Текст книги "Меч эльфов. Рыцарь из рода Других"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

Земля без чар

По брезенту барабанил дождь. Из-за тяжелой скрипки сварливых[1]1
  Скрипка (скрипка сварливых) – этот вид колодок имел множество разновидностей и использовался в средние века для наказания сварливых женщин, нарушивших общественный покой. Хотя эти колодки – разновидность ярма и применяли их довольно часто в качестве оков, но их основным назначением было использование в качестве позорного знака. (Примеч. пер.)


[Закрыть] он с трудом мог двигаться. Кроме скрипки на его шею давили свинцовые оковы, закованы были руки и ноги. С тех пор как эти собаки поймали его и он наколдовал одному из них лягушачью кожу на лицо, они стали очень осторожны.

– Я маленький, но опасный, – произнес он под нос, чтобы подбодрить себя, но не вышло.

Правда была такова, что он был маленьким и просто в отчаянии. Они то и дело избивали его, унижали всеми доступными способами. Однажды ночью в клетку к нему даже заперли шелудивого пса. С тех пор в его мехе поселились блохи. Он знал, что они делают это только потому, что у него лисья голова. Его называли «дитя зверей». Проклятая свора! Свинец отнимал магическую силу. Когда-то должны же они снять его… Обязательно! Но думать об этом ему больше не хотелось. Это было слишком унизительно.

Может быть, они разрушат и его магию? Он сидел в зарешеченной повозке уже много дней, когда впервые обратил на это внимание: вблизи городов или крупных поселений земля была мертва. Она потеряла всю свою магию! Мир людей нельзя было сравнить с Альвенмарком. Он был бесконечно несовершенным. Но здесь тоже присутствовала магия. Точнее, присутствовала когда-то: дорога вела их от одного места без магии к другому. Люди создали пустыни. Мир, у которого отняли все чудеса. И Ахтап понятия не имел, каким образом они это делают.

Сколько дней длилось его путешествие в зарешеченной повозке, сказать он не мог. Просто давным-давно перестал считать дни. Прошло наверняка несколько месяцев, с тех пор как они поймали его в саду Белой Дамы. И во всем было виновато дурацкое суеверие! Зачем только он возвращался, чтобы забрать свою монетку!

Лутин по-пластунски подполз к решетке. Они держат его взаперти, словно зверя. Но, по крайней мере, не выставляют на всеобщее обозрение. На тележку набросили старый блестящий брезент – прячут. Поначалу иногда даже затыкали ему кляпом рот. Но это быстро надоело им. Теперь вместо этого они лупят его длинными палками, когда он не держит язык за зубами. Они почти сломили его волю к сопротивлению. Он уже не станет рычать и дразниться. Это стоило ему трех зубов… Пусть думают, что он смирился. Скоро наступил его час. Он ведь лутин. Он привык глотать обиды. Ну, да мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним!

Колеса вдруг стали издавать другой звук. Теперь телега ехала по булыжной мостовой. Они в городе? Но ворот вроде не проезжали. Ахтап понятия не имел, в какое место Другого Мира его занесло. Не то, чтобы он хорошо здесь ориентировался. Но хотелось бы знать, куда его привезли. Может быть, он сможет понять, что они собираются с ним сделать, ведь об этом не было сказано ни слова. Лутин был благодарен за то, что все еще находится среди живых… Но чем дольше длилось путешествие, тем больше он укреплялся в мысли, что они приготовили для него особенно страшный конец.

Вот теперь они проехали ворота. Звук колес отражался от каменных стен. Ахтап предпринял попытку немного отодвинуть мокрый брезент, но скрипка подпустила его только на несколько дюймов. Как он ни пытался, ничего не получалось.

Повозка остановилась. Раздался стук подков. По брезенту по-прежнему барабанил дождь. Пахло едой… гороховым супом. У Ахтапа потекли слюнки. Он не ел горячего уже целую вечность. Пустой желудок судорожно сжался.

