Текст книги "Химия чувств. Тинктура доктора Джекила"

Автор книги: Бет Фантаски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Глава 36
Джилл

– Ты подсыпал маме снотворного? – заорала я, вцепившись в ее запястье – я хотела нащупать пульс. Я посмотрела на Тристена – мне было больно и страшно, я чувствовала себя преданной. Мы чуть не поцеловались. А он так со мной поступил… – Зачем, Тристен? – Я требовала ответа. – Зачем?

Почему вообще все это случилось? Попытка поцелуя, заявление, что я ему нравлюсь… а потом он так с моей мамой обошелся?

– С ней все в порядке, – заверил меня Тристен. Он опустился рядом с нами на колени и взял ее запястье. – Сердце бьется ровно. Я рассчитал дозу. Всего лишь немного атаракса в воду подсыпал.

Когда я увидела, как он взял ее за руку, меня охватила почти материнская потребность защитить ее, и я со всех сил оттолкнула его, так что Тристен упал на пол.

– Отойди от нее! Не прикасайся!

В тот момент я его ненавидела. Ненавидела и боялась. Как он мог так поступить? Он все же чудовище.

Он поднялся с пола, отряхнулся, и я вдруг поняла, какой он высокий и сколько силы в его руках, которые недавно касались меня. Тогда эта сила меня успокаивала, а теперь я чувствую в ней угрозу.

– Убирайся, – велела ему я. И тут же умоляюще добавила: – Уходи, пожалуйста!

– Джилл, твоя мама заметила список, – сказал Тристен, пытаясь оправдаться, но его голос звучал виновато и измученно.

Но оправдания ему, кошмарному, злобному чудовищу, каким он и сам себя считал, не было.

– Она не просто его заметила, – прояснил он. – Она его узнала.

– Ну и что, Тристен? – вскрикнула я. Я вдруг резко так устала от всех наших тайн.

– И что? – спросил он с недоверием. – А если бы она потребовала, чтобы я его вернул, забрала его у меня? Именно тогда, когда я уже готов к эксперименту, который может спасти мне жизнь?

– Этот список принадлежит моей семье, – напомнила ему я дрожащим от страха голосом. Я так и держала в руке мамино запястье, чтобы быть уверенной, что у нее не пропал пульс. – Он не твой! Ни список, ни коробка! А ты ведешь себя так, будто они принадлежат тебе. А они не твои!

Несколько секунд Тристен молчал. Просто смотрел на меня.

Когда он наконец заговорил, в его голосе больше не было раскаяния. Он разозлился.

– И список, и ящик – это и моенаследие, – тихонько прорычал Тристен. – Мое.

Я покачала головой:

– Нет, Тристен! Они принадлежат моей семье!

– Твоей семье? – резко сказал Тристен. Он принялся ходить туда-сюда, но смотрел при этом строго на меня. – Хочешь поговорить о своей чудесной семейке?

Я как-то не была в этом уверена. Я держала маму за руку… но смотрела на него.

– Вы, Джекелы, сломали мне жизнь, как и жизни моих предков… – Он повысил голос. – Вы породили чудовище, которое убивает, размножаетсяи продолжает убивать!

– Тристен…

Он перестал себя контролировать. Но не как тогда, с Тоддом. Нет, это был обычный Тристен Хайд… злой как черт.

Он перестал расхаживать и посмотрел прямо на меня, сощурив глаза. Он заговорил тише, но от этого сказанные им слова прозвучали лишь страшнее.

– Джилл, а тебе не кажется, что кровь, пролитая Хайдами, она в какой-то мере на руках и у Джекелов? Ты не думала о том, что, возможно, ВСЯ ТВОЯ СЕМЬЯ в долгу передо мной? И что, вероятно, всего лишь вероятно, у меня есть право сделать то, что я считаю нужным, чтобы исправить ошибку, совершенную твоимпредком? Весь этот бардак?

Тристен снова повысил голос, утопил пальцы в волосах, он уже чуть не рычал, выпуская пар, накопленный годами.

– Весь этот УЖАС! Весь этот ад, который творится У МЕНЯ В БАШКЕ каждый чертов лень! А ты, Джилл! Ты хоть когда-нибудь задумывалась о том, что, может быть, ты такая же страшная, как и я? – Он засмеялся, резко, чуть не задыхаясь. – Ты вроде такой невинной кажешься, но ты тоже запятнана, может быть даже пострашнее, чем я! Это твоя семья дала началороду убийц! Тебе такая мысль не приходила в голову с тех пор, как мы взялись за эту затею по спасению МОЕЙ ГРЕБАНОЙ ДУШИ?

