355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Сичкин » Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума » Текст книги (страница 6)
Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 17:16

Текст книги "Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума"


Автор книги: Борис Сичкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Вдруг неизвестно откуда появилась стая голубей, зависла над машиной и в течение нескольких секунд полностью ее обгадила.

Я оживился, а иммигрант нет. Какое-то время он стоял с выпученными глазами, потеряв дар речи. Когда дар речи к нему вернулся, и он перебрал весь мат, который знал, а знал он немало, он открыл багажник, достал какие-то тряпки и с остатками мата начал очищать от голубиного дерьма свою любимицу. В конце концов он кое-как привел ее в божеский вид, но тут снова появилась та же стая, опять зависла над машиной и....

– Вон отсюда на хуй! Что ж вы делаете, бляди?! Вам что, негде больше срать?! Совести нет! Был бы автомат, я бы всех вас на хуй перебил!

Голуби его внимательно выслушали, что не помешало им сделать свое черное дело, и улетели.

Он. нашел в багажнике еще какую-то майку, принес две бутылки сельтерской воды и с остервенением принялся за работу. К этому времени его выходной костюм и бантик превратились в тряпки и поменяли цвет на цвет голубиного дерьма. Когда работа подошла к концу и он с подозрением начал поглядывать на небо, я подошел к нему и на полном серьёзе сказал:

– Вот вы их прогоняете и говорите с ними по-русски. Они не знают русского языка. Это же американские голуби.

– А что я им должен был сказать?

– Гет аут! Гоу эвэй!

В этот момент появилась все та же стая, и мой ученик заорал на весь Брайтон:

– Гет аут на хуй! Гоу эвэй, бляди! Гет аут на хуй!.. Он повторил это раз семь, и, голуби, как ни странно, развернулись и улетели.

Иммигрант посмотрел на меня с уважением:

– Да, надо учить английский.

Я сделал большое дело для Америки, еще один еврей будет знать язык.

Давид Копперфилд

Иллюзионист Давид Копперфилд известен также своими романами с манекенщицами, звездами кино и телевидения. При этом он весьма нескромно, не по-джентльменски в прессе и на телевидении обсуждает сексуальные способности своих партнерш, обозначая их постельные игры эфмеизмом «танец» – «когда я танцевал с...», «в танце она слегка вяловята...» и т.п.

Случилось так, что одной из пассий Копперфилда стала наша иммигрантка, и в интервью он довольно скептически отозвался о ее, е... хореографических способностях. В отличие от своих американских коллег, обычно предпочитающих не комментировать заявления Копперфилда, наша иммигрантка тут же послала возмущенное письмо в газету, которое я привожу в обратном переводе с английского:

"Это я не умею танцевать?! Я с 14 лет была ведущей солисткой в России (спросите любого в Одессе), станцеваля ряд запоминающихся партий в Италии и здесь, в Штатах, веду напряженную концертную деятельность, включая гастроли. А вот ему, между прочим, прежде чет критиковать профессиональных танцовщиц, не мешало бы подучиться танцевать самому. Мало того, что он танцует только один танец, так и тот медленный, и он не знает в нем ни одного пируэта. Но это еще что! Не успевает он сделать первые несколько па, как тут же идет на коду. Где разработка, где полифония?! Партнерша не успевает даже понять мелодию, не говоря уже о контрапунктах. Давид, хочешь танцевать, выучи хотя бы один метражный танец, если не хватает дыхания на полную сюиту. И запомни: "Плохому танцору яйца мешают".

Поэт из Краснодара

Мы с Володей Высоцким и Севой Абдуловым смотрели футбол на стадионе «Динамо». После футбола проголодались, хотелось пойти посидеть, выпить и закусить, но денег не было. Володя сказал:

– Ребята, я в завязке, но тут приехал один парень из Краснодара, запакован деньгами, щедрый, угощает, но при этом читает свои стихи – очень долго.

Мы сказали: "Давай!"

Приехал здоровый парень с огромной авоськой, в которой, как он объяснил, часть его стихов, а в гостинице еще три авоськи; мы пошли в ресторан, ели и пили, а он читал свои стихи – абсолютный бред эротического плана. Под конец он спросил, не можем ли мы порекомендовать ему кого-нибудь, кто помог бы протолкнуть эти стихи в печать, человека, тонко чувствующего поэзию.