Раздались голоса. Брезент сдвинули.

– Человеколис? – спросил кто-то. – Надеюсь, вы заковали его в свинец. Что…

Голоса снова удалились. Дождь поглотил все звуки. Залаяли собаки.

Ахтап отполз на середину клетки. Собак он боялся. Вспомнился тот день во время Праздника Огней, когда с ним произошел самый идиотский случай в его жизни. Он вполне мог припомнить изрядный список глупостей, и было просто потрясающе, сколько сумасбродных выходок на его счету. Например, он вернулся в розарий из-за потерянной монетки. Было только одно событие, которое затмевало собой это. Тогда он был пьян, да еще к тому же влюблен… А это – самая благодатная почва для сумасбродств. Итак, он отправился к прорицательнице. Вообще-то он пошел к ней потому, что говорили, будто бы она невероятно прекрасна… Ахтап улыбнулся. Нет, конечно же, тогда ему хотелось узнать, как будет развиваться его любовное приключение. Но было любопытно и посмотреть на нее. Она была апсарой, водяной нимфой из далекого Моря Лотосов. Любопытство привело его в Башню Восковых Цветов. Апсары любят такие названия… Странное то было здание. В глубине камня было слышно бушующее пламя. Пол был горячим, воздух – затхлым и душным. Он спустился к покрытым цветами прудам, вода в которых подогревалась. И там, в свете бледно-зеленых янтаринов, он совершил роковую ошибку: спросил о том, как он умрет.

Гадавшая ему апсара была действительно красива настолько, что дух захватывало. По крайней мере, насколько ему было видно, потому что из бассейна она не вылезла. Плавая среди цветов и листьев, она потребовала несколько волосинок из его бороды. Еще ему нужно было трижды плюнуть в золотую чашу и капнуть каплю крови в рот омерзительной каменной фигуры. Затем апсара нырнула под ковер из цветущих листьев. Не было ее долго, и аромат странных эфирных масел, которые она лила в воду, со временем совершенно одурманил Ахтапа. Наконец апсара вышла из бассейна. Все ее тело было украшено странным узором, который, казалось, двигался, если присмотреться внимательнее. Он мог задать ей три вопроса. И зачем только третий вопрос вообще сорвался с его губ!

Прекрасная нимфа предсказала ему, что однажды его сожрут. Ахтап долгое время думал, что это все бредни. Но оба других пророчества сбылись. И с тех пор лутин боялся. Боялся волков, собак, акул, и медведей, и больших черноспинных орлов. Он понятия не имел, кто однажды сожрет его, но был убежден в том, что третье пророчество тоже обязательно сбудется. Он…

Брезент отодвинулся. И на Ахтапа внимательно уставился старик, весь в белом. Лицо его рассекал шрам. Один глаз был явно искусственным. Ужасно плохая работа! Его длинные волосы свисали мокрыми прядями.

– Лутин, не так ли?

– Тебе мудрость вбивали в голову? Похоже, помогло! – вызывающе ответил кобольд.

Лучше бы он промолчал. Вот уже к повозке приблизился один из извозчиков с длинной палкой, чтобы ударить. Но седовласый удержал мучителя.

– Это лутин. Они просто не могут иначе – только оскорблять. К сожалению, они плохо приспособлены для того, чтобы жить в плену. Очень часто быстро умирают – хиреют. Пощади его, он все равно долго не протянет.

«Это он говорит только затем, чтобы напугать меня», – подумал Ахтап. Но слова седовласого все равно оказали свое действие.

– Ты вернешь брату Валериану его красивое лицо? – поинтересовался старик. – Он очень озабочен своим внешним видом. За это я предоставил бы тебе более приятное помещение и позаботился о том, чтобы кормили тебя тем, чего тебе хочется.

– Но ведь я пошел вам навстречу, когда излечил его от порока тщеславия.

Старик сверкнул своим здоровым глазом.

