Текст книги "Новое открытие древней Африки"

Автор книги: Бэзил Дэвидсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

Афины в Африке?

Согласно общепринятому мнению, люди научились выплавлять железо около 1500 года до н. э. в районе, расположенном к западу от Кавказского хребта.

К 1300 году до н. э. выплавка железа уже стала важной отраслью ремесла у хеттов, обитавших в теперешней Анатолии. Тогда же, должно быть, железо начали использовать и ассирийцы. Жители сирийского побережья, очевидно, познакомились со свойствами железа в последующие 200 лет. Через Сирию приемы обработки железа, без сомнения, проникли на запад, в Египет, Карфаген и другие районы древней цивилизации Средиземноморья. Превосходство железа над бронзой было основой подавляющего военного превосходства ассирийских царей из Ниневии, ибо, как говорит поэт, если колесницы ассирийских воинов, наводнившие Израиль, и впрямь «сверкали пурпуром и золотом», то лишь железу обязаны ассирийцы победами над врагом. Обладание железным оружием дало возможность Саргону и Синахерибу продвинуться к юго-западу; оно же сыграло решающую роль в победе Асархаддона над египтянами, а впоследствии позволило Ашшурбанипалу захватить Тебес и положить конец кушитскому господству в Нижнем Египте.

В Египте железо было редкостью. Наступил периода упадка бронзового века, и люди перестали стремиться к новшествам. Такие же настроения господствовали и в Куше. И хотя в Куше имелась в изобилии железная руда и древесина для получения древесного угля, кушиты, видимо, не занимались выплавкой металла в более или менее значительных масштабах вплоть до последнего периода дохристианской эры. Среди предметов, раскопанных в королевских гробницах Напаты, в Курри и Нури, не обнаружено никаких железных изделий. Впервые они встречаются только в погребении Горсиотефа (около 362 г. до н. э.). Не случайно Геродот в 430 году говорит, что «в Эфиопии самым редким и самым драгоценным металлом считается бронза», так что даже пленников «заковывают в цепи из золота». Он упоминает также, что кушиты (Геродот, как и все остальные греческие авторы древности, называет их эфиопами) пользовались оружием с каменными наконечниками. Таким образом, хотя железные изделия и встречались в Куше незадолго до правления Горсиотефа, их было очень и очень мало.

Однако после возвышения Мероэ «наступила, – как говорит Уйнрайт, – поразительная перемена. Уже к середине века, – ученый имеет, в виду 1 век до н. э., – а может быть, даже раньше, в Мероэ началась выплавка железа в крупных масштабах». Сейс, посетивший Мероэ 50 лет назад, обратил внимание на то, что «горы шлака окружают городские кварталы с северной и восточной стороны». В результате раскопок найдены остатки печей, в которых железо плавилось, а затем отливалось в различные орудия труда и оружие. Иными словами, к тому времени, когда был построен Мусаварат, Мероэ стало крупнейшим центром выплавки железа в Африке. Вполне разумно предположить, что железные изделия из Мероэ наряду с приемами выплавки железа неуклонно проникали в районы, лежащие к югу и западу от города. В этом смысле Куш сыграл в их развитии такую же роль, какую цивилизации Средиземноморья несколькими столетиями позже сыграли в развитии Северной Европы. С не меньшим основанием можно утверждать, что после эпохи Мероэ население среднего течения Нила жило в железном веке. Эти все еще загадочные для нас народы (возможно, к ним относятся племена неба или беджа; в настоящее время археологи предпочитают называть их расплывчатым термином группа Х) изготовляли из железа даже складные стулья. Их богатые ювелирные изделия, ожерелья из черного и белого кварца и красного сердолика, отличаются неповторимым своеобразием. Возможно, в дальнейшем обнаружится, что художники народов группы Х подражали мероитским образцам.

За народами группы X последовали «нубийцы» – теперь мы вполне можем называть их суданцами досредневековых и средневековых христианских монархий Судана. Эти удивительные островки христианства в море язычников сохранялись на протяжении VI-XIV веков, достигнув высокого уровня развития государственности и культуры. До самого XVI века могущественный ислам не мог с ними справиться. Несколько фресок и церквей из необожженного кирпича – вот и все, что нам осталось от чисто африканской разновидности христианства. Лишь Эфиопии удалось выжить благодаря окружающему страну горному барьеру.

