Текст книги "Тверские ратоборцы"

Автор книги: Борис Ершов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Арии «Катюши» для фельдмаршала Манштейна

 Жил в Твери ветеран Великой Отечественной войны с необычной для тверича фамилией: Николай Никитович Лянь-Кунь. О его военном прошлом наш рассказ на фоне краткого рассказа о жизни немецкого фельдмаршала, приходившего к нам с мечом.

 В 1916 году молодой выпускник Пекинского университета Лянь-Кунь поехал искать счастья в Россию. Никто нынче в семье не помнит, почему отец Николая Никитовича принял русское имя Никита Иванович, из каких русских корней оно досталось.

 Познакомился Никита Иванович Лянь-Кунь с русской девушкой, полюбили друг друга, поженились. Грянула революция, гражданская война – связь с родным Китаем оказалась прерванной.

 Всё у них было: и холод, и неустроенность, и страхи. Преодолеть их помогала любовь да сочувствие многочисленных соотечественников. В одной Москве в начале 1920-х годов жило более 300 тысяч китайцев.

 ...А в это время в побеждённой Германии служит в рейхсвере молодой выпускник военной академии Эрих Левински фон Манштейн, будущая знаменитость гитлеровского Вермахта.

 В 1922 году отца Николая как грамотного «восточного пролетария» пригласили в формировавшуюся академию им. Фрунзе, на восточный факультет, преобразованный впоследствии в высшую разведшколу Генштаба РККА. Там Никита Иванович Лянь-Кунь и прослужил всю свою жизнь до кончины в 1947 году в возрасте 65 лет.

 Длительная добросовестная работа в разведшколе принесла отцу заслуженное уважение и внимание многих его слушателей, среди которых были ставшие знаменитыми Родион Малиновский, Александр Василевский, Василий Чуйков, Иосип Броз Тито и другие видные военачальники.

 Как достоверную легенду, в семье помнят такой факт: однажды кинорежиссёр Эйзенштейн пригласил Никиту Ивановича на съёмки фильма «Александр Невский» сыграть роль... ханского посла. И он сыграл: достаточно вспомнить начало фильма, где по растерзанной русской земле несут паланкин, в котором восседает надменный ордынец с лицом чистокровного китайца Лянь-Куня, имевшего категорию, соответствующую ныне генеральскому званию, а также учёные степени и звания.

 Эрих фон Манштейн, уже опытный служака, в 1935—1938 годах становится начальником оперативного управления и первым квартирмейстером Генштаба сухопутных войск Вермахта. Участвовал в оккупации Судетской области, в нападении на Польшу. Всецело поддерживал политику фюрера. В 1939—1940 годах он – начальник штаба группы армий «Юг», затем группы армий «А», принимал участие в разгроме Франции, командуя 38-м армейским корпусом. Обласкан фюрером, осыпан наградами и почестями.

 Николай Никитович родился в 1922 году вторым ребёнком в семье. В августе 1940 года окончил 10 классов 4-й московской специальной артиллерийской школы (что-то вроде нынешних суворовских училищ), после чего постигал артиллерийскую науку курсантом 1-го Ленинградского Краснознамённого артиллерийского училища, а практику – на Лужском артиллерийском полигоне.

 22 июня курсанты узнали о начале войны в 12 часов 15 минут, в 16.00 прозвучал сигнал боевой тревоги, и по заранее подготовленному плану из курсантов был создан действующий дивизион под командованием полковника Кудрявцева. Три пушечных батареи из 75-мм орудий и три гаубичных (122-мм орудия) батареи на конной тяге с боеприпасами срочно погрузились в эшелон. Повезли их вокруг северной столицы, разгрузились на «неведомой станции» вблизи от государственной границы СССР на Карельском перешейке.

 Окапываясь, не придали значения шуму моторов, и поэтому неожиданной была команда «К бою! По танкам, прямой наводкой, бронебойным!..» После первых выстрелов танки стали разворачиваться обратно. Это был первый бой Николая Лянь-Куня, который он принял поздним вечером 22 июня 1941 года.

