Текст книги "Новое открытие древней Африки"

Автор книги: Бэзил Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Приговор на основе доказательств

Эту вторую точку зрения, выражавшую мнение археологов и ученых, впервые сформулировал египтолог Рэнделл-Макайвер, который исследовал в 1905 году древности Южной Родезии по поручению Британской ассоциации содействия развитию науки. Он пришел к выводу, что Большой Зимбабве и другие руины в этом районе Африки имеют чисто африканское происхождение и относятся к средневековому или послесредневековому периоду. Он основывался на исследовании семи районов руин, в которых, по его словам, ни один предмет «не старше XIV или XV века».

В архитектуре, писал он, «независимо от того, военная она или гражданская, нельзя обнаружить никаких следов восточного или европейского стиля любого периода. Здания, заключенные в эти каменные руины и составляющие их неотъемлемую часть, имеют бесспорно африканский характер. Искусство и ремесленные изделия, представленные предметами, найденными в этих зданиях, типично африканские, за исключением тех, которые явно завезены из других стран, и представляют собой типичные предметы средневекового или послесредневекового периода».

Этот приговор, вынесенный первым квалифицированным исследователем руин Зимбабве (более того – первым человеком, проявившим уважение к стратиграфическим слоям), вызвал ярость у представителей «финикийской» школы, которые отвергли все его доводы. Полемика достигла такой остроты и повлекла за собой столь сильные политические последствия, что Британская ассоциация решила через четверть столетия снарядить вторую экспедицию. Возглавить ее было поручено опытному археологу Гертруде Кейтон-Томпсон, которая, закончив работу, опубликовала книгу «Культура Зимбабве», написанную с такой же ясностью и остроумием, с таким же великолепным археологическим видением, какое проявил до нее Макайвер. Эта книга – поистине классический труд о сравнительно недавнем историческом периоде. И если это не последнее слово о Зимбабве и его башнях, то, безусловно, незаменимый путеводитель для всех, кто хочет детально ознакомиться с вопросом.

«Исследования свидетельств, собранных со всей страны, – пишет Кейтон-Томпсон, – не подтверждают ничего такого, что опровергало бы происхождение от банту или датировку средневековым периодом». Развивая эту мысль, она добавляет: «Я решительно не могу согласиться с часто повторяющимся компромиссным предположением, будто Зимбабве и смежные с ним сооружения были созданы местными строителями под руководством высшей чужеземной расы или надсмотрщиков. Не исключено, что существовало и внешнее влияние. Конические башни, возможно, отражают стремление подражать минаретам побережья, а орнамент на стенах из гальки встречается у их арабских или других мусульманских предков. Однако строили эти руины африканцы, и государство, в которое они были организованы, было тоже африканским».

Такое объяснение происхождения руин Зимбабве подверглось серьезным нападкам. В свете последних свидетельств его можно, очевидно, пересматривать только в двух моментах. Результаты определения возраста этих руин радиокарбоновым методом отодвигают раннюю дату строительства примерно к началу средневековья в Европе, а народ, который впервые стал строить здесь здания, согласно результатам исследования скелетов, обнаруженных в Мапунгубве, по-видимому, отличался от народов банту, которые строили там более поздние сооружения и прямых потомков которых мы знаем сейчас. Если они отличались друг от друга, как в Мапунгубве, то это различие заключается главным образом в том, что у тех народов признаки смешения готтентотов и негров проявляются более ярко, чем у народов банту более позднего периода. Но это совсем не значит, что те народы не были африканцами.