– Конечно! – воскликнул я. – Иди прямо к директору Мооконцерта Бурштейну, скажи – от Сичкина.

(Надо сказать, что Бурштейн был весьма непростым, подчас суровым человеком, терпеть не мог фамильярности, и попасть к нему на прием было довольно сложно).

– Не надо записываться на прием, он простой, свой в доску парень, любит, когда ему сразу говорят "ты" – просто заходи, садись и сразу начинай читать. Если он будет пытаться чего-то сказать или уйти – не обращай внимания и не пускай – это он от застенчивости. Не уходи, пока не прочитаешь все, что у тебя есть, чтобы он имел полное представление о твоем творчестве.

Через несколько дней я встретил в Москонцерте Бурштейна.

– Борис, есть предел этим идиотским шуткам! Этот здоровенный жлоб открывает ногой дверь, со словами "так будет интимнее" закрывает ее на ключ и кладет ключ в карман, направляется к креслу, держа в руках 4 авоськи, как выяснилось, стихов, садится и начинает читать свой кошмар. Он сидел у меня в кабинете 5 часов! Я вставал, но он меня силой усаживал обратно в кресло. Когда я на нервной почве начал смеяться, он страшно обрадовался и сказал, что у него в Краснодаре есть еще шесть авосек юмористической поэзии. Сейчас он туда улетел за новой порцией. Борис, еще один такой визит, и я покойник, надо же знать – с кем шутишь!

Эпельбаум

Что такое народная любовь я понял после рассказа моего товарища администратора Эткина, который проводил гастроли знаменитого еврейского певца Эппельбаума. Могучего телосложения, с невероятными красоты и силы голосом Эппельбаум пользовался огромной популярностью. В Виннице еврейская мама спрашивает сына лет восьми:

– Ты знаешь, кто к нам едет?! Он сам к нам едет! Боже, как нам повезло! Ты даже не можешь себе представить, кто к нам едет! Ну скажи, кто к нам едет?

Мальчик в растерянности:

– Ленин?

– Да что Ленин?.. Эппельбаум!!!

В Житомире, где должен был состояться первый концерт, во всех домах был накрыт стол, и все ждали на обед Эппельбаума. Выше чести, чем Эппельбаум обедал у тебя и ел твою гефилте фиш, быть не могло.

И вот, наконец, концерт; зал забит, люди не стоят, а висят друг на друге. Аккомпаниатор играет вступление, Эппельбаум начинает петь, но после первых несколько нот останавливается и говорит:

– Не могу петь, у меня изжога.

По залу прокатывается шум: "Изжога, он не может петь – у него изжога".

Кто-то из зала спрашивает:

– А у кого вы ели? Эппепльбаум: – У Кацмана.

Голоса: – У Кацмана. Как можно есть у Кацмана? Это же не дом, а изжога.

Возмущение нарастает, все оглядываются в поисках Кацмана, но его уже давно нет в зале. Наконец кто-то говорит:

– Товарищ Эппельбаум, ну спойте хотя бы одну песню. (У Эппельбаума сольный концерт).

Пианист снова играет вступление, Эппельбаум начинает петь, резко останавливается и говорит:

– Не могу – изжога.

В зале хор проклятий в адрес Кацмана:

– Где этот Кацман? Не умеешь делать фаршированную рыбу – пошел на хуй! Кацмана надо было убить в зародыше! Ну, мы тебе устроим сладкую жизнь!

Встает старый мудрый еврей и говорит:

– Ша! Ничего вы Кацману не сделаете. Его уже нет в городе, и сейчас он хлопочет об обмене квартиры. Товарищ Эппельбаум, ну, может, хоть один куплет?

Эппельбаум, с сомнением: – Один куплет? Снова вступление, снова Эппельбаум берет несколько нот, обрывает:

– Изжога, блядь!

У евреев на глазах слезы, они все понимают:

– Изжога. Не может петь. Товарищ Эппельбаум, мы вас любим, не надо петь (Кацман сука; как можно есть у Кацмана...)

