Текст книги "Меч эльфов. Рыцарь из рода Других"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Древо Крови

От волнения Люк не спал всю ночь. Слишком много событий! Он устал, лег на постель, и совершенно расслабился. Но голова его работала без передышки. Как же много непонятного. Ясно лишь одно – теперь все будет хорошо. Но представить себе, в каком направлении пойдет его жизнь, он не мог. Он хотел быть рыцарем, но он не такой, как все.

Мальчик вздохнул. На горизонте первая полоска зари прогоняла ночь над горами. В теле все еще чувствовалась тяжесть. Постель была смята… Он даже не раздевался. На миг закрыл глаза и подумал о Гисхильде. Скоро Друстан разбудит ее и остальных. У нее всегда плохое настроение, когда ее будят. Но это никогда не длится долго. Скоро он увидит ее…

Он не мог дождаться, когда они останутся одни. Он хотел поцеловать ее. Но делать это перед другими ему всегда было немного стыдно. Он совершенно не стеснялся, когда они всем звеном шли купаться голышом. Но когда остальные смотрят, как он целует Гисхильду… Тут другое. В эти моменты ему хотелось быть с ней наедине.

Он подумал о запахе ее волос. Она носила с собой аромат леса. Она…

Дверь его комнаты открылась. Вошел Леон. Он был похож на стихию – бурю, белую, сильную. У старика под глазами залегли темные круги, но усталым он не выглядел совершенно. Примарх улыбнулся и опустился на постель к Люку.

– Сегодня особенный день – День Пробуждения новых послушников. День, когда все звенья твоего курса получат герб. Это будет великий день для ордена. Но я здесь не поэтому…

Люк сел. Ему стало неловко оттого, что он лежал на постели одетый и в сапогах. Быть рыцарем – это значит всегда вести себя примерно, изо дня в день напоминал им Друстан. Даже если ты один и знаешь, что на тебя никто не смотрит.

Мальчик расправил на себе одежду.

Леон склонил голову и взглянул на мальчика. Как мог человек, которого Люк смертельно боялся, внезапно показаться ему таким приветливым и добросердечным?

– Я обещал, что поделюсь с тобой великой тайной, Люк. Когда ты узнаешь ее, то станешь понимать все, что произошло, гораздо лучше. Ты поймешь, что я не хотел быть жестоким по отношению к тебе… Но должен был быть уверен в тебе. И должен был защищать орден от Других.

– Я знаю, что…

– Нет, Люк. Речь идет не о Новом Рыцарстве. Речь идет о другом ордене. Он является настолько тайным, что в настоящее время в Валлонкуре о нем знают только пятеро. Ты будешь принадлежать к этому ордену. В следующее новолуние мы примем тебя в Братство Святой Крови. Вчера открылось, что ты – один из нас.

Люк спросил себя, могут ли у честного рыцаря быть тайны, но Леон уже продолжал:

– На наши тайные встречи я смогу брать тебя только тогда, когда ты заслужишь рыцарские шпоры. Но твое образование здесь, в Валлонкуре, будет протекать иначе, чем у других послушников. У тебя появятся дополнительные обязанности. Тебе придется учиться гораздо больше. Наградой станет то, что ты сможешь лучше понять мир, созданный Тьюредом. В тебе течет особенная кровь, Люк де Ланцак, избранник божий. Боюсь, что обязанности часто будут угнетать тебя. Ты ни с кем не должен делиться своей тайной. Даже с Гисхильдой, даже если ты любишь ее всем сердцем. Она меньше всех должна знать о том, кто ты на самом деле. Не пойми меня превратно… Мое сердце радуется, когда узнает, что кто-то из наших послушников или братьев-рыцарей открыл для себя любовь. И в данном случае даже неважно, что втайне Гисхильда – язычница.

Люк испугался до глубины души оттого, что именно примарх знает тайну принцессы. Он был стражем веры. Он не потерпит еретиков в рядах Нового Рыцарства!

