Текст книги "Мои питомцы и другие звери"

Автор книги: Борис Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Среди пауков есть и другие каннибалы. Это миметиды. Они вообще ничего, кроме пауков, в рот не берут, хотя используемые ими способы охоты позволяют добывать разную дичь. Миметиды не бродят в поисках добычи, не забираются на чужую паутину, а неподвижно висят над самой землей и, если под ними пробежит какой-нибудь паук, как коршун падают на него сверху. Правда, представители некоторых видов тропических миметид, подражая портии, охотятся на чужих паутинах, но не возводят никаких вспомогательных сооружений, не пристраивают к чужой паутине свою, а просто забираются на край чьей-нибудь сети и начинают дергать за паутинки, вызывая их вибрацию, изо всех сил стараясь подманить хозяина.

Известны и другие пауки-бродяги, охотящиеся в одиночку. Они регулярно забираются на чужую паутину, но не для того, чтобы съесть хозяина. Они ограничиваются тем, что воруют запутавшихся в чужих сетях насекомых, в крайнем случае съедают яйца, отложенные хозяйкой сети.

Есть среди пауков и настоящие воришки. Они не охотятся и не утруждают себя приготовлением пищи. Нужно сказать, что никто из пауков «сырого мяса» не ест. Они из пойманной добычи «варят» обед: впрыскивают внутрь жертвы пищеварительные соки, а затем высасывают готовый наваристый «бульон». Так поступают все пауки, кроме воришек – крохотных аргиродин, обычно живущих по соседству с домом крупного паука аргиопы дольчатой. Воришки стряпней не занимаются. Когда соседу удастся добыть какую-нибудь дичину, воришки поспешно ползут по его паутине к тому месту, где сосед собирается перекусить, и, присосавшись к уже приготовленному обеду, принимают в нем участие. Аргиродины такие маленькие, так осторожно они умеют передвигаться по чужой паутине, не вызывая ее вибрации, что остаются незамеченными и спокойно насыщаются за чужой счет.

Воришки – это приспособленцы. Каннибализмом они не отличаются. Другое дело – портии. Они самые искусные охотники на пауков и убежденные каннибалы. Как видите, в семье пауков, действительно, не без урода.

БРАЧНАЯ ПОРА КАРАКУРТА

Весной в среднеазиатских степях из коконов вылупляются юные каракуртики. Забравшись на подходящую травинку, они всей дружной компанией подсыхают, дозревают, накапливая силенку, и в один прекрасный день в поисках своей судьбы разлетаются по белу свету на паутинных дельтапланах. В конце концов, выбрав подходящее местечко, паучки обустраиваются, обзаводятся жильем, плетут сети и приступают к охоте, рассчитывая главным образом на вездесущих муравьев.

Пауки растут быстро, многократно линяют и к тому времени, когда в пустыне настает летняя жара, достигают половой зрелости. В зной оставаться на занятых весной усадьбах самки уже не могут. Там становится слишком жарко, и каракуртихи теперь уже пешком – паутинный дельтаплан не поднимет тяжелых паучих – отправляются на поиски тенистых участков под сенью кустарников, в глубоких рытвинах и оврагах. Там они возводят новые дома и плетут новые сети.

Вслед за самками снимаются с насиженных мест и самцы. Им тоже жарко, но сильнее жары гонят в путь мечты о прекрасных дамах. Самцы значительно меньше самок, но одеты наряднее паучих. Их значительно больше, чем дам, и поэтому они спешат, опасаясь остаться холостяками.