Концерт, в котором Эппельбаум не спел ни одной песни закончился овацией. Вот это любовь: сольный концерт, ни одной песни – и овация!

Конкурс красоты

Во время круиза по Черному морю на корабле проводился конкурс красоты, и я был его председателем. Первый приз единогласно получила девушка из Чехословакии – очаровательная, веселая, хорошо пела и танцевала и интересно отвечала на вопросы. После конкурса состоялся праздничный банкет. Недалеко от нашего стола сидела компания кавказцев и, по непонятной для меня причине, посматривала на меня глазами, в которых читалось, что только моя смерть может доставить им удовольствие. От их стола отделилась женщина средних лет и пригласила меня на танец. Во время танца, глядя на меня в упор маленькими, глубоко запавшими глазками, она неожиданно густым басом спросила, как так получилось, что она не получила первую премию. Я пригляделся к ней повнимательнее. Говорят, орлиный нос украшает мужчину, надо думать, это относится и к женщине, даже если он заканчивается у щиколотки. Маленькая черная бородка приятно гармонировала с пышными усами и удачно подчеркивала выступающий далеко вперед хищный подбородок. Полное отсутствие груди компенсировалось короткими кривыми ногами с неожиданно, как я ощутил на себе во время танца, острыми коленками. Короче, это была старшая сестра бабы-яги. Я посмотрел на компанию джигитов, вспомнил все, что мне было известно об обычаях кровной мести и сказал:

– Как вы не понимаете? Это же все политика! Я, как председатель жюри, имел три голоса и, естественно, отдал их вам. Иначе быть не могло! Я профессионал и сразу вижу красоту и талант, а вас от остальных так называемых красоток еще и отличало огромное сценическое обаяние. Но я, относительно, человек независимый, а капитан, помощник и остальные члены жюри члены партии. Был звонок из Москвы, из ЦК – дать чешке, как представительнице братской социалистической республики, и у жюри не было выхода – хоть это и абсурд, но дать пришлось ей. Что касается меня, то, хотя у меня, конечно, будут крупные неприятности, я не мог пойти против своей совести и написал особое мнение.

Она расцвела, крепко прижала меня костлявыми, но сильными руками к впалой груди и потащила к своему столику. Объяснила ситуацию на кавказском языке, и вся компания тут же начала меня поить, кормить и произносить тосты в мою честь. Меня целеустремленно спаивали до 5-ти утра, пока я под каким-то предлогом не сбежал и до конца круиза прятался по всему кораблю, а джигиты меня искали, чтобы упоить вусмерть.

Я бы не мог работать в определенном театре с постоянной труппой. Каждый театр мне напоминает одесский Привоз с той лишь разницей, что на Привозе меньше хамства и нет завуалированной зависти.

Склоки, интриги...

***

Виктором Драгунский организовал театр «Синяя птичка». Ой был тем хорош, что в нем работали артисты разных театров, которые оставляли все дрязги в своем родном коллективе, а здесь расслаблялись и отдыхали от закулисного театрального кошмара. На гастролях в Ленинграде Аркадий Райкин, посмотрев наш спектакль, влюбился в меня и предложил перейти к нему в труппу. Я всегда восхищался талантом Аркадия Райкина, к тому же новую программу должен был ставить мой друг Евгений Симонов, так что я с радостью согласился.

Я был знаком со всеми актерами и актрисами из труппы Райкина, но когда я пришел на первую репетицию никто, за исключением жены Райкина, обаятельнейшей Ромы, со мной не поздоровался. После репетиции ко мне подошел актер Вадим Деранков и сообщил, что Райкин – это дутая фигура, и держится он на четырех штампах. Я ему ответил:

– Вадим, мой тебе совет: укради у Аркадия Исаковича один штамп, и ты станешь приличным артистом.

И в этом плане каждый день. В тюрьме или психиатрической больнице обстановка была намного доброжелательнее, и я бежал оттуда со всех ног. Коллектив – это сила, чтобы уничтожить талант.

Я потому так долго говорю о зависти и интригах, столь распространенных в артистическом мире, что хочу рассказать историю, в которую человеку, знакомому с закулисной жизнью театра и кино, поверить просто невозможно.

