Текст книги "Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума"
Автор книги: Борис Сичкин
Жанры:
Прочая старинная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
У меня есть друг (не одессит) Володя Каширский. Когда я с ним только познакомился, я ужаснулся – умный, талантливый, щедрый, бескорыстный, всегда готовый помочь, приятный в общении – и ни одного видимого недостатка.Таким место только на иконе или в советском фильме «Секретарь обкома». К счастью, я скоро обнаружил, что Володя нервный. За рулем машины – это кипящий вулкан. Понятно, что в городе, на дорогах которого несколько миллионов машин, не каждый из садящихся за руль ездит идеально и неукоснительно соблюдает правила, но Володя не сомневается, что каждый водитель, оказавшийся с ним на дороге в одно и то же время – это часть общего заговора, направленного лично против него. Если даже водитель ему совершенно не мешает: не подрезает, резко перед ним не тормозит и т.п., а просто спокойно едет в параллельном ряду, Володя все равно поглядывает на него неприязненно и с недоверием, подозревая, что тот готовит ему особо изощренную подлость.
Из всех знаменитых людей Володя мне больше всего напоминает Леонардо да Винчи. Он, правда, чуть хуже рисует, но не уступит по части изобретательства.
У Володи аллергия на табачный дым. К несчастью для него, практически все окружающие курят, и в первую очередь в собственном доме. Жена Люда могла бы курить на улице, но в многоквартирном доме это не так-то просто, и Люда курит около открытого окна на кухне. Эта полумера, однако не спасает Володино сверхчувствительное обоняние. Я присутствовал при такой сценке. Мы с Володей беседуем в гостиной. Володе не видно, но я со своего места вижу, что Люда села около окна на кухне и закурила сигарету. Через несколько секунд Володя поднимается с места, вынимает из кармана что-то типа пульверизатора, вроде того, в которых продают одеколон или лосьон после бритья, и, не прекращая светской беседы, направляется в кухню. Подходит к Люде и нажимает на кнопку. Из пульверизатора вырывается отнюдь не ароматическое облачко, а огромная струя белой пены, мгновенно покрывшая любимую жену, неподвижно застывшую в позе Аленушки с нелепо торчащей изо рта сигаретой, с головы до ног. После чего так же спокойно возвращается в гостиную. Оказывается, для борьбы с курильщиками Володя сконструировал портативный, но чрезвычайно эффективный огнетушитель.
Возвращаясь к одесситам, интересно заметить, что некоторые из них сами скептически относятся к своим бывшим согражданам.
Я сижу в кафе, и за соседним столиком какая-то дама патетически восклицает: «Из Винницы?! Да это же еще хуже Одессы»!
Учитывая, что интонация речи и пафос говорившей сделали бы честь любой торговке рыбой на Привозе, я не удержался и полюбопытствовал, откуда она сама.
Из Одессы.
Но как же, вы говорите...
Но я же говорю – это еще хуже Одессы.
Надо полагать, эта дама имела ввиду, что Одесса – кошмар, но во всех остальных местах значительно хуже.
Мила и Семен Кислин приехали в Америку из Одессы. Я ставил программу в ресторане-кабаре «Сокол» (ныне «Метрополь») и говорю Миле:
Мила, в эту субботу в ресторане праздничный вечер – встреча бывших одесситов. Приходите, у нас новая программа, будет весело. Мила подумала и ответила:
Мы придем, когда будет встреча таксистов. Из разговора на Брайтоне:
– Ну, и как вам в Америке?
– Вообщем-то неплохо, но слишком много американцев.