Брачные церемонии пауков необычны. С подобными способами размножения можно встретиться, пожалуй, лишь в произведениях писателей-фантастов. У большинства пауков настоящего спаривания не происходит. Осуществить его не представляется возможным, так как половое отверстие самки расположено в неподходящем месте – на нижней стороне ее тела у основания брюшка, то есть на практически недоступном участке тела. Только сенокосцы с необычайно большим совокупительным органом способны осуществить половой акт. То, что происходит у остальных пауков, больше всего напоминает процедуру искусственного осеменения крупного рогатого скота, широко применяемую в животноводстве. Судите сами. Настоящих наружных половых органов у самцов, как правило, не бывает. Их заменяют ногощупальца, или педипальпы, выполняющие роль шприца, с помощью которого сперма вводится в половые пути самки. На концах пары педипальп у взрослых пауков образуются крохотные вздутия со спиральным каналом внутри. Каждое вздутие заканчивается тонким носиком-иглой, так называемым эмболюсом. На конце этой иглы находится отверстие – вход в сперматоносный канал.

Прежде чем начать ухаживать за самкой, жених заполняет спермой шприц на обоих педипальпах. Чаще всего это делается загодя, вскоре после последней линьки, но иногда может произойти и позже, уже после встречи с самкой. У каракуртов, как и у других пауков, эта процедура начинается с приведения себя в порядок. Любая крохотная пылинка способна закупорить канал семяприемника и превратит жениха в евнуха, неспособного стать отцом.

Тщательно очистив лапки, каракурт сплетает между третьей парой ног крохотную паутинную решетку. Затем он выпускает из полового отверстия капельку спермы и подхватывает ее верхней перекладиной решетки, а потом подносит эту капельку то к одному, то к другому вздутию педипальп и держит ее в таком положении несколько минут. Требуется около часа, чтобы вся сперма оказалась в шприцах. Пока неизвестно, есть ли у каракурта засасывающее устройство или сперма попадает в шприц благодаря способности жидкости подниматься по капиллярам. Скорее, действует последнее, уж слишком длителен этот процесс.

Заправивши шприц спермой, женихи отправляются свататься. Найти невесту не составляет для самцов большого труда. Они ведут активный поиск, и в результате в сетях самки может оказаться несколько женихов. Иногда их собирается целая дюжина. При таком количестве претендентов на одну паучиху миром дело обычно не кончается. Между женихами постоянно возникают турниры, правда, чисто спортивные. Они просто пинают друг друга ногами. Ни яд, ни челюсти в битве не применяют. Причина подобного поведения в том, что соперники борются не за обладание самкой, оно практически им обеспечено, а за очередность спаривания с ней.

Иерархическая соподчиненность устанавливается между самцами быстро: паукам нужно спешить. На размножение им отпущено не так уж много времени. Наконец наиболее активному самцу удается разогнать ораву соперников и оттеснить их на край сети невесты. Теперь жених-победитель преображается. Резких движений он больше не делает. Наоборот, все его внимание сосредоточено на самке. Он старается не сделать ничего такого, что может вызвать ее нападение: ведь она значительно крупнее и сильнее. Поэтому жених подходит к ней медленно, осторожно, беспрерывно делая реверансы, и особым образом сотрясает паутину. Приблизившись вплотную, он осторожно дотрагивается до невесты передними ногами, а она тает от избытка нежных чувств и, покорно сложив лапки, замирает.

Так ведут себя паучихи, когда претендентов много. Но поведение ее изменится, если самка выбрала для жилья такое место, куда женихи не догадались заглянуть, а она измучилась в ожидании их появления. Тогда, почувствовав присутствие в своих владениях самца, она не мешкая складывает лапки, а жених, естественно, не считает необходимым тратить время на реверансы и деликатность. Убедившись в покорности паучихи, самец начинает суетиться. Он бегает вокруг неподвижной невесты, обкусывает вокруг нее паутинные нити, обвивает ее своими тоненькими паутинками, снует во всех направлениях, но не забывает, если это потребуется, припугнуть появившихся конкурентов. Подготовительное ухаживание длится долго – полчаса-час, а иногда затягивается до пяти часов. Даже любовники из числа гомо сапиенс не тратят на своих возлюбленных столько времени! Только убедившись, что все приготовления выполнены полностью, жених приступает к самому главному – к осеменению своей избранницы. Женой ее назвать как-то не хочется! Самец расправляет свой эмболюс, вводит его в половую щель паучихи и заполняет спермой сначала один ее семяприемник, а затем другой.