При всем том Мероэ и его цивилизация остаются загадкой. Слово «загадка» мы употребляем вовсе не потому, что сомневаемся в величии этой цивилизации и в существовании многовекового периода ее расцвета, а потому, что мы ничего не знаем о характере этой цивилизации – о ее повседневной жизни, ее связях с внешним миром, ее своеобразно африканском синтезе неафриканских идей, ее методах усвоения этих идей и совмещения их с чисто африканскими и, наконец, о ее бесспорно огромном влиянии на тропические и субтропические страны Африки на юге и юго-западе.

Сейчас об этом известно поразительно мало. Иероглифическое письмо Мероэ научились читать, но еще не сумели понять. О западных и южных границах государства остается только догадываться. Картину его повседневной жизни можно воссоздать лишь по немногочисленным дошедшим до нас предметам, обнаруженным большей частью в царских гробницах, ибо никакие другие погребения не подвергались систематическому исследованию. Но ведь эта картина менялась на протяжении 1000 лет непрекращающегося развития материальной культуры. Какова была социальная природа «божественного царствования»? Как жители Мероэ и окрестных городов встретили наступление «века железа», какими путями они наладили торговлю с другими странами древнего мира? Что было известно им о Китае, чьи шелка они покупали и чьи изделия копировали? Что знали об Индии – ведь одевались же они в индийские хлопчатобумажные ткани? Что они знали об Аравии, где закупали товары? Кто прибывал к ним с юга и с запада, кто отправлялся на юг и запад, чем кончились эти путешествия?

О влиянии этой цивилизации, сыгравшей такую важную роль в развитии континентальной Африки, мы знаем поразительно мало. К счастью, в настоящее время положение начинает меняться в лучшую сторону. Правительство Республики Судан проявило интерес к истории и решило приступить к изучению государств, существовавших в прошлом на территории Судана. Однако прежние трудности еще не устранены: раскопки требуют больших затрат, и Республика Судан, вкладывая имеющиеся средства в осуществление необходимых преобразований, не имеет возможности ассигновать достаточную сумму денег на изучение прошлого. Таким образом, несмотря на огромный интерес к Кушу, исследование кушитской цивилизации продолжает зависеть от великодушия иностранных филантропов.

Эти филантропы могут быть уверены, что их затраты окупятся с лихвой. Подобно другим кушитским городам, ожидающим своих исследователей, обширный город Мероэ возвысился в ту же эпоху, когда Греция времен Перикла распространяла свое влияние на средиземноморское побережье. Для Африки того периода значение Мероэ было не менее важным. Подобно Афинам, он вел торговлю со многими государствами. Подобно Афинам, здесь развивались самобытное искусство и письменность. Влияние Мероэ ощущалось далеко за пределами его границ. Его обычаи и верования оказались весьма устойчивыми. Они сохранились у других африканских народов через много лет после заката Мероэ. Вот почему эта цивилизация заслуживает почетного места среди великих цивилизаций древности. Сейчас можно с полным правом заявить, что история Мероэ представляет собой первую страницу истории современной Африки

Царства древнего Судана

Древняя Западная Африка. Открытия в Нок

Мероэ пало в IV в. до н. э. под ударами государства древней Эфиопии – Аксума. В период расцвета Мероэ, длившегося 400 лет, в Западной Африке появилась письменность. В отличие от мероитских иероглифов это хороший арабский язык, не представляющий трудностей для чтения.

Продвигаясь от Египта все дальше к западу, последователи Мухаммеда уже через 11 лет после смерти пророка овладели Триполи, а в 681 году достигли побережья Атлантики. 15 годами ранее они предприняли первый поход в Сахару и в течение последующих 100 лет не раз вторгались в «страну черных», отправляя в Судан военные и торговые экспедиции. Однако набеги арабских племен носили случайный характер, и за отрядами завоевателей никогда не следовали массы поселенцев, ибо в 710 году арабы пересекли Гибралтар и вторглись в Испанию, и Средиземноморье стало районом, куда они направляли свои главные усилия. Именно там в конце концов и было подорвано их могущество.