Я пришел к выводу, что в Америке, если у тебя нет знакомого автомеханика, нужно или быть миллионером, или ездить на лошади. Если нет ни того, ни другого, ни третьего, но есть машина, то, по совету опытных людей, как минимум надо избегать механиков одесситов, которые не только ничего не сделают, но обманут, сдерут последнюю шкуру и еще заменят все хорошие детали на бракованные. У меня не было знакомого механика, и была машина, которая перестала заводиться и глохла на каждом светофоре. У итальянцев я поменял аккумулятор, у китайцев -стартер, у пуэрториканцев – проводку, индусы поставили мне новый генератор. Мой старый олдсмобиль по вложенным деньгам приблизился к стоимости коллекционного роллс-ройса, но продолжал глохнуть. В очередной раз она заглохла прямо около автомастерской на пересечении Кони-Айленд и Белт-Парквей. Вышел красивый элегантный человек в плане голливудского героя 60-х годов, сказал, что он хозяин, его зовут Леня и добавил, что он из Одессы. Я похолодел (одессит: заберет все деньги, хорошие детали заменит на брак и т.д.), а потом подумал: «Черт с ним! Пускай ставит еще одну батарею, меняет мотор, трансмиссию и задний мост, лишь бы этот металлолом завелся, и я добрался до дома». Леня открыл капот и сказал: « Так тебе надо ремень поменять». Поменял ремень и отказался взять деньги – работа меньше 10 долларов – оставив меня в полном недоумении: я-то приготовился оплатить ему остров в Греции. «Такого быть не может», – думаю,– «если он такой благородный, значит жена ведьма»,– и зашел в офис взглянуть на жену. Его жена Лора оказалась очаровательной молодой женщиной, вежливой, тонко реагирующей на шутку с прекрасной русской речью. « Все понятно – она явно столичная интеллигентка и благотворно на него влияет», – и поинтересовался, из какого она города, ожидая услышать если не Москву или Ленинград, то явно что-то между Средне-Русской Возвышенностью и Уралом. Оказалось, тоже одесситка.
В двух шагах от моего дома полдюжины автомастерских, а Ленина станция – в часе езды на другом конце города, но езжу я чинить машину только к нему и с огромным удовольствием общаюсь с этой обаятельной веселой, любящей жизнь парой во «внеслужебной» обстановке.
Одесский язык красочен, необычен и на первый взгляд кажется неправильным русским со странным порядком слов, но, приехав в Америку, я понял, что это не так. На самом деле одесский язык – это буквальный перевод с английского, и меня удивляет, почему некоторые одесситы плохо говорят по-английски.
Я не знаю, или он дома ( вместо «я не знаю, дома ли он) -
don't know f he s home.
He закройте дверей на кухню, кошка имеет пройти, чтоб вы знали -
Don't close the ktchen doors cat has to pass by you know
Я видел идти вашу мать – saw... нет, это уже, кажется, латынь.
Стиль общения одесситов также специфичен и построен на юморе.
Скажите, если я пойду по этой улице, тамбудет вокзал?
– Там будет вокзал, даже если вы не пойдете по этой улице.
На рынке:
Сколько вы хотите за ваш пиджак? 40 рублей.
– Вы сказали 40, подумали 30, так я вам дам 20, и дал ему 10.
Около неработающего фонтана:
Скажите, этот фонтан когда-нибудь бил?
– Этот фонтан бил, есть и будет. Два одессита:
Первый: – Собираюсь купить мотоцикл. Второй, скептически: -Зачем?
Хочу поездить, повидать свет.
Этот или тот?
В Москву приехал мой близкий друг одессит, с которым мы вместе были на фронте и прошли всю войну. Хотя я бывал в Одессе с концертами, он, по роду службы, как назло в это время оказывался в командировке, и мы не виделись более 20 лет. Мы оба страшно обрадовались встрече, он сказал, что может погостить несколько дней, распаковал чемодан, мы врезали по стопарю и пошли на футбольный матч «Спартак» Москва – «Черноморец» Одесса. «Спартак» выиграл 2:0. Вернувшись домой он собрал чемодан и молча направился к двери.
Лева! Ты куда, ты же сказал, что можешь задержаться в Москве на несколько дней! – Что, с таким осадком?!
Бывший официант одессит устроился на работу милиционером. Его спрашивают, как ему новая работа.
Ну, зарплата, конечно, поменьше, но вот что хорошо, так это то, что клиент всегда неправ.