 Через две недели, после отражения наступления немцев из Финляндии, их перебросили под Кингисепп, где шли тяжёлые бои, особенно у населённого пункта Волосово. Там держали оборону курсанты Ленинградского Кировского пехотного училища.

 «Танки противника показались внезапно не впереди, а с фланга, и немцы наших поэтому не видели. Развернули орудия, открыли стрельбу, подбили четыре танка, остальные скрылись. Раздалась команда: «Командиры орудий и наводчики – у орудий, остальным – примкнуть штыки!» Затем: «Приготовиться к атаке! За Родину, за Сталина, ура!» – и мы побежали на атакующих немцев. Ни страха, ни усталости, какое-то отрешённое возвышенно-возбуждённое состояние. Немцы повернули назад. Их преследовали около километра, когда вдруг снова с фланга появились их танки. Команда; «Танки слева, к орудиям!» Мы стремительно возвратились на батарею. В том бою ещё подожгли несколько танков, но были потери и у нас. А потом нам зачли госэкзамены, которые хорошо сдали на практике».

 Не подозревал Николай, что он вступил в бой с танками немецкого 56-го танкового корпуса, которым командовал удачливый пока Манштейн.

 В июле 1941 года Лянь-Кунь командируется под Москву, а зачем – не сказали. Прибыв в распоряжение командира 4-го гвардейского миномётного полка вблизи станции Алабино, Николай узнал, что ему предстоит осваивать новую технику, а то, что это будут реактивные установки, и представить не мог.

 Началось изучение установки БМ-13. По современным представлениям, это довольно простая конструкция на шасси автомобиля ЗИС-6. На восьми направляющих в виде рельс устанавливались снизу и сверху по 8 реактивных снарядов весом по 43 кг. Каждую такую ракету устанавливали два солдата.

 Пульт управления находился в кабине автомобиля и представлял собой коробку с небольшими маховичками. Один оборот маховичка подавал ток к двум снарядам. Восемь оборотов за 6—8 секунд – и всё. 16 снарядов с гулом и рёвом летели на врага. Впечатление от залпа было ошеломляющим. «Эрэсы» били по площадям, и всё, что там было, уничтожалось полностью, а территория становилась похожей на лунный пейзаж. Впрочем, надо было беречься и своим экипажам: реактивная струя из сопел ракеты разносила в щепки кусты и небольшие деревья, поднимала камни, тучи пыли, образуя воронку, как от 250– килограммовой бомбы.

 Через месяц, в сентябре 1941 года, полк, где служил Николай, передислоцировали на Волховский фронт, на станцию Войбакала, что у юго-восточной оконечности Ладожского озера. Дивизион «эрэсов» был первым и единственным на Волховском фронте. На передний край ехали долго. К рассвету стали развёртывать батареи. Своеобразие той обстановки заключалось в большой секретности советского оружия. Личный состав полка практически не представлял себе стрельбы реактивными снарядами, её видел лишь командир полка капитан Богданов. Тем более этого никогда не видел стрелковый полк, который ракетчики поддерживали огнём.

 В 7 часов 15 минут утра раздалась команда «Огонь!» Вся поляна озарилась ярким красным пламенем, наполнилась грохотом струй газов, рвущихся из сопел 192 снарядов. Наши необстрелянные солдаты были в шоке: одни бежали в лес, другие упали на землю, закрыв голову руками...

 «Позже нам донесли, что залп был точным, противник в панике оставил свои позиции. Но и мы после налёта «юнкерсов» понесли потери. В числе раненых оказался командир батареи старший лейтенант Тарасенко. В этот день мне было приказано принять командование батареей», – рассказывает Николай Никитович.

 А было Лянь-Куню 18 лет, и до 19 лет оставалось две недели. Командующий 11-й немецкой армией Эрих Манштейн воевал в это время в Крыму.

 ...Во время летнего нашего наступления в расположение гвардейцев-миномётчиков неожиданно приехал командующий фронтом генерал армии Мерецков. Приводим строки из рассказа Эдуарда Асадова, поэта, друга Николая Лянь-Куня, воевавшего с ним в одном дивизионе.

