Текст книги "Новое открытие древней Африки"
Автор книги: Бэзил Дэвидсон
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Бенинская экспедиция 1897 года вернулась в Англию с удивительными трофеями. Бекон, который писал о крови и жертвоприношениях, рассказал также о найденных им «нескольких сотнях бронзовых дощечек почти в египетском стиле, но поистине великолепной выделки» и об «удивительных резных предметах из слоновой кости». Находки Бекона привели европейцев в восторг. От места, где царил «дикий хаос», повеяло невыразимым покоем и безмятежностью.
Десятью годами позже немецкий африканист Лео Фробениус обнаружил в Бенине еще больше произведений искусства. По его словам, они сохранились там как наследие «исчезнувшего континента Атлантиды». Другие европейские ученые высказали предположение, что эти изделия относятся к периоду классической Греции или, возможно, вышли из рук какого-нибудь одиночки европейца, который некогда попал в Бенин и, будучи гением, один создал все эти «неафриканские» шедевры. Кое-кто утверждал, что эти сокровища – явное порождение европейского Ренессанса. Этих еще можно извинить: они были ослеплены поразительным мастерством изображения. Некоторые, не мудрствуя лукаво, простодушно объясняли все португальским влиянием.
Счастливый случай помог в 1938-1939 годах найти другую большую коллекцию изделий из бронзы или, точнее, из меди во дворце «они» – наследственного правителя города-государства Ифе, отстоявшего от Бенина примерно на 100 миль. Сейчас там продолжают находить новые предметы. Теперь произведения искусства Ифе и Бенина, выполненные из терракоты или отлитые из металла, пользуются всемирной известностью. Ныне никто не сомневается в их чисто африканском происхождении. Полагают, что большинство этих предметов создано между XIII и XVIII веками, причем лучшие относятся к началу этого периода. Они знаменуют собой, если так можно выразиться, период зрелости железного века в одном из государств лесного пояса Западной Африки до прихода европейцев.
Сколько-нибудь удовлетворительный труд об африканском обществе, которое создало эти произведения искусства, пока не написан, поскольку имеющихся данных еще недостаточно. К. Онвука Дике и другие ученые пишут сейчас подробную историю Бенина. Гудвин после новых раскопок во дворце Ифе в 1957 году нашел, что обнаруженная керамика относится к различным, строго определенным стилям. По его мнению, во дворце было по крайней мере четыре этажа, выстроенных в разное время. Уиллет в том же году сообщил о находке 30 тысяч керамических изделий в области обитания йоруба, близ Ифе. Эти предметы исследуются сейчас в Нигерии наряду с керамикой, найденной в результате раскопок 1953 и 1957 годов сотрудниками Археологического управления. «Все помыслы археологов, ведущих раскопки на территории йоруба, – пишет Уиллет, – до сих пор по вполне понятным причинам были сосредоточены на том, чтобы спасти произведения искусства из храмов Ифе, и, поскольку керамикой йоруба не занимались, ее хронология нам неизвестна. Однако в настоящее время в двух наиболее значительных местах раскопок собрано достаточно материала, и можно надеяться, что изучение его даст нам необходимые хронологические указания».
Таким образом, картина начинает проясняться. Мы можем с известной долей уверенности говорить о том, что народы, населявшие теперешнюю Нигерию и давшие нам высокие образцы искусства и религии, преломили в них как наследие своих древних предков из Западной Африки, так и влияние Севера и Востока. Долгое время это искусство, столь отличное от абстрактных стилей Африки, считали чужеродным ей и заимствованным извне по воле случая. Сейчас от этой точки зрения отказались. Африканское искусство было органической частью культуры африканских народов. Бернард Фэгг доказал это раз и навсегда своими раскопками в Абири, в десяти милях от Ифе. Он обнаружил в одной могиле пять терракотовых голов. Две из них выполнены в типично стилизованной манере, но остальные совершенно реалистичны. Так же как и многими веками ранее в долине Нок, абстрактное и реалистическое искусство шли здесь рука об руку – редкий случай, и объяснить его, пожалуй, можно лишь соответствующим религиозным толкованием.