В начале 20-го века в Одессе выстроили Торговый Зал. Выполняя поставленное условие, гениальный архитектор спроектировал это здание так, что находящиеся от тебя в 2-х метрах люди не могли услышать, о чем ты говоришь – для соблюдения коммерческой тайны. Но тут – революция, – коммерция, торговля – буржуазные пережитки, и Торговый Зал в своем оригинальном назначении стал не нужен. Молодая Советская власть с присущим ей юмором переделала это абсолютно лишенное всякой акустики помещние в концертный зал.
Заканчивая главу об одесситах, я хочу вспомнить четверостишие Игоря Губермана:
Много сочной зарубежной русской прессы
Я читаю, наслаждаясь и дурея Можно вытравить еврея из Одессы Но не вытравить Одессы из еврея.
Новый год в Торонто
В декабре 1979 года меня пригласили выступить на Новом году в Торонто. 1000 долларов плюс проезд, гостиница и все расходы, что было очень кстати. Оказывается, в Торонто живет большое количество одесситов, которые, узнав, что приехал их любимый киногерой, захотели встретить Новый Год с ним.
По сравнению с Нью-Йорком Торонто чист до отвращения. Красавец город, но по ритму жизни напоминает Ново-Девичье кладбище. В зале было приблизительно 400 человек, хотя рассчитан он был на 300, но желающих попасть было намного больше, и отказать им было невозможно. Обстановка праздничная, настроение приподнятое, одеты одесситы, как лорды, чувствовалось, что они с нетерпением ждали встречи, и мой первый же выход на сцену сопровождался громом аплодисментов. Я произнес тост в честь уходящего Старого Года, пошутил, поздравил всех с наступающим Новым Годом, дал возможность выпить и закусить и в уже Новом 1980 году приготовился начать веселое новогоднее шоу. Я успел спеть один куплет с танцем, и на этом мое выступление прекратилось из-за неожиданно начавшейся массовой драки. Дрались по парам приблизительно 100 человек. Подручные предметы в ход не пускались, но по ожесточению чувствовалось, что правила поединка, как у викингов -голыми руками насмерть. Силы противоборствующих сторон были приблизительно равны, ярость и желание убить ближнего своего тоже, так что драка затягивалась. Когда я уже было подумал, что эта битва при Павии явно не кончится в ближайшее время, и я могу пойти спокойно сесть за стол и встретить Новый Год, на сцену поднялась симпатичная маленькая женщина, взяла микрофон и громко крикнула: – Еб вашу мать!
Услышав знакомые магические слова, одесситы прервали драку и прислушались.
– Козлы вонючие! Вы же просили, бляди, чтоб к вам приехал ваш любимец Буба Касторский. Буба Касторский рядом, какого ж хуя вам еще надо!
Одесситы слушали очень внимательно.
– Вы что, пидарасы, за год не надрались, обязательно сегодня надо?! Садитесь, еб вашу мать! – и все послушно сели.
Я заново спел куплеты, поздравил их от имени Брежнева и решил, что надо дать возможность потанцевать. Это была большая ошибка.
Как только орлы и соколы со своими дамами вышли на танцевальную площадку, которая ассоциировалась у них с полем брани, и встали друг напротив друга, тлеющие угли родовой вражды разгорелись вновь, дамы были вытолкнуты за пределы ринга, и пошла плясать.
Хотя та же женщина по-прежнему стояла около микрофона, чувствовалось, что на этот раз, волшебное заклинание не поможет, но тут кто-то крикнул:
– Полиция!
Надо сказать, что полиция в Канаде жесткая, политической корректностью не славится, поэтому драка тут же прекратилась, как по мановению волшебной палочки. Находившиеся рядом со столами сели и с увлечением начали показывать друг другу семейные фотографии, а не успевшие – перешли со своими противниками по ристалищу на менуэт. Поскольку Канада западная страна, вид танцующих друг с другом мужчин полицейских не удивил. Они обошли зал, убедились, что на столах нет бутылок со спиртным (в Канаде запрещено пить в общественных местах после часу ночи), которые мгновенно исчезли при их появлении, и удалились.
Я подумал, что сейчас как раз время для следующего номера, но маленькая женщина снова взяла микрофон и сказала:
– Ну что, бляди? Сейчас небось опять пойдете друг другу морду бить? Ну и хуй с вами! Пошли, Борис, – и увела меня к своему столику.