Эмболюс прокладывает путь в сложном лабиринте половых путей самки. Поэтому он имеет спиралеобразную форму. Сперма может попасть по назначению лишь в том случае, если он доберется до спермоприемника. Вытащить эмболюс обратно самец не может, и он обламывается. В сломанный шприц паук не может ни набрать сперму, ни ввести ее в самку, поэтому у представительниц многих видов пауков бытует обычай завершать свадебный обряд роскошным обедом, съев собственного жениха, как только он выполнит свои мужские обязанности.

Каракуртихи почему-то поступают иначе: они просто убивают супруга. Почувствовав, что он обломил свой эмболюс и теперь может уползти, она легко разрывает паутинные нити, которыми ее опутал жених, затем, схватив супруга лапами, подтягивает к себе и начинает кусать, пока не превратит его в котлету, и только после этого окончательно теряет к нему интерес. Коварная паучиха, убив своего супруга, становится вдовой, но не хранит ему верность. А женихи, обойденные соперником, только этого и ждут. Как только самка начинает двигаться по своей паутине, претенденты оживляются и приступают к новому раунду борьбы за даму, пока кто-нибудь из них не возьмет верх над остальными и не отправится, расшаркиваясь, делать предложение владелице паутины.

Иногда бывает, что каракуртиха проявляет милосердие и дарует супругу жизнь. В благодарность он повторяет процедуру искусственного осеменения, вводит в ее половые пути второй эмболюс, полностью отдавая паучихе все свои запасы спермы. Интересно, что, если добрая самка и на этот раз дарует ему жизнь, супруг-импотент останется возле жены и возобновит бессмысленные ухаживания, пока не погибнет от истощения или не будет изгнан конкурентами.

Бывают и другие варианты. Некоторых мужей умные паучихи уничтожают сразу же после использования второй педипальпы или чуть позже, когда он ей просто надоест. Бывает, что очень энергичный импотент своими беспрерывными ухаживаниями мешает самке ловить дичь и утолять голод. Тогда, нагуляв аппетит, она его съедает.

ЛЕБЕДКА В ДОМЕ ПАУКА КРЕСТОВИКА

Большинство пауков ловят добычу сетью – своей изумительной паутиной. Эти восьмилапые создания изобрели несколько десятков конструкций паутинных ловушек, но чаще всего нам на глаза попадаются простые по конструкции колесовидные сети. Это неслучайно. Именно такая сеть наиболее надежна и обеспечивает хищникам сытую жизнь. Недаром пауки, использующие паутину колесовидной конструкции, наиболее многочисленны и расселились по всем материкам Земли. Колесообразную сеть использует и наш давний знакомец – паук крестовик, частенько вселяющийся в наши квартиры, вызывая правдивый гнев чистоплотных хозяек.

Колесовидная сеть названа так за сходство с велосипедным колесом. Ее основу образуют сухие паутинки, радикально расходящиеся от центра, наподобие спиц колеса. К ним крепится длинная паутинная нить, уложенная плотной спиралью. Ее задача остановить летящее или ползущее насекомое и удержать его хотя бы на то время, какое нужно хозяину сети, чтобы добежать до добычи и, укусив ее, парализовать. При этом паутина должна не рваться, а растягиваться, не создавая для насекомого надежной опоры и гася энергию его отчаянного сопротивления. Растянувшиеся нити, восстанавливая свой первоначальный размер, должны сократиться не очень быстро, иначе паутина просто отбросит жертву, как подбрасывает акробатов батут – сетка, натягиваемая для их прыжков.

Преимущество колесовидной паутины над всеми другими ловушками состоит в простоте изготовления, позволяющей быстро сооружать их и развешивать практически в любом месте. Чтобы укрепить нити каркаса, вполне достаточно иметь три-четыре точки опоры. Поэтому пауки развешивают эти сети где попало, и они, доступные всем ветрам и дождю, должны выдерживать эти погодные условия.

Чтобы колесовидная сеть выполняла свою задачу, не рвалась на ветру и выдерживала удары дождевых капель и тяжесть добычи, простота ее конструкции должна компенсироваться степенью растяжения паутинных нитей. Действительно, их свойства совершенно необычны. Ловчие нити паутины крестовика можно так растянуть, что их длина увеличится в четыре раза и при этом они не потеряют способности сократиться до первоначального размера. Для сравнения отметим, что лучшие сорта резины можно растянуть лишь в три раза. Эластичность паутинных нитей создается благодаря их особой конструкции.

Каждая нить ловчей спирали в момент ее приготовления в паутинной железе крестовика состоит из двух сердцевидных волокон, одетых в общую оболочку из вязкой жидкости. В воздушной среде вязкая оболочка быстро впитывает атмосферную влагу, разжижается и собирается в крохотные капельки, как бусинки, нанизанные на сердцевидные волокна. Эти капельки действуют как микроскопические лебедки, в которых роль троса выполняет сердцевидное волокно, а роль барабана, на который у лебедки наматывается трос, – капельки вязкой жидкости.

С помощью сильной лупы можно увидеть, что внутри каждой капельки находится петельками уложенная сердцевидная нить. Если потянуть за паутинку, она не растягивается, а просто вытягивается из капельки, и только когда будет вытянута вся и ее длина увеличится в три раза, дальнейшие усилия заставят растягиваться и саму нить. Когда натяжение прекратится, нить благодаря силам поверхностного натяжения вязкой жидкости, из которой состоят капельки, втягивается обратно в бусинку, не требуя от паука никаких специальных усилий. Тысячи микроскопических лебедочек поддерживают сеть в натянутом состоянии. Вот какая удивительная паутинная нить у нашего крестовика!

НЕМНОГО ОБ ИСПОЛИНАХ

УЛЫБЧИВЫЙ КИТ

Наша родина – величайшая морская держава. Большая часть ее границ проходит по берегам океанов, но эти берега находятся в такой климатической зоне и так плохо обустроены, что большинству россиян не пришлось там бывать, океана они и в глаза не видели и с его обитателями практически не знакомы. Ну кому из нас случалось любоваться живым китом или большой акулой? Первого настоящего кита мне посчастливилось увидеть прямо на берегу. Дело было в Крыму, в тенистой аллее Карадагской биостанции. Я давно мечтал познакомиться с побережьем Карадага и поэтому, приехав на биостанцию, бросил вещи в отведенной мне комнате и поспешил к морю.

Первым, кого я увидел, спускаясь по извилистой аллее крохотного парка, был юноша, поднимающийся мне навстречу. Он шел, широко шагая, и держал кита на вытянутых руках, как носят младенцев молодые неопытные отцы. А кит смотрел на меня маленькими подслеповатыми глазками и с каждым шагом юноши вздрагивал. Это был самый настоящий живой кит, но только кит-малютка. Он не был детенышем.

Длина новорожденных китят обычно измеряется метрами, а вес – центнерами или тоннами. В руках у парня был представитель самых маленьких китообразных – дельфин азовка, или, как его называют зоологи, обыкновенная морская свинья. Киты-малютки распространены очень широко. Они не боятся холода и заселяют прибрежные зоны Европы, Азии и Америки, от Баренцева моря на севере до Атлантики на юге, регулярно появляясь во внутренних морях: Черном, Белом, Балтийском.

В Черном море азовок много, но это не те дельфины, которыми мы любуемся с борта теплохода. Они не умеют выпрыгивать из воды и, хотя часто поднимаются к поверхности, чтобы обновить запасы воздуха, не высовывают голову из воды, поэтому заметить их стайку очень трудно.

