Текст книги "Лед"

Автор книги: Бернар Миньер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Вы уже позабыли о тайне следствия? – дружески поддел его Сервас.

Сен-Сир метнул в него острый взгляд.

– Вы вовсе не обязаны мне все рассказывать, но не найдете человека, который лучше меня знал бы все тайны этой долины, майор. Подумайте об этом.

Сервас уже об этом размышлял. Такое предложение не лишено интереса. Неплохо было бы войти в контакт с человеком, который всю жизнь прожил в Сен-Мартене, а профессия обязывала его знать все местные секреты.

– Как говорится, соскучились по ремеслу?

– Я соврал бы, утверждая обратное, – признался Сен-Сир. – Вот уже два года как я в отставке по состоянию здоровья и с тех пор чувствую себя живым мертвецом. Вы думаете, что это дело рук Гиртмана?

– Вы о чем? – Сервас вздрогнул.

– Да будет вам! Вы же прекрасно знаете: я о следах ДНК, найденных в кабине фуникулера.

– Кто вам об этом сказал?

Коротышка со звонким смехом стал спускаться по лестнице.

– Я же вам сказал, что знаю обо всем, происходящем в городе. Пока, майор! Удачной охоты!

– Мартен, позвольте вам представить: Марсьяль Конфьян. Я поручила ему следствие по возбужденному вчера уголовному делу.

Сервас пожал руку молодому сотруднику судебного ведомства. Это был высокий худой парень лет тридцати, в элегантных очках в тонкой оправе. Его рукопожатие оказалось сильным и дружеским.

– Это лишь видимость, – сказала Кати д’Юмьер. – Марсьяль родился и вырос в этих краях, в двадцати километрах отсюда.

– Еще до вашего приезда, майор, мадам д’Юмьер рассказывала о вас много хорошего.

Голос следователя хранил маслянистую тягучесть и тепло Антильских островов, в то же время в нем слышался легкий местный акцент.

Сервас улыбнулся и сказал:

– Мы сегодня едем в институт. Хотите составить нам компанию?

Он тут же почувствовал, что ему трудно говорить. Горло заболело всерьез.

– Вы предупредили доктора Ксавье?

– Нет. Мы с капитаном Циглер решили нанести неожиданный визит.

– Хорошо, – кивнул Конфьян, – я поеду, но не в этот раз. Мне не хотелось бы навязываться. Я придерживаюсь принципа дать полиции самой разобраться. Каждый должен заниматься своим делом, – прибавил он.

Сервас молча согласился. Если это заявление о принципах выразится в фактах, то новость явно хорошая.

– А где капитан Циглер? – спросила д’Юмьер.

– Сейчас приедет, – взглянув на часы, ответил Сервас. – Может, запаздывает из-за снегопада.

Кати д’Юмьер обернулась к окну с таким видом, будто куда-то спешила.

– Хорошо, у меня сейчас пресс-конференция. Я в любом случае не собиралась с вами ехать. Место и так мрачное, да еще в такую погоду… Бррр! Нет уж, увольте!

13

– Церебральная аноксия, [25]25
  Церебральная аноксия – отсутствие снабжения мозга кислородом.


[Закрыть]– сказал Дельмас, намыливая руки антибактериальным мылом и споласкивая их под краном.

Больница Сен-Мартена представляла собой большое здание из красного кирпича, которое резко выделялось на заснеженном газоне. Как обычно бывает в подобных заведениях, вход в морг и зал для вскрытия находился далеко от центрального подъезда, в нижней части бетонного пандуса. Персонал называл это место Адом. Войдя туда полчаса назад, под «Idle Hands», звучащее в наушниках в исполнении «Gutter Twins», Эсперандье увидел гроб, картинно дожидавшийся своего обитателя у дальней стены. В раздевалке он нашел Дельмаса, судмедэксперта из Тулузы, и Кавалье, хирурга из больницы Сен-Мартена, которые надевали халаты с короткими рукавами и клеенчатые фартуки. Дельмас рассказывал Кавалье, как обнаружили тело. Эсперандье положил в рот мятную пастилку, достал тюбик камфарного крема и начал переодеваться.

– Не надо этим мазаться, – сразу же бросил ему Дельмас. – Он разъедает кожу.

– Прошу прощения, доктор, но у меня очень тонкое обоняние, – ответил Венсан и надел маску на рот и нос.

С самого начала работы в бригаде Эсперандье то и дело приходилось присутствовать при вскрытиях, и он знал, что в определенный момент, когда судебный медик приступит к обработке внутренностей – печени, селезенки, поджелудочной железы, кишечника, – по помещению разольется запах, невыносимый и для человека с нормальным обонянием.

