Текст книги "Лед"

Автор книги: Бернар Миньер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

– Он мог бы сбежать и продолжать действовать на свободе, – заметил Сервас. – Почему преступник вернулся в палату? В этом нет никакого смысла.

– Сознаюсь, этот вопрос и меня мучает со вчерашнего дня. – Пропп поскреб бороду. – Почему он вернулся в институт? Ведь преступник рискует больше никогда оттуда не выйти, если усилят охрану. Почему он пошел на такой риск? С какой целью? Здесь вы правы. В этом нет никакого смысла.

– Если только игра не возбуждает его больше, чем свобода, – сказала Циглер. – И если он не уверен, что снова сможет выйти…

– Как это? – удивился Эсперандье.

– Мне кажется, не может быть, чтобы второе убийство совершил Гиртман, – стоял на своем Сервас. – Ведь была выставлена полицейская охрана, разве мы об этом не говорили?

Психолог оглядел их всех одного за другим, задумчиво поглаживая бороду. Маленькие желтые глазки под очками стали похожи на перезрелые виноградные косточки.

– А мне кажется, что вы сильно недооцениваете этого человека и абсолютно не отдаете себе отчета, с кем имеете дело.

– А охранники? – бросила Кати д’Юмьер. – Что у нас есть по охранникам? Их нашли?

– Нет, – ответил Сервас. – Я не думаю, что они виновны. Разве что в том, что сбежали. Для них это слишком тонко. Пока они отличились только по части драк и заурядной контрабанды. Мастер малевать на стенах не может наутро проснуться с талантом Микеланджело. Пробы, взятые в кабине фуникулера и на верхней площадке, покажут, были ли они на месте преступления. Но я не думаю. Однако парни что-то скрывают, это несомненно.

– Согласен, – сказал Пропп. – Я внимательно изучил протоколы допросов. Они все достаточно сумбурны, но из них можно заключить, что никаких психиатрических явлений у охранников не наблюдается. Однако случалось, что мелкие, без особого размаха, нарушители порядка вдруг становились редкими по жестокости чудовищами. Душа человеческая хранит множество тайн. Поэтому не будем никого сбрасывать со счетов.

Сервас покачал головой и нахмурился.

– У нас еще есть вчерашняя партия в покер. Надо убедиться, не произошла ли там ссора. Может, у Гримма был долг…

– Есть еще один вопрос, который надо срочно урегулировать, – вмешалась д’Юмьер. – До сегодняшнего дня мы имели только дохлую лошадь и могли себе позволить не торопиться. Теперь у нас труп человека. Пресса не замедлит провести параллели с институтом. Если, на нашу беду, просочится информация, что на месте преступления найдены следы ДНК Гиртмана, они нас просто в порошок сотрут. Вы видели, сколько там журналистов? Вот два вопроса, на которые нам надо ответить незамедлительно. Можем ли мы уличить в нерадивости охрану института? Достаточно ли надежны были полицейские кордоны, которые мы расставили на местности? Чем быстрее мы разберемся с этим, тем будет лучше. Предлагаю сегодня же нанести визит в институт.

– Если мы туда поедем, то журналисты обязательно перехватят нас по дороге, – сказала Циглер. – Наверное, не стоит их туда тащить.

Прокурор на секунду задумалась.

– Ну и пусть! Нам надо как можно скорее ответить на поставленные вопросы. Я могу согласиться с тем, чтобы перенести визит на завтра. За это время я организовала бы пресс-конференцию, чтобы отвлечь внимание журналистов. Мартен, – обратилась она к Сервасу, – как вы предполагаете действовать дальше?

– Капитан Циглер, доктор Пропп и я завтра отправимся в институт, вы тем временем дадите пресс-конференцию, лейтенант Эсперандье будет присутствовать при вскрытии, а потом мы допросим вдову аптекаря.

– Прекрасно, так и сделаем. Но не надо забывать, что у нас есть две первоочередные задачи: а) определить, мог или не мог Гиртман выйти из института, б) найти связь между двумя преступлениями.

– Есть один угол атаки, на который мы не обратили внимания, – объявил Пропп, когда все расходились.