Первым арабом, оставившим нам сведения о Судане, был Вахаб ибн Мунаббе. Его рукописи относятся к 738 году. Интересно, что арабские летописи пересказывают в первую очередь легенды и мифы о миграции, о нескончаемом заселении малоизвестных внутренних районов африканского континента. У Ибн Мунаббе мы находим одно из первых изложений великой «легенды о миграции» в Западной Африке, дошедшей до нас через многие столетия. Потомки наследников Куша, сына Хама и внука Ноя, по словам Ибн Мунаббе, включают в себя народы Судана: каран (возможно, горанго – народ, обитающий к востоку от озера Чад), загава (народ, который до сих пор населяет Вадаи и Западный Дарфур), хабеша (абиссинцы), кибт (копты) и барбар (берберы).

Двести лет спустя величайший средневековый арабский географ аль-Масуди наполнил эту легенду новым содержанием. «Когда потомки Ноя распространились по земле, – писал он в своей книге „Промывальни золота“, законченной в 947 году, – сыновья Куша, сына Кенаана, ушли на запад и пересекли Нил. Здесь они разделились. Некоторые – нубийцы, беджа и зиндж – пошли направо, между востоком и западом, а большинство устремилось к заходящему солнцу...»

В этой легенде о миграции из долины Нила, весьма возможно, содержится большая доля исторической правды. Продвигаясь в Западный Судан с востока и северо-востока, мигрирующие народы или группы народов, племена или осколки племен, далеко не одинаковые по уровню развития, заселяли этот район в течение долгого периода. Мы не располагаем фактическими данными о характере этого процесса. Что побуждало их мигрировать – нашествие ассирийцев и персов, завоевавших долину нижнего Нила, подъем и упадок Куша, превратности династической борьбы, поиски богатств? На этот счет можно только строить догадки. Не трудно также представить, как встречали этих мигрантов в тех землях, где они появлялись. Их оружие внушало страх, их сила восхищала, их обширные знания удивляли. Местные жители нередко склоняли головы перед их высокой дисциплиной и более совершенной организацией – словом, перед теми качествами, без которых не мог бы выжить ни один мигрирующий народ. Однако подробности переселения недостаточно ясны.

С кем же встретились эти народы, эти «иудейско-сирийские» группы, которым предания приписывают образование Ганы в Западном Судане примерно в 300 году н. э.? Недавние открытия Анри Лота в Сахаре дают основание предполагать, что негры издавна населяли этот район, по крайней мере до самого Тассильского хребта, лежащего на полпути к Средиземному морю. Лот сообщает, что обнаружил в Тассили рисунок маски, удивительно напоминающий современные маски племени сенуфу в районе Берега Слоновой Кости. 50 лет назад Делафосс предполагал, что сенуфу – это один из трех коренных народов, живших здесь в период прихода мигрантов с востока и северо-востока. Обитали ли ранее они в более северных районах?

Когда Сахара стала превращаться в пустыню, миграция, по-видимому, пошла в южном направлении. Возможно, что эта догадка в какой-то степени основана на теоретических соображениях. Во всяком случае ясно, что при жизни Ибн Мунаббе, в начале VIII в. н. э., мигрирующие народы смешались с неграми или негроидными народами, которых встретили на своем пути, и это смешение продолжалось до тех пор, пока одни не были полностью поглощены другими. Некоторые западноафриканские племена до сих пор сохранили признаки «белого» происхождения. Среди них следует прежде всего назвать племя фульбе, разбросанное в настоящее время по всему Западному Судану. Другие племена – например, сонгаи – стали (или были всегда) типично негритянскими. «Чернота» или «белизна» этих народов представляет интерес только с исторической или антропологической точки зрения; ее, конечно, ни в коем случае нельзя истолковывать в свете теперешних расовых теорий.

Как бы то ни было, первые поселенцы появились в Западной Африке за много столетий до прихода мигрирующих народов, о странствиях которых сложили легенды арабские летописцы. При нынешнем уровне наших знаний бесполезно пытаться четко представить себе процесс ее заселения. Такие попытки порождают ошибочные выводы.

До 1958 года, когда открытия Лота получили всеобщее признание, лишь немногим исследователям приходило в голову, что негры населяли Западный Судан вплоть до самого Тассили.

