Текст книги "Клад вишнуита"

Автор книги: Бонкимчондро Чоттопаддхай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Однако Шагор он в комнате не застал, вместо нее там оказалась незнакомая девушка. Он сразу догадался, кто она такая.

В первый момент молодые люди растерялись. Казалось бы, что естественнее – встретились два самых близких человека, муж и жена, две половинки одного целого. Кто может быть ближе и желаннее друг другу? А они сконфуженно молчали – ведь после свадьбы им не приходилось встречаться и они никогда не разговаривали друг с другом. К тому же один из них явился сюда затем, чтобы прогнать другую, и эта другая была готова покорно принять свою участь. Пусть скажут читатели преклонных лет: как, по их мнению, тут следовало бы поступить?

А дальше все произошло совсем не так, как полагалось. Сначала они долго молчали, потом Профулла чуть улыбнулась, поднесла конец сари к шее и низко, в самые ноги, поклонилась Броджешору.

Броджешор был совсем не похож на своего сурового отца. Он очень смутился от такой почтительности, поспешно взял Профуллу за руку и усадил на кровать, а сам устроился рядом.

Лицо Профуллы прикрывала парда – в те времена, не в пример нынешним, женщины соблюдали обычаи. Ох уж эти нынешние времена! Когда Броджешор поднимал Профуллу и усаживал на постель, парда сбилась набок, и лицо девушки приоткрылось. Он увидел, что она плачет. Ах, боже мой! Броджешору было всего двадцать два года. Как еще глуп и неразумен человек в этом возрасте! Юноша увидал слезы, и что бы вы думали? В порыве безрассудства он наклонился и – ай, какой стыд! – поцеловал Профуллу прямо туда, где под прекрасными глазами блестели прозрачные капли. Автор старый человек, ему простительно описывать подобные сцены, но он надеется, что благовоспитанные молодые читатели в этом месте с возмущением захлопнут книгу.

И вот, в то самое время, когда безрассудный Броджешор допустил возмутительную вольность, заставив тем самым автора этой повести пренебречь правилами приличия, а глупая Профулла, вместо того чтобы рассердиться, в простоте душевной так и растаяла, наивно решив, что слаще поцелуя, которым одарил ее супруг, в мире ничего нет и быть не может, в это самое время дверь в комнату приоткрылась и показалась хорошенькая головка. Броджешор повернулся и увидел черные кудряшки, схваченные золотым украшением, – тогда женщины носили головные украшения, – а под ними прикрытые тонким прозрачным покрывалом лукавые глаза, осененные пушистыми ресницами, и улыбающиеся алые губы. Шагор показала мужу замок с ключом – она по молодости лет стеснялась разговаривать с ним. Сначала Броджешор не понял ее знаков, но, когда она закрыла за собой дверь, звякнула щеколдой, навешивая на нее замок, и повернула в нем ключ, он все понял. Шагор заперла дверь и убежала.

– Шагор, что ты делаешь? Шагор, вернись! – закричал ей муж, но той и след простыл. Она прибежала к старой Брахме и залезла в постель.

– Что случилось, Шагор? Почему ты здесь? – удивилась та.

Шагор ничего не ответила.

– Наверное, Бродж прогнал тебя? – предположила старуха.

– А с какой стати я иначе пришла бы к тебе? – ответила бойкая Шагор и добавила: – Сегодня я буду спать у тебя.

– Хорошо, хорошо, лежи, – торопливо согласилась Брахма. – Он, наверное, сейчас позовет тебя назад, – рассудила она. – Меня, бывало, твой дедушка на неделе по семь раз прогонял от себя, да только тут же звал обратно. Я, конечно, сердилась на него – такой уж мы, женщины, народ, – однако и одной оставаться не хотелось. Однажды, помню, что произошло…

– Бабушка, расскажи мне сказку, – перебила ее Шагор.

– Сказку? Какую? Может, про птичек, самца и самочку? Так ты пойди позови новую жену, вместе и послушаете.

– Я не знаю, где она, – солгала Шагор. – Ты говори, а я стану слушать.

Старая Брахма пристроилась рядом с ней и начала рассказывать. Она не заметила, что ее слушательница тут же заснула, а когда, уже много времени спустя, обнаружила это, оборвала себя на полуслове и обиженно замолчала.