– Какой? – спросил Сервас.

Они стояли на маленькой парковке позади здания, вдали от взглядов прессы. Сервас направил на джип ключ сигнализации, которую установили ремонтники, сменив все колеса. В холодном воздухе кружили редкие хлопья снега. Вдали за долиной белели горы, небо набрякло серым. Видно было, что скоро начнется снегопад.

– Гордыня, – ответил психолог. – Кое-кто в этой долине решил поиграть в Бога и возомнил себя выше людей и закона. Ему нравится манипулировать простыми смертными вроде нас. Эта гордыня так или иначе должна себя проявить, даже если он прячет ее под маской тишайшей скромности.

Сервас замер и посмотрел на психолога.

– Этот портрет полностью соответствует Гиртману, если отбросить тишайшую скромность.

– И еще огромному количеству людей. Гордыня – не такая уж редкость, поверьте мне, майор.

Дом аптекаря стоял последним на улице, которая была просто проезжей дорогой. Увидев дом, Сервас подумал о каком-нибудь уголке Швеции или Финляндии. Строение соответствовало всем нормам скандинавского стиля: крыша крыта полинялым синим гонтом, просторная терраса занимает часть второго этажа, вокруг растут березы и буки.

Сервас и Циглер вышли из автомобиля. На другой стороне улицы тепло одетые ребятишки лепили снеговика. Подняв воротник, Сервас наблюдал, как они рукавичками сгребают снег с газона. Снеговика они вооружили пластмассовым пистолетом: явная примета времени. С минуту майор радовался, что дети возятся на улице, вместо того чтобы сидеть дома за компьютерами и игровыми приставками.

Вдруг кровь застыла у него в жилах. Один из мальчиков направился к мусорному баку, стоявшему у обочины. Поднявшись на цыпочки, он открыл крышку и на глазах у изумленного сыщика вытащил оттуда дохлую кошку. Держа трупик за шкирку, мальчуган пересек газон и положил свой трофей в двух метрах от снеговика с пистолетом. Сцена получилась поразительно достоверной. Возникало впечатление, что снеговик застрелил кошку из пистолета!

– Господи, – выдохнул окаменевший Сервас.

– По мнению детских психиатров, все это – влияние телевизора и средств массовой информации, – сказала Ирен Циглер, стоявшая рядом. – Они умеют учитывать обстоятельства.

– Ну да, – отозвался Сервас. – Я тоже играл в Тарзана, когда был мальчишкой, но ни на миг себе не представлял, что действительно прыгаю с лианы на лиану или дерусь с гориллой.

– Они с самого детства находятся под постоянным обстрелом игр с насилием и передач с подобными сценами.

– Тогда остается только молиться, чтобы детские психиатры оказались правы, – грустно заметил он.

– Почему же у меня такое впечатление, что они ошибаются?

– Потому что вы сыщик.

На пороге дома стояла женщина и курила сигарету, держа ее между указательным и большим пальцами. Щурясь от дыма, она следила глазами, как они подходят. Три часа назад жандармерия предупредила ее о смерти мужа, но на лице этой женщины не отражалось никакого волнения.

– Здравствуй, Надин, – сказал Шаперон, которого капитан Циглер попросила их сопровождать. – Прими мои самые искренние соболезнования. Ты знаешь, как я любил Жиля. Все это ужасно… Все, что случилось.

Мэр с трудом подбирал слова, было видно, что ему больно об этом говорить. Женщина поцеловала его, едва коснувшись губами, но, когда он хотел ее обнять, решительно отстранилась и перевела взгляд на остальных. Она была высокая и сухопарая, с длинным лошадиным лицом и седыми волосами. Сервас, в свою очередь, принес ей соболезнования и поразился силе ее рукопожатия. Он сразу почувствовал, как в воздухе повисла враждебность. Что там говорил Шаперон? Эта Надин работает в благотворительной организации.

– Полиция хотела бы задать тебе несколько вопросов, – продолжил мэр. – Они обещали пока спрашивать только о самом необходимом, а с остальным подождать. Можно войти?