На следующий день мы встретились для продолжения праздника у нее дома. Присутствовала также большая группа вчерашних дерущихся. Все, как один, в больших черных очках, несмотря на пасмурную погоду, в пиджаках с наспех пришитыми лацканами и рукавами, в разных местах на лице обильное заимствование из косметичек жен пудры и крем-тона. Они благодарили меня за прекрасное выступление и просили как можно скорее приехать опять, скажем на 1-е Мая. Я с воодушевлением откликнулся на эту идею, но когда все казалось бы было уже на мази, хозяйка дома сказала: «Хуй вам, бляди. Не умеете себя вести, так хуй вам, а не Буба»!
К сожалению, «хуй вам»! косвенно относилось и ко мне. Для меня это означало «хуй вам еще 1000 долларов».
Москва
Мой близкий друг Эдуард Смольный уговаривал меня приехать в Россию, уверяя, что я въеду в Москву на белом коне. Пока там оставалась советская власть, я отказывался и говорил Смольному, что как бы этот белый конь не оказался черным вороном. После краха советской системы я трижды приезжал в Москву – в 1994, 1998 и 2000 годах. В мой первый приезд Москва оставила тягостное впечатление: ужасная грязь, запустение, хмурые лица, от которых я отвык в Америке. Мне сняли 2-комнатную квартиру, и как только открыли дверь, неизвестно откуда появилась здоровенная собака, заскочила в комнату и сильно там нагадила. «Вот так страна встречает своих героев», – вздохнул я.
В 1998 году я застал совершенно другую Москву – чистую и светлую, а в 2000 году был совершенно очарован городом: церквушки покрашены и выступили на первый план. Прекрасное освещение, в магазинах полно товаров и продуктов. Короче, первая фаза изобилия и благоденствия народа пройдена. Осталось пройти вторую фазу – чтобы народ это все мог купить. Но, надо сказать, мэр Москвы Лужков проделал огромную работу и превращает Москву в сказку. Даже в гнусные застойные годы люди в Москве и вообще в России одевались лучше, чем на Западе, а сейчас женщины одеты так, что ведущие западные фотомодели могли бы работать у них разве что посудомойками. Я долго хохотал, когда по телевидению показали демонстрацию жен шахтеров, протестующих против задержки выплаты зарплаты их мужьям. Ухоженные, с умелым использованием лучшей французской косметики, в великолепных дубленках и шубах, они мне напомнили демонстрацию голливудских звезд, протестующих против увеличения проездной платы в автобусах на 5 центов. Неужели для демонстрации нельзя было набрать пару десятков женщин, более подходящих по образу?
В Москве оставалось много моих близких друзей, и я был счастлив их вновь повидать.
Семья академика Лебедева была одной из самых дружных и веселых, которые мне приходилось видеть. Их дом в Киеве, а потом в Москве всегда был открыт для интересных и талантливых людей, в нем устраивались капустники и спектакли, в которых деятельное участие принимали сам Сергей Алексеевич, самый молодой академик Советского Союза, его жена Алиса Григорьевна, их дети и внуки. Сергей Алексеевич не был лишен тех милых чудачеств и оторванности от земной жизни ученых, над чем часто подшучивают. Он никогда не помнил, что нужно получить зарплату, и деньги вместо него получала Алиса Григорьевна. Как-то Лебедев вспомнил, что сегодня день выдачи зарплаты и решил ее получить.
– А вы-то какое имеете к этому отношение? – с недоумение и даже с возмущением воскликнула кассирша. – Вас тут никто не знает, и подписи вашей не знают. Вот когда придет Алиса Григорьевна – тогда выдадим.
Сергей Алексеевич получал две зарплаты, как академик и член президиума, но этих денег все равно не хватало на всех нас юмористов. Ему должны были дать Сталинскую премию – большие по тем временам и очень нужные семье деньги – но Алиса Григорьевна была в отъезде, а Сергей Алексеевич в увлечении очередным проектом забыл заполнить и отослать в срок документы. Узнав об этом, Алиса Григорьевна дала такую телеграмму: "Понимаю. Обнимаю. Целую". , Прочитав заглавные буквы этого короткого послания, Сергей Алексеевич хохотал до слез.
