355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бхагаван Шри Раджниш » Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия » Текст книги (страница 4)
Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия
  • Текст добавлен: 18 мая 2017, 14:30

Текст книги "Мистическая теология. Беседы о трактате святого Дионисия"


Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш


Жанр:

   

Эзотерика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава 3
Настоящая жизнь

Первый вопрос

Ошо,

Пожалуйста, спой нам такую песню… Недавно я осознал, что насквозь порочен. Но временами сердце приводит меня куда-то, где очень опасно, но очень красиво. Когда это происходит, мне хорошо, но откуда все это смятение и чувство опасности, – и одновременно столько блаженства?

Жизнь в основе своей опасна Таково ее неотъемлемое качество; здесь ничего нельзя изменить. Смерть безопасна, абсолютно безопасна Как только вы выбираете безопасность, вы, сами того не подозревая, выбираете смерть. Как только вы выбираете жизнь, вы, сами того не зная, выбираете опасность. Эс дхаммо санантано – таков неотвратимый закон жизни. Постарайтесь это понять.

В состоянии безопасности вам сразу же становится скучно, потому что нет никакой возможности для исследования. Вот почему браки так скучны. Та же любовь, что была раньше увлекательным приключением, – стоит ее узаконить браком, и она теряет всю радость, весь танец, всю поэзию. Любовь становится очень земной, рутинной, но она безопасна.

Любовь опасна Пути любви неисповедимы. Она приходит и уходит, и с этим ничего нельзя поделать. Брак управляем. Закон, общество, общественное мнение, мораль, религия, страх перед адом, жадное стремление попасть на небеса – все это подпорки, каким-то образом поддерживающие брак. Но это не настоящая жизнь.

Настоящая жизнь всегда движется из известного в неизвестное. Ощущение опасности возникает в той точке, где заканчивается известное и начинается неизвестное. Та грань, где соприкасаются известное и неизвестное, и есть источник всякой опасности. Как только вы пересекаете границу, вы чувствуете опасность. Безопасное, привычное надоедает; ваша чувствительность постепенно начинает притупляться. Опасность, неведомое, необозначенное на карте пространство возвращает вам экстаз, красоту, вы снова становитесь ребенком – снова те же удивленные глаза, то же сердце, исполненное благоговения.

Вы бы предпочли познать эти пространства, оставаясь в безопасности, но это невозможно по самой природе вещей. И с этим ничего нельзя поделать. Если вы стремитесь в неведомые пространства, вам придется полюбить опасное. И тогда произойдет чудо: если вы сможете полюбить опасное, его «опасность» исчезнет. Если вы знаете, что опасное вмещает в себя любовь, красоту, экстаз, истину, бога, – в чем же тогда заключается опасность?

Чувство опасности порождается страхом перед неизвестным, перед настоящим, потому что вы так долго жили во лжи – вы жили во лжи в течение многих столетий. Ваше коллективное бессознательное переполнено ложью, и оно продолжает проецировать эту ложь на экран ума. Все люди жили в страхе, потому что все религии эксплуатировали этот естественный для человека жизненный инстинкт.

Поэтому был изобретен яд. Никакого ада не существует; это изобретение хитроумных священников – христианских, индуистских, мусульманских, джайнских, буддистских. Их философские системы могут быть различными, но эксплуатация во всех религиях основана на одном и том же: это эксплуатация человеческого страха и жадности. Страх и жадность – две стороны одной монеты. И когда вы напуганы, когда страх становится частью вашего существа, вы начинаете его искать. Даже когда страха нет, вам приходится его изобретать, чтобы удовлетворить требованиям коллективного бессознательного.

Молодой ученик парикмахера Дэвид приходит к мастеру и заявляет:

– Мистер Сниппет, я больше не собираюсь здесь работать. В этой парикмахерской сплошные антисемиты!

– Антисемиты? С чего ты взял?