На следующее утро Шагор проснулась чуть свет. Она побежала в дом, отперла замок на своей двери, откинула щеколду, а затем вернулась назад. Шагор взяла сломанное веретено и начала жужжать им над ухом старой сказительницы.

Профулла и Броджешор слышали, как Шагор отперла дверь. Девушка села на постели, потом встала.

– Шагор открыла дверь, – сказала она. – Я ухожу. Вспоминай иногда обо мне, – если не как о жене, то хотя бы как о своей служанке.

– Подожди, не уходи, – попытался остановить ее муж. – Я пойду к отцу, попробую поговорить с ним.

– Думаешь, он может оставить меня?

– Не знаю. Но я постараюсь убедить его. Я не в силах совершить такой грех – бросить тебя.

– Ты не бросаешь меня, – тихо проговорила Профулла. – Напротив, ты меня принял. Мне достаточно и того, что ты хоть раз позволил мне лечь рядом с тобой. Прошу тебя, не ссорься с отцом из-за такой несчастной, как я. Это огорчит меня.

– Но он обязан хотя бы содержать тебя! – настаивал Броджешор.

– Он отверг меня, милостыни я от него не приму, – твердо ответила Профулла. – Вот у тебя возьму, если ты найдешь, что мне дать.

– Но у меня нет ничего, кроме этого перстня, – смущенно проговорил Броджешор. – Возьми его и продай. Хотя бы на первое время хватит… Потом я постараюсь устроиться на службу и буду помогать тебе. Я тебя не оставлю.

Он снял с пальца кольцо с алмазом и отдал его Профулле.

– А если ты все-таки забудешь меня? – спросила она, надевая его подарок.

– Всех забуду, но только не тебя! – воскликнул Броджешор.

– А вдруг ты не узнаешь меня при встрече?

– Твое лицо никогда не изгладится из моей памяти.

– Я ни за что не продам это кольцо, – сказала Профулла. – Скорее умру с голоду, но с ним не расстанусь. А если нам снова доведется встретиться и ты меня не узнаешь, я покажу тебе его. На нем что-то написано. Что?

– Там выгравировано мое имя.

Они простились друг с другом со слезами на глазах. Спустившись вниз, Профулла увидела Шагор и Нойан.

– Сестра, где же ты спала? – спросила коварная Нойан.

– Когда человек возвращается из паломничества, он не рассказывает о нем, – ответила Профулла.

– Не понимаю, – недовольно проговорила Нойан.

– Чего же тут не понять? – спокойно заметила Шагор. – Она вчера прогнала меня, а сама на моей постели стала Лакшми своего Вишну. Видишь, ее господин подарил ей в знак любви кольцо?

Она показала на кольцо Броджешора, сиявшее на руке Профуллы.

Нойан помрачнела.

– Ты слышала, сестра, что велел передать тебе свекор? – мстительно спросила она.

Полная воспоминаний о ласках мужа, Профулла уже успела забыть о своем разговоре со свекровью.

– Нет, а что?

– Ты спросила, как тебе жить дальше, – напомнила Нойан.

– И что же он ответил?

– Он сказал, что ты можешь заниматься чем угодно, хочешь – воруй, а хочешь – разбойничай.

– Хорошо, – коротко проговорила Профулла и вышла.

Больше она ни с кем не разговаривала. Уже за калиткой она остановилась и повернулась к Шагор, которая шла следом.

– Ухожу, сестра, – сказала она Шагор. – Больше я никогда сюда не вернусь. А с тобой увижусь, когда ты приедешь к своему отцу.

– Ты знаешь, где мы живем? – оживилась Шагор.

– Нет, не знаю, но сумею узнать.

– И ты решишься прийти в дом моего отца? – не поверила ушам Шагор.

– А почему бы нет? Меня теперь ничто не остановит.

– Твоя мать ждет тебя, – заметила Шагор, показывая в сторону сада, где возле изгороди стояла мать Профуллы. Дочь подошла к ней.