Сергея Алексеевича и Алисы Григорьевны уже нет, но их дети – Сережа, Катя и Наташа с мужьями Игорем и Володей – а также внуки сохранили юмор и очарование семьи Лебедевых.
В Москве также живет их однофамилец мой друг Борис Лебедев. Огромный красивый добрый человек с ангельской улыбкой. Бывший мастер сцорта, он оставил большой спорт, но сохранил превосходную реакцию – никто в ресторане не успевает быстрее его влезть в карман, чтобы рассчитаться. Мою книгу "Я из Одессы, здрасьте" Борис покупал и дарил всем знакомым. Всю свою жизнь Лебедев жил не для себя, а для людей, и я счастлив, что вот уже много лет мы являемся друзьями, хотя по воле судьбы живем в разных странах.
Один из крайне негативных моментов в постсоветской России – трагическое положение пенсионеров и престарелых, которым и при Советской власти жилось не сладко. В Москве мне сообщили о введении новых льгот для пенсионеров – отныне им разрешено стоять под стрелой и подходить близко к краю платформы.
***
Вообще, старость – не самое лучшее время даже в такой стране, как Америка. В Америке созданы дома для престарелых с прекрасными условиями, питанием, комфортабельными комнатами, но в глазах у этих людей старческая грусть. В Москве я познакомился с совершенно необыкновенным человеком Виктором Митрофановичем, который вместе с хозяйкой Ниной Николаевной создали мини-пансионат для престарелых. Я выступал для них, они прекрасно реагировали и, что самое главное, и на что я обратил внимание, глаза у них веселые и полны жизни. Казалось бы, чисто бытовые условия у них не лучше, чем в намного более богатой Америке, но здесь они окружены любовью, и это чувствуют. Живущая там поэтесса Ольга Косарева сказала мне, что здесь созданы все условия для творчества. Недавно она выпустила книгу стихов, одно из которых посвящено пансионату, а второе мне, которые я хочу здесь привести.
Большая Ордынка
Одиннадцать дробь шесть.
Тут я проживаю,
Прописана здесь.
Наш дом небольшой
всего три этажа.
Но нам здесь просторно,
И жизнь хороша.
Живут здесь
Состарившиеся москвичи,
Средь них журналистка,
Бухгалтер, врачи.
Они ветераны труда и войны.
Тут мало здоровых,
Почти все больны.
Врачам и сестричкам
Не ведом покой.
Тут лечат лекарством
И доброй душой.
Вкуснее обеды,
Чем в доме ином.
Мы нашему повару
Честь воздаем.
Помпезно встречают
Дни наших рождений.
Обилие яств
Приведет в изумленье.
Дорогие подарки,
Ни на день, а на век.
Остается тот праздник
В долгой памяти всех.
И я как жилица
В этом мини-раю
Для вашей газеты
Даю интервью.
И с подобной подачи
Лихой журналист
Напишет немало
Веселых страниц.
Он еще приукрасит,
И еще переврет.
И статье показухе
Не поверит народ.
Борису Сичкину
Я подарила книгу Вам –
В ответ от Вас обещано
Но я осталась не при чем,
Обиженная женщина.
Забыли Вы тот долг отдать,
Но все же очень хочется
О Вашей жизни все узнать,
Где главный принцип – творчество.
По кинолентам знаем Вас,
За то спасибо наше:
''Неуловимые " прошли,
Теперь Вы в бедной "Саше ".
Нет, все равно я буду ждать
Теперь уж по привычке.
Ведь старость надо уважать
Борис Михайлыч Сичкин.
Атмосфера веселья начинается уже на подходах к пансионату. На стене соседнего с ним дома огромными буквами красной ядовитой краской написано: «Хуй» и дальше «Хуй сотрешь». И действительно, видно, что пытались стереть, но отечественные химики знают свое дело, и ничего не вышло.