Обнаруженные за последние десятилетия в оловянных рудниках неподалеку от Джоса (плато Центральной Нигерии) орудия раннего палеолита дают основания предположить, что древний человек жил в этом районе еще во времена канджерана, третьего из четырех установленных плювиальных периодов в Восточной Африке. В 1957 году Бернард Фэгг сообщил, что небольшие остатки древесного угля, найденные в канджеранских отложениях, подверглись исследованию радиокарбоновым методом, в результате которого было установлено, что возраст этих остатков превышает 39 тысяч лет. Все более поздние напластования в районе Джоса свидетельствуют о том, что предки человека жили здесь в период среднего и позднего палеолита.

Однако в период позднего палеолита, судя по отложениям, которые ориентировочно относят к фазе «влажного накурана» (последняя фаза предыстории Восточной Африки), развитие этого района приобрело неожиданный, удивительный оборот. Первые сведения об этом появились в 1931 году, когда в селении Нок провинции Зария, где обитает племя джаба, были найдены изображения человеческих голов из глины меньше чем в натуральную величину. Стиль, в котором они были выполнены, не указывал на существование культурных связей создавшего их народа с соседями. В 1944 году археологи обнаружили там еще три столь же мастерски выполненных скульптурных портрета, а также глиняные слепки руки и ноги и горшок для варки пищи. В том же году Бернард Фэгг нашел великолепный глиняный портрет в местечке Джемаа, примерно в 24 милях от Нока.

С тех пор множество предметов «культуры Нок», как их вскоре назвали, было найдено на территории широкой долины, которая простирается примерно на 300 миль с востока на запад в междуречье Нигера и Бенуэ. Среди найденных фигур много скульптурных портретов в натуральную или почти натуральную величину. В настоящее время представляется вероятным, что эта древнейшая культура распространилась по всей территории Нигерии, а возможно, и за ее пределами, и, после того как была освоена техника выплавки железа, сыграла революционную роль в развитии искусства, религии и общественной организации. Мы вправе ожидать дальнейших открытий, проливающих свет на развитие и достижения «культуры Нок».

Находки в Ноке уже дали возможность пересмотреть многие прежние представления о прошлом африканских народов. Так; европейцы нередко считали, что у негритянских народов отсутствует самобытная традиция антропоморфного искусства, иными словами более или менее реалистического изображения человека. И когда 60 лет назад Европа впервые познакомилась с поразительными скульптурными бюстами и портретами из Ифе и Бенина, раздался хор скептических голосов: это, конечно, творения греков, или египтян, или португальцев – ведь негры не создавали ничего подобного.

Открытия Лота в Сахаре позволяют предположить, что африканцы еще за 3000 лет до н. э. тонко и реалистично изображали мужчин и женщин, что негритянские художники были одними из зачинателей реалистического портрета. Находки в Ноке подтверждают эту точку зрения. Глиняные головы и фигуры, обнаруженные в Центральной Нигерии, несколько «моложе» по возрасту, но тем не менее тоже относятся к достаточно отдаленным временам. Так, четыре кусочка древесного угля из «отложений Нок» относятся к 3500, 2000 и 900 гг. до н. э., а один из них – ко II веку н. э.

«С первыми двумя датами – отмечает Бернард Фэгг, – связаны почти наверняка более ранние отложения, в то время как 900 год до н. э. (примерно начало фазы „влажного накурана“) и 200 год н. э. отражают, возможно, верхний и нижний пределы „культуры Нок“». Это, пожалуй, пока почти все, что известно по данному вопросу: остается только добавить, что приемы выделки железа, о которых уже накоплено достаточно данных, дают основание считать «культуру Нок» промежуточным звеном между культурами каменного и железного веков. Она достигла расцвета в последние два или три столетия до нашей эры.

Можно лишь догадываться, какие народы изготовляли эти великолепные терракотовые головки на нигерийском плато в таком изобилии еще за две тысячи лет до наших дней. Но отдельные портреты все же позволяют предположить, что народы Нока были прямыми предками части нынешних обитателей Центральной Нигерии. Например, на одной из голов прическа напоминает крысиный хвост – такую прическу до сих пор носят представители некоторых племен в Нигерии. Всякие сомнения относительно возраста этих глиняных голов, как и возраста всех других предметов «культуры Нок», следует отбросить, так как находки эти были сделаны в процессе добычи олова и в тех отложениях, примерный возраст которых установлен тем или иным способом.