7

Женщины вернулись в деревню. Долгий путь изнурил мать. Она выбилась из сил и исстрадалась душой – не всякому по плечу выносить испытания, которые посылает судьба. Дома она занемогла. Первое время женщина старалась превозмочь себя. Бенгалка, из семьи брахманов, к тому же еще и вдова, она не считала свой недуг болезнью. Как положено, по два раза в день совершала омовение, ела когда придется и то, что из милости дадут соседи. Немощь ее усиливалась, и в конце концов она слегла. Лечились в те времена в деревнях редко, а вдовы почти не пользовались лекарствами. Да и за лекарем Профулле послать было некого. Начались осложнения, и в конце концов несчастная умерла – страдания ее прекратились.

Соседи, которые прежде порочили несчастную вдову, теперь поспешили на помощь ее дочери. К чести бенгальцев, следует признать, что в подобных случаях они забывают о былых распрях.

Явившись к сироте, жители деревни сказали ей:

– Ты должна на четвертый день устроить поминки по матери.

– Я бы и хотела, – призналась Профулла, – да не на что.

– Не тревожься, – успокоили ее односельчане, – это дело мы возьмем на себя.

Кто денег дал, кто продуктов, тем и обошлись. Хватило и покойнице даров положить, и собравшихся угостить.

Один из доброжелателей вспомнил про Хорболлоба.

– Надо бы позвать твоего свекра, – заметил он Профулле.

– Кто же пойдет за ним? – недоуменно спросила она.

Вызвались двое, те, которые всюду успевали первыми.

– Как же так? – удивилась Профулла, когда они явились к ней. – Ведь это вы возвели на нас поклеп! Пустили слух, будто бы мы касту потеряли, а теперь печетесь обо мне?

– Ты про старое забудь, – ответили односельчане, – и ни о чем не беспокойся. Мы все уладим. Скажем, что по злобе наговорили на вас. Ты ведь теперь сирота, без отца и матери осталась, и нам грех обижать тебя.

Профулла подумала – и согласилась. Посланцы отправились к Хорболлобу.

– Вот тебе на! – удивился тот. – Вы сами изгнали сватью из общины, уверяли, что она осквернила касту, а теперь за нее же и хлопочете?

– Среди соседей всякое случается, – ответили ходатаи. – Не стоит внимания обращать. Мы их со зла оговорили.

Хорболлоб был человек рассудительный и решил, что его хотят провести.

«Они пытаются обмануть меня, – подумал он. – Наверное, невестка как следует заплатила им, вот они и стараются. Выгораживают ее. Где она только деньги взяла?»

И он стал относиться к ней с еще большей неприязнью и подозрительностью.

Тем временем Броджешор узнал о разговоре отца с жителями деревни. «Надо будет как-нибудь ночью тайком навестить ее», – сказал он себе.

Так ни с чем и ушли посланники от Хорболлоба. Профулла с чужой помощью справила поминки по матери, угостила соседей. А Броджешор так и не выбрался проведать ее.

8

Фулмони из касты брадобреев жила поблизости от Профуллы. Осиротев, Профулла попросила ее приходить к ней ночевать, так как не хотела оставаться ночью одна – много ли надо, чтобы о молодой и красивой девушке пошли всякие толки! Да и темнота ее пугала. Фулмони согласилась. Она вдовствовала, никого из родственников, кроме сестры, у нее не было, и потому ничто ее не удерживало. К тому же она всегда относилась с уважением к матери Профуллы, как, впрочем, и ее сестра. Так она стала по вечерам приходить к Профулле и оставалась у нее до утра.

Наивная Профулла понятия не имела, что за человек ее соседка. Та была старше ее лет на десять, недурна собой и любила принарядиться. Однако удивляться ее поведению не приходилось – женщина принадлежала к низкой касте, да к тому же с детства осталась вдовой. Поговаривали, будто она питала нежные чувства к Дурлобху Чакраборти – управляющему местного землевладельца Парана Чоудхури. Утверждали, будто и сам Дурлобх, который иногда по делам наведывался в деревню, неравнодушен к Фулмони и оказывает ей внимание. Доходили эти слухи и до Профуллы, но они не смутили ее. Да и не приходилось ей выбирать – кто еще в деревне согласился бы бросать свой дом на ночь.