 «...Мерецков захотел взглянуть на боевых гвардейцев, которые с полным зарядом ракет среди бела дня дерзнули проскочить через занятое немцами село Гайтолово, не потерять ни одной машины и, отъехав на безопасное расстояние, ещё и дать залп по обалделому противнику.

 ...За ночь положение на нашем участке ухудшилось. Фашисты продвинулись вперёд. Наша пехота с островка отошла. Об этом мы узнали на следующий день от перемазанного соляркой лейтенанта-танкиста, который вышел к нам из кустов и удивлённо воскликнул: «Вы ещё тут? А впереди ведь никакой пехоты! Вот только один наш танк. Мы его малость ремонтировали.»

 Комбат, старший лейтенант Лянь-Кунь, уточнил обстановку. Всё точно. Положение было критическим. Гать, по которой мы проехали, немцы с рассветом разбомбили в пух и прах. Так что о возвращении по прежней дороге нечего было и думать. И мы, и танкисты оказались полностью отрезанными на островке.

 Практически выход был только один. В случае, когда батарея попадает в безвыходное положение, когда спасти секретную технику уже нельзя, по инструкции полагалось боевые установки взорвать, а личному составу просачиваться к своим... Но взорвать, уничтожить наши замечательные «катюши», к которым за год войны успели привязаться и полюбить, ни у кого не поднималась рука.

 И тогда, посовещавшись, все решили, что у них есть другой выход, редкостный по своей дерзости, но с расчётом на неожиданность и с надеждами на удачу: прорваться по единственной дороге через занятое немцами Гайтолово.

 И отчаянный рейс начался. В последнюю, замыкающую, сел старший лейтенант Лянь-Кунь. Как мы летели по селу мимо врагов, долго описывать не буду. Помню только острейшее напряжение и желание удвоить и утроить скорость наших машин. И одно острое опасение: если фашисты быстро опомнятся и дадут хотя бы очередь по колёсам, то сразу конец. Скаты мгновенно спустят, и операция закончится провалом. Впрочем, не совсем. Было решено, что если с какой-нибудь из машин это случится, то командир орудия тут же подожжёт бикфордов шнур, который держит в кулаке. Другой конец шнура уходил под сиденье, где ровными кирпичиками лежали тротиловые шашки. Ровно двенадцать штук. Чтобы не чиркать спичек, горящие самокрутки держали наготове, как самое главное оружие...

 Не знаю, то ли враги так были потрясены нашей наглостью, то ли они сразу не поняли, в чём дело, но стрельбу открыли, когда мы уже вымётывались из села.

 Венцом всей операции был наш знаменитый гвардейский залп. Отъехав от села около пяти километров, мы развернулись и, так как на спарках наших установок лежал полный боекомплект, прицелились, навели и дали залп...

 У нас было только двое раненых, а убитых ни одного. Командарм 54-й генерал-лейтенант Федюнинский, как нам говорили, отнёсся к этой операции неоднозначно. Дело в том, что «катюши» в ту пору были на фронте ещё редкостью: оружие совершенно секретное. Рисковать людьми и такой техникой было делом слишком уж опасным. Говорят, что комдиву Мещерякову он сказал: «Считай, что батарейцы твои не столько между врагов проскочили, сколько между наградой и трибуналом».

 Противной стороной на Волховском фронте снова в то время командовал один из лучших полководцев Гитлера, уже фельдмаршал, Эрих фон Манштейн.

 Все эти военные годы судьба как бы готовила Николая Лянь-Куня к главному сражению – Курской битве. В начале 1943 года Николай, будучи уже капитаном, попал в войска Степного фронта, где начала формироваться одна из первых дивизий гвардейских минометов наряду с имевшимися менее крупными соединениями – бригадами и полками. «Тому, кому пришла в голову мысль о крупных соединениях «катюш», кто формировал бригады и дивизии, надо низко поклониться», – убеждён Николай Никитович. Они сыграли одну из решающих ролей в Курской и последующих битвах. У немцев ничего подобного не было.

