Текст книги "Артем (Федор Сергеев)"

Автор книги: Борис Могилевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)

Борис Львович Могилевский
АРТЕМ

ЧАСТЬ I
ОРЛЕНОК

«Кухаркины дети»

К подъезду Екатеринославского реального училища подошел человек в запыленном известкой сюртуке. Он толкнул дверь и хотел войти в здание, но услышал чей-то голос:

– Куда лезешь? Здесь не кабак, ошибся адресом, – швейцар в форменной ливрее с золотыми галунами преградил путь посетителю.

– Чего расшумелся, как пустой самовар? Здесь учится мой сын. Пришел по вызову инспектора.

Швейцар смягчился, но потребовал отряхнуть известку с одежды, а потом заходить в училище.

Андрей Арефьевич Сергеев пришел прямо со стройки. Он был взволнован этой повесткой-вызовом, которую дочка Дарья принесла ему на работу. Бросив все дела и не обращая внимания на чистоту своего платья, Андрей Арефьевич поспешил в училище. По дороге встревоженный отец размышлял о причине этого первого вызова к инспектору:

«Учился Федор хорошо, легко преодолевал все премудрости школьной науки. Сам помогал ленивым и малоспособным ученикам. Значит, не в этом дело.

Быть может, напроказил, слишком уж резв сын, с малых лет таков. Весной ходил с дружками на Днепр испытывать крепость льда, чуть не утонул. У товарища обсушился и не заболел. Домой вернулся как ни в чем не бывало, узнали про эту беду с чужих слов. С Николаем Дьяконовым, сыном военного врача, что живет напротив через улицу, раздобыли где-то револьвер и добаловались: всадил себе пулю в левую ногу около щиколотки. Сумел, каналья, боль перенести, дома ни слова не сказать. С пулей в ноге так и вырос. А теперь новая беда, вызывают к начальству».

Швейцар указал Андрею Арефьевичу кабинет инспектора. Смущенный отец вошел в большую комнату. За огромным письменным столом сидел человек с седыми бакенбардами. Увидев посетителя и справившись, кто таков, инспектор с досадой подумал:

«Детей каких только родителей не принимают нынче в приличные учебные заведения! У такого господина каменщика рубля лишнего не вытянешь». Попросил присесть и напрямик, без церемоний заявил о причине вызова:

– Сын ваш Федор Сергеев не перейдет в следующий, третий класс, если вы не пожертвуете ста рублей на возведение божьего храма. Училищу необходимо иметь свою церковь, и родители должны принять на себя расходы по этому богоугодному делу.

– Но позвольте, ведь сын мой Федор первый ученик в классе!

– Не позволю! Первый ученик – с него и спросу больше, не будет денег – оставим Сергеева на второй год. Провалим на переводных экзаменах, это все в наших силах. Скажите спасибо, что держим в училище кухаркиных детей.

«Нечего дипломатничать с такими персонами, как этот лапотник Сергеев», – подумал инспектор, вымогая требуемые 100 рублей. Но нашла коса на камень. Заговорила в Андрее Арефьевиче гордость рабочего человека, умевшего своими сильными руками сделать любую работу на стройке в пример другим.

– Не дам ста рублей, нет у меня таких денег. Если и были бы, все равно не дал. Не за что давать. Хотите на божий храм получить – берите десятку. Не хотите – на нет и суда нет! – Сергеев, не дожидаясь, пока его прогонят, круто повернулся и вышел из кабинета.

Возвратившись домой, Андрей Арефьевич подозвал к себе Федора и заговорил с ним необычно ласково и серьезно:

– Только что как ошпаренный вернулся из твоего училища. Разговор был нехороший. Требуют за твой перевод в третий класс сто рублей, грозятся провалить на экзаменах. Что скажешь? Перейдешь ли в следующий класс без взятки начальству? Взятка или хабар все равно им останутся, хоть и требуют их на богоугодное дело. Если сомневаешься в своих силах, то деньги эти я достану, займу у людей…

Побледнел Федор, потемнели его глаза. Чуть слышно, но внятно сказал:

– Не давайте им денег, а в следующий класс и так перейду.