От Куша и Карфагена

Существовало ли какое-то культурное и лингвистическое единство между этими лесными народами далекого прошлого? Возможно, что да. He будем останавливаться на этом вопросе, а начнем с того момента, когда отдельные ручейки миграции с востока и северо-востока слились в единый поток, устремившийся в глубь континента, о чем впоследствии писал в своей легенде Ибн Мунаббе. Упоминание Масуди о «многочисленных» сыновьях Куша, «двигавшихся навстречу заходящему солнцу», дает правильное, исторически достоверное представление о передвижении этих народов. Иными словами, они «двигались» туда, где жили известные арабам народы, то есть «в направлении Загава, Канема, Марка, Кау-кау, Ганы и других стран, населенных черными и демдеме» (словом «демдеме» арабские писатели называют народы, которые, по их мнению, были каннибалами).

Достоверно одно: народы эти действительно «двигались» из района среднего Нила в район среднего Нигера по известному им трансафриканскому маршруту, которым они, бесспорно, пользовались с древнейших времен и существование которого было хорошо известно арабам. В том, что этот великий путь знали уже в отдаленном прошлом, нет ничего невероятного. Даже в наши дни тысячи паломников из Нигерии ежегодно отправляются по этому пути к Красному морю и обратно. А две тысячи лет назад климат и растительность гораздо больше благоприятствовали путешественникам. C древнейших времен народы шли по этому пути, неся с собой свои верования и достижения. Озеро Чад не было истоком Нила, как ошибочно полагали многие; однако воды их культур, образно выражаясь, сливались еще в глубокой древности.

По сути дела, в Западной Африке нет ни одного известного нам народа, который бы не сложил легенду о своем восточном или северном происхождении. Отдельные легенды настолько содержательны, что позволяют наметить вехи миграционного периода. В этой связи Биобаку считает возможным предполагать, что зачинатели цивилизации йоруба, пришедшие в Северную Нигерию из района среднего Нила, поселились там в период между VII и Х веками н. э. Как бы то ни было, восточное происхождение йоруба, как и некоторых других народов, не вызывает сомнений, хотя легенды и предания – единственный источник, свидетельствующий о восточном происхождении этого народа.

Величайший египетский храм Нубии – страны Юга, ставшей впоследствии государством Куш, – построен фараоном XVIII династии Аменхотепом III (1405-1370 гг. до н. э.) в Сульбе на западном берегу Нила. Подступы к храму охранялись высеченными из гранита львами и баранами. Эти статуи кушитские фараоны ХХV династии, завоевавшие Египет, увезли в храмы Баркала, расположенного неподалеку от Напаты. Впоследствии баран – символ бога Амона – стал одним из великих божественных символов Куша. Даже сегодня в Мероэ и Нага можно увидеть немало гранитных баранов, затерянных в море песка. Но баран, символ Амона, утвердился как божество и на североафриканском побережье, ибо народы ливийско-берберской группы, жившие в этом районе, заимствовали его, как и кушиты, у Египта, возможно даже одновременно с ними.

Однако откуда бы ни вел происхождение священный баран – из Северной Африки или Центральной, – он стал предметом поклонения многих африканских народов. Жители Западной Африки устраивали празднества в честь этого божества. Племя мандинго из Западного Судана считало, что бог грома и бури принимает на земле обличье барана Шанго. Бог грома и молнии у племени йоруба является людям в бараньей маске. Нианне – божество неба у племени бауле (Берег Слоновой Кости) – изображается с бараньей головой. В образе барана представляет себе бога молнии и племя фао (Дагомея). Бараны, символизирующие то или иное божество, встречаются в Африке от Камеруна до внутренних районов Конго. Резчики по дереву изготовляют их изображения и в настоящее время. Следы культурных заимствований (примеров можно привести во много раз больше) дают нам новые доказательства этого великого единства в многообразии, придающего африканской культуре самобытные черты: древность, сложность, большую распространенность и широкий резонанс. Уйнрайт показал, что жреческие сосуды средневекового периода из страны йоруба напоминают сосуды, посвященные Амону в династическом Египте. Оркелл обращает внимание на близкое сходство византийских светильников, найденных в Фирка (Египет), где обитали послекушитские народы группы Х, и светильников, обнаруженных несколько лет назад в древнем погребении на территории бывшего Золотого Берега. Легенда о божественном происхождении народа джукун, жившего на реке Бенуэ в Нигерии, сходна с аналогичными легендами Куша и Египта.

