Текст книги "Артем (Федор Сергеев)"

Автор книги: Борис Могилевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

«Китай сейчас – вулкан»

Очутившись в Китае, в этом совершенно новом для него мире, Артем пристально вглядывался в то, что происходит в этом гигантском котле. Чуткое ухо революционера улавливало пока еще неясный гул первых подземных толчков надвигающейся революции.

«Китай уже имеет свою буржуазию, – писал Артем в том же письме к Мечниковой, – которая хозяйничает в стране пока экономически. Она уже вступает в борьбу с отжившими господствующими классами, желая хозяйствовать и политически. Огромные массы китайского населения, оставшиеся без определенных занятий, с тех пор как дешевый европейский товар разрушил китайскую промышленность, составляют послушную армию, которую китайская буржуазия пока эксплуатирует экономически. Но эта же армия послушна ей и тогда, когда буржуазия пускает ее в ход во время столкновений в общественной жизни. Беспокойное китайское население, лишенное прочных условий существования, быстро обучается и дисциплинируется на службе у капитала. Пока оно послушный молот в руках китайской буржуазии. Это особенно ясно сказалось во время чумного бунта. Европейцы применили военную силу – и это только подлило масла в огонь. Китайская буржуазия выпустила только прокламацию, подписанную выдающимися китайскими промышленниками и торговцами, и все успокоилось. Но они ее написали лишь тогда, когда европейцы согласились на все условия, которые китайская буржуазия предложила им как ультиматум. Это было первое поражение европейцев. Европейцы сдались по всему фронту. Китай сейчас – вулкан… Беспокойным… китайское население является потому, что у него нет устойчивости в хозяйственном строе. Старое рушится быстрее, чем создается новое на его обломках… Что дальнейшее развитие Китая будет идти неровным, прерывистым шагом, это ясно. Тем более, что вмешательство европейцев создает еще большую неурядицу и вносит много путаницы в умы китайцев».

Активный участник русской революции 1905 года, соратник Ленина, Артем на каждом шагу своей нелегкой жизни в Шанхае убеждался в верности слов своего учителя. В Китае началась эпоха, которую Ленин назвал эпохой «пробуждения Азии». «Пробуждение к политической жизни азиатских народов получило особенный толчок от русско-японской войны и от русской революции» [23]23
  В. И. Ленин, Соч., т. 15, стр. 198.


[Закрыть].

Артем, называя Китай вулканом, дает марксистский анализ социальных сил, действующих в Китае накануне революции 1911–1913 годов.

Все в том же письме к Екатерине Феликсовне, возвращаясь к рассказу о совместной жизни группы русских эмигрантов в Шанхае, Артем писал:

«…А теперь у нас есть «коммуна». Теперь русскому беглецу или неудачнику не приходится, если он порядочный человек, скитаться по улицам Шанхая и просить сытых о милости. Теперь он идет на квартиру, которую мы снимаем, и живет в ней как дома. Как оплачивается квартира, как кормятся живущие в ней, – этого никто из живущих не знает. Когда надо платить 2 доллара за квартиру, деньги оказываются налицо. Едят. Пища бывает ежедневно. Мы все зарабатываем кое-что, и всякому приезжему или оставшемуся без работы находится какая-либо работенка. И во всем этом ни капли благотворительности.

А когда я приехал, я видел людей, уже совсем опустившихся и отчаявшихся во всем. Я сам просил работу за хлеб и ночлег, только и этой работы не мог найти… Мне не страшно голодать, и никакой труд меня не пугает. Если я мог быть кули в Китае, то я сумею им быть и в Индии. Я убежден, что весной, не позже, я отсюда уеду. Лишь бы заработать на билет до Сингапура. Ехать зайцем не решаюсь. Могу попасть наверняка в тюрьму и потом на родину. Лучше я попаду на несколько месяцев позже, куда хочу попасть. Но наверняка… Кстати, я ничего не мог написать в Париж, потому что не имел адреса. Пожалуйста, напишите обо мне все, что узнали от меня. Пока же желаю Вам всех благ. Я смертельно устал, слипаются глаза, а газ так ужасно скверно горит. Я целый месяц отравлял себя им, когда спал в чулане в пекарне. Бывало, свалишься одетый в 11 часов ночи и в 4 утра на ногах. Усталый, разбитый, измученный отсутствием кислорода в перегретом, отравленном газом воздухе пекарни. Теперь я уже не сплю тут. Но все же сплю не на розах. Все это чрезвычайно мало меня трогает. Я даже не замечаю почти этого. Всякая борьба меня увлекает и захватывает. А здесь была тяжелая борьба. Ваш Федя».

