Текст книги "Позвони мне (СИ)"

Автор книги: Борис Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

  В телефонной трубке отчётливо слышалось, что у Создателя работает параллельная мобильная связь. Складывалось впечатление, будто Он разговаривает ещё с другим абонентом, по какому-то специальному каналу. Разборчиво прозвучало, как небесный Отец сделал строгие распоряжения, перевёл дыхание и не допускающим возражения тоном объявил красному командиру Свой верховный вердикт:

  – Имей в виду, что царь Николай никакой не наш, но только и исключительно ваш венценосный государь, не следует беспечно швыряться своими кумирами. И в расход, хорошенько запомни, мы никогда никого не пускаем. Вы с подобными нежностями и без нас успешно справляетесь, кого угодно этой страсти обучите. И вот тебе Моё твердое решение – встречу организую сегодня же, без всяких ненужных отсрочек. Вечером, как только начнёт смеркаться, к вам в Разлив обыкновенным манером прибудет на ужин великий князь Николай Второй, из дома Романовых. Вы уж примите его со всей подобающей щедростью, проявите любовь и радушие. Как знать, быть может, и он когда-нибудь отблагодарит тебя своим тёплым участием. А чтобы дружеская встреча удалась с полным блеском, пришлю за компанию с ним отчаянного народовольца, студента Ульянова Сашу. Того самого, что пакетик взрывной мастерил для метания в царя Александра Освободителя, то есть в драгоценного батюшку последнего императора. Им давненько пора бы уж повстречаться, объясниться друг с дружкой, обменяться взаимным прощением. Нескучным, полагаю, сложится нынешний вечер в Разливе. Рассчитываю, что, по вашим правилам, ещё и магарыч выставишь Мне за такое редчайшее удовольствие.

  Ещё больше разволновался Василий Иванович, ещё жарче взопрела спина, как сабля в ножнах забряцали зубы. Проще было вообразить себя порубанным шашкой в бою, нежели представить эту дикую встречу с чёрт-те как воскресшими персонажами. Каким фасоном, с какими почестями следует принимать да ещё и беседовать с убиенным царем плюс с удавленным братом вождя мирового пролетариата, комдив не понимал, просто упирался башкой, словно в задницу сивого мерина.

  Познакомиться с Александром Ульяновым перспектива, некоторым образом, заманчивая, ведь это же родная кровинушка товарища Ленина. Но тогда злополучный ужин принимает откровенно политическое оформление и не может, просто не имеет права состояться без партийных приветствий товарища Фурманова. В противном случае, всё будет выглядеть как прямое посягательство на его непосредственные комиссарские полномочия. И опять упираешься в задницу – ведь ни под каким видом нельзя посвящать комиссара в свои тайные связи с Создателем. Стуканет громче дятла, засранец, в штабе армии, контрразведка мигом подключится, сплетни потянутся, вся жизнь пойдет под откос.

  – Не переживай, Василий, с такими гостями не бывает много хлопот, – подоспел на подмогу Создатель. – Это всё господа образованные, при хороших манерах, они сами придумают, как и о чём говорить, празднословить не станут и покинут вас в самый подходящий момент. Между прочим, Я и не подозревал, что в связях с Создателем есть что-то постыдное, требующее особой секретности. Если не со Мной, то с кем же тогда можно дружить и общаться с открытой душой? Неужели твои комиссары вернее, надежней Того, Кто сотворил целый мир и снисходительно наблюдает все ваши шалости? Как всегда, обижаешь Меня, Василий. Впрочем, не привыкать, Я не в претензиях, люди редко умеют платить благодарностью. Сын Мой частенько вспоминает про вас, иногда и с любовью. Плохо ведь не то, что безвинно распяли Христа на Голгофском ристалище, плохо, что славу Его продолжаете пинать и доныне. Однако прощаться пора, как всегда масса дел неотложных. Не скучай без Меня, не робей, нет-нет да и позванивай.

  Никогда ещё беседа с Всевышним не оканчивалась для комдива так безнадёжно недосказано, с таким набором безответных вопросов. Что это за идиотская затея такая – душевно отужинать с давно убиенными персонажами? Здесь или проверка на пролетарскую прочность, или простое глумление, скорее всего, по причине тупой безнаказанности. В любом случае, затеянный Создателем вечерний шабаш с благополучно отошедшими в мир иной фигурантами никак не вписывался в принятые нормы уважительных товарищеских отношений.

  Оставшись один на один с весёлой перспективой провести сумасбродный вечер в окружении воскресшего царя и ожившего бомбометателя, Василий Иванович порядком взгрустнул. Тоже ведь какая-то несусветная дикость, кому нужны эти дурацкие встречи, когда события давно уже позади и всё одно ничего изменить невозможно. Между тем отступать было некуда. Создатель своих решений никогда не меняет и в этой части надеяться на чудо не приходится. Гости обязательно явятся, и что в результате должно получиться, Чапаев, при всей своей многоопытности, не понимал, не мог свести воедино. Всё вместе не добавляло ни задора, ни оптимизма.

  «Дёрнул же меня чёрт ввязаться в эту идиотскую канитель с Петькиным трофейным кольцом, – опять огорчённо принялся сокрушаться комдив, – уж лучше бы я не прикасался к нему и ничего не знал о его царственном происхождении. И опять эта сволочь, Кашкет, с него начались неприятности, отправлю скотину в окопы, глядишь, под пулями хоть немного ума наберётся. Не сообщи он про подвиги ординарца, не было бы никаких содранных с убиенной царевны перстней и дурацкой встречи с давно отошедшими в мир иной господами тоже ведь не предстояло бы».

  Чапай с раздражением посмотрел на мизинец и, к великому удивлению своему, кольца на пальце не обнаружил. Василий Иванович даже замотал головой, как свирепеющий бык или как будто одолел полкружки матёрого самогона. Он жутковато огляделся кругом, перешарил глазами песок вблизи ольховой коряги, но и там не обнаружил пропажи. Хотя голову мог дать на отсечение, что буквально секунду назад перстенёк блистал на его мизинце.

  «Этого мне только недоставало», – справедливым негодованием начал заводиться комдив. Звериное чутьё безошибочно определило, чьим неусыпным радением состряпано это паскудное дело. Ко всем предстоящим вечером напастям не хватало ещё и скандала с ближайшим помощником. Он тут же решительно полез в карман галифе за мобильником. И надо же такому случиться, телефон на опережение, как бы в насмешку, нагло заиграл ненавистный уже «Интернационал».

  – У аппарата, весь во внимании, Отче наш, – как ни в чём не бывало бойко отрапортовал Чапай и насторожился в ожидании очередного подвоха. По такому раскладу смешно было рассчитывать на что-нибудь благополучное. Однако, на всякий случай, стал краем глаза наблюдать за мизинцем, со слабой надеждой, что сейчас, каким-нибудь незаметным манером, злополучный трофей возвернётся на законное место.

  – Про кольцо, Василий, забудь, – безо всяких предисловий, словно сабельным махом отрезал звонивший. – Ты же сам пожелал разобраться по совести. Рассуди, положа руку на сердце, ведь это единственное, что у них от земной жизни осталось. Нельзя отбирать у людей последнюю память, у вас даже последний табачок принимать не положено. К тому же, как ты сам понимаешь, всякое преступление неотвратимо влечёт за собой череду неизбежных расплат. Правильно будет ограничиться недавно поставленным к стенке комиссаром, для чего пополнять этот скорбный ряд. Так что призываю тебя к милосердию, и тогда ты узнаешь, что иногда потерянная вещь бывает дороже самого вожделенного приобретения. Постарайся не злобиться и не серчать на Меня.

  На этом Создатель категорически вырубил мобильную связь.

  Василий Иванович без привычного энтузиазма ретировался с ольховой коряги. Постоял какое-то время в нерешительности на прибрежном песке, искушаемый горячим желанием вышвырнуть в озеро ненавистную телефонную трубку, но совладал с собой и тяжёлым ходом направился к давно уже поджидавшим у командирского шалаша однополчанам. С неохотой взбираясь по береговому откосу, он невольно вспомнил воздушное кружение лёгкости, с которым совсем недавно спускался к озеру. Наверное, тогда уже это был недобрый знак, решил для себя комдив, и ещё сообразил, что жизнь весьма капризная девка и не всякое легко начавшееся дело предполагает удачный исход.

  По итогам своего довольно продолжительного отсутствия Чапаю предстояло каким-то щадящим образом преподнести ординарцу правдоподобную версию пропажи свадебного подарка. Если сейчас подойти к столу и выложить правду, что это своевольный Создатель умыкнул царское колечко, сообщение будет выглядеть до неприличия бессовестно. Петька ни за что не поверит и решит, что командир зажилил дорогую вещицу. Эта несправедливость более всего угнетала комдива.

  Кроме прочего, ему предстояло сделать необходимые распоряжения по организации сегодняшнего идиотского ужина. Объяснить прибытие экзотических гостей без посвящения в свою тайную связь с Создателем, понятное дело, уже наверняка не получится. Но как преподнести эту пикантную новость без явных признаков скоропостижного умопомешательства, Чапаев не представлял. Поэтому Василий Иванович рассудил отложить все разборки до вечера, с надеждой, что, после самого явления злополучных гостей, многое должно разрешиться само собой.

  На подходе к центральному пеньку Чапая приветствовала вертлявая собачонка, которая, радостно подвизгивая, так и норовила чиркнуть хвостом по хромовому глянцу генеральских сапог. Комдив дружелюбно присел на корточки, взял псинку на руки, погладил, легонько потрепал её теплое тельце и от всей души позавидовал собачей безмятежности. В связи с чем вспомнил справедливое замечание Создателя, что иная болотная жаба бывает счастливее многих, отчаянно озабоченных своею персоной, людей.

  Присев на скамью к ожидавшим в нетерпении сослуживцам, он пустил собачонку на волю и нарочито беспечно заявил, что с царским кольцом всё в порядке, оно, по его разумению, действительно принадлежало венценосной дочурке, но есть ещё один деликатный момент, о котором Петька узнает лишь вечером.

  Надо заметить, что намёк на какой-то деликатный момент не оказался для ординарца полным сюрпризом. Одно только необъяснимо долгое отсутствие командира вызывало справедливые подозрения, не говоря уже о всём услышанном далее.

  – Сегодня вечером к нам в Разлив пожалуют на ужин необыкновенные гости, – многозначительно объявил Василий Иванович. – Наберитесь терпения, люди прибудут очень почтенные и очень издалека, они помогут досконально разобраться с Петькиным драгоценным трофеем и, похоже, что ещё многое с чем. Судя по всему, вечер обещает сложиться не скучным, предвижу заранее, он доставит немало приятных волнений и, похоже, неизгладимую память на будущее. В связи с этим принимайте к немедленному исполнению мой командирский наказ. Денщику поручаю подготовить полную комплектацию для варки рыбацкой, по высшему классу, ухи, такой, что у казаков исстари «царской» зовётся, и побеспокоиться насчёт доброго первача. Только не такого, каким угощались на прошлой недели, после чего у меня двое суток башку отворачивало. Если командира подобной гадостью потчуют, представляю, каково рядовым красноармейцам приходится.

  – Удивительное дело, мне вообще показалось, что нам ненароком казёнку из смирновских запасов подсунули, – мгновенно отреагировал на синем глазу прощелыга Кашкет. – Может, раки попались не очень съедобные, меня ведь тоже немного подташнивало.

  – А ты, Петро Елисеевич, – не обращая внимания на дичайшую ложь денщика, продолжил отдавать поручения комдив, – уж будь добр, приведи себя в надлежащий порядок, больно вид у тебя последнее время какой-то совсем затрапезный. Ты кто таков есть? Ты есть боец Красной Армии, к тому же личный мой ординарец, прямо скажем, образцовый пример для всей пролетарской дивизии. Сходил бы на озеро, что ли, побрился, помылся как следует, на нюх не переношу от бойца кобылячьего запаха. Пора, знаешь, становиться благороднее, что ли, мы же за чистую, светлую жизнь сражаемся в огне революции.

  «Интересная канитель получается, – подумал про себя ординарец, – у командира совсем чердак прохудился. Сколько мы этих благородных за штабом к стенке поставили, а теперь самим благородными сделаться сдуру советует, чтобы и нас следом, под стенкой, как кур перехлопали. Если так дальше дело покатит, наши с Чапаем дорожки и впрямь разойдутся».

  – Так ведь были же в России господа благородные, Василий Иванович, – напомнил для ясности отнюдь не смутившийся ординарец и небрежно извлёк из кармана галифе такой же, как и у Чапая, расшитый бисером кисет. – Много было, выходит зря мы усердствовали, может, следовало оставить горстку знатных персон для приплоду? Хороший хозяин завсегда оставит пару добрых гусей на развод.

  – Ты поболтай у меня, башка бестолковая, – не замедлил осадить пустобрёха Чапай, – благородные разные бывают. Мы из пролетарской и крестьянской бедноты таких защитников революции вырастим, что царским гвардиям и не мечталось. Белые офицеришки к нашим новым лихим командирам и в денщики не сгодятся. Разве что Кашкету в подручные, самовары топить или сапоги гуталином надраивать, – легонечко юморнул, похлопывая по плечу денщика, Василий Иванович.

  Петька мастерски соорудил из газетной осьмушки заготовку под «козью ногу». Не торопясь заправил её отборным сухим табаком, придирчиво осмотрел со всех сторон, провёл, где требовалось, влажным языком и чиркнул для запала своими же спичками. С наслаждением задымил, прищурил глаз и философски заметил:

  – Трудновато будет из пролетарской бедноты благородных бойцов для мировой революции вырастить. Это же каждому дуралею суконные портки подавай, рысаков дорогих да золочёные сабли с эполетами выложи. Потом французскому языку обучи, обучи красиво из хрустальных бокалов шампанское пить да с бабами по-кавалерски обходиться. Денег на всё это уйма пойдёт, заморишься даже считать сколько. В нашем полку, при старом режиме, поручик благородный служил, так у него один только золотой портсигар дюжину тельных бурёнок стоил. Представляете, если в нашей дивизии за каждым красноармейцем по дюжине рогатой скотины в атаку подымится, перед таким македонским нашествием любой противник дрогнет, без боя лапы вверх задерёт.

  Василий Иванович даже не предполагал в своем фаворите таких виртуозных полётов разгулявшейся фантазии. Наверное, не только Кашкету, но и вертлявой собачонке ненароком подумалось, что это от крепкого самосада мозги ординарцу заклинило. Комдиву же ничего не оставалось, как только хмыкнуть себе в порыжевшие от табачного дыма усы, почесать за каракулевой папахой затылок и выдать ординарцу строгий наказ:

  – Балаган прекратить, нечего здесь дурачком представляться, немедленно отправляйся в расположение выполнять боевое задание. Найдёшь в пулемётной роте кашевара Арсения, закажешь от моего имени добрых харчей для вечернего сабантуя. Обязательно раздобудь зернистой икорки и балычка осетрового, впрочем, тебя ли учить, не впервой застолье справляем. А вечером, при полном параде, пожалуйте вместе с Анкой в Разлив. Высокое благородие, которое нынче заявится, без прислуги жрать не приучено. Пущай пулемётчица подсобит у стола, выпишет гладкой задницей перед знатной публикой уральские кружева. Разговоры закончены, всем приступать к исполнению.

  Петька с готовностью вихрем поднялся из-за стола, сделал под козырек и строевым шагом поспешил к коновязи исполнять командирский наказ. В одно касание метнул своё крепкое тело на жующего сочную зелень коня, дал ему шпору, и тот, сплюнув зелёную пену, на рысях помчал седока.

  Между тем отсутствие золотого перстенька и сомнительные намёки на каких-то необычайных гостей не очень грели ординарцу мятежную душу. Подозревать комдива в крохоборстве до сегодняшнего дня не было серьёзных причин, но ведь люди меняются, разные наступают на дворе времена. Тем более что последний месяц с Чапаем творится что-то явно неладное. Часто бывает задумчив, зачем-то уединяется и всё больше с ехидством улыбается, как будто знает и таит в себе что-то. В любом случае, если зажилит колечко, ни за что не спущу, обязательно поквитаюсь. То ли коня, то ли шашку упру среди ночи. Я ему не Кашкет, не привык в дураках оставаться.

  Вот в таком боевом настроении чапаевский любимец проследовал в расположение родной дивизии.

  Глава третья

  Любознательному читателю, дабы проникнуться героикой тех знаменательных лет, полагается быть в курсе дела, что легендарная Чапаевская дивизия представляла собой не совсем обычное армейское формирование. Дивизия, разумеется, была ударной передовой группировкой и принимала активнейшее участие во всех фронтовых баталиях, но она ещё была и особого рода учебно-тренировочной базой, на которой верховное командование отрабатывало самые смелые задумки пытливой стратегической мысли. Попросту говоря, не в абы какой воинской части выпала удача нести почётную службу Петьке Чаплыгину.

  В штабе дивизии ни на минуту не затихал широкий поиск свежих идей, отвечающих задачам торжества мировой революции. Любой штабной писарь пребывал в постоянной готовности выдавать на гора фантастические проекты, в сравнении с которыми все старые военные доктрины отступали на задний план. Самое пристальное внимание отводилось созданию и освоению новейших образцов современного оружия с небывалой поражающей мощностью.

  Чего стоила одна только грандиозная программа, развёрнутая на базе второй экспериментальной конюшни, под руководством известнейшего селекционера-новатора Розенблада Моисея Христофоровича. Исследователи, что называется, со дня на день ожидали появления на свет уникального потомства из-под каурой красавицы Насти, которое должно было положить начало элитной породе длиннотуловищных боевых рысаков с багряными хвостами и гривами. На хребтинах этих знатных чудо-коней свободно сможет размещаться от четырёх до семи хорошо вооружённых красных бойцов. Предполагалось на крупах несокрушимых богатырей закреплять по станковому пулемёту, в результате чего практически возникал безрельсовый бронепоезд, способный в глубоких тылах сокрушить и деморализовать любого противника. Уже композиторы написали, а духовые оркестры на память разучили специальный марш победителей для приветствия ожеребившейся Насти и серьёзно ставился вопрос о сооружении героине при жизни бронзового изваяния.

  Параллельно разрабатывалось сразу две модификации ударных комплексов, для дневного и ночного ведения боевых действий, с применением никелированных автомобильных фар. Некоторые сожаления вызывало досадное обстоятельство, что фар пока ещё импортного производства, завезённых с империалистических фабрик до неприличия прогнившего Запада. Хотя для критических ситуаций, во время буржуйских экономических блокад, не исключалась возможность использования доморощенных керосиновых фонарей.

  Моисей Христофорович бесконечно гордился своим уникальным победоносным детищем и повергал в смятение даже бывалых корифеев военного искусства. Командование деликатно торопило генерального конструктора, но тот был упрям, как египетский фараон, и непоколебимо стоял на своем, дескать, дайте срок, мы ещё утрем сопли этой белогвардейской сволочи, покажем им, где даже раки не шибко зимуют.

  В непрекращающемся академическом поиске, в азарте делового соперничества никто не хотел уступать. Поэтому в четвёртой краснознамённой конюшне немедленно развернули свой научный плацдарм под руководством корифея недремлющей ветеринарной мысли Коценбаума Александра Соломоновича. В обстановке строжайшей секретности, огородив конюшню тремя рядами колючей проволоки, отечественного, без сомнения, производства, там приступили к выведению уникальной ахалтекинской породы недюжинных боевых коней о семи ногах.

  Лазутчики из второй экспериментальной конюшни ухитрились под покровом ночи пробраться к тусклому оконцу денника и разглядеть под светом лампы «летучая мышь» всамделишную пятую ногу, откровенно просматривающуюся под брюхом известного всей дивизии буланого производителя Герострата. Справедливости ради надо сказать, что пятая нога пока ещё не была так велика, как остальные четыре, но то, что она уже прорезалась и порой болталась, словно обрубок оглобли, видно было даже невооруженным глазом. Сам Александр Соломонович со дня на день обещался наведаться в ближайшую кузню, чтобы там заказать триумфальную подкову на пятое копыто. Одним словом, прогрессивная жизнь в дивизии кипела, как лапша в казанах полковых кухонь.

  Для совершенствования командного и рядового состава привлекался и использовался весь положительный опыт, накопленный человечеством непосредственно от времён динозавров до залпа «Авроры» включительно. В связи с этим не оказался обделённым должным вниманием исторический опыт церковного домостроительства. Известно, что в монастырях, во время принятия пострига, послушники нарекаются новыми именами для вступления в обновлённую, непорочную жизнь. Этим актом принявшие постриг послушники как бы отмежёвываются от греховного прошлого и устремляются на поиски небесной благодати практически в непорочном состоянии.

  Неутомимые борцы за пролетарское дело не просто подхватили эту красивую духовную традицию, но возвели её на высшую ступень совершенства. Многие революционеры принялись энергично отказываться от наследственных родительских фамилий и присваивать себе новые прогрессивные имена. Не один только Лев Давыдович Бронштейн в одночасье сделался Троцким, но уже половина дантистов дивизии гордо величали себя непоколебимыми Сидоровыми. Некоторые, особенно продвинутые в смекалке революционеры, даже наловчились освоить обратный обряд пришивания.

  Не ведающий устали, Александр Соломонович и здесь проявил небывалую находчивость, ведь некоторым приходилось по нескольку раз заменять подгулявшую фамилию и тогда они неоднократно вынуждены были отпарывать крайнюю плоть. Понятное дело, что святыня потихоньку истончалась, не выдерживала бесконечных перелицовок. Поэтому неутомимый новатор блестяще разработал и сконструировал почти незаметную швейную молнию для очередного преображения.

  Захотел, например, Александр Соломонович сделаться Кудияровым, шморгнул замочком – получи деревня трактор. Захотел снова объявить себя Коценбаумом, шморгнул в другую сторону замочком – опять красота, только бы руки не заморились. Удобно чрезвычайно, никаких лишних хлопот, и главное – всегда находишься на самом стрежне идеологических стихий. Памятник за эту незаурядную находчивость на родине новатора ставить пока ещё не намерились, но перспектива присвоения почётного звания «Дважды сюрприз мировой революции» активно обсуждалась на закрытых партийных конференциях.

  Не всеми бойцами и не сразу с энтузиазмом воспринимались и поддерживались смелые прогрессивные начинания. Кое-кто старался продолжать жить по старинке, трусливо открещиваясь от учения классиков марксизма. Специально для проведения в широких массах разъяснительных работ из центра в дивизию был прислан полномочный нарочный, с бьющим без промаха маузером и большой чернильной печатью, хранящейся для надёжности в пристёгнутой деревянной кобуре. Это был очень крупный специалист по налаживанию и обустройству человеческого счастья в широкой прослойке рядового состава и вообще по организации строевого режима в отдельно взятой дивизии.

  С первых дней своего пребывания в должности Дмитрий Андреевич Фурманов решительно и рьяно принялся за проведение глубоких экономических перемен. Потому что любая революция – это, прежде всего, коренная реформация общественных и экономических отношений. В полном соответствии с революционным пылом несгибаемого борца за правое дело, комиссар составил и приступил к реализации генерального плана прогрессивных реформ. План этот, в самом общем виде, сводился к затейливым конфигурациям на предмет того, что у кого следует отобрать, кого облагодетельствовать, кому пообещать пронзительно светлое будущее, а кому предоставить будущее незамедлительно, за сараем, у краснокирпичной стеночки.

  Грандиозные преобразования начались с того, что для бурного процветания дивизии решено было в кратчайшие сроки разбудить творческую инициативу в недрах рядового состава, так сказать, подтолкнуть позитивные перемены снизу. Толкание снизу называлось многозначительно – НЭП (новая экономическая политика). Бойцам в связи с этим рекомендовалось создавать единоличные и кооперативные предприятия по перелицовке хомутов и сёдел, желательно с одновременным пошивом уздечек и ремённых вожжей. Смело предлагалось не замыкаться в малом бизнесе, а организовывать средние и очень крупные производственные мощности по изготовлению новейших образцов конской сбруи, по возможности с блестящими заклёпками, с кистями и бубенцами по всему ассортименту шорных изделий. При этом снимались любые ограничения роста, позволялось расширяться до гигантских концернов и комплексных трестов вплоть до закрытых акционерных сообществ под грифом «совершенно секретно».

  Люди, подхваченные ветром экономических перемен, в едином порыве освоили доходные сбруйные ремёсла и за короткий срок настрочили горы пахнущей свежей сыромятиной конской экипировки. Воодушевлённые бойцы с утра до ночи, в полном составе со своими многодетными семьями, сидели рядком под конюшнями на камушках, высматривая голодными глазами залётного покупателя.

  На первых порах особенно шустрые красноармейские жёнки на всякий случай слегка подворовывали друг у дружки сбруйный товар. Но когда окончательно убедились, что никто в дивизии покупкой конского снаряжения не озабочен, махнули рукой и дружно потянулись пёстрой толпой на объездную дорогу в поисках лёгкого заработка. Но и там, за отсутствием модельных кондиций и должной квалификации, фортуна показала язык мало востребованным краснокосыночным путанам, практически как на знаменитом портрете красавца Эйнштейна.

  Вездесущий Фурманов, словно баба-яга в ступе, метался по дивизии, бил себя по орденам и убеждал стариков, сопливых детишек и несостоявшихся жриц любовных утех, что осталось потерпеть самую малость и реформы возьмут своё, щедро отворят рога изобилия. В целях наглядной агитации, Дмитрий Андреевич возил с собой на тачанке огромный бивень мамонта в качестве того самого рога изобилия, сработанный по заказу местным краснодеревцем из коряги липового дерева. Наглядное пособие действовало безотказно успокоительно. Каждый примерял на себя, как долго сможет жить припеваючи в компании с таким исполинским кладезем дармового пропитания.