Началась экзаменационная страда. Федор благополучно сдавал все экзамены. Остался один предмет – закон божий. На испытания по этой, с позволения сказать, науке обычно съезжалось много высоких гостей. Губернатор, архиерей и другие.

Дошла очередь до Федора. За столом экзаменаторов, кроме священника – учителя закона божьего, сидел инспектор училища. Мальчик вытащил свой билет, внимательно прочел его и спокойно ответил на содержащиеся в нем вопросы. Тогда инспектор спросил у Сергеева:

– А скажите-ка нам, молодой человек, как звали отца царя Давида?

Федор назвал имя достопочтенного батюшки библейского царя.

Инспектор пытался сбить ученика, надеясь на то, что ответ был лишь случайно правильным.

– Подумайте, верно ли вы ответили нам?

– Я отвечаю правильно. Знаю, как звали не только отца царя Давида, но и его деда.

Директор училища, до того молчавший, заметив, что наскоки инспектора производят неблагоприятное впечатление на губернатора и архиерея, сказал своему не в меру усердному помощнику:

– Зачем вы сбиваете мальчика?

Архиерей, участливо улыбаясь, спросил Федора:

– Откуда ты знаешь все это? Ведь в вашем классе еще не проходили этого раздела Ветхого завета!

Федор ответил его высокопреподобию:

– У меня старший брат учится в городском училище, и я читаю все его учебники.

– Молодец, – похвалил Сергеева архиерей.

Экзамены закончены. Федор перешел в третий класс. Обещание, данное отцу, выполнено. Ну, а то, что инспектор будет теперь злейшим врагом Сергеева, на это не стоит обращать внимания. На ненависть ответим ненавистью. Во время уроков бывало в классе всякое: летели в недруга Сергеева гнилые яблоки и астраханские фунтовые сельди. Кто был виновником этих школьных демонстраций, никто «не знал». Но зато ученики хорошо знали, какая шкура их инспектор.

Дед Арефий

Близился к концу необыкновенный XIX век. Поднималась на Руси промышленность, строились железные дороги. Везде нужны были рабочие руки.

После падения крепостного права в России сотни тысяч крестьян, освободившихся от гнета крепостников, одновременно освободились и от земли-кормилицы. Как листья на холодном осеннем ветре, понеслись они по просторам родины-мачехи в поисках куска хлеба.

Арефий Сергеев, крестьянин из села Глебова Миленковской волости Фатежского уезда Курской губернии, человек крепкий и плечистый, девяти пудов веса, надел свои новые лапти и вслед за другими пошел в город на заработки. Пришел он в угольный Донецкий бассейн. О том, как протекали первые годы его жизни в Луганске, осталось мало сведений, известно лишь, что Арефий Иванович Сергеев разжился на строительных подрядах. Вместе с ним работали артели односельчан, строили дома, прокладывали дороги, сооружали мосты.

Отношения у Арефия Ивановича с работавшими на него земляками складывались по старинке. Он ни с кем не судился. С тех, у кого за душой ни копейки, ничего не взыщешь. «По-домашнему» брал он палку и лупил ею должника. Изобьет какого-нибудь Ванюшку или Петюшку и спрячет палку на память. Такими палками у деда Арефия был заставлен целый угол.

Сын Арефия Ивановича Сергеева, Андрей, пошел по отцовской дорожке. Крестьянскому труду предпочел строительные подряды. Второе поколение глебовских крестьян уходило в города строить большие каменные дома, храмы божьи, мосты через реки. В отличие от отца Андрей Сергеев не был обычным строительным артельщиком. Строительство стало для него не только источником существования. Какая-нибудь причудливой архитектуры церковь, дом, необычностью форм и пропорций возбудивший творческую фантазию пусть контракт невыгодный и сезон строительства неподходящий, – все равно Андрей Арефьевич Сергеев возьмется за рискованное дело. Три раза богател и разорялся глебовский подрядчик. Строил, строил, пока не попал в руки к прощелыгам-монахам. Построил им обитель, а сам остался без гроша в кармане и вынужден был уехать из города Екатеринослава в далекую Среднюю Азию. В деньгах Андрей Арефьевич нуждался постоянно, семью свою по сравнению с другими подрядчиками держал в черном теле. Дети его росли вместе с детьми строительных рабочих, мало чем от них отличаясь, разве только тем, что некоторым из младших отпрысков Сергеевых удалось получить начальное и среднее образование.