Олег Видов

Артист Олег Видов, сбежав на Запад, поселился в Лос-Анджелесе. Мы вместе снимались в фильме режиссера Орлова «Остановка поезда две минуты», и я запомнил Олега как приятного компанейского парня, к тому же доброго и отзывчивого – однажды он очень помог актрисе Гавриловой, когда у той случилась неприятность. Олег и его жена американка написали киносценарий (кстати, очень интересный), и я должен был играть роль русского консула. Были фото и кинопробы, но, к сожалению, денег не достали, и проект не был осуществлен. Олег снимался в Голливуде, но очень мало и, конечно, нуждался и в работе и в деньгах.

В 1989 году начались съемки фильма "Никсон – последние дни", и на роль Брежнева пригласили Олега Видова, причем не на пробу, а на уже утвержденную режиссером роль. Американцев мало волновал тот факт, что Видов высокий блондин, по типу подходящий на роль героя-любовника: когда дело касается русских, им достаточно формальной этнической принадлежности, и они не обращают внимания на сходство. Ленина у них мог бы играть человек двухметрового роста, а Крупская была бы с шиньоном и в глубоком декольте. Но – какая, собственно, разница Олегу Видову? У него была возможность сыграть важную для карьеры роль и получить столь нужные ему деньги. Олег приходит к режиссеру, приносит мои фотографии и говорит, что в Америке есть только один человек, который может и должен сыграть Брежнева – Борис Сичкин. Дает мои координаты, меня вызывают на пробу, и через несколько дней Олег мне звонит в Нью-Йорк и счастливым голосом сообщает, что я утвержден на роль.

Приятно сознавать, что на земле есть такие люди и актеры, как Олег Видов – легче жить.

Дай ему Бог долгих лет!

Сергей Склов

Одним из моих самых близких друзей в Москве был Сергей Склов. Огромный акробат-силовик с отнюдь не утонченной меланхолической внешностью молодого Вертера, он мог бы зарабатывать сумасшедшие деньги, просто вечером прогуливаясь по парку: каждый, увидев его, сразу же вынимал бы бумажник и снимал часы и шапку. На самом деле это был невероятно добрый и чуткий человек с большим чувством юмора, и свою внешность он обыгрывал в многочисленных шутках и розыгрышах.

Жена пианиста, профессора консерватории Якова Флиера была филармонической певицей. Будучи замужем за Флиером, она не думала о заработках, но они разошлись, и ей пришлось устроиться на работу в Москонцерт.

Первый выездной концерт. В автобусе соленые шутки, лабушский жаргон, мат; вопрос "Ну ты с ним кончила?" звучит так же обыденно, как "у нас осталась заварка?" Воспитанная и вращавшаяся в среде, где малолетним детям говорят "вы", она в ужасе забилась в дальний конец автобуса и сжалась в комочек. Склов сразу почувствовал подходящую почву для юмора и навис над ней:

– Тебе очень повезло, что ты попала к нам в бригаду. Мы тут народ интеллигентный, мы сразу за жопу не хватаем. Походишь, пооботрешься – сама дашь. А удовлетворяем —две недели гарантия!

У Сережи была машина, и после концерта он часто развозил артистов по домам. Едет после концерта, в машине шесть артисток. Его останавливает майор милиции:

– Что это такое? Полагается пять человек вместе с водителем, а у вас шесть пассажиров!

Сергей смотрит на него и, постепенно накаляясь, на крещендо:

– Если бы здесь не сидели женщины, я бы послал тебя на хуй!

И уехал, оставив майора стоять с отвисшей челюстью и размышлять – но ведь там же сидели женщины.

Сережа приглашает друзей, меня в том числе:

– Приходите, я завтра устраиваю чай для бедных. Прекрасно накрыт стол, мы выпиваем, закусываем,

шутим. Через какое-то время Сережа:

– Так, ну, поели и – давай отсюда! Быстренько, быстренько!

Все хохочут – полное несоответствие: реплика адресована близким друзьям, но Склов выдерживает образ "чай для бедных".

