Текст книги "Вкус желания"
Автор книги: Беверли Кендалл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Глава 17
Томас не проронил ни слова. Он просто крепко сжимал плечо Амелии и направлял ее к выходу. И, как это ни было печально, она ничего не могла сделать, чтобы помешать ему увести ее с бала.
В какой-то момент рядом с другом материализовался лорд Алекс. Одним взглядом он оценил всю ситуацию и взял на себя роль посредника.
– Послушай, Армстронг, не заходи так…
Не меняя ритма движения и не бросив ни единого взгляда в сторону лорда Алекса, Томас положил конец усилиям друга восстановить мир.
– Тебя это не касается. Я решу вопрос по-своему.
Он приблизил губы к ее уху:
– Где мисс Фоксуорт?
Стараясь не обращать внимания на дрожь в ногах и усильное брожение в животе, Амелия с трудом сглотнула и ответила едва слышно:
– Танцует.
– Вы хоть понимаете, во что вам обойдется эта небольшая эскапада? У вас хоть хватает здравого смысла на то, чтобы испугаться?
Виконт произнес свою угрозу, не повышая голоса, не создавая шума, не устраивая драматической сцены. Тон его был обманчиво и опасно мягким, так что, без сомнения, мужчины, а в данном случае и леди, могли бы надеяться, что наказание будет скорым и приведено в исполнение без особой суеты.
У Амелии хватило здравого смысла, чтобы подождать, пока они не выйдут из бального зала, прежде чем попытаться освободиться, но в холле тоже присутствовали слуги и толпились гости.
– О, ради Бога, отпустите меня! Вы делаете мне больно, и, если не проявите благоразумия, я устрою сцену, – сказала она яростным шепотом.
Его пальцы перестали впиваться в ее тело – единственный знак того, что он услышал ее.
– Картрайт, пожалуйста, сообщи мисс Фоксуорт, что леди Амелия внезапно занемогла и я отвез ее домой. Когда она будет готова уехать с бала, пожалуйста, доставь ее в целости и сохранности в дом моей матери.
Томас говорил с едва сдерживаемой яростью, его прищуренные глаза превратились в щелочки. На скулах рдели два алых пятна. Лорд Алекс сделал умоляющий жест:
– Армстронг…
– Черт возьми, малый! Сделай, как я прошу, и не вмешивайся.
Лорд Алекс выглядел искренне обеспокоенным. Она подняла глаза на Томаса: возможно, ей и в самом деле было чего опасаться.
Лорд Алекс внезапно остановился.
– Ради Бога, вспомни, что она дочь Гарри.
Бросив на нее взгляд, который, по мнению Амелии, говорил о покорности обстоятельствам, лорд Алекс повернулся и направился обратно в бальный зал.
Томас продолжал продвигаться к парадной двери, вынуждая Амелию ускорить шаг до рыси, что совсем не подходило для леди.
Через несколько минут они облачились в свою верхнюю одежду – Амелия в плотный шерстяной плащ, виконт соответственно в длинное черное пальто.
Снаружи под ночным лунным небом холодный воздух сразу же бросился ей в лицо, и при каждом выдохе изо рта ее вырывалось облачко пара. Томас грубо отказался от услуг лакея и, продолжая сжимать ее локоть, заставил подняться на ступеньку и войти в одноконный экипаж. Она бросила на него яростный взгляд через плечо. Губы ее были сжаты, тело казалось застывшим.
На улице у готического фасада с высоким фронтоном и железными украшениями какое-то движение привлекло ее внимание. Лорд Клейборо наблюдал за ними, скрываясь за одной из толстых оштукатуренных колонн. Сердце ее не знало, петь ли от радости или в страхе подскочить к горлу. Она не предвидела подобной встречи – победа явно склонялась на сторону виконта.
Томас обернулся и проследил за направлением ее взгляда. К этому времени барон отступил за колонну. Страдая от унижения, Амелия отвернулась и позволила Томасу препроводить себя в карету.
Лорд Клейборо не сделал ровным счетом ничего, чтобы помешать этому. Он всего лишь бессильно наблюдал за ней взглядом тусклых, невыразительных глаз. Даже если это дело не сулило ему победы, разве он не должен был хотя бы попытаться помочь ей? Неужели она не стоит этого?