Я тяжело сглотнула комок, застрявший в горле, и погладила мамину руку. Она тоже Джекел. По праву не рождения, но брака.

Нет, я никогда не задумывалась о своей вине и причастности к этому делу. Моя семья не могла быть ответственна за то, что целый род имел склонность к насилию. Мы сами были жертваминасилия. И, как я и сказала маме, я была невинна. Невинна…

Тристен замолчал – перестал сыпать обвинениями. Он стоял прямо передо мной, тяжело дыша – его плечи заметно ходили вверх-вниз, – и пристально смотрел на меня. Когда он понял, что я ничего отвечать не буду и не собираюсь защищаться он подошел к дивану и просунул под неподвижную маму руки.

– Тристен? – Я крепче вцепилась в мамино запястье. – Что ты…

– Отнесу ее наверх, – хрипло перебил он, не глядя мне в глаза. – Если она проснется не в своей постели, она может вспомнить, что сегодня случилось что-то не то. Я хочу, чтобы она хорошенько выспалась и забыла о том, что тут произошло. – Он посмотрел на меня, но взгляд его был жестким и суровым. – О том, что мы делали, о списке. Обо всем.

О том, что мы делали…Я подумала, что он говорит о поцелуе. И, судя по тому, как он сказал это, по тому недовольству, которое я увидела на его лице… Я поняла, что второго такого момента у нас уже больше не будет.

Именно это и должно было случиться.

Я его ненавидела. Чудовище.

– Отнеси ее наверх и убирайся, – сказала я упавшим голосом. Я сдалась. Он все равно добьется своего, – Давай, а потом уходи. Прошу тебя.

Тристен поднял маму и прижал к груди. Руки ее повисли плетьми, голова запрокинулась.

Я отвернулась и уставилась в темноту камина:

– Ты знаешь, где ее спальня.

– Да. – Тристен сделал несколько шагов, а потом остановился. – Джилл, с ней все будет в порядке, – тихо сказал он, – Я действительно знаю дозировку, а она даже не все выпила.

Я зажмурилась, как жмурилась тогда, на кладбище, от яркого снега, и вспомнила тот день.

Поверь мне, Джилл, настаивал Тристен.

Ага. Конечно.

– Положи ее в кровать, аккуратно, и уходи, – сказала я, все еще стоя с закрытыми глазами.

Тристен не ответил. Я слышала лишь его шаги, когда он поднимался по лестнице.

Я осталась одна в доме, где погасли все эмоции, как будто кто-то потушил всю ярость, страх и желание, которое так недавно возникло между нами с Тристеном, как свечу. И я почти задыхалась в этом вакууме. Я слышала, как в коридоре стихли шаги, потом скрипнул матрас – Тристен положил маму на кровать.

Я закрыла лицо руками и продолжала слушать: он спустился вниз и почти беззвучно прошел через гостиную в прихожую и вышел за дверь, которая тихонько скрипнула, когда он закрывал ее за собой.

Он не попрощался, но меня это не расстроило. Я не хотела ни смотреть на него, ни слышать его голос.

И к тому же я так разревелась что все равно не смогла бы ему ответить.

Глава 37
Тристен

Ночь, жарко, как в парилке, рядом медленно течет река, от которой несет гнилью: обильная растительность в такую погоду уже начала преть. Я с улыбкой посмотрел в черное небо и увидел, как луна косилась на меня хитрым, но одобрительным взглядом. Эта круглая голова, лишенная тела, болталась на виселице звезд.

– Смотри, – хочу сказать ей я, – смотри, что будет, как ловко я проверну свое дельце.

– Тристен? – нежным голоском зовет девушка – И нагибается в темноте в сторону той тропинки, откуда она ждет моего появления, – Ты там? – Она, похоже, начала нервничать. – Тут так темно!

Я немного выжидаю, наслаждаясь зрелищем: она стоит передо мной, такая стройная, такая тоненькая, лопатки выпирают, словно ангельские крылья, которые я обломаю, прежде чем она успеет подумать о том, что надо улетать…

Я облизываю губы и крепче сжимаю нож. Ладонь, вцепившаяся в рукоять, мокра, словно я уже пролил ее кровь.

– Тристен, – снова шепчет она, – где ты?