У нас гости, в том числе и семья Скловых. Конец вечера, гости уже разбрелись кто куда: кто в гостиной, кто на кухне, кто у рояля. Сережа заходит в гостиную, правое ухо пунцовое, хохочет до слез и объясняет:

– Я все время приставал к Емелюшке (Емелюшке 4 года), щипал его, говорил: "Что ж ты такой маленький, такой слабенький? Тебе надо делать гимнастику – у тебя ножки слабенькие, ручки слабенькие". Присел на стул, и он мне вдруг как въебачит! У меня искры из глаз посыпались!

Ярчайшая личность, человек многообразных талантов, вместе с красавицей женой и неизменной партнершей Ниной вырастивший двух прекрасных талантливых сыновей Сашу и Андрюшу, его как и многих других замечательных людей, уже нет среди нас.

Зато антисемитов и анонимщиков...

Говорят, что все гениальное – простое. Однако не все простое – гениальное, скажем, «простой советский человек».

Я люблю Америку, но должен заметить, что по количеству идиотизма, особенно связанного с сексом и с трогательной любовью к педерастам и лесбиянкам, Америка вряд ли кому-либо уступит.

Мне, как и многим, присылают рекламные проспекты и брошюры. На одной из реклам детского шампуня фотография: улыбающаяся девочка лет 3-х сидит в ванной, а мама ей намыливает головку. Все хорошо, плавает резиновая уточка, девочка улыбается с открытыми глазами (шампунь не щиплет) – полная идиллия. Один нюанс: сидит девочка в ванной в пляжном лифчике (до половины она погружена в воду, но надо думать, что там она защищена панталонами, непроницаемыми даже для рентгеновских лучей). Помимо того, что лифчик ей в ближайшие 9-10 лет вообще не понадобится, что подразумевают авторы рекламы: что мыться надо в купальном костюме или необходимость защиты несуществующей груди от нескромных взглядов мамы?

Когда я снимался в рекламе МСАй, мне рассказали о еще более нелепом случае.

Снимается реклама пеленок. Розовый веселый младенец, белые пеленки. Сняли. Все, как водится, друг друга поздравляют, но вдруг представитель заказавшей рекламу компании забеспокоился:

– Подождите, а какого пола младенец? Никто не знает, наконец выяснили – девочка.

– Да нет, вы что, с ума сошли? – говорит представитель.

– Had же тут же обвинят в детской порнографии! Не только компанию будут бойкотировать, так еще все эти общественные организации по судам затаскают. Оденьте на нее лифчик.

– Нет, вот это будет порнография, – возмутился режиссер.

– Может еще сетчатые чулки с подвязками?

Для разрешения вопроса решили обратиться в суд. Решение судьи поражает соломоновской мудростью: Поскольку в этом возрасте пол ребенка определить невозможно, разрешить оставить рекламу без лисрчика, и от себя, "не для протокола", добавил:

– Вы, на всякий случай, просто не говорите, что это девочка.

Емельян приходит в библиотеку в Манхэттене. Обычно на первом этаже беллетристика, справочная литература, география и литература на иностранных языках, но в этот раз интерьер поменяли. Книг немного и узкотематической направленности – исторические – «Выдающиеся педерасты и лесбиянки», Эссе – «Радости однополого брака», религиозно-философские трактаты – «Иисус Христос – наш?» и т.п. Детские картинки, типа тех, которые какие-то идиоты развесили в поездах метра «У Дженни два папы. Они иногда ссорятся, но потом прыгают в постельку и там мирятся» и транспаранты, утверждающие, что у жопы большое будущее.

Емельян поинтересовался у библиотекаря, чем вызван интерес библиотеки к столь специфической тематике.

– У нас месячник педерастии, – буднично ответила библиотекарь. – Как обычно, каждый февраль.

– А-а... Я вообще как-то ближе к скотоложеству, – доверительно сказал Емельян. – Мне, наверное, стоит зайти в марте?

Библиотекарь с сомнением:

– Не знаю, я не слышала о планах на март, вы посмотрите по каталогу.

Женщина-гомосексуалист – любит только мужчин.

Язычники – племя лесбиянок.

Языкознание – курсы повышения квалификации для лесбиянок.

Популярные у лесбиянок проклятия: «Чтоб у тебя язык отсох!» и «Прикуси язык».