Фулмони раза четыре ночевала у Профуллы. На следующий после поминок день она немного задержалась у себя дома и отправилась к Профулле позже обычного. Возле большого мангового дерева, густо окруженного молодой порослью, она остановилась и, оглядевшись по сторонам, вошла в заросли. Там ее поджидал какой-то мужчина. Это был не кто иной, как Дурлобх Чакраборти.

– Ну так как же? – спросил он ее. – Сегодня?

– Да, сегодня в самый раз, – подтвердила Фулмони. – Приходи в полночь вместе с носильщиками. Постучишь в дверь, я и открою. Только смотри, чтобы без шуму…

– Не бойся, – успокоил ее тот. – Как бы только она сама не подняла крик.

– А мы вот что сделаем, – придумала Фулмони. – Я тихонько впущу тебя, а ты осторожно подойдешь к ней и завяжешь ей рот. Пускай тогда кричит, сколько вздумается.

– Как ты считаешь, – осведомился Дурлобх, – долго ли нам удастся продержать ее у Парана?

– Да нам бы только увезти ее, – уверенно заявила Фулмони. – Как ей не остаться у него? У нее ведь ни одной родной души. Вечно сидит голодная, а тут всем будет обеспечена – и едой, и одеждой. Деньги, украшения появятся, любовь да ласка. Кто тут не устоит! Ты уж предоставь это дело мне. Но только, чур, уговор, за хлопоты часть денег и украшений – мне!

Они договорились, и Дурлобх пошел по своим делам. А Фулмони отправилась к Профулле. Бедная девушка, не подозревая о коварном заговоре, вскоре легла спать. Она поплакала, как плакала все эти дни, и уснула в слезах. Вскоре послышался стук в дверь. Фулмони отперла ее и впустила Дурлобха. Тот неслышно подошел к Профулле, быстро обмотал ее лицо повязкой, а потом отнес в паланкин. Носильщики подняли его и, осторожно ступая, в сопровождении Фулмони направились к увеселительному дому Парана-бабу.

А через полчаса к опустевшей хижине прискакал Броджешор. Он явился тайком, собираясь во что бы то ни стало увидеться с Профуллой. Увы, его здесь уже никто не ждал.

Носильщики шли бесшумно, зная, что участвуют в опасной затее и должны быть начеку. Их достаточно просветили на этот счет. К тому же, как читатель уже мог заключить из слов старой Брахмы, в здешних местах бесчинствовали разбойники, наводя ужас на мирных жителей. В стране в те годы царило безвластие – мусульманское господство окончилось, а английское владычество еще только утверждалось. К тому же недавно случился страшный голод, окончательно разоривший Бенгалию. А на землях Варендры вдобавок ко всему хозяйничал Деви Сингх, не дававший вздохнуть арендаторам. Позже, благодаря выступлениям Эдмунда Бёрка в Вестминстере, он приобрел громкую известность и за пределами Индии. Эдмунд Бёрк с такой страстью и гневом обличал Деви, так обрушивался на него за его злодеяния, что многие дамы во время его обвинительных речей от волнения не выдерживали и падали в обморок. Даже теперь, по прошествии ста лет, нельзя не испытывать душевного трепета, читая записи этих речей.

Многим в те времена приходилось голодать, негде было укрыться. Началось воровство, разбой. Кто мог навести в стране порядок и утвердить закон? В Рангпуре Ост-Индскую компанию представлял первый сборщик налогов мистер Гудлэд, в распоряжении которого находилось воинское подразделение. Он не раз пытался силами своего отряда выловить разбойников и покончить с ними, но каждый раз безуспешно.

Поэтому-то Дурлобх, похитивший Профуллу, опасался, как бы на него самого не напали, – паланкин вполне мог соблазнить любителей легкой наживы. Он и сопровождающих не взял из боязни, как бы те не подняли шума и этим не привлекли грабителей.

Похитители прошли несколько миль. Начался густой лес. Неожиданно носильщики заметили, что навстречу им идут два путника. Ночь стояла темная, дорогу освещал лишь слабый свет звезд, и издали фигуры людей казались неясными и расплывчатыми. Чудилось, будто к ним направлялся сам Яма в двух своих воплощениях.

– Никак кто-то идет, – неуверенно сказал один из носильщиков.