– У меня есть неоспоримые доказательства Я устроил проверку, – отвечает юноша – Я задавал всем один и тот же вопрос. Вывод совершенно очевиден, мастер: они все антисемиты!

– А что за вопрос?

– Я спросил, как бы они отнеслись к массовому уничтожению евреев и парикмахеров.

– Парикмахеров? А почему парикмахеров? – изумился мастер.

– Вот видите, мастер, и вы туда же!

Вы носитесь со своими идеями и не перестаете их проецировать. Вы находите способы изобрести страх. Вы не можете жить с ощущением смутного страха; вы хотите, чтобы он был явственным, осязаемым.

Чувство опасности возникает потому, что вам не привили правильное отношение к жизни, вас не посвятили в тайну опасного. Вас просто напугали. Вас не готовили, не приучали к приключениям. Вам говорили, что вы должны оставаться в границах дозволенного и никогда не выходить за их пределы.

Тот, кто живет в рамках очерченных другими границ… эти границы, несомненно, определяют другие, так как ребенок не может сам определить свои собственные границы. Родители определяют его границы из страха – то же самое детали их родители, и то же самое они делают теперь со своими детьми. Так болезнь передается из поколения в поколение.

Каждый ребенок ненавидит своих родителей, но притворяется, будто он их любит. Я понимаю, почему он их ненавидит: родители его отравляют. Ребенок чувствует всем своим нутром, что в нем разрушают что-то чрезвычайно важное. В нем разрушают саму его жизнь! – но разрушают для его же блага. И из-за своей беспомощности он не может восстать против родителей.

В прошлом самым эксплуатируемым классом считали пролетариат; это неверно. Затем выяснилось, что больше всех эксплуатируется вовсе не пролетариат, а женщины. А теперь мы обнаружили, что и это неправда. Наиболее эксплуатируемый и самый беззащитный класс – это маленькие дети. Ребенок во всем зависит от родителей. Ему приходится слушаться, он не может сказать «нет». Про себя он говорит «нет»; его кости, кровь, мозг его костей говорят «нет». Но на поверхности ему все время приходится говорить «да», просто для того, чтобы выжить. Поэтому он соглашается с установленными границами.

А когда вы остаетесь в определенных границах двадцать, двадцать пять лет, то есть треть жизни, причем самую важную… Никогда больше вы не будете так разумны, никогда больше вы не будете так полны жизненной энергии, никогда больше вы не будете так уязвимы, никогда больше вы не будете так невинны, никогда больше вы не будете так необусловленны. Эти двадцать пять лет – первая треть жизни, в руках людей, которые боятся и дрожат от страха, – в руках рабов. Я не утверждаю, что они причиняют вред своим детям умышленно, специально. Они хорошие люди с добрыми намерениями, но их понимание неразвито, они практически ничего не понимают. В противном случае любой родитель помог бы своему ребенку выйти за пределы известного.

В этом и состоит истинная роль родителей, истинная роль мастера: помочь выйти за пределы известного, заставить полюбить неизвестное, помочь пойти на риск ради неизвестного, сделать вас бесстрашным игроком, а не бизнесменом, помочь вам стать более поэтичным, а не более расчетливым. Тогда не возникнет никаких трудностей. Вы с радостью примете и пространство любви, и царящую в нем опасность.

Второй вопрос

Ошо,

Я нахожусь в замешательстве. Когда ты говоришь о Дионисии, кого ты имеешь в виду: Диониса, древнего бога греческого театра и мифологии, или епископа, который не имеет отношения ни к театру, ни к мифологии? Или же это сочетание того и другого?

Кроме того, я не знаю, кто такой этот святой Тимофей. Не мог бы ты пролить свет на эти вопросы и восполнить пробелы в моих знаниях?

Роберт Грейвз в книге «Белая богиня» пишет, что если написать имя Дионисия латиницей в обратном порядке, то получившееся слово будет читаться как Иегова. Мне сообщили, что тетраграмматон Иеговы IHVH – это огонь, вода, воздух и земля параматмана Будды. Не мог бы ты рассказать, что тебе известно по этому вопросу? Спасибо.