Останки Гримма дожидались их на столе для вскрытия, слегка наклонном, снабженном сливным отверстием и стоком. Устройство достаточно примитивное, в сравнении с теми столами, которые он видел в Тулузе. Кроме того, тело было приподнято на поперечных металлических полосках, чтобы не выпачкалось в собственных биологических жидкостях.

– Прежде всего отмечу, что налицо все признаки, обычно наблюдающиеся при механической асфиксии, – начал Дельмас, водя над телом лампой и по очереди указывая на признаки, которые упомянул: посиневшие губы и ушные раковины аптекаря. – Синюшность слизистых и кожи. Конъюктивальная гиперемия, [26]26
  Конъюктивальная гиперемия – набухание кровью внутренней поверхности век.


[Закрыть]– заявил он, взглянув на вывернутые, приколотые веки, потом посмотрел на распухшее лиловое лицо покойника и констатировал: – Пелеринное кровоизлияние. К сожалению, эти признаки уже плохо заметны, учитывая состояние лица жертвы, – обратился он к Кавалье, с трудом вглядывавшемуся в кровянистую кашу, на которой пучились глаза. – На поверхности легких и сердца наверняка будут точечные кровоизлияния. Все это классические симптомы. Они явно указывают на неспецифический асфиксический синдром. Смерть наступила от механической асфиксии, причем ей предшествовала более или менее длительная агония. Но все это не дает удовлетворительной картины этиологии смерти.

Дельмас снял очки, протер их и снова надел. Это был добродушный толстяк с круглыми розовыми щеками и живыми, слегка навыкате, голубыми глазами. Хирургической маски он не носил. От него исходил запах одеколона и антибактериального мыла.

– Тот, кто это сделал, несомненно, имел некоторые познания в медицине и в анатомии, – заявил он. – Убийца выбрал оперативный метод, при котором агония самая долгая и мучительная. – Дельмас ткнул толстым указательным пальцем в борозду от ремня на шее аптекаря. – С точки зрения физиопатологии есть три механизма, могущие вызвать смерть от повешения. Первый из них – васкулярный, перекрытие мозгового кровоснабжения в результате окклюзии обеих сонных артерий. Так получается, когда узел затягивается сзади, на затылке. В этом случае наступает прямая церебральная аноксия с почти мгновенной потерей сознания и последующей быстрой смертью. Посему будет нелишним посоветовать тому, кто пожелает повеситься, расположить узел на затылке, – присовокупил он.

От Эсперандье не укрылась эта шутка. Он вообще недолюбливал юмор судебных медиков. Зато Кавалье, похоже, буквально воспринял реплику своего коллеги.

– Далее. Имеется неврологический механизм. Если бы наш убийца сразу подвесил аптекаря в пустоте, а не опускал бы его медленно, играя длиной ремней, привязанных к кистям рук, то бульбарные и медуллярные поражения, вызванные шоком, почти мгновенно привели бы к смерти. Я имею в виду повреждения луковицы позвоночника и спинного мозга, – прибавил он специально для Эсперандье, осторожно приподнимая череп того, кто был когда-то Гриммом. – Однако он поступил по-другому. – Большие бледно-голубые глаза из-под очков искали взгляд Эсперандье. – Нет, молодой человек! Он поступил по-другому… Наш убийца – хитрец. Он позаботился о том, чтобы расположить скользящий узел сбоку, и таким манером обеспечил временный кровоток через одну из сонных артерий, ту, что с другой стороны узла. Что же до ремней, привязанных к кистям, то они уберегали от тяжелого травматического шока спинной мозг. Убийца хорошо знал, что делает, уж поверьте мне. У этого бедняги была необыкновенно длинная агония. – Его толстый, безупречно опрятный палец двинулся в сторону глубокой борозды на шее аптекаря. – Во всех случаях мы имеем факт повешения. Посмотрите, борозда расположена высоко, проходит как раз под челюстями и поднимается к той точке, где ремень был закреплен на мосту. Полоса неполная, какая была бы в случае использования веревки. Такое удушение обычно оставляет низкий, ровный след по всей окружности шеи. – Он подмигнул Эсперандье. – Знаете, так бывает, когда муж задушит жену веревкой, а потом пытается нас убедить, что она повесилась.

– Вы читаете слишком много полицейских романов, доктор, – отозвался Эсперандье.

Дельмас коротко хохотнул и тут же стал серьезен, как Папа Римский в момент благословения. Он опустил лампу на уровень наполовину оторванного носа и вывернутых наружу век на опухшем лице.