– От тех, кто ходит по ночам, добра не жди, – хмуро промолвил другой.

– Здоровенные-то какие! – добавил третий.

– А палок у них не замечаете? – осведомился четвертый, напряженно вглядываясь в приближающиеся тени.

– Господин Чакраборти, – повернулся к Дурлобху первый носильщик, – дальше идти нельзя. К разбойникам угодим.

– Да-да, – встревожился тот. – Надо же, какая беда! Я так и предчувствовал…

В это время шедшие по дороге заметили их и крикнули:

– Эй, кто вы?

Услышав окрик, носильщики поставили паланкин на землю и с воплями бросились в лес. Следом за ними кинулся и Дурлобх.

– Что же ты меня бросаешь? – взвизгнула Фулмони и поспешила за ним.

Встречные громко рассмеялись. Это были хиндустанцы, направлявшиеся в Динаджпур в надежде устроиться на работу к наместнику. Они вышли затемно, чтобы пораньше попасть в город. Посмеявшись от души над жалкими трусами, они продолжили свой путь. А те, не оглядываясь, во весь дух мчались по лесу.

Профулла привстала в паланкине и сняла повязку. Кричать она не отваживалась, опасаясь навлечь на себя беду. Да и кто решился бы поспешить ей на помощь, рискуя попасть в лапы разбойникам? Вначале она совсем было пала духом, но потом взяла себя в руки, понимая, что только самообладание ее спасет. Она осторожно выглянула наружу и увидела на дороге каких-то путников. Профулла тут же прикрыла дверцу, оставив лишь узкую щель для наблюдения. Вскоре подозрительные личности скрылись, и тогда она выбралась из паланкина. Оглядевшись, она убедилась, что осталась одна.

Профулла понимала, что ее похитители непременно вернутся за ней. Поэтому она решила не идти по дороге, а углубиться в лес и подождать там до рассвета.

Она углубилась в заросли. К счастью, девушка направилась в сторону, противоположную той, куда скрылись преступники, а то не миновать ей встречи с ними. Забравшись в самую чащу, Профулла остановилась и стала ждать утра. Вскоре начало светать.

Тогда Профулла принялась блуждать по лесу, все еще не осмеливаясь выбраться на дорогу. Неожиданно ее глаза различили едва заметную тропинку. Девушка пошла по ней, полагая, что тропинка выведет ее к человеческому жилью. Дикие звери ее не пугали – она скорее предпочла бы смерть от когтей тигра или медведя возвращению домой, где ее рано или поздно снова схватят злодеи.

Двигаясь по тропинке, Профулла зашла довольно далеко. Уже перевалило заполдень, а жилья все не было видно. Наконец тропинка исчезла. Куда идти дальше, Профулла не представляла. Вдруг она увидела в стороне несколько кирпичей. Значит, поблизости находилось какое-то строение. Профулла осторожно двинулась вперед. Кирпичей ей попадалось все больше, однако лес превратился в непроходимые джунгли. Наконец в просветах между деревьями она увидела развалины большого здания. Она вышла к ним, взобралась на груду камней и стала разглядывать руины. Часть строения сохранилась и вполне могла служить пристанищем для людей. Профулла подошла к уцелевшей части здания. Все двери стояли распахнутые настежь, и хотя она никого не увидела, кое-какие признаки говорили о присутствии здесь человека. Вскоре она услышала стоны. Профулла вошла в маленькую каморку и увидела на полу лежавшего на подстилке умирающего старика. Тело его высохло, губы потрескались, глаза глубоко запали. Было ясно, что последний час несчастного близок. Девушка подошла к нему.

– Кто ты, ма? – спросил старик, с трудом шевеля пересохшими губами. – Может, ты богиня и пришла за моей душой?

– Я сирота, – ответила девушка. – Заблудилась в лесу Ты, видно, тоже одинокий человек. Могу я помочь тебе чем-нибудь?

– Можешь, и даже очень, – обрадовался старик. – Хвала Вишну, что я в смертный час увидел человека. Дай мне воды – во рту совсем пересохло.

В комнате стояло несколько кувшинов с водой, а возле них – чашки. Профулла налила в чашку воды и поднесла ее к губам старика.