– Вижу, с тобой каши не сваришь. Но, может, ты передумаешь, если мы всерьез займемся твоим переубеждением. Брат Валериан!

К повозке подошел рыцарь, который взял его в плен. Лицо его покрывали бесформенные, растущие друг поверх друга бородавки. Глаза были закрыты слизкой белой повязкой. Ахтап знал, что рыцарь почти не видит. Он много раз наблюдал за тем, как Валериан двигался.

– Брат Валериан, – произнес старик. – Наш гость выбрал неудобное помещение. Ты знаешь, куда нужно отвести его.

Рыцарь казался удрученным.

– Не могу сказать, что мне приятно было познакомиться с тобой, лутин. Полагаю, твой выбор помешает нам увидеться еще раз. Жаль, я охотно поговорил бы с тобой. Я уверен, что нам есть, что сказать друг другу. – Он пожал плечами. – Выбор за тобой. Вообще-то жестокость мне не по нутру.

Все это только слова, снова подумал Ахтап. А одними словами запугать нельзя. Чего эти слова стоят!

Зарешеченную повозку открыли. Два неотесанных батрака вытащили его наружу и повели через освещенный факелами двор. Дождь был настолько сильным, что лутин промок до нитки, когда перед ним открылись двери подвала.

Его отвели в коридор, в котором пахло влажным камнем, а еще – мочой. По бокам темнели тяжелые деревянные двери с ржавыми засовами. Но был там еще запах, которого лутин не ожидал встретить в замке людей. Он становился сильнее…

Они остановились перед необычайно большой дверью. Валериан открыл тяжелый замок.

– Может, все же вернешь мне мое истинное лицо? – внезапно поинтересовался рыцарь. – Тогда тебе не придется туда идти.

Ахтап подозревал, что этот парень хотел запереть его в эту темницу из одной только мести. И неважно, снимет он с него заклятие или нет. Рыцарь будет относиться к нему хорошо только до тех пор, пока ему от него что-то нужно. Может быть, его можно будет одурачить.

– Боюсь, я слишком ослаб в дороге, чтобы сплести сейчас заклинание. Может быть, после того как я принял бы горячую ванну… И пару дней поспал в чистой постели. Хорошая еда тоже пошла бы на пользу. Не пойми меня превратно… Я помог бы тебе, но в данный момент я не могу.

Рыцарь скривился.

– Ну конечно, – и открыл двери. Из тьмы темницы в лицо им ударила вонь, от которой перехватило дыхание.

Ахтап попятился и наткнулся на одного из извозчиков.

Валериан встал на колени рядом с кобольдом. Его покрытые слизью глаза были полны слез.

– Пожалуйста, освободи меня. Тебе не нужно будет идти туда. Даю слово рыцаря Господа.

Ахтап поднял окованные свинцом руки.

– Так я колдовать не могу. Ты должен снять их с меня.

– Не делай этого, господин! – предостерег его один из извозчиков. – Да он же лжет, как только рот открывает. В конце концов еще и нас заколдует или еще чего похуже сотворит. Не снимай свинец!

Валериан внимательно взглянул на кобольда. Потому ли, что едва видел? Или человек надеялся разглядеть на его мордочке что-то такое, что позволило бы ему поверить лутину? Ахтап вспомнил, как этот парень уничтожил его талисман. Вообще-то новое лицо ему очень идет!

Валериан втолкнул его в темницу. Неужели понял, о чем он подумал? Тяжелая дверь закрылась. Ахтап оказался пленником темноты и вони. Далеко-далеко, по крайней мере, так ему казалось, горел крошечный огонек. Раздался протяжный, хриплый звук. Затем снова воцарилась тишина.

– Кто там?

Ответа он не получил и медленно пошел навстречу свету. Позвал еще два раза – напрасно. Он вполне понимал, кто заперт в этой темнице. Вонь была ему знакома. Троллей Ахтап не боялся. Со времен захвата Замка Эльфийского Света троллей и лутинов связывала крепкая дружба. Что ж, выносить их вонь тяжело, есть у них еще парочка неприятных свойств, но бояться их не нужно. Что бы ни думали люди, запирая его здесь, храпящего тролля он не боялся. Напротив! Хорошо, что теперь он не один.