На интервью одна иммигрантка на вопрос, как у нее с языком, ответила:

– Прекрасно, только английского не знаю.

Фальшивоминетчица

На Брайтоне один иммигрант говорит другому:

– Чего ты сломя голову несешься на каждый концерт, как только кто-то приезжает из России? Там же одни голубые!

– Меня это не волнует – я дальтоник.

Язык до Киева доведёт – лесбиянка в дороге.

В Москве, на презентации, одного известного деятеля спросили, что он думает о ситуации в России. Подвыпивший, он ответил прямо:

– Мы все в жопе, и, при том, как складываются события, скоро мы все будем в глубокой жопе.

Присутствующие на презентации педерасты бурно заопладировапи, встали и хором запели "Интернационал".

Министр юстиции лесбиянка госпожа Рина сказала:

– Если белый оставляет машину открытой – это акт расизма, т.к. тем самым он провоцирует нефа ее украсть. Это недопустимо, и с подобным расизмом необходимо бороться.

В дальнейшем этот шедевр логической мысли получил естественное продолжение: женщину, избитую и изнасилованную фуппой негров в Центральном парке во время утренней пробежки, также обвинили в провокации – ребята мирно сидят на дереве, как вдруг мимо бежит женщина, да еще в шортах, а не в водолазном костюме, естественно, мальчики возбудились. Так мало этого, она даже не осознала свою ошибку, не раскаялась и попыталась убежать – не возмутительно ли?! Ничего удивительного, что ей перебили железной палкой ноги и проломили голову.

Расизм чистейшей воды! Чего ты вообще выходишь на улицу, ты же знаешь, что тебя там ждет негр со стоячим, зачем же его провоцировать?

Я заметил, что в Америке грабители, насильники и убийцы отличаются повышенной чувствительностью: на суде адвокат, защищая нефа, под давлением неопровержимых улик признал, что да – его подзащитный действительно убил семью из четырех человек, включая двух малолетних детей, но попросил жюри присяжных учесть, что в детстве он был хороший мальчик, не обижал животных, до третьего класса хорошо учился, и не его вина, что жестокое расистское общество довело его до такого состояния.

Убийца, слушая речь своего адвоката, от умиления к себе расплакался.

Когда по телевизору показывают арест очередного уголовника, он всегда рукавом или воротником куртки закрывает лицо от камеры – чувствуется, что ему неудобно перед коллективом.

Негр ограбил и убил хозяина продуктового магазина на глазах у находившихся там покупателей. Располагая показаниями свидетелей полиций начала розыск преступника – нефа определенного возраста, роста и т.д. Возмущению негритянской общественности не было предела: почему каждый раз, как что-нибудь случается, полиция ищет черного? Почему она не пытается найти белого?!

Антон Павлович Чехов жаловался, что у него не было детства. Была няня, были игрушки, но не было всех разновидностей. Узнав об этом, я очень переживал за писателя. Когда я родился, а я был седьмым по счету, родители были так замотаны, что меня не зарегистрировали в ЗАГСе, так что я понятия не имею, сколько мне лет, и до сих пор иду как малолетка. Воспитывался я на улице, там же доставал жратву и выживал. Из игрушек у меня был только собственный член. Тем не менее я глубоко уважаю Чехова и охотно признаю, что он один из немногих писателей, которые выше меня. Он был выше меня на два сантиметра.

Я живу в Нью-Йорке в государственном доме и получаю пенсию, однако многие не сомневаются, что я мультимиллионер. Как-то я должен был встретиться с одним из таких людей, и он звонит, чтобы узнать, как меня найти.

– Привет, так где твой особняк? Я ему диктую адрес.

– Э-э, знаешь, за рулем сложно рассматривать таблички. Его, как, легко узнать? У тебя перед ним там есть сад, сронтаны?

– Фонтанов нет, но есть сад.

– А сам особняк большой?

– Да довольно приличный.

– На сколько комнат?

– Ты знаешь, честно говоря, как-то руки не дошли пересчитать, но думаю, комнат сто двадцать наберется.

– Ну, так это очень большой, даже непонятно, зачем тебе такой.

– Так я его делю.

