Текст книги "«Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов
Издание второе, переработанное и дополненное"

Автор книги: Борис Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 50 страниц)

При допросе В. Попова и М. Моцака следователи не задали вопросы о том, кто сфальсифицировал документы об обучении Иванова-Павлова в составе экипажа «Курска», кто выпустил в море корабль для выполнения самостоятельных торпедных стрельб с командиром БЧ-3, незнакомым с боевой техникой? Отмечу, что показания свидетелей – старших офицеров флота похожи друг на друга, как однояйцовые близнецы – корабль был готов, экипаж обучен. Видимо, следователи просто раздали свидетелям бланки протокола допроса, а те заполняли эти бланки под диктовку командования.

Старшиной команды торпедистов был старший мичман Абдулкадыр Ильдаров. Из его личного досье следует, что с 1981 года он проходил службу на подводной лодке проекта 671 РТ и имел дело с перекисно-водородными торпедами. Однако торпеды, которыми вооружены лодки проекта 671 РТ, существенно отличаются от тех, которыми вооружался «Курск», и прежде всего – конструкцией системы контроля окислителя. Ильдаров, как и исполняющий обязанности флагманского минера дивизии подводных лодок в составе походного штаба на борту «Курска» Марат Байгарин, прошел теоретический курс в учебном центре ВМФ и практиковался лишь на тренажере.

Что касается торпедистов из числа матросов по призыву Ивана Нефедкова и Максима Боржова, то их включили в состав экипажа подводной лодки накануне выхода в море. Они не прошли полного курса, в том числе подготовки оружия к применению. К системам контроля окислителя матросы-призывники допущены не были.

Кстати, еще в декабре 1999 года представители ЦНИИ «Гидроприбор», разработчики торпеды проекта 65–76, должны были провести с флагманским минером и другими командирами «Курска» теоретические занятия по обучению и допуску к эксплуатации систем торпеды. Но из-за отсутствия на тот момент штатного минера занятия отменились. Никто из перечисленных офицеров, матросов и мичманов не знал, как подключить торпеду к системе контроля окислителя.

Простите меня, отцы, матери и жены ребят, имена которых я здесь упоминаю. В том, что их недоучили, их вины нет. В обязанности руководства флота входит все, что связано с подготовкой личного состава, в том числе – обучить моряков применять оружие, с которым они ранее не сталкивались. Это вина того же Попова и других отцов-командиров.

Еще один щекотливый момент. А знал ли Геннадий Лячин, что никто из боевой части № 3 не имел практических навыков обращения с перекисно-водородной торпедой проекта 65–76? Думаю, не мог не знать. А мог ли он отказаться от стрельбы именно этой торпедой? Думаю, что мог, но только теоретически. На практике приказы не обсуждаются, а выполняются. Далеко не каждый командир способен жестко сказать вышестоящему начальству: «Нет». А если к тому же в Москве лежит представление на присвоение тебе звания Героя России? Не хочу бросать тень на кого-либо из экипажа, но существующая система в армии, флоте и в Главной военной прокуратуре не позволяет озвучивать свою позицию, если она существенно отличается от мнения руководства.

В голову приходит тирада, приписываемая заместителю командующего Северным флотом, вице-адмиралу Владимиру Доброскоченко: «А старпом тяжелого ракетного крейсера „Адмирал Ушаков“ обнаглел до такой степени, что мерзкий рапорт написал на имя командующего Северным флотом с просьбой оградить его от моих нападок и оскорблений. Такое не забывается никогда – я все сделаю, но этот рапорт постараюсь ему даже в гроб положить».

Чтобы отстаивать свое мнение, нужно иметь большое гражданское мужество, полную выслугу лет и готовность в случае чего немедленно отправиться в отставку, как это сделал начальник Следственного управления Главной военной прокуратуры генерал-майор юстиции Виктор Степанович Шеин.

Ну, а что же офицеры, которые готовили торпеду к практической стрельбе? В соответствии с приказом, «толстушка»[51]51
  «Толстушка» – неформальное название торпеды калибра 650 мм, прозванной подводниками за калибр и габариты.