Не говоря ни слова, женщина повернулась и пригласила их в дом. Сервас заметил, что он очень красив, добротно срублен из дерева. В маленьком холле справа стояла конторка с лампой под абажуром и с чучелом лисы, которая держала в зубах ворона. Сервасу на ум сразу пришла гостиница для охотников. В вестибюле имелась еще и вешалка, но Надин Гримм не предложила им раздеться. Она направилась наверх по крутой лесенке рядом с конторкой, которая вела прямо на террасу. Все так же безмолвно хозяйка указала им на плетеный диван с множеством подушек, откуда можно было любоваться полями и лесом. Сама Надин уселась в кресло-качалку возле перил и закутала ноги в плед.

– Благодарю вас, – сказал Сервас и продолжил после некоторого колебания: – Есть ли у вас соображения, кто мог это сделать?

Надин Гримм выпустила струйку дыма и посмотрела Сервасу прямо в глаза. Крылья ее носа задрожали, словно она ощутила неприятный запах.

– Нет. Мой муж был аптекарь, а не гангстер.

– Не получал ли он каких-нибудь угроз, не было ли ему странных звонков?

– Нет.

– Не заявлялись ли в аптеку наркоманы? Не было ли краж?

– Нет.

– Отпускал ли он фенадон? [22]22
  Фенадон применяется при лечении наркозависимости.


[Закрыть]

– У вас еще много подобных вопросов? – В ее взгляде появилось нетерпение, смешанное с раздражением. – Мой муж не занимался наркотиками, у него не было врагов, он не замешан ни в каких подозрительных делах, был самым обыкновенным придурком и пьяницей.

Шаперон побледнел. Сервас и Циглер переглянулись.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что сказала. – Она смотрела на них с все возрастающим отвращением. – Все, что случилось, гнусно. Я понятия не имею, кто мог это сделать, тем более – зачем. У меня одно объяснение. Какой-то псих из тех, что живут там, наверху, сбежал. Вы бы лучше им занимались, чем терять время здесь, – прибавила она с горечью. – Однако если вы ожидали увидеть безутешную вдову, то должна вас разочаровать. Мой муж никогда меня не любил, и я его тоже. Я испытывала к нему глубокое презрение. Наш брак уже давно был всего лишь… modus vivendi, образом жизни, привычкой. Но за это я бы его не убила.

Целую секунду Сервас в замешательстве думал, что Надин созналась в преступлении, прежде чем понял, что она хотела сказать как раз обратное. Жена не убила мужа, хотя на это у нее были все причины. Ему редко приходилось видеть, чтобы такая враждебность и бесчувственность сосредоточились в одном человеке. Безразличное высокомерие этой женщины сбивало с толку. Было ясно, что в семействе Гриммов надо покопаться, но был ли момент подходящим, вот в чем вопрос.

– За что вы его презирали? – спросил он наконец.

– Я вам только что сказала об этом.

– Вы заявили, что ваш муж был придурком. Что позволило вам так говорить?

– А вы не считаете, что я в этом разбираюсь лучше других?

– Прошу вас, поточнее.

Надин уже была готова брякнуть какую-нибудь грубость, но встретилась глазами с Сервасом и сдержалась. Прежде чем ответить, она выпустила дым и с вызовом посмотрела ему в лицо.

– Мой муж пошел учиться на фармацевта, поскольку был ленив и не особенно умен, чтобы стать врачом. Учебу оплачивали его родители, преуспевающие коммерсанты. Аптека у него в прекрасном месте, в самом центре Сен-Мартена. Несмотря на это, предприятие никогда не давало прибыли. Виной всему его лень и полное отсутствие деловых качеств. В Сен-Мартене шесть аптек. К нему люди шли очень неохотно, обращались только в самом крайнем случае. В основном заходили разовые клиенты, например туристы, проходя мимо, покупали аспирин. Да я сама, если мне понадобится лекарство, ни за что ему не доверюсь.

– Почему же в таком случае вы с ним не развелись?