На улицах Шанхая

Образ жизни, избранный Артемом и его друзьями, был наглядной демонстрацией того, что и среди европейцев есть друзья Китая. Ведь Артему достаточно было бы зайти в любую европейскую миссию, заявить там, что он безработный, и его бы одели, накормили – и все это было бы сделано в колониальном Шанхае лишь для поддержания авторитета европейцев в глазах китайцев. Не может европеец здесь, в Азии, опуститься до уровня нищих китайцев. Нельзя унижать имя господина в глазах его рабов.

Появление Артема и его товарищей с тележками на улицах Шанхая не прошло незамеченным.

Китайцы в недоумении останавливались на тротуарах. Белый кули – это было невиданно в Шанхае. В английских и французских газетах появились гневные заметки о том, что русские компрометируют европейцев, занимаясь одинаковой работой с китайскими кули.

Время за полдень. Освободив очередную тележку с хлебом, Артем остановился на Янцзыпу. Вытирает платком льющийся по лицу пот. Рядом расположился уличный торговец съестным – передвижная китайская столовая. Время обеденное, возле торговца, рассевшись прямо на кромке тротуара, едят китайцы – это кули и рикши, тут же стоят их двухколесные экипажи. Артем подошел к торговцу, попросил горячих лепешек и сладкого картофеля. Перебрасываясь шуточками с кули, он с аппетитом начинает уписывать свой обед. Немедленно торговца и его клиентов окружает огромная толпа любопытных китайцев. Зрелище, на которое они собрались, редкое, единственное в своем роде: возле жаровни стоит европеец, по китайским представлениям, прилично одетый. С жару-пылу хватает лепешки, ест их да приговаривает: «Шибко шанго, люди – шибко шанго», дружески похлопывает китайца по плечу и смеется смехом праведника, довольный едой и этим еще более горячим, чем лепешки, шанхайским солнечным днем. Все с восхищением смотрят на Артема. Некоторые его уже знают – это белый кули. И лишь одиночки – богатые китайцы в дорогих костюмах и изредка показывающиеся на улице европейцы – с презрением оглядывают белого человека, унизившего себя общением с китайскими кули и рикшами. Большего позора они не знают.

Не легко Артему в Шанхае, но неистребим его оптимизм, да и он неистощим на самые неожиданные выдумки.

По шанхайскому Бродвею идут Артем и Наседкин. Проходят мимо здания одной из многочисленных христианских миссий. У входа стоит здоровенный монах, явно призывного возраста, и гнусавит свое: «You are welcomed!», что означает: «Добро пожаловать». Хочется поскорее пройти мимо этого паучьего гнезда.

Но Артем, придерживая товарища за локоть, неожиданно говорит:

– Давай зайдем…

Наседкин поднимает голову и удивленно смотрит на Артема.

Зашли в помещение миссии.

В фойе им предложили по чашке кофе и по куску кекса.

После принятия этой весьма скромной порции пищи следовало пройти в большой зал, где пели псалмы, – там в «лошадиных дозах» отпускалась «пища духовная».

«И зачем это понадобилось Артему забраться в логово отвратительных ханжей-миссионеров?» – думал Наседкин.

В зале стоял орган, за которым сидела хорошенькая мисс. Молодые англичане и американские матросы, находившиеся здесь, многозначительно посматривали в сторону этой девушки. Но вот заиграл орган, И все начали петь гимны, которые были напечатаны в розданных каждому книжечках.

Артем пел псалмы громко и отчетливо. Позже выступал проповедник, Артем стоял впереди и с большим вниманием следил за каждым его словом.

После того как вся программа богоугодных дел закончилась, выходя из миссии, Артем сказал Наседкину:

– Это самый лучший и дешевый способ быстро овладеть английским языком.

Недоумение, вызванное странным желанием Артема побывать в миссионерском заведении, получило свое неожиданное объяснение.

В своих воспоминаниях об Артеме Наседкин сообщил весьма интересные факты о роли, какую его товарищ по эмиграции играл среди русских, тем или иным путем попадавших в Шанхай.