– Это и вправду один из самых омерзительных приемов среди всех тех, что мне приходилось видеть, – сказал эксперт. – За ним стоит неистовое, невыносимое бешенство и ярость.

Психолог наконец-то появился. Он вместе со следователем уселся сзади. Циглер вела машину ровно и уверенно, прямо как пилот ралли. Сервас залюбовался ее манерой управлять автомобилем точно так же, как мастерством в вертолете. На заднем сиденье следователь попросил Проппа рассказать о Гиртмане. То, что он услышал из уст психолога, повергло его в состояние глубокого ступора, и Конфьян притих, как и его соседи. Нездоровый характер долины только усилил впечатление чего-то нехорошего, и все окончательно замолчали.

Дорога петляла под мрачным небом между пихт, занесенных снегом. Недавно прошли снегоуборщики и оставили по краям высокие снежные брустверы. Они миновали последнюю застывшую от холода ферму. Загородки на поле полностью скрылись под снегом, из трубы поднимался дымок. Дальше начиналось безраздельное царство тишины и зимы.

Снег прекратился, но лежал на земле густым, плотным слоем. Вскоре они догнали и обошли снегоуборщик с крутящимся проблесковым маячком, который отбрасывал оранжевый отсвет на белые заснеженные пихты, и дальше ехать стало труднее.

Дорога шла по застывшим от стужи пихтовым рощам и торфяникам в излучинах реки. Над ними возвышались серые, заросшие лесом утесы. Потом дорога резко сузилась и нависла над рекой, а над ней круто уходил вверх лесистый склон, так что на каждом повороте перед их взглядом оказывались толстые корни буков, подмытые потоком. За очередным изгибом трассы открылись многочисленные деревянные и бетонные постройки с ровными рядами окон и высокими застекленными дверями на первом этаже. К ним от шоссе через заржавленный мостик шла тропа. Сервас успел разглядеть вывеску «ЛАГЕРЬ ОТДЫХА „ПИРЕНЕЙСКИЕ СЕРНЫ“». Вид у построек был заброшенный, там явно никто не жил.

Интересно, кому пришло в голову построить лагерь в таком мрачном месте? Когда Сервас подумал о том, что рядом с лагерем находится институт, по его спине прошел холодок. Но возможно, лагерь закрылся задолго до того, как начал работать Институт Варнье.

Долина отличалась красотой, которая подавляла Серваса.

Было в ней что-то от заколдованного царства фей.

Вот-вот, точно: современная версия страшных сказок его детства. Вздрогнув от внезапного озноба, он подумал, что в этой долине и в глубине заснеженного леса полно людоедов, поджидающих свои жертвы.

– Здравствуйте, к вам можно?

Диана подняла голову и увидела у себя перед столиком того самого медбрата-психиатра, которого отчитала накануне. Как его звали? Алекс, кажется. На этот раз кафе было переполнено. По причине понедельничного утра весь медперсонал устремился завтракать. В зале стоял гул голосов.

– Разумеется, – процедила она сквозь зубы.

Диана сидела одна. Видимо, никто не считал нужным пригласить ее к себе за столик. Время от времени она чувствовала на себе посторонние взгляды. Интересно, что по ее поводу наговорил доктор Ксавье?

– Э-э… я должен извиниться за вчерашнее, – начал он, усаживаясь. – Я был немного… резок, сам не знаю почему. По сути дела, ваши вопросы были закономерны. Примите, пожалуйста, мои извинения.

Диана очень внимательно на него посмотрела. Вид у него действительно был смущенный. Ей не хотелось ни возвращаться к вчерашнему дню, ни выслушивать извинения.

– Ничего страшного. Я уже забыла, – нехотя кивнула она.

– Тем лучше. Я, наверное, кажусь вам странным.

– Вовсе нет. Мои вопросы тоже были довольно… бесцеремонными.

– Это верно, – рассмеялся он. – Вы за словом в карман не лезете. – Алекс весело впился зубами в круассан.

– Что вчера случилось внизу? – спросила Диана, чтобы сменить тему. – Ходит столько разговоров… Похоже, что-то очень серьезное.

– Погиб аптекарь из Сен-Мартена.

– Как это?

– Его нашли повешенным на мосту.

– Ой! Представляю себе…

– Ммм… – промычал он с полным ртом.

– Какой жуткий способ покончить с жизнью.

Он поднял голову, проглотил кусок круассана, который жевал, и заявил:

– Это не было самоубийство.

– Вот как?

– Убийство. – Алекс посмотрел ей прямо в глаза.

Она решила, что он шутит, и с улыбкой вгляделась в его лицо. Нет, не шутит. Улыбка Дианы сразу исчезла. Между лопаток прошел холодок.