– Эй! Просыпайся!

Темница была не настолько большой, как он ожидал. Лутин просчитался. Свет оказался ничем иным, как искрой на фитиле. Массивная фигура, растянувшаяся во весь рост возле масляной лампы, наконец шевельнулась.

Глаза Ахтапа уже немного привыкли к темноте, и теперь он мог лучше рассмотреть своего соседа по камере. Тролль выглядел жалким. Все тело его было покрыто гноящимися ранами. На руках и ногах почти не было мяса – одни кости, обтянутые кожей. Вокруг шеи виднелся широкий ошейник, очевидно, из свинца. Почему он не сорвал его? Его сил должно было с лихвой хватить на это.

Храп прекратился. Послышался новый, клокочущий звук. В нем было что-то тревожное.

– Эй, приятель, – сказал Ахтап. – Здорово увидеть наконец-то хоть одно честное лицо. – Довольно глупые слова, особенно если принять во внимание, что видел он только израненную спину и ничего более.

Гора мышц пошевелилась. Тролль со вздохом выпрямился и повернулся к нему. Маленькие, черные, безжалостные глаза уставились на кобольда.

– Ты вкусно пахнешь, – выдало существо на лающем языке своего народа.

Ахтапу, конечно, доводилось слышать разные приветствия, но такого ему еще никто не говорил.

– Ты помнишь… мы всегда были добрыми союзниками, тролли и лутины. Тогда еще, во время великого похода на Замок Эльфийского Света.

– Я не такой старый, – лениво произнес тролль.

Лицо его выглядело страшно. Тестообразная серая масса. Нос – расплющенная глыба, к тому же бесформенная. С губ капала желчь. Он распахнул рот… слишком большой рот… и зевнул. В лицо Ахтапу ударило теплое дыхание. Вонь была такая, будто парень засунул себе в глотку полуразложившуюся свинью.

– Ты пришел к обеду.

– Э… – Лутин отпрянул. – Нет… вообще-то нет.

– Вкусный… свежий… сочный…

Ахтап знал, что не сумеет обогнать тролля, но тем не менее повернулся и побежал что было духу.

Сосед по камере выпрямился только наполовину. Движения его были на удивление резкими. Ахтап уже давно добежал до двери, в то время как гигантская туша медленно продвигалась.

– Вкусно свежий, – простонало чудовище и устремилось вперед.

Его движения сопровождались тихим звоном. Раздался звук скользящего металла. Открыли двери?

Никогда больше с его губ не сорвутся глупые слова, если эти чертовы человеческие дети вытащат его сейчас отсюда.

Невольно вспомнился лутину его визит в Башню Восковых Цветов. Чертово пророчество. Это же неправильно! Акула, волк… да. Но не может же сожрать его один из союзников!

Тролль почти догнал его. Протянул к Ахтапу свою гигантскую лапу.

– Мы будем вкусное свежее мясо есть! Сейчас!

Потерянный рыцарь

Все произошло не так, как она себе представляла. Гисхильда промокла до нитки. Она сидела у весла и гребла. Это были медленные, усталые движения. Такие же, как и у всех остальных. «Ловец ветров» выглядел жалко, а его команда не лучше. Они избежали смерти. Но с трудом. С таким трудом, что ее тень еще долго будет преследовать их. Галеасы не были созданы для плаванья во время шторма по открытому морю. Это были быстрые, маневренные корабли для прибрежных вод. Однако буйству стихии противопоставить им было нечего.

Три дня они упрямо сражались с судьбой. Шторм унес жизни семнадцати человек. Кливер был изорван в клочья, часть весел – разбита. Они постоянно стояли у насосов.

Руки Гисхильды кровоточили. Лопнули мозоли. Теперь дерево весла обхватывало неприкрытое кожей мясо. Но боли девочка почти не чувствовала – настолько была измучена.