– А-а, а с кем?

– С государством.

– С государством? Не понимаю, зачем тебе понадобилось государство... Но, это, в основном твой особняк?

– Да нет, я бы сказал, что его.

– Ничего не понимаю. Ну ладно, так как мне тебя найти?

– Очень просто. Как приедешь, спросишь, где государственный дом для нищих.

– Борис, давай встретимся. Поболтаем, может, зайдем посидим куда-нибудь.

– Не могу, очень занят.

– А что ты делаешь?

– Отмываю деньги.

– Тихо! Ты что болтаешь, телефон может прослушиваться.

– Пускай слушают, тут нет никаких секретов. У меня два доллара упали в грязь, и я их отмываю.

Мой автоответчик часто меня веселит:

«…пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала».

Домработница:

– Здравствуйте. Это говорит Надя. Пан Сичкин, вас нет дома? (Ждет ответа). А когда вы будете? (Опять ждет ответа). Я бы хотела придти завтра во второй половине дня, хорошо?.. Или вам удобно с утра?.. – и никак не понимает, что машина ей ничем не может помочь.

Или такая запись:

– Але, Лида, возьми трубку... Виталик, ты, что ли, говоришь?,, чего-то я голос не узнаю... или я не туда попал?... Ну, ладно, на всякий случай оставлю месседж. Ты что ж, курва, тебя ждут, ждут, блядь, а тебя нет ни хуя. Больше не выёбывайся. Позвони.

Звонит Натан, аккордеонист из Киева:

– Але, Боря, Борис... (в сторону, жене) Слышь, у него робот отвечает... Але, слушай, робот, это я, Натан из Киева. Скажи Сичкину, что мы с семьей в Вашингтоне и хотим приехать на недельку в Нью-Йорк. Робот, ты понял?.. Я не уверен, что он понял... Робот, скажи Сичкину, что мы с женой и дочерью поживем у него дней десять, хорошо? Робот, хули молчишь?.. Этот робот какой-то тупой... Робот, передай Сичкину, что у нас денег ни хуя нет, и ни о какой гостинице речи быть не может! Робот, ты меня понял? Передашь?.. Хуй он передаст, мы в жопе.

По приезде в Америку я долго не мог привыкнуть к американским улыбкам и вежливости. Я жил в такой хамской стране, и если в течении дня меня не послали, у меня было ощущение, что мне что-то недодали, а тут-Однажды меня угораздило спросить американца, где метро. Он расплылся в широчайшей улыбке, медленно и внятно, видимо, догадываясь, что мой язык далек от языка Шекспира, объяснил и на всякий случай, подозревая, что смысл некоторых слов мог от меня ускользнуть, прошел со мной до метро два квартала, хотя ему туда совсем не было нужно. После чего, улыбнувшись еще шире, он так же медленно и внятно пожелал мне приятного дня. Кошмар! Что они, издеваются?!

Зато в другой раз я отдохнул душой. Еду я на своей машине в чужом районе и никак не могу найти нужную улицу. Спросить американца боюсь, памятуя печальный опыт, и – о, чудо! – вижу, идет молодой жлоб с наглой мордой на полпируэта. Я сразу понял – наш! Он без разговоров влез в машину, сказал:"Давай прямо, на светофоре направо. Здесь налево, стоп; значит так, я приехал, а ты здесь развернись, доедешь до места, где меня взял, там повернешь направо, и второй блок – это будет твоя улица". Сколько обаяния в этом хамстве! Меня успокаивают, говорят, что у американцев улыбки формальные и вежливость напускная... Какая разница, если они напускают на себя эту формальность двадцать четыре часа в сутки, и так всю жизнь!

Иммигранты справедливо упрекают американцев в отсутствии культуры кухонной болтовни. Встретятся два американца:

– Привет4, как дела?

– Прекрасно, – и все.

Причем он скажет "прекрасно" даже если только что потерял работу, от него ушла жена, и он идет вешаться. Ну что взять с этих туземцев? У них как-то не принято морочить друг другу голову состоянием здоровья тещи. То ли дело иммигранты!