В такой семье недавних крестьян Евдокии Ивановны и Андрея Арефьевича Сергеевых родился 7 марта 1883 года сын Федор.

Юный грамотей

Раннее детство Федя провел в Глебове. Характер у Федюшки был шаловливый. Частенько он выводил из равновесия большого, грузного деда Арефия. Бывало, нашкодит внучек, увидит деда и покатится как колобок подальше от беды. Однажды вспыльчивый дед погнался за баловнем. Но разве догонишь такого! Тогда в сердцах дед запустил в малыша своим картузом и… не попал. Федюшки и след простыл.

Пяти лет еще не минуло Федору, когда семья переехала из Глебова в город Екатеринослав.

После деревенского приволья жизнь в городе, в темной квартире, показалась сельским ребятам непривлекательной. Чем толкаться в грязном дворе, не лучше ли выбежать на улицу? И хотя Федору всего лишь шестой год, его не пугает уличный никогда не смолкающий людской поток. Только зазевается старшая сестренка Дарочка, нянюшка Феди, а он как в воду канул. В тревоге за исчезнувшего братишку проходит целый день.

Солнце поднялось ввысь, а затем покатилось под гору, зной невыносимый. Скоро отец вернется с работы, а Феди все нет и нет. Он появлялся внезапно и с невозмутимым спокойствием требовал краюху хлеба.

– Где был и как дорогу нашел обратно? – спрашивала Дарочка.

– Да я по вывескам домой всегда приду. На одной дядька с большущими усами, как живой. На другой крендель нарисован – слюнки текут…

Читать Федя еще не умеет: рановато ему быть грамотеем.

– Научи меня, Дарочка, читать! Научи!

– Рано тебе, Федюшка, подрастешь – научишься, – отвечала сестра. Но разве такой ответ устроит Федора? Он не отстает: научи да научи. Дарочка показывала Феде буквы, называла их. И через месяц Федя стал читать. Правда, пока еще медленно, процеживая по слогам каждое слово.

Семи лет Федю Сергеева отдали в частные приготовительные классы. Девяти лет он успешно держал экзамен в Екатеринославское реальное училище.

…Наступил этот торжественный день 21 сентября 1892 года, когда Федя впервые в жизни облачился в форму ученика реального училища. За спиной ранец из тюленьей шкуры, на голове форменная фуражка. Гордый своим высоким положением, с важным видом, но со смеющимися глазами, ученик прошел мимо соседских малышей на улицу…

Федя легко преодолевал все премудрости школьной науки. Он скоро сделался репетитором, помогал отстающим товарищам. Федю не выпускали из квартир сокашников по нескольку дней.

Дарья Андреевна Сергеева, вспоминая юные годы своего брата, говорила:

– Буквально по целым неделям Федя не жил дома. От одного товарища к другому перебирался. Там и ночевал, от них в училище ходил. Где его искать, не знаем. Только, бывало, зайдем в училище, узнаем, что посещает занятия, значит жив и здоров, тем и довольны были…

Справедлива ли такая жизнь?

Жизнь для юного Федора не замыкалась узкими рамками училища. Он часто и подолгу бывал на маленьком полукустарном кирпичном заводе, который завел его отец. Хозяйского сына рабочие любили за его приветливость и уважение к их нелегкому труду. Как не похож был этот паренек в форменной одежде реалиста на барских детей!

Федя остановился около большой ямы, где старик рабочий босиком месил глину. Без рубахи, худой как скелет, старик с трудом вытаскивал из вязкой глины свои тонкие ноги. Пот лил с него градом. Недолго смотрел на старика Федор. Молча сбросил с себя мундир, брюки, башмаки и прыгнул в яму.