Первое, что мне хотелось бы вам сказать: меня совершенно не интересует, существовал Дионисий или нет! Это не имеет никакого значения. Важны лишь эти прекрасные сутры; они написаны просветленным – кем бы ни был их автор. Естественно, Дионис из греческой мифологии не мог их написать: никто никогда не слышал, чтобы мифологические боги писали сутры и письма. На самом деле эти боги – вообще выдумка! И автор сутр, конечно же, это не сочетание мифологического Диониса и епископа. Как я уже говорил, автор просто был первым епископом Афин.

Мне кажется, тебе просто нравится находиться в замешательстве. Так случается с людьми, которых слишком интересуют бесполезные знания.

Ты говоришь: «Я нахожусь в замешательстве…»

Совершенно верно. Но я не в замешательстве, мне все совершенно ясно. Меня не интересует история, меня не интересует мир фактов; меня интересуют проявления истины. Кем бы ни был этот человек, он был буддой. Доказательство внутри, в его словах. Только пришедший к самоосуществлению человек мог сказать такие слова – никакой другой.

Таков восточный подход. Запад слишком много размышляет над историей. История означает временное сознание: существовал ли некий человек или нет, когда он жил, кем были его отец и мать, какого числа он родился и когда умер, и где всему этому доказательства.

Вы удивитесь, узнав, что Восток никогда не проявлял к истории ни малейшего интереса – по той простой причине, что история означает время. А время означает ум. Когда останавливается ум, останавливается и время. Может быть, иногда вы это ощущали. Когда у вас в уме нет мыслей, остается ли ощущение времени? Время создается потоком мыслей.

Вот самое главное открытие теории относительности Альберта Эйнштейна: время – явление гибкое, оно зависит от вашего настроения. Когда вы счастливы, время бежит быстро; когда вы несчастны, время замедляется. Если вы сидите рядом с умирающим, ночь кажется бесконечной и возникает ощущение, что утро никогда не наступит. А если вы сидите рядом с любимым, с любимой, тогда кажется, что у времени выросли крылья: оно летит. Часы пролетают, как минуты, дни – как часы, месяцы – как дни.

Если смотреть на часы, то не важно, радостны вы или печальны, счастливы или несчастны. Часы идут вне зависимое™ от вашего настроения. Поэтому стоит запомнить две вещи: есть время, которое измеряется по часам, – это одно, и есть время, ваше внутреннее время – это совершенно другое.

Эйнштейн не занимался медитацией, иначе его теория относительности стала бы совершеннее. Он говорит только, что, когда вы радостны, время идет быстро, а когда несчастны – оно замедляется. Это великое прозрение, но, если бы он медитировал, он обогатил бы мир еще одной неизмеримо ценной мыслью: когда ума совсем не остается, а есть лишь чистое сознание, время полностью останавливается, бесследно исчезает.

Бертран Рассел написал книгу «Почему я не христианин», в которой приводится много веских доводов против христианства. Вот один из них: христиане говорят, что за грехи вы должны будете вечно страдать в аду.

Какой абсурд! Сколько грехов вы сможете совершить за одну жизнь? А христиане верят, что жизнь одна – всего семьдесят лет. Сколько грехов вы успеете совершить? Совершите ли вы столько грехов, чтобы вечное возмездие казалось справедливым? Веки вечные в аду? Должен же быть какой-то предел – ваши грехи не могут быть бессчетными.

Рассел говорит: «Я сосчитал все свои грехи. Если я в них сознаюсь, даже самый суровый судья не сможет дать мне больше четырех с половиной лет тюремного заключения. Если егце добавить мысли о грехах, которых я не совершил – только думал о них, – если сны и мысли тоже считать действиями, тогда срок увеличится, самое большее, вдвое, а это девять лет. Но давать мне еще больший срок просто абсурдно».