– Люк, мир не делится на черное и белое. Я рад твоей любви, и в то же время я беспокоюсь. Следи за собой, и за Гисхильдой тоже. Остальные послушники звена не должны узнать, насколько далека она от истинной веры. Она не должна молиться своим божкам, произносить еретические речи и оскорблять Тьюреда. Пожалуйста, защити ее от нее самой. Надеюсь, что со временем она найдет дорогу к Тьюреду. Будь ее стражем. Огради ее от зла!

– Да, господин, я сделаю это, – горячо произнес Люк. – Я благодарен тебе за твое снисхождение к ней, брат примарх. – Он хотел опуститься на колени и поцеловать руки Леона. Каково же старику терпеть язычницу в рядах рыцарства самого святого Ордена Церкви. Он всегда будет обязан Леону.

Примарх не позволил Люку осуществить его намерение.

– Не унижайся передо мной. Мы – братья. – Он тихонько рассмеялся. – Хотя я и брат, который выглядит как дедушка. Ты должен знать, что даже если бы Гисхильда не была тайной язычницей, ты не имел бы права ничего говорить ей о братстве. Мы – избранные Господом, а врагам нашим нет числа. Даже в церкви есть себялюбивые священники, лжесвятые, которые клянутся Господом, а на самом деле только сотрясают воздух! Мы должны остерегаться их. Но однажды мы откроем миру свою тайну. И с того времени он станет лучше, Люк. Нам предназначено защищать нашу Церковь. Никто не может сражаться за нее так, как можем это делать мы. А твоя сила целителя, Люк, она просто граничит с чудом. Когда простые люди увидят, на что ты способен, они сочтут тебя святым. – Он ухмыльнулся. – Не беспокойся, я не сделаю этого. Я знаю, что ты – мальчик с высокими целями, в голове у которого всякий вздор. Но однажды мы станем другими. Когда ты постигнешь мир и будешь готов отдать всего себя, ты действительно станешь святым.

Люк не мог этого себе представить, это было чересчур. Но найти нужные слова, чтобы объяснить Леону, что он не святой, юный Лев не мог. Потому что он им точно не был! Он – просто мальчик.

– Я…

– Нет, Люк. Доверься мне как старшему и мудрейшему из нас двоих. Я распознал тебя. Я видел твое сердце глубже, чем можешь это сделать ты. Ты – то, что я сказал тебе, хотя сейчас ты этого принять и не можешь. – Он вздохнул. – Я сам очень хорошо помню свои ощущения, когда брат Ален, бывший примархом до меня, открыл мне мою силу. У меня было такое ощущение, точно я, будучи мальчиком, должен надеть доспехи, выкованные для взрослого мужчины. Но он оказался прав во всем. Я знаю, какое бремя налагаю на тебя, Люк. Если ты будешь доверять мне, тебе будет легче нести его. Ты еще доверяешь мне после всего, что между нами произошло?

Люк ответил не сразу. Слишком свежо было воспоминание о тени меча. Если бы вчера он не оправдал все ожидания примарха, то гнил бы сейчас где-то в лесу в какой-нибудь безымянной могиле. И никто из его братьев и сестер по ордену никогда бы не узнал, что с ним произошло. Он долго смотрел на Леона. У него возникло ощущение, что старик боится его и опасается, что Люк откажется. Но может ли Лев поступить так, если Господь избрал его для особой цели? Не будет ли дерзостью пренебречь даром божьим? К тому же было похоже, что Леон действительно искренне хочет помириться с ним.

– Я буду доверять тебе, – сказал он.

– Тогда положи руку на сердце и поклянись, что никогда не выдашь тайны ордена Святой Крови.

Люк положил правую руку на сердце.

– Клянусь, – торжественно произнес он.

Старик громко вздохнул.

– Хорошо, брат мой. Что ты знаешь о Древе Крови, о гербе Нового Рыцарства?