[Закрыть] должна была быть подготовлена к учениям расчетом цеха минно-торпедного склада с 21 по 27 июля. Поначалу операцией руководил старший лейтенант Алиферов, но с 28 июля подготовка осуществлялась под руководством старшего мичмана Козлова, который не был допущен к выполнению обязанностей в качестве командира расчета. В контрольно-приемном листе стоит ряд подписей. В графе «принял/исп» расписался заместитель начальника цеха, капитан Шевченко, который не имел права самостоятельно руководить действиями по подготовке торпеды.

3 августа заместитель командира по торпедным вооружениям войсковой части капитан II ранга А. Коротков произвел контрольную проверку. На ней от АПРК «Курск» присутствовали Алексей Иванов-Павлов и Абдулкадыр Ильдаров. Они были опрошены на предмет знания правил эксплуатации торпеды, после чего состоялось ее принятие. Опрос должен был проводить Коротков, но, если верить документам, это сделал старший мичман Козлов, который, как уже упоминалось, не имел права проверять подготовку экипажа. Процедура была как минимум формальной, а с большой степенью вероятности можно предположить, что эти документы и подписи появились после трагедии.

Здесь также следует отметить, что приказ от 20 июня 2000 года о допуске к приему и эксплуатации торпед калибра 650 мм подписан неправомочным лицом. Свой автограф на документе поставил врио командира дивизии капитан I ранга А. В. Краснобаев. В тот момент он являлся заместителем начальника штаба дивизии по оперативной и боевой подготовке, и его служебное положение, согласно инструкциям и приказам, не позволяло выдавать такие санкции.

В экспертизе вице-адмирала Рязанцева недвусмысленно указывается на различия в подписях, а экспертизы, которые есть в уголовном деле, это подтверждают. Правда, следователи ограничились констатацией факта подделки документов, но выяснять, кто именно эти документы фальсифицировал, кто давал указание об их подделке, следствие не стало. В постановлении о прекращении уголовного дела о фальсификации документов не упоминается.

Еще раз процитирую Александра Покровского: «О причинах взрывов говорить можно до утра, одно бесспорно – они погрузили неисправную торпеду для этой стрельбы. Кроме того, она переписная. Согласен, торпедисты на „Курске“ именно этой торпедой чуть ли не первый раз в жизни должны были стрелять. Я не знаю, какой Попов командующий (не берусь судить), но то, что торпедисты были „сырые“, это на его совести и на совести его офицеров».

Александр Покровский не изучал материалы уголовного дела, ему неизвестны фактические обстоятельства подготовки корабля и экипажа, но он попал в яблочко.

Вопрос о готовности корабля к выходу в море – один из наиважнейших. Готов корабль к выходу в море – есть разрешение на выход, не готов – выход запрещен. На вопрос о готовности «Курска» Устинов в своей книге прямого ответа не дает:

«Из заключений экспертов, в частности вице-адмирала В. Д. Рязанцева, можно было бы сделать косвенный вывод, что к учениям подводная лодка не была подготовлена полностью должным образом. Но это не стало и не могло стать причиной катастрофы. Однако такое предположение необходимо было подтвердить тщательным и полным расследованием. Повторюсь, версий в первое время было очень много».

Устиновская книга вышла после окончания расследования, и если следствие не сделало выводов и не связало установленный факт неготовности корабля к выходу в море и к стрельбе перекисно-водородной торпедой с последующей трагедией – это проблема следствия и самого Устинова, а также свидетельство того, что того самого устиновского «тщательного и полного расследования» не было. Придя к таким выводам, которые Устинов излагает в книге, его прямая обязанность – возобновить предварительное следствие.

Но одно дело – словесное утверждение, что экипаж не был подготовлен к стрельбе перекисно-водородной торпедой, а другое – наличие документальных подтверждений того, как фактически экипаж «работал» с этой торпедой. В постановлении о прекращении уголовного дела (с. 15) сказано: «Погрузку боезапаса на подводную лодку также контролировал флагманский минер капитан II ранга Кондратенко А. В. Он же контролировал подключение торпеды после ее загрузки на автоматизированный стеллаж к системе контроля окислителя».