И я с ним согласен; но я должен сказать, что он не понял, совершенно не понял сути. С логической точки зрения он прав, но он не понял смысла откровения Иисуса. Говоря о вечном аде, Иисус в действительности имел в виду то, что спустя двадцать столетий сказал Альберт Эйнштейн: ад приносит столько боли и несчастья, что муки кажутся вечными. Они не вечны, но кажутся вечными.

Для равновесия обратитесь к индуистской мифологии: рай мимолетен. Тогда вы сможете понять эту проблему в целом, подойти к ней с обеих сторон. Ад кажется вечным, а рай мимолетен. Все удовольствия кажутся мимолетными. И так называемые махатмы и святые не устают повторять, что удовольствия мимолетны. Но удовольствия и должны быть мимолетны, в этом нет ничего неправильного. Если это удовольствие, оно может быть только мимолетным. Но они почему-то думают, что должно существовать удовольствие, которое длится вечно. Это невозможно: ни одно из удовольствий не может быть вечным, ни одна боль не может быть мимолетной. Когда приходит боль, она кажется вечной, а удовольствие всегда кажется мимолетным.

Поэтому у нас на Востоке мы говорим о третьем – о блаженстве, это не боль и не удовольствие. Блаженство находится вне времени; оно ни вечно, ни мимолетно. Оно никак не связано со временем. Время означает историю.

Даже если вы узнаете, кто такой этот Дионисий, – чего вы добьетесь? Поможет ли вам это понять его слова? Поможет ли пробудиться, стать медитативным? Нет, вы потеряетесь в джунглях слов и никогда не сможете из них выбраться. Ученость – такие джунгли! По существу, это последние джунгли в мире, все остальные исчезли. Стоит только в них оказаться, и конца им не будет.

Вас интересует не только Дионисий, но и святой Тимофей. Но кто вам сказал, что он был святым? Я просто сказал, что он был учеником Дионисия, и Дионисий писал ему письма. Это его письма. Теперь вы вообразили, вы выдумали, что он святой. Если бы он был святым, Дионисию незачем было бы писать ему письма, они были бы совершенно бесполезными. Какой смысл писать то, что он и сам знает?

Я слышал…

Англичанин и американец прогуливались по лесу. Прошел час. Американец чувствовал себя как будто не в своей тарелке, так как англичанин хранил полное молчание.

В конце концов англичанин произнес:

– В воздухе пахнет весной!

– Это еще зачем? – ответил американец[1]1
  В анекдоте обыгрывается выражение «Spring in the air!», которое можно перевести также: «Подпрыгни на месте!» – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть]
.

Обычно возможен какой-то разговор, диалог. Но двое святых не могут что-либо друг другу сообщить. Конечно, общение возможно, но оно случается не в словах, а в молчании.

Я не говорил, что Тимофей был святым. Может быть, в конце концов он и стал святым, но в то время он им не был. Он был обычным учеником, и больше мне о нем ничего не известно.

Собственно говоря, ты спрашиваешь о несущественных вещах; твой вопрос не настоящий. Ты переполнен чужими знаниями. За тобой стоит множество людей, Роберт Грейвз и иже с ним. Они засорили тебя эзотерической заумью: если написать наоборот, получается «Иегова»… Если вам нужна тарабарщина, я могу ее сочинить! Например, Дионисий известен также как Дэнис, это его сокращенное шля; а Тимофея, должно быть, звали Тим. И название Тимбукту происходит от имени Тимофея – святого Тимофея. Тимофей становится Тимом, а Тим превращается в Тимбукту. А теперь продолжайте… Вы можете найти собственные методы – что делать и чего не делать. Эзотерическую абракадабру сочинить так просто. А можете пойти и дальше… Можете придумать и что-нибудь свое: изобретите себе собственные правила. Нет ничего проще эзотерической тарабарщины.