Вопрос был настолько легким, что он показался Люку немного обидным. Он мог бы ответить на него даже еще до того, как впервые встретился с Мишель. Каждый ребенок знал, о чем говорят знаки Церкви.

– Когда Другие взяли в плен Гийома, они привязали его в Анискансе к большому дубу перед старой храмовой башней. Они хотели заставить его очернить Тьюреда. Поскольку тот не согласился, они стали пытать его. Их стрелы пронзали его руки и ноги до тех пор, пока дуб не обагрился кровью святого. Когда он устоял перед пытками, они сожгли его вместе с дубом. Итак, Древо Крови – это дуб, на котором Гийом принял страдания. Древо Праха – знак его смерти, за которую следовало отомстить.

Леон хлопнул в ладоши.

– Хорошо выучил, мальчик, я сам не сказал бы лучше. Но есть еще и другая, скрытая история. Она является тайной Братства Святой Крови. У Гийома был сын, Святой Жюль. Он был странником, обновившим Церковь Тьюреда и основавшим орден Древа Праха. Он хотел подарить Церкви меч, чтобы в будущем она не была беззащитна перед кровавыми злодеяниями Других. А еще Жюль был мужчиной с добрым сердцем, которому легко открывались сердца женщин. Никто не может сказать, сколько детей он зачал. Так же, как и Гийом, Жюль был сильным целителем. Он унаследовал дар от своего отца и передал его своим потомкам. До сих пор рождаются правнуки святого Гийома, у которых в крови данный ему Господом дар.

Леон выжидающе смотрел на него.

Прошло несколько мгновений, прежде чем Люк понял, что это может означать. Но это было настолько чудовищно, что он не мог решиться вымолвить это.

– Этого не может… Я не…

Старик схватил его за руки.

– Да, Люк. Ты – правнук Гийома, и в твоих жилах течет освященная Тьюредом кровь. Наш герб, Древо Крови, имеет два значения. Одно из них известно каждому ребенку, как ты уже говорил. Но второе, скрытое толкование, известно только Братству Святой Крови. Герб – это наше отражение. Отражение нашей родословной. Гийом и Жюль – это ствол. Потом дерево начало выпускать ветки. Мы и есть Древо Крови, Люк.

Мальчик почувствовал себя совершенно огорошенным. Леон, наверное, ошибается!

– Я всего лишь сын оружейника. Ты, должно быть, ошибаешься. Я…

Старик меланхолично улыбнулся.

– Нет, на этот раз – нет, Люк. Вчера я наконец-то распознал тебя.

Улыбка замерла. У Люка возникло ощущение, что Леон хотел что-то сказать ему, но потом все же решил промолчать.

– Тебе знакомо чувство, что ты не такой, как другие? Что с тобой что-то не так?

– Да, – выдавил он из себя. Господи, как же хорошо знакомо ему это чувство! Два года, с тех пор как рыцари в вороньих масках пришли в Ланцак, оно мучило его каждый день. Да и раньше он подозревал, что с ним что-то не в порядке.

– Ты – единственный, кто пережил чуму в своей родной деревне. Ты необычаен. Прости мне, что я считал тебя подкидышем. Но ведь и силы Тьмы мощны. И оружие их – подлость. Однако ты – избранный Господа. Но и это должно остаться тайной, потому что слишком многочисленны наши враги. Мы тоже сражаемся втайне. Даже наши братья и сестры не должны знать, кто мы. Ты увидишь, это самое тяжкое бремя из всех. Сможешь ли ты нести его?

Люк знал, что ничего не скажет. Он ведь поклялся. Но он немного побаивался Гисхильды. Она умела заглянуть ему прямо в сердце. Как же ему скрыть от нее эту тайну?

– Я буду верен Братству Святой Крови. И буду во всем слушаться тебя, брат Леон.

– Ничего другого я и не ожидал. – Примарх со вздохом поднялся. – Пусть тебе дадут в конюшнях лошадь, Люк. Менее чем через час твои Львы получат свой герб. И не отчаивайся. Позорное пятно тоже может привести к славе. Мы, Львы, никогда не ищем легких путей. Зато все нас знают, пусть даже не все любят.