– Иди, дед, отдохни, а я поработаю.

Глина быстро вымешана. Любил Федор работать на формовочном станке, загружал сырые кирпичи в печь для обжига. В обеденное время реалист Сергеев читал рабочим книги и газеты.

Больше других сестер и братьев любил Федя свою нянюшку, старшую сестру Дарочку. Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, Дарочку выдали замуж. Поселилась она в 70 верстах от Екатеринослава. Три недели томился, скучал Федя, не выдержал, пришел к отцу:

– Дайте мне сорок копеек на дорогу, поеду к Дарочке.

Андрей Арефьевич дал сыну деньги, Федор уехал на попутной телеге. Прожил у сестры все лето, вплоть до начала занятий в училище.

Степное приволье. Небо и необозримые поля. Воздух напоен ароматами цветов. Звенят кузнечики, золотятся хлеба. Вот он, настоящий рай, живой, чудесный, не тот, восковой, о котором рассказывают на уроках закона божьего. Для того чтобы попасть в церковный, пахнущий ладаном рай, человек должен всю жизнь мучиться на этом свете, зарабатывать себе право на загробное счастье. Здесь, в селе, где живет сестра, в вишневых садах стоят белые хатки, крытые соломой. В них живут трудолюбивые люди, обрабатывающие самую богатую на свете землю. Эти пахари кормят миллионы людей, живущих в городах, но их собственные дети ходят голышом, с раздутыми от голода животами. Справедлива ли такая жизнь? Те, кто трудится не разгибая спины, голодают. Те, кто, всю жизнь ничего не делая, живет за счет чужого труда, заплывают жиром, утопают в роскоши. Сколько таких богатых бездельников видел на своем коротком веку юный Федя Сергеев! Вместе с ним в классе реального училища сидят и сынки богатых родителей. Зачем им учение, были бы деньги – и неучем проживешь. Эти и многие другие мысли возникали в маленькой головке Феди Сергеева, когда он пытался найти ответ на вопросы о том, почему так несправедливо устроена жизнь.

По свидетельству Дарочки, ее брат с четвертого класса реального училища посещал тайные собрания сверстников. Ученики читали запрещенные книги на политические темы. Чтобы дома не возникали подозрения о причинах его долгого отсутствия, Федя по-прежнему набирал много уроков, репетировал отстающих в учении товарищей. Он славился в городе как очень способный репетитор. У родителей богатых учеников он брал деньги за уроки, бедных учил бесплатно.

Четвертый класс для Феди Сергеева был переломным в его развитии. Он повзрослел, хотя ему было всего лишь 13 лет. Детские шалости остались в прошлом. Федор любил читать книги о путешествиях. Участвовал в училищном хоре, играл на кларнете. Свел знакомство с молодыми рабочими.

* * *

В 1894 году была опубликована книга Владимира Ильича Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Ленин показал, что народничество, бывшее некогда революционным общественным течением, превратилось в течение реакционное. Народники стояли на страже интересов кулаков в деревне, в конце концов они отказались от борьбы с царизмом. Народники не хотели видеть, что появилась могучая революционная сила – рабочий класс, могильщик капитализма.

Ленин охарактеризовал либеральных народников как фальшивых друзей народа. В своей книге он осветил роль рабочего класса России, становящегося политическим вождем народа, впервые выдвинул идею гегемонии пролетариата, указал на союзников рабочего класса в революции. Этими союзниками должны быть крестьянство, широкие народные массы. Плечом к плечу рабочие и крестьяне пойдут в бой против царя, помещиков, буржуазии и разгромят строй насилия и угнетения. Книга Владимира Ильича Ленина «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» изучалась в марксистских кружках. Появилась она и в Екатеринославе, одном из крупнейших пролетарских центров юга России. В этом городе дымили трубы металлургических и машиностроительных заводов, сильно выросло рабочее население. Восприимчивое ко всему новому и честному передовое юношество искало пути в марксистские кружки. Ученик реального училища Федор Сергеев, младший из всех своих школьных друзей, также тянулся к сознательным борцам за освобождение рабочего класса. Феде Сергееву было проще, чем его сверстникам, приблизиться к ним. Несмотря на форму ученика-реалиста, он был типичным молодым рабочим пареньком. Его природная подвижность, жизнерадостность, его физическая сила и язык человека из народа вызывали к нему симпатии простых людей. Феде Сергееву легче, чем многим его молодым товарищам, было разобраться в далеко не легкой для понимания политической литературе. Ему помогала общая начитанность. Он видел, как нещадно эксплуатируются рабочие, особенно строители-сезонники. Тяжелый, от зари до зари, труд и нищета были их уделом. И вот нашлись смелые и умные люди, которые научно объяснили причины социального неравенства и несправедливости. Как же не идти к этим людям?