 Лянь-Кунь попал в одну из бригад 3-й дивизии, поддерживающей 63-ю армию генерала В.Я. Колпакчи, нацеленную на Орёл.

 О Курской битве, об огненной дуге писалось и говорилось много. Для миномётчиков эта битва – сплошные марши и залпы, залпы и быстрая смена позиций. Бой шёл всюду: справа, слева, сзади, спереди, в воздухе, всё гремело, визжало, крики раненых и умирающих не были слышны, как в немом кино. И была кровавая работа двух гигантских армий, схватившихся железными мускулами в смертельном поединке.

 После 12 июля миномётчики вместе с другими родами войск стали выдавливать немцев с их хорошо сработанных укреплений. Продвижение было очень медленным: хорошо, если полтора-два километра в сутки. Нечего скрывать – немцы дрались упорно, грамотно, отчаянно. Они несли огромные потери, но и наши потери были тоже велики, так велики, «что и подумать больно».

 «Катюши» Лянь-Куня без работы не оставались. Каждая мало-мальски небольшая операция предварялась артподготовкой, в том числе площадной стрельбой «эрэсов». После их залпов по поражённой местности не могли проходить даже наши тридцатьчетвёрки – так перепахивали немецкие позиции реактивные снаряды. Марш на несколько километров, и снова прогрызание обороны немцев. И так день за днём, в жару, пыль, под непрерывными атаками «мессеров», контратаками немцев с танками, с потерями друзей-товарищей.

 В кино и книгах показывают, как правило, не ту войну. Она непередаваема, её можно почувствовать только своей шкурой, просеять через сознание, а это строго индивидуально. Из таких боев выходят (если выходят!) совершенно другие, чем перед боем, люди.

 ...Одним из побеждённых командующих войсками Вермахта на Курской дуге был фельдмаршал фон Манштейн, командующий группой армий «Юг».

 Как же сложилась жизнь у наших героев? Николай Никитович прошёл с «катюшами» до Берлина, участвовал в Берлинской операции. В 1946 году служил в Закавказье, Дагестане, через год закончил высшие офицерские курсы реактивной артиллерии в Москве, потом два года служил в Германии, в 1948 году поступил в военную академию, по окончании которой преподавал в Житомирском зенитном ракетном училище в течение пяти лет. В 1953 году направляется в Калинин, где была создана Военная командная академия ПВО. Свыше 30 лет Николай Никитович преподавал в академии, защитил кандидатскую диссертацию, получил учёное звание доцента.

 После завершения службы в армии он остался работать в той же академии в качестве профессора кафедры соединений ПВО.

 Николай Никитович имел звание полковника в отставке, скоропостижно скончался в 2002 году. У них с супругой две дочери, трое внуков. Переписывался, перезванивался с друзьями. Мемуары не писал, его воспоминания приходилось выпрашивать.

 ...Эрих фон Манштейн отстранён Гитлером от командования в 1944 году, зачислен в резерв и забыт. В 1950 году приговорен англичанами как военный преступник к 18 годам тюрьмы, но в 1953 году досрочно освобождён. До самой смерти в 1973 году фельдмаршал оправдывал свои неудачи на Восточном фронте некомпетентностью Гитлера, приказы которого он был вынужден выполнять.

 А главная причина крылась совсем в другом – в характере российского солдата. Например, «реактивного» миномётчика Николая Лянь-Куня.

Перед битвой

 Ежегодно в августе наш народ отмечает очередную годовщину Курской битвы, ставшей переломным этапом не только в Великой Отечественной, но и во всей Второй мировой войне. Битва под Орлом, Курском и Белгородом вошла в сознание многих поколений как символ массового героизма советского народа.

 Это была схватка гигантов. После поражения под Сталинградом фашистское руководство Германии поставило на карту все свои возможности с надеждой разгромить, наконец, основные силы Красной Армии и решить в свою пользу исход войны. Понимало это и наше руководство, мобилизовавшее очень крупные людские и материально-технические силы на сравнительно небольшую территорию Курского выступа.