Отмеченные

Он ехал, отпустив поводья. Медленно, словно не хотел прибыть на место. Странно видеть его на лошади, подумала Гисхильда. Он казался каким-то сломленным, со своим пустым рукавом, который лениво трепал ветерок. Лицо Друстана не выражало ничего. Что он им несет? В уцелевшей руке он сжимал щит, который был завернут в лен и пока еще был скрыт от их взглядов.

На Друстане была безрукавка со шлицами. Магистр был опоясан рапирой, которой больше не пользовался. Гисхильда впервые видела его чисто выбритым. Но он казался печальным… не гостем, едущим на праздник…

Все они уже более часа стояли перед башней. Незадолго до рассвета Леон отпустил ее. Казалось, он ничего не заметил. Не обследовал ни дверь, ни зарешеченное окно. Сначала Гисхильда огорчилась. Но теперь испытывала облегчение.

Всю дорогу от замка до их башни она бежала. Она надеялась застать Люка в бараке. Леон обещал ей! Она спасла его, пусть даже ему нельзя этого говорить. Но Люка здесь не было!

Но он придет! Не может же Леон так поступить.

Друстан достиг подножия холма, неловко спешился. Ни один из Львов не бросился помогать ему. Всем было известно, что он этого не терпел.

Тяжелый щит выскользнул и упал в пыль.

Стоявший рядом с ней Рене застонал. Мальчик выглядел безупречно, как всегда. Его светлые волосы сверкали в лучах утреннего солнца. Его кожа была настолько светлой, что под ней видны были кровеносные сосуды. Даже долгие недели на галере не смогли ничего сделать с его бледностью. Он казался Гисхильде удивительно нереальным. Эльфам бы он понравился, если бы не посвятил себя Древу Крови. Так же, как и она сейчас. Гисхильда судорожно сглотнула.

Рамон бросился навстречу Друстану. Магистр поднял руку и пробормотал что-то невнятное. Но Рамон и не собирался помогать ему. Он поднял щит и отряхнул пыль с ткани.

– Где ты была прошлой ночью? – прошептал ей на ухо Раффаэль. – Я скучал по тому, как ты украдкой подсматриваешь за тем, как я целую других девочек.

Гисхильда проигнорировала его. Дурак! И как у него получается, что все позволяют ему себя целовать? Даже Бернадетта…

– Мы всю ночь наслаждались музыкой Рамонова желудка. Это было страшно. И Друстан исчез… Не говоря уже о Люке. Ты знаешь, что происходит?

– Может быть, с нас хватит уже твоей болтовни.

– Ой… Моя роза сегодня выпустила шипы.

– Тебе не хватает меня для коллекции? Иначе ты мог бы считать, что перецеловал всех девочек из нашего звена?

Раффаэль надул свои красивые полные губы.

– Не понимаю, почему у меня такая дурная слава.

– Идемте к Даниэлю, – резко произнес Друстан, забирая у Рамона щит.

Львы молча последовали за своим магистром. Все они догадывались о том, что впереди их ждет далеко не триумф. На их гербе всегда будет галерное весло. Всегда! Гисхильда глянула на белый щит на саркофаге Даниэля. По крайней мере, он этого позора избежал.

В незавершенной комнате башни повисло молчание. Друстан повесил щит на крюк. Тишина все более давила. Что со щитом? Скорей бы все осталось позади, невмоготу смотреть на эту матерчатую оболочку.

Молчание их было нарушено стуком подков.

Гисхильда подняла голову. С холма, на котором Люк показывал ей Полярную звезду, спускался всадник. Весь в белом, на белой лошади, он ехал по тысячелистнику высотой с человеческий рост. Люк! Слава богам! Леон сдержал свое слово!

Он резко натянул поводья, выпрыгнул из седла и побежал к башне. Никто из послушников не пошевелился. Только Гисхильда сделала шаг по направлению к воротам. Люк казался другим. Он пребывал в состоянии эйфории. Схватил ее за руку. Если он сейчас поцелует ее, она провалится от стыда сквозь землю, хотя ей так хотелось, чтобы он сделал это.

– Простите, что я опоздал.

Он сказал это так, что стало совершенно ясно, что больше ничего он о своем исчезновении не скажет.

– Итак, начнем. – Друстан снова откашлялся. – Все мы знаем, что вы натворили. Долго говорить я не буду. – Он сдернул ткань со щита.

– Это несправедливо, – прошептал Максимилиам, высказывая то, о чем думали все.

Люк очень крепко сжал руку Гисхильды. Сжав губы, он смотрел на щит.

На левой стороне его красовалось на белом фоне Древо Крови. Вплотную к дереву щит делило надвое черное весло. Правая же сторона, там, где на белом фоне должен был стоять на задних лапах алый лев, была выкрашена в черный цвет, а на нем красовался на задних лапах белый лев. Никогда прежде в истории Нового Рыцарства не было такого герба.

– Черный цвет означает грязь, которой вы испачкали свои имена до конца ваших дней, – сдавленным голосом произнес Друстан. – А белый по законам геральдики означает серебро. Вы – Серебряные Львы. Это тоже будет с вами до конца ваших дней. Такие проступки нельзя забыть. Но жить с этим позором можно. Вы сможете добиться того, что друзья и враги будут говорить о Серебряных Львах с почтением. Будьте же теперь безупречны, тогда вы сможете смягчить позор, изображенный на вашем гербе.

Возвращение домой

Сканга недоверчиво огляделась по сторонам. Тролльская шаманка была слепа, но воспринимала магическую ауру. Эльфийский дворец был пронизан ею, причем настолько сильно, что от этого начинались головные боли. Со времен короткого правления короля Гилмарака ей больше не доводилось бывать в Замке Эльфийского Света. В последнее время Эмерелль много путешествовала, так говорили. Сканге было бы больше по душе встретиться с ней в Вахан Калиде или еще где-нибудь. Любое другое место понравилось бы ей больше, чем проклятые стены, скрывавшие одни только плохие воспоминания. Сканга путешествовала очень редко, каждый шаг отдавался болью.

Эмерелль предлагала прислать за ней. Надменная эльфийская сучка! Тролльская шаманка была моложе королевы. И не нуждалась в помощи, чтобы открыть врата звезд альвов. Вот если бы Бирга была еще жива, вот она помогла бы… Но ее ученица заплатила за свою глупость. Ничего хорошего не бывает, когда связываешься с эльфами! А от Алатайи еще до ее смерти так и несло падалью.

– Следуй за мной, пожалуйста, почтенная наставница. – Эльф, ожидавший ее у звезды альвов в тронном зале, вежливо указал в холл, который вел из павильона в парк.

– Я не твоя наставница. И почтенной меня тоже не называй, эльфийский болван! Назови мне свое имя, и, если ты еще раз оскорбишь меня, я напишу его на куске кожи мамонта, сожгу ее и прокляну тебя при этом. А ну-ка, обращайся ко мне с уважением!

Эльф остановился. Она отчетливо видела его ауру. Он обернулся.

– Прости, пожалуйста, я не придворный, и мои знания этикета относительно троллей оставляют желать лучшего. Я – Йорновелль, сын Альвиаса. А если ты проклянешь меня, я приду в твою вонючую пещеру и перережу тебе горло.

Сканга изучала эльфа.

– Как ты выглядишь?

– У меня пепельные волосы. Цвет глаз переменчив. Моя кожа потемнела на солнце. На мне белый мундир, который…

– Этого довольно! – По его ауре Сканга сочла, что он не может быть слишком молод. – Йорновелль. – Она несколько раз повторила его имя. Нет, раньше она никогда его не слышала. – Думаешь, ты далеко пройдешь, если попытаешься вторгнуться в мою пещеру?

– Тебе очень интересно узнать, далеко ли я продвинусь?

Она рассмеялась.

– А ты хорош, мальчик. Когда моя стража принесет мне твой труп, я почту тебя и съем твое сердце. – Она попыталась вспомнить Альвиаса. Мальчик был не очень похож на него, судя по тому, как обращается с гостем королевы. – Итак, на тебе белые одежды эльфийского рыцаря. Я думала, они все с Олловейном в Вахан Калиде. Что привело тебя во дворец, раз ты не придворный?

– Услуга товарищу.

Сканга хрюкнула. Эмерелль пообещала ей целое стадо буйволов в качестве награды, если она поможет ей. Зима не за горами. Неплохо иметь полные кладовые. Вот только эльфийская сучка не пожелала сказать, в чем заключается помощь. И этот зеленоносый тоже ничего не говорит… Они, должно быть, сговорились! Йорновелль был на три головы ниже ее, хотя она уже стара и скрючена, как согнутый бурями дуб. Вполне вероятно, что и весит она в пять раз больше эльфа. Нужно только упасть, и она раздавит этого нежнокостного сопляка своим весом. Иногда она жалела, что ее народ заключил мир с эльфами. В них всех было что-то такое, что подбивало Скангу убивать. Их чистая, бледная кожа, их высокомерие… Их так богато одарили альвы, что хотелось забрать хоть что-то. В свое время Бирга любила сдирать с эльфов кожу Из их лиц она делала маски. Лучше бы она держалась подальше от возлюбленной Олловейна…

Линдвин, этого имени Сканга не забудет никогда. Проклятый мастер меча! Ей самой нужно было убедиться в том, что он мертв, когда на ее глазах он был побежден в битве у Мордштейна. Если бы не он, Бирга была бы жива. Пусть она была глупа, но Сканга очень привыкла к Бирге. Сканга очень тосковала сейчас по ее привычке описывать все, что та видела, даже когда ее не спрашивали, хотя раньше это часто сердило шаманку.

В лицо Сканге ударил удушливый запах цветов, влажного чернозема и эльфов. Ее окружали растения, настоящие заросли ауры.

– Добро пожаловать в Замок Эльфийского Света, – послышался знакомый голос Эмерелль.

Сканга ощутила силу королевы и ее камень альвов еще до того, как увидела саму повелительницу. Рядом с ней молча стояла вторая эльфийка. Она тоже была сильной волшебницей. Сканга почувствовала себя неловко. И чего им от нее надо? Было глупо прийти одной!

– Вы опять напхали свои стеклянные пещеры всякими сорняками, как я погляжу. Не очень-то здесь помогла наша основательная уборка во времена Гилмарака.

– Что ты, напротив. Прошло более столетия, прежде чем на хрустальные сады снова стало возможно смотреть. Вы основательно постарались, – холодно отметила Эмерелль.

– Рада слышать.

Теперь Сканга заметила птицу. Странное создание. Что-то с ней было не так. Ее аура… Совсем рядом с королевой на возвышении лежал эльф, искра жизни в котором почти угасла.

– Я должна поставить на ноги полумертвого эльфа?

– Тут кое-что посложнее, Сканга. Перемещение душ.

– Ты не должна говорить мне слова, которые я не понимаю. Кто вторая эльфийка?

– Я Юливее.

Голос звучал молодо. Сканга знала, что волшебница была далеко не молода. Шаманка кое-что слышала о Юливее.

– Ты освободила души джиннов, не правда ли? А еще я слышала, что иногда ты сидишь в море травы в землях Ветров и общаешься с бабочками. Может быть, ты когда-то сильно ударилась головой?

Эльфийка рассмеялась. Она сделала это так искренне, что даже губы Сканги на краткий миг растянулись в улыбке.

– Нет, шаманка. Головой я не ударялась. Меня пару лет воспитывал джинн. Некоторые говорят, что это намного хуже любого удара по голове.

Сканга недостаточно знала о джиннах, чтобы оценить, какой вред они могут причинить. Но ее это не особенно интересовало. Она пришла из-за стада буйволов. Только буйволы имели значение.

– Нужно прояснить еще кое-что, Эмерелль. Стадо буйволов – это понятие растяжимое. Это может быть и пара изголодавшихся бычков. Иные стада простираются от горизонта до горизонта. Это нужно обсудить подробнее.

– Сколько ты хочешь? – Голос королевы звучал раздраженно.

– Пять сотен взрослых быков. И все должны быть в полном соку. Ни одного больного. Твое слово королевы.

– Ты пользуешься тем, что я не могу позволить себе отослать тебя.

– Не болтай, Эмерелль! Если бы я хотела содрать с тебя три шкуры, то потребовала бы пять тысяч быков. Я знаю, ты ни за что не попросила бы меня о помощи, если бы у тебя были другие варианты. Давай не будем торговаться. Одно то, что я пришла, стоит пять сотен буйволов. Я – Сканга. Меня нельзя просто позвать, как слугу. Я путешествую сквозь столетия, так же как и ты. Я ношу камень альвов моего народа, так же как и ты. Я не ниже тебя, Эмерелль. Ты пришла бы ко мне за пять сотен буйволов?

– Ты получишь свою плату. Даю тебе слово королевы.

Вот она какая, подумала Сканга. На вопрос Эмерелль так и не ответила. Но это и не нужно. Шаманка совершенно точно знала, что королева эльфов никогда не пришла бы к ней. Эмерелль недосягаемая. Сканге не терпелось узнать, что так сильно задело повелительницу, что она изменила себе и попросила о помощи.

– Князь Фенрил летал со своим канюком-курганником. – Юливее говорила очень тихо. – Прошло уже более двух лет. Птица не возвращалась, связь между нею и Фенрилом оборвалась. Князь лежал как мертвый. Все это время! Два дня назад канюк-курганник вернулся. Он прилетел в замок, и никто не может понять, откуда. Но по Зимнеглазу видно, что ему пришлось нелегко. Он истощен. В перьях полно паразитов. И глаза не блестят. Я прошу тебя, Сканга, верни Фенрилу его душу.

– Чушь! Он певец ветра. Его душа два года была связана с душой птицы… разве ты не знаешь, что это означает? Позволь ему наконец умереть. Мужчины, которого ты знала, больше нет. Если ты любишь его, отпусти его с миром.

– Я не любовница ему. Я… Я не могу бросить его, Сканга. Это несправедливо. Он не может умереть вот так.

Шаманка засопела. Да, таковы они, эльфы. Властолюбивы. Эта глупая баба вообразила, что может решать, как жить и как умирать князю. И лепечет что-то о справедливости…

– Ты уверена, что хочешь этого?

– Да, – решительно сказала Юливее. – Фенрил очень стар. Его душа найдет дорогу к нам. Я в этом уверена.

«Ты понятия не имеешь, дитя». – Сканга взглянула на Эмерелль. Если бы она могла видеть! Прочитать то, что написано на лице королевы. Или, по крайней мере, неплохо было бы, если бы здесь была Бирга, чтобы рассказать, что она видит. Ну да ладно… эльфам обязательно хочется совершить глупость. Ну и пусть! Она предупреждала их. Что будет, ее уже не касается.

– Ты знаешь, что нужно сделать, Эмерелль. Как подарить князю душу птицы. – Сканга осторожно подбирала слова.

– Да. – Голос королевы звучал встревоженно.

Шаманка была уверена в том, что Эмерелль знала, что случится. Чем она обязана Юливее? Почему терпит эту жестокость?

Повелительница эльфов склонилась над князем. Осторожно открыла ему рот и вложила в него камень альвов. Сканга ощутила силу древнего артефакта. Если бы она могла обладать этим камнем… Нет, было бы глупо меряться силами с Эмерелль. Здесь, посреди замка, с ее рыцарем за спиной. Нет… Не нужен ей этот камень.