Корабль держал курс на узкую щель в отвесной скале. Высоко над гаванью виднелись мельницы. От Валлонкура их отделяло всего лишь несколько длин корабля. В скальной котловине гавани в честь их прибытия уже звонили колокола.

Вообще-то послушники хотели танцевать на вытянутых из воды веслах галеасы, когда входили в сокрытую бухту. Все должны были видеть, какими ловкими они стали. Они уже больше не были теми Львами, которые ни разу не выиграли Бугурт. Путешествие на «Ловце ветров» сделало их крепкими. Даниэль, один из них, покоился в свинцовом гробу, десяток которых стоял в трюме «Ловца ветров». Анна-Мария, тихая, сдержанная девочка, отдала одну руку бронзовой серпентине. И она стала героем! Ее вмешательство спасло корабль от мощного взрыва. Люк проявил себя как целитель. Он тоже мог бы стать героем. Но поскольку он остался верен Гисхильде, его считали вором.

«Ловец ветров» пробирался в гавань. Пристань была полна ликующих людей. Гисхильда видела, как обеспокоенно оглядывался по сторонам Люк. Он сидел на скамье перед ней, так близко, что она могла бы коснуться его спины, если бы выпустила весло.

Он повернулся и улыбнулся ей. Но глаза его были полны печали. Он знал, что на набережной его ждут.

– Все будет хорошо, – тихо произнес он.

– Да, – сказала она, хотя и не была в этом уверена.

Девочка тоже улыбнулась в ответ. Она сотни раз уже желала, чтобы никогда ничего этого не было, чтобы никогда она не подбивала его пойти с ней. Что он мог сделать с канюком-курганником! Она ничего не рассказала Люку о Сильвине. О том, что эльфийка тайком приходила в Валлонкур. Не говорила Гисхильда и о том, как отчаянно хотела, чтобы ее наконец спасли. Он бы не понял ее. Ему очень нравилось быть послушником. Стать однажды рыцарем – вот и все, что ему нужно было для счастья. Он никогда не сумеет понять ее.

Плохо, что ее сердце привязалось к Люку. Глупо просто! Они не подходят друг другу. И тем не менее ей нравилось, когда он оборачивался и улыбался ей. Ей нравилось, когда он украдкой прикасался к ней. А еще ей нравилась мысль о том, что он – ее рыцарь. Такой рыцарь, которые бывают только в старых языческих песнях скальдов. Любить его было чудесно, романтично, но очень и очень неразумно.

Когда Лилианна спустилась к ним в трюм, они ожидали серьезного наказания. Но женщина-рыцарь всего лишь хотела поговорить. В основном она разговаривала с Люком, говорила, что очень огорчена его поведением. Слова ее были больнее ударов.

От этого Люк так и не оправился. Какое-то время Гисхильда даже думала, что он будет рад, если «Ловец ветров» пойдет ко дну вместе со всеми, кто остался на борту. Вот он снова обеспокоенно глядит на берег. Затем он повернул голову и замер как громом пораженный.

Гисхильда проследила за его взглядом. Под аркой ворот, немного в стороне от праздной толпы, стояла группа рыцарей. То были пистольеры в тяжелых доспехах. Не те блестящие рыцари, которые приезжали в гавань, чтобы забрать новых кандидатов на послушничество в Цитадель ордена. То были стражники.

Галеаса развернулась на якоре. Теперь к колокольному звону примешивались звуки фанфар. Они спасли целый курс послушников. Если бы они не отправились в Марчиллу, то спустя несколько дней туда прибыл бы целый флот с претендентами на послушничество. И никто не сомневался в том, что его ждала бы та же судьба, что и «Ловца ветров». Они были героями. Но Люку это не поможет.

Как бы измучены ни были гребцы и моряки, их лица озарились улыбками.