Он попил, и ему, казалось, немного полегчало. Заметив это, девушка попыталась выяснить у старика, кто он такой, каким образом оказался в лесу и почему остался один. Однако бедняга говорил с трудом и мало что смог рассказать о себе. Все, что он поведал Профулле, сводилось к следующему.

Он вишнуит, одинокий человек, никого из родственников у него нет. Жила прежде с ним одна вишнуитка, но и та покинула его, прихватив с собой все пожитки, когда увидела, что он совсем плох. Все же, прежде чем уйти, она по его просьбе вырыла ему во дворе могилу – вишнуитов не полагается сжигать. Лом с лопатой, наверное, так и лежат там.

– Когда я помру, ты оттащи туда мое тело и столкни в яму, – попросил он Профуллу. – А сверху засыпь землей.

– У меня есть деньги, – признался ей старик. – Они спрятаны. Вишнуитка не знала о них, а то взяла бы с собой. Я непременно должен отдать их кому-нибудь, иначе моя душа не обретет свободу, останется служить Кувере и вечно будет сторожить сокровище… Я собирался передать все вишнуитке, но она бросила меня. Я уж и не надеялся увидеть человека, да, видно, судьба смилостивилась и послала мне тебя. Возьми эти деньги. Они в подземелье под доской, на которой я лежу. Там есть лестница. Не бойся, спустись по ней, только захвати с собой огня. Поищи там наверху, в правом углу – и найдешь.

Профулла выслушала старика и обещала выполнить его просьбу.

– Здесь есть корова, – сказал ей старик. – Подои ее. Мне дашь молока и сама попьешь.

Девушка отправилась в хлев. Проходя по двору, она увидела вырытую могилу, возле которой лежали лом и лопата.

Через несколько часов старика не стало. Профулла без труда подняла его высохшее тело – оно оказалось совсем легким, – отнесла к могиле, опустила в нее и закидала землей. Исполнив последнюю волю вишнуита, она прошла к колодцу и, не снимая сари, совершила омовение, а потом на себе же высушила его, по очереди подставляя солнцу то один конец, то другой. Только после этого она отправилась искать деньги. Совесть ее была чиста. Во-первых, старик сам завещал ей свое богатство, а во-вторых, она была бедной сиротой без гроша за душой.

9

Прежде чем похоронить старика, Профулла скатала подстилку, на которой он лежал, отнесла ее в лес и выбросила. Вишнуит не обманул ее – под подстилкой действительно была большая квадратная доска локтя три в длину и в ширину. Предав покойника земле, Профулла принесла лом и с его помощью сдвинула доску в сторону. Открылось черное отверстие. Присмотревшись, она разглядела внутри лестницу.

Профулла не сомневалась, что разожжет огонь, – в лесу хватало хвороста. К тому же во дворе было много щепок. Она накидала их в подземелье и стала искать огниво и лучину, не сомневаясь, что непременно найдет их, ибо благодаря стараниям сэра Уолтера Рэли ни один старик не уходил из нашей недолгой, грешной, скудной и тяжелой жизни, не изведав радости, которую дает трубка. Автор с полной уверенностью и знанием дела может утверждать, что если какой-нибудь чудак и пренебрег табаком, то конец его не был поучительным. Ему следовало бы подольше помучиться в нашей земной юдоли.

Вскоре Профулла нашла огниво. Тогда она забралась на коровник и взяла с крыши немного соломы. Вернувшись к лазу, девушка подожгла солому и, держа в руке горящий пучок, спустилась вниз. Там оказалось довольно большое помещение. Она кинула свой факел на щепки и, когда те загорелись, а дым потянуло в отверстие наверху, подошла к нужному углу, взяла лопату, которую вместе с ломом сбросила сюда заранее, и начала копать.

И вот что-то звякнуло. У Профуллы перехватило дыхание, она догадалась, что лом ударился о металлический сосуд. Значит, она все-таки нашла клад, который искала! Но каким образом попал он в руки старого вишнуита?