Как у Льва Николаевича Толстого, у Виктора Митрофановича во рту три зуба, но при этом прекрасная дикция, и каждый матюг прослушивается гениально. При этом совершенно потрясающей силы голос, которого не сыщешь ни в одном оперном театре. Виктор Митрофанович поехал на Ниагарский водопад и, стоя у парапета, за что-то начал отчитывать своего шофера. Стоявший неподалеку гид обратился по мегафону к туристам:
– Леди и джентльмены! Когда этот господин закончит говорить, вы сможете услышать шум Ниагарского водопада.
Пообщавшись с Виктором Митрофановичем, у меня создалось впечатление, что все свое время он тратит, чтобы заработать деньги и тут же начинает ломать себе голову, кому бы их отдать. В результате все раздает и остается без денег. Как и Борис Лебедев, он купил огромное количество моих книг и все их анонимно раздал людям, которые даже не подозревали, кто сделал им такой подарок.
У Виктора Митрофановича работает хороший молодой парень Денис. Как-то Денис мне сказал, что если я выйду из пансионата, когда его не будет, то обратно не попаду, так что лучше не выходить. Это случайно услышал проходивший мимо Виктор Митрофанович.
– Ты это кому говоришь?! (пошел мат с волжским акцентом). Борису Михайловичу Сичкину?! (мат ближе к тюремному). Ты себе отдаешь отчет?! (просто мат, но в третьей октаве, когда улица тревожно замирает, не сомневаясь, что началось землетрясение, и они оказались в его эпицентре). Все, наглец, ты уволен!
Понял?! Вон отсюда, чтобы ноги твоей здесь больше не было! – и на том же дыхании:
– Ты обедал? Так какого же ты здесь стоишь? Немедленно иди ешь! Посмотри на себя: исхудал, лицо бледное. Тебе нужно хорошо питаться. И чтоб обязательно ел фрукты – учти, я проверю!
Мы сидим с Виктором Митрофановичем у входа в пансионат, рядом двое мужчин провожают взглядом прошедшую женщину.
Один: – Ты смотри, какая баба: ноги, фигура, упакована...
Второй, задумчиво: – Да, хорошая баба... А ведь кому-то она остоебенила.
Виктор Митрофанович курит, не переставая, но не пьет ни грамма и, чувствуется, в душе ненавидит пьющих. Тем не менее, у него всегда огромный выбор спиртных напитков, и он охотно всех угощает. Однако странное дело: кто бы сколько ни выпил, ни один у него ни разу не был не то что пьяным, но даже выпившим.
Я много раз присутствовал при том, как люди хвалились, что вот сейчас он выпил 800 грамм, и ни в одном глазу. В это время Виктор Митрофанович прикрывал глаза, и на лице у него появлялась загадочная улыбка Джоконды.
Невозможно перечислить всех друзей и прекрасных интересных людей, с которыми я встречался в Москве, о многих из них я рассказываю на страницах этой книги. В заключение хочу вспомнить один трагикомический эпизод. Я находился в Нью-Йорке, когда мне сообщили, что в Москве умер мой друг киноартист Владимир Ивашов. Я тут же позвонил его жене, известной киноактрисе Свете Светличной, как мог и, наверное, неуклюже попытался ее утешить, и позвонил снова после похорон, когда шли поминки. Я снова попытался выразить свои соболезнования, но тут трубку взял наш общий знакомый:
– Борис, не волнуйся – все прекрасно! Володю похоронили в Аллее Славы, ты понимаешь? Светлое место, солнечная сторона, справа (или слева) Высоцкий, так что лежит он, как никому не снилось! Причем очень хорошо, что это случилось именно сейчас. Это же Аллея Славы, она не резиновая, а сейчас как раз было место. Это большая удача!
Меня часто спрашивают, когда я родился и где.
Я совершенно точно родился в двадцатом веке. Знаю где, но не знаю когда. Это радостное только для меня событие произошло в городе Киеве на Бибилковском бульваре, дом 52.