Запомните как следует: Будда не верил ни в какую параматму – ее, должно быть, изобрел Роберт Грейвз. Будда не верил ни в какого бога. Будда – самый божественный и в то же время самый безбожный человек. Безбожный и одновременно божественный – одно из самых прекраснейших из случавшихся на земле чудес.

Но вы живете взаймы. Так бывает: когда жизнь основана на заимствовании, замешательство неизбежно.

В маленьком, затерянном в холодных горах Бразилии городке жил старик со своей старушкой. Как-то морозным утром старик появился на улице в одной рубашке.

У видев его, сосед не удержался и спросил:

– Эй, Хосе, что это ты делаешь на улице голый?

– Да понимаешь, вчера, было, вышел без шарфа, так шея от холода и одеревенела.

– А сегодня зачем же без штанов?

– Не знаю, Пабло Эго была идея моей жены!

Остерегайтесь чужих идей, иначе будете глупо выглядеть и глупо себя вести! Не беспокойтесь о несущественном.

Маленький мальчик с бабушкой-еврейкой гуляли у моря. Откуда ни возьмись накатила гигантская волна и унесла мальчика. Бабушка в ужасе упала на колени, обратила взор к небесам и стала умолять Господа вернуть ее любимого внука. И – о чудо! – вдруг выросла другая волна и выбросила ошеломленного внука на песок прямо перед ней.

Бабушка внимательно оглядела внука с ног до головы – он был цел и невредим. Затем, закончив осмотр, она грозно посмотрела на небо и с негодованием закричала: «Когда мы пришли, на нем была шапочка!»

Избегайте несущественного. Если ребенок с вами, стоит ли волноваться о шапочке? Потеряв шапочку, вы не потеряли ничего существенного.

Все ваши вопросы просто глупы. Поймите меня правильно: когда я говорю «глупы», именно это я и имею в виду!

Третий вопрос

Ошо,

Почему при определении виновности нравственные нормы отличаются от юридических?

Следует понять значение трех слов. Первое – «религия» или «духовность», второе – «нравственность», а третье – «законность». В религиозности или духовности отсутствуют представления о нравственности; она выше всего нравственного и безнравственного, выше всего правильного и неправильного. Духовность не знает о совести. Она живет лишь чистым сознанием – высочайшей осознанностью, на которой основываются все поступки. Поступок, направляемый осознанностью, не может не быть хорошим.

Но человек живет без осознанности. Вся человеческая жизнь наполнена бессознательностью; человек практически превратился в робота. Он смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. Он живет, но не так, как Будда, Христос, Заратустра или Дионисий, Пифагор, Гераклит. Он живет лишь в буквальном смысле этого слова, не по-настоящему. В его существовании нет интенсивности, нет осознанности.

Поэтому мораль становится практически необходимостью; это замена осознанности. Если иметь что-то настоящее невозможно, то лучше иметь что-то ненастоящее, чем вообще ничего, потому что человеку нужны определенные правила, нормы. Но если поведение основано на осознанности, тогда никаких трудностей не возникает.

В Англии несколько дней не переставая льет дождь, и Темза выходит из берегов.

Дворецкий заходит в библиотеку, где его хозяин, английский лорд, с бокалом в руке читает у камина газету.

– Милорд, – провозглашает дворецкий, – Темза заливает улицы!

Лорд спокойно отвечает:

– Спасибо, Дживс.

Через несколько минут дворецкий появляется снова и говорит:

– Сэр, Темза у самых дверей!

– Очень хорошо. Спасибо, Дживс, – отвечает лорд, не отрываясь от газеты.

Через полчаса раздается стук в дверь, входит Дживс и, отступая в сторону, объявляет:

– Темза, сэр!

Таковы люди – они живут в густой пелене бессознательности. Их жизнь наполнена не светом, но тьмой; что еще можно ожидать от людей, живущих во тьме, в замешательстве, в дыму? Они неизбежно будут совершать глупости, нелепости.