 С обеих сторон за 50 дней в битве последовательно участвовали более 4 миллионов человек, до 70 тысяч орудий и миномётов, около 13 тысяч танков и самоходных орудий, до 12 тысяч боевых самолётов.

 Немцы выставили на поле боя новую технику: танк T-VI («Тигр»); танк T-V («Пантера»); самоходную установку (САУ) «Фердинанд». В воздухе появились более совершенные истребители «Фокке-Вульф-190А», «Мессершмидт-109», штурмовик «Хейнкель-129».

 С нашей стороны к бою тоже была изготовлена, наряду с использовавшейся прежде, и усовершенствованная техника: танк Т-34, в котором в 1943 г. были улучшены ходовая часть и двигатель; модернизированный Т-34-85 с более грозной 85-мм пушкой; танк КВ-1 с усиленной бронезащитой; САУ СУ-122 и СУ-152, прозванная нашими солдатами «зверобоем».

 Воздушные армии – 1-я, 2-я, 5-я, 8-я, 15-я, 16-я, 17-я – оснащались новейшими типами самолётов: качественно превосходившими противника истребителями ЛА-5; не уступающими немецким бомбардировщикам ТУ-2 и Пе-2 и не имевшими себе равных штурмовиками ИЛ-2, прозванными «летающий дом». В крупные соединения формировались реактивные миномёты М-13.

 Солдатами Вермахта командовали лучшие немецкие военачальники: генерал-фельдмаршалы Гюнтер фон Клюге (группа армий «Центр»), Эрих фон Манштейн (группа армий «Юг»), Вольфрам фон Рихтгофен (Люфтваффе), генерал-полковники Вальтер Модель (9-я армия), фон Гот (4-я танковая армия) и другие.

 Им противостояли войска прославленных наших полководцев генералов армии Константина Рокоссовского (Центральный фронт) и Николая Ватутина (Воронежский фронт). С севера Курский выступ подпирали Брянский фронт (командующий генерал-полковник Михаил Попов) и Западный фронт (командующий генерал-полковник Василий Соколовский). С юга немцам противостояли Степной фронт (командующий генерал-полковник Иван Конев) и Юго-Западный фронт (командующий генерал армии Родион Малиновский).

 Среди командармов мы встречаем такие прославленные в войне имена, как К.С. Москаленко (40-я армия), И.Д. Черняховский (60-я), П.А. Белов (61-я), В.Я. Колпакчи (63-я), П.И. Батов (65-я), М.С. Шумилов (7-я гвардейская), И.Х. Баграмян (11-я гвардейская), М.Е. Катуков (1-я танковая), П.С. Рыбалко (3-я гвардейская танковая), П.А. Ротмистров (5-я гвардейская танковая), С.А. Красовский (2-я воздушная), С.И. Руденко (16-я воздушная), В.А. Судец (17-я воздушная), М.М. Громов (1-я воздушная) и другие.

 Непосредственно в районе Курской дуги к 1 июля 1943 года друг против друга стояли: с нашей стороны войска Центрального и Воронежского фронтов (977 тысяч человек в боевых частях, 19 306 орудий и миномётов, 3306 танков и САУ, 2650 самолётов), а с немецкой – 9-я и 2-я армии группы армий «Центр», 4-я танковая армия, оперативная группа «Кемпф» из группы армий «Юг» (570 тысяч человек в боевых частях, около 10 тысяч орудий и миномётов, 2700 танков и САУ, 2000 самолётов).

 Таким образом, соотношение сил сложилось в нашу пользу, оно было результатом огромного напряжения народов СССР.

 В ночь на 5 июля разведка узнала от языка (на других участках фронта – от перебежчиков), что наступление немцы начнут в 5.00 утра.

 К.К. Рокоссовский с согласия представителя Ставки Г.К. Жукова взял на себя риск провести контрартподготовку в 2 часа 20 мин., за 10 минут до артподготовки немцев. Риск оправдался, немцы были дезорганизованы, понесли потери, а наступление им пришлось начать в 5 час. 30 мин. утра. Битва на Курской дуге началась.