Но флагманский минер остался на берегу!

По утверждению Валерия Рязанцева, старшина команды торпедистов «Курска» попросил знакомого торпедиста – мичмана, контрактника с соседней подводной лодки – показать ему, как производится подключение торпед к системам контроля окислителя. Именно этот безымянный мичман и подключил боевые торпеды на борту «Курска» к системе контроля окислителя и поинтересовался у приятеля, могут ли торпедисты эксплуатировать эти торпеды.

Мы имеем беспрецедентный случай неготовности экипажа к боевому применению и эксплуатации оружия, которое ему вверено. Но, как я уже говорил, это не вина экипажа, это его беда.

Есть еще один важный момент, который не упоминается в материалах уголовного дела. Ходили слухи, что торпеду во время транспортировки уронили. Однако этот факт, что называется, под протокол никто не подтвердил. Генеральный конструктор «Рубина» Игорь Спасский по этому поводу написал следующее:

«Необходимо иметь в виду, что при транспортировке торпеды от технической базы, при ее погрузке на подводную лодку и затем – в торпедный аппарат корпус торпеды даже при самых идеальных условиях выполнения операций несет определенные нагрузки, в основном изгибные. Это обстоятельство может существенно повлиять на развитие скрытых дефектов в швах корпуса торпеды и вызвать протечку перекиси. Если предположить, что в течение восьми дней нахождения большой практической торпеды на стеллажах в отсеке протечки не были обнаружены, то это значит, что негерметичность появилась и развивалась после погрузки торпеды в торпедный аппарат, которая осуществляется обычно за три часа до стрельб».

Налицо целый ряд нарушений инструкций и приказов по эксплуатации, хранению и использованию перекисно-водородной торпеды калибра 650 мм. Каждое из них может находиться в причинной связи с взрывом торпеды, приведшим к гибели корабля и экипажа. Однако, поскольку точную причину утечки пероксида водорода установить невозможно, Главная военная прокуратура сделала вывод, что доказать вину того или иного должностного лица, допустившего мелкое, среднее или крупное нарушение, нельзя.

Существует философский закон перехода количества в качество.

Множество ошибок, которые объединены не очень цивильным, но емким словом «бардак», привели к катастрофе. А за нее должно отвечать командование Северного флота. Форма ответственности очень проста: выпуск неподготовленного корабля и экипажа привел к его гибели и смерти 118 подводников, а это значит, что между халатностью и тягчайшими последствиями есть причинная связь.

Генеральный прокурор Владимир Устинов пишет о каких-то «косвенных выводах». Простите, но такого понятия нет ни в теории права, ни в юридической практике. Могут быть косвенные доказательства.

За псевдонаучными фразами Устинов скрывает факты и доказательства, а названием своей книги «Правда о „Курске“» скрывает эту правду. Давайте посмотрим на выводы эксперта так, как пишет Артур Егиев в постановлении о прекращении уголовного дела (с. 35–39):

«Как следует из заключения эксперта Рязанцева В. Д., заместителя начальника Главного управления боевой подготовки Вооруженных сил РФ, от 13 мая 2002 г., отработка и сдача задачи Л-1 личным составом экипажа АПРК „Курск“ 22 июня 2000 г. проведена некачественно, во многих случаях формально отработано большинство элементов специальных курсовых задач по боевым частям и службам подводной лодки и в целом вышеуказанной задачи.