Голос ее подобен музыке, подобен пению сирены. Но на речные камни рухнет не мое тело.

Я подхожу к ней сзади, я больше не в силах откладывать это томительное удовольствие.

– Привет, любимая, – шепчу я ей в ухо. – Бy!

Она вздрогнула и чуть не закричала, но я не даю ей раскрыть рот – я не зажимаю его рукой, а кладу ладонь на ее трепещущий живот, чтобы придать ей уверенности, и нежно уткнувшись в ее шею, целую ее, и она стонет – от облегчения и желания, и в то же время посмеиваясь.

– О, Тристен…

Она расслабляется, прижимаясь спиной к моей груди, мои губы, дразня, скользят вверх, к ее уху, и я успеваю заметить ее улыбку.

– Заждалась? Может, думала, что я вообще не приду?

– Нет, Тристен, – уверяет она, прижимаясь крыльями к моей спине. – Нет, я в тебя верила. Я доверяю тебе.

– Правильно, любимая, – говорю я, медленно поднося к ее шее нож, пока он не касается ее кожи. Еще один сюрприз! – Верь мне.

– Тристен? – поначалу она просто удивлена. Она даже не понимает. – Что…

– Верь мне, – шепчу ей я, и губы мои дрожат от радости, так, наверное, дергаются ноги повешенного в последнее мгновение его жизни. – Все будет волшебно. Волшебно, как ты сама.

– Тристен! – вопит она, понимая, что ее обманули, пытается вырваться из моих рук. – Тристен? Это не смешно. Тристен!

Тристен, Тристен, Тристен тебя стиснул. Эта милая фразочка крутится в голове, лишь добавляя удовольствия. Мгновение становится еще слаще.

Она продолжает свои бессмысленные попыткивырваться, упирается в меня, пытается развернуться, я слегка поддаюсь, ведь мне так хочется видеть ее лицо, когда она будет умирать.

– Тристен! – вопит она, поворачиваясь ко мне, чтобы закидать меня обвинениями и молить о пощаде – и ее глаза, неожиданно карие, распахнуты от ужаса, а я глубоко-преглубоко вонзаю нож, я люблю ее за эту жертву, которую она мне принесла, за ее кровь, которая уже течет по моим рукам и начинает капать с моего запястья.

– Тристен! – кричит она, даже на последнем издыхании называя меня по имени, ослабевая в моих объятиях.

Я держу ее обмякающее тело, смотрю на то, как жизнь медленно выходит из ее груди и глаза закрываются. Она уже на грани забытья, но ей все же хочется узнать.

– Почему, Тристен? За что?

Я проснулся на рассвете, лишенный сил, измотанный, руки спрятаны под подушку – я боялся посмотреть на них, потому что не знал… Только потом я наконец набрался смелости и вытащил их, дрожа от страха – меня просто колотило…

Я убедился, что ладони мои мокры от пота, а не от крови…

А до этого момента я не был уверен, что не убил Джилл Джекел. Я же ездил к ней. Накачал ее маму снотворным ради собственного спасения. Несправедливо наорал на нее саму. И уничтожил все свои шансы на еще одни поцелуй, которого мне так хотелось.

Я повернулся на бок, не в состоянии отвести взгляда от не запятнанных кровью рук – единственного доказательства чистоты, которая во мне еще осталась.

Джилл.

Это оказалась не Бекка Райт, как я считал. Разумеется, это была не она. Живущее во мне чудовище все это время хотело Джилл.Как и я сам.

Я свесил ноги с кровати и оделся. В душ я не пошел.

Если я не излечусь этой же ночью – если эксперимент не удастся, – думаю, никому не будет дела до того, как мое безжизненное тело будет пахнуть, когда его найдут на полу в лаборатории мистера Мессершмидта.

Чуть подумав, я собрал книги, решив все же пойти на уроки. В школе я хоть отвлекусь, почувствую себя нормальным, так и день пройдет, а вечером я снова проберусь в школу – на этот раз один.

Запихивая в сумку учебники, я подумал, что для человека, которому, возможно, сегодня суждено умереть, я как-то на удивление спокоен.

Возможно, это спокойствие было вызвано тем, что, пробудившись ото сна, в котором я убил Джилл Джекел, я понял, что всерьез ее люблю. Возможно, даже мыее любим – я и живущее внутри меня чудовище. Нас обоих притягивали невинность этой девушки, ее широко открытые, доверчивые глаза, та хрупкость, с которой она нам отдавалась – и в то же время ее трудноуловимая сила, которая требовала от нас обоих ответственности за то плохое, что мы ей сделали.

Разница заключалась в том, что зверю хотелось пролить ее кровь: испить ее до дна, уничтожить. А я же… я проснулся в уверенности, что готов пролить за нее собственнуюкровь.

Я забросил сумку на плечо и вышел из дому на улицу, где светило солнце. Вопрос ведь лишь в том, кто сделает первый шаг.

Глава 38
Джилл

Я нашла Тристена во время обеденной перемены на трибунах, он сидел поодаль даже от самых последних отщепенцев, чем громко заявлял о том, что он самый одинокий одиночка. Сказать точнее – король одиночек. Монарх, который был слишком гордым, чтобы сидеть с простым людом. Я начала пробираться к нему, он посмотрел на меня и поднял руку. Сначала я думала, что он кочет мне помахать, но потом заметила сигарету.

– Не знала, что ты куришь, – сказала я, когда подошла достаточно близко.

– В Англии все старшеклассники время от времени покуривают, – ответил он, глубоко затянулся и выпустил дым в холодный воздух. – Будешь нотации мне читать? Это еще хуже, чем сквернословить?

– Для бегуна, наверное, плохо, – сказала я, отметив про себя, что настроение у Тристена было какое-то странное, даже учитывая кошмарные события, произошедшие накануне. А может, он просто казался очень закрытым из-за того, что надел солнечные очки и его глаза стали мне невидны. Я тоже прикрыла глаза от солнца рукой, чтобы получше его рассмотреть. – Ты же можешь подвести команду. Ты лидер…

– Наверно, я больше не буду бегать, – перебил он меня и пожал плечами.

– Не будешь бегать? – Хотя между мной и Тристеном все было кончено и я искала его, лишь чтобы забрать документы Джекелов, я как-то забеспокоилась за него. – Почему?

Тристен не ответил. Вместо этого он протянул мне сигарету:

– Затянешься?

Я с отвращением вскинула руку:

– Нет, спасибо.

– Умница, – похвалил он, еле заметно улыбаясь. – Не поддавайся пороку.

Я внимательно посмотрела ему в лицо, мне бы так хотелось, чтобы он снял очки.

– Тристен… – Как подойти к вопросу?

– Как мама? – поинтересовался он, затушив сигарету.

– Когда я утром уходила из дому, она была как в подпитии, но в целом нормально.

– Она сказала что-нибудь насчет…

– Нет, – ответила я. – Все получилось, как ты и сказал. Она, похоже, ничего не помнит.

– Хорошо.

Мы уставились на пустое футбольное поле, на котором Тодд Флик мог бы провести несколько славных матчей за школьную команду, но из-за Тристена сезон для него закончился, едва начавшись.

– Тристен, – сказала я, – верни мне ящик. И список.

– Конечно, Джилл. – Меня его согласие удивило. Но он попросил об отсрочке: – Завтра.

– Я… хочу забрать их сегодня. Пожалуйста.

– Завтра все это вернется к тебе, – сказал Тристен. – Подожди еще один день.

Завтра?

– Тристен, что ты собрался сегодня сделать? – спросила я.

– Джилл, ты умная девочка, – сказал он. – Одна из умнейших людей, с которыми мне повезло быть знакомым. Ты можешь догадаться сама.

– Ты собираешься начать пить растворы.

–  Последнийраствор, – уточнил он, все еще глядя на поле. Потом Тристен повернулся ко мне и улыбнулся, и в этой улыбке мне почудился свойственный ему мрачный юмор. – Раствор. Я и не задумывался, насколько это слово подходит к ситуации, а ты? Ведь, возможно, он растворит все зло во мне?

– Тристен, – начала я, тревожась за него все сильнее, хотя изначально я лишь хотела изъять у него список и ящик и никогда его больше не видеть. – А если ничего не произойдет, если ты ничего не почувствуешь, как ты узнаешь…

Я не могла выразить буйствовавшие у меня в голове мысли. Если он выпьет раствор и это его не прикончит, как он поймет, излечился ли он? А если ему покажется, что ничего не изменилось, что тогда? Что он будет делать в таком случае?

– Не волнуйся, – ответил он, – план у меня есть. И я даю слово, что завтра все, что принадлежит семейству Джекелов, будет у тебя.

Он встал, бросив мертвую сигарету под лавочку к тысяче таких же трупиков:

– Мне пора идти.

– Куда?

Тристен не ответил. Он пошел вниз, широко шагая, переступая через скамейки, я не сдержалась и позвала его, хотя мне было все равно, что с ним произойдет.

– Тристен?

Он повернулся:

– Да, Джилл?

– Последняя формула…Что там за примесь?

Тристен улыбнулся, сверкнув зубами:

– Не беспокойся. Не слишкомсмертельно.

Он шутил. Но я уже достаточно хорошо знала таинственного Тристена Хайда, чтобы понять, что на самом деле он говорит всерьез.

Я провожала его взглядом. Он шел через поле, направляясь бог знает куда, и казался совершенно расслабленным.

Когда он отошел метров на пятьдесят, я заметила, что он оставил на трибуне едва начатую пачку сигарет.

Последняя сигарета… Он больше не будет бегать… И коробка завтра вернется ко мне…

И тут я осознала, что этот парень почти наверняка уверен, что обречен. Он готов на отчаянный шаг. Неловко спускаясь с трибун, я думала о том, что надо бы побежать за ним и умолять его одуматься.

Но когда я дошла донизу, я вспомнила маму, одурманенную таблетками, с еле бьющимся сердцем. И я решила не ходить за Тристеном.

Я повернулась к школе и сказала себе, что я не отвечаю за то, что он может с собой сделать. Ни меня, ни мою семью, никого из Джекелов не смогут обвинить в том, что происходит с Хайдами.

Глава 39
Тристен

На закате я достал из сумки учебники, сунул на их место ящик Джилл и свои записи – и еще кое-что, что я купил по пути домой в хозяйственном магазине. Живущий внутри меня – в голове, в душе – зверь извивался, очевидно поняв, что с нами обоими что-то происходит. Я впервые переживал наше сосуществование осознанно, и это ощущение одновременно и тревожило, и придавало уверенности.

Жившая во мне тварь становилась сильнее, громче заявляла о своих правах – а это значит, что мое решение остановить ее было правильным, даже если это означало, что придется покончить с собой.

Насчет рая и ада я никогда особо не задумывался, но, когда я закрывал сумку, в которой лежал пузырек крысиного яда – смертоносного стрихнина, – у меня мелькнула мысль о том, какой мне вынесут приговор, если я сегодня предстану перед судом Всевышнего. Некоторые верят, что самоубийцы обрекают себя на ад. Но ведь сам Христос был рожден для того, чтобы принести свою жизнь в жертву.

Я поднял сумку, думая о том, что вопрос это все равно спорный. А я сделаю то, что нужно.

Я вышел в коридор и прошел мимо кабинета отца. Дверь была открыта, а внутри – темно. Отец в это время, как обычно, находился в университете. Компьютер, за которым он так часто работал, одиноко стоял на столе.

Остановившись, я подумал, что могу умереть, так и не узнав ничего о своем отце, о том, сколько в нем осталось человеческого и насколько он контролировал зверя в себе.

Я импульсивно бросил сумку на пол и подошел к компьютеру, думая, что стоит черкнуть строчку. Написать прощальную записку, рассказать, что я знал наверняка о нас обоих. Компьютер загудел в темноте, я открыл новый текстовый файл. Сочиняя сообщение отцу, я, честно говоря, улыбался.

Дорогой папа…

Угадай, что выкинул твой непослушный сын!

Именно это я и напечатал и нажал кнопку «сохранить», чтобы мое послание не исчезло вдруг, как и сам его автор. Всплыло окошко – надо было как-то назвать новый файл. Я улыбнулся пошире, чуть не засмеявшись над абсурдностью происходящего. «Последнее письмо», как же его еще назовешь?

Я напечатал «по», а компьютер подобрал файлы, начинающиеся на эти буквы. И тут я увидел документ с названием «ПодавлениеХайда. doс»!

Этот файл, имя которого было так созвучно с моими собственными переживаниями, разожгло во мне любопытство. Я сохранил свое сообщение и переключился на отцовский текст.

Я спешно листал документ, двигаясь по тексту все быстрее и со все большим интересом. Я чуть ли не носом прижимался к экрану и просто не мог поверить глазам своим.

Глава 40
Джилл

– Мам, ну как суп? – поинтересовалась я, присаживаясь на край ее кровати. Она сидела, положив под спину подушки, и методично, ложку за ложкой, поглощала бульон.

– Вкусно. Спасибо, Джилл.

Я улыбнулась, думая о том, что даже такая простая мелочь – это очередной шаг вперед. Мама больше не голодала, а что-то ей даже начало казаться «вкусным».

– Ты сегодня лучше выглядишь, – сказала я, – уже не такая бледная.

– Мне действительно лучше. – Мама поставила пустую тарелку на тумбочку и закрыла глаза. – После целого дня в больнице я устала, но уже не чувствую себя такой слабой.

– Хорошо. – Я протянула руку за успокоительным, которое она до сих пор принимала на ночь. Открыв баночку, я посмотрела маме в лицо.

Она все же еще была бледновата и много спала. Уж не знаю, что там у доктора Хайда за подход, но он работал. Мама сегодня не только не казалась мрачной, но и улыбалась время от времени. И это была не вымученная гримаса, к которой я привыкла, а настоящая, хоть и неуверенная, улыбка.

Я подала ей таблетки, а когда протянула руку за стаканом с водой, мой взгляд упал на стоявшие на тумбочке часы.

Начало одиннадцатого. Интересно, Тристен уже в школе? Он уже готовится к…

Но мне все равно, напомнила я себе, подавая маме воду. Это его жизнь и его проблемы. Я ничего не могу поделать, и я не должна ничего делать.

– Джилл. – Мамин голос прервал мои мысли.

Я посмотрела на нее – она протягивала мне пустой стакан, и я взяла его.

– Да?

– Доктор Хайд… – Она закрыла глаза, готовясь уснуть. – Он мне очень помогает. Мы столько вопросов разрешили. И я теперь понимаю, что уделяла тебе недостаточно внимания с тех пор, как погиб твой отец.

– Мам, все нормально. – Я поставила стакан и взяла ее за руку. – Ты же болела.

– Да, так и Фредерик говорит, – согласилась она. – Но все же мне прямо не по себе становится, когда я думаю о том, сколько тебе пришлось взвалить на себя.

– Ничего страшного, – уверила ее я. Но у меня мелькнула и мысль: «Фредерик»? Не «доктор Хайд»?Это не зря показалось мне странным – или все пациенты так к врачу обращаются? – Ты, главное, поправляйся, – добавила я, – а за меня не беспокойся. Все в порядке.

– Джилл, ты сильная девочка. – Мама стиснула мою руку, язык у нее уже начал заплетаться. – Спасибо тебе за твою заботу. И поблагодари еще сына Фредерика…

– Тристена, – напомнила ей я. Он ее настолько одурманил, что она даже имя его забыла?

– Да, Тристена. – У мамы перехватило дыхание и, к моему огромному удивлению, по щеке побежала слеза. – Если бы ты не попросила его уладить дело… Не знаю, лежала ли бы я сейчас здесь, – сказала она прочувствованно. – Ты не представляешь, я же чуть не сдалась…

– Мам, не говори так! – воскликнула я. – Ты бы не…

– Не знаю, – ответила она. – Но теперь тебе волноваться не о чем. Сейчас последние месяцы мне уже кажутся страшным сном. Я ничего с собой не сделаю, уже нет.

Мое горло словно тисками сжали, я начала задыхаться.

Мама делать глупости не собиралась. А вот Тристен мог – и прямо сегодня. Возможно, он глотал опасный раствор прямо в этот самый момент…

Мой взгляд снова метнулся на часы. Почти пятнадцать минут одиннадцатого.

– Джилл, когда увидишь его, передай, – добавила мама сонным голосом, по которому я уже научилась понимать, что лекарство подействовало, – что я никогда не забуду, что он для меня сделал. Фредерик сказал, что Тристен его так настойчиво уговаривал меня взять, что он просто не смог отказать… – Ее голос стих – сказалось действие таблеток, горячего супа, к тому же она столько сил потратила на эту откровенность.

– Обязательно, мам, – пообещала я, забыв обо всем, что Тристен ейсделал. Я встала. Мне было плохо, меня охватили ужас и жалость. Я не попыталась его остановить, и его смерть действительно будетна моей совести. – Я пойду.

– Куда? – сонно пробормотала мама.

– Выйду, – сказала я. – Надо поблагодарить Тристена – немедленно!

Думаю, мама даже не осознала, что я ушла. Закрыв за собой дверь ее спальни, я рванула по коридору, остановившись на секунду только для того, чтобы схватить рюкзак и скрепку со стола. По пути я молилась, чтобы не опоздать.