Но Амелия не хотела позволить себе такого разочарования. Ее ярость кипела и разгоралась, как циклон, готовый уничтожить все на своем пути. И в первую очередь Томаса Армстронга.
Она заняла место в карете и выдернула руку.
– Вы жалкий самодовольный подонок!
Эти четыре слова заключали в себе все эмоции, которые она сдерживала все время, пока он тащил ее с бала.
– Не смейте ко мне прикасаться.
Виконт посмотрел на нее, подняв брови. Потом с величайшей, подчеркнутой осторожностью сел с ней рядом, подмяв под себя добрую половину ее широкой юбки.
Амелия тотчас же попыталась подняться, чтобы пересесть на скамью напротив, ту, которую обычно занимают джентльмены, но он предвосхитил ее намерение и со змеиной быстротой и ловкостью заставил сесть на место.
– Я близок к тому, чтобы перебросить вас через колено и отшлепать, – сказал он тихо, поднимая руку так, что его большой и указательный пальцы почти сошлись. – Попробуйте снова отодвинуться от меня – и почувствуете тяжесть моей руки, – добавил он.
«Презренный негодяй!» Ярость расцветила ее лицо ярким румянцем, она дергала юбку, пытаясь высвободить ее из-под него, потом подвинулась и прижалась к холодной металлической дверце экипажа.
Томас смотрел на нее прищуренными глазами.
– Не знаю, как вам это удалось, но всего за один день вы ухитрились развратить Камиллу. И за это вам тоже предстоит расплатиться.
– Расплатиться? За что расплатиться? Мне захотелось провести хоть один вечер в обществе человека, который мне по-настоящему нравится. Не думаю, что это преступление.
Лорд Армстронг разразился резким лающим смехом:
– Кто? Клейборо? Видя, как он прячется за колонной, я было подумал, что он старается стать бесплотным духом.
Она резко повернула голову. Лицо ее пылало от смущениях значит, и Армстронг видел его?
На нее обрушилось новое унижение.
– Что? Вы вообразили, что я не видел этого никчемного труса? Если вы таким представляете настоящего мужчину, я склонен считать, что вы немногого хотите от мужа.
Амелии был ненавистен его деспотизм. Она ненавидела его насмешливый и глумливый тон. Еще больше ей была отвратительна его манера критиковать ее выбор. Она понимала: попытайся она хоть как-то оправдать лорда Клейборо, он отмел бы любое оправдание как никчемное и бессмысленно е. Но она не желала уступать ему ни на йоту.
– А чего вы ждали от него? Чтобы он устроил сцену и вступил с вами в перепалку?
Он встретил ее яростный взгляд прямо и ответил спокойно:
– Ради женщины, которую я намерен взять в жены, я именно так бы и поступил.
Его ответ выбил у нее почву из-под ног, и она погрузилась в смущенное молчание. Ради женщины, которая сумела бы завоевать и сохранить его любовь, если такая существовала… Она легко могла представить, что ради такой женщины он перевернул бы небо и землю. Мысль о том, каково это – быть любимой таким мужчиной, вызвала в ней непрошеное томление. Но она тотчас же подавила его с такой стремительностью, с какой кухарка со скалкой в руках бросается на мышь, замеченную в кухне.
– Ваш отец никогда не разрешит вам выйти за этого негодяя, – нарушил тишину кареты его тихий голос. – И я этого не допущу. Во всяком случае, пока вы на моем попечении.
– Я не на вашем попечении. Я ваша узница.
– В таком случае, как ваш тюремщик, я, вероятно, должен все время добавлять вам работы, чтобы вы постоянно были заняты. Завтра вы будете помогать кухарке. Мне кажется, нам требуются еще одни руки в буфетной.
– Вы, должно быть, рехнулись?!
– Уверяю вас, что мои умственные способности в полном порядке и функционируют эффективно.
– Я не стану этим заниматься! – с болью вырвалось у нее. – Когда я расскажу отцу…
– Ваш отец ничего не сделает, когда узнает от меня, при каких обстоятельствах это произошло. Он не одобрит также ваше появление в обществе вскоре после того, как вы устроили спектакль на балу у леди Стэнтон.