Так, в журнале „Планы тренировок, занятий минно-торпедной боевой части АПРК „Курск““ имеются отметки о том, что 30 мая 2000 г. с личным составом минно-торпедной боевой части проведено восемь занятий и три тренировки по специальности. Планы занятий и тренировок БЧ-3 утверждены командиром АПРК „Курск“ 31 мая 2000 г., то есть после проведения этих занятий. Судя по отметкам в данном журнале, с личным составом БЧ-3 в период с 30 мая по 14 июня 2000 г. были проведены занятия и тренировки в объеме годового плана специальной подготовки личного состава БЧ-3, что практически невозможно сделать. Разработанные командиром БЧ-3 и утвержденные командиром АПРК „Курск“ планы занятий и тренировок не соответствуют методике разработки подобных занятий, существующей в ВМФ. Организационные приказы БЧ-3 не откорректированы с 1998 г. План подготовки личного состава БЧ-3 к выходу в море 10 августа 2000 г. на комплексную боевую подготовку не утвержден командиром подводной лодки и не согласован с флагманским минером. Формуляр системы контроля окислителя не заполнен после погрузки 20 июля 2000 г. торпед. В журнале минно-торпедной боевой части нет записи о погрузке практической торпеды калибра 650 мм от 3 августа 2000 г., хотя записи о погрузке других торпед имеются. Экипаж АПРК „Курск“, в нарушение КАПЛ-87, требующего, что при подготовке экипажей подводных лодок первой линии „в целях поддержания достигнутого уровня боевой подготовки, установленной боевой готовности подлежат обязательному выполнению боевые упражнения НТ-3, НТ-4 (НР-4), ПТ-3 (ПР-3)“ (то есть, ежегодно выполнять хотя бы одну стрельбу практической торпедой), не выполнял торпедные стрельбы практическими торпедами с 1998 г…

В журнале осмотра корпуса, устройств и систем корабля с 18 декабря 1999 г. отсутствуют записи о работе постоянной корабельной комиссии по осмотру корпуса, устройств и систем АПРК „Курск“… Боевая подготовка перед выходом АПРК „Курск“ в море на учения в августе 2000 г. осуществлялась со значительными недостатками, многие мероприятия боевой подготовки проводились совместно с другими мероприятиями, которые по своему назначению не могли совмещаться друг с другом.

Так, согласно записям в вахтенном журнале АПРК „Курск“ от 1 августа 2000 г., на подводной лодке проводилось следующее:

16:34 – окончена тренировка КБР по выходу в ракетную атаку;

16:35 – начата тренировка КБР по выходу в торпедную атаку;

16:56 – учебная тревога для погрузки ракетного оружия;

17:10 – начата погрузка ракетного оружия;

17:41 – окончена тренировка КБР по выходу в торпедную атаку.

(…) „Сборник инструкций по хранению, уходу, окончательному приготовлению изделий и систем для их обслуживания“, обнаруженный на борту АПРК „Курск“ в ходе осмотра, подписан капитан-лейтенантом Маратом Байгариным, ранее проходившим службу на АПРК „Курск“ в качестве командира минно-торпедной боевой части[52]52
  Марат Байгарин, врио флагманского минера капитан III ранга, погиб вместе с кораблем. Командиром БЧ-3 на «К-141» «Курск» в то время был капитан-лейтенант Томилин.


[Закрыть].

Инструкции, содержащиеся в вышеуказанном сборнике и касающиеся обслуживания перекисно-водородных торпед, не соответствуют „Инструкции по обслуживанию торпеды…“ и порядку обслуживания торпедных аппаратов и систем, которые установлены на АПРК „Курск“, а применяются для обслуживания торпедных аппаратов, установленных на подводных лодках 671 РТМ проекта, имеющих существенное отличие в порядке эксплуатации и обслуживания во время торпедной стрельбы. Исходя из даты и подписи командира минно-торпедной боевой части АПРК „Курск“ капитан-лейтенанта Байгарина, данный сборник инструкций длительное время находился на подводной лодке, что является нарушением требований „Технического описания и инструкции по техническому обслуживанию и хранению на подводной лодке торпеды калибра 650 мм“».

Иными словами, готовились к стрельбе одной торпедой, а руководствовались инструкцией… по другой.

Из экспертизы вице-адмирала В. Д. Рязанцева я привел только те выдержки и те факты, которые касались перекисно-водородной торпеды, сама же экспертиза занимает не один десяток страниц. Экспертиза проведена просто блестяще, ее вместе с комментариями военных специалистов можно выпустить отдельным изданием.