Слишком мало еще известно о том, какие связи – если они существовали вообще – ведут от фигур Нок к искусству Ифе, и проблема эта не становится яснее, когда рассматриваешь вопрос о «внешних влияниях». Йоруба, населявшие Ифе, и соседние с ними негритянские народы говорят, что предки их «пришли с востока». Биобаку даже выдвигает гипотезу, что «йоруба, вероятно, откочевали к своим нынешним очагам из местности, где они испытывали влияние древних египтян, этрусков и евреев». Он датирует «миграцию йоруба с Ближнего Востока» временем между 600 и 1000 годами до н. э.
Но как бы то ни было, имеется достаточно данных о восточном влиянии на культуру йоруба, и прежде всего данных религии. «Подданные обожествляют своих королей, считая, что они сходят с небес. Они относятся к своим королям с благоговением, говорят с ними на почтительном расстоянии и преклонив колени», – писал примерно в 1540 году анонимный португальский лоцман о жителях гвинейского побережья, особенно Бенина и Конго. «Их [королей] поступки регулируются строгим церемониалом. Многие из этих королей никогда не позволяют себе принимать пищу при окружающих, дабы не разрушить в своих подданных иллюзию, будто они могут существовать без пищи. Они поклоняются солнцу, считая, что души людей бессмертны и, покидая бренные тела, переселяются на солнце». И хотя образы богов Куша, как и египетских, возможно, сформировались впервые в древней Африке к югу и западу от Нила, отголоски поклонения кушитскому царю-божеству доносятся сюда достаточно отчетливо. К этим богам, как мы уже говорили, можно добавить бога йоруба Шанго, которого изображали в виде барана, что свидетельствует о его кушитском или древнеегипетском происхождении. В том же погребении, где были найдены упомянутые пять голов, Бернард Фэгг обнаружил изображение головы барана и свернувшейся кольцом змеи. Оба эти божества знакомы нам по религии древнего Нила. Был ли известен предкам йоруба великий город Мероэ? Ведь фасад храма в Нага (около 100 г. до н. э. – 100 г. н. э.) украшает извивающаяся змея.
Вместе с тем мастера Ифе и Бенина, а также других центров древней цивилизации Западной Африки при отливке изделий из бронзы и меди широко использовали технику «потерянной формы», как прежде народы Нила. Изделия, выполненные этим методом, появляются сначала в Ифе, а затем в соседнем Бенине, причем и самые ранние из них поражают великолепным мастерством барельефа и тонкостью отделки. Однако, даже если эта техника пришла сюда с берегов Нила, не могла же она распространиться здесь внезапно. К тому же искусство Ифе, видимо, достигло своего апогея в XIII веке, то есть через тысячу лет после падения гocyдарства Мероэ, и причина неожиданной зрелости этого искусства столь же непонятна, как и происхождение его творцов.
Напрашивается параллель с великолепными бронзовыми изделиями периода Шаньской династии в Китае во II тысячелетии до нашей эры. Когда эти великолепные сосуды и кубки впервые стали предметом внимания науки в XIX веке, многим казалось, что они появились внезапно, как некий дар богов. Только значительно позднее, после долгих исследований, выяснилось, что эти изделия не были ниоткуда завезены, что они родились здесь в результате многолетних исканий. За их совершенством стояли тысячи прежних неудач.
«Примерно до 1920 года, – заметил Крилл 20 лет назад, – ученые сомневались, что в Китае вообще когда-либо существовала цивилизация каменного века. Когда там обнаружили большое количество неолитических стоянок, некоторые сказали: да, но там не было палеолита. В 1923 году в Ордосе были найдены стоянки палеолита, и тогда скептики сказали: да, но ведь это, собственно, не Китай. В 1928 году в долине Хуанхэ, между Шэньси и Шаньси, были обнаружены следы палеолитического человека, а теперь в окрестностях Пекина найдены и скелеты. Только очень дерзкий человек возьмется предсказать, что еще найдут в Китае». Замечание Крилла об археологических и художественных открытиях в Китае вполне можно отнести к Африке. Может быть, у скептицизма, против которого он боролся, и есть свои положительные стороны, но возводить его в принцип вредно. Если рассматривать изумительное искусство Ифе и Бенина обособленно, оно может показаться результатом влияния извне, но так рассматривать его нельзя.