  Разумеется, и отважные корифеи трудовых будней, Моисей Христофорович с Александром Соломоновичем, не щёлкали почём зря ушами. Они, посовещавшись между собой, тихонечко приватизировали напополам все четыре дивизионные конюшни и положили называть их пролетарским научно-производственным комплексом. Здесь каждый сознательный боец, независимо от вероисповедания и партийной принадлежности, мог спокойно за умеренную плату получить перед боем в аренду приглянувшегося рысака. Специально для удовольствия красноармейцев был разработан душевный ритуал передачи во временное пользование боевого коня под гитарный перезвон и мужественно-слезоточивое пение жеребячьего доктора Коценбаума. Ритуал был настолько сердечным и трогательным, что некоторые, не в меру сентиментальные, лошади, не совладав с собой, падали со всех четырёх копыт от переживания в обморок.

  Вырученные от научно-производственной деятельности деньги, все до единой копеечки, целевым образом направлялись на развитие фундаментальной теоретической базы революционного предприятия, для успешного завершения новаторских изыскательных работ. С этой же целью неутомимые энтузиасты, не щадя ни здоровья, ни сил, без устали посещали заморские страны, участвовали в международных аукционах лошадей и показательных выставках. Выступали с научными докладами на ветеринарных коллоквиумах, – одним словом, делали всё возможное, чтобы качество поголовья их пролетарского комплекса ни в чём не уступало лучшим мировым стандартам.

  Сам Дмитрий Андреевич, как непосредственный разработчик и вдохновитель небывалых экономических реформ, в бурном потоке деловых инициатив и новаций незаметно соорудил закрытое акционерное общество с застенчивым наименованием «Промнавоз». Так себе, ничем особенно не выделяющееся компактное предприятие по изготовлению и реализации печного топлива.

   Работа на производстве была организована следующим незамысловатым образом. Регулярно из всех полковых конюшен, а также общественных и частных скотных дворов, по утверждённому партийным активом плану, дежурившими бойцами свозился на центральную усадьбу свежий, ароматно дымящийся навоз и складировался в гигантскую дубовую бочку. В ёмкости всё это счастье заливалось чистейшей родниковой водой и при помощи специальных удобных лопат тщательно вымешивалось работниками до состояния необходимой технологической кондиции. Пару часов подготовленная горючая смесь выдерживалась по рецептам старинных шампанских вин, и затем, по стальным трубам, проложенным глубоко под землей, готовое печное топливо прокачивалось мощными турбонасосами в соседние дивизии, где неизменно пользовалось коммерческим спросом.

  Иные чапаевцы, по простоте душевной, наивно полагали, что, кроме основных держателей промнавозовских акций, имена которых вспоминать и произносить вслух считалось очень дурным тоном, частью дивидендов смогут воспользоваться и рядовые красноармейцы, особенно из тех, кто круглыми сутками ворочал деревянными лопатами в дубовой бочке. Однако доходы каким-то фантастическим образом прокачивались вместе с предметом торговли по тем же подземным трубам в соседние формирования и оседали на безымянных казначейских счетах. Комиссар только беспомощно разводил руками и клятвенно обещал на партийном собрании возвести стометровую каланчу, чтобы смотрящие дозорные тщательно отслеживали каждую пролетарскую копейку, не упуская из виду ни одного окроплённого трудовым потом революционного рубля.

  Последнее время хранящиеся в строгой секретности сведения о наличности промнавозовской кассы не от праздного любопытства тревожили Петьку Чаплыгина. Впереди предстояли немалые свадебные расходы, и он, как законный держатель акций, с надеждой рассчитывал на справедливое денежное пособие. Женитьбу отгулять мечталось такую, чтобы капелевцы остервенели от зависти и даже подумали, что это личный состав радостно салютует скорый приход зари коммунизма.

  Надо иметь в виду, что чапаевский фаворит пользовался у однополчан особым почётом и уважением. Его любили за лёгкий нрав, за безупречное мужество и, конечно, за тесную близость к легендарному комдиву. Многие красноармейцы свои личные просьбы адресовали Василию Ивановичу непосредственно через ординарца, и, как правило, Петьке удавалось добиваться положительного их разрешения.