Торпеда с таким двигателем представляет наибольшую угрозу для лодки и экипажа. Об этом говорит и мировой, и отечественный опыт.

16 июня 1955 года в порту Портленда (Великобритания) на пришвартованной к причалу дизель-электрической подводной лодки HMS «Sidon» раздался взрыв, погибли 13 английских моряков. Взорвалась высокоскоростная торпеда Mark-12 «Fancy» с окислителем на основе перекиси водорода. Королевским флотом этот тип торпед больше никогда не использовался.

Мы же из этой аварии полувековой давности выводов не сделали. Может быть, потому, что у нас не было подобных катастроф? Ничего подобного! Аварии с торпедами случались: в 1966 году на Черноморском флоте на подводной лодке «С-384», в 1970 году – на Тихоокеанском, а в 1972 году – на Северном. Один человек погиб. Мы не учимся ни на чужих ошибках, ни на своих. После «Курска» перекисно-водородные торпеды сняли с вооружения.

Адмирал Олег Ерофеев в упомянутой мною книге пишет: «Думаю, что, если бы в свое время объективно и глубоко было проведено расследование взрыва боезапаса на ПЛ „Б-37“[53]53
  «Б-37» – подводная лодка проекта 641 из состава Северного флота. 11 января 1962 года у пирса Полярного на ней взорвался торпедный боезапас, что привело к гибели 122 человек. Стоявшая рядом ПЛ-350 была повреждена, командира лодки капитана II ранга Анатолия Бегебу отдали под суд, но он (чудеса случались и в советское время) был оправдан. Материалы расследования засекречены до сих пор. По числу погибших гибель «Б-37» – самая крупная авария на подводном флоте после Второй мировой войны.


[Закрыть] в Полярном, а самое главное, если бы результаты этого расследования были доведены до личного состава ВМФ, не произошло бы взрыва боезапаса и на ПЛАРК „Курск“».

Глава 13. Как «Она тонула…»

С 19 по 27 июля 2000 года на «Курске» проводился планово-предупредительный ремонт. Статья 566 Корабельного устава ВМФ запрещает проведение мероприятий по боевой подготовке в дни осмотров и ремонтов. Но несмотря на запрет в эти же дни экипаж «Курска» подвергался тотальным проверкам: 20 июля – офицерами Главного штаба ВМФ, 25 июля – штабом дивизии, 26 июля – штабом флотилии, 27 июля – штабом Северного флота.

Даты проверок и иерархия проверяющих представляют для нашего исследования большой интерес. Руководящие документы ВМФ гласят, что разрешение на выход корабля в море дает командир дивизии на основании проверки его штабом. После доклада командира вышестоящему начальству готовность лодки может проверить штаб флотилии, затем – штаб флота и наконец – Главный штаб Военно-морского флота. Только такая давно апробированная последовательность исключает любое давление большезвездных адмиралов на офицеров и повышает их ответственность за принятые решения.

В случае с «Курском» все поставлено с ног на голову. Первыми 20 июля субмарину проверили офицеры Главного штаба ВМФ и сделали вывод о полной готовности корабля. А если уж самое высокое начальство после проверки не предъявило претензий, то все остальные проверки, вероятнее всего, носили формальный характер.

Во время проведения проверок личный состав занимался боевой подготовкой: 20 июля – учение по погрузке и выгрузке боезапаса, погрузке двух боевых торпед; 21 июля – отработка по борьбе за живучесть на учебно-тренировочном судне; 22 июля – сборы личного состава БЧ-4 под руководством флагманского специалиста флотилии; 24 июля – тренировка в учебном центре по выходу в торпедную атаку.

О каком ремонте в таких условиях идет речь? О чем думали командиры? И почему они не заглянули в Корабельный устав ВМФ?

12 августа с 11:30 до 13:30 «Курск» по плану учений должен был произвести два выстрела торпедами калибра 533 мм и 650 мм из аппаратов № 2 и № 4. Обычно торпеду загружают в торпедный аппарат за три часа до выстрела. Последовательность действий личного состава отсека должна быть следующей: до стрельб моряки 1-го отсека отсоединяют «толстушку» от прибора контроля окислителя и на подъемнике загружают в торпедный аппарат, где снова подключают к системе контроля окислителя.