Встреча с представителем другого вида китов произошла у меня в воде. В то лето я жил в палатке на берегу моря в зоне Севастопольской военно-морской базы и занимался наблюдениями за жизнью морских обитателей. Этот район полностью закрыт для посещения посторонними, поэтому условия жизни обитателей моря были здесь нарушены меньше, чем там, где летом с утра до ночи плещутся в воде толпы отдыхающих. Ежедневно во второй половине дня, надев ласты и маску для подводного плавания, я уплывал в море на три – шесть часов. Обычно я брал с собой и ружье, чтобы подстрелить парочку рыб и не тратить попусту время на хождение в Севастополь за продуктами.

Летом вода в Черном море хорошо прогревается, но, подолгу затаиваясь в зарослях подводных растений или неподвижно зависая у поверхности в тени скал, я обычно так замерзал, что уже не в состоянии был выбраться на скалы, чтобы погреться на солнце. Приходилось сначала отогревать руки, высунув их из воды и положив на горячие камни, пока сила мышц полностью не восстанавливалась. Зато на обратном пути, проголодавшийся и усталый, я так спешил, стараясь вернуться засветло, что уже через 10–15 минут мне становилось жарко, и я с опаской оглядывался назад, проверяя, не закипает ли вода от соприкосновения с моим телом.

Днем, освещенное лучами южного солнца, море прекрасно. Взору пловца открывается красочный подводный мир, и нет сил оторваться от него. Но как только диск солнца коснется у горизонта воды, в ее глубинах становится неуютно и мрачно. Сначала блекнут, а потом и совсем исчезают краски, все тускнеет, контуры даже крупных предметов начинают расплываться и вскоре исчезают в серой, с каждой минутой темнеющей воде. В Черном море мало крупных животных и нет ни одного опасного для человека, и все же в сумерках я чувствую себя в воде неуверенно.

В эти часы встречи с морскими обитателями редки, мимолетны и скорее способны напугать, чем обрадовать пловца. Однажды в начинающей сереть глубине я заметил какое-то крупное, быстро плывущее животное. Я тотчас нырнул, чтобы выяснить, кто это. Когда я оказался на глубине пяти-шести метров, таинственное существо бросилось мне навстречу. Оно было чуть ли не с меня ростом, серовато-черным и как-то странно вихлялось из стороны в сторону. Хоть таинственный зверь почти налетел на меня, но в сгустившихся сумерках рассмотреть его не удалось. Я смутно увидел лишь кургузое туловище без головы, неясные очертания широко раскинутых «рук» и усиленно работающие лягушачьи лапы. В последнюю минуту, почти наскочив на меня, удивительное создание, вдруг резко изменив направление, стрелой понеслось к поверхности и исчезло. Ошарашенный и изрядно напуганный, я вынырнул на поверхность, но в первое мгновение и здесь никого не увидел. Лишь секундой позже я заметил баклана, низко летящего над водой. Так вот кто меня напугал! В воде все предметы кажутся человеку значительно крупнее, чем на самом деле, и ночью в море нетрудно из мухи сделать даже слона!

Однажды я задержался в воде особенно долго и поэтому очень спешил. На мое счастье подул сильный ветер и поднял большую волну. В такую погоду вылезти на скалистый берег невозможно: набегающие волны будут бить пловца о камни, и спасения от них нет. Выбраться на берег я мог только в одном-единственном месте, поднырнув под камни, длинным извилистым коридором подводной пещеры, заканчивающимся крохотным озерцом, отгороженным от моря высокими скалами. Однако дело осложнялось тем, что небо затянуло тучами и стало так темно, что не было никакой возможности рассмотреть береговые скалы. Я вынужден был плыть далеко от береговой полосы, откуда были видны очертания горных вершин, надеясь с помощью этих ориентиров отыскать вход в свою пещеру, и в воду почти не смотрел, в ней уже давно ничего не было видно. Вдруг мимо меня пронеслась небольшая подводная лодка. Я невольно отпрянул в сторону, опасаясь, что течением меня затянет под ее гребной винт, и только когда лодка, развернувшись, стала возвращаться, я понял, что встретил дельфина. Это был дельфин афалина – самый крупный представитель китообразных в Черном море.