После моего рождения мама и папа забыли зарегистрировать меня в ЗАГСе. Отсюда я делаю логический вывод, что, будучи седьмым ребенком, я не произвел фурора и был для них, как цветок в проруби. Разве могли тогда озабоченные родители догадаться, что пройдет немного времени, и их сын, Борис Сичкин, напишет книгу, которая станет настольной, как для евреев, так и для антисемитов. Когда я начал подрастать, у меня появилось естественное желание узнать мой год, месяц и день рождения. Не могу же я весь год пить за свой день рождения. Я пришел к выводу, что если мой отец был сапожником и в состоянии был прокормить семью из девяти человек, то это могло быть только при НЭПе (новая экономическая политика). Следовательно, я родился во время НЭПа. Учитывая, что мое рождение не вызвало в сердцах близких восторга, я начал вспоминать, какие неприятности были в то время. И вспомнил – в 1922 году в стране был голод. Из этого я делаю логический вывод, что я родился в 1922 году. Мне могут задать вопрос: «А как же увязывается изобилие во время НЭПа с голодом?!». Отвечаю вопросом: «А как же увязывается голод на Украине в 1933 году, когда вся остальная страна жила прекрасно?». Советская власть – самая игривая власть в мире, за голодом остановки не будет. Еще мой коллега по перу Вильям Шекспир писал: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Центральном Комитете».
Итак, год рождения я уточнил – 1922. Осталось выяснить месяц и день. Я влез с головой в гороскоп и начал соображать. Январь месяц – Козерог. Что общего у меня с козерогом? Январь отпал. Февраль – Водолей. В Союзе я в буфетах всегда пил водку, смешанную с водой. Устал я от воды, я даже спирт не размешивал с водой. Февраль – Водолей исключается. Март – Рыба, к рыбам у меня какая-то жалость. Кроме этого, я никогда ни у кого не был на крючке. Апрель – Овен. Овен – это овца. Да что вы, смеетесь, овечку нашли. Май – Телец. Я не люблю доить, и меня не подоишь. Июнь – Близнецы. Я не против двоих, считаю, что это делать надо, но с промежутком во времени. Июль – Рак. Я никогда в своей жизни не полз назад, а всю жизнь вместе со всей страной шел только вперед! Август – Лев. Лев – это другое дело, и внешне я похож на него, и по внутренним качествам. Кроме того Лев – это август, родители мои – одесситы, следовательно, люди мыслящие, им, конечно, было удобней, чтобы их сын родился в эту пору, когда все овощи и фрукты есть и стоят вдвое дешевле. Но мне могут опять задать вопрос: «Как это можно так точно рассчитать?». Честно говоря, я устал от этих вопросов, но, тем не менее, отвечу: «Если бы мои родители не могли решить такой пустяк, то какие же они одесситы?».
Что касается дня моего рождения, то тут было просто. Мой сын Емельян родился 14 августа, этот день мы широко отмечаем, а на следующий день идет похмелка, и я тут, как тут.
Я хочу поблагодарить всех, кто создал условия для написания книги. Я благодарен Богу за то, что он дал мне чувство юмора и оптимизма, я благодарен маме и папе за тяжелое детство, я благодарен Московскому ОБХСС и Тамбовской прокуратуре за сфабрикованное уголовное дело, которое расследовалось семь лет, из которых я без всякой причины просидел в Тамбовской тюрьме один год и две недели, я благодарен Адольфу Гитлеру за развязывание и проигрыш Отечественной войны, я благодарен Сталину за счастливое детство, я благодарен начальнику Московского ОВИРа за то, что он дал мне возможность в 1979 году покинуть любимую родину.
Говорят, рассеянность – это сверхсосредоточение. Дирижер Натан Рахлин перед тем, как сесть в трамвай, всегда снимал галоши. Он был настолько сосредоточен, что трамвай у него ассоциировался с собственным домом. У него пол зарплаты уходило на галоши.
Натан Рахлин был рассеянным, а вот у артиста Москонцерта Александра Вернера был склероз, но какой! Я говорю Александру Вернеру:
– А что, если назвать программу «Когда зажгутся фонари?»
Проходит ровно две минуты и Александр Вернер подзывает меня и говорит:
– Борис, я сейчас подумал и, по-моему, придумал название для новой эстрадной программы – «Когда зажгутся фонари». А?.. Вот так я всегда. Когда надо, я сосредоточусь и обязательно найду изюминку. Ну, как вам нравится?