Инструкций по эксплуатации и боевому применению торпеды 65–76 должно быть две: первая – заводская, вторая – флотская. Заводской инструкции на борту не обнаружено.

Специалисты Северного флота такую инструкцию не разрабатывали. Почему? Ответа на этот вопрос следствие не дало.

Для выталкивания торпеды любого типа из трубы торпедного аппарата необходим сжатый воздух, который подается из резервуара воздуха высокого давления (ВВД). Кроме выталкивания торпеды из торпедного аппарата в перекисно-водородных торпедах ВВД по системе трубопроводов поступает в торпеду и служит средством перемещения компонентов топлива внутри торпеды. В торпеде имеется пусковое устройство, своеобразный стартер, выражаясь автомобильным языком. Это устройство состоит из небольших резервуаров, из которых на первом этапе, сразу после выхода торпеды из торпедного аппарата, с помощью ВВД компоненты горючего поступают в камеру сгорания и лишь затем подаются из основных резервуаров. Чтобы исключить самопроизвольное возгорание окислителя, система трубопроводов подачи воздуха должна быть обезжирена и очищена от пыли и органических масел. Очевидно, трубопроводы очистке не подвергались.

Напомню, что перекисные торпеды экипажами «Курска» не использовались никогда. В материалах уголовного дела присутствует акт проверки и обезжиривания трубопроводов технического воздуха АПЛ «Курск» от 1 5 декабря 1 999 года, но подписи членов комиссии и командира подводной лодки поддельные.

В одном из сохранившихся вахтенных журналов, найденных при осмотре поднятого со дна «Курска», обнаружена запись Иванова-Павлова: «11 августа 2000 года 15 часов 50 минут. Произвели замер давления (роста) в резервуаре окислителя за 12 часов. Давление возросло до 1 кг/см. Произвели подбивку ВВД в воздушный резервуар до 200 кг/см».

Валерий Рязанцев пишет в своей книге:

«…Во-первых, эта информация относится к перекисной практической торпеде 65–76 ПВ. Во-вторых, состояние окислителя этой торпеды длительное время, с 3 по 11 августа 2000 года, было в норме и не вызывало у личного состава каких-либо опасений. В-третьих, в перекисной практической торпеде через неплотности воздушной магистрали имелись микропротечки воздуха высокого давления. Это не является аварийной ситуацией. В торпедах (боевых и практических) пополнение воздуха высокого давления является обычной технологической операцией. Как автомобилисты перед рейсом проверяют давление в колесах автомобиля, так торпедисты перед стрельбой проверяют давление ВВД в воздушном резервуаре торпеды. При необходимости воздух в торпеде пополняют.

Делается это просто. В горловину торпеды вставляется специальная колонка, открывается запирающий воздушный клапан, и через корабельную систему технического воздуха в торпеду нагнетается воздух до нужного давления. Эта технологическая операция проводится с разрешения командира подводной лодки. В обнаруженной вахтенной документации не зафиксировано разрешение командира АПЛ на пополнение ВВД. Не зафиксировано также и время открытия-закрытия запирающего воздушного клапана в торпеде 65–76 ПВ. Имеется запись только о том, что происходила такая работа, как набивка воздуха в воздушный резервуар торпеды до требуемого давления».

Запись в журнале произведена Ивановым-Павловым в тот момент, когда практическая торпеда должна была находиться на стеллаже. Следовательно, химические процессы, которые привели к первому взрыву, начались в торпеде после ее загрузки в торпедный аппарат № 4.

Каждая торпеда имеет несколько степеней защиты, но мы не будем касаться защиты боевых торпед. Наша «толстушка» имеет два предохранительных устройства для несанкционированного запуска двигателя. Запирающийся воздушный клапан, который может открываться на стеллаже, служит только для подкачки ВВД.

Следующая степень защиты – курковой воздушный кран. Предварительно предохранение снимается перед загрузкой торпеды в аппарат торпедистами БЧ-3, затем ВВД подается на курковой воздушный кран, а окончательно предохранение снимается механическим срабатыванием курка через специальный зацеп в момент выхода торпеды из торпедного аппарата. После этого ВВД подается в резервуары окислителя и горючего, вытесняя их в камеру сгорания.

Еще раз подчеркну: никаких данных о нештатных ситуациях на борту корабля в то время, когда практическая торпеда калибра 650 мм находилась на стеллаже, зафиксировано не было. Ни записи, ни показания приборов, снятые после подъема «Курска», не дают материала для построения такой версии. Перед катастрофой аппаратура комплексной системы управления техническими средствами «Сталь» функционировала в режиме нахождения АПЛ в перископном положении. В ограждении выдвижных устройств перископы и антенны были выдвинуты. АПЛ шла на перископной глубине со скоростью около 6 узлов (11 км/час). Это означает, что экипаж проводил поиск и коррекцию цели для торпедной атаки.

Эксперты, исследовавшие природу взрывов, смоделировали несколько вариантов, по которым могли развиваться события в торпедном аппарате № 4.

Утечка пероксида водорода происходила через микротрещины, которые были либо заводским браком, либо появились в результате неправильного хранения, либо образовались при загрузке торпеды. Не исключена утечка окислителя через резиновые прокладки, которые из-за длительной эксплуатации сверх срока годности потеряли свою эластичность. Таким образом, излишки пероксида водорода под давлением начали вытекать в трубу торпедного аппарата.

Наиболее вероятно, и здесь я разделяю позицию вице-адмирала Валерия Рязанцева, процесс начался именно в пусковом баллоне после помещения торпеды в торпедный аппарат. Пуск ВВД начался с загрузки торпеды в аппарат. В пусковом баллоне из-за необезжиренного воздуха началось бурное разложение перекиси водорода с выделением теплоты и быстрым нарастанием давления. Просроченный сигнализатор давления СТ-4, скорее всего, не сработал. Поэтому на командном пункте о возникновении нештатной ситуации в 1-м отсеке могли не знать. В противном случае опытный командир Геннадий Лячин немедленно отдал бы приказ на отстрел торпеды.

А может, он и отдал, но его не успели выполнить. Версия о том, что Лячин связывался со штабом Северного флота по поводу «проблемной» торпеды, была весьма популярной. Подогревала ее информация о поднятых на «Курске» выдвижных устройствах.

В Интернете на сайте Американского географического общества (American Geophysical Union) появилось следующее сообщение: «…it had radioed for permission to fire ordnance just before the first explosion»[54]54
  «…она (субмарина „Курск“) радировала запрос для получения разрешения отстрела торпеды как раз перед первым взрывом».


[Закрыть]. К сожалению, по непонятным причинам ответ на свои запросы в Американское географическое общество об источнике этих сведений я так и не получил. Если и был радиоперехват, то его могла осуществить Военно-морская разведка США (Office of Naval Intelligence).

Однако спецслужбы любого государства в переписку не вступают. Не скрою, я обладаю сведениями о том, что на Северном флоте подчистили документы еще до того, как правительственная комиссия Клебанова приступила к работе. Нужны подтверждения, которых пока нет. В любом случае, если такое произошло, то рано или поздно оно станет достоянием общества.

Сомневаюсь, что, получив доклад о проблемах в торпеде, Лячин стал бы связываться с командованием флота, он имел право произвести отстрел проблемной торпеды самостоятельно.

