Текст книги "Тверские ратоборцы"

Автор книги: Борис Ершов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

 К сентябрю 1318 года Михаил прибыл в ставку Узбека. Потом был неправедный суд, где главными обвинителями стали Юрий Московский и Кавгадый, спасавший перед ханом свою репутацию, побитую «урусами» в сражении под Бортеневом. В летописях Кавгадыя характеризовали так: «сам бо судья и сутяжен, то и же и лживый послух бываше». Главными обвинениями, выдвинутыми против Михаила, стали следующие: «Царевы дани не дал еси, противу посла бился еси, а княгиню Юрьеву повелел еси уморити».

 По требованию обвинителей, Узбек вынес смертный приговор. Слуги Михаила уговаривали его бежать: «се, господине, проводницы и кони готови, уклонися на горы, живот получиши», но он остался непреклонен, не желая в этом случае «дружину свою оставя в такой беде».

 22 ноября 1318 года «Кавгадый же и князь Юрий послаша убийцы, а сами в торгу сседоша с коней, близ бо бяше в торгу, яко каменей доврещи. Убийцы же, яко дивии зверие, немилостивии кровопийцы, разгнавше всю дружину блаженнаго, вскочивше в вежу, обретоше его стояща». Михаил все время суда был с колодой на шее. Озверев, ворвавшаяся толпа схватила за эту колоду, ударила его о стену шатра так сильно, что стена проломилась. Михаил вскочил, но на него навалились, «повергоша» на землю, стали бить ногами. Руководивший ими некий Романец из свиты Юрия выхватил нож, ударил Михаилу в рёбра и извлёк сердце князя...

 Так погиб гордый русский князь, усиления которого очень боялась Орда.

 В 1549 году, уже при Иване Грозном, Православная Церковь на своём соборе закрепила святость Михаила Ярославича, причислив его клику святых под именем Михаила Благоверного. Через 30 лет Андрей Курбский в письме Ивану Грозному упрекал всю московскую ветвь Рюриковичей, что она привыкла «кровь братии своей пить, как у некоторых издавна вошло в обычай: ибо первый дерзнул так сделать Юрий Московский, будучи в Орде, выступив против святого великого князя Михаила Тверского, а потом и прочие, чьи дела еще свежи в памяти и были на наших глазах».

 Каждый год 5 декабря тверичи поминают своего далёкого предка князя Михаила Ярославича, поразительный светлый образ которого согревает душу русского человека во все времена зла, ненависти и коварства. Высокая нравственность, духовный подвиг, истинный патриотизм Михаила Ярославича показывают, кто есть настоящий «отечестволюбец» в русской истории.

Слово о тверском льве

«...в тои же день (25 августа 1399 г. – Б.Е.) преставился благоверный христолюбивый Михаило сын Александров и внук Михаилов правнук великаго князя Ярослава Ярославичя. И бысть всех днии житиа его лет 66... А в гроб заутра в среду положен бысть в своея очине в граде Тфери в сборной церкви в святом Спасе. И много плача бе всему граду в тои день» (Софийская первая летопись).

 Летопись даёт ему такую характеристику: «Сии же князь бяше был телом велик, бе бо крепок, и сановит, и смышлен, взор имел грозен и преудивлен лише человека, боголюбив, любя чин церковныи, пение церковное, и честь подавааше Божиим служителем священником, милостив зело убогим». Не часто подобное описание личности князя можно встретить в источниках.

 В тверскую историю Михаил Александрович (1333—1399) вошёл как воин. Сражаться ему пришлось с младых лет, и благодаря его энергии, чувству долга перед родным княжеством ему удалось сохранить Тверь в качестве самостоятельного государственного образования в составе Северо-Восточной Руси.

 Отец Александр Михайлович оставил ему в удел город Микулин. В 1365 году на Руси был мор, от чумы умерли многие родственники Михаила. В данной ситуации он сумел сконцентрировать в своих руках власть и влияние на политику других удельных князей, посматривающих в сторону Москвы, опоясанной в 1365—1366 годах каменной стеной с башнями. Основой политики Москвы со времён Ивана Калиты являлось стремление к ликвидации независимых княжеств, как это произошло с Ростовом, Стародубом, Галичем. Тверь в глазах Дмитрия Ивановича и его двора была постоянной занозой, в особенности из-за усиливающихся связей её с Литвой.