Приближались выпускные экзамены в реальном училище. Первый ученик в классе должен получить аттестат с отличием. Но начальство не может допустить, чтобы крестьянский сын был первым. На совете училища вспомнили давнюю историю со строительством церкви и поведением «этого хама». В выпускной ведомости была поставлена тройка по рисованию и чистописанию. Не может крестьянин хорошо рисовать и изящно писать. В результате Федор получает на выпускном вечере не золотую медаль, а поощрительный подарок: книгу с золотым обрезом – «Путешествие цесаревича». И все равно для Федора Сергеева этот чудесный летний день 5 июня 1901 года остался памятен на всю жизнь. Это событие соответствующим образом отмечено в большой семье Сергеевых. Федор был первым в семье, которому удалось получить среднее образование.

На семейном совете было решено, что Федор должен учиться дальше. У него блестящие способности к техническим наукам, он поедет в Москву и поступит там в Московское императорское высшее техническое училище. Выдержит конкурсные экзамены. Родители обещают ему денежную помощь. Ну, а если в очередной раз для Андрея Арефьевича дела обернутся так, что он не сможет послать денег сыну, парень сам найдет средства для учения. Будет давать уроки отстающим ученикам, если понадобится, пойдет грузчиком на станцию и заработает себе на кусок хлеба. Сергеевы не белоручки.

Белокаменная, первопрестольная русская столица встретила Федора приветливо. Без особого напряжения справился он с конкурсными экзаменами и в сентябре 1901 года был зачислен студентом на механический факультет.

На факультет было принято 200 молодых людей.

В куртке из зеленого сукна, в форменной фуражке восемнадцатилетний студент Федор Сергеев выглядел так, как будто он никогда в другой одежде и не ходил. Серые живые глаза, волосы бобриком, сильное, высеченное из крепкого материала лицо шахтера. Широкая грудь, и весь он плотный, коренастый, с руками атлета, большими рабочими ладонями.

Начались занятия. Время было тревожное, в университетских городах не прекращались студенческие волнения. В такую пору хорошо иметь надежных и верных товарищей. Федор нашел их в социал-демократических искровских кружках. Тогда еще немногочисленные, они вели пропагандистскую работу среди рабочих и студентов. В Высшем техническом училище существовала социал-демократическая организация. Юноша Сергеев, не будучи еще членом РСДРП, принимает участие в ее работе.

Студенты Московского университета объявили забастовку. Они протестовали против зверских временных правил, введенных в действие царским правительством. Эти правила угрожали студентам – участникам забастовок отдачей в солдаты. Впервые временные правила были применены по отношению к студентам Киевского университета. 183 студента Киевского университета были исключены из списков учащихся и отданы в солдатскую каторгу «за учинение скопом беспорядков».

Владимир Ильич Ленин во втором номере «Искры» отозвался на этот акт царизма статьей «Отдача в солдаты 183-х студентов».