– Два дня я буду только спать, – произнес коренастый Рамон, сидевший рядом с Гисхильдой. – И наконец поем чего-нибудь теплого…

– Ноги моей больше не будет на корабле! – проворчал позади нее Джиакомо. – Этого путешествия для меня хватит на всю оставшуюся жизнь. И пушек с меня тоже достаточно!

Он посмотрел наверх, на Анну-Марию. Оставшись без руки, грести она уже не могла. Она стояла на сходнях над скамьями гребцов с рукой на перевязи.

Долгие недели на корабле убрали бледность с лица хрупкой девочки. Черты ее были суровы, губы сжаты в узкую щелочку. Она презрительно посмотрела на Джиакомо.

– А мне пушки нравятся, – подняла вверх культю. – Вот этим я обязана всего лишь бездарному литейщику. Я стану, черт побери, лучшим наводчиком всего нашего курса, клянусь. И я буду присутствовать при том, когда капитан Альварез отправится в Змеиную лощину, чтобы взять за грудки литейщика, который за все это в ответе.

– А что потом? – вмешался Жоакино. – Твоей руке станет лучше, если литейщика накажут? Месть – это низко. Настоящие рыцари до этого не опускаются.

Анна-Мария скривила губы в презрительной усмешке.

– Если бы я только немного обожгла себе грудь, я тоже говорила бы так высокопарно. Но я никогда больше не смогу держать рапиру. Конечно, если я посмотрю, как литейщик понесет заслуженное наказание, руки моей это не вернет. Но на сердце у меня станет легче. Я знаю!

– Мне кажется, против мести не поспоришь, – заметил Раффаэль.

– Да, да. Лошади, вражда и хитрые пари – вот и все, чем вы интересуетесь у себя в Аквитании, – сказал Жоакино.

– Вот именно! – серьезно ответил Раффаэль. – Поскольку мужчины из высшего сословия не занимаются работой, выбор занятий у нас ограничен. Так было всегда. И вы от этого не обеднели.

Повисло ледяное молчание. Пари Раффаэля сделали их самым нелюбимым звеном в Валлонкуре. Теперь они слишком хорошо понимали, что на галеасу их послали в первую очередь поэтому.

И Гисхильда догадывалась, что долгих недель их отсутствия вряд ли было достаточно для того, чтобы все успокоились. Можно будет радоваться, если единственное, что за ними закрепится, это прозвище Серебряные Львы. И это она была бы рада выносить до конца своих дней, если бы не всадники, ожидавшие Люка. Она позволила бы, чтобы в нее плевали, пороли, смеялись над ней. Ведь во всем виновата она. Он называл ее своей Полярной звездой, но на самом деле она была для него звездой несчастья. Из-за нее его пороли. Из-за нее его поймали с канюком-курганником. Один он никогда не пошел бы туда. А еще она подозревала, что он так старался получить хотя бы одну победу на Бугурте только из-за нее. Не было никаких сомнений, что не будь ее, у него все было бы хорошо.

Подняли весла. Большой корабль прошел вплотную к толстым канатам, которыми были обвиты сваи причала. Отлив наступил еще более двух часов назад. Главная палуба галеасы находилась гораздо ниже причала. Им бросали венки. Гисхильде еще никогда не доводилось видеть такой встречи.

Разговоры послушников стихли. Они улыбались устало и счастливо, все ужасы отступили. Только Люк сидел, опустив плечи, молчаливый и одинокий.

На палубу спустили трап. Среди гребцов поднялось волнение. Дети на набережной звали своих отцов. Женщины испуганно высматривали своих мужчин на борту.

Люк продолжал сидеть.

Гисхильда встала и положила руки ему на плечи.

– Я с тобой, мой рыцарь. Что бы ни случилось.

Он обернулся к ней и вымученно улыбнулся.

– Спасибо. Но ты мне ничем помочь не сможешь. Я должен… Я знал, что они ждут меня. Я…

– И зачем я только тебя подговорила!

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Канюк-курганник Зимнеглаз… Мы не должны были…

Он схватил ее за руки.