Пока каждый человек не станет мастером, будет оставаться потребность в той или иной морали. В морали как таковой нет ничего особенного, это всего лишь жалкая замена религии. Если вы можете быть религиозными, мораль не нужна.

Я делаю ударение на религии, не на морали, потому что лицезрел полнейший провал морали. Она действительно была в каком-то отношении полезна: она помогала людям как-то уживаться друг с другом, не перегрызая друг другу глотки. Людей все равно уничтожают, но не непосредственно, не сразу, а изощренно и постепенно. Сначала им дают транквилизаторы или наркотики, чтобы они лишились сознания и не чувствовали сильной боли.

Все политические и религиозные идеологии не более чем безлекарственные транквилизаторы. Их единственное назначение в том, чтобы заставить вас жить во сне, чтобы легче было вас эксплуатировать, подавлять, порабощать, и вы бы при этом не осознавали, что с вами происходит.

В этом смысле Карл Маркс прав, когда говорит, что религия – это опиум для народа. Но под религией он подразумевает христианство, индуизм, буддизм. Он не знал той религии, о которой говорю я, – о религии будд. Он говорил об организованной религии, о религии как о социальном институте. Он не говорил о живом опыте просветленных. Потому что это не опиум, а нечто противоположное. Это полная осознанность.

Ты спрашиваешь меня: «Почему нравственные нормы отличаются от юридических…»

Религиозные нормы всегда отличаются от нравственных. Религия означает, что вы живете исходя из своего осознания. Мораль означает, что вы живете согласно стандартам, которые установило для вас общество, а не руководствуясь своим собственным светом. Надежды, возлагаемые на вас обществом, – это максимум, нормы законности – минимум.

Моральные нормы отражают самые высокие ожидания со стороны общества, максимум, а нормы законности соответствуют минимальным ожиданиям. «По крайней мере, соблюдай закон. Если не можешь возвыситься до морали, то, пожалуйста, соблюдай закон». Закон – нижний предел, мораль – верхний, отсюда и различия. Разница в этом.

Существует множество безнравственных поступков, не преследуемых законом. Вы можете совершить множество безнравственных поступков, но вас не смогут за это наказать на законных основаниях, поскольку закон задает лишь нижний предел, минимум.

Говорят, что хорош тот учитель, который может объяснить все так, чтобы было понятно самому глупому в классе ученику. Если сможет понять самый глупый, то поймут и остальные. Закон рассчитан на самого глупого, самого бесчеловечного, самого близкого к животному человека. Мораль рассчитана на самых умных и человечных людей. Отсюда различия между ними, и эти различия такими и останутся.

Я напоминаю вам о духовных нормах – высочайших, трансцендентальных, превосходящих все остальные. Будды живут, согласуясь с высшим законом, святые – в соответствии с моралью, а так называемые граждане подчиняются закону. Таковы три категории людей.

Высокоразвитое общество будет жить по одному стандарту, но это всего лишь надежда. Если стандарт только один – духовный, то никакой закон, никакая мораль, никакое государство, никакой суд, ни армия, ни полиция будут не нужны. Мы тратим на все это почти девяносто процентов своей энергии. Если человек сможет жить, ведомый собственным светом, – а это возможно лишь тогда, когда путем медитации он достигнет самой сердцевины своего существа, – то можно будет прекратить это преступную трату энергии. Земля станет сущим раем, потому что, если все сто процентов энергии удастся направить на творчество: музыку, живопись, поэзию, искусство, науку, – мы сможем создать настоящее человеческое общество.

Сейчас человек только кажется человеком. Глубоко внутри он не более чем выдающее себя за человека животное. Его человечность – лишь оболочка не толще кожи: стоит только слегка ее задеть, как сразу же из-под маски выглядывает зверь. Человека, рядом с которым мы жили раньше и живем сейчас, заботят такие пустяки, что это лишь подтверждает его посредственность; в его жизни нет даже намека на разум.