Всю остальную часть пути он кружил вокруг меня, проплывая достаточно близко, но так, что я не мог до него дотронуться. Только когда мы приблизились к скалам и оказались в зоне прибоя, где вода была белесой от взбитой пены, а волны стали особенно высокими и крутыми, мой спутник отстал.

После этого случая, возвращаясь домой, я специально делал крюк в надежде встретить своего дельфина и всегда находил его на том же месте. Я старался возвращаться пораньше, чтобы засветло пообщаться с интересным знакомцем. Издалека заметив меня, дельфин устремлялся навстречу, и первое, что я видел, была его улыбающаяся морда. Не удивляйтесь! Хотя голова дельфина как бы отлита из плотной резины и ни один мускул не может изменить выражения его «лица», на нем появлялась легкая улыбка, которую не способны испортить даже 70 пар крупных зубов.

Чтобы закрепить намечавшуюся дружбу, я приносил дельфину несколько рыбешек. Он охотно брал мое подношение, но не спешил отправить его в желудок. Обычно некоторое время он играл рыбешкой; а когда наконец проглатывал ее, было видно, что делал он это лишь для того, чтобы доставить мне удовольствие.

С каждой встречей дельфин становился все доверчивее. На пятый или шестой день он стал около меня останавливаться и позволял себя погладить. Мои движения его пугали, но прикосновение к коже нравилось. Однажды я ухватился за его спинной плавник в надежде покататься на нем, но дельфин легко стряхнул меня со спины, однако никуда не уплыл, хотя и держался настороженно. К сожалению, срок моего пребывания в Крыму подошел к концу. На прощание я подарил своему другу крупную кефаль. Он съел ее с удовольствием и, словно предчувствуя разлуку, проводил меня почти до самых скал.

Я из года в год возвращался в те места, подолгу плавал и иногда встречал дельфинов, но моего друга среди них не было. Новые интересные встречи с этими симпатичными животными произошли у меня в совершенно другой обстановке. В то время во Вьетнаме еще гремела война – последний акт многолетней драмы. Сначала французы сделали эту страну своей колонией. Во время Второй мировой войны ее захватили японцы, а когда оккупантов выгнали из страны, Франция попыталась вернуть свою бывшую колонию. Из этого у нее ничего не вышло, но Вьетнаму потребовалось одиннадцать лет, чтобы победить французов. Им на смену пришли американцы, всей своей мощью обрушившись на маленькую страну. Тяжелейшая война затянулась на многие годы. Но, несмотря на американские линкоры и авианосцы, танки и самолеты, вьетнамцы стойко держались и выигрывали одно сражение за другим.

С американскими кораблями, которые вошли в Тонкинский залив и блокировали вьетнамское побережье, не позволяя миролюбивым странам помогать Вьетнаму ни продовольствием, ни медикаментами, ни тем более оружием, успешно боролись вьетнамские пловцы. В темные, безлунные ночи они вплавь добирались до стоящих в море кораблей, ставили на их борта мины и уплывали к своим. Ночью плывущего в море человека обнаружить невозможно, и американский флот нес серьезные потери. Командование США долго не могло найти средств борьбы, но в конце концов создало эффективное биологическое оружие: на военную службу «призвали» дельфинов афалин и научили их уничтожать пловцов.

В те годы американский ученый Дж. Лилли много писал и рассказывал о дельфинах, выступая по телевидению. Он утверждал, что они почти так же умны, как люди, и обещал научить афалин говорить по-английски. Видимо, военные поверили этим вымыслам и организовали центр по изучению дельфинов, подумывая об их использовании на войне.