«11-го января в газетах опубликовано правительственное сообщение… об отдаче в солдаты 183-х студентов Киевского университета… Вдумайтесь в это поразительное несоответствие между скромностью и безобидностью студенческих требований – и переполохом правительства, которое поступает так, как будто бы топор был уже занесен над опорами его владычества… Оно чувствует себя совершенно непрочным и верит только в силу штыка и нагайки, охраняющих его от народного возмущения…

Лучшие представители наших образованных классов доказали и запечатлели кровью тысяч замученных правительством революционеров свою способность и готовность отрясать от своих ног прах буржуазного общества и идти в ряды социалистов. И тот рабочий недостоин названия социалиста, который может равнодушно смотреть на то, как правительство посылает войско против учащейся молодежи. Студент шел на помощь рабочему, – рабочий должен придти на помощь студенту… И пусть открытое заявление правительства о расправе со студентами не останется без открытого ответа со стороны народа!» [1]1
  В. И. Ленин, Соч., т. 4, стр. 388–393.


[Закрыть] Владимир Ильич призывал рабочих требовать отмены временных правил, идти на помощь студентам в их неравной борьбе с самодержавием.

Делегаты студенческих организаций Московского университета появились в Высшем техническом училище, чтобы убедить техников присоединиться к забастовке.

– Товарищи из университета, – говорил делегат с Моховой, – очень рассчитывают на братскую помощь студентов технического училища. В нашем единении залог победы – отмены временных правил.

Быстро была собрана сходка студентов. Произносились речи о солидарности студентов. На сходке выступил Федор Сергеев. Он предложил организовать уличную политическую демонстрацию в поддержку бастующим студентам Московского университета. Было решено, во-первых, поддержать университет устройством студенческой демонстрации, во-вторых, подготовить забастовку в Московском техническом училище.

…Поздно вечером 16 февраля 1902 года в каморке одного из воспитанников Высшего технического училища собрались его товарищи по учебному заведению. Необходимо было во всех деталях обсудить назначенную на завтра демонстрацию у памятника Пушкину на Тверском бульваре.

Федор Сергеев с юношеской непосредственностью и страстностью предлагал вдребезги разнести инспекцию училища, это гнездо шпионов и переодетых полицейских. Накануне разосланные администрацией училища предварительные предупреждения о недопустимости участия студентов в уличных демонстрациях Федор рекомендовал подвергнуть публичному сожжению.

Сходка близилась к концу. Настроение у всех было приподнятое. Питомцы Высшего технического училища завтра перед лицом всей Москвы продемонстрируют свою солидарность с бастующими студентами университета, выразят свое гневное осуждение самодержавия. Особенный подъем у присутствующих вызвало сообщение студента Адикса о том, что он приведет на студенческую демонстрацию большую группу рабочих. Дело студентов поддерживают сознательные рабочие. Какой великий смысл в этом факте! Студенты разошлись полные решимости выполнить свой революционный долг.

Ночь эту Федор не спал. Впервые он идет на политическую демонстрацию. На его глазах в родном Екатеринославе в прошлом, 1901 году тысячи рабочих и студентов шли по улицам с красным флагом.

Казаки и полиция зверски расправились с демонстрантами. Кровь обагрила камни мостовой. 200 человек было избито и арестовано, упрятано в полицейские застенки. На смену вышедшим из строя бойцам приходят новые смелые люди. Завтра его, Федора Сергеева, боевое крещение. Вместе с товарищами он поднимет знамя свободы у памятника человеку, который больше всего на свете любил свободу.

Неспокойно провели ночь и другие студенты Высшего технического училища – участники завтрашней демонстрации. Особенно хлопотливой была она для студента Адикса. Ведь это он обязался привести на демонстрацию 50 рабочих. Кто и когда завербовал этого молодого подлеца в агенты охранки, осталось неизвестным. Всю ночь метался из комнаты в комнату, от одного полицейского чина к другому студент-провокатор со странной фамилией, похожей на шпионскую кличку. К утру в длинных, пропахших казарменной кислятиной коридорах охранного отделения собрались все 50 «рабочих». Полицейские и жандармы были старательно переодеты в платье заводских рабочих.

…В это утро на Тверской было особенно многолюдно. Первый день масленицы. Весело праздновали москвичи широкую масленицу. У памятника Пушкину много детей. Нянюшки чинно расселись на садовых скамьях.

