Текст книги "«Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов
Издание второе, переработанное и дополненное"

Автор книги: Борис Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 50 страниц)

Глава 24. «Мы отвечаем за все, что было при нас и будет после нас»

Ранней весной 2001 года мне в Москву позвонил из Питера мой знакомый Игорь Курдин, капитан I ранга, бывший командир подводного ракетного крейсера стратегического назначения «К-241», председатель Санкт-Петербургского клуба моряков-подводников.

– Несколько семей подводников «Курска» ищут адвоката, ты не хотел бы взяться за это дело?

Когда мы встретились в небольшом зале филиала Военно-морского музея «Подводная лодка „Д-2“», в гавани, недалеко от Шкиперки, где родилась моя мама, еще лежал снег. Я взял с собой дочку, которая тогда училась в юридическом институте, и своего старого приятеля Юру Железняка. С ним мы жили в одном доме, а потом вместе проделали многолетний путь Ленинград-Чукотка-Магадан. Только он в прокуратуре, а я – в уголовном розыске. Зал был полон.

Помню, я сказал о великой чести представлять интересы семей героически погибшего экипажа «Курска», предположил, что не следует ждать простых решений и простой жизни, что не могу ничего обещать и гарантировать, кроме одного – честной и добросовестной работы. Сразу оговорился, что работа адвокатов будет бесплатной.

Я и мои помощники провели короткие беседы с членами семей, которые уже приняли решение заключить соглашение с адвокатским бюро, подписали договоры и выдали образцы доверенностей.

Мне и раньше приходилось общаться с матерями, дети которых погибли в армии. В начале 1990-х я помогал Комитету солдатских матерей, защищал майора Николая Московченко, который залепил звонкую пощечину тогдашнему коменданту города Москвы генерал-лейтенанту Николаю Смирнову в ответ на оскорбление матерей солдат, погибших в армии и пришедших к зданию Министерства обороны на Арбате.

Чувство физической боли в сердце, полная опустошенность после встречи с родственниками погибших как бы вернули меня в начало 1990-х. Я не пошел, как обычно, бродить по родному Питеру, не зашел ни в один книжный магазин, отменил встречи с одноклассниками. Просто лег дома у дочери, тупо уставившись в телевизор, и уснул.

Эта боль появляется каждый раз, когда я встречаюсь с родными погибших. Не отпускала она меня и в течение всего времени работы над первым изданием этой книги, не оставляет она меня и сейчас, через 13 лет.

Военные моряки оценили мою работу по делу о гибели «К-141» и экипажа.

Уже много лет моим жизненным принципом являются слова, которые произнес работник уголовного розыска Венька Малышев из повести Павла Нилина «Жестокость». В одноименном фильме их озвучил мой умерший друг Георгий Александрович Юматов: «Мы отвечаем за все, что было при нас».

От себя добавлю: «И что будет после нас».

Кто-то скажет – пафос. Но, возможно, масштаб трагедии и людского горя требуют хотя бы немного пафоса?

Лодка утонула. Она, железная, утонула с экипажем. Но непотопляемы адмиралы и их защитники. Они и герои-подводники – из разных материалов.

Feci, quod potui, faciant meliora potentes[148]148
  Я сделал все, что мог, тот, кто может, пусть сделает лучше (лат.).


[Закрыть].

Приложения

Приложение № 1

К главе VII. Переворот.

Приложение № 2

Анализ пеленгов, проложенных С. Козловым на стуки

Приложение № 3

Выписка из вахтенного журнала связи

Приложение № 4

Сводная таблица данных журналов

Приложение № 5

Александр Покровский

О «Курске»

Статью я прочитал (Клесов/Куць). С тем, что «профессионалы» у нас еще те, я столкнулся в последней автономке в 1990 году. Уже тогда было ясно, что мы в полном обмороке. С тех пор вряд ли обстановка изменилась в лучшую сторону. Согласен: люди устали после автономки. Они были в море больше 78 суток. Пришли и по-спешному ушли на эти долбанные учения.

О столкновении с пл НАТО. Не очень верится. «Курск» огромен, и чтобы так «отшатнуться», как пишет автор статьи, надо столкнуться с «Петром Великим». И потом, скорость у него была 5–6 узлов, под выдвижными шел при полном радиообмене. Кроме того, в районе было столько всего, что иностранная лодка, во-первых, не рискнула бы сунуться (наши запросто кидаются боевыми глубинными бомбами с недолетом, а это штука неприятная), во-вторых, ее услышали бы акустики не только с «Курска» и с «дизеля».