 Любопытная деталь. Как 700 лет назад рыцари на Чудском озере, так и летом 1943 года под Курском немцы построили клинья, но уже из танков, которыми они собирались, как копьями, проткнуть нашу оборону. История повторяется.

 Курская битва всё изменила. Гигантская схватка двух вцепившихся друг в друга колоссальных сил стала поворотным пунктом на пути к нашей Победе.

Танки фашистов останавливали и сапёры, и партизаны

 Под Понырями на Курской земле гвардейцам-сапёрам поставлен памятник с надписью: «В разгаре сражения на Курской дуге прорвавшиеся 300 фашистских танков были остановлены легендарными сапёрами Первой гвардейской инженерной бригады. Сапёры героически держали оборону, стояли насмерть и не пропустили врага».

 Старший сержант Иван Иванович Лисичкин, командир взвода сапёров, житель посёлка Рамешки, был в их числе.

 «Илья Эренбург назвал нас, сапёров, чернорабочими войны. Это действительно так, если знать, сколько за время войны приходилось минировать и разминировать местность, и не только непосредственно передний край», – говорит Иван Иванович, старый боевой солдат.

 Поныри ему до сих пор помнятся настолько чётко, как будто побывал там вчера. На рассвете 5 июля сапёров подняла артподготовка, стреляли все наши орудия и «Катюши» в сторону противника. Участок переднего края сапёрного отделения старшего сержанта Ивана Лисичкина был готов к отражению танков. Использовались в основном мины заводского производства типа М-5, М-10, но умельцы отделения подготовили ещё и управляемую часть минного поля, каждый из зарядов которого состоял из артиллерийского снаряда калибра 152 мм с поддонными взрывателями. Они врывались в землю, от них натягивали провод к щитку управления на расстоянии 200 м, и в нужный момент, соединив контакт, любую такую мину можно было подорвать.

 Наступление немцев началось с танковой атаки. Впереди лавины шли «Тигры», но особенно выделялись среди массы новых бронированных чудовищ самоходки «Фердинанд», огромные и почти неуязвимые. Однако многие из них подорвались на минном поле, а некоторые были расстреляны нашей артиллерией. Короче – ни техника, ни пехота немцев под Понырями успеха не имели.

 Бой закончился, лавину противника остановили и теперь надо обеспечить приход наших танков, в нетерпении ждущих приказа «Вперёд!» Разминирование собственных мин – дело тоже опасное. «Я вот в то время 100 мин разминировал, а на 101-й подорвался. Хорошо ещё, она оказалась противопехотной, осколки впились в меня во много мест». Вроде бы, ему и повезло, но тут начался миномётный обстрел со стороны противника, и Ивана Лисичкина контузило разрывом мины. После этого сапёр месяц не слышал, но подлечился в госпитале и продолжал воевать в составе родной 1-й гвардейской инженерной Краснознамённой, Брестско-Берлинской, орденов Суворова и Кутузова бригады специального назначения.

 Иван Иванович Лисичкин дошёл до Берлина и на центральной колонне правой стороны рейхстага оставил надпись: «Лисичкин, Калинин». Знай, мол, наших.

 Друг Ивана Ивановича председатель Рамешковского районного Совета ветеранов Серафим Михайлович Щербаков в то далёкое время партизанил в 1-й Калининской партизанской бригаде. С 4 на 5 июля 1943 года участвовал в «рельсовой войне», когда, по решению командования, все партизанские соединения одновременно подрывали железнодорожные пути в тылу противника с тем, чтобы он не смог вовремя подтянуть резервы с других фронтов на Курскую дугу. «Толовые шашки закладывали в стыках рельс, чтобы подрывались сразу две рельсы. Один подрывник за раз выводил из строя до километра путей», – вспоминает Серафим Михайлович. Партизаны вывели из строя до 100 тысяч километров путей, оказав существенную помощь войскам Красной Армии на Курской дуге.

 * * *

 Уходят в историю былые бои и сражения. Большую жизнь прожили их участники – наши уважаемые ветераны. Всё, что выпало на их долю, они выдержали как солдаты и как достойнейшие из граждан России. И дай им Бог здоровья на долгие лета!