Двенадцать часов. У памятника появились студенты-техники. По двое они подходили со стороны Страстного монастыря и с Тверской к месту сбора. Поджидая прихода товарищей из университета и рабочих, техники прогуливались возле памятника, размещались на бульварных скамейках. Адикс пришел вовремя. У него был озабоченный вид.

– За универсантов не ручаюсь, а мои с минуту на минуту появятся, – говорил он Федору Сергееву.

И действительно, не прошло и десяти минут, как у памятника появились «рабочие». Никто и внимания не обратил на то, что слишком уж упитанные были физиономии у этих «тружеников», слишком уж толсты были их фигуры.

Что-то случилось с университетскими, условленное время истекло, а их все не было. Решили больше не ждать.

Студенты-техники Сергеев, Нагурский, Сбитников, Добровольский вышли в первую шеренгу. За ними построились остальные. Студент Сбитников, держась за карман, обратился к Сергееву:

– Есть ли у тебя палка Федор?

Палка моментально нашлась, и Сбитников закрепил на ней флаг. На полотнище красными буквами – «Неприкосновенность личности, свобода слова, свобода собраний». На свежем зимнем ветре затрепетало знамя. Демонстрация двинулась по Тверскому бульвару к Никитским воротам. Не успели студенты пройти нескольких десятков шагов, как случилось нечто совершенно для них непонятное. Полиции нигде не было видно, и вдруг вся студенческая группа была окружена плотным кольцом так называемых «рабочих». Переодетые полицейские хватали студентов и тащили в дворы прилегающих к бульвару зданий, избивали их.

Адикс испарился до начала движения колонны. Многим студентам удалось вырваться из лап полицейских. Лишь 12 манифестантов было доставлено в Яузский полицейский дом. Начался первый допрос. Федору Сергееву, как и всем остальным, было приказано заполнить листок сведений о себе. Вот как выглядела эта тюремная анкета:

Два с половиной месяца сидят студенты в Яузском полицейском доме, в камерах для пьяных извозчиков и карманных воров, без вызова на допрос. За решетками уже бушует май. На тюремном дворе пробивается зелень травы. Дело студентов тощее, много из него не высосешь. Департамент полиции в Петербурге просит Московское охранное отделение представить справку «о студентах Московского технического училища, пытавшихся устроить политическую демонстрацию 17 февраля 1902 года на Тверском бульваре у памятника Пушкину… на предмет посылки в определенные местности в пределах Восточной Сибири… на сроки от 4 до 6 лет».

За попытку организовать демонстрацию 6 лет ссылки в гиблых местах Восточной Сибири! Свирепо расправлялся царизм с учащейся молодежью. В списке студентов, на которых дается справка, первым стоит Федор Сергеев. «В числе этих лиц значится студент названного училища Федор Сергеев, прискучивший всем своим товарищам во время сходок в Техническом училище назойливой пылкостью к беспорядкам, предлагая разгромление инспекции, сожжение предварительных предупреждений уличных демонстраций с флагом и тому подобные бесчинства» [2]2
  Документ приведен с сохранением всех особенностей полицейского стиля. – Б. М.


[Закрыть].

Провокатор Адикс довольно точно сообщил охранке содержание выступления Федора на сходке в канун демонстрации.

Студентов после долгих месяцев содержания в полицейском застенке перевели, наконец, в настоящую тюрьму, в Бутырки.

Суд был короткий. Студентов разделили на две Группы по нелепому признаку – ношению очков. Шестеро в очках были сосланы в Сибирь. Остальные – без очков – были приговорены к тюремному заключению сроком на 6 месяцев. Федор был отнесен ко второй группе: он на зрение не жаловался и очков не носил. Студент-революционер в очках для кретинов из полиции и суда казался более опасным, чем студент без очков!

Федор Сергеев и его товарищи были отправлены для отбывания срока заключения в Воронежскую тюрьму.

Еще в то время, когда Федор сидел в Яузском полицейском доме в ожидании суда, состоялось решение об его исключении из Московского технического училища. О мотивировке исключения много не думали: «Исключить из училища за малоуспешность». «За малоуспешность» вместе с Сергеевым были удалены и все остальные участники демонстрации.