Не раздумывая о последствиях своих действий, Амелия бросилась на него.
Томас инстинктивно поднял руки, чтобы прикрыть лицо. Две женщины напали на него с разницей в один день! Боже милостивый! Неужели весь мир свихнулся?
После нескольких неудачных ударов по его плечам и груди она молниеносным движением кулака угодила ему в нижнюю челюсть. Он поспешил схватить ее молотящие по воздуху руки прежде, чем она успела нанести следующий удар.
– Господи! Уймитесь вы, чертова бешеная кошка! – пробормотал он.
Ему легко удалось одной рукой заломить ее руки за спину и наконец покончить с ее буйством.
Удерживая ее, Томас почти вплотную прижимал Амелию к себе. И как назло его чресла ожили, а естество его отвердело под панталонами. Рефлекторно он опустил ее на сиденье.
– Отпустите меня!
Ее неровное дыхание овевало его щеку, пока она извивалась под тяжестью его тела, пытаясь высвободить из-под него свои юбки, что только увеличивало его возбуждение.
– Перестаньте ерзать, – сказал он хрипло, сдавая позиции по мере того, как его самообладание таяло под воздействием близости ее нежной, женственной плоти.
Амелия замерла. Она не сводила с него огромных настороженных синих глаз, будто опасалась, что достаточно дыхания и он заметит, как плотно соприкасаются их тела.
– Как раз сейчас у меня нет искушения задрать вам юбки и овладеть вами. Но приведите-ка хоть один довод, почему бы мне этого не сделать?
Его взгляд опустился на ее соблазнительные розовые губы, и неутолимый голод, который он начал испытывать несколько недель назад, теперь грозил поглотить его целиком. Ему было просто необходимо снова ощутить ее вкус.
– Не смейте!
Ее голос прозвучал как писк, будто против воли вырвавшийся, из горла.
– Не слишком убедительно, – пробормотал он и опустил голову, заглушив поцелуем ее протест.
По его жилам устремилась жаркая густая кровь, запульсировав между бедер. Его возбуждение достигло такой силы, что это грозило взрывом. Нетерпеливый и жадный, он позволил своему языку вторгнуться глубоко в ее рот. По всему его телу пробежала дрожь, когда их языки соприкоснулись. Он попытался обуздать свое желание, но потребовалось всего одно легкое прикосновение к ее нёбу, восхитительно нежной пещере ее рта, чтобы она яростно и жадно, почти против воли, позволила своему языку вступить в эту чувственную игру.
Томас выпустил ее руки и принялся манипулировать с пуговицами ее плаща, легким и плавным движением спустил его с плеч без особых возражений с ее стороны. Плащ лег к ее ногам, образуя нечто вроде алтаря, ожидающего жертвоприношения. Проведя рукой по ее бедру и тонкой талии, он наконец нашел ее грудь. Амелия издала тихий стон, и ее руки крепко обвились вокруг его шеи.
Страсть сжала его в своих тисках, вытеснив из его сознания все, кроме физических потребностей. Из ее уст исходили слабые стоны, похожие на мяуканье, когда он склонил голову еще ниже, чтобы облегчить доступ к ее рту.
Его ладонь охватила упругую крепкую грудь, выступающую под тканью платья, а большой палец принялся снова и снова поглаживать круговыми движениями сосок, превратившийся под его прикосновениями в камешек, теперь отчетливо выступавший под бледно-зеленым шелком корсажа. Томасу мало было ощутить рукой тяжесть ее грудей. Он жаждал устроить себе пир для глаз, любуясь ими, и попробовать их на вкус.
Из его горла вырвался гортанный звук, когда Томас оторвался от ее губ и заглянул в ее пылающее румянцем лицо.
Он тотчас же охватил взглядом ее припухшие от поцелуев губы и закрытые глаза и перевел его на ряд жемчужных пуговиц, спускавшихся по груди ее платья до талии, ловко расстегнул их и обнаружил под лифом платья белый шелковый корсет, едва сдерживавший груди… и упругую гладкую кремовую кожу. Его плоть обрела немыслимую твердость.