Человек спорит о высоких материях, но жить продолжает совершенно иначе. Его мысли очень возвышенны, а поступки совершенно незрелы. По сути, он выдумывает великие мысли, чтобы скрыть свою незрелость.

Четыре университетских профессора-философа отправились играть в гольф. Возле первой лунки они обнаружили четырех психологов, которые как раз собирались начать игру.

Один из философов заметил:

– Вы, должно быть, изрядно помучились, пытаясь совмещать психоанализ с игрой в гольф!

– По крайней мере, – ответил один из психологов, – мы не спорили, существует ли мяч на самом деле или нет!

Наши философы, наши психологи, наши теологи остались в мире абстракций. Они говорят о высоких материях, чтобы уйти от безобразной реальности.

Я стараюсь помочь вам осознать эту безобразную реальность, потому что осознание превращает безобразие в красоту. Осознание – это чудо. Без него люди будут и дальше заниматься мелочным педантизмом, называя его философией, религией, метафизикой, духовностью. Все эти глупости по-прежнему будут их занимать.

В Средние века великие богословы Европы занимались вопросом, над которым вы будете смеяться. Они занимались им сотни лет и написали тысячи книг. «Сколько ангелов может танцевать на кончике иглы?» Это был великий философский вопрос. Вам смешно, но они относились к этому со всей серьезностью.

Вы относитесь серьезно к таким вещам, над которыми другие будут смеяться, – над ними будут смеяться даже ваши дети. Перестаньте растрачивать разум на философствование и абстракции. Обратитесь к истине.

А истина такова: человек не соблюдает даже закон, – что уж говорить о морали? Не уважая ни закон, ни мораль, человек не сможет понять религию. Религия по-прежнему остается уделом немногих избранных, уделом отважных и разумных.

Запомните: так называемые моралисты, пуритане на самом деле безнравственны. Герберт Уэллс как-то сказал: «Негодующая мораль его – зависть, увенчанная нимбом». И он прав. Так называемые моралисты на деле нисколько не нравственны. Они живут двойной жизнью. На поверхности их жизнь кажется нравственной, но в реальности она безнравственна так же, как и у всех остальных или даже больше. Может быть, мораль служит им для прикрытия незаконных действий. Кажется, все плывут в одной лодке. Начиная от самого низкооплачиваемого рабочего до премьер-министра или президента – человека, занимающего высший в стране пост, – все плывут в одной лодке.

Ричард Никсон считался великим человеком, пока не был пойман с поличным. Сейчас в ту же ловушку попал Джимми Картер. Его брат был задержан – он незаконно получил миллионы долларов от страны, которую лоббировал. На днях такое же обвинение было предъявлено его сыну и сестре. Так что ждите: не сегодня-завтра в новостях появится его жена! И в конце концов окажется, что центральной фигурой был он. Так и должно быть, без него все это не могло бы случиться. «Уотергейт» исключил Ричарда Никсона из числа сильных мира сего. Теперь то же самое происходит и с Джимми Картером из-за «Биллигейта»! Улыбка исчезла с его лица. Раньше он улыбался так, что можно было сосчитать все его зубы, но теперь от его улыбки не осталось и следа.

Человек кажется нравственным до тех пор, пока не пойман с поличным. Поэтому разница между нравственностью и безнравственностью такая же, что и между пойманным и непойманным преступником.

В старших классах у меня был один прекрасный учитель, очень любящий человек. Он был мусульманином; в школе он был старше остальных учителей и поэтому возглавлял все экзаменационные комиссии. Многое в нем вызывало мою любовь. В частности, я очень любил его за то, что перед экзаменами он подходил к нам и говорил; «Я не против конспектов, списывания друг у друга, подсматривания в учебники – пожалуйста, я не против. Но если вы попадетесь, вы будете наказаны! Так что смотрите, не попадитесь. Если вы попадетесь, я вас не прощу; но если вам удастся списать незаметно – списывайте себе на здоровье, я вас могу только с этим поздравить!»