Встречаю я недавно смутно знакомого иммигранта, на ходу улыбаюсь, говорю:

"Добрый день, как поживаете", – и собираюсь идти дальше. Не тут-то было. Он резко останавливается, загораживая дорогу, неторопливо вытаскивает сигареты, прикуривает, с сильным выдохом выпускает дым изо рта, носа и ушей и, через паузу, говорит с трагической усмешкой

– Да разве это жизнь! Живу на подачки дяди Сэма. Кинули мне пенсию, квартиру, фудстемпы – мол, живи и не рыпайся – откупились. Ну, есть машина, не новая, между прочим. Так я и там жил неплохо. У меня там (в течение следующих сорока минут я узнаю, как у него складывалась карьера, мельчайшие подробности диеты, планировки квартиры и т.п.)

Ты спрашиваешь, как дела? (Я и не думал спрашивать). Дети – это гвозди в нашем фобу. Сын, выродок, уже курит. Нет, не "Мальборо", а марихуану. Дочь – это вылитая блядь. Ей два года, а что вытворяет... Да, ты знаешь, кто здесь? Ну, ты очень обрадуешься... Фима Швицер из Киева! Да знаешь ты его, ты еще говорил, что это тупая мразь, сексот вонючий... Да ты бы его сразу узнал. Ну, короче, встретились мы с ним, туда сюда, пятое десятое, тары бары растабары, вспомнили, как он облевал репетицию, туда сюда, он мне я ему, слово за слово, хуем по столу, та...

В это время я сделал обманный финт корпусом влево и, когда он среагировал, обошел его справа, крикнув на бегу: "Извини, я опаздываю на самолет!" Вслед мне еще долго неслось: "За слово... растабары..." – а ведь он еще даже не начал рассказывать о своих анализах.

– Зинаида Яковлевна, не выходите на улицу: появился маньяк, который убивает проституток.

– Не понимаю, при чем тут я?

– Вы меня не дослушали – и блядей тоже.

У нас есть знакомый художник, чьи работы не продаются, но однажды на каком-то вернисаже он заявил присутствовавшим там Шемякину, Целкову, Комару, Меламиду и другим известным и финансово успешным художникам:

– Вы же не можете творить! У вас нет свободы творчества – вы должны думать о финансовом успехе! В отличие от вас, я – человек финансово независимый, и ничто не ограничивает полет моей творческой фантазии, – и пояснил глядящим на него в немом изумлении присутствующим, – у меня жена работает и полностью меня обеспечивает!

Встретившись с Емельяном, он сказал ему:

– Вот ты пишешь классическую музыку. Насколько я знаю, она продается слабо, и, вообще, на сегодняшний день это не бизнес и не то, чем можно заработать на кусок хлеба. Ты не думал заняться чем-нибудь более прибыльным? Я понимаю, тебе помогает мама, но, в конце концов, это же может ей надоесть...

Емельян посмотрел на него и задумчиво произнес:

– Жена найдет себе другого, а мать сыночка никогда...

Концертная бригада возвращается из поездки. Среди встречающих на вокзале жена конферансье, которая не видит своего мужа и спрашивает:

– А где Коля?

– Он в коме...

Жена медленно начинает терять сознание.

– Да, нет, вы не поняли – он в Коми АССР – дополнительные концерты.

Знакомый одолжил у меня 200 долларов. Проходит месяц, другой, но он даже не думает отдавать. С деньгами туго, и однажды, встретив его, я говорю:

– Слушай, ты не мог бы отдать 200 долларов, они как раз были бы сейчас очень кстати.

У него вытянулось лицо и расширились глаза от негодования и возмущения:

– Ты у меня просишь деньги?! Да у тебя совесть есть?! Ты что, не знаешь моего положения: я получаю вэлфер и немного прирабатываю на кеш, и ты у меня просишь деньги?! Ну и ну...

– Подожди, но я тоже получаю ССАй и изредка прирабатываю концертами...

– Ты, между прочим, снимаешься в Голливуде!

– Я, во-первых, не снимаюсь, а несколько раз снялся в Голливуде, во-вторых, это очень морально приятно и хорошо для популярности, но денег я получил очень мало и все их, кстати ССАй удерживает. Помимо всего прочего – ты же одолжил у меня эти деньги.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю