядел на замкнувшееся кольцо. На торжествующих людей.
Я спустился вниз, подошел к нему и сел рядом. Потом спросил, почему он здесь, а не отсыпается после трудовой ночной вахты?
Он, наверно, радовался за своих товарищей, что стояли на самой верхней площадке, и завидовал им.
– Не мог утерпеть. Переживал. Хотелось увидеть, как замкнется кольцо. Жаль, что не в моей смене. Но им тоже нелегко дался этот последний тюбинг!
Щит в работе. Он словно дышит, этот покоренный гигант. Он отправляется в путь. И придет день, когда проходчиков ослепит солнечный свет уже с той, восточной стороны горы.
5
Но не скоро ослепил этот свет.
Щит вошел в гору, и хлынуло навстречу непредвиденное: вода, жидкая глина, плавуны. По проекту скорость проходки – до 30 метров в месяц. А получалось, что неделями «сидели» на одном кольце, то есть на 75 сантиметрах. Породу в забое выковыривали по частям, делая своеобразные «окна». Оставшаяся часть, наиболее агрессивно настроенная, зажималась досками, в которые упирались домкраты. Но водяная масса разбухала и напирала под давлением встречных сил горы и готова была прорваться, разметав запруду. И однажды это произошло. Поток глиняной грязи разнес доски и хлынул на одну из площадок щита. Находившиеся там рабочие еле успели увернуться и отскочить в сторону. Но одного парня все же зацепило. Струя сшибла его с ног, подхватила и снесла вниз. Он упал в водосливную канаву. Хорошо, что там было грязевое озеро, и парень отделался ушибами.
Щит двигался вперед по-черепашьи. Приходилось отгребать глину «внеплановую», ту, что обрушивалась сверху, с боков. Владимир Ильич Капельзон, назначенный тогда начальником 1 участка, с усмешкой говорил: «Мы сами себя за хвост ловим». Насосы едва успевали откачивать воду. Постоянно ломались. Помпы забивало грязью. Домкраты тоже выходили из строя. Не хватало веретенного масла. Лопаты, ломы, кирки не выручали, хотя и были единственным и самым надежным инструментом, с помощью которого удавалось все-таки по сантиметрам двигаться вперед. Задыхалась механическая служба. Не выходил из забоя и мастерских главный механик участка Вячеслав Васильевич Феоктистов. Нужно было принимать срочные меры.
Из блокнота, 12 февраля 1975 года: «Идут два начальника по горе Урус-куль. Один из вышестоящей организации, из Харькова, другой – подчиненный, с тоннеля. «Подчиненный» жалуется «вышестоящему»:
– Вы мне до сих пор ни одного выговора не дали…
– Как? Сам сколько раз подписывал!
– Подписывали. Двенадцать, кажется, выговоров. Но ведь те все строгие!»
Юмор помогал жить. Но и споров много было, дискуссий. Вспоминали в накуренных до синевы кабинетах, что ведь был же в проекте первоначальный вариант с замораживанием жидкой породы. Но посчитали, что дорого. Зачем лишние расходы для государства. К тому же некоторые товарищи сомневались в целесообразности этого метода: может, и так обойдется. Был еще какой-то технологический вариант проходки. Но тоже слишком накладный. Отвергли и его. И вот, пожадничав, не сделав дополнительные детальные изыскания, сели в лужу. И сроки удлинились, и расходы подскочили, во много раз превысив проектную экономию «на авось».
Стали искать виновников. Нашли. Виноваты в первую очередь механизированные колонны. Они слишком долго копали выемку и растревожили все родники и грунтовые воды. И еще причина: кто-то (а кто – неизвестно!) раньше времени выкопал проектную нагорную канаву. Она должна была отводить от ствола забоя верхнюю (дождевую) воду. А вышло так, что она впитывала ее и как бы «закачивала» в забой.
А сам проект? Неужто безгрешен? Первоначальная отметка скального грунта определена на расстоянии 80 метров от среза выемки. К этой границе и стремились тоннельщики, надеясь на долгожданное облегчение. Подошли к отметке, а скального грунта нет. И встали, разочарованные.
Приехали изыскатели, проектировщики, руководители отделов института «Мосгипротранс», его Ленинградского филиала, других организаций по родам служб и ведомств. Побывали в забое. Собрались на совещание. Итак, в проекте заложена скорость проходки 30 метров в месяц. Выходило самое большее 10 метров. Почему и как быть?
Я записывал в блокнот:
«Разведка была осуществлена в недостаточном объеме»;
«Неучтенные трудности. Не знаем, что ждет впереди»;
«Грунты ведут себя неприлично»;
«Все горизонты пластов связаны водой. Представлен весь «букет» вод»;
«Сложные инженерно-геологические условия»;
«Могут быть линзы водоносных грунтов, суглинок, супесь»;
«Общие разговоры, нет конкретности»;
«Сначала надо нарисовать новый проект»;
«Начать подготовку со вторым забоем»;
«О дальнейшем сказать очень сложно»;
«Традиционные методы проходку не ускорят»;
«Обеспечить проходку без специальных методов»;
«Задавить щит в устойчивые грунты»;
«Можно драться за 15 метров проходки в месяц»;
«С кондачка подойти трудно»;
«Сроки. – вопрос темный»;
«Получили урок от природы. К природе надо относиться серьезно».
Вывод? Мнения разделились. Всем составом забрались в танкетку и съездили на восточную сторону горы, посмотрели на скальный обрыв, пощупали камень, вернулись. Так ни к чему определенному и не пришли. Проектировщики однако обнадежили: продолжайте проходку, скоро наткнетесь на скальные грунты, осталось пройти еще каких-то 30–40 метров. Потерпите. Что значит «скоро», «каких-то»? И как еще «терпеть»? Нельзя ли придумать что-то новое, принять срочные меры? Ведь отставание в строительстве тоннеля определяется… двумя годами! Метростроевцы предложили открыть восточный забой. Бригады пойдут друг другу навстречу. Встретятся, внутри горы. Но для этого нужна дополнительная техника, нужны кадры и прочие привязки по механизмам и стройматериалам. Авторитетная комиссия подумала и сказала: нет. Слишком все это дорого. Усильте работу в западном забое. А там подумаем…
На тоннель то и дело стали наезжать и налетывать один чин выше другого, вплоть до заместителей министров союзного значения. Отсюда нарекание. Оттуда выговор. Один говорит так, другой эдак, третий еще как-нибудь. А рельсы подступали к тоннелю. За горой их тоже надо укладывать. А как туда доставлять? И мосты строить надо. А как перебрасывать конструкции? Подъем на гору крутой. В дождь и гололед машины скатывались назад. Других дорог не было. Задержка в строительстве тоннеля повела по цепочке к срывам на других объектах.
6
Проектировщики народ ушлый. Всегда найдут оправдание недостаткам и отметут критику в свой адрес. Ошибки и неточности, которые иногда допускают, заложены, говорят они, как правило, в труде изыскателей (снизу) и планирующих органов (сверху). Так что они сами меж двух огней: хоть разорвись. Шишки же в первую очередь на них валятся. Справедливо?
Нелегко порой расшевелить проектировщиков на откровенный разговор. Со многими приходилось мне беседовать на трассе. Говоришь – вот взорвали висячий мостик возле Айгира. Никому не мешал. Хотели передвинуть русло Малого Инзера, чтобы расширить земляное полотно и отвести рельсы подальше от края «поплывшего» ската горы. Река не подчинилась, пришлось насыпь быками укреплять. Но говорили, что взорвали мостик вовсе не строители, а работники леспромхоза. В этом месте во время сплава постоянно заторы были. Но и те цели не добились, ибо камней еще больше навалили. Да и какой сплав, если дорогу строят? Не разберешься, кто виноват, но прекрасный уголок природы и место отдыха разрушен. Или станцию в Тюльме запроектировали и построили прямо… на мосту. А где рельсы развивать? На мосту одна колея, в проекте станции – три. Значит, давай еще два моста рядышком возводить – для рельсов на «станции». Сколько денег на ветер? Или запроектировали обычный мост через Инзер на одном из участков трассы, не обратив внимания на то, что прибрежная пойма необычна – широковата для такой реки и полая. Значит, и мост должен быть «необычным», то есть перешагивающим не только реку, но и всю пойму. Большие расходы? Но ведь эта пойма постоянно оседает. И вместе с нею – опоры. Что экономичнее: сделать «дорогой», но надежный мост, или каждый год подлечивать «дешевый», но ненадежный? Есть расчеты. Выгоднее построить «дорогой». Или торговый центр в поселке Инзер посадили на родники и подземные ключи, а потом «заморозили» строительство до лучших времен, ибо стеныв помещениях дали внушительные трещины. Говорю, у меня снимки есть – рейд «Комсомольского прожектора» проводили тогда по объектам со штабом стройки. Знают об этом, говорят. Или что творится с выемками? Плывут, съезжая на насыпь. Неужели так и не нашли за шесть лет строительства наиболее надежные варианты укрепления их? Урал-батюшка виноват? Один из моих собеседников хладнокровно отвечает: отчасти – да. Может, говорю ему, проект магистрали в целом и неплохой, но в частностях и деталях, как решето: тут неувязка, тут «дыра», тут неточность. Согласны? Обобщать шибко, конечно, не следует, на отчасти – да, согласен. Говорю, почти все «неточности» упираются в грунтовые и прочие воды, в структуру почв. Что, нет опыта в стране по всем этим «частностям», переходящим подчас в легенды, далеко не героического плана? Почему же, есть опыт. Беда только – не до всех он доходит, забывают о нем. Одни явятся, как слепые котята тычутся, другие уйдут и опыт с собой унесут: рады бы передать, да не берут. Одним недосуг, другие умников из себя корчат. Третьи не прозрели. И все начинается сначала. Да и идут в проектные институты далеко не самые талантливые ребята. Работа сложная, кочевая, а рост медленный, да и зарплата ниже, чем у инженера на стройке. Истинные проектировщики привязаны к своей работе, а «бегуны» – нет. Но есть ошибки неизбежные, которые устраняются в процессе строительства, нуждаясь в практическом эксперименте. Взять тот же тоннель. Сложнейшая геология горы. Технология и практика изыскательских работ далеко не соответствует этой сложности. У изыскателей и проектировщиков есть план и сроки. Чтобы получить точную картину грунтов и вод горы, нужно было сверлить «дырки» намного чаще, чем предусмотрено. Потом, какие дороги? Пока волокли по ним буровую установку, пока затаскивали ее на гору, все сроки прошли. Спешка. Приблизительность. Исследование «на глазок». А от плана и сроков зависит премия. Так что… Все мы люди, все мы человеки? Отчасти – да.