– Очень нравится, – отвечаю я.
И так всегда. Он убежден, родной маразматик, что именно он это придумал. И так много лет. И не надо пытаться его переубеждать.
Эдуард Смольный обладает гениальной памятью, но если он услышит какой-нибудь интересный рассказ, то со временем начнет рассказывать это в присутствии человека, который это рассказывал. Он рассказывает и верит, что это произошло с ним.
У меня в Союзе есть товарищ, который обладает огромным количеством достоинств: он талантлив, с большим чувством юмора, умный, щедрый и т.д. Но у него есть один недостаток. Он в обществе должен быть номер один, и если на кого-нибудь обращают больше внимания, чем на него, то он делается грустным и ужасно серьезным. Во время застолья люди хотят веселиться, и тот, кто рассказывает смешные истории, анекдоты, острит, тот и является душой застолья. Мой товарищ этого очень не любит, и всегда в таких случаях поднимает бокал и произносит такой тост (так как я слышал этот тост много раз, то воспроизвожу его слово в слово):
«Друзья мои, как-то моя мать сказала мне: «В эту ночь мне приснились крысы, я чувствую, что что-то с отцом произошло». Отец мой сидел в это время в ГУЛАГе. Мы поехали с матерью в Сибирь к отцу. С трудом добрались до его лагеря и узнали, что отец погиб. (Пауза). Так вот, я всегда вспоминаю слова своего отца, который мне говорил: «Слушай сынок, если у человека есть четыре друга, которые могут поднять его гроб, когда он умрет, и вынести его ногами вперед, то он – самый счастливый человек. У меня есть такие четыре друга, которые вынесут мой гроб ногами вперед, когда я умру». Так вот, друзья мои, давайте выпьем этот бокал за то, чтобы у нас нашлось при жизни четыре друга, которые поднимут наш гроб, когда мы умрем, и вынесут нас ногами вперед. За дружбу!»
После этого тоста веселье всегда заканчивалось, и люди продолжали пить, но уже просто, чтоб забыться. Его тост всегда срабатывал точно. На этом вечер кончался. Он добивался своей цели, ничего не скажешь, мастер по уничтожению веселья.
Эдуарду Смольному очень понравился его серьезный осмысленный тост, и он тут же взял его на вооружение. В ресторане «Арагви», когда мы праздновали его день рождения, Эдик произнес этот философский тост в присутствии его создателя:
– Дорогие друзья, – начал Смольный, – как-то моя мама позвала меня к себе в комнату и сказала:
«Эдик, мне в эту ночь приснились две огромные крысы, боюсь, что с папой что-то случилось.
Создатель этого тоста в недоумении посмотрел на меня, а я с улыбкой на него.
– Мы собрались, – повествовал дальше Эдик, – и поехали к нему в Сибирь, где он сидел. (Папа его в это время отдыхал в Крыму. Взял и одним махом сделал из своего отца политкаторжанина).
Дальше пошли четыре друга, гроб, ноги впереди, «Кто там шагает правой? Левой, левой!» и концовка:
– Друзья мои, я самый счастливый человек на свете, у меня есть четыре друга, которые поднимут мой гроб и вынесут меня ногами вперед – это Борис Сичкин, Толя Черейкин, Эдик Кеосян и Толя Григорьев. Они пойдут за моим гробом.
Дальше следовало поднять бокал и произнести тост за дружбу, но ничего у Эдика не вышло. Его жена Света рассвирепела и сказала Смольному:
– Так что, я, по-твоему, не пойду за твоим гробом?!! Оказывается, у тебя есть четыре друга, и ты счастлив, а я что, говно собачье?!
– Светочка, родная, что ты горячишься, – успокаивал ее Смольный, – я же говорил образно.
– Пошел бы ты со своими образами... Смольный, в отличие от создателя этого тоста,
вечер не сорвал. Я бы сказал, что мы давно так не смеялись. В этом черном юморе было много светлого.
***
К знаменитому драматургу Ионе Пруту обратился за советом его друг журналист: