Текст книги "Меч эльфов. Рыцарь из рода Других"

Автор книги: Бернхард Хеннен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц)

Об осколках раковин, пулях аркебуз и поцелуях

Люк положил обе руки вплотную к ожогу. Жоакино сжался от боли, но изо всех сил старался, чтобы по его лицу это было незаметно. Ночью его кожа отделилась от раны. Осталось сочащееся пятно плоти величиной с ладонь. Ему невероятно повезло, потому что он всего лишь упал на раскаленное жерло пушки. Из всех, кто лежал сейчас на берегу под большим палубным тентом, у него рана была самой легкой.

Люк сосредоточился. Он хотел помочь Жоакино. Правда… Однако он чувствовал, что сил нет. Улучшение не наступало, как он ни старался. Люк не мог понять, почему так происходит. Он ведь смог вылечить Анну-Марию! На ее культе уже сейчас тонким слоем нарастала новая кожа, и жар спал. Это было чудо – все так и сказали! Пять жизней он спас… А теперь вот не может залечить простой ожог. Почему?

Жоакино застонал.

Люк осознал, что слишком сильно надавил на живот. Рана натянулась.

– Очень больно?

– Терпимо, – выдавил из себя Жоакино.

Люк почувствовал, каких усилий стоило высокому светловолосому парню притворяться перед ним. Они были Львами, а значит, обязаны были быть мужественными. Жоакино было бы лучше, если бы его оставили в покое.

– Я думаю, морской воздух поможет. Никаких повязок на рану. Да, это было бы не… не очень хорошо.

Он снова изо всех сил попытался представить себе, как рана затягивается кожей. С Анной-Марией это подействовало. Но на этот раз ничего не происходило! Он не чувствовал покалывания в ладошках, не чувствовал, что через него что-то течет, – сила, которая была разлита везде, хотя ее и не было видно. Он брал ее и направлял будто через воронку. Но теперь, похоже, эта сила ушла.

Альварез опустился на колени по другую сторону от ложа Жоакино. Капитан галеасы удивил Люка, равно как и Друстан. Они оба были великолепными целителями. Этого Люк не знал.

Они наблюдали за ним. Не слишком явно, но тем не менее Люк ощущал это. Искали ли они признак того, что он – подкидыш? Когда они находились поблизости, Люк чувствовал себя подавленно. Он знал, что был в зарядной камере, но ничего этого не помнил. Должно быть, он был ранен, но на его теле не осталось ни единой царапины. Даже синяков! И это было просто жутко!

Люку невольно вспомнилась угроза примарха. Как только «Ловец ветров» вернется в Валлонкур, его ожидает экзамен. Он понятия не имел, в чем он заключается, но знал, что результат этого экзамена будет означать для него жизнь или смерть. Потому что подкидыша, ребенка, который был создан эльфами при помощи магии, строгий примарх ни за что не потерпит среди своих послушников.

Альварез положил Жоакино руку на лоб.

– У тебя нет жара, мальчик. Это хороший знак. Как ты себя чувствуешь?

– Не так и плохо, – с трудом процедил юный Лев.

Альварез улыбнулся.

– Я так и думал, что ты это скажешь. Останется замечательный шрам. Завтра мы перенесем наш прибрежный лагерь в другое место. Я уверен, что там мы сможем сделать для тебя больше, – капитан поднял взгляд и странно посмотрел на Люка. Вроде они оба знали тайну, которую никогда не узнает Жоакино.

Альварез похлопал высокого мальчика по плечу.

– Будь мужественен. Все будет в порядке. – Затем он поднялся. – Люк, можешь пройти со мной? Здесь, думаю, ты больше не нужен.

Капитан двинулся вниз к берегу. «Ловец ветров» бросил якорь в узкой скалистой бухточке. На пляже растянули два больших палубных тента. Горело несколько костров, на них жарили диких коз, которых поймала охотничья группа. Кроме охранника, корабельного плотника и его помощника, на борту «Ловца ветров» не осталось никого. Ущерб, нанесенный взорвавшимся орудием, был устранен. С палубы соскоблили пятна крови. Над водой разносился стук молотков, визжали пилы.

Внезапно Альварез остановился.

– Ненавижу, когда жизнь моих людей находится в чьих-то чужих руках! Этого не должно было случиться! – Произнося эти слова, он смотрел на свою галеасу.

Альварез был статным мужчиной. Несмотря на жару, на нем были широкие шаровары и высокие, до колен сапоги. Белая льняная рубаха отделана дорогим кружевом. На бедрах – широкий красный пояс с золотой бахромой – знак капитанства. Нож и рукояти обоих пистолетов, видневшиеся из складок ткани, придавали ему лихой вид. Серебряная серьга, закрученные усы и длинные волнистые волосы усиливали впечатление. Нет, он определенно не выглядит сведущим в медицине, снова подумал Люк. Скорее он похож на пирата или контрабандиста.

– Часто бывает, что в пушке скрывается невидимый глазу недостаток. Может быть, пузырь воздуха. Иногда сплав оказывается не должного качества… Поэтому орудия испытывают. Это задача этих проходимцев из Змеиной лощины. Я бы проломил этому литейщику череп! Я бы… – вдруг обратился он к Люку. – Ты когда-нибудь видел, как акула пожирает человека? Мне хотелось бы, чтобы он был здесь, этот литейщик, который ответственен за «Праведный гнев». Мне очень хотелось бы дать выход своему… совершенно неправедному гневу! – Альварез дрожал от ярости.

Люк мысленно спросил себя, неужели капитан действительно бросил бы того человека на съедение акулам.

– Ты был бы строгим судьей, Люк? Что бы ты сделал, если бы жизнь человека, из-за которого погибли твои братья и сестры, была в твоих руках? Ты был бы снисходительным?

Люк подумал о двоих мертвецах, лежавших в свинцовых гробах в трюме корабля, об Анне-Марии, потерявшей руку. Это было печально. Но если убить другого человека, их не оживишь.

– Не знаю, – сказал он наконец, не в силах поднять глаза на капитана.

– Ты слишком мягок, – покачал тот головой. – Я вижу, у тебя доброе сердце. Но если ты предводитель, сострадание и добродушие иногда приходится прятать очень глубоко. Ты должен уметь делать вещи, которые ранят твое собственное сердце. Иначе ты не сможешь руководить. Я наблюдал за тобой, ты знаешь это.

Люк почувствовал, что сердце его забилось быстрее.

– Да.

– Ты хорошо заботился о раненых. Мне еще не доводилось видеть тринадцатилетнего мальчика, который был бы таким умелым. Ты крайне… необычен.

Люк почувствовал, как внутри у него все судорожно сжалось. Что Альварез хотел этим сказать? Неужели капитан видит его насквозь, как Леон, когда ему пришлось взять в рот его глаз?

– Тебе нужно съесть что-нибудь, много пить и отдохнуть. Мне кажется, ты очень вымотался. Завтра раненым снова понадобится твоя сила, Люк. На сегодня я освобождаю тебя от обязанностей. – Он улыбнулся. – А теперь, чтобы мы друг друга правильно поняли, послушник, это был приказ твоего капитана! – Он приветливо улыбнулся. – Иди, иди…

Люк послушался. Он испытывал облегчение от того, что наконец-то может побыть один. Но на сердце было тяжело. Он обманулся в Альварезе. Капитан был на его стороне. Казалось, он ни капли не сомневался в нем. Люк молча взмолился Тьюреду, чтобы капитан и остальные, которые в него верят и доверяют ему, не разочаровались. Товарищи по звену, Мишель, Альварез, да даже Друстан – все они стали для него большой семьей. Он не хотел их потерять. Ни за что на свете!

Люк принес воды, взял немного хлеба и сыра. По широкой дуге обошел палубный тент, под которым лежали раненые. Избегал он и товарищей. Он был действительно вымотан до предела. Альварез говорил так, словно понимал его состояние. Но откуда ему знать?

Серые скалы были теплыми от солнца. Повсюду было множество покинутых птичьих гнезд. Яичные скорлупы весеннего выводка похрустывали под подошвами сапог, когда Люк перебирался с уступа на уступ. Сверкающие перья говорили о том, что гнездились здесь не чайки.

Когда он взобрался настолько высоко, что голоса с пляжа уже не доносились до него и только изредка слышались трели боцманских трубок, мальчик опустился на камни среди покинутых гнезд. Он едва сумел проглотить пару кусков, а вот жажда мучила очень сильно, поэтому он жадно пил большими глотками.

Потом он растянулся на камнях и стал вбирать их тепло своим усталым телом. В шуме прибоя было что-то успокаивающее, усыпляющее. Альварез был прав: было хорошо уйти от всех обязанностей. По крайней мере, ненадолго.

Люк блаженствовал. В полудреме он наслаждался теплым летним днем и предавался мечтам. Мальчик представлял себе, будто стал рыцарем. Героем, имя которого у всех на устах. Но все подвиги он совершал исключительно ради Гисхильды. Он будет стоять под градом пуль противника, спасать ее от троллей, скакать сквозь непогоду, чтобы только быть рядом с ней. Ему даже казалось, что он чувствует на лице град. Вспомнил, как она согревала его, когда он нес свое наказание. Этого он не забудет никогда. За одно это он будет любить ее всегда.

Послышался шорох, тихий смех… В мечтах он часто слышал, как она смеется. Иногда громко, прыская, так, как смеялась на уроках фехтования, когда он отваживался на слишком отчаянный выпад, а она легко наносила ему удар, и он чувствовал себя неловким, как пьяный теленок. Он любил этот смех, потому что смех был честным, и Люк никогда не обижался. Любил он также и ее тихий и сдавленный смех. Тот смех, который всегда раздавался не вовремя, например во время уроков навигации, которые каждый день давал им капитан Альварез. Смех, который она с радостью подавила бы, и тем не менее не могла с ним справиться. Любил он и ее шаловливый, свободный, переливчатый смех, когда они оба ускользали на часок и были одни. Настолько одни, насколько это возможно на галеасе, где пара чужих ушей находилась не далее, чем в трех шагах.

– Ты не спишь, ведь так?

Несколько секунд Люк не мог понять, откуда голос – из его грез или же из реального мира.

– Спящие лоб не морщат. Я знаю, что ты сейчас не спишь.

Заморгав, он открыл глаза. Небо праздновало вечер тысячами красных и золотых оттенков. Шум прибоя превратился в тихий шепот. Люк потянулся. Потом огляделся по сторонам в поисках говорившего.

Гисхильда сидела позади него на уступе скалы и ухмылялась.

– Ты давно здесь?

Ухмылка стала еще шире.

– Какое-то время…

Расплывчатый ответ, но Люк знал девочку слишком хорошо, поэтому был уверен, что больше она ничего не скажет. Особенно, если он станет уточнять.

– Что ты здесь делаешь?

– Наблюдаю, как ты просыпаешься. – Она пнула ногой небольшой камешек, покатившийся в его направлении. – Я бросила в тебя несколько камешков и осколков раковин: хотела, чтобы ты проснулся, но ты спал крепко, как старый медведь. А поскольку я была участницей твоих снов, то мне перехотелось, чтобы ты просыпался.

Что это еще такое? Он слегка рассердился из-за того, что она пыталась помешать его отдыху, и спросил себя, не она ли со своими камешками в ответе за пули аркебуз и удары града в его сновидениях. И как она могла быть участницей его снов? Ему очень хотелось задать ей этот вопрос. Но он не станет делать этого. Она хотела, чтобы он спросил. И при этом хотела сделать из этого тайну. Иногда девочки кажутся ужасно сложными!

– Ты называл мое имя, когда спал. Постоянно… – Она улыбнулась.

Люк спросил себя, что еще он мог сказать, и кровь прилила к его щекам. Ситуация внезапно стала крайне неприятной. Зачем она это делает? Зачем подслушивает? К счастью, она была не в том настроении, чтобы дразнить его. Напротив, она смотрела на него… Это был странный взгляд, совершенно не свойственный той Гисхильде, которую он знал. Гисхильде, которая всегда готова была обороняться, и неважно, нападали на нее в действительности или же ей это только казалось.

– Приятно знать, что есть кто-то, кто думает обо мне даже во сне. – Она произнесла эти слова с обезоруживающей открытостью, и он не нашелся, что ответить.

Его глубоко тронули чувства, совершенно новые для него, доселе не испытанные.

Гисхильда осторожно спустилась к нему, села почти вплотную и взяла его ладонь в свою.

– Я видела, как ты взбирался сюда в обед. И когда я заметила, что тебя нет уже несколько часов, то забеспокоилась.

Люк не совсем понял, отчего она беспокоилась. Если бы он упал или если бы с ним случилось что-то еще, он бы закричал. Она-то уж точно услышала бы! Он хотел было сказать об этом, но внутренний голос подсказал, что перебивать ее сейчас не стоит.

– Я здесь совсем чужая. Вы называете меня товарищем, мы вместе сражаемся на Бугурте, но я знаю, что для меня нет места в ваших сердцах. – Она упрямо вытянула подбородок. – А для вас нет места в моем. Только ты один…

И тем не менее она спасла Жоакино, когда тот едва не захлебнулся, подумал Люк. Но девочки – они просто такие и есть, их слова и поступки совершенно не обязаны согласовываться между собой.

– Я не верю в вашего бога Тьюреда. Знаю также, что вы ненавидите моих богов. При дворе моего отца я выросла среди эльфов, троллей, кобольдов и кентавров. Созданий, с которыми вы сражаетесь до последней капли крови. Я здесь потому, что меня украли у отца и матери. Этого я никогда вам не прощу. Каждый раз, когда галеаса входит в новую гавань, я размышляю о том, как бы сбежать. Но мне ясно: я юная девушка и совершенно беззащитна. Поэтому я остаюсь. Мое тело вы заполучили, но сердце… Оно никогда не будет принадлежать Новому Рыцарству! – Она взглянула на него в упор. – Мое сердце отдано Фьордландии. И тебе… Ты должен быть моим врагом. Но во сне ты произносишь мое имя. Ты позволил себя выпороть, чтобы я избежала заслуженного наказания. Ты переворачиваешь мой мир с ног на голову, Люк. Я так боялась за тебя, ты выглядел просто ужасно… – Девочка слегка задрожала. Потом энергично покачала головой. – Это не могла быть полностью твоя кровь. – Она взглянула на него, и глаза ее засияли. – Я хочу забыть это, все забыть. Я хочу, чтобы мой мир снова стал проще! Я знаю, ты честно хочешь быть моим рыцарем. И за это я тебя люблю. По крайней мере, это очень просто.

Она смотрела на него так, что ему стало ясно, что она ждет от него ответа. Но что он может сказать? Люк смущенно откашлялся.

– Я тоже люблю тебя, – наконец произнес он после паузы, показавшейся бесконечной.

Высоко над их головами раздался крик чайки, напоминавший смех. Ему было ясно, что у такой любви, пожалуй, нет будущего. Он был сыном оружейника, а она – самой настоящей принцессой. И она хотела править в стране, которая вот уже на протяжении столетий сопротивляется церкви Тьюреда. Знание того, что их любовь безнадежна, придавала ему упрямства.

– Я тоже люблю тебя, – произнес он снова, уже гораздо более уверенно.

Она сжала его руку.

– Я знаю, – прошептала она. – Я знаю.

Тихонько вздохнув, она прислонилась к его плечу.

– Хорошо быть с тобой. И наконец остаться одним. Мне хочется, чтобы ты меня поцеловал.

Он нерешительно наклонился вперед. Он, конечно, видел, как целуются влюбленные, даже среди послушников. Поэтому он крепко обнял Гисхильду и прижался губами к ее губам. Ощущение было странное, какое-то напряженное. Потом он отстранился от нее и вопросительно посмотрел на девушку. Она казалась не особенно довольной. А потом вдруг рассмеялась.

– Это же не поединок, Люк. Это нужно делать нежнее.

Она наклонилась вперед. Теперь она целовала его. Это показалось ему неправильным: мужчины должны целовать женщин, а не наоборот. Но внезапно его охватило волшебное чувство, от которого по всему телу побежали теплые волны.

Вдруг поцелуй оборвался. Гисхильда изучающе смотрела на него.

– Это было лучше, правда ведь?

Сначала он не хотел признаваться, ведь это его поцелуй должен был быть таким! Но не согласиться означало солгать.

– Да, – сказал он и смущенно кивнул. – Это было гораздо приятнее. Почему у тебя получается намного лучше?

– Потому что я – девочка.

Ему стало как-то кисло. А потом его охватил страх. Будет ли она продолжать любить его, раз он плохо целуется? Раффаэль наверняка умеет целоваться лучше, чем он. Однажды он видел их с Бернадеттой. И девушке очень нравилось, что Раффаэль тайком целует ее, хотя она вообще-то была подругой Жоакино. Этого мне не хотелось бы, печально подумал Люк. Гисхильда не должна целовать никого, кроме меня.

– А могу я этому научиться, целоваться, я имею в виду? Как думаешь, у меня есть талант?

Она рассмеялась. Но это был тот теплый смех, совсем не обидный.

– Это же не уроки фехтования, Люк. У тебя будет получаться лучше. Ты любишь меня. И когда ты будешь немножко опытнее, я почувствую твою любовь в поцелуях.

– Да. – Он сказал это, хотя убежден не был. – Но почему ты так хорошо целуешь, а я – нет? Ты уже…

Она приложила палец к его губам.

– Не произноси этого! Даже не думай. Нет, у меня не было никого другого. Ты первый, кого я так поцеловала. Просто у нас, девочек, все немного иначе. Я уже давно разговаривала с молодыми девушками. И с мамой. – Внезапно ее глаза стали печальны. – Ах, Люк. Я думаю, ты понятия не имеешь, что такое жизнь принцессы. Это совсем не так, как в сказках и былях. Мне не было еще десяти, когда младший брат начал сочинять обо мне дразнилки. Тем летом он выбрал себе королевский герб – льва, стоящего на задних лапах. А мне он выбрал на герб подвязки. Гисхильда, Гисхильда, подвязки на гербе у дылды. Он не уставал распевать эту песенку снова и снова.

– У тебя есть младший брат?

– Он умер. – Она произнесла это быстро, как отрезала. Потом стала сжимать губы до тех пор, пока они не превратились в узкую бледную черту, напоминавшую шрам на лице.

Люк сжал ее руку. Потом осторожно обнял и… осторожно поцеловал. Нежно. Почувствовал себя при этом зажатым и неловким. Ему хотелось сделать лучше, чем в первый раз! Он хотел, чтобы она тоже получила это чудесное ощущение. И ему хотелось, чтобы не было его вопроса о брате.

Когда их губы разошлись, Гисхильда несмело улыбнулась.

– Это было лучше, – очень тихо произнесла она. – Пошло на пользу.

Люк почувствовал себя настолько же счастливым, как на тех редких уроках фехтования, когда ему удавалось нанести Мишель удар. Он научится целоваться! Так же, как научился самым изысканным финтам и выпадам. Нужно только тренироваться.

– Мне нравится твоя улыбка, – вздохнула Гисхильда. – Будучи принцессой, очень рано узнаешь, что не стоит надеяться на любовь, выходя замуж. Когда это понимаешь, уже не так больно. В принципе, неплохо, когда получаешь мужа, который не слишком стар и у которого не воняет изо рта.

– Но ведь ты – королевская дочь! Почему у тебя не будет хорошего мужа?

Та только печально усмехнулась.

– Ах, Люк. Конечно, у меня будет хороший муж. Но то, что подразумевает под этим словом юная девушка, и то, что хорошо для королевства, очень редко совпадает. Принцессы нужны для того, чтобы укреплять союзы с дружественными благородными домами. И для того, чтобы рожать детей. Моя мама и ее придворные дамы позаботились о том, чтобы я уяснила это себе, еще будучи маленькой девочкой. Иногда о свадьбах принцесс сговариваются вскоре после их рождения. Я очень хорошо знаю родословную своей семьи. Я провела бесконечное множество дней за заучиванием на память истории своего рода. Я безо всяких усилий могу перечислить тебе дюжину принцесс, которые в моем возрасте уже были замужем. Некоторые рожали своего первого ребенка в тринадцать лет. Но это бывало редко.

Люк в недоумении посмотрел на нее.

– Дети?

– Да, Люк. От этого никуда не денешься, когда ложишься в постель с мужчиной. Кто знает, что было бы со мной, если бы Лилианна не похитила меня.

– И ты бы вот просто взяла и покорилась? – Он не мог в это поверить. Только не Гисхильда!

Девочка долго смотрела на него.

– Такова судьба принцесс, – произнесла она наконец, и в голосе ее звучали сдерживаемые слезы. – Для этого мы рождены. Мой младший брат был совершенно прав, когда выбрал мне в качестве герба подвязки.

– Я стану твоим рыцарем и буду присматривать за тобой, – ответил Люк. – Тебя не отдадут какому-то первому встречному! Я украду тебя. Я…

Гисхильда улыбнулась, но глаза ее предательски блестели.

– Поклянись мне, что так и будет! Ты должен всегда быть рядом, когда будешь нужен. Ты никогда не бросишь меня на произвол судьбы. Так, как в сказках. Ты – мой рыцарь. Навеки!

– Да, я клянусь в этом! – торжественно произнес Люк. Его переполняла гордость от того, что он избран Гисхильдой. – Да сгниет мое сердце, если когда-либо что-то изменится!

Она обняла его и поцеловала. И на этот раз она сильнее прижимала свои губы к его устам.

Тайна Лилианны

«Ловец ветров» спокойно скользил по ночному морю. Морская вода напоминала чернила. Было новолуние, небо освещали только звезды. Гисхильда не могла уснуть. Она думала о Сильвине, эльфийке, которая когда-то была ее учительницей и которая обещала вызволить ее из Валлонкура. Было просто ужасно находиться на этом чертовом корабле. Они нигде не задерживались дольше, чем на два дня. Как же Сильвина найдет ее? А что, если эльфы нападут на Валлонкур, чтобы спасти ее, а Гисхильды там не будет?

Нет, этого не произойдет, мысленно успокаивала себя девочка. Прежде чем что-либо предпринимать, они пошлют разведчиков. А в конце лета «Ловец ветров» вернется в Валлонкур. Ко времени Дня Пробуждения для нового курса все послушники должны будут собраться в долине Башен. Гисхильда подумала о том, каково будет снова исполнять танец цепей. Теперь ей было уже не настолько все равно, хорошо ли ее Львы выступят на Бугурте или нет.

За пару дней до Праздника Пробуждения их звено получит герб. На нем навсегда позорным клеймом останется весло – знак того, что на протяжении года они не выиграли ни одного Бутурта. Гисхильда была уверена в том, что к их возвращению Леон и другие магистры найдут способ отказать им в признании их последней и единственной победы.

Гисхильда выпрямилась на скамье. Одеяло на узкой доске – вот и вся ее постель. Но в данный момент она не могла никак успокоиться. Слишком много мыслей роилось в голове. Она то и дело вспоминала поцелуи на отвесной скале. С тех пор прошло три дня. Каждый раз, когда она думала об этом, ей казалось, что она чувствует на своих губах губы Люка. Чувствовала запах моря в его волосах. Запах его пота. От Люка всегда хорошо пахло, даже когда он потел. В отличие от тех же Жоакино и Раффаэля. Им была присуща какая-то кисловатая нотка, которая ей не нравилась.

Гисхильда вздохнула и встала. Мысленно она должна быть в Фирнстайне, со своими родителями и Сильвиной. Но этим рыцарям удалось каким-то образом завладеть даже ее мыслями! От рассвета до заката почти не оставалось времени. Они должны были заниматься фехтованием и проводить тренировки на оставшихся корабельных орудиях.

Уже на следующий день после трагедии капитан Альварез снова приказал им отправиться к пушкам, чтобы они приучались не бояться тяжелых орудий. Время от времени орудия взрываются, такое бывает. С этим нужно просто смириться, пояснил Друстан. Такова воля Тьюреда.

Гисхильда взобралась наверх, к широким мосткам, поднимавшимся над скамьями гребцов.

Мачты тихо поскрипывали под давлением паруса. Постоянный западный ветер гнал большой корабль вперед. У правого борта, прислонившись к поручням, стоял вахтенный.

Он коротко кивнул ей. Со скамей гребцов доносился нестройный храп. Гисхильда переступила через спящего рыцаря. Хотя на корабле было несколько гамаков, тихими летними ночами большинство моряков и рыцарей предпочитали спать на свежем воздухе, а не в духоте трюмов.

Прямо возле капитанской каюты на корме стоял Альварез, облокотившись на большое рулевое весло. В углу его рта была трубка с длинным мундштуком. Похоже, остальные уже спали. Было, наверное, уже очень поздно, потому что обычно мужчины и женщины команды допоздна сидели, болтали, играли в кости или тайком обменивались поцелуями и более интимными ласками. Трудно сохранять что-то в тайне на борту галеасы. Здесь практически не было укромных уголков. Что бы ни происходило, это происходило на глазах у всех. Не считая часов перед самым рассветом. Таких, как сейчас.

Гисхильда шла дальше через спящих по направлению к корме. Она двигалась бесшумно, так, как учила ее Сильвина.

Увидев рыжеволосую женщину-рыцаря, лежавшую в объятиях оружейника, она невольно улыбнулась. Женщина вплотную прижалась к татуированному телу мастера. Интересно, я тоже когда-то буду спать так рядом с Люком? – спросила себя Гисхильда. Каково это – даже во сне чувствовать близость другого человека? Наверняка это очень приятно.

Альварез махнул ей рукой. Девочка подошла к капитану. Некоторое время они стояли рядом и молчали. Потом Гисхильда услышала голоса. Они доносились из капитанской каюты. Там тихо разговаривали Друстан и Лилианна.

– Он совсем сдаст, если ты не пустишь его полетать. Он не болен, нет. Все чертов ящик…

Это совершенно точно был голос их магистра.

– Его правое крыло совсем захирело. Он никогда больше не сможет летать. Только разве что ты его вылечишь.

– Это не так просто, как ты думаешь! – раздраженно ответил Друстан. – Я мог бы снова сломать ему крыло и наложить шину. Может быть, поможет.

– Он растерзает тебе пальцы, если ты попытаешься сделать это.

– А я и не собираюсь держать его во время операции. Это будет твоя задача.

– Мне кажется, подслушивать невежливо, – тихо произнес капитан.

– Но ты ведь тоже здесь, – возразила Гисхильда.

С тех пор как она впервые увидела странный ящик, который Лилианна таскала за собой повсюду, у нее появилось подозрение. До сих пор это была только отчаянная надежда. Но теперь…

– Разница в том, что они оба знают, что я здесь, потому что мое место – у руля. – Он произнес это настолько громко, что Друстан и Лилианна должны были его услышать. – Твое место, Гисхильда, на скамье, там, где лежит твое одеяло. А теперь отправляйся спать.

Она разъяренно сверкнула глазами, совершенно точно зная, что дальнейшее сопротивление бесполезно.

– Но ведь мы все – Львы, – нерешительно напомнила она. – У нас нет тайн друг от друга. Мы…

– Не пытайся продолжать, – холодно произнес Альварез, и Гисхильда предпочла не раздражать его.

Надув губы, она ушла. Девочка поклялась себе узнать, что находится в ящике. Не этой ночью, но совсем скоро.