Ее глаза, потемневшие от желания, медленно раскрылись, и она посмотрела на него. Хватило одного мгновения, чтобы из женщины, попавшей под власть глубочайшей страсти, она вернулась к своему обычному настороженному состоянию. Когда его пальцы принялись расстегивать пуговицы на ее талии, глаза Амелии тревожно расширились.
«Что, черт возьми, я делаю?» – мелькнуло у нее в голове, и она принялась лихорадочно бить его по рукам.
– Прекратите! Не… дотрагивайтесь до меня!
Томас замер и теперь смотрел на нее сверху вниз с выражением озадаченности и неутоленного голода. На мгновение ей показалось, что он собирается пренебречь ее слабеющим сопротивлением и заглушить любой ее протест. Но он все же медленно оторвал руки от ее платья и отстранился от нее.
Амелия тотчас же выпрямилась, схватила свой плащ и попыталась соорудить из него заслон в отчаянной попытке защититься от него. У нее не оставалось времени на то, чтобы привести в порядок пуговицы, особенно под его взглядом, пышущим жаром.
Переместившись на сиденье напротив, Томас молча наблюдал за ней, и губы его кривились в насмешливой ухмылке.
В прошлом, когда ей случалось видеть его в обществе, он обычно бывал одет, как теперь, в темное, что только подчеркивало его золотистость. Как умело он носил маску благородного джентльмена! Если бы его обожающие поклонницы видели его теперь, развалившегося на кожаном сиденье с раздвинутыми ногами, затуманенным взглядом и всклокоченными волосами, они тотчас же поняли бы, кто передними: распутник, каким она его знала и считала.
– Не становится ли это утомительно и скучно? – процедил он сквозь зубы, растягивая слова.
– Прошу прощения?
– Вы желаете меня физически. Вы сами это признали. Так к чему разыгрывать из себя оскорбленную невинность всякий раз, когда я вас целую? Не кажется ли вам это несколько однообразным и утомительным? Мне кажется.
– Разыгрывать! Вы полагаете, мне нравится, как вы ведете себя – с недопустимой и нежелательной развязностью?
С каждым словом ее голос становился все громче.
С его губ слетел сухой смешок.
– Нежелательной развязностью, Принцесса? – переспросил он тоном, который она ненавидела больше всего.
Впрочем, он никогда еще не сказал ничего тоном, который она сочла бы приятным.
– Джентльмен, способный доставить вам подлинное наслаждение, должен знать, как его доставить. Когда он вас целует, вы так же задыхаетесь и издаете такие же стоны, не правда ли? – Он опустил глаза ниже. – А когда он касается ваших сосков?
– Нет! – огрызнулась она, но вызванное им воспоминание пробудило в ней стыд.
– Хотите, чтобы я снова показал вам, как легко могу пробудить в вас желание?
В его голосе она расслышала мрачный вызов. Амелия поплотнее запахнула плащ в тщетной попытке скрыть дрожь, сотрясавшую ее тело.
– Не прикасайтесь ко мне больше!
Однако этот приказ прозвучал неубедительно: так могла бы говорить женщина, пытавшаяся сохранить остатки самообладания.
Казалось, прошла вечность, пока Томас не заговорил снова. Он сделал небрежный жест в сторону окна с ее стороны, штора которого была задернута.
– Мы уже минут пять, как остановились. Вы этого не заметили, так как были заняты своими мыслями. О, не волнуйтесь, Джонс откроет дверцу, только если штора будет поднята.
Взгляд Амелии метнулся к окну экипажа, и она рванула штору, отодвигая ее. Перед ней возник краснокирпичный городской дом виконтессы, окруженный оградой из железных прутьев с верхушками, похожими на копья.
Не произнеся ни слова, Амелия распахнула дверцу кареты и поспешила выбраться из нее. Торопясь покинуть экипаж, она зацепилась каймой юбки за его ступеньку. От ее отчаянного рывка тонкая ткань затрещала, но она не обратила на это внимания. Она была готова изорвать в клочья половину своего гардероба, только чтобы оказаться подальше от Томаса Армстронга и всех тех проклятых чувств, что он пробуждал в ней.
Глава 18
Утром Амелия с удивлением обнаружила, что к их обществу присоединился еще один член, а именно: лорд Алекс Картрайт. Было очевидно, что он тоже будет гостить в Стоунридж-Холле. Насчет длительности его пребывания Томас говорил туманно, но ей-то какая разница? Каждый, способный создать заслон между ней и виконтом, с ее точки зрения, был более чем желанен.
Мисс Фоксуорт казалась искренне разочарованной тем, что Амелия внезапно занемогла и не смогла дольше оставаться на балу, но в своей скромной манере показала, что получила от него огромное удовольствие. Лорд Алекс любезно поздоровался с ней, Томас же обращался с ней намеренно равнодушно, но ей и этого было вполне достаточно.
Все вместе они покинули Мейфэр и отбыли на станцию Паддингтон. Женщины с комфортом доехали до вокзала в коляске Томаса, мужчины следовали за ними в наемном экипаже. Путешествовать отдельно от виконта было для Амелии еще одним благом в дополнение к присутствию лорда Алекса.
В поезде мужчины обсуждали последние достижения в судостроении или преимущества приобретения акций сталелитейной компании, недавно появившихся на Лондонской фондовой бирже. В течение всего путешествия Амелия читала роман, захваченный с собой, сделав только короткий перерыв на время ленча, когда Томас извлек сандвичи, печенье, фрукты и лимонад, приготовленные для них поварихой виконтессы.
В Ньютоне они сделали пересадку на Тотнес, где по прибытии на станцию Томас нанял два экипажа, и в семь часов вечера, после десятичасового путешествия, оказались у ворот Стоунридж-Холяа.
– Вы присоединитесь к нам за ужином?
Принимая во внимание, что за весь день он сказал ей не более пяти слов: «Доброе утро» и «Не голодны ли вы?», этот вопрос ее удивил.
– Думаю, этот вечер я проведу у себя.
Чувствуя себя усталой после долгой поездки и ощущая дискомфорт в желудке, она совершенно потеряла аппетит.
Томас окинул ее быстрым взглядом. Лицо его было непроницаемым. Он коротко кивнул:
– Вы можете приступить к своим обязанностям во вторник, а завтра отдыхайте.
Его манера говорить с ней была холодно-вежливой, и все же то, что он не заставил ее приступить к работе завтра же, о чем-то говорило. Впрочем, с ее стороны было бы глупо задумываться над этим.
Амелия повернулась и направилась в свою спальню, но лишь через три часа ей удалось забыться сном.
Не следовало выходить на утреннюю прогулку. Амелия поняла это, когда у нее сжался желудок. Ей нужно было еще раньше, когда проснулась, заметить признаки недомогания. Кружка горячего шоколада не принесла ей облегчения, а только согрела ее. И всё же лучше было бы снова лечь в постель, но она решила подышать свежим воздухом. К тому же Амелия полагала, что быстрая ходьба тоже пойдет ей на пользу, но и это оказалось не так.
Правда заключалась в том, что ей не терпелось уйти из дома до того, как все соберутся к завтраку. К тому же она ненавидела болеть. Ненавидела состояние беспомощности. Воспоминания о лихорадке, сотрясавшей тело, и запахе мятной воды все еще пробуждали в ней страх. Хотя то, что сейчас она упрямо игнорировала симптомы, ничего не меняло. Ясно как божий день – она больна.
Когда Амелия повернула обратно к дому, то увидела лорда Алекса, поднимавшегося на холм впереди нее. Он показался ей необычайно красивым со своей поджарой фигурой, облаченной в костюм для верховой езды, в котором сочетались коричневые и желтые цвета.
Он остановился прямо перед ней и приветствовал ее кивком головы. Потом приложил руку к шляпе:
– Леди Амелия.
– Лорд Алекс, – ответила она, вдруг осознав, что они впервые оказались наедине.
Он оглядел ее одежду.
– Решили прогуляться? – спросил он вежливо.
– Да, устаешь сидеть все время взаперти.
В уголках его рта появилась слабая улыбка. Рот этот был слишком пухлым, особенно для мужчины.
– Принимая во внимание мою дружбу с вашим отцом, не могу понять, почему мы так мало знакомы. Надеюсь поправить дело во время этого моего визита.