Заключение, к которому пришла Кейтон-Томпсон 30 лет назад, Макайвер до нее, а также другие исследователи, занимавшиеся этим вопросом, например Саммерс, основано на многочисленных свидетельствах: эти свидетельства – китайский фарфор, дата изготовления которого точно определена, бусы из Индии и Индонезии, чей «возраст» до некоторой степени установлен, и многие другие предметы, ввезенные сюда из других стран. Оно базируется на вполне допустимой эволюции местного строительства – от жилищ из ила и соломы до воспроизведения таких построек в камне и возведения высоких башен. Форма этих зданий вполне согласуется с известными нам обычаями и религией банту. Возможно, кое-что они заимствовали из того, что было известно португальцам, общавшимся с африканцами и арабами побережья. «В центре этой страны, – писал ди Барруш в 1552 году на основе дошедших до него слухов, – расположена крепость квадратной формы. Она построена из камней огромной величины, и эти камни, по всей видимости, не скреплялись никаким материалом. Стены имеют в ширину 25 пядей, в высоту – немного меньше. Над дверью этого сооружения есть надпись, которую никто из побывавших там образованных мавританских купцов не сумел прочитать. Они не могли также определить, что это за алфавит. Сооружение почти замкнуто холмами, на которых выстроены другие сооружения, напоминающие первые по стилю, и одно из них представляет собой башню высотой более 12 саженей». Возможно, в описании ди Барруша есть доля вымысла, возможно, оно полно ошибок, и тем не менее это, бесспорно, описание того Зимбабве, которое сохранилось до наших дней, хотя стены его почти наверняка позднее были перестроены. Квадратная форма крепости – вымысел, ибо нет ни одного свидетельства, указывающего на существование такой формы в Родезии, а надпись, упомянутая в описании, возможно, не что иное, как орнамент, подобный тому, каким украшены сохранившиеся стены.

Это свидетельство значительно более достоверно, чем другие, обнаруженные во внутренних районах Кении, Танганьики и Уганды, прежде всего потому, что основано на предметах, сохранившихся от прибрежной торговли. Торговля китайским фарфором, которая велась в Южной Африке, по всей видимости, не проникала дальше на север, а если и проникала, то следы ее еще не обнаружены. Но здесь, на юге, свидетельства древности производят огромное впечатление совершенством замысла и наводят на мысль о большем могуществе и единстве, чем при созерцании каменных руин Восточной Африки.

Связь между ростом торговли и сооружением древних построек не случайна. «Торговые связи с Индией, – отмечает Кейтон-Томпсон, – бесспорно, очень сильны. Я полагаю, что именно они были тем начальным стимулом, который вызвал развитие самобытной культуры Зимбабве». Эти «воинственные люди» и «великие меновые торговцы», как называл их Барбоша, должно быть, достигли могущества в период железного века не только потому, что умели использовать железо, но и потому, что их связывали с внешним миром прочные торговые узы. Они процветали и развивались благодаря тому же стимулу, каким была для побережья океанская торговля, а для древнего Судана – транссахарская торговля.

Могут спросить: почему такое развитие и такая концентрация наблюдались во внутренних районах Южной и Центральной Африки, а не на севере континента, географически более близком к Индии и Аравии? Ответ археологов и историков, когда они дадут его, будет, конечно, содержать не один пункт, но почти наверняка в нем будет отмечено огромное различие между этими двумя районами. Ведь на юге медь и золото имелись в изобилии, а на севере их почти не было. Как неустанно повторяет Масуди, купцы в Африке интересовались главным образом золотом и медью. В поисках этих металлов они всегда забирались в глубь континента и во время походов оказывали на внутриматериковые районы юга и центра прогрессивное влияние. В северных районах такое влияние отсутствовало или было намного слабее. Цивилизация железного века в Южной и Центральной Африке – это прежде всего «рудниковая» цивилизация. Развитие ее всегда было связано с торговлей на побережье.

Что мы можем сказать о многочисленных рудниках, расположенных в глубине материка, и о контроле над ними правителей этих каменных крепостей, дворцов и других строений? Почти ничего. Соотношение между числом рудников и строений – это, конечно, узловой вопрос при изучении железного века в Родезии, он все еще ждет разрешения, и ответ на него может дать ключ к установлению точной хронологии событий между VI и XVI веками н. э. Трудностей еще много. Так, Вагнер в 1929 году показал, насколько наши сведения о древних рудниках богаче сведений о руинах жилых строений. Оказывается, Большой Зимбабве не связан ни с какими рудниками, хотя там сохранилось множество свидетельств того, что в этом городе плавили и обрабатывали металлы.

Но роль этих древних рудников, тысячами рассыпанных в южных районах от границ бывшего Бельгийского Конго (нынешний медный пояс Катанги) до Наталя и Бечуаналенда, остается решающей для понимания процесса развития и расцвета культуры Зимбабве. Стук железных кайл и отблеск печей, работавших на древесном угле, составляет столь же важный элемент жизни средневековой Родезии, как и железные дороги в Европе XIX века. Уже в XVIII веке, если не раньше, медные болванки и слитки в форме буквы «Н» служили здесь для обмена. Народы этого района жили в век металлов, хотя область их применения была незначительной, что обусловлено самой эпохой.