– Принеси мне птицу!

Юливее негромко обратилась к животному. Оно беспокойно забило крыльями. Догадывалось о чем-то?

– Лучше держи ее покрепче, – тихо произнесла Сканга.

Не хватало еще, чтобы эта скотина поклевала ей руки.

Волшебница успокаивающе говорила с большой птицей.

И птица стерпела, что эльфийка взяла ее на руки. Когти оцарапали нежную кожу Юливее, но волшебница не обратила на это внимания. Ее аура была пронизана светом радостного ожидания.

– Иди сюда и встань рядом со мной, Юливее. Мы должны стоять вплотную к Фенрилу. – Шаманка нащупала камень альвов, сокрытый среди дюжины амулетов у нее на груди. Он был теплым.

Сканга закрыла слепые глаза и полностью открылась его силе.

Птица испустила резкий протяжный крик. Крик, прозвучавший громче бушующего ветра, исполненный дикой свободы.

Сканга схватила голову Зимнеглаза. Ее пальцы сжались в кулак. Она услышала треск, когда череп и клюв треснули. Теплая кровь потекла по ее руке, запачканной студенистым мозговым веществом.

– Нет! – Юливее схватила ее. – Что ты наделала? Что ты наделала, ты, бездушная старуха?! Я проклинаю тебя…

Сканга ощутила силу эльфийки. Ее магическое умение, усиленное гневом. Безудержным.

Она почувствовала страх. Что-то бушевало в Юливее. Что-то, что могло уничтожить ее…

– Нет! – набросилась на эльфийку Эмерелль. – Она должна была сделать это, чтобы освободить души. Это единственный путь! Не мешай ей, иначе испортишь заклинание!

Сканга ощутила боль Юливее. Ужас и боль, пронзившие ее, подобно горячим шипам. В момент смерти когти птицы судорожно сжались. Они глубоко вонзились в руку Юливее. Кровь птицы смешалась с ее кровью.

Эмерелль прошептала слово силы. Вынула камень альвов изо рта князя. И воцарилась тишина.

Сканга забеспокоилась. Получилось? Она пыталась удержать душу… Неужели возмущение Юливее разрушило все?

Фенрил глубоко вздохнул. Грудь его поднялась. Внезапно он выгнулся дугой. Руки его поднимались и опускались, словно он хотел расправить крылья и улететь. Глаза князя смотрели неподвижно. А потом он испустил крик – так кричала бы хищная птица – протяжный, исполненный боли, которую невозможно облечь в слова: древней и глубокой боли создания, потерявшего свободу бескрайнего неба.

– Фенрил. – Юливее протянула к князю здоровую руку. Провела по его щекам. – Фенрил…

– Его не было слишком долго, – сказала Эмерелль. – Слишком долго. Он знал, что это опасно. Отпусти его, Юливее.

Что-то холодное, длинное внезапно нарушило ауру королевы. Нож? Сканга непроизвольно отступила на шаг.

– Отпусти обе души, Юливее. Подари им свободу. Есть только один путь. Не мучь их больше, теперь, когда ты видишь, что я говорила правду. – Она протянула волшебнице нож. – Будь честна сама с собой. Действительно ли важен тебе сам Фенрил? Или речь здесь идет о твоей гордости? Ты должна смириться с неизбежностью. Хотя это и не то, чего ты хотела. Покончи же с этим! Всего один быстрый надрез. Так он почти не будет страдать. Или ты хочешь увидеть униженного Фенрила? Посмотри-ка! Кое-что от него еще осталось. Его душа не полностью потеряна. Может быть, он даже понимает, что с ним случилось. Ты хотела бы жить так? Я знаю, ты хотела сделать как лучше. А теперь будь мужественна и посмотри правде в глаза.

Волшебница безмолвно приняла нож.