И еще он добавлял: «Даю вам пять минут на размышления. Если вы взяли с собой какие-то конспекты, книги или еще что-нибудь, у вас есть пять минут для того, чтобы их сдать. Или, если вы решили их оставить, – оставляйте и действуйте. Но помните: если вас поймают, у вас не будет более злейшего врага, чем я. Не думайте, что я приказываю вам сдать свои шпаргалки. Я просто напоминаю: я здесь для того, чтобы наказать тех, кто попался».

Я любил его. Многие доставали конспекты и книги и сдавали их: «Он – опасный человек, он говорит правду!» Но он преподал мне первый в моей жизни урок о нравственности и безнравственности. Разница невелика.

Вполне естественно, что вопрос задал тот, кто в Пуне служит помощником судьи:

«Почему при определении виновности преступника нравственные нормы отличаются от юридических?»

По существу, признавать кого-либо виновным само по себе неправильно. Виновный не виноват; этого человека воспитало общество, одержимое идеей вины. Он не несет полной ответственности, и наказывать его преступно.

Однажды Лао-Цзы был назначен судьей. Император Китая считал его мудрейшим в стране человеком и уговорил стать судьей, верховным судьей. Но первое же заседание ясно показало и императору, и всем остальным, что Лао-Цзы опасен, и его пришлось освободить от должности. Он осудил на полгода тюрьмы и вора, пойманного на месте преступления, и человека, чей дом этот вор обокрал! Никто не мог понять, в чем тут дело.

Император вызвал Лао-Цзы:

– Ты сошел с ума? Зачем ты наказал человека, у которого украли деньги?

Лао-Цзы ответил:

– Этот человек столько накопил, что неудивительно, что его обокрали. Пусть благодарит судьбу за то, что его не убили! На самом деле, назначив им одинаковое наказание, я поступил несправедливо. Богач заслуживает более сурового наказания, чем бедный вор, потому что первое преступление совершил богач, а не бедняк. Преступление бедняка вторично; то, что он совершил, не так важно.

Если некоторые люди в обществе накапливают богатства, тогда другие неизбежно начинают воровать, из нужды становясь ворами. На самом деле никто не виновен. Виновно общественное устройство в целом, и именно оно нуждается в изменениях. Но мы наказываем отдельных людей и продолжаем поддерживать то самое общественное устройство, которое порождает преступления.

Необходимы радикальные перемены. Даже если вы хотите изменить отдельного человека, наказанием вы ничего особо не добьетесь. Не следует заставлять человека чувствовать вину. Необходимо направить его к психологам, он нуждается в терапии. Ему нужно чуть больше осознанности, чуть больше любви, чуть больше медитативности. Несколько месяцев или лет тюрьмы не помогут; наказание только укрепит его преступные наклонности.

Чему он научится в тюрьме за пять лет? Он повстречает опытных воров, убийц и самых разных преступников, и они научат его мастерству, которого ему, должно быть, недоставало, – почему он тогда попался? Выйдя из тюрьмы, он будет более искусно совершать те же или даже более серьезные преступления.

Я противник всякого наказания, всякой тюрьмы. Тюрьмы следует переоборудовать в больницы, а людей направлять в медитационные центры, где они смогут обрести чуть больше осознанности, чуть больше любви, чуть больше медитативности. Их не нужно перевоспитывать, наказывать или бить – такое возмездие безобразно. Это не правосудие, это общественная месть! Общество мстит человеку, который отказался следовать его правилам.

Общество прогнило насквозь, и прогнили все его системы. Общество необходимо изменить, начиная с самого основания. Его юридическая, политическая и так называемая религиозная системы – все это прогнило насквозь, превратилось в гнойные раны. Общество нуждается в хирургической операции.

Именно это мы здесь и пытаемся сделать. Естественно, многие будут выступать против меня, потому что я говорю: все, что общество считает очень ценным, чрезвычайно важным, – сущий вздор, абсолютные глупости.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю