Текст книги "Меч эльфов. Рыцарь из рода Других"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

С Эстебаном, стоявшим рядом с Рамоном, все было иначе. Он был крупным, грубым парнем, у которого на лице уже начал появляться первый пушок. Все в нем казалось слишком большим. Его руки напоминали лопаты, нос выступал на его лице, будто крытый балкон… Он был неуклюже дружелюбным и пытался всем угодить. И он был не самым умным. Он принимал участие в судьбе Люка. Но он не был тем, кто готов выступить перед звеном со своим собственным мнением и воззвать к их совести.

Теперь все они, преисполнившись волнения, пели. Мое сердце – мои врата к Богу, я открываю его Ему, и пусть никакие невзгоды не заставят меня пасть духом.

Гисхильда не могла произнести этих слов. Она мычала себе под нос, время от времени открывала рот, чтобы то, что она не поет, не слишком бросалось в глаза. Никогда не откроется она этому богу! Богу, который так позорно бросил Люка на произвол судьбы.

Принцесса заметила, как мрачно смотрит на нее Максимилиам. Он заметил, что она не поет вместе со всеми. Его красивые голубые глаза стали теперь холодны, как ее любимые фьорды зимой. Максимилиам был примерным учеником. Закаленный, хорош как в верховой езде, так и в математике. Но сидеть рядом с ним не хотел никто. Как там сказал о нем Раффаэль? «Его дыхание зловонно, как теплые собачьи ветры! Его никогда никто не поцелует. Даже если он напоит девочку».

Максимилиам нахмурил лоб и вызывающе кивнул ей. При этом сам он продолжал петь, но больше не закрывал глаза, а смотрел прямо на нее.

Что он себе вообразил! Неужели думает, что таким взглядом сможет заставить ее что-то сделать? Она никогда не предаст своих богов. Она была близка им, во Фьордландии, и даже в лесах Друсны. Теперь они казались ей очень далекими. Но это снова изменится. Обязательно! Пусть себе таращится этот Максимилиам! Он ведь даже не решается призвать ее к ответу.

Теперь он толкнул Жозе. Жозе был самым высоким из них, но тощим, как древко пики. Совладать со своими волосами он мог только тогда, когда они были мокрыми. А обычно они торчали у него во все стороны. А цвет у них был как у крысиного меха. Вообще-то он был милым и не заслуживал того, чтобы о нем так думали, но всегда, когда Гисхильда смотрела на его волосы, она вспоминала крыс. Этот грязно-коричневый цвет, местами переходящий в черный… Ей еще не доводилось видеть людей с такими волосами.

Максимилиам обвиняюще кивнул на нее. Теперь Жозе тоже посмотрел на нее и заметил, что она не поет, даже не пытается делать вид, что поет. Но тот только пожал плечами. Гисхильда испытала огромное облегчение от этого жеста. Она не боялась ссор, но было приятно чувствовать, что ее терпят. Звено было вместе почти целый год. Достаточно времени, чтобы познакомиться. Все знали, что она другая, пусть кроме Люка ее тайны не знал никто.

Она не прилагала особых усилий, чтобы скрыть, что не молится Тьюреду. Обычно ее оставляли в покое. Она ведь из Фьордландии. От этих варваров нельзя ожидать, что они так быстро забудут язычество. Оно у них в крови. Так думали они, и Гисхильда это понимала.

Жозе склонил голову набок и слегка улыбнулся. Лицо его выглядело странно. У него был выдающийся, слегка изогнутый подбородок. Если посмотреть со стороны, лицо его немного напоминало серпик месяца. Дружелюбная луна, далекая, видимая, но не освещающая ничего.

Хорал закончился. Максимилиам продолжал мрачно смотреть на Гисхильду, но не решился нарушить торжественную тишину, воцарившуюся в незаконченной башне. Даже птицы умолкли, будто тоже хотели попрощаться с Даниэлем.

Было хорошо почтить память умершего. Но сейчас ее мысли занимал Люк! Даниэль ушел, ему никто больше не сможет помочь. С каждым новым ударом сердца Гисхильда чувствовала себя невыносимо в этой тишине. Нужно поговорить о живых!

– Что мы будем делать, чтобы вернуть Люка?

Друстан строго посмотрел на нее, а Максимилиам сделал такое лицо, словно хотел убить ее одним только взглядом.

– Он в руках божьих, – ответил Друстан, и его обычно красивый голос прозвучал как-то ломко.

– Нет, он в руках Леона. Мы можем…

– Мы ничего не можем! – раздраженно ответил их учитель. – Ты что, действительно считаешь, что Леона волнует то, что ты думаешь? Он ближе к Богу, чем любой из нас. Он избранный, первый в вере… Наш примарх! Сомневаться в нем – значит сомневаться в самом Боге. Но чего ждать от тебя – от… – Он умолк.

Все послушники отодвинулись от принцессы. Она осталась одна.

– От девочки-язычницы? Ты это хотел сказать, почтенный магистр?

– Я хотел сказать, что если Леон ближе всех нас к Богу, то ты от него дальше нас всех! Не смей судить о вещах, которых не понимаешь!

– Да что тут понимать? Мы хотели относиться друг к другу, как братья и сестры. Мы хотели помогать друг другу! – Она обвела взглядом послушников. Все, кроме Максимилиама, отводили взгляд, даже упрямая Бернадетта. – Вы забыли о том, о чем мы клялись в зарядной камере? Мы хотели с честью носить позорное пятно на нашем щите. Неужели у вас нет сердца? Может быть, в этот час Люку выносят приговор. Он – один из нас! Некоторые, может быть, считают его позором в рядах Нового Рыцарства. Я не знаю, в чем его обвиняют… Но я знаю, что в этот миг ему нужен каждый голос, который произнесет слова в его защиту. Мы не должны стоять здесь у могилы. Все красивые слова мира не оживят нашего Даниэля. Мы должны стоять во дворе Цитадели. Мы должны звать Леона. Все! Мы должны показать ему, что мы действительно братья и сестры, что мы не отказываемся ни от кого из своих! Пусть даже этого требует примарх! Я не знаю, как воспитывали вас. Вы родом из различных провинций церковного государства. Там, откуда родом я… там, где правят язычники, нет ничего сильнее слова. Тот, кто не держит своего слова, тот предает свою честь. А я лучше умру, чем потеряю свою честь! Кто со мной?

Жоакино хотел выйти вперед, а с ним – Эстебан и Раффаэль, но Друстан удержал их суровым жестом.

– Хотелось бы мне дожить до того дня, когда ты с таким же жаром станешь говорить о Тьюреде. Не усложняй жизнь своим братьям и сестрам! Думаешь, их сердца не с Люком?

– Сердец сегодня недостаточно! Они должны стоять во дворе замка! Они должны поднять свои голоса в защиту Люка!

– Легко требовать вступаться друг за друга. Но ты подумала о цене, которую заплатят твои братья и сестры за то, что пойдут с тобой! – В голосе Друстана уже не было гнева. Теперь он говорил тихо и проникновенно, почти печально. – Я знаю, какую цену вы должны заплатить уже сейчас. Я знаю о позорном пятне, которое, видимое всем, будет сопровождать вас всю жизнь. Имеешь ли ты право навешивать на своих братьев и сестер еще одну ношу, Гисхильда?

Послушники удрученно переглянулись. Друстан говорит о гербе, который получит их звено? О чем он?

– Прислушайся к своему сердцу, Гисхильда. Ты сделала бы для всех то, чего ты требуешь сейчас от них? Для Максимилиама, который так мрачно смотрит на тебя? Для Рамона, которому ты, наверное, никогда не подаришь свою любовь, хотя у него доброе сердце? Ты пошла бы ради них во двор Цитадели ордена и воззвала к примарху? Действительно ли ты и они одинаковы, Гисхильда? Я знаю, что на борту «Ловца ветров» ты думала о том, как бы сбежать. Все остальные гордятся тем, что находятся в Валлонкуре. Но ты чувствуешь себя пленницей. И то, что для остальных – жизнь, то, чему они отдали себя душой и телом, для тебя – тяжкий груз, который ты с удовольствием бы сбросила. Имеешь ли ты право что-то требовать от них, Гисхильда? Действительно ли вы заплатите одинаковую цену?

Принцесса сглотнула. Она почувствовала, что ее раздели догола. Она знала, насколько правдивы были слова Друстана, и видела на лицах других послушников, что они тоже поняли правду.

– Я пойду, – упрямо сказала она. – Но от вас ждать ничего не буду.

– Я пойду с тобой, – твердым голосом произнес Жоакино. – Не ради тебя. Я пойду за Люком. Он – мой брат-Лев. Он стоит того, чтобы рискнуть для него всем. Это в духе рыцарства. Если я не решусь выйти во двор и поднять свой голос в его защиту, то я не достоин когда-либо надеть золотые шпоры.

Бернадетта в отчаянии смотрела на него. Присоединиться к нему она не решалась. Зато рядом с Жоакино встал Раффаэль.

– Я все равно пользуюсь дурной славой. Чего мне еще бояться, после того как я разорил половину послушников и учеников? – Он чарующе улыбнулся. – Я пойду с тобой.

– Я тоже! – кристально-чистым мальчишеским голосом произнес Рене.

– Нет! – Друстан преградил троим мальчикам путь. – Не нужно начинать снова! На этот раз платой будет не парочка палочных ударов по пяткам. Разве это не доходит до вас, Львы вы мои твердолобые? Просто здорово, что вы вот так готовы вступиться за друга, но я не позволю вам всем пропасть! Глупые дети! Вы не понимаете, что на кону!

– Наша честь, если мы останемся! – возразил Жоакино.

Оплеуха Друстана была настолько же внезапной, насколько сильной. Жоакино попятился и схватился за пылающую щеку.

– Это за то, что ты хотел выставить меня бесчестным человеком. – Магистр сжал руку в кулак. Очевидно, рука у него болела. – Я останусь здесь не потому, что я трус. Неужели вы всерьез считаете, что ваше выступление произведет впечатление на Леона? Кем вы себя возомнили? Семью гептархами? Судьба Люка находится исключительно в руках божьих. И Господь знает, как вы любите своего брата и на что вы готовы ради него пойти. Не нужно идти затем, чтобы доказать что-то ему или себе. Останьтесь!

– Ты ведь хотел, чтобы я почитала Андре Гриффона, – с вызовом произнесла Гисхильда. – А он пишет: «Не доверяй своему разуму, он – приют для низких чувств. Слушайся своего сердца, потому что в нем живет Бог». Что говорит тебе твое сердце, Друстан?

Гисхильда была удивлена тем, насколько сильно ее слова тронули магистра. Уголки губ его вздрогнули. Он несколько раз сжал свою уцелевшую руку в кулак. Старый учитель Гисхильды, Рагнар, научил ее тому, как использовать силу слов. Он терпеливо учил ее, потому что однажды она может стать королевой. А королева обычно правит не мечом. Ее оружие – слова. И при умелом использовании они могли ранить сильнее любого оружия, – так он всегда говорил. Теперь Гисхильда впервые видела, насколько правдивым было это утверждение. Друстан вряд ли страдал бы больше, если б она нанесла ему удар сталью. Она была глубоко поражена тем, что увидела, насколько беспомощен рыцарь перед своими чувствами. Она и не догадывалась, что Андре Гриффон и его учение так много значат для него.

– Мое сердце – Лев, – едва слышно произнес ее учитель. Слезы бежали по его щекам. – Я должен был бы идти впереди вас всех. Но я клялся защищать вас. Я не имею права отпустить вас. Я не имею права допустить, чтобы вы бросили вызов примарху. Думаете, вы знаете брата Леона? Вы понятия не имеете… Он никогда не примет восстания звена. Если за это вас изгонят из Валлонкура, можете благодарить Бога за столь мягкое наказание. Не нужно сейчас следовать за своими сердцами, дети. Это будет означать вашу гибель. Иди одна, Гисхильда. Пожалуйста! И иди скорее! Ты знаешь, что твое сердце зовет тебя к Люку также и по другой причине. Иди туда, куда зовет тебя сердце. Но не бери с собой своих товарищей. Это только твой путь, а не их.

Гисхильда почувствовала себя опустошенной. А еще – подлой. Друстан был прав. Она не имела права так с ними поступать. Внезапно она не смогла больше смотреть своим братьям и сестрам в глаза. Она вела себя эгоистично, и теперь стыдилась этого. Она поспешно бросилась к воротам неоконченной башни. А потом побежала.

Она бежала до тех пор, пока сердце ее не стало биться будто кузнечный молот, а в голове не осталось ни единой мысли. Свободная ото всех желаний, кроме одного: помочь Люку, чего бы это ни стоило!

И только когда она увидела древнюю Цитадель, стоявшую на берегу озера, она осознала, насколько чудовищно то, что она собирается сделать. Цитадель с ее толстыми, высокими стенами была настолько же неприступна, насколько ее задача – невыполнима. Она с сомнением оглядела себя с ног до головы. А на ней еще и праздничные одежды! Кольчуга, мундир Льва и белый плащ, в котором на бегу запутались цветы репейника.

Она отряхивалась до тех пор, пока не привела себя хотя бы примерно в респектабельный вид. Она понимала, что победить она может только хитростью и наглостью. Она ведь даже понятия не имела, где искать Люка. Сидит ли он в тюрьме?

Она поспешно зашагала прямо к воротам замка и поздоровалась со стражниками.

– Магистр Друстан послал меня передать кое-что рыцарю Лилианне. Вы не знаете, где я могу ее найти?

Командир стражников, человек с лицом хищной птицы, коротко кивнул.

– Попробуй поискать в библиотеке. Она проводит больше времени там или на фехтовальном дворе. Ты знаешь дорогу?

– Я думаю, что просто последую за песнью мечей, – смело ответила она, потому что издалека доносился звон стали на фехтовальной площадке.

Рыцарь улыбнулся.

– Пожалуй, с моей стороны это был глупый вопрос.

Она ответила на его улыбку и свободно прошла через ворота. Никто больше не задавал никаких вопросов, когда она бесцельно слонялась по дворам большого замка. Большинство рыцарей и прислужников нашли пристанище под защитой толстых стен. В тени крепостной башни три пары тренировались с рапирами и кинжалами. То были послушники последнего курса, которые через несколько дней получат золотые шпоры. Они были хороши, это пришлось признать бы даже Сильвине. Вполне возможно, что недостаточно хороши, чтобы выстоять против эльфов, но, кроме жителей Альвенмарка, им можно было не бояться никого, кто держал в руках клинок. Удар следовал за ударом почти на грани того, что способен был заметить глаз. Гисхильде стало тяжело на сердце при мысли о том, что это свое искусство они скоро станут использовать против Фьордландии. Может быть даже, эти рыцари убьют людей, которых она знала.

В подавленном состоянии она двинулась дальше. Она не должна торчать здесь, среди смертельных врагов ее родины. Она должна рассказать отцу о том, что видела. Он тоже должен основать школы, в которых будут учить мальчиков с самого детства. Было легкомысленно предоставлять их обучение случаю. Сколько всего она должна рассказать отцу! И куда только подевалась Сильвина? Прошло уже целых полгода с тех пор, как эльфийка нашла ее. Почему от нее нет ни слуху ни духу?

Они же вернулись с «Ловца ветров» всего лишь три дня назад, мысленно успокоила себя Гисхильда. На корабле эльфийка никак не могла ее достать. Наверняка все давно уже готово для побега. Сильвина ждет подходящего момента.

Гисхильда обошла стог сена. Пахло летом и лошадьми. Двери прилегающих к замку конюшен стояли нараспашку. В воздухе роились блестящие мухи. Из кухни доносился аромат свежего яблочного пирога. Наверное, пекут для праздника по случаю появления новых рыцарей.

Гисхильда увидела лестницу, перед которой стояли двое стражников. Туда она спускалась к троллю вместе со своими братьями и сестрами-Львами. Почему там стража? Тогда там не было никого. Дети альвов сидели взаперти за деревянными дверьми и железными засовами. Им не нужна была стража.

Гисхильда спряталась за стог. Может быть, там, внизу, Люк? Стражники ее наверняка не пропустят. И, наверное, ничего не расскажут. Девочка закусила нижнюю губу. Что можно сделать? Существует десяток причин для того, чтобы там выставили стражу. По ним было видно, что жару они переносят с трудом. На них были доспехи. С ног до головы они были закованы в сталь, и только забрала были подняты. Им наверняка хочется пить.

Гисхильда понимала, что вовсе не обязательно в темнице заперт Люк. Он с тем же успехом может сидеть в одной из башен, где есть небольшие комнаты для гостей. Но сердце подсказывало ей другое. И живот. Туда вернулось сковывающее чувство страха. Оставалось совсем немного времени, если она хотела ему помочь.

Она вынула огниво и сталь из небольшого кожаного мешочка на поясе и подкралась ближе к стене. Неуверенно огляделась. Ни один из стражников увидеть ее здесь не мог. Двор был пуст. У окон тоже никого не было видно.

Стог сена находился рядом с крепкой стеной. Но конюшни были слишком близко. Лошади сойдут с ума от страха, когда почуют дым. Получится великолепный спектакль. Но ничего плохого случиться не должно…

Гисхильда снова огляделась. Конюшня и два сарая во дворе были покрыты дратвой. Если искры упадут туда… Но нет! У искр недостаточно силы, чтобы поджечь крышу. Или достаточно? Она рискнет. Она должна отвлечь стражей. Она должна спуститься вниз, к темницам. К Люку!

Сталь скользнула по огниву. Звук в полуденной тишине показался Гисхильде до ужаса громким. В стог посыпались искры. Оранжевый жар пополз по сухим соломинкам. Поднялась и заструилась вверх тонкая струйка белого дыма. И внезапно вспыхнул огонь. Он жадно хватал соломинки маленькими пальцами, пожирал их и продолжал расти.

Гисхильда спряталась за старой повозкой, брошенной неподалеку. Сидя за колесом, она наблюдала через спицы за двумя стражниками. Те ничего не замечали!

Сердце принцессы рвалось из груди. Из своего укрытия она хорошо видела, как распространялось пламя. Оно росло подобно живому существу. И внезапно взвилось высоко над стогом сена. Что она натворила!

– Пожар!

Наконец-то оба рыцаря заметили несчастье. Они с криками бросились к огню. Начали разбрасывать стог своими длинными мечами, чтобы отнять у огня пищу.

Гисхильда выбежала из-за повозки, бросилась ко входу в конюшни и скрылась в темноте. Лошади неистово ржали. Некоторые били копытами по деревянным стенам своих стойл.

– Там, во дворе! – крикнула конюшим Гисхильда. – Пожар! Помогите! Принесите воды! Скорее!

Никто не спросил, откуда она появилась, не попытался задержать ее. В конюшню потянулась длинная сизая струя дыма.

Конюшие отвязали лошадей и погнали их во двор. Гисхильда распахнула двери стойла. Охваченные слепым страхом, крупные боевые скакуны помчались наружу. А между ними неслась Гисхильда. Скрытая от постороннего взгляда за их телами, она добежала до лестницы. Перепрыгивая через ступеньку, она буквально полетела вниз…

…И едва не упала. Уперлась ладонями в шероховатую поверхность камня и испуганно обернулась. Ворота были распахнуты. Девочка глянула вперед. На стенах горели факелы. Она перешла на шаг. Очень скоро шум, доносившийся со двора, стал более приглушенным. В воздухе витал холодный сырой запах, оседший на языке противным мехом. Где же Люк? Почувствует ли она, когда окажется перед его камерой? И как им обоим сбежать из Валлонкура? Она заколебалась. Смотри только вперед, молча напомнила она себе! Теперь возврата нет. Сейчас…

Послышался крик. Совсем близко! Громкий и такой мучительный, какого Гисхильда не слышала даже во время битвы на Медвежьем озере.

Внезапно ее схватили. Девочка резко ударилась об стену. Руку больно заломили за спину. Горячее дыхание обожгло затылок. А жуткий крик по-прежнему продолжал звучать в ушах.

Гурман

– Ты уже бывал в Вахан Калиде?

– Да.

Сидеть взаперти с этим троллем было сущей пыткой. Для своей расы он был наверняка очень умен. И Норг наслаждался тем, что наконец-то можно поговорить хоть с кем-нибудь на родном языке. Это было бы даже забавно, если бы речь не шла все время только о еде. Он уже целый день нес всякий вздор о каких-то фирменных блюдах, которые он когда-то поглощал. А временами он говорил вещи, которые до глубины души беспокоили Ахтапа. Норг был явно не совсем в порядке. Интересно, сколько он уже сидит в темнице? И можно ли верить тому, что сказал белобородый? Действительно ли тролль съел свою собственную ногу? Нет, это было совершенно невозможно, уговаривал себя лутин. Настолько сумасшедшим не может быть даже тролль.

– Я был в Вахан Калиде во время праздника коронации в свите короля Оргрима. Хороший парень… У него всегда можно хорошо покушать. Ты когда-нибудь сидел за пиршественным столом моего короля?

– Нет.

– Ах да, я же хотел рассказать тебе о Вахан Калиде. Там есть гномы вроде тебя. Они…

– Я – лутин, а не какой-то там гном! А в Вахан Калиде ты встречал скорее хольдов, чем гномов.

Норг пренебрежительно махнул рукой.

– Ах вы, мелюзга. Кто ж сможет запомнить все эти названия народов!

Внезапно Ахтапу почудилось, что Норг пытается схватить его. Кончики его пальцев оказались всего на расстоянии ладони от лутина. Тролль лежал, вытянувшись, на полу темницы, а Ахтап по-прежнему сидел у двери. Он не решался отойти с тех пор, как Седовласый засунул его в эту вонючую камеру. У Норга так странно блестели глаза… А когда он говорил о еде, изо рта у него текла слюна.

– Так вот, эти гномы в Вахан Калиде…

Ахтап вздохнул, но больше ничего не сказал. Это было бесполезно.

– …они дрессировали пауков под названием «тролльский палец», это такие жирные твари, скажу я тебе. Больше моей руки! По-настоящему жирные. Они умеют ловить маленьких птиц, если их правильно тренировать. Но тут нужно быть чертовски внимательным, иначе они все соки из нее вытянут. Тогда с птичками уже ничего нельзя будет делать. Но есть их нельзя… Вообще никакого вкуса нет. Я как-то попробовал. Из любопытства. Ты когда-нибудь ел пауков?

– Нет! – Только подумать! Отвратительно! Ахтапу захотелось, чтобы Норг поскорее уснул. К счастью, спал этот тролль невероятно много.

– Итак, эти маленькие птички Лесного моря, действительно удивительны. Умеют зависать на лету. И весят не больше цветочной феи. А гномы из Вахан Калида ощипывают их, а потом бросают в кипящий жир. И больше не вынимают. Едят сразу. – Норг протянул к нему свой большой палец. – Они величиной с верхнюю фалангу моего большого пальца. И так великолепно хрустят на зубах… Как следует приправить… – При воспоминании об этом у Норга снова потекла слюна. – Просто великолепно. Однажды я съел сразу сотню этих маленьких птичек. Костей во время еды просто-напросто не чувствуешь. Только когда они хрустят…

– Чего эти чертовы человеческие рыцари хотят от нас? – В глубине души Ахтап надеялся, что тролль наконец заговорит о чем-нибудь другом, кроме еды.

– Они показывают нас деткам. Детки должны знать, как мы выглядим, прежде чем их пошлют умирать в Друсну. У них здесь есть девочка, которая понимает мой язык. Не убежала при виде меня. – Норг захихикал. Звук был похож на движение мельничных жерновов. – Большинство обделывается, когда видят меня впервые. – Тролль оглядел себя. – Если бы только эти чертовы рыцари лучше кормили! Я имею в виду… Ты только посмотри на меня! Кожа да кости. И без одной чертовой ноги. Вот они удивятся, когда повстречают тролля в полном соку! – И он тихо засмеялся. Смех был печальным, и в конце концов перешел в слезы. – Я голоден. – Норг смотрел на Ахтапа как на мясное блюдо. – Когда я был еще маленьким, я уже жил в мире людей. Я вырос в Нахтцинне. Там король Оргрим много столетий был герцогом, чтоб ты знал. Хорошая земля, суровая, жестокая, будто созданная специально для троллей. Лед никогда полностью не сходит с гор… – тролль вздохнул. – Тогда, маленьким щенком, я тоже всегда был голоден. Мы ели все. Даже лис…

Чудесно, подумал Ахтап. Этого только не хватало. Он забился в самый дальний угол дверной коробки.

– С лисами трудно. В мясе полно костей. Вытаскивать их – тяжкий труд. Чистишь дольше, чем ешь. Но эти проклятые кости толстые как раз настолько, чтобы их нельзя было разжевать. Можно подавиться осколком. Лиса – это неплохо. На вкус почти как собака, только немного жирнее. Если посыпать тимьяном и жарить в собственном соку… – он мечтательно закатил глаза. – Я с удовольствием вернулся бы в горы. Хотя силы моей вряд ли хватило бы на то, чтобы пробежать даже сотню шагов. Воздух там такой чистый. – Он закрыл глаза. Изо рта все еще капала слюна. – Ты когда-нибудь ел лис?

Ахтап держался изо всех сил. Только не дать себя спровоцировать!

– Знаешь, Норг, мой народ очень дружен с лисами. Есть лис – это примерно то же, что съесть родственника.

– Ну и что? Ты что, никогда не бывал на трупном пиршестве?

Ахтап понял, что совершил ужасную ошибку. Нужно было думать как следует! Ведь повсюду в Альвенмарке были известны истории о пиршествах троллей, на которых они ели мертвечину.

– Э-э-э… Я…

– За луну до того, как меня поймали люди, я был на трупном пиршестве моего дяди по отцу. Он был великим воином, очень мужественным. Я ел его сердце. И печень… Она была очень сочной. – Норг открыл глаза. – А ты сочный?

– Ни капельки! Видишь ли, слишком много шерсти. Шерстинки на языке во время еды – это ведь гадость: только закашляешься!

– Значит, тебя нужно жарить. И шерсть можно повыдергивать. – Тролль потянулся.

Ахтап услышал, как зазвенели звенья железной цепи.

– Ты когда-нибудь ел людей?

Норг замер.

– Да… Я бывал во множестве битв. Оргрим был мной очень доволен. Когда-то я был известным воином. Я… – внезапно он понизил голос до шепота. – Люди здесь другие. Есть такие… – теперь он говорил настолько тихо, что слов было почти не разобрать. – Колдуны… белобородый и такой… с серебряной палкой. Ты должен… – Он уставился на дверь. – Они там, снаружи. Ты чувствуешь это?

Ахтап почувствовал слабое покалывание. Чувство, похожее на то, которое возникает прямо перед летней грозой.

– Они нас подслушивают!

– Чушь! – возразил лутин. – Они ведь даже не знают твоего языка!

Тролль пополз прочь от двери. Цепь со звоном потянулась за ним.

– Нет, там есть девочка. Клянусь альвами… Они здесь. Ты разве не чувствуешь? Вот опять! Пожалуйста, нет, пожалуйста! – Мольба его перешла в крик.

Гигантский тролль катался по полу. Казалось, какие-то невидимые люди тычут в него множеством пик.

Ахтапа охватил ужас. Он прижался к деревянной двери. Ему захотелось стать червем и выползти через щель в двери. А еще он почувствовал то, о чем говорил тролль. Что-то коснулось его. Вошло внутрь и захотело вырвать из него жизнь.