Русские торговые моряки, как и моряки других наций, выходя на берег, тотчас же попадали в руки притоносодержателей, которыми кишмя кишели прибрежные кварталы Шанхая. В публичных домах, опиумокурильнях, в гангстерских притонах матросов спаивали, грабили, заражали венерическими болезнями.

Артем заранее узнавал о приходе в Шанхай русских кораблей и вместе со своими друзьями по коммуне встречал земляков. Он отдавал соотечественникам все свое свободное от работы время, знакомил их с жизнью Шанхая, водил по магазинам, где можно дешево купить все необходимое для семьи.

Артем предостерегал матросов от посещения шанхайских притонов, объяснял, что им грозит в этих бандитских трущобах.

Однажды к Наседкину подошел один из гангстеров, специализировавшихся на ограблении матросов, и сказал:

– Передай Андрееву (имя Артема в Шанхае), что если он будет отваживать матросов от наших домов, то мы ему посчитаем ребра.

Об угрозе немедленно сообщили Артему, но он только улыбнулся:

– Насчет ребер мы это еще посмотрим. Я на своем веку и не таких бандюг видел и не такие угрозы слышал, а матросов к ним не пустим.

Артемова коммуна была сплоченной, и те, кому об этом надлежало знать, знали. Моряки клялись, что в случае, если бандиты пальцем тронут Андрюшу (так матросы звали Артема), то они в щепы разнесут их притоны.

Шанхайская коммуна Артема расширялась.

«Она занимала целый особняк – китайский двухэтажный домик, состоявший из четырех комнат, – писал Владимир Николаевич Наседкин. – Мы заняли все четыре комнаты… У нас был общий котел. Сашка-кочегар стал за повара, Санька-колбасник носил кости, всякие обрезки из колбасной, в которой работал. Щербаков и Евгений носили сухой хлеб. Самый большой заработок был у Артема и у меня, так как почти все остальные работали почти за кусок хлеба. Все эти средства шли на улучшение нашей коммуны: появилось белье, мыло, мы оделись.

Наш дом наполнялся беглецами со всех сторон.

Всякий бездомный имел у нас всегда приют. Артем продолжал развозить хлеб, посещал миссионерские вечера и так усовершенствовался в знании английского языка, что уже свободно читал местные английские газеты.

…Вспоминаю я наши вечера, когда вся наша семья была в сборе. Начинались интересные рассказы, шутки. Артем любил посмеяться, пошутить, перекинуться в картишки; встретив серьезного партнера, любил поиграть в шахматы. Никогда я не видел, чтобы он курил или прикоснулся к спиртным напиткам. Любил петь и часто затягивал: «На высоких отрогах Алтая стоит холм, и на нем есть могила, совсем забытая…» Как ни скуп он был на рассказы о своем прошлом, но все же он иногда рассказывал, как он был студентом и был жестоко избит при выступлении во время студенческой демонстрации в Москве… Рассказывал, как ездил на паровозе кочегаром и провозил газету «Искру», которая распространялась в горняцких массах и среди железнодорожников.

При воспоминаниях о тяжелом труде горняков его лицо принимало грустное выражение, когда он говорил о работе саночников, которым приходилось при 10-часовом рабочем дне таскать на четвереньках тяжелые санки с 20-пудовым грузом угля из забоя в штрек. Как их руки, окровавленные об острый уголь, покрывались наростами. Положение горняков в Ки-зеле и на Урале было еще ужаснее, чем в Донбассе. Люди спали вповалку на грязных нарах, никогда не мылись, одежда их истлевала на них, работу начинали еще задолго до восхода солнца и выходили на-гора только ночью, так что многие слепли.

Через некоторое время Артем меняет работу. Он уже больше не развозит хлеб в тележке, а продает его в магазине при пекарне. Таким образом он сможет быстрее заработать необходимые для него и его друзей деньги на переезд из Шанхая в Австралию. Новая работа, как замечает Артем, «…14½ часов ежедневного труда и сутолоки в стенах магазина, разбивает его больше, чем тележка кули».

Барометр показывает бурю…

По-прежнему Артем обращает самое пристальное внимание на социальные процессы, протекающие на его глазах в Китае. Борьба с империализмом переплеталась здесь с борьбой великого народа против феодальных пережитков, еще имевших место в стране. В любом письме Артема из Китая эта тема находила свое отражение.

«…Напишу о самих китайцах. Прелюбопытнейшее зрелище для непривычного европейского взгляда представляет уже самая одежда китайцев. Где-нибудь на Hankin road или другой оживленной улице вы увидите молодых китайцев в юбках и с косами, увивающихся за китаянкой, которая преважно шагает с папироской в зубах, в очках и в брюках. Китаянки не носят юбок. К тому же женщины подбирают косу. Таким образом, мужчины превращены в женщин, и обратно. Больше о китайцах ничего не скажу. Потому что не могу о народе говорить, как об одном лице.

Как-то во время горячего спора о необходимых Китаю реформах один китаец на мой вопрос: «Какую же реформу вы считаете самой настоятельной?» – заявил: «Изгнание европейцев». Сколько я ни доказывал им, что для этого необходима сила, а сила может быть создана лишь народом, сплоченным в определенную нацию, с определенно сознанными потребностями и общественными органами выполнения их, то есть что хозяйственное и политическое обновление Китая является необходимым условием и для освобождения из-под власти европейцев, они все же упорно твердят: «Регент должен издать закон, что европейцы изгоняются». Будто бы европейцы побоятся бумажки.

Но все же как еще слабо политическое развитие даже образованных китайцев и как сильно интеллигентные китайцы ненавидят европейцев!»

В другом письме Артем снова возвращается к волнующей теме – его раздражает невозможность личного участия в революционных процессах, которые происходят в Китае.

«Испытываете муки Тантала [24]24
  Тантал – мифологический герой; за преступления против богов был обречен на вечные мучения в преисподней. Отсюда выражение «танталовы муки».


[Закрыть]. Присутствуете при интереснейших процессах развития общественных отношений и не можете ни пальцем пошевельнуть, чтобы принять в них участие. От нечего делать созерцаем потешные батальоны, милитаристские карнавалы, которые от времени до времени устраивают здесь европейцы и те из китайцев, которые стоят на страже порядка и собственности. Здесь, как и везде, кровью и железом культура прокладывает свой путь, с той особенностью, что железо здесь еще щадят, а насчет крови удивительно беззаботны. С большим пренебрежением относятся к ней, чем даже виноделы Бургундии и Шампани к винам… Цена этим потешным батальонам – ломаный грош…

Что значат все эти писцы, приказчики, аферисты, дельцы, ребятишки и прочее, одетые в солдатские и офицерские формы? Что они могут сделать с своими пушками, пулеметами и прочее, когда европейские дома разбросаны на огромном расстоянии среди китайских сеттльментов? Что же касается вообще защиты, защиты определенного места, в котором при случае могут укрыться европейцы, то для этого вполне хватит команд с броненосцев, крейсеров, миноносцев… которых здесь видимо-невидимо понаехало на страх китайской массе. Конечно, и они ни к чему не могут побудить шанхайское китайское население… Военные суда не станут стрелять по городу, в котором в фабрики, магазины и дома европейцы вложили свои капиталы. Китайцы искренне предполагают, что у белого душа живет в его кошельке… Ничего, кроме презрения, нет у меня, или, лучше сказать, я не чувствую, по отношению к здешним европейцам».

Воздав должное агентам империализма в Китае, Артем обращает свое внимание на проникновение буржуазных нравов в среду китайской интеллигенции, на проявление рабской идеологии. Китайские буржуазные интеллигенты презирают собственный народ. «И за что? Только за то, что она, эта масса (народ. – Б. М.), состоит из кули, то есть людей, занимающихся физическим трудом».

Однажды в магазине, где служил Артем, один европеец, разносчик хлеба, ударил китайца. Находившиеся в булочной другие китайцы возмутились. И чем? «Тем, что он сам кули и смеет бить кули». Китайцы горячо доказывали Артему, что этот европеец не смел ударить китайца, «потому что он сам кули, человек труда». Вот если бы Артем ударил бы того китайца, то это были бы пустяки, Артем перестал заниматься физическим трудом, он теперь служащий и потому имеет право бить. Он человек высшей касты.

Заканчивая описание этого случая в булочной, Артем подчеркивал:

«И это говорили интеллигентные китайцы, окончившие здешние высшие школы. Как вам нравится это рассуждение людей, которые сами превращаются в рабов, лишь только они имеют дело с хозяином? Это еще худшие рабы… Каково нам при виде всех этих картин?»