После изучения фрагментов злополучной торпеды на обтекателе ее головной части были обнаружены следы удара о внешнюю (наружную) крышку торпедного аппарата. Это означает, что катастрофа произошла в тот момент, когда крышка была закрыта, а открывается она непосредственно перед выстрелом. Наличие повреждения на головной части торпеды подтверждает мое предположение о том, что первый взрыв не нарушил герметичность корабля. Это объясняется тем, что при нахождении «Курска» на перископной глубине торпедные аппараты находились на глубине 16–20 метров, следовательно, кроме гидравлических сил, удерживающих внешнюю крышку торпедного аппарата в закрытом состоянии, на нее оказывала давление в 1,5–2 атмосферы вода. С учетом того, что люк межотсечной переборки между 1-м и 2-м отсеками был открыт, сила первого взрыва была направлена от носа к корме вдоль диаметральной плоскости корабля. Кроме того, повреждение головной части торпеды исключает версию о взрыве торпеды в момент стрельбы.

Никаких признаков тревоги или попыток противодействия развитию катастрофы при осмотре АПЛ зафиксировано не было. Все члены экипажа находились на своих местах, согласно боевому расписанию.

Фрагменты торпеды подняли со дна Баренцева моря, но металлические осколки пережили два взрыва и пожар, поэтому установить, в каком точно месте торпеда «слезилась», оказалось невозможно. Ученые не исключают, что струйка окислителя сначала вытекла на настил отсека и загорелась, а затем пламя обратным ходом перекинулось в торпедный аппарат, где и произошел взрыв.

При осмотре следователи обнаружили заднюю крышку торпедного аппарата, которую взрывной волной закинуло в чрево корабля. По проводу задней крышки торпедного аппарата Устинов в своей книге пишет:

«Аварийная, как считается, торпеда находилась в трубе аппарата в штатном режиме. То есть задняя крышка была задраена. Взрыв топливной смеси внутри аппарата выбил эту крышку, и она, словно ядро, пролетев расстояние в десяток метров, буквально вварилась в переборку между первым и вторым отсеками. Крышка эта стала своего рода роковой печатью, открыв тайну которой можно раскрыть и тайну гибели „Курска“. Но вся загадка заключается в том, что этого не должно было случиться!»

Да не так это было, господин генеральный прокурор! Кремальера на задней крышке торпедного аппарата была недовернута на два часа. Как можно писать книгу по предмету, с которым совершенно не знаком?

В беседах с Артуром Егиевым мы много раз обсуждали варианты развития событий. Их могло быть два. Торпедисты могли просто не докрутить в связи с тем, что началась неконтролируемая ситуация с вытеканием пероксида водорода. Но более вероятной представляется другая причина: моряки поняли, что с торпедой происходит что-то неладное, и решили визуально проверить ее состояние. Как только они начали отворачивать кремальеру, чуть ослабив жим крышки, огонь, сорвав ее, под огромным давлением вырвался из аппарата в 1-й отсек.

Вот как описывает первый взрыв Игорь Спасский:

«Протечки перекиси, попадая в кольцевой зазор (пространство между корпусом торпеды и корпусом торпедного аппарата), в основном концентрируются в этом районе в нижней части аппарата и могут вызывать возгорание смазки, капроновых направляющих дорожек и лакокрасочного покрытия торпеды. Естественно, при этом происходит повышение температуры с распространением ее в верхнюю часть кольцевого зазора. При исследовании поднятого со дна моря фрагмента верхней части корпуса торпеды, идентифицированного как фрагмент отсека перекиси водорода, на его внешней поверхности выявлены следы температурного воздействия величиной 450–500 градусов… При давлении в 22 атмосферы срабатывает предохранительный клапан, и продукты разложения перекиси (газожидкая фракция), в основном кислород, попадая в зону горения, усиливают данный процесс…

Корпус резервуара, имея хорошую пластичность материала, раздувается до очертаний внутренней поверхности торпедного аппарата (как показали исследования, отсек с окислителем был действительно раздут. – Б.К.), и при давлении около 140 атмосфер происходит разрушение переборок резервуара. Фрагменты разрушенной носовой переборки буквально выстреливаются в носовой отсек торпеды, разрушают хранилище керосина и 80-литровую воздушную емкость с давлением 200 атмосфер. Происходит очень эффективное смешение керосина, кислорода и воздуха (все эти компоненты представлены в достаточно больших количествах), причем все это протекает в герметичном объеме корпуса торпеды, что в итоге вызывает так называемый тепловой взрыв…