– Правда, убийство? Ужас какой!

– Да уж, – произнес Алекс и наклонился к ней, чтобы не повышать голос, поскольку вокруг было шумно. – Но это еще не все.

Он наклонился еще ниже. Диана рассудила, что его лицо очень уж близко. Вызывать лишние разговоры сразу по приезде ей не хотелось, поэтому она слегка отодвинулась.

– Говорят, он был совершенно голый, если не считать капюшона и сапог. Аптекарь подвергся насилию, его пытали. Тело нашел Рико, художник, рисующий комиксы. Он бегает по утрам.

Диана молча переваривала услышанное. Убийство в долине. Необычное преступление в нескольких километрах от института.

– Я знаю, о чем вы думаете, – сказал он.

– В самом деле?

– Вы себе сейчас говорите, мол, преступление необычное, а здесь полно убийц.

– Да.

– Отсюда невозможно выйти.

– Правда?

– Правда.

– Ни одной попытки бегства не было?

– Нет. – Алекс проглотил еще один кусок. – Во всяком случае, на поверку явились все.

Она отпила капучино, вытерла губы бумажной салфеткой и усмехнулась.

– В таком случае я спокойна.

На этот раз Алекс от души расхохотался.

– Да, я догадываюсь, что новичку здесь и без того не по себе, а тут еще такое происшествие в придачу. Это явно не помогает обрести равновесие. Сожалею, что принес недобрую весть.

– Я допускаю, что не вы его убили.

Он засмеялся еще громче, так что на них стали оборачиваться, и спросил:

– Это у вас швейцарский юмор? Какая прелесть!

Диана улыбнулась. Со вчерашнего дня и до появления Алекса сегодня в прекрасном настроении она не могла решить, как себя с ним держать. Но он ей был симпатичен. Кивнув в сторону сидевших в кафе людей, Диана сказала:

– Я, признаться, надеялась, что доктор Ксавье представит меня персоналу. Но он до сих пор этого не сделал. Нелегко войти в коллектив, если тебе… никто руки не подает.

Он дружески взглянул на Диану и мягко кивнул.

– Понимаю. Слушайте, у меня есть предложение. Утром я не могу, у меня рабочее совещание с терапевтической бригадой. А вот попозже я вас проведу по всем хозяйствам и познакомлю со всеми.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Нет, это нормально. Не понимаю, почему Ксавье и Лиза до сих пор этого не сделали.

Тут Диана подумала: действительно, почему?

Судебный медик и доктор Кавалье принялись разрезать сапоги на ногах аптекаря с помощью костотома [27]27
  Костотом – хирургический инструмент, которым пользуются при разрезании реберного хряща.


[Закрыть]и хирургического крючка [28]28
  Хирургический крючок по форме напоминает гвоздодер. Им пользуются во время операции для оттяжки или приподнимания какого-либо органа.


[Закрыть]с двумя зубцами.

– По всей видимости, сапоги жертве не принадлежали, – заявил Дельмас. – Они по крайней мере на три размера меньше. Их с трудом натянули. Не знаю, какое время в них провел бедняга, но это было очень больно. Разумеется, не так, как то, что его ожидало.

Эсперандье посмотрел на медика, держа в руке блокнот, а потом спросил:

– А зачем было надевать на него сапоги, которые ему малы?

– Это уж вам предстоит выяснить. Может, других просто под рукой не оказалось, а аптекаря надо было обуть.

– Зачем же тогда раздевать, разувать, а потом натягивать сапоги не того размера?

Судебный медик пожал плечами и положил снятый сапог на решетку рядом с раковиной. Потом он вооружился лупой, парой пинцетов и принялся педантично отколупывать травинки и мельчайшие кусочки гравия, приставшие к коже и каучуку. Разложив свой улов по круглым коробочкам, Дельмас схватил сапоги и застыл, размышляя, куда их упаковывать: в мешок для мусора или в плотный бумажный пакет. Выбор пал на вторую емкость.

Эсперандье вопросительно на него взглянул.

– Почему я выбрал бумажный пакет, а не тот, что для мусора? Потому что грязь на сапогах высохла еще не полностью. Влажные вещдоки не следует хранить в пластиковых пакетах. Сырость может привести к появлению плесени и безвозвратно разрушить биологические улики. – Дельмас снова повернулся к столу для вскрытия и, с большой лупой в руке, подошел к отрезанному пальцу. – Отхвачен острым заржавленным орудием: ножницами или секатором, причем жертва в этот момент была еще жива. Дайте-ка мне пинцет и пакетик, – обратился он к Эсперандье.

Тот повиновался. Дельмас пометил пакетик, потом бросил остальной мусор в один из мешков, висевших на стенке, и со звонким хлопком стянул перчатки.

– Я закончил. Гримм, конечно же, скончался от механической асфиксии, то есть при повешении. Материал я отправлю на экспертизу в лабораторию жандармерии в Розни-су-Буа, как меня попросила капитан Циглер.

– Как по-вашему, могли те двое остолопов принять участие в таком представлении?

Судебный медик пристально взглянул на Эсперандье и ответил:

– Я не люблю домыслов. Моя территория – факты, а гипотезы – дело ваше. Что еще за остолопы?

– Охранники. Они уже отбывали наказание за драки и мелкие махинации с наркотиками. Кретины, лишенные воображения, с излишком мужских гормонов и с почти прямой энцефалограммой.

– Если они таковы, как вы рассказываете, то шансы равны вероятности услышать от всех здешних кретинов, что автомобиль опаснее огнестрельного оружия. Но я повторяю, заключения – дело ваше.

Снега нападало очень много, и у всех возникло впечатление, что они очутились в гигантской кондитерской. На заднем плане долины виднелась буйная растительность, превратившаяся, как по мановению волшебной палочки, в сложные переплетения заиндевевшей паутины. Сервасу на ум пришли ледяные кораллы в глубинах замерзшего океана. Поток струился в обрамлении двух снежных валов.

Пробитая в скале дорога, огороженная высоким парапетом, следовала рельефу горы. Она была такая узкая, что Сервас подумал, каково им придется, если навстречу выскочит грузовик?

Выехав из очередного туннеля, Циглер притормозила, пересекла шоссе и припарковалась у парапета в том месте, где он, как балкон, нависал над заиндевевшими кустами.

– Что случилось? – спросил Конфьян.

Не ответив, она открыла дверцу, вышла и шагнула к бортику парапета. Остальные трое вылезли следом.

– Глядите, – сказала Ирен.

Они посмотрели в том направлении, куда указала она, и увидели вдалеке здания.

– Ух ты! Зловещее местечко! – воскликнул Пропп. – Похоже на средневековую тюрьму.

Та часть долины, где они находились, еще была в синей тени горы, а наверху крыши зданий уже золотились в утреннем свете, сбегавшем с вершин, как ледник. Сервас онемел от красоты этого дикого, уединенного места. Циклопической архитектурой институт напоминал горную электростанцию. Интересно, для чего предназначались эти здания, прежде чем стать Институтом Варнье? Было очевидно, что обе постройки принадлежали к одному времени. В ту эпоху строили на века. Тогда заботились не о рентабельности, а о том, чтобы добротно сделать работу, судили не по затраченным средствам, а по грандиозности замысла.

– Мне все меньше и меньше представляется возможным, что кому-то удалось отсюда сбежать и уж тем более вернуться обратно, – заметил психолог.

Сервас обернулся к нему. В голову майора пришла та же мысль. Потом он поискал глазами Конфьяна. Тот отошел на несколько метров и разговаривал с кем-то по мобильнику. Интересно, кому это он звонил в такой момент.

Молодой следователь закончил разговор, подошел к ним и сказал:

– Ну что, поехали?

Еще через километр, после следующего туннеля, они свернули с шоссе на узкий проселок, который пересекал реку и круто шел наверх, петляя среди пихтовых стволов. Его бордюр с трудом можно было различить после снегопада, но многие автомобили уже оставили здесь свои следы. Сервас насчитал около десяти и сбился. Он задался вопросом, ведет эта дорога только в институт или еще куда-нибудь, и получил ответ через два километра, когда они вышли из машины возле института. Дальше дороги не было.

Они захлопнули дверцы и оказались в полной тишине. Словно охваченные священным ужасом, все притихли и молча оглядывались кругом. Было очень холодно, и Сервас поднял воротник, чтобы укрыть горло.

Выстроенный там, где склон не отличался крутизной, институт возвышался над самым высоким местом в долине. Его небольшие окна смотрели прямо на гору, с ее высоченными лесистыми склонами и головокружительными скальными обрывами в снегу.

В нескольких сотнях метров выше по склону они заметили жандармов в зимних куртках, похожих как близнецы. Те переговаривались по «уоки-токи». [29]29
  «Уоки-токи» – маленькие переносные радиоустройства, действующие в небольшом радиусе. Ими обычно пользуются альпинисты, путешественники, полицейские и грибники.


[Закрыть]

Навстречу путникам из института вышел маленький человечек в белом халате. Сервас удивленно посмотрел на спутников.

Тут Конфьян сказал с извиняющимся жестом:

– Я взял на себя смелость предупредить доктора Ксавье. Он мой друг.