 В 1368 году, после смерти великого князя Тверского Василия Михайловича, дяди Михаила Александровича, жившего по большей части не в Твери, а в Кашине, по «лествичному» правилу великим князем Тверским стал Михаил Александрович Микулинский. Однако на Кашин претендовала и Москва, которая никак не хотела усиления соперника.

 Зимой 1368 года Москва отвоевала у Литвы Ржев. Пришла очередь, по мнению москвичей, наказать и Тверь. Князь Дмитрий совместно с митрополитом Алексием призвали Михаила в Москву на переговоры, дав клятву обеспечить ему безопасность, однако «сдумав на него совет зол».

 Поверив слову пастыря (а митрополит пользовался большим авторитетом), Михаил с боярами прибыл в Москву на переговоры, в которых Тверь не пошла на уступки. Потеряв терпение, москвичи по приказу Дмитрия всех тверичей и самого князя «изымали, а что были бояре около него, тех всех поимали и розно розвели», нарушив тем самым слово церковного пастыря. По-современному, гостей арестовали.

 Только убоясь приближающегося посольства из Орды во главе с Чарыком, Дмитрий нехотя отпустил тверичей: Орда не любила самоуправства, к тому же она была заинтересована в сохранении противовеса сильной Москве, каковым являлась Тверь.

 Историки по-разному оценивали этот неприглядный факт биографии владыки Алексия. Митрополит Платон пишет о нём с укоризной, называя вещи своими именами. Карамзин полагает, что Алексий уступил воле бояр Дмитрия. С.М. Соловьёв вообще не распространяется об этом, а церковная литература этот факт замалчивает. «Вероятно, просто дело нужно объяснять в том смысле, что и на солнце бывают пятна», – пишет известный историк церкви А.В. Карташёв.

 Можно себе представить гнев оскорблённого гордого тверского князя, на свободу которого покусился равный ему по положению князь московский. А потому «...положи то в измену и про то имеаше размирие к князю к великому, паче же на митрополита жаловашеся, к нему же веру имел паче всех». С этого года началась семилетняя война Твери с Москвой.

 Постоянным союзником Михаила в борьбе с Дмитрием стал Ольгерд, великий князь Литовский, женатый на сестре Михаила Ульяне. Несколько раз союзники подходили к Москве, но взять её, защищённую каменной стеной, не смогли. Много сил и денег затратили оба соперника в Орде, чтобы заполучить ярлык на великое княжение Владимирское. Временами борьба шла на равных, и чаша весов колебалась в пользу той или иной стороны только в случае поддержки Сарая. Характерен поступок Михаила в 1371 году: он отказался от помощи ордынского войска в борьбе за великое княжение, мысля одолеть Дмитрия своей силой. Л.В. Черепнин полагает, что отказ Михаила от ордынской помощи был продиктован тем, что он не хотел в очередной раз разорения Русской земли, это подорвало бы авторитет князя на Руси. В очередной раз можно констатировать, что соображения морального порядка в проведении политики в тверском княжеском доме имели больший вес, нежели чем в московском.

 Однако не следует думать, что Михаил Александрович был мягок и добр. Это был сын своего века, а потому бывал и жесток, как, впрочем, все другие деятели русской истории, включая Александра Невского, Петра I и других. В 1372 году тверичи осадили Торжок, воюя с новгородцами. Был конец мая. «Новгородцы и новоторжцы, похваляясь своей силой и мужеством, вооружась, выехали из города биться с великим князем Михаилом» (перевод В. Исакова). Но разгром был полный. Посад Торжка подожгли, а ветер разнёс огонь по всему городу, который сгорел почти весь. Жителей побили, взяли в плен, имущество разграбили и увезли в Тверь. Долго ещё Торжок помнил этот погром.

 Однако неразрешённые противоречия должны были рано или поздно вылиться в решительную схватку. К 1375 году Москва оказалась крепче Твери и в экономическом, и в военном, и в политическом отношениях. Поводом для последней кампании послужило появление в Твери Ивана Вельяминова, сына последнего тысяцкого на Москве, должность которого Дмитрий незадолго перед тем упразднил, и купца-сурожанина Некомата «с послом с Ажихожею из Орды с бесерменскою лестию». Эти люди подробно рассказали о планах Москвы. Михаил сразу же послал их в Орду свидетельствовать об этом, а сам отправился в Литву за военной помощью.

 Но в этот раз Михаил не получил помощи ни от Литвы, ни от Орды, и Тверь оказалась один на один практически со всей Северо-Восточной Русью, чьи войска Дмитрий привёл 5 августа 1375 года под стены Твери. 8 августа начался штурм, но тверичи, обороняясь, разрушили осадные башни. Сам Михаил бился с врагом у Волжских ворот кремля (на правом берегу Волги против нынешнего памятника Афанасию Никитину – Б.Е.). На тьмацкой стороне кремля сражение достигло такого накала, что был убит московский боярин Семён Добрынский. Бои шли и вне города: «много людей биша с городка нового Даниловского», расположенного в 10 верстах к западу. Осада длилась месяц. И только когда в подмогу Дмитрию пришли подкрепления из Новгорода и Смоленска, Михаил решил идти на мировую. 3 сентября осада была снята, и Михаил вынужден был подписать мир, согласно которому он признавал себя «молодшим» братом московского князя, согласившись на независимость от Твери города Кашина.

 В 1380 году на Куликовском поле на западном берегу Дона объединённое войско русских князей под руководством Дмитрия Ивановича Московского разбило ордынцев темника Мамая, предотвратив тем самым разгром Руси, подобный нашествиям Бату, Неврюя или Дюденя. Участвовали ли в битве тверичи? Формально, по договору, «молодший» брат Михаил обязан был помочь войсками Дмитрию. Источники об этом свидетельствуют по-разному: Никоновская летопись говорит об участии в битве войска племянника Михаила Ивана Холмского, а также Василия Кашинского. Историки А. Пресняков и А. Экземплярский отрицают этот факт, считая сведения летописи более поздней припиской. М. Тихомиров уверен в участии лишь кашинской дружины, поскольку Кашин фактически с 1375 года был для Москвы вассальным удельным княжеством. В глазах современников, можно полагать, сражение с Мамаем было рядовым событием среди других часто проходящих сражений многих князей с многими другими противниками, поэтому жертвовать своей силой во имя интересов векового противника Михаилу не было никакого интереса. Общерусского интереса у князей в те времена не существовало вообще.

 Характерно не это. В 1382 году хан Тохтамыш внезапно подошёл к Москве и обманом взял город.

 Открыли ворота сами горожане, поверив ложным обещаниям хана. Дмитрий в это время собирал войска на окраинах своего княжества, митрополит Киприан убежал в Тверь, не без оснований считая, что это самое безопасное место. Разграбив Москву, Переяславль и окрестности, Тохтамыш ушёл. И вот тут для Михаила наступил, как казалось, самый благоприятный момент для броска на разгромленный, брошенный князем город, защитить которого было некому.

 Однако тверской лев не прыгнул, не ударил в спину. Может быть, сказались увещевания Киприана с прибывшим в Тверь и обладавшим общерусской известностью Сергием Радонежским, поборником мира между князьями. Может быть, сыграли свою роль другие факторы морального плана. Никто в точности не знает, почему Михаил Тверской, как и его дед Михаил Ярославич, не воспользовались коварными методами завоевания на Руси верховной власти.

 Дмитрий Донской умер в 1389 году. Его сын Василий предпринял попытки смягчить противоречия с Тверью, на что Михаил как разумный государственный муж пошёл с охотой, занимаясь при этом делами княжества. Летом 1390 года укрепляется Старица (летописный Новый Городок. – Б. Е.). В 1394 году в Твери была обновлена крепостная стена. Одновременно Михаил закрепил мирные отношения с Москвой, женив сына Фёдора на дочери московского боярина Фёдора Кошки, постоянно осуществлял контакты с новым великим князем Литовским Витовтом. Тверь крепла и экономически, и политически, а договор 1375 года фактически потерял свою силу. Грамота 1396 года между князьями именовала Михаила уже «братом», то есть Москва признала де-юре равенство Твери.

 С 1375 года княжение Михаила Александровича стало благоприятным для культуры Твери. Исследователь Г. Попов доказал, что в его времена осуществлялись культурные связи Твери с Византией, чему свидетельством пребывание монахов с Афона в городе Любовен (Люблин) в устье Тьмаки.

 В августе 1399 года великий князь Тверской Михаил Александрович тяжко заболел. Чуя приближение смерти, этот сильный человек, проживший в трудах, боях и заботах 66 лет, отдав необходимые завещания и указав в соборной церкви Святого Спаса место своего погребения, вышел к народу. Летопись гласит: «Он же к ним поклонися смиреномудриа и любве образ показа, прощения от всех них прашааша глаголя: «Братие! Простите мя и благословите вси». Они же, яко едиными усты со восклицанием плачюще и глаголюще: «Бог простит тя, добрыи наш княже господине!» Такого единения народа с князем Тверь не знала со времён его великого деда Михаила Ярославича. Не знала она его и потом. «И много плача бе всему граду в тои день», сообщает летопись. Было это 26 августа 1399 года. На следующий день состоялись похороны князя при большом стечении народа.

 Прошло 670 лет. Взорван храм Спаса. Подорвана память о великих мужах тверских, прах которых, возможно, ещё отыщут археологи на Соборной площади. И тогда далёкие потомки, может быть, окажут большее внимание тем, кто в жестокие времена более всего думал об Отечестве, справедливости и правде. Как сказано про Михаила Алекандровича: «... паче же всего любяше суд прав, не на лица судити, боярам не потакаша».

Князь Холмский, воевода московский

  К числу прославленных полководцев эпохи Ивана III относится наш полузабытый земляк князь Даниил Дмитриевич Холмский, потомок Михаила Ярославича Тверского.

 Во времена последнего тверского князя Михаила Борисовича удельные князья его княжества набирали силу и начинали переходить к более сильному господину – Ивану Васильевичу Московскому, Ивану III. Считается, что одним из первых в 1460-х годах перешёл на службу в Москву Даниил Дмитриевич Холмский, «князь-изгой», старший брат которого Михаил Дмитриевич владел Холмом (на территории современного Зубцовского района – Б.Е.) и не пожелал, по всей видимости, делиться с братьями своим уделом.

 Год рождения Даниила неизвестен, но если предположить, что к Ивану III он перешел в 25—30-летнем возрасте, а возможно, и в более молодом, то родился он в 1430-х или начале 1440-х годов.

 В летописных источниках Даниил сразу предстаёт перед нами как воевода: «В лето 6976. Князь великий Иван Васильевичь посылал под Казань царевичя Каисыма, да с ним послал воевод своих князя Данила Дмитриевичи да князя Ивана Васильевичя Стригу и двор князя великого, и сташа у Волгы втаи» (Софийская 1-я летопись). Если учесть, что Иван III давал такие должности не просто за княжеское звание, то, видимо, Даниил зарекомендовал себя к тому времени способным военным деятелем.

 Весной 1471 года Иван III занялся новгородским вопросом. Новгородом в те годы фактически управляла Марфа Борецкая, вдова посадника, сформировавшая кружок единомышленников – противников подчинения Москве, ориентированных на союз с Казимиром Литовским. Противоречия вылились в вооруженную борьбу, в которую по приказу Ивана III были втянуты военные силы Твери и Пскова. 31 мая воевода Василий Фёдорович Образец со своей ратью пошел на Двину с целью отнять её у Новгорода, 6 июня рать Даниила Холмского в 12 тысяч человек двинулась к Ильменю, 13 июня под началом князя Василия Оболенского-Стриги рать пошла на Мсту. Летописи свидетельствуют, что в походе участвовали и воеводы великого князя Тверского Михаила Борисовича: князь Юрий Андреевич Дорогобужский и Иван Никитич Жито. Всем было приказано жечь селения, убивать без разбора старых и малых, грабить имущество.

 Но главные события были впереди. Иван III приказал Даниилу Холмскому идти за Шелонь на соединение с псковичами, чтобы потом атаковать сам Новгород. Ещё не переправившись на другой берег, Даниил поразился величине новгородского войска, подошедшего к Шелони: оно насчитывало от 30 до 40 тысяч против 6 тысяч у Холмского. Однако разница, и существенная, была совсем в другом: новгородцы привели ополчение, а у Холмского было профессиональное войско, «кованая рать».

 Войско Холмского бросилось в воду, переправилось на другой берег и ударило по новгородцам, которые «не стояли и часу» – их «обратили в тыл». Они скакали без памяти и топтали друг друга, гонимые, истребляемые победителем, утомив коней, бросались в воду, в тину болотную, не находили пути в лесах своих, тонули или умирали от ран, пишет Карамзин.

 Убито было 12 тысяч, 1700 ратников взято в плен. Разгром Новгорода был полный, его ждало разорение, но власти откупились 15,5 тысячами рублей серебром, отдали много земель, а также часть своих свобод.

  В 1473—1474 годах между Иваном III и Даниилом Холмским произошло что-то неприятное: то ли великий князь заподозрил нечто в поведении своего удачливого воеводы, то ли сам Даниил совершил какой– то не вполне верноподданнический шаг. Известно лишь, что московский боярин Иван Никитич Воронцов обязался уплатить Ивану III залог в 250 рублей (огромная сумма в те времена!) как поручительство за князя Даниила на случай его отъезда или измены. Заметим, что формально любой боярин, тем более удельный князь, ещё мог перейти на службу к другому господину. Но деньги не понадобились: Холмский остался в Москве, Иван III пожаловал ему титул боярина.

 В том же 1474 году Иван III посылал Холмского на помощь Пскову против немцев «с многою силой». До 80-х годов Даниил служил наместником во Владимире. В эти годы он женился на дочери Ивана Ивановича Заболоцкого Василисе, а когда подросла дочь – выдал её замуж за видного боярина Ивана Владимировича Ховрина. Росли у него и два сына – Семён и Василий, оба впоследствии бояре.

 Его старший брат Михаил Холмский продолжал оставаться верным сподвижником великого князя Тверского Михаила Борисовича до самого поражения Твери в 1485 году.

 Широкая известность Даниила Дмитриевича подтвердилась во времена стояния на Угре, когда хан Ахмат предпринял последнюю попытку подчинить Русь, «похваляся разорити святыя церкви и все православие пленити, а самого великого князя, яко же при Батый было...» Войска стояли на Уфе всю осень до ноября, когда хан принял решение не искушать судьбу.

 Костомаров утверждает, что Иван III по природе своей не был храбр. Карамзин отмечает государственное мышление великого князя, который «имел славолюбие не воина, но государя». В один из моментов неопределённого стояния войск Иван III решил побывать в Москве, но там возник ропот, и князь побоялся восстания, выехал из столицы в Красное Село, приказав сыну Ивану немедленно прибыть туда. Сын отказался, ибо был при войске. Раздражённый отец приказал Даниилу Холмскому силой привезти сына, но и Холмский решил ослушаться и не употреблять силу, когда княжич ответил ему: «Лучше здесь погибну, чем поеду к отцу» (Костомаров). Этот поступок, по свидетельству летописцев, убедил Ивана III не отступать от Угры.

 А на востоке снова зашевелилась Казань. Москва в 1482 и 1485 годах посылала туда войска, но вековой неприятель не унимался. В 1486 году под Казань снова были посланы воеводы Оболенский и Тулуп, но и в 1487 году понадобилось вмешательство Ивана III. «Были посланы крупные силы во главе с князьями Д.Д. Холмским, И.А. Дорогобужским, А.В. Оболенским, С.И. Ряполовским и другими» (Зимин).

 Казань была взята, крамольников казнили, а участников похода Иван III щедро «изжаловал». Забегая вперёд, скажем, что Казань окончательно была покорена внуком Ивана III Иваном Грозным через 70 с лишним лет.

 Сведения о Данииле Дмитриевиче исчезают под 1495—1496 годами. На страницах летописей появляются имена его сыновей Семёна Даниловича по прозвищу Мынында, умершего в 1501 году, и Василия Даниловича, зятя самого Ивана III (его дочь Федосья была женой Василия).

 Последний до самой смерти в 1524 году был в заточении. Предполагают, что он слишком явно высказывал претензии на владение Тверью, чего сын Ивана III Василий не потерпел.

 По одним сведениям, Даниил Дмитриевич умер в 1493 году, по другим – в 1495 году глубоким стариком, оставив по себе память как о полководце Ивана III.