В области культуры кое-что, возможно, было заимствовано и с севера. В своем последнем исследовании религии и преданий племени акан в Гане Мееровиц, сравнивая древние верования в Северной Африке с культом бога Луны и бога Солнца, а также других божеств племени акан, находит, что идея человеческого происхождения божеств поразительно сходна у разных народов. Так, Мелькарт из Тира, финикийский «предок» царского дома Карфагена, основанного легендарной Дидо, изображался в виде быка. Терракотовый знак головы быка, обнаруженный в Карфагене, расположен в центре изображения между идеограммой Танит – богини-матери Карфагена, которая породила вселенную без мужского вмешательства, – и знаком восьмерки. Босуммуру, «предка» царской ветви Боно из племени акан, также изображают в виде быка. «Быка ежегодно приносят в жертву», – пишет Мееровиц, скрупулезно собиравшая предания акан. Эта жертва, по ее словам, символизирует «его божественную смерть и возрождение». Она добавляет, что знак восьмерки встречается как религиозный символ у племени акан, «означая жизнь, смерть и вечно повторяющееся возрождение». Подобно карфагенской богине Танит аканская богиня Ньяме породила вселенную без союза с мужчиной. «Королевы-матери» у племени акан, подобно Дидо, держали власть в своих руках с незапамятных времен.

Конечно, заимствование идей не было механическим. Народы, неся с собой представления о происхождении человека, земном и божественном, могли кочевать по континенту либо во всех направлениях, либо с севера и северо-востока. Можно, конечно, допустить, что культура народов юга – бледное отражение египетской, кушитской, карфагенской или ливийской цивилизации, но столь же вероятно, что представления, доминировавшие в странах Средиземноморья, проникая примерно в то же самое время или чуть раньше в глубь дикарской или варварской Европы, воспроизводились в такой же форме на берегах Северного моря.

Неизвестен также, и это следует подчеркнуть, ни один факт, который давал бы основание предполагать, что распространение идей и идеологий из долины Нила в Южную и Центральную Африку было односторонним. Династический Египет появился не на пустом месте – он рожден неолитом, причем чисто африканским. Земледельцы района Фаюмского озера, заложившие основы древнеегипетского общества, тоже обладали собственными представлениями о жизни и вселенной. Безусловно, большинство этих идей было скорее африканского происхождения, нежели азиатского. «Страна бога», населенная духами великих предков, находилась, по мнению древних египтян, не на севере и востоке, а далеко на юго-западе. Нет никаких оснований полагать, что древние формы обожествления барана, поклонения солнцу и других знаменитых на Ниле культов родились не в этой туманной «стране бога», лежащей в «Верхней Африке», где они процветают и по сей день, а в каком-то другом месте. Вполне возможно, что в те времена происходил сложный процесс развития, взаимного переплетения и переработки идей, кочевавших между Севером и Югом и испытывавших при этом воздействие времени и народов.

Многочисленные народы и племена Западной Африки, которые заявляют в легендах о своем восточном или северном происхождении, по-видимому, не так уж далеки от истины. Правда, вполне вероятно, что это означает не столько происхождение, сколько влияние, если учесть, какой долгий период расселения и смешения предшествовал созданию этих легенд. Все это необходимо иметь в виду, чтобы не впасть в ошибку, воображая, будто древние Народы Африки две с лишним тысячи лет назад не имели собственного лица и легко поддавались любому экзотическому воздействию. Привнесенные экзотические черты поглощались. В процессе этого поглощения они неизбежно перерабатывались, становясь специфически западноафриканскими, как, например, религиозные обычаи акан или йоруба, подобно тому как христианство, возникнув в виде азиатской секты в Палестине, стало европейской религией; или подобно тому как чисто африканский вклад в культуру древнего Нила стал называться древнеегипетской цивилизацией.

Только в последние годы антропологи занялись систематическим изучением сети взаимопереплетенных верований и идей, лежащих в основе внешне незамысловатой племенной структуры континентальной Африки. Многое из того, что казалось совершенно ясным, стало непонятным, но зато многое начало поддаваться научному объяснению. Человечество все больше убеждается в том, что «века застоя» в племенной Африке – всего лишь плод воображения.