Гораздо более вероятно, что это искусство, подобно породившим его обществам, – результат развития сложных и самобытных традиций, складывавшихся по мере распространения цивилизации железного века в широкой лесной полосе к югу от саванн. Возможно, это искусство играло здесь какую-то особо выдающуюся роль. Рассматриваемое в отрыве от питавшей его среды, оно покажется столь же непонятным, как и бронза Шаньской династии в отрыве от древнекитайской цивилизации.
Единство в многообразииТолько сейчас мы начинаем понимать, что в действительности представляла собой «культура Нок».
Всего несколько лет назад науке стали известны достижения народа сао в районе озера Чад.
По мастерству исполнения и выразительности золотые изделия, изготовленные методом «потерянной формы» на Берегу Слоновой Кости, к западу от мест обитания йоруба, не уступают памятникам Бенина. Медные изделия, изготовленные тем же способом, очень напоминают бенинские и иногда даже неотличимы от них, по крайней мере в своих наипростейших формах, но создали их народы даннгере, населявшие Либерию, Французскую Гвинею и Берег Слоновой Кости, а также некоторые племена Камеруна.
Знаменитая золотая посмертная маска царя ашанти, которая находится сейчас в Лондоне в собрании Уоллеса, – еще один пример высокого искусства обработки металлов, за которым, судя по смелому сочетанию реализма с символикой, стоят прочные культурные традиции и поколения искусных мастеров.
Этот список можно продолжать почти до бесконечности: маски бауле, резьба по дереву в Экваториальной Африке, деревянные и металлические изделия племени бамбара (верховья Нигера) и многое другое – все это порождение чисто африканской культуры и ее декоративного искусства, которые в совокупности создали неповторимый мир Африки.
Этот творческий синтез формировался из многих компонентов. Творцы его не только заимствовали, но и многое создавали сами. Идеи и технические навыки, корни которых мы находим в Северной Африке или нильской долине, – это мелкие ручейки полноводного потока местной изобретательности и выдумки.
Статуэтки из долины Нок, причудливая голова Джемаа, статуи предков сао и котоко уводят нас в седую старину. Самый замечательный шедевр древнего искусства Африки – изображение сидящих мужчины и женщины на скале в Сефаре, в горах Тассили. Оно было создано, когда первых фараонов Египта еще и в помине не было.
Определить южные границы сферы, охваченной процессом эволюции африканского общества, не представляется возможным. Когда, миновав пределы саванн, мы оказываемся в лесном поясе, дороги начинают ветвиться, расходятся на юг и юго-восток континента, во все стороны, и, иной раз невозможно догадаться, где начинаются эти дороги и где кончаются. Многие древние обычаи, в том числе возведение мегалитов, связывают воедино большую часть континентальной Африки. Но как, когда и какие племена шли по этим дорогам (если вообще шли), для нас остается загадкой. Если, например, сейчас сравнительно легко догадаться, каково происхождение обожествления особы царя и культа барана, то значительно труднее установить, почему племена Южной Эфиопии считают рог на лбу (причем у них такой poг имеет ярко выраженный фаллический характер) символом победы и благородства, точно так же как народы Ифе и Бенина. Пришли ли к этой идее совершенно не связанные друг с другом народности самостоятельно или у них были какие-то общие предки, восходящие к увенчанному рогоподобной короной царю Мероэ?
Дальше к югу очертания африканской цивилизации становятся более четкими. Объясняется это главным образом тем, что формирование общества в эпоху железного века совпало с прогрессирующим распространением негроидных племен в южной части континента и, без сомнения, стало возможным благодаря этому процессу. Таким образом, мы снова и снова встречаем здесь одинаковые моменты: обожествление особы царя, обработку земли, племенной коллективизм, выплавку металлов, каменные постройки. Такие предметы, как железные гонги, такая техника обработки земли, как террасирование, такое искусство, как резьба по дереву, связывают между собой самые отдаленные районы.
За исключением Восточной Африки, где пастушеские племена варваров с севера появились во времена средневековья и в послесредневековый период, разрушив тамошние оседлые общества железного века с их поселениями, городами, искусством и ремеслами, мы находим здесь тесно связанные культуры, оказавшие влияние на большую часть центральных и южных районов континента. Эти культуры сейчас достояние банту. Но отсюда вовсе не следует, что их нужно приписывать народам, которые ныне пользуются их благами. Вполне можно допустить, что в эпоху железного века, еще до появления банту, в Центральной и Южной Африке существовали культуры, сходные с культурой этого народа. Такие же культуры, по всей видимости, существовали и в Восточной Африке.
Последнее положение следует удержать в памяти, несмотря на то, что в африканистике оно фигурирует пока на правах гипотезы. В противном случае можно впасть в серьезную ошибку, воображая, будто последовательная смена культур в центральной и южной частях континента совпадала с последовательными волнами миграции. Мигрирующие народы шли в южном направлении, неся с собой новые идеи и новые практические знания, но эти народы встречали на своем пути других людей и смешивались с ними. В результате такого смешения культура менялась. Этот процесс чрезвычайно сложен, и его никоим образом нельзя втискивать в рамки застывшей схемы.
В формировании культуры железного века в центре и на юге Африки играл важную роль еще один фактор, благодаря которому ее горизонты значительно расширились. Речь идет о неуклонном росте морской торговли через Индийский океан. Эта торговля продолжалась на всем протяжении века металла в районах, лежащих к югу от Сахары. В развитие Африки она внесла, пожалуй, не меньший вклад, чем древний Египет и Куш, североафриканские народы ливийско-берберской группы и морские государства Южной Аравии.
Иран, Индия, Индонезия, Китай в течение столетий поддерживали связь с восточным побережьем Африки, оставив здесь заметный след. «Никогда в жизни я не видел столько разбитого фарфора, сколько мне довелось увидеть за последние две недели вдоль этого берега и на островах Килва, – сказал в 1955 году Мортимер Уилер после поездки в Танганьику. – Черепки можно было буквально грести лопатой. Имея в виду средние века, начиная с Х века и далее, я думаю, можно сказать, что история Танганьики, скрытая под землей, написана на китайском фарфоре».
Западную Африку торговля через Индийский океан не затронула. При раскопках в миссионерской часовне в Мбанца, на расстоянии 200 миль от атлантического побережья, в «герцогстве Мбата», находившемся в вассальной зависимости от древнего царства Конго, был найден небольшой обломок китайского фарфора. Однако этот черепок, попавший сюда по чистой случайности, относится к XVII или XVIII веку.
В развитии Судана и, пожалуй, всей Западной и Центральной Африки большую роль сыграла торговля через Caxapy. Для Восточной и Юго-Восточной Африки такое же значение имела торговля через Индийский океан. Она вовлекала древнее население этих отдаленных равнин и холмов в орбиту тогдашнего цивилизованного мира, содействовала развитию других обществ железного века и других цивилизаций. В истории Восточной Африки до прихода европейцев ее роль чрезвычайно велика.
К югу
Южный ЗинджМореходы Омана, бороздившие «слепые волны» морей Восточной Африки во времена средневековья, взяли с собой в 912 году или несколькими годами позже необычного пассажира. Впоследствии этот человек вспоминал, что «море зинджей» – наиболее опасное из всех известных ему морей, а он путешествовал немало! Огромные волны со слепой яростью бились о высокие скалы. Человек этот прошел с оманскими мореходами вдоль побережья, может быть, до самого Мадагаскара. Возможно, ему приходилось пересаживаться с одного корабля на другой, но как бы то ни было, через три года он тем же путем вернулся в Оман. После многих других путешествий, на которые ушли молодость и зрелые годы, он поселился в Фостате – старом Каире – и начал писать. В 955 году он завершил последнюю книгу и через год умер.
Этого человека звали Абу-ль-Хасан Алий ибн аль-Хусейн аль-Масуди, он был одним из наиболее осведомленных путешественников средневекового мира. По словам Ибн Халдуна, который писал о нем спустя четыре столетия, аль-Масуди «стал образцом и авторитетом для всех историков, на него ссылаются при критической оценке событий, составляющих предмет их исследований». Он родился в конце IX века в Багдаде, его семья происходила из Хиджаза. Почти 40 лет он отдал путешествиям и их описаниям. До нас дошли только две его работы, но они по своим достоинствам намного превосходят другие источники о торговле арабов, особенно с побережьем Восточной Африки. Наиболее знаменитую из своих книг Масуди назвал «Промывальни золота», ибо хотел, по его словам, заинтересовать читателя, чтобы ознакомить его с историей. Эта работа была завершена, по-видимому, в 948 году. В 1861-1877 гг. она была издана в Париже на французском языке. Английский перевод ее первой части появился в 1841 году, но полного издания нет до сих пор.
Содержание книги соответствует броскому заглавию. Имея огромное познавательное значение, она, кроме того, бесспорно, представляет собой лучший образец средневековой литературы о путешествиях. До выхода в свет книги Марко Поло ей не было равных.
Книги аль-Бакри о царствах древнего Судана основаны на сведениях, полученных из вторых рук; они появились в середине XI века. Масуди поведал о восточном побережье, основываясь на собственных впечатлениях, целым столетием раньше. Это означает, что средневековая история Восточной Африки может быть исследована на основании вполне достоверных данных с того периода, когда государство Гана достигло наибольшего могущества.
В то время, когда в Западной Африке начинался расцвет империи Мали и государства Ифе, народы восточного побережья Африки были известны арабам под общим названием зиндж. Это были негры, или «черные люди», обитавшие южнее страны эфиопов. Ибн Хордадбех впервые упомянул об этих народах в 886 году.
Сулейман – купец, который в IX веке отправился из Персидского залива в Гуанчжоу (Кантон), – написал по возвращении, что страна зинджей велика и растения, которые произрастают там, например дурра (сорго), составляющая основную пищу жителей, сахарный тростник и другие, – «все черного цвета». Затем на сцене появляется аль-Масуди, и сведения об этих странах начинают выходить за рамки слухов и побасенок.
Аль-Масуди, который путешествовал на юг с мореплавателями Омана и купцами Сирафа и несколько лет жил на восточном побережье, различает среди народов зиндж несколько племен. На одних страницах сообщается, что они «все черные», на других – что только «некоторые из них черные». К числу этих племен отнесено племя бербера, а это достаточно ясно указывает, что Масуди не различал зинджей хамитского и негритянского типа. Другие арабские писатели повторяют то же самое, явно черпая факты у Масуди. Аль-Бируни, книга которого основана только на слухах, писал в 1030 году, что южные берега и острова населены «различными племенами зинджей».
Происхождение этого слова остается загадкой. Возможно, оно пришло из Ирана, во всяком случае впервые встречается в персидской надписи 293 года н. э., где говорится, что у царя Нарсе были родственные отношения с «Жанд Африк Шах», хотя неизвестно и вряд ли мы узнаем когда-нибудь, был ли этот царь зинджей африканским правителем или всего лишь шейхом южных арабов, проникавших тогда на побережье Восточной Африки. Современный Занзибар – «берег Зинджей» – увековечивает арабский термин. Даже в настоящее время слово «зиндж» часто встречается в арабском мире, обозначая темнокожих африканцев.
Эта многочисленная группа народов, как указывает Масуди, жила в стране, простиравшейся в длину на 700 фарсангов (примерно 2,5 тысячи миль – расстояние от Рога Африки до Мозамбика), «разделенной долинами, горами и песчаными пустынями и изобилующей дикими слонами». Она доходила на юге вплоть до Софалы (около современной Бейры в Мозамбике), «которая является самой отдаленной частью территории, куда проникали корабли Омана и Сирафа».
Дальше этой территории, насколько сейчас известно, арабы никогда не заходили, потому что отсюда легко плыть на юг, но трудно – на север: при входе в пролив между Мозамбиком и Мадагаскаром ветер спадает и течение увлекает корабль к югу. Кроме того, и торговые интересы арабов не способствовали их дальнейшему продвижению, ибо уже в Софале было достаточно золота и слоновой кости. Арабские писатели называют территорию, лежавшую за Софалой, «страной аль-Ваквак». Не исключено, что это Наталь, а может быть, словом «аль-Ваквак» арабы обозначали бушменов, которых явно не считали зинджами. Однако более вероятно, что арабы просто не обращали внимания на побережье за пределами Мозамбика и что страна аль-Ваквак – не что иное, как остров Мадагаскар. Средневековые арабы верили, что эта страна лежит к востоку от Африки и соединяется с Великими Восточными островами, о которых им было известно, или, во всяком случае, почти достигает их. Феран даже утверждает, что «Восточным Ваквак» называли Яву или Суматру.
Некоторые народы зиндж, известные Масуди, были, без сомнения, как мы увидим позже, предками нынешнего народа суахили и «хамитских» племен Африки. Другие, видимо, были предками тех народов языковой группы банту, которые населяют сейчас континент и большую часть побережья. В этой связи следует обратить внимание на наиболее интересную часть книги Масуди, где он рассказывает о царстве Ваклими, ибо именно здесь мы получаем первые достоверные сведения о росте и развитии африканского общества на юге в эпоху железного века. В этой же главе содержится первое в истории упоминание о рудниках Родезии.
Народы зиндж из Ваклими построили свою столицу далеко на юге, в стране Софала, «где в изобилии добывают золото и другие сокровища». Масуди не указывает точного места, хотя, очевидно, оно не совпадало с расположением арабской торговой фактории в Софале.
Через 200 лет Ибн Саид, основываясь на слухах, поместил эту столицу в Синну. Безусловно, имелась в виду Сена, открытая позднее португальцами и расположенная примерно в 150 милях от устья Замбези.
Приблизительно в то же время Идриси описывает Синну как город «на границе страны Софалы». Мы можем с полным основанием считать, что столицей южных народов зиндж во времена Масуди был город, лежавший у нижних порогов реки Замбези.
Когда была возведена эта столица? У Масуди об этом ничего не сказано, но он явно подразумевает, что она возникла задолго до его времени. Он начинает описание Восточной Африки со старинной легенды, повествующей о том, что сыновья Куша – сына Канана, «которые повернули направо между востоком и западом» и заселили восточные и юго-восточные африканские земли, были «нубийцами, и биджа, и зинджами». Но он добавляет при этом, что «только зинджи» преуспели в походе на юг, «за верхние пороги Нила».
Построив столицу, говорит Масуди, «они избрали царя, которого назвали ваклими. Это имя они дают всем царям с незапамятных времен. Ваклими главенствует над всеми другими царями зинджей и имеет в своем распоряжении три сотни тысяч всадников». Эта цифра, конечно, вымышленная: уже в следующей фразе Масуди сообщает, что «зинджи используют буйволов как тягловый скот, ибо у них нет ни лошадей, ни мулов, ни верблюдов, и они даже не знают о существовании этих животных». В стране зинджей никогда не выпадает снег. Только тремя столетиями позже Абу-ль-Фида первым из арабов упомянул о снегах Килиманджаро; впрочем, он тут же осторожно добавил, что сам в это не верит. Отсутствие у Масуди упоминания о снеге само по себе уже достаточно убедительно доказывает, что в Х веке арабам почти не были известны внутренние области Африки.
Народы зиндж искусно обрабатывали металлы и вели оживленную торговлю. Они охотились на слонов ради слоновой кости, но «не употребляли ее для повседневных нужд». Железо у них ценилось выше золота. Это были люди с кожей иссиня-черного цвета и «отвислыми губами». Они питались бананами, но основной их пищей было сорго и растение под названием калари, которое они выкапывали из земли, как трюфели. Они употребляли в пищу также мед и мясо; в их владениях было много «кокосовых островов» и кокосовые орехи играли важную роль в питании. Эти люди были хорошими ораторами. «Зинджи отличаются красноречием, и среди них немало ораторов. Очень часто в толпе появляется человек, который произносит речь, призывая слушателей следовать путями господа и повиноваться его приказам. Он рассказывает, что влечет за собой непослушание, и приводит при этом примеры из жизни предков и прежних царей».
Эти факты дают нам основание говорить о древнем народе или группе народов, которые ведут интенсивное сельское хозяйство, выращивая зерновые и разводя крупный рогатый скот, а также занимаются торговлей. Они умеют выплавлять металлы и обрабатывать их. Все эти сведения ясно и убедительно раскрывают перед нами историю цивилизаций древнего железного века в Восточной и Юго-Восточной Африке, открытых археологами спустя тысячу лет. Но эти сведения указывают и на нечто большее. При чтении подробного и яркого повествования Масуди напрашивается мысль, что расселение негритянских народов в южной части Африки произошло задолго до Х века. До нас доносится слабый и тем не менее вполне определенный отголосок тех знаний, с багажом которых странствовали эти народы, неся свои духовные и материальные ценности в самые отдаленные места континента. Здесь, в Юго-Восточной Африке Х века, присутствие такого рода ценностей ощущалось так же определенно, как и во всех других частях нашей планеты. Они играли большую роль в лесном поясе Западной Африки. В XV веке португальцы столкнулись с ними в Конго. Эти древние ценности в некоторых районах Африки до сих пор оказывают формирующее влияние.
Такая преемственность культуры и ее широкое распространение благодаря миграции заслуживают особого рассмотрения, ибо в этом – ключ к пониманию всего исторического процесса в Африке. Обратите внимание, например, на удивительное сходство описания идеологии южных зинджей у Масуди с описанием народов Южного Судана у нынешних этнографов.
У зинджей Юго-Восточной Африки, сообщает Масуди, нет строгих религиозных правил, «каждый выбирает предмет поклонения по своему вкусу, будь то растение, животное или металл». Их религия, таким образом, анимистична, однако включает в себя обожествление царской особы. Ваклими – титул их царей – означает «сын великого бога». Они дают царю такой титул потому, что избирают его с наказом править на началах равенства. Как только избранник начинает проявлять наклонности тирана и отходит от путей справедливости, его убивают, а потомков его исключают из списка преемников. Утратив справедливость, говорят они, этот человек перестает быть сыном великого бога, то есть повелителем неба и земли.
Теперь обратимся к сообщению профессора Эванс-Причарда о племени шиллук, обитающем сейчас, спустя тысячелетие, в Южном Судане. Шиллуки – это одно из тех «черных племен», которые суданцы, говорящие на арабском языке, называют зинджами. В маленьких деревушках на западном берегу Белого Нила, неподалеку от города Малакал, живет примерно 110 тысяч представителей этого племени. Они занимаются в основном скотоводством, хотя кое-где выращивают зерновые. У них имеются собственные кузнецы. Племя шиллук избирает царей и считает их божествами, ничем не отличаясь в этом отношении от племен зинджей Х века, обитавших в далекой стране Софала.
Все эти цари шиллуков, пишет Эванс-Причард, «по общему убеждению, происходят от Ньиканга, который был вождем шиллуков в те далекие, героические времена и привел племя на нынешнее место, отвоевал эту землю у тогдашних поселенцев и разделил ее между своими сторонниками. Люди шиллук верят, что Ньиканг или, я бы сказал, дух Ньиканга присутствует во всех правителях, переходя в каждого из последующих царей династии. Таким образом, Ньиканг представляет собой мифологическое перевоплощение обожествленной царской особы, которая сама по себе символизирует национальную структуру и неизменный моральный порядок... В полной мере осознать значение царя у шиллуков нам удастся только тогда, когда мы поймем, что здесь главное – не личность данного правителя, а Ньиканг, который служит посредником между человеком и богом и каким-то образом присутствует и в боге, и в царе».
Такого рода сравнения можно продолжить. Масуди пишет, что южные зинджи убивают или изгоняют своих царей, если те плохо проявляют себя. «По мнению специалистов, – пишет Эванс-Причард, – шиллуки верят, что, когда царь физически слабеет, от этого может пострадать весь народ; более того, если царь заболевает или дряхлеет, его следует убить, дабы избежать серьезного национального бедствия, например поражения в войне, эпидемии или голода. Царя надо убить, чтобы спасти царскую власть, а с нею и все племя шиллуков». Из сказанного ясно, что в своей основе представления нынешних шиллуков и древних зинджей вполне однородны.
Зинджи Софалы, пишет Масуди в другом месте, «выбирают себе царя, дабы он правил ими на началах справедливости и равенства». Шиллуки верхнего Нила, сообщает Эванс-Причард, выбирают царя, потому что «царская власть принадлежит всему племени, а не только царской семье».
Главное здесь, конечно, не в том, что зинджи верхнего Нила находятся в каком-то тесном родстве с южными зинджами времен средневековья. По возрасту шиллуки – племя сравнительно «молодое». Дак Фадиет – божественный царь, которого они избирали в 1945 году, – значится в царском списке под номером тридцать первым. Таким образом, Ньиканг жил, очевидно, в XVII или XVIII веке. Важно другое: расселение и рост численности африканских народов в южной части континента были единым процессом, подчинявшимся известным правилам. Этот процесс сопровождался формированием своеобразной идеологии и общественным и культурным развитием. Его жизнеспособность позволяет нам в какой-то степени узнать древнее прошлое Африки через ее настоящее.