Дельфины легко приручаются. Хорошо обученную афалину можно смело выпустить в море в полной уверенности, что она вернется на базу, где остались ее сородичи, где привыкла получать пищу и где люди проводили с ней веселые занятия. Американцы сначала обучали дельфинов искать затонувшие предметы, например неразорвавшиеся во время предыдущей войны мины и снаряды, а затем поднимать их на поверхность.

Поисковые работы давались дельфинам легко, а если найденный предмет был не слишком тяжел и имел трос, кольцо или еще что-нибудь, за что его можно подцепить носом, то им не составляло труда вынести его на поверхность. Когда над американцами во Вьетнаме нависла реальная угроза поражения, военные решили научить дельфинов находить в море людей и уничтожать их. Поиск пловцов оказался для дельфинов посильной задачей. Развивая большую скорость, животные с помощью гидроэхолокатора успевали за ночь обшарить большие участки акватории залива.

Труднее было заставить дельфинов нападать на людей. Эти животные не агрессивны и обычно вреда людям не причиняют. Американским воякам пришлось пойти на хитрость. Они не стали тратить время на то, чтобы сделать своих подопечных жестокими, а обучили их, обнаружив в воде человека, быстро проплывать мимо, на ходу нежно касаясь своим боком человеческого тела. Такие прикосновения приятны дельфинам и не представляют никакой угрозы для людей. Однако, когда шестерых дельфинов перевезли в Тонкинский залив и стали выпускать в море для выполнения боевых заданий, к их спинному плавнику крепили косой треугольный острозаточенный нож. Ласкаясь к обнаруженному в море пловцу, дельфин наносил ему ужасные раны, и если человек не умирал сразу, то не мог плыть и тонул или погибал от потери крови. Биологическое оружие американцев – всего шесть дельфинов – сделало партизанскую войну в Тонкинском заливе невозможной.

Дельфины действительно могут стать надежными морскими спасателями, такими же, как сенбернары, оказывающие помощь людям, заблудившимся в заснеженных горах. Дельфинам не страшны ураганы и бури, они способны помочь людям, когда на воду невозможно спустить ни шлюпку, ни катер. Поэтому и в нашей стране создали дельфинариум. Построили на берегу огромный крытый, отапливаемый зимой бассейн, в котором ничто не мешало проведению исследований, а в бухте, защищенной от морской волны, создали десятки открытых вольеров, которые тоже заселили дельфинами. Вот здесь я и общался с ними.

Эти животные удивительно милые существа. Они быстро приручаются и легко поддаются дрессировке, конечно, если тренер профессионал. Только что пойманные взрослые животные, даже в момент их отлова, не нападают на людей, но и не проявляют желания вступать с ними в контакт. Помещенный в просторный вольер, дельфин может прожить там много месяцев, но не станет более доверчивым к людям. Он продолжает относиться с опаской ко всему, что исходит от человека, и нередко соглашается брать корм, только поголодав несколько недель или месяцев. Для здоровья животных голодовки не опасны, ведь их тело примерно наполовину состоит из жира, и за счет этих запасов животное может прожить без еды до полугода.

Даже привыкнув к ежедневным кормежкам, многие дельфины не берут рыбу из рук человека и никогда не подплывают к краю своего вольера ближе чем на 1,5–2 метра. Такой «дикий» дельфин не поднимет со дна аппетитную рыбешку, даже если она лежит слишком близко от его сетчатой стенки. Все предметы, которые тренеры бросают в вольер, чтобы дельфины могли с ними поиграть, у «дикарей» вызывают панический страх. Они плавают так, чтобы ни в коем случае не коснуться незнакомого предмета. Так же тщательно они будут избегать контактов с брошенным в их вольер пучком морской травы. Казалось бы, уж водорослей, с которыми дельфины постоянно сталкивались в море, им бояться не стоит. Это так, но раз этого пучка еще вчера здесь не было, а сегодня он вдруг откуда-то появился, то благоразумнее проявить осторожность. И умные животные охотно придерживаются этого правила.

Есть простой и надежный способ заслужить доверие трудновоспитуемого ученика. Для этого его сажают в крохотный бассейн, где и повернуться негде и нельзя уклониться от соприкосновения с плавающими на поверхности предметами. Чтобы ускорить приручение, к дельфину в бассейн ежедневно спускается тренер, плавает рядом, гладит его, дотрагивается до носа и плавников ученика. Умное животное очень скоро убеждается, что ни человек, ни приносимые им игрушки не причиняют ему никакого вреда, и перестает их бояться. Доверие к человеку постепенно перерастает в дружбу. Теперь дельфина можно снова вернуть в просторный бассейн, и он с нетерпением будет ждать ежедневных посещений своего тренера, возможности пообщаться с ним, поиграть, овладеть каким-нибудь трюком.

С прирученным дельфином подружиться легко. Правда, если незнакомый человек заберется в вольер, животное вначале отнесется к нему с некоторым недоверием. Но чем больше у дельфина появляется знакомых, тем легче он завязывает контакт с новым для себя человеком.

Когда я впервые попал в дельфинариум, все его постоянные обитатели давно уже перестали бояться людей. Условия жизни были вполне удовлетворительными: они даже стали понемножку размножаться. Малыши, родившиеся в неволе, были особенно доверчивы, ведь знакомство с людьми началось у них с самого рождения, да и родители не учили их сторониться человека. Самой старшей из молодняка была красавица Ника. По своим размерам она уже догнала взрослых, но, не утратив детской игривости, старалась пообщаться с каждым человеком, появившимся возле вольера, и очень огорчалась, когда ее оставляли одну. Благодаря постоянным контактам с людьми она приобрела много навыков, научилась множеству трюков и всегда была готова освоить новые.

Ника была всеобщей любимицей. Сотрудники дельфинариума в течение рабочего дня хотя бы разок обязательно к ней заглядывали, чтобы пообщаться. Всех высокопоставленных посетителей, а летом они появлялись ежедневно, непременно знакомили с Никой, и она относилась к этому одобрительно.

Я не избег общей участи и был просто влюблен в эту юную хвостатую леди. Утром, придя на работу, делал изрядный крюк, чтобы поздороваться с Никой, проводил у ее вольера весь обеденный перерыв, да и после работы частенько оставался в ее обществе достаточно долго. Мне доставляло удовольствие научить ее чему-нибудь новенькому, и мы с ней так сработались, что могли бы выступать в цирке, и успех, я уверен, был бы нам обеспечен. Один из освоенных нами трюков пользовался у зрителей особым успехом. Он назывался «По секрету». Перед тем как продемонстрировать его зрителям, я объяснял им, что освоил язык дельфинов, а Нику научил понимать человеческую речь. Затем, наклонившись к воде, я говорил ей шепотом: «Скажи мне по секрету, не бойся, я никому не проговорюсь…» А дальше задавал громко какой-нибудь из этих вопросов: «Кто тебе больше всех нравится?», «С кем ты хотела бы поиграть?», «От кого хочешь получить рыбку?», «Кому сказать, чтобы он тебя погладил?».

В ответ на мой вопрос Ника высовывалась из воды, дотягивалась до моего уха и с полминуты тихонечко поскрипывала. Я делал вид, что внимательно слушаю, но не понимаю, что она мне говорит, и просил: «Ника, ты слишком тихо говоришь. Повтори, я не расслышал!» Ей приходилось еще два-три раза повторять свой ответ, но я всякий раз объяснял, что так и не понял ее, делал вид, что сержусь, и требовал, чтобы она ответила четко, по слогам. Тогда из пасти дельфина вырывался громкий скрежет, щелчки и пронзительный свист. Я хватался за голову и с укоризной ее отчитывал: «Зачем же ты кричишь на всю бухту? Теперь все узнали, что тебе понравился вон тот молодой человек в светло-сером костюме». На людей, впервые увидевших дельфинов, эта сценка производила незабываемое впечатление.