– Нет, дело не в этом. Есть кое-что еще. И этому нужно покориться.

– Чему?

– Сейчас я не могу тебе этого сказать. Это… слишком тяжело.

Гисхильда вздохнула. Она достаточно хорошо знала его, чтобы понимать, что расспрашивать дальше без толку. Она посмотрела на набережную еще раз и ей захотелось прогнать всех этих ликующих людей. Гребец с татуированными руками, который вытащил Люка из горящей зарядной камеры, держал на руках маленькую девочку, а мальчик лет пяти сидел у него на плечах и, казалось, радовался. Хрупкая женщина, обнимавшая его и прятавшая лицо у него на груди, была такой непохожей на своего грубого моряка. Но даже издалека чувствовалось нежное доверие между ними обоими, настолько сильное, что Гисхильде захотелось выглядеть настолько же счастливой, когда она обнимала Люка.

Тяжелые шаги заставили ее обернуться. Над ними на палубе стояла Лилианна.

– Нам нужно идти, Люк. Будет лучше, если они не придут за тобой сюда. Таким образом ты привлечешь к себе меньше внимания. Я думаю, это в твоих интересах.

Мальчик поднялся несколько неловко, опустив голову. Он не мог смотреть в глаза Лилианне. Но, казалось, держал себя в руках.

– Это моя вина! – сказала Гисхильда. – Это меня должны наказывать!

Женщина-рыцарь удивленно посмотрела на принцессу.

– Дело не в птице. Не все вращается вокруг тебя, Гисхильда. Отпусти его! Ему и так тяжело!

Эти слова совершенно неожиданно ранили ее. Она не понимала…

– Идем, Люк, – резко произнесла Лилианна, стараясь скрыть свои чувства.

Люк встал. Он уже хотел подняться на палубу, когда внезапно передумал и поспешно обнял Гисхильду.

– Возьми рапиру моего отца. Я так хочу. Я знаю, у тебя она будет в надежных руках.

– Идем, Люк! – настаивала Лилианна. – Не то они придут сюда и все увидят.

Он отстранился от нее, без поцелуя, без слов любви. Поднялся на верхнюю палубу.

– Я люблю тебя, – тихо произнесла она.

Похоже, Люк ее уже не услышал. Он с опущенной головой шел рядом с женщиной-рыцарем. Куда? Что ожидало его? О чем он не мог сказать ей?

Гисхильда вздрогнула. Потерла руки. Внутри у нее поселился холодок, предвещая близкое несчастье. Если он останется со мной, все будет хорошо. Тогда у нас будет счастливая жизнь.

Она провожала его взглядом. Вот он поднялся на сходни. Ничего с собой не взял. Холод опустился еще ниже. Ничего не берут с собой тогда, когда собираются скоро вернуться, уговаривала она себя. Или когда идут в такое место, в котором ничего больше не понадобится. Но рапира… Ей часто доводилось видеть, как бережно он обращался с этой рапирой. Она очень много для него значила. Он ни за что не бросил бы ее! Но он и не сделал этого… Он доверил рапиру ей, потому что у нее она будет в надежных руках. Такое не говорят, когда надеются скоро вернуться.

Люк и Лилианна почти дошли до группы ожидавших всадников.

– Пожалуйста, обернись! – громко произнесла Гисхильда. Она заметила, как уставились на нее палубные офицеры и морские пехотинцы, которые остались на корабле, но ей было все равно. – Обернись! – Нужно только как следует захотеть!

Один из всадников спешился и пошел им навстречу. Люку подвели лошадь. Лилианна обменялась парой слов с капитаном эскорта. Затем все сели в седла и отряд исчез в темном переулке между складами.

Гисхильда терла руки сильнее и сильнее. А еще она сказала себе, что это ничего не значит, что он не обернулся и не посмотрел на нее. Это всего лишь дурацкая игра! Это совершенно ничего не значит! Но холод не отступал.