Старика звали Кришнаговинда Дас. Он принадлежал к касте писцов и мирно благоденствовал в родных краях до той поры, пока уже в преклонном возрасте не попал в сети одной прекрасной вишнуитки. Бутон на кончике носа и бубен совсем свели его с ума. Он бросил дом и вместе со своей соблазнительницей отправился в обетованный Вриндаван, где предался благочестию, дабы обеспечить себе счастье в земной и благополучие в потусторонней жизни. Он прилежно слушал мелодичные гимны Джаядевы, которые распевали вишнуитка и ее единоверцы, старательно постигал мудрость великого учения и охотно лицезрел прекрасные формы и священные стопы своей гуру. Приобщившись к вишнуизму, Кришнаговинда оставил Вриндаван и вместе со своей наставницей вернулся в Бенгалию. К этому времени он уже обеднел и потому вынужден был искать средства к существованию. В поисках заработка он направился в Муршидабад. С работой ему там повезло, но слава о его вишнуитке достигла двора самого наваба. К ним стал захаживать темнокожий евнух, который сулил его красавице блестящее будущее, обещая сделать знатной дамой, и совсем было прельстил ее своими рассказами. Пришлось Кришнаговинде снова менять пристанище. На этот раз он решил спрятать свое сокровище подальше от людских глаз, чтобы не лишиться его ненароком. Вместе со своей прелестницей он переправился через Падму и принялся разыскивать уединенное местечко. Вскоре он набрел на эти развалины и убедился, что они вполне могут дать им кров. Вряд ли кто-нибудь, кроме самого Ямы, отважился бы заглянуть сюда. Тут они и обосновались. На базар в деревню Кришнаговинда ходил сам, а вишнуитку предпочитал оставлять дома.

Однажды он мастерил очаг в одной из уцелевших комнат и, делая углубление в земляном полу, неожиданно откопал старинную золотую монету – старинную даже для тех времен. Он принялся рыть глубже и вскоре обнаружил маленький горшочек с золотом.

Не найди Кришнаговинда этот клад, ему пришлось бы очень туго, а тут он зажил неплохо. Однако теперь у него появилась новая забота – он вспомнил, что, по слухам, в таких развалинах часто находили громадные сокровища. Кришнаговинда не сомневался, что и эти руины хранят свои тайны. С тех пор мысль о сокровищах неотступно преследовала его. Он прорыл множество ходов, обнаружил различные тайники, обследовал их самым тщательным образом, но ничего не нашел. Целый год провел он в безуспешных поисках и совсем было отчаялся, но все же время от времени продолжал спускаться под землю. Однажды, когда он возился в одном из тайников, что-то блеснуло у него под ногами. Кришнаговинда нагнулся и поднял желтый кружок. В руках его оказалась золотая монета. Очевидно, крысы, прорывая свои ходы, вместе с землей выбросили и ее.

Он не стал ничего предпринимать, а решил повременить до базарного дня. Когда этот день наступил, Кришнаговинда сказал своей возлюбленной:

– Мне сегодня что-то нездоровится. Сходи в деревню ты.

Вишнуитка немедленно отправилась на базар. Старик прекрасно понимал, что, вырвавшись на волю, его красавица не станет торопиться домой, и с легким сердцем принялся за работу. Он начал рыть в том углу, где увидел монету, и вскоре извлек из земли двадцать кувшинов, полных золота и драгоценностей.

Давным-давно в Северной Бенгалии царствовал могучий род Нилдоджей. Последний правитель этой династии Ниламбор Дев владел множеством дворцов в разных городах страны. Один из них находился здесь, неподалеку от Падмы. Раджа редко наведывался в него, приезжая всего лишь на неделю-две в год. Когда повелитель Гоура решил присоединить к себе Северную Бенгалию и направил против Ниламбора войско, тот рассудил, что в случае захвата его столицы неприятелем богатства, накопленные предками, достанутся врагам, и решил заблаговременно принять меры предосторожности. Перед самым сражением он тайком перевез сюда всю казну и собственноручно закопал ее, чтобы никто не знал, где она спрятана. Ниламбор проиграл сражение, попал в плен и был увезен в Гоур. Больше о нем ничего не слышали. Как окончились его дни, тоже осталось неизвестным. А сокровища продолжали лежать нетронутыми там, где он их зарыл. Они-то и достались Кришнаговинде – двадцать кувшинов, полных золотых монет, жемчуга, алмазов и прочих драгоценностей. Ему в руки попали несметные богатства.

Старик не хотел их трогать и снова припрятал, утаив свою находку даже от вишнуитки. Он отличался крайней скупостью и боялся потратить даже монету из найденного клада. Все свои расходы он покрывал за счет тех денег, что нашел в маленьком горшке, – тратил их экономно и расчетливо. И вот теперь этим богатством завладела Профулла. Она внимательно осмотрела кувшины и глубоко закопала их обратно в землю, чтобы снаружи ничего не было заметно. Усталая после целого дня забот и хлопот, она поднялась наверх, устроила себе ложе из соломы, легла и сразу заснула.

10

А теперь вернемся к Фулмони. Она быстро бежала за Дурлобхом, словно лань, спасающаяся от охотника. Мысль о разбойниках подгоняла их обоих. Однако Дурлобх удирал так стремительно, что его возлюбленная начала отставать.

– Подожди! – закричала Фулмони. – Не оставляй меня одну!

– Поторопись! – бросил ей Дурлобх. – Догоняй!

Он мчался во весь дух, продираясь сквозь колючий кустарник, перепрыгивая канавы и бугры, перемахивая через лужи и грязь. Конец его дхоти, заткнутый сзади за пояс, выбился и болтался сбоку; с одной ноги соскочила туфля, чадор порвался и развевался на плечах, как боевое знамя.

– Негодяй! – завопила Фулмони. – Заманил женщину и бросил разбойникам! Как тебе не стыдно!

Дурлобх решил, что те уже схватили ее, и, не тратя время на разговоры, припустил еще быстрее.

– Ах ты, подлец! Ах, мошенник! – осыпала его бранью подруга. – Помойная крыса! Мерзавец!

Но Дурлобха уже и след простыл.

Фулмони в отчаянии заплакала, кляня родителей своего любезного и обвиняя их во всех грехах. Вдруг она заметила, что за ней никто не гонится и вокруг нет ни души. Теперь ей предстояло выбраться из лесу, а так как сметливости ей вполне хватало, это не составило для нее труда. Она огляделась, еще раз убедилась, что поблизости никого нет, вышла из-за деревьев и отправилась домой.

В деревню она добралась уже среди бела дня. Ее сестры Олокмони дома не оказалось – она ушла совершать омовение. Фулмони закрыла дверь, легла в постель и, разбитая после тревожной и бессонной ночи, тотчас заснула.

Разбудил ее голос сестры, вернувшейся с реки.

– Ты только теперь пришла? – спросила сестра.

– Почему только теперь? – ответила Фулмони. – Я вообще никуда не ходила.

– Как не ходила? – удивилась Олокмони. – Ты же еще вчера ушла ночевать к брахманке. Значит, только теперь возвратилась.

– Ты, наверное, совсем ослепла! – притворно рассердилась Фулмони. – Не видела, что ли, как я утром, вернувшись домой, прошла мимо тебя? Тогда я и легла отдохнуть.

– Как же так? – недоумевала Олокмони. – Я ведь уже три раза бегала за тобой. Только никого там не застала, ни тебя, ни Профуллы. Куда она делась?

– Тише, тише! – остановила ее сестра. – Не произноси вслух ее имени.

– А что? – испугалась Олокмони. – С ней что-нибудь стряслось?

– Об этом нельзя говорить.

– Почему?

– Потому что мы люди маленькие, а они, брахманы, для нас все равно что боги, – объяснила Фулмони. – Разве нам пристало толковать о них?

– Да скажи же наконец, что с ней случилось? – потеряла терпение сестра.

– Ее больше нет.

– Как нет? – обомлела та. – Не может быть!

– Только смотри никому об этом не проговорись, – предупредила ее Фулмони. – Вчера за ней пришла мать и увела ее.

– Ах!

Олокмони вся затряслась от ужаса.

И тогда Фулмони с таинственным видом сообщила ей, будто ночью, ближе к рассвету, она неожиданно проснулась и увидела, что на постели Профуллы сидит ее мать. Потом по дому пронесся сильный порыв ветра, и обе женщины исчезли. Сама же она, по ее словам, так перепугалась, что долго не могла прийти в себя, – у нее зуб на зуб не попадал.