Кто же были эти народы? Точную хронологию событий их жизни установить пока невозможно, но большинство специалистов уже пришло к соглашению не только относительно последовательности событий, но и относительно вопроса о том, какие народы обитали в этих местах.

Средневековая Родезия

По мнению Кейтон-Томпсон, основание Зимбабве «относится к периоду между IX и концом XII – началом XIII века, когда, как показывают фарфоровые черепки, эта местность была уже полностью заселена». Но первое здание, по ее мнению, возможно, было построено здесь на одно или два столетия раньше исходной даты. Следовательно, начало развития культуры Зимбабве относится к тому же периоду, когда Масуди, сообщая о прибрежных царствах зинджей, описывал «страну Софала, которая в изобилии добывает золото и производит чудесные вещи».

Серия определений, произведенных радиокарбоновым методом, подтвердила эту точку зрения, уточнив некоторые данные. В 1952 году в Чикаго и в 1954 году в Лондоне были исследованы этим методом два кусочка сухого дерева, выкопанных из основания стены «эллиптического здания». Они указывают на период между 591 (плюс-минус 120 лет) и 702 (плюс-минус 92 года) годом н. э. Однако полученные результаты не столь удовлетворительны, как кажется на первый взгляд, – отчасти потому, что крайние возрастные точки весьма далеки одна от другой (V век – конец VIII века), а отчасти потому, что дерево tambootie, кусочки которого были исследованы, очень выносливо. Строители могли использовать его значительно позднее, чем в начале фактического периода развития Зимбабве. Они могли также использовать это дерево при постройке каменных стен вторично, уже после того как его употребили в строительстве старшие поколения и созданные ими деревянные здания разрушились.

Раскопки в Зимбабве продолжаются. В 1958 году Саммерс и Робинсон начали исследовать «Акрополь» и «эллиптическое здание», пытаясь выяснить, не указывает ли «пласт пепла» или «заселенная почва», лежащие под этими зданиями, на какое-нибудь другое определенное занятие обитавшего здесь народа. Кейтон-Томпсон оставила этот вопрос открытым, хотя она придерживалась того мнения, что данный «пласт пепла» образовался в VIII или IX веке, когда строители создавали здесь первые сооружения из камня. Однако раскопки 1958 года показывают, что еще раньше здесь жил другой народ.

Таким образом, мы можем утверждать, что народы железного века, относящиеся к той или иной группе, жили в районе Большого Зимбабве уже в VI или VII веке, если не раньше. Мы говорим «раньше» потому, что, судя по находкам Кларка в районе водопадов Каламбо, народы южного плато вступили в эпоху железного века в начале I тысячелетия н. э. Вряд ли окрестности Каламбо – единственная уцелевшая до наших дней территория древних поселений железного века. Хотя около Зимбабве пока не обнаружено железных рудников, древние поселенцы почти наверняка появились здесь в результате миграции, обусловленной в Африке развитием металлургии. Согласно другой гипотезе древние каменные сооружения Зимбабве были воздвигнуты либо готтентотами, либо каким-то другим народом Южной Африки, только приступившим к использованию металлов.

О расселении народов по районам Южной и Центральной Африки во времена средневековья и после средневековья известно немногое. Насколько эти скудные исторические сведения совпадают с данными археологии? Точно на этот вопрос ответить еще нельзя, хотя большинство специалистов, по-видимому, считает, что в развитии Зимбабве можно установить три основных этапа: период до мономотапы, период мономотапы и период мамбо.

Первый период завершается в конце XII века, но начало его твердо не установлено. В настоящее время его относят не ранее чем к IV веку. В то время здесь обитал народ, который Саммерс называет народом А-I железного века Родезии. Этот народ начал выплавлять железо, а технологию выплавки, по-видимому, принес с собой с севера. Он или его преемники стали строить здесь каменные здания.

Очевидно, то был первый народ банту на Родезийском плато – батонга, как нынешние басуто называют своих предков. Есть некоторые основания полагать, что он появился здесь в раннем потоке миграции на юг, относящейся к тому великому периоду переселения народов Африки и ее заселения, который наряду с появлением металлургии дал теперешним обитателям континента большую часть их предков.

Когда они появились? К какому расовому типу относятся? Насколько напоминают первых поселенцев железного века в районе водопадов Каламбо? Вытеснили они народы, которые создали «пласт пепла» в Зимбабве, или сами создали этот пласт? Все эти вопросы остаются без ответа, и, может быть, ответить на них вообще нельзя.

Миграционная волна, шедшая главным образом с севера или северо-запада, накатывалась в течение веков. Около XII века происходящий от машона народ, правитель которого имел титул мономотапа, пришел сюда, на юг, с берегов Замбези и осел в Зимбабве. Археологи называют его народом Б-I родезийского железного века. Его господство в Зимбабве длилось примерно до 1450 года, когда он, вероятно, покинул этот район. Спустя полстолетия «Акрополь» Зимбабве был снова заселен племенами группы машона, и около 1600 года два племени – барозви (баротсе) и бавенда – построили внушительные форты и каменные поселения в Налетали, Дхло-Дхло, Регина, Ками и других местах. Дальше к югу, за рекой Лимпопо, они, по-видимому, заселили Мапунгубве и множество смежных районов.

Баротсе становились все могущественнее. В 1693 году их мамбо (правитель), по имени Чангамир, вторгся в государство мономотапы и разрушил его. Вскоре после 1725 года эти удачливые завоеватели перестроили здания Большого Зимбабве, очевидно, расширив их и придав им тот вид, в каком мы знаем их сейчас. Спусти столетие завоеватели нгуни, шедшие с юга, разорили это государство, завершив разрушение цивилизации Зимбабве, точно так же как варвары-кочевники ранее разрушили более древнюю и технически более примитивную цивилизацию азанийцев в Восточной Африке.

Это краткое описание вторжения и повторного вторжения не следует понимать слишком буквально. Наши сведения о социальной основе этих явлений, на которую немало света проливает государство Мапунгубве, показывают, что преемственность народов была не механической. Дело не ограничивалось только переходом власти от одной сильной правящей группы к другой. Каждая правящая группа вместе со своей армией, завоевывая эти места и расселяясь здесь, отнимала женщин у побежденных народов и быстро ассимилировалась.

И хотя в этих поселениях южного плато (Родезии и соседние земли) властвовали различные пришельцы, вполне вероятно, что здесь существовала преемственность социальной жизни. Возможно, все происходившее, если говорить языком антропологов, сводилось к постепенной замене народов ярко выраженного готтентотского типа народами ярко выраженного негроидного типа. С точки зрения социологов эти медленно развивающиеся народы железного века Родезии прошли процесс развития, который для нас отражен в развитии их архитектуры. Для экономистов это означает, что их прогресс явился следствием неуклонного расширения торговли с побережьем. И основной формой такой торговли был вывоз металлов и слоновой кости в обмен на текстильные товары и предметы роскоши. Эти народы были далеки от «неподвижных и пребывавших в примитивной дикости», в то время как «карнавал истории проходил мимо них», ибо они, бесспорно, находились в процессе активного и успешного развития. Таково было положение вещей, когда наши современники добрались наконец до вершины холма Мапунгубве.

Золотые погребения Мапунгубве

Находки в Мапунгубве важны для нас по двум причинам. Во-первых, было найдено множество человеческих скелетов, золота и других предметов, а во-вторых, поскольку ни одна Компания древних развалин не орудовала в этих местах, все осталось нетронутым. Небольшая, но крутая «столовая гора» из песчаника – таков холм Мапунгубве. Этот холм – один из многих ему подобных среди голубого и желто-коричневого однообразия Северного Трансвааля. Он расположен к югу от реки Лимпопо, разделяющей нынешние Южную Африку и Южную Родезию, неподалеку от брода через эту очень быструю реку, по которому ее можно переходить десять месяцев в году. Холм одной из плоскостей обращен к северу, туда, где на фоне бескрайнего горизонта в степи возвышаются руины Большого Зимбабве.

Даже сейчас это дикая и очень мало заселенная страна. Когда более четверти столетия тому назад мир узнал о поразительных находках в Мапунгубве, большая часть ее была едва исследована. Львы и слоны свободно бродили по этой территории. Построенные здесь «фермы» представляли собой незатейливые охотничьи хижины, куда владельцы приезжали на несколько недель в году. Белое население этой неисследованной страны, по большей части бурского происхождения, уже давно слышало рассказы о «священном холме», где неизвестные предки племени бавенда, по слухам, зарыли свои сокровища. Один из белых поселенцев, обосновавшийся здесь сорок лет назад, по рассказам, отыскал этот священный холм и даже поднялся на него.

В 1932 году фермер-старатель, по имени Ван Граан, решил найти этот холм и, если возможно, взобраться на его вершину. Он знал, что это нелегко, потому что местное население всегда считало холм Мапунгубве табу. Для них это было «место страха». Даже после того, как белые нашли этот холм, пишет Фуше, африканцы не решались смотреть на него. Когда белые заводили разговор о холме, они осторожно поворачивались к нему спиной. Считалось, что «тому, кто заберется на холм, грозит верная смерть. Только тем великим, которые предводительствовали их предками и зарыли там свои тайные сокровища, открыт доступ туда». Ван Граану вместе с сыном и тремя спутниками удалось наконец найти африканца, который выдал древнюю тайну. Он указал им холм примерно в 100 футов высотой и окружностью у основания в 1000, а также потайной путь к его вершине, представлявший собой узкую расщелину, заросшую и скрытую от посторонних глаз деревьями. Исследователи, прорубая дорогу через колючки, добрались до этой расщелины. И тогда они увидели, что исчезнувшие строители Мапунгубве выбили в каменной стене небольшие ступеньки, ведущие на вершину. По этим ступенькам Ван Граан и его спутники взобрались наверх и там наткнулись на бруствер из камней, в котором большие валуны удерживались маленькими, как будто они были готовы обрушиться на всех, кто дерзнет сюда проникнуть.

Они обследовали вершину и увидели, что ее плоская и сравнительно небольшая поверхность усеяна обломками керамики. Повсюду под слоем песчаной земли они нашли бусы, кусочки железа и меди. Им, а вместе с ними и истории повезло. За несколько недель до их появления ливень смыл кое-где верхний слой земли, и на одном из этих размытых мест старший Ван Граан увидел желтый блеск. Это было золото.

Вот как описывает это Фуше: «Начались лихорадочные поиски, и вскоре члены экспедиции стали находить золотые бусы, браслеты и кусочки тонких золотых пластин. На следующий день (1 января 1933 года) исследователи продолжали поиски, разрыхляя землю ножами. Они обнаружили большие куски золотых пластин, некоторые из них имели определенную форму. Это были остатки фигурок носорогов, сделанных из тонкого золота и прикреплявшихся золотой проволокой к дереву, а может быть, и к какому-то иному предмету, от которого ничего не сохранилось. Эти фигурки имели массивные золотые хвосты и уши очень тонкой работы. Вскоре исследователи обнаружили скелет и осторожно выкопали его, но череп и большая часть костей рассыпались в прах, как только их извлекли из земли».

Взволнованные находками, особенно тем, что в погребении оказалось золото, общий вес которого превышал 75 унций, пятеро путешественников сначала решили никому не рассказывать о виденном. «Это был, – говорит Фуше, – самый критический момент в истории Мапунгубве». По счастью, отец и сын Ван Грааны колебались, и молодой Ван Граан, который учился у Фуше в Претории, решил сообщить старому учителю об этих находках и отправил часть их по его адресу.

Фуше в свою очередь послал находки Пирсону – заместителю начальника монетного двора в Претории. Пирсон определил, что это золото высокой пробы, но, что еще более важно, найденные предметы были первыми предметами из кованого золота, обнаруженными в Южной Африке, и их археологическое значение для исследования Южной Африки и всей проблемы Зимбабве поистине неизмеримо. Ван Риет Лоув немедленно выехал в этот район и произвел предварительное обследование. Вскоре была сделана попытка разыскать трех других спутников Ван Граана. Поиски увенчались успехом. Золото и другие предметы, увезенные ими, оказались в полной сохранности.

Тем временем Ван Риет Лоув сообщил, что на вершине холма Мапунгубве имеется не менее десяти тысяч тонн почвы, «большая часть которой, по всей видимости, была доставлена туда из окружающей местности». Наконец-то было обнаружено место, никем не тронутое и вдобавок имеющее огромное значение для понимания истории Африки! Тогдашнее правительство Южно-Африканского Союза, действовавшее с похвальной быстротой, приобрело «ферму» Грифсвальд, на участке которой находился холм Мапунтубве. Университету Претории поручили провести исследования. Было объявлено, что они имеют национальное значение. Последующие правительства уже не выражали такого интереса к этому предмету.

Все рассказанное здесь – пример редкой удачи, которая время от времени выпадает на долю археологов и в которой они так нуждаются.

Первый обнаруженный здесь скелет был началом дальнейших находок. В 1934 году археолог Ван Тондер, работая по собственной инициативе, натолкнулся на большое захоронение, в котором оказалось много золота и металлических предметов, а также 23 скелета – первые из уцелевших до нашего времени с доевропейского периода. Эта находка была первым «королевским погребением», обнаруженным в Южной Африке. Один из скелетов был скован с другим золотой цепью весом 70 унций, а ноги третьего скелета «обвивала сотня браслетов, изготовленных из золотой проволоки. Кроме того, были найдены золотые пластины и около 12 тысяч золотых бусин».

Результаты исследований в этом месте и в 20 других, расположенных к востоку и западу от Мапунгубве, вдоль южного берега реки Лимпопо, были изложены в огромном томе, опубликованном в 1937 году. После этого вплоть до 1955 года вопрос о Мапунгубве замалчивали, так как белые правители этих мест не хотели говорить о достижениях африканцев. Однако предстояло сделать еще многое. Фуше, подытоживая свой доклад и доклады коллег, писал, что «к июню 1935 года было исследовано примерно 2 тысячи тонн земли с холмов, сообразованных хозяйственными отбросами первобытного человека, но на вершине и вокруг холма имеется около 100 тысяч тонн отбросов, которые еще не тронуты». Фуше отметил также несоразмерность между числом найденных свидетельств в виде скелетов и в виде различных предметов и посуды. Из этого он сделал вывод, что «исследования в Мапунгубве должны продолжаться. Эту задачу следует поручить по крайней мере дюжине разнообразных специалистов, чтобы каждый занимался своим делом и все вместе рассеяли неопределенность и выяснили подлинную историю взлета и падения империи Мономотапа».

Доверили же эту задачу не дюжине экспертов, а всего лишь одному Гарднеру, упорно продолжавшему работать в Мапунгубве и окружающих его районах вплоть до 1940 года. Основываясь на изученных находках, он пришел к очень интересным выводам, которые, однако, стали достоянием гласности только через 15 лет. В 1955 году в журнале «Сауз Африкен аркиолоджикл буллетин» появилась небольшая статья Гарднера. «В одной статье, естественно, невозможно, – писал он, – выйти за пределы лишь краткого описания того, что мы обнаружили, и тех выводов, которые мы сделали, хотя подробности мы со временем сообщим во втором томе Мапунгубве, если эта книга когда-нибудь будет опубликована». По всей вероятности, это станет возможным в ближайшем будущем. А пока Гарднер изложил результаты своих исследований в выступлении перед Археологическим обществом Южной Африки.

Однако, несмотря на отсрочку публикации найденного материала, несмотря на трудности добывания и оценки его (а эти трудности, как мы видим, неожиданно оказались очень большими), Мапунгубве уже продемонстрировал свое величайшее значение для более глубокого понимания природы и превратностей цивилизации железного века в Южной Африке. Здесь, на вершине отдаленного холма, жили средневековые правители, и независимо от того, был ли Мапунгубве местом их ссылки или отступления, жили они здесь как победители или как побежденные, были они «хозяевами южной границы» государственной системы древней империи Мономотапа или вождями другого государства со своей историей, их похоронили здесь с пышностью и благоговением.

Каковы были связи этих средневековых правителей с культурой Зимбабве, точно еще неизвестно, но они бесспорно существовали. Посуда, которую мы находим в Мапунгубве, встречается во многих северных районах, и некоторые ее типы сходны с посудой древнего Зимбабве. По-видимому, тот факт, что количество золота, которое клали в могилу вместе с «августейшими трупами» Мапунгубве, по весу примерно равно золотым украшениям, на которые наткнулся «старина Джордж» в поисках добычи для Компании древних развалин в Дхло-Дхло на северо-западе, – не простое совпадение.

Мы можем считать вполне определенным, что жители Мапунгубве выработали сложную культуру железного века, которая по природе не отличалась от подобных фаз цивилизации в других странах. Защищенные от вторжения полосой укрепленных холмов на востоке и западе, рекой с одной стороны и хребтами Зутпансберга – с другой, эти властители Мапунгубве в величии своего одиночества заставили потомков крепко призадуматься.