О причинах взрывов говорить можно до утра, одно бесспорно – они погрузили неисправную торпеду для этой стрельбы. Кроме того, она перекисная.

Согласен, торпедисты на «Курске» именно этой торпедой чуть ли не в первый раз в жизни должны были стрелять. Я не знаю, какой Попов командующий (не берусь судить), но то, что торпедисты были «сырые», – это на его совести и на совести его офицеров.

О спасении. Спасательная операция проведена так, что о ее руководителях ничего приличного сказать нельзя. Это позор. Причем вселенский. Особенно удручает то, что они начинают всем «баки заколачивать» насчет того, что люди жили 6 часов. Это же просто бессовестно. По моим расчетам, они должны были жить минимум 3, максимум – 7-10 суток.

Самое странное, что в ходе этой позорной «спасательной операции» на лодку через систему «Эпрон» даже не пытались подать воздух, чтоб провентилировать кормовые отсеки и тем спасти людей, хотя бы от отравления угарным газом. Через ту же систему «Эпрон» на затонувшую лодку можно подать электричество, через нее можно продуть ЦГБ. Черт те что можно через нее делать, а они пытались пристыковать эту плавающую спасательную ерунду на дохлых аккумуляторах несколько суток. Даже если бы и пристыковали. Даже если бы и взяли несколько человек, то остальные, дожидающиеся своей очереди, могли бы хоть дышать нормально и свет бы у них был – ничего не сделано. Об «Эпроне» ни слова. А нас учили, что это азбука спасения.

О вскрытии люка. Вот идиотия! Вскрывают люк, и из него вырывается воздух. «Видите, – говорят, – весь воздух вышел!» А что он должен был делать? Водолазы через люк затапливают отсек, а потом говорят, что он «полностью затоплен». Глупость. Корма вся была сухая. Там люди в РБ были. А в носовых отсеках даже СГП некоторые одели. А здесь – все в РБ, не собирались они выходить в спешке. Никуда они не спешили. Такое впечатление, что их в корме уморили, словно от свидетелей избавлялись.

А сколько разговоров о том, что «стучали – не стучали», «технологические стуки». Нормальный акустик чувствует, когда стучат люди, а когда это «технологический стук». Ненормальным начальникам все будет «технологический стук». Вообще-то спускается водолаз и слышит у корпуса не только стуки, но и крики в отсеке. Нет у вас водолазов, спустите ГАС – она услышит.

Первая заповедь: установи связь с людьми в отсеке. А им эта заповедь по х… Они колокол ставили, и им (20 тонн) всю комингс-площадку изуродовали, а потом тыкали друг другу в эту полосу и говорили о столкновении. Из-за этого и состыковаться не могли. Но состыковаться можно было. Нужно было заделать эти царапины хоть пластилином. В наше время сказали бы «нет пластилина – из говна сделайте». Для этого опять-таки нужны водолазы. Водолазы там были, только они документацию собирали. Так, во всяком случае, говорили в телевизоре «руководители». Сам я ни одного водолаза не видел, не показывали.

А в эти дни в Козловском переулке в Москве была демонстрация из водолазов – все хотели ехать. Вышел Дыгало и сказал (о): «Все есть. Не нуждаемся». У них все есть!

Выяснять отношения с государством, уморившим своих людей, бесполезно. Про «Курск» можно говорить бесконечно. Виновата система, а она себя виновной никогда не признает. Как мы себя уничтожим, так нас ни один враг не уничтожит.

Приложение № 6

Сводная таблица данных по судебно-медицинской экспертизе

Приложение № 7

Фрагменты консультативного заключения Российского центра судебно-медицинской экспертизы

Приложение № 8

Фрагменты заключения профессора судебной медицины Инге Морилда

(перевод с норвежского)

Катастрофа атомного подводного крейсера «Курск».

Получены две группы документов:

Часть I. Полученные материалы:

• Заключение номер 77/02 комиссии судебно-медицинских экспертов.

• Четыре вопроса было предложено на решение экспертов.

• Список материалов, полученных экспертами.

• Описание аварии.

• Расследование.

• 1–6: Копии или выписки из писем и отчетов от судебно-медицинских и других экспертов.

• 7-18: Отчеты о вскрытии тел, выводы:

• номер 65 – Виктор В. Кузнецов.

• номер 66 – Дмитрий Романович Колесников.

• номер 68 – Михаил Александрович Бочков.

• номер 69 – Александр Владимирович Бражкин.

• номер 70 – Андрей Михайлович Борисов.

• номер 71 – Сергей Владимирович Садиленко.

• номер 72 – Рашид Рамисович.

• номер 73 – Роберт А. Гесслер.

• номер 74 – Вячеслав В. Майнагашев.

• номер 75 – Роман Владимирович Кубиков.

• номер 76 – Алексей Алексеевич Коркин.

• номер 77 – Роман Вячеславович Мартынов.

• Рукописный текст. Резюме.

Комментарии к части II.

В отношении первых выводов от технических экспертов о сейсмических явлениях, газовых измерениях и т. д. у меня нет комментариев.

Все отчеты о вскрытии тел хорошо составлены, вполне понятны, и выводы из каждого отчета выглядят весьма обоснованными.

Совет экспертов-исследователей дал ответы на четыре вопроса.

1 и 2. В течение какого времени члены экипажа в девятом отсеке оставались в живых после аварии?

Был дан ответ, что члены экипажа оставались в живых в течение от 4,5 до 8 часов после второго сейсмического сигнала (11 часов 30 минут 12 августа 2000 года). Данный вывод, по-видимому, основан на нескольких фактах. Во-первых, то, что взрывы были зарегистрированы около 1 1 часов 30 минут 12 августа 2000 года. Во-вторых, записки одного из членов экипажа, которые также согласуются с данным выводом. В-третьих, кровоизлияния в мышечных оболочках желудка также согласуются с указанным временем от 4,5 до 8 часов.

Однако основание для определения периода времени от 4,5 до 8 часов не вполне очевидно для меня. Оно, по-видимому, частично основано на анализе содержания гликогена в мышцах и печени. В случае одного из членов экипажа (Д. Р. Колесников) был проведен биохимический анализ содержания гликогена в мышцах и печени. Гликогена не было обнаружено. В случае большинства других членов экипажа было проведено гистологическое исследование, и гликоген был обнаружен в мышцах или печени.

К сожалению, мне пришлось ознакомиться лишь с некоторыми исследованиями уменьшения содержания гликогена в мышцах и печени после стресса. Большинство работ по данной теме, насколько мне известно, были проведены в России, и, вероятно, существует большой местный опыт. В одном из последних исследований в США были проведены гистологические исследования отделов печени и измерялось содержание гликогена. После стресса гликогена не было обнаружено в печени через 3-10 часов. Это соответствует промежутку времени, определенному экспертной группой. Однако в телах с признаками разложения гликоген никогда не находили. Это также документировано в других научных исследованиях.

По моему мнению, это означает, что когда вы имеете посмертный период около 2,5 месяца, результаты исследований разложившегося материала должны проверяться очень тщательно. В гистологических описаниях ткани печени членов экипажа были обнаружены очевидные изменения гнилостного и саморазрушительного характера. Таким образом, мне не совсем понятно, можно ли результаты данных исследований содержания гликогена использовать таким же образом, как в случае нормальной ткани.

Вывод экспертов о периоде времени от 4,5 до 8 часов, по-видимому, представляет собой относительно неплохую оценку, но мое сомнение вызывает обоснование данного вывода исследованиями содержания гликогена.

Часть II. Полученные материалы:

Данные материалы состоят из выводов, которые сделала комиссия судебно-медицинских экспертов в отношении вскрытия тел, которое было проведено приблизительно через 14 месяцев после гибели экипажа. В качестве приложений к каждому выводу приведена основная информация о химических и гистологических анализах.

Далее приводятся фамилии 11 подводников, тела которых извлечены в 2001 году после подъема АПРК «Курск». Выводы судебно-медицинских экспертов о невозможности установления времени гибели подводников по медицинским критериям защитой не оспаривается.

Резюме и вывод:

Отчет содержал две части.

Первая часть содержит информацию о вскрытии тел 12 членов экипажа, которые были исследованы в октябре 2000 года. Выводы экспертов и их ответы на вопросы, насколько мне известно, были обоснованными. У меня имеются лишь некоторые комментарии в отношении исследования концентрации гликогена в качестве основания для определения времени смерти.

Вторая часть содержит информацию о вскрытии тел 1 1 членов экипажа, которые были исследованы в октябре 2001 года. Выводы экспертов и их ответы на вопросы, насколько мне известно, были обоснованными. В целом, я соглашаюсь с выводами экспертов.

Берген, 2 августа 2003 года.

Инге Морилд, профессор судебной медицины.

Приложение № 9

Фрагменты судебно-медицинского заключения РГМУ

Приложение № 10

Заключение эксперта А. А. Леонтьева

Приложение № 11

Стенограмма передачи «Человек и закон» телекомпании ОРТ на Первом канале 30.01.2003

Автор и ведущий Алексей Пиманов

Алексей Пиманов: Здравствуйте! Честно скажу, был уверен, что очередной адвокатский иск с просьбой пересмотреть результаты следствия о гибели атомохода «Курск» не стоит того, чтобы вновь на пальцах объяснять, что же произошло в августе 2000 года в Баренцевом море. Летом, когда делали фильм «Гибель „Курска“. Следствие закончено», наша группа так эмоционально выплеснулась, постаравшись предельно четко и честно ответить на все вопросы, что сил продолжать этот разговор почти не осталось.

Но так как вокруг очередного иска продолжается информационная возня, а сам он выглядит очень странно с точки зрения людей, изучавших многотомные результаты следствия, мы решили всю сегодняшнюю программу посвятить теме погибшего атомохода. Назвали выпуск «Жизнь после „Курска“». Попросили ГВП и командование ВМФ разрешить съездить на Северный флот и постараться ответить на вопросы. Что происходит там сейчас? Почему было отправлено в отставку все руководство Северного флота? Возможно ли повторение трагедии? Почему не стали поднимать 1-й отсек? Каково моральное состояние людей, выходящих в море после «Курска»?

Впрочем, об этом чуть позже. А сейчас – повтор небольшого фрагмента фильма, вышедшего в эфир в годовщину гибели лодки, т. е. в августе. Дело в том, что одним из основных пунктов нового нашумевшего иска является утверждение, что люди в 9-м отсеке жили двое суток, а данные следствия о том, что моряки погибли максимум через восемь часов, – неправда.

Я спросил у следователей ГВП, встречались ли они с адвокатом и пытались ли объяснить человеку на реальных фактах, как все было на самом деле. «Да», – говорят. – «И что он?»

– «Почти не возражал. Да и что он может возразить?!»

Вот поэтому сегодняшний выпуск мы начинаем с фрагмента фильма, где подробно разбирается ситуация в 9-м отсеке. В котором в смертельной западне оказались капитан-лейтенант Дмитрий Колесников и его товарищи.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Поднятие тел из 9-го отсека.)

Виктор Колкутин, полковник медицинской службы, главный судебный медицинский эксперт Министерства обороны: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Там выводы были достаточно определенные, и установлено было, что смерть этих подводников наступила в результате отравления угарным газом. Но, тем не менее, часть тел имели признаки посмертного воздействия открытого пламени, что впоследствии и позволило реконструировать следствию картину происшествия и высказаться достаточно достоверно, высказаться о том, что уже после того как корабль лег на грунт, возник локальный пожар. С медицинской точки зрения, конечно, назвать эти часы так, чтобы не перейти на циничный тон, конечно, это были, наверное, самые ужасные часы жизни этих людей. По той лишь причине, что они не обладали информацией ни о том, что случилось с кораблем, ни о том, будет ли им оказана помощь. И, в общем-то, по большому счету, они, наверное, не представляли, как долго могут находиться в этом замкнутом пространстве.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Подводные съемки «Курска».)

Диктор: Как потом установит следствие, пожар возник в результате возгорания регенеративных дыхательных установок, которые личный состав забрал, переходя в 9-й отсек из 6-го, 7-го и 8-го. Эти установки предназначены для превращения углекислого газа в кислород.

Артур Егиев, руководитель следственной группы ГВП: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Слабое место этих установок в том, что они крайне пожароопасные. Попадание туда воды или масла вызывает достаточно высокотемпературный хлопок с выделением большого количества тепла, пламени. Видимо, после попадания туда воды и произошел пожар.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Съемки «Курска».)

Диктор: По положению тел и ожогов удалось установить, что офицерский состав боролся за выживаемость и пытался обеспечить регенерацию воздуха. Поэтому они так сильно обгорели в результате мгновенной вспышки.

Артур Егиев: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Следствием установлено на основе собранных доказательств, что на тот момент вода в 9-м отсеке была где-то 50–60 см над уровнем первого настила. Почему? Потому что, я не знаю, стоит ли это говорить, нижние конечности подводников сильно обгоревших, они были не обгоревшие, т. е. они стояли в воде.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Подводные съемки «Курска».)

Диктор: Если говорить о возможности дальнейшей жизни в 9-м отсеке, то специалисты отметили, что средств регенерации воздуха там было достаточно, но они оказались неизрасходованы.

Виктор Колкутин: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Можно предположить, что не возникни этот локальный пожар, послуживший источником угарного газа уже в 9-м отсеке, какое-то, может быть, даже достаточное длительное время они могли там находиться.

Алексей Пиманов: И опять о последних исках. Знаете, что в них коробит тех, кто знаком с подлинными результатами следствия? Об этом не говорится, но между строк читается – недоверие к специалистам, проводившим расследование. Выполняли, мол, заказ, поэтому не договаривают, опять говорят неправду. Подленькая такая позиция. То, что пережили следователи на «Курске», не пожелаешь никому. Обвинять их в чем-то могут либо люди недалекие, либо… В общем, смотрим еще один фрагмент фильма, из него многое становится ясным. Обратите внимание на слова Артура Егиева, руководителя следствия, о том, что иногда один труп вытаскивали четыре часа на себе.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Следственная группа в 9-м отсеке.)

Диктор: В 9-м отсеке концентрация угарного газа превышала допустимую в тысячу раз. Заходить в него можно было только в средствах индивидуальной защиты.

Владимир Мулов, военный прокурор Северного флота: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Единственный случай, когда у нас возникла достаточно беспокойная нештатная ситуация, когда один из членов следственной группы и один из специалистов, это начальник радиационной и химической защиты флота, собственно говоря, теряли сознание при спуске туда, в 9-й отсек.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Следственная группа в 9-м отсеке.)

Диктор: Надо помнить, что следователи не просто осматривали корабль, перед ними стояла задача как можно быстрее найти и поднять тела моряков.

Артур Егиев: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Поднять, поместить тело подводника в специальный пакет, перетащить или переместить его клюку. Это очень трудоемко. Я скажу так, что иногда на одно тело у нас уходило по четыре часа. Работа посменно. Почему? Потому что больше трех-четырех заходов по 20–25 мин. Следователи и судмедэксперты больше не выдерживали, это очень тяжело.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Съемки в 9-м отсеке.)

Диктор: Необходимо было установить, пытались ли подводники самостоятельно покинуть 9-й отсек. Что делали они те 6–8 часов, которые отвела им еще судьба? Как удалось установить следствию, паники в отсеке не было.

Виктор Колкутин: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Судя по тем запискам, которые мы исследовали, пишущие их люди вполне владели собой. То есть их стрессовая ситуация, она оставалась внутри, наружу никак не проявлялась. И почерк и одного автора записки, и другого автора записки свидетельствует о том, что даже когда вторая часть записки Колесникова писалась в темноте, тем не менее, можно утверждать, что это не состояние паники или нервного срыва. То есть человек вполне владел собой.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Архивные съемки и фотографии «Курска» и его экипажа.)

Диктор: Первый взрыв вывел из строя тех, кто управлял лодкой. Мощнейший второй привел к гибели всего экипажа. Кто-то погиб в первые секунды и минуты, кто-то – через 6–8 часов. Да простят нас родные моряков, тем, кто погиб сразу, – повезло. Что переживали ребята в 9-м отсеке, не передают даже найденные впоследствии записки. В принципе, они понимали, что шансов почти нет. Тем более знали, что аварийный буй остался на корпусе лодки и не всплыл на поверхность. Вместе с ним на дне остались и надежды на быстрое обнаружение легшего на дно «Курска».

И все-таки они боролись до конца. Их отделяли от поверхности и жизни всего 110 метров. Бегун на стадионе пробегает это расстояние всего за 11 секунд. Для моряков «Курска» эти 110 метров превратились в вечность.

Алексей Пиманов: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) Нам осталось лишь показать вам уникальные кадры обнаружения знаменитой записки Дмитрия Колесникова. Психологи, составляющие портрет членов экипажа «Курска», отметили, что Дмитрий по своему характеру был настоящим лидером. Со временем он обещал вырасти в классного подводника – не случилось.

(Фрагмент фильма «Гибель „Курска“. Следствие закончено». Кадры нахождения и прочтения записки Дмитрия Колесникова.)

Алексей Пиманов: («Гибель „Курска“. Следствие закончено».) В заключение о том, что мы не смогли показать, не имели права, но сказать обязаны. Это записка на обгоревшем теле Дмитрия Колесникова сохранилась у сердца в нагрудном кармане лишь потому, что капитан-лейтенант успел закрыть ее от огня рукой. Мне больше нечего сказать.

Алексей Пиманов: В том фильме перед нами стояла задача впервые рассказать, как погибал «Курск». Об общем состоянии флота мы почти не говорили, лишь позволили себе фразу о том, что мы все в 90-е бросили свою армию. Я бы теперь сказал резче – предали. Что, кроме ошеломления, может вызвать информация, что это был всего лишь второй выход в море «Курска» со времен спуска со стапелей? Все остальное время лучшая лодка флота простояла у берега.

Сказать, что на Северном флоте трагедию «Курска» пропустил через сердце почти каждый, значит, ничего не сказать. Тем более что в отставку, на основании выводов следствия, отправили почти весь командирский состав. Вот поэтому перед нашей съемочной группой стояла задача не только получить эксклюзивную информацию об оставшемся на дне 1-м отсеке, о последних днях утилизации «Курска», об учении, состоявшемся на месте гибели лодки, но и понять, в каком морально-психологическом состоянии находятся сейчас моряки.

(Архивные съемки «Курска» и его экипажа. Положение дел на флоте.)

Виктор Куроедов, Главнокомандующий ВМФ: До сегодняшнего дня у меня 118 рубцов на сердце. И это на всю жизнь. Больше не могу сказать ничего.

Геннадий Сучков, командующий Северным флотом: Такое тяжелое чувство, как будто потерял дом, как будто потерял что-то родное и близкое. Потому что многих мы знали, многие были на слуху (фамилии, имена), и командира лодки и в том, и в другом случае, да и до этого были случаи то же самое. И, понимаете, я не скажу, что наступает какое-то оцепенение, но в то же время наступает такой момент, как будто этого не может быть. Понимаете? Я не верю в это, что такое может произойти. И уже потом только начинаешь тщательно задумываться над тем, что произошло, и понимаешь, что все-таки это действительно произошло, как это ни прискорбно, как это ни печально, ни тяжело бы было.

(Кадры всплытия лодки.)

Диктор: В гибель «Курска» отказывались верить все. Надежда умирает последней. Казалось, такая лодка просто не может затонуть.

Игорь Баранов, главный конструктор АПЛ: Были предусмотрены и обеспечены все средства обеспечения безопасности лодки при попадании такой же торпеды извне, при взрыве атомной бомбы извне. Эта лодка обладает колоссальными возможностями с точки зрения противостояния этим взрывам. Но когда взрыв происходит в том помещении, где находятся люди, аппаратура, внутри прочного корпуса, который выдерживает давление, очень высокое давление, предельное давление погружения глубины, и он разрывается буквально по периметру прочного корпуса, это говорит о том, что сама по себе эта авария была таковой, которая не предусмотрена эксплуатационными режимами подводной лодки.

(Кадры спасательной операции.)

Диктор: Даже когда стало окончательно понятно, что спасти не удается никого, что все подводники на «Курске» погибли и нет никакой надежды, неверие стало лекарством от горя. (…)

Геннадий Сучков: Такого фатального развала, как говорится, летального исхода не было. Да! Мы сокращались, мы урезались, но мы исходили из того количества средств, прежде всего материальных средств, которые выделялись флоту. Как говорят, по одежке протягивай и ножки.

(Кадры родственников погибших. Попов, прилет Путина.)

Диктор: После гибели «Курска» глубину трагедии флота осознавали все – и гражданские, и люди в погонах. Но искренние переживания не спасли командующего флотом Попова, да и не только его. Было совершенно понятно, что снятия с должностей на Северном флоте не избежать. Вопрос заключался в другом. По каким причинам будут увольнять? С какими формулировками? Да и будут ли вообще названы эти причины? Тогда ограничились только лишь констатацией фактов: привлечено к ответственности, отстранено и уволено столько-то, имена и должности. На этом все. Причины не были оглашены до сих пор.

Владимир Куроедов: Было принято решение от руководства флота до всех структур, которые участвовали в подготовке сил и в управлении, потом – в учении. 12 адмиралов ВМФ и капитанов I ранга были привлечены к дисциплинарной ответственности.

Анатолий Пономаренко, первый заместитель главного военного прокурора: В ходе следствия по катастрофе атомного подводного крейсера «Курск» были выявлены недочеты и недоработки со стороны должностных лиц ВМФ. Я хочу сразу оговориться о том, что эти недоработки не были и не находились в прямой причинной связи с гибелью атомохода «Курск». Да, они не находились в причинной связи непосредственно с гибелью атомохода «Курск», но за допущенные нарушения необходимо было отвечать, поэтому по результатам расследования 16 должностных лиц были привлечены к строгой, я бы даже сказал, к суровой дисциплинарной ответственности, а 12 из них были уволены из рядов ВС.

(Съемки флота.)

Диктор: Сегодня мы можем сказать, в чем заключалась вина капитанов и адмиралов. Допускались срывы в проведении учебы экипажей судов. Отсутствовал должный контроль за действиями подчиненных. Имелись упущения в организации материально-технического обеспечения флота. К примеру, в том же трагическом 2000 году из-за несвоевременной поставки топлива не состоялись учения в одной из частей. Еще раз подчеркнем – все это не связанно с причиной гибели атомохода «Курск». «Курск» обнажил все проблемы флота.

Перед новым командованием стояла сложнейшая задача начать вывод флота из кризиса. Для этого в первую очередь нужны были деньги. Сейчас средства выделяются, конечно, не столько, сколько хотелось бы, но во много раз больше, чем два года назад.

Трагедия «Курска» заставила потратить деньги прежде всего на спасательные средства. Десять лет об этом никто не думал. Закупили то самое британское и норвежское оборудование, которое использовали в ходе спасательной операции, пока оно стоит на одном спасательном корабле. В идеале оборудуют еще пять. На судостроительных верфях заложены и достраиваются новые атомные субмарины. Скоро Северный флот получит на вооружение несколько подлодок последнего поколения. Уже в следующем году в первое испытательное плавание выйдет новейший ракетоносец класса «Курск». Но не точная копия погибшего крейсера. Конструкторы учли трагический опыт, многие технические характеристики лодки изменены.

Владимир Куроедов: Разработана совершенно новая программа обеспечения живучести подводных лодок. Можно было бы к ней прийти давно и пораньше. Вот в этом году мы завершим эту программу, как становление на два года. Становится на ноги и станет действительно программой, помогающей тем, кто сегодня несет эту нелегкую службу.

Диктор: Это только в идеале хорошо учиться на чужих ошибках, в жизни приходится исправлять свои. После «Курска» военным морякам в некоторой степени пришлось ломать условные традиции, заложенные еще при советском флоте в военное время, когда людей не жалели. Хотя от старого правила «умри, но сделай» придется еще долго избавляться.

Игорь Баранов: Считается, что гибель подводной лодки не должна приводить к спасанию людей, что либо ты спасаешься вместе с лодкой, либо ты погибаешь вместе с ней. Поэтому все наши спасательные камеры, которые у нас стоят, они вроде как бы и не востребованы. Потому что, наверное; в какой-то мере считается позорным спасаться с лодки, бросая ее на дне. Надо спасать лодку, спасать себя и т. д.

(Учения Северного флота, август-сентябрь 2002 года.)

Диктор: Вы видите уникальные кадры учений Северного флота, их провели почти по той же схеме, что и два года назад, когда затонул «Курск». До этого мало кому удавалось снимать боевую подготовку целого флота. Не показательные стрельбы и выход в море, а именно каждодневную работу моряков. В этих учениях были задействованы десятки кораблей и подводных лодок, включая авиацию флота. Отрабатывались ракетные и торпедные стрельбы. Обнаружение и уничтожение подлодок вероятного противника. И все это в том же районе, где погиб «Курск».

Параллельно моряки вспоминали аварийно-спасательные навыки. Ситуация, идентичная августу 2000 года. Атомная подводная лодка легла на грунт. Применяли все новейшие средства спасения, которые флот получил за прошедшие два года. После «Курска» в такой ситуации главная задача – скорейшее обнаружение лодки. Время – один из главных факторов успеха.

Если субмарина сама не в состоянии подняться на поверхность, начинается эвакуация экипажа. Люди прежде всего. Но все же если есть шанс поднять лодку стоимостью в сотни миллионов, ее надо поднимать. «Курск» многому научил. На этот раз условно затонувший ракетоносец всплыл на поверхность. Но все это техника.