По морям и океанам

Давно бы уже Артем уехал из Шанхая, но по-прежнему отсутствие денег не позволяло ему сдвинуться с места. Из своего далека Артем чувствовал, что близится конец «мертвечине, которой пахло от русской общественной жизни последних трех лет». Не за горами новый революционный подъем. Скорее бы появилась малейшая возможность вернуться на родину и вновь без остатка отдаться самому важному и дорогому делу. «Какой-то бес вселился в меня, я хочу трудностей… Какая-то горячка деятельности, самого тяжелого и изнурительного дела овладела мной…» – писал Артем. Здесь же, в Китае, он был лишен возможности удовлетворить свою ненасытную жажду деятельности.

И все же в Россию из Китая Артем пока не поедет. Еще рано ему возвращаться на родину, где он неизбежно попадет снова в тюрьму, на каторгу и будет «ликвидирован». Он отправится в Австралию, пробудет там не более одного года. «Я убежден, что год жизни в Австралии укрепит мою психику настолько, что я не буду больше опасаться за ближайшее сильное потрясение…»

Собраны все наличные деньги – 600 мексиканских долларов. Их должно хватить для приобретения 6 пароходных билетов из Шанхая в Австралию. Артем, Наседкин и еще четверо членов шанхайской коммуны поднялись на борт английского парохода «St. Alban's».

Далекий путь предстоит совершить без копейки в кармане, и карман настолько пуст, что Артем не имеет даже возможности послать письма друзьям.

«St. Alban's» заходил в японские порты Модзи и Кобе, затем он пошел в Гонконг, английскую колонию на небольшом острове, вблизи Кантона.

В Гонконге пароход стоял около трех суток. Было достаточно времени, чтобы осмотреть остров, этот рай Магомета, по выражению Артема. Но не пышная природа острова привлекала его внимание, он был поражен, как и ранее в Нагасаки, тем, что способен сделать человеческий труд.

После долгих поисков в вещах всех шестерых русских путешественников были обнаружены медные монетки, на которые Артем смог купить почтовые марки и послать в далекую Москву свое письмо из Гонконга. Так благодаря случайности стали известны думы и переживания русского революционера.

Как в симфониях Бетховена звучит торжественный гимн человеку, творящему чудеса на нашей грешной земле, так и в начале письма Артема из Гонконга мы слышим эту оду во славу людей труда.

«Здесь вы видите на каждом шагу, что человек тут господин всему. Он сделал с природой все, что захотел. И ни одна травинка, ни одна ветка, ни одна капелька из огромного количества воды не уйдет из-под бдительного взгляда человека. Здесь все подчинено контролю человека. И все, кроме холмов и моря, да разве туч, заняло то место, которое предназначил им человек…

Здесь везде видна его рука. Здесь Рим с его памятниками, которые пережили тысячелетия. Но Рим с трамваями, подвесными дорогами, электричеством. На каждом шагу шоссе. Каждая тропинка имеет свое определенное назначение и стоила бездны труда. Каждый ручеек окружен сооружениями, каких не знают наши самые важные реки. Все заковано в гранит. Одним словом, здесь господствует человек! Это кричит вам каждый случайно подвернувшийся камень».

Но закончилась ода труду человека, возникает новая тема – негодования и ненависти к тем, кто бесконечно унижает его, к тем, кто превратил в рабов покорителей природы и созидателей всех этих богатств.

Артем смотрит на роскошные здания, в которых живут колонизаторы-богачи. «Что-то сказочное в этих чудесных произведениях человеческого гения, но и от этой сказки пахнет человеческим потом». Сказка эта забралась так высоко в горы, что даже хозяину-англичанину трудно подниматься в свои волшебные замки.

«Но благородный англичанин, – пишет Артем, – и не нуждается в том, чтобы подниматься туда самому или по подвесной дороге… У него есть кули. Эти кули тащат на неприступные вершины современного римлянина – англичанина. Это они тащат в эти орлиные гнезда уголь, провизию и прочее, необходимое для того, чтобы его величеству господину англичанину были доставлены все мыслимые удобства. Это кули втащил на горы гранит, устроил ложбинки для ручейков, стенки тропинок, виллы. Это он построил внизу город, это он выстроил в облаках пятиэтажные громады домов… Здесь последнее слово человеческой культуры, но здесь еще и Рим с его презрением к живой рабочей силе, с его безумными тратами человеческих жизней».

Пароход уходил от берегов Китая, и чувство большой любви к великому и многострадальному народу Китая, ненависти к его обидчикам навсегда осталось в сердце Артема. Прощай же, Китай, страна великого горя и страна великих надежд!