Обезоруженная этой речью, Амелия только молча смотрела на него, но потом быстро собралась с силами:
– Да, это и впрямь удивительно.
– Не вижу причины, почему бы нам теперь не продолжить знакомство. Умоляю вас, не ставьте в вину мне безобразно неуклюжее обращение Армстронга с вами.
В настоящем своем болезненном состоянии Амелия не могла понять, играет он с ней или говорит серьезно. Его красивое лицо было образцом джентльменского сочувствия и озабоченности.
– Конечно, нет.
– О, прекрасно. Рад это слышать. Не презирайте меня только по той причине, что я поддерживаю с ним дружеские отношения. – Он улыбнулся медленной заговорщической улыбкой: – Если дать мне возможность проявить себя, я могу быть обаятельным и приятным. Во всяком случае, так мне говорили.
Амелия тихонько хмыкнула несмотря на то что холод уже проник под ее толстый шерстяной плащ и принялся пощипывать кожу. Она поверила, что он именно такой, как описал себя: с этими своими серебристо-серыми глазами и ямочкой на подбородке. К счастью, лорд Алеке не задевал ее чувств так, как его друг.
Она издала болезненный стон, когда новый приступ боли чуть не заставил ее перегнуться пополам.
– В чем дело? – спросил он озабоченно.
Амелия на мгновение прикрыла глаза, чтобы побороть головокружение, и торопливо ответила:
– Нет-нет. Я в порядке. Должно быть, не выспалась после вчерашнего.
Меньше всего она нуждалась в его сочувствии.
Лорд Алекс тотчас же оказался рядом с ней, и его лицо выразило тревогу.
– Это желудок? У вас такой вид, будто вы сейчас упадете.
– Я… я в порядке.
И словно для того, чтобы усугубить свою ложь, она вцепилась рукой в перчатке в его рукав, ощутив под тканью сюртука сильную мускулатуру.
– Не могу понять, что со мной, – пробормотала она, ощутив новый приступ головокружения.
Амелия закрыла глаза, пытаясь побороть слабость. Лорд Алекс снял перчатку и прижал ладонь к ее лбу.
– Боже милостивый! Да вы вся горите! – сказал он в тревоге, повышая голос.
– Думаю, я заболела, – сказала она неуверенно.
– Правда? – спросил он, несколько озадаченный. – Идемте в дом.
Дом находился от них не далее чем в пятидесяти ярдах, но от одной мысли о том, что их придется пройти, у нее началась одышка.
Она шагнула вперед, опираясь всем весом о его руку, и тогда с быстротой, от которой у нее сперло дыхание, он поднял ее и прижал к груди.
– Нет, – возразила она, но протест ее прозвучал совсем слабо: – Пожалуйста, опустите меня. Я прекрасно могу идти сама.
Новый приступ желудочной колики был настолько силен, что у нее перехватило дух, и она уронила голову на его плечо, потому что все ее тело непроизвольно сжалось.
– У вас нет сил даже на то, чтобы держать голову, и вы полагаете, что я позволю вам идти? Вам нужны сейчас только постель и доктор!
Амелия закрыла глаза и вдохнула морозный воздух. Она никогда не любила врачей. Элен смогла бы принести ей больше пользы. Но она понимала, что протестовать бессмысленно. Как и его друг, лорд Алекс производил впечатление человека, которому редко в чем-либо отказывали.
Оба они держались с врожденной надменностью и могли без единого слова добиться послушания.
У него ушло всего несколько минут на то, чтобы дойти до дома, и нес он ее с такой легкостью, будто она ничего не весила. Он вошел в дом через черный ход, и их обоих тот час же обволокло тепло.
– Теперь вы можете опустить меня, – пробормотала она, открывая глаза.
– Я опущу вас, когда…
– Что происходит?
Их головы одновременно повернулись в сторону виконта, в голосе которого слышались стальные нотки. Он появился из бильярдной, и выражение его лица было как у возмущенного мужа, заставшего жену в объятиях любовника.
– Посылай за врачом. Леди Амелия больна.
В ответ на отрывистую команду друга, Томас сделал несколько стремительных шагов и преградил им путь к лестнице.
Черные брови лорда Алекса сошлись над сузившимися серыми глазами.
– Отойди, малый. Я несу даму в ее комнату.
Взгляд Томаса метнулся к бледному лицу Амелии. Ее веки затрепетали, а черные ресницы веером легли на скулы.
– Дай ее мне, – потребовал Томас и протянул к ней руки.
Рот Картрайта сложился в неприязненную гримасу, и он еще крепче прижал ее к груди.
– Черт возьми, малый! Я уже несу ее. Только покажи куда.
«Что за чертова наглость!» – мелькнуло у Томаса в голове. И будь он проклят, если уступит сейчас Картрайту. Амелия принадлежит ему. Черт, она его гостья, мысленно поправил он себя. Только он один несет за нее ответственность.
– Я сам отнесу ее, – потребовал он.
Картрайту пришлось согласиться: он передал ее другу без единого слова протеста. И поступил правильно. Он видел, в каком состоянии находится Томас.
Крепко держа Амелию на руках, Томас, подчеркнуто стараясь не обращать на друга внимания, направился к лестнице. Уверенно шагая, он поднялся на второй этаж. Потом взглянул на Амелию и заметил, что она смотрит на него.
– Вам незачем так грубо разговаривать. Он вел себя как джентльмен. Во всяком случае, вы можете меня опустить. Я вполне способна идти сама. Это всего лишь желудочная колика и, возможно, небольшая лихорадка.
– Предоставим это решать доктору, – ответил он мрачно.
В ее спальне он осторожно уложил ее на кровать. Несколькими секундами позже у постели Амелии оказалась ее горничная, и теперь она взволнованно смотрела на хозяйку из-за его спины.
– О Боже мой, что случилось? Месье…
– Вашей госпоже нехорошо. Найдите Альфреда и пошлите его за врачом.
– Монсеньор уже послал за врачом.
Говоря о монсеньоре, она, как понял Томас, имела в виду Картрайта, которого, к его облегчению, нигде не было видно.
– Мадемуазель, у вас не в порядке с животом? Вы совсем не ели.
Амелия медленно кивнула:
– И какая-то дурнота, и головокружение, но я уверенна, мне просто нужно денек полежать в постели.
Горничная испустила тихий вздох, повернулась и направилась в смежную со спальней ванную.
Взгляд Томаса метнулся к Амелии. Мысленно он принялся анализировать симптомы. Головокружение и боль в желудке? Вызванные чем? Тошнотой? Внезапно возможная причина ее недомогания предстала перед ним во всем ее трагизме, и от этой мысли у него самого начались головокружение и боль в желудке.
– Вы ждете ребенка? – с трудом произнес он, похолодев от страха.
Ее глаза округлились.
– Господи! Вы всегда приписываете мне все самое худшее!
В ожидании ее ответа он задержал дыхание, а теперь с облегчением выдохнул и проглотил образовавшийся в горле ком.
Томас потоптался на месте и отвел глаза, но все же не удержался:
– Принимая во внимание вашу историю, могло бы случиться и такое.
Глаза девушки потемнели, и она снова упала на подушки. Ее бледность была особенно заметной на фоне темно-синих простыней.
– Пожалуйста, уходите. Я не хочу вас видеть.
Вернулась горничная Амелии с влажной тряпкой в руке.
– Если вы извините меня, милорд…
Она неуверенно посмотрела на него, должно быть, не желая его обижать. Томас поспешно отстранился, и девушка приблизилась к больной госпоже.
«Беременна! Надо же!» – продолжала негодовать Амелия. Холодная влажная тряпка на лбу подействовала на ее пылающую от жара голову, как целительный бальзам.
Элен принялась вынимать шпильки из ее волос. Вскоре волосы Амелии лежали веером на подушке вокруг ее головы. Томас, вышагивающий возле ее постели, остановился и уставился на нее.
– Милорд, я позабочусь о мадемуазель, и завтра она будет здорова.
Не слушая Элен, Томас продолжал, не отрываясь, смотреть на Амелию. Она смутилась под его взглядом и заморгала.
– Вас беспокоит, сумею ли я завтра работать? – спросила она шепотом, стараясь рассеять внезапно возникшее между ними напряжение.
– Не говорите чепухи! Кем вы меня считаете? Тираном? – спросил он отрывисто.
– О, не надо так хмуриться. Просто оставьте меня и дайте мне отдохнуть. Едва ли это возможно, когда вы топчетесь вокруг меня. Элен прекрасно может…
Послышался стук в дверь, и тотчас же в спальню вошел лорд Алекс в сопровождении доктора, о чем свидетельствовал черный медицинский саквояж в его руках. Пожилой джентльмен был высоким и элегантным, с копной белоснежных волос и самого авторитетного вида.
– Оказывается, доктор Лоусон был внизу. Он занимался одним из заболевших слуг, похоже, страдающих от того же.
Лорд Алекс произнес это, не обращаясь ни к кому в особенности, и вошел в комнату как человек, облеченный некой властью и потому имеющий право на известную свободу обращения.
Прокаженный, вероятно, был бы встречен Томасом более приветливо, чем его друг. Амелия заметила, как сжались и окаменели его челюсти, каким ледяным стал взгляд. Очевидно, он хотел показать лорду Алексу, что его присутствие нежелательно.
– Доброе утро, Томас. Как я понимаю, это и есть пациентка?
Доктор говорил непринужденно, что, как поняла Амелия, объяснялось его многолетним знакомством с Томасом.
Доктор подошел к постели и посмотрел на Амелию оценивающим взглядом.
– Да, доктор Лоусон, это леди Амелия Бертрам. У нее лихорадка, и она жалуется на боль в желудке.
– Гм. Дайте-ка мне ее осмотреть. Не волнуйтесь, моя дорогая, я не причиню вам боли.
Он ободряюще улыбнулся ей, но это ничуть ее не успокоило: не очень-то она доверяла врачам.
Вынимая инструменты из саквояжа, доктор обернулся, посмотрел на Томаса и деликатно кашлянул.
– Не будете ли вы, джентльмены, так любезны и не оставите ли меня на некоторое время наедине с леди Амелией, чтобы я мог ее обследовать?
– Да, конечно. Мы все обсудим с вами позже, когда вы закончите осмотр, – сразу отозвался Томас и неохотно последовал к двери за Картрайтом.
Оказавшись в коридоре, Картрайт повернулся к нему лицом.
– В чем дело, черт возьми? Что все это значит?
– Сейчас не время и не место обсуждать это, – коротко ответил Томас и добавил: – Почему бы тебе не пойти и не смыть с себя грязь?
Ноздри Картрайта начали гневно раздуваться. Несколько секунд они стояли, меряя друг друга взглядами, потом Картрайт резко повернулся на каблуках и направился в свою комнату в противоположном крыле. Шаги его заглушал мягкий бархат ковров.
После ухода Картрайта Томас принялся шагать по коридору перед дверью в спальню Амелии.
Двадцатью минутами позже дверь отворилась, и появился доктор Лоусон. Увидев Томаса у двери, он вздрогнул, от неожиданности.
– Что с ней? Что с Амелией?
Столь фамильярное упоминание его пациентки по имени не ускользнуло от внимания доктора. И он слегка приподнял брови.
– Не вижу ничего серьезного, думаю, несколько дней постельного режима поставят ее на ноги. Я не заметил застоя в легких, и сердце у нее крепкое. Немного опухли железки на шее, но это неудивительно, раз у нее повышенная температура.
Доктор Лоусон переложил свой саквояж из одной руки в другую.
– Но если лихорадка не пройдет за пару дней, пошлите за мной снова. Мне не встречалось повторное заражение скарлатиной, но всякое случается.
Брови Томаса взметнулись вверх.
– Что вы имеете в виду, говоря о повторном заражении?
– Я говорю о том, что она переболела скарлатиной в тринадцать лет. Она вам не рассказывала? Ей повезло – у нее не было осложнений. Только в прошлом году у меня от этой болезни умерли четверо пациентов.
На лице Томаса появилось паническое выражение, и доктор Лоусон поспешил добавить:
– Можете быть уверены, сейчас у вашей юной леди не скарлатина. У нее желудочный грипп. За последние две недели я сталкиваюсь с десятым случаем этого заболевания. Как я сказал, самое большее дня через три девушка будет здорова.