– Вы что, хотите, чтобы я начала жизнь сначала? – ухмыльнулась она. – Это в моем-то возрасте? Дом у нас большой, двоим места хватало. У каждого была своя территория, и мы старались по возможности ее не нарушать. Кроме того, по работе я много времени провожу в поездках. Это все упрощает… упрощало.

Сервасу на ум пришло латинское выражение: «Consensus non concubitas facit nuptias». «Брак зиждется не на постели, а на согласии».

– По вечерам, каждую субботу, он ходил играть в покер, – сказал он, обернувшись к мэру. – Кто еще участвовал в игре?

– Я и еще несколько друзей, – ответил Шаперон. – Я уже говорил капитану.

– Кто был вчера вечером?

– Серж Перро, Жиль и я.

– Это ваши постоянные партнеры?

– Да.

– Вы играете на деньги?

– Да. На очень маленькие суммы. Или на ужин в ресторане. Мы никогда не давали расписок в карточных долгах, если вы на это намекаете. Впрочем, Жиль очень часто выигрывал. Он был прекрасным игроком, – прибавил он, взглянув на вдову.

– Во время этой партии ничего необычного не произошло?

– Например?

– Ну, не знаю… Какой-нибудь спор, ссора.

– Нет.

– Где играли?

– У Перро.

– А потом?

– Мы с Жилем, как обычно, пришли вместе, потом он ушел домой, и я тоже отправился спать.

– По дороге вы ничего необычного не заметили? Никого не встретили?

– Нет, ничего, что меня удивило бы.

– А вы за последнее время не замечали ничего необычного? – спросила Циглер у Надин Гримм.

– Нет.

– Может, ваш муж был чем-нибудь взволнован, обеспокоен?

– Нет.

– Он бывал у Эрика Ломбара?

Надин посмотрела на них, не понимая. Потом в ее глазах промелькнула короткая искорка.

Она загасила окурок о перила и улыбнулась.

– Вы думаете, между убийством моего мужа и этой историей с конем есть какая-то связь? Но это нелепо.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– С чего бы это вдруг Ломбар станет водить знакомство с таким неудачником, как мой муж? – Она снова ухмыльнулась. – Нет. По крайней мере, я ничего об этом не знаю.

– У вас есть фото вашего мужа?

– Для чего?

Сервас едва не потерял хладнокровия, забыв, что она всего несколько часов назад стала вдовой, однако взял себя в руки.

– Фото мне нужно для следственных действий, – ответил он. – Еще лучше, чтобы фотографий было много. По возможности – недавнего времени.

Он обменялся быстрым взглядом с Циглер, и она поняла: отрезанный палец. Сервас надеялся, что хоть на одном фото окажется перстень с печаткой.

– У меня нет современных фотографий мужа. Я не знаю, куда он дел остальные, но пороюсь в его бумагах. Что-нибудь еще?

– На данный момент ничего, – ответил Сервас, вставая.

Он чувствовал, что промерз до костей, просто заледенел, у него было только одно желание: поскорее отсюда выбраться. Интересно, не затем ли вдова Гримм пригласила их на террасу? Наверное, хотела, чтобы они поскорее убрались. От холода и тревоги у него свело живот. В глаза ему вдруг бросилась одна деталь, которая поразила его, как внезапно прозвучавший выстрел. Похоже, больше никто ничего не увидел. Когда Надин гасила сигарету о перила, рукав свитера съехал наверх… Разинув рот, Сервас заметил на ее костлявом запястье маленькие белые шрамы, уже почти незаметные. Эта женщина пыталась свести счеты с жизнью.

Когда они сели в машину, Сервас повернулся к мэру. Пока он выслушивал ответы вдовы, ему в голову пришла одна мысль.

– У Гримма была любовница?

– Нет, – не раздумывая, ответил Шаперон.

– Вы уверены?

Мэр как-то странно на него взглянул и заявил:

– Конечно, никогда нельзя быть уверенным на сто процентов, но в том, что касается Гримма, даю руку на отсечение. Он был из тех, кому нечего скрывать.

Секунду Сервас осмысливал слова мэра, потом сказал:

– Если наше ремесло чему-то нас учит, так это тому, что люди редко бывают такими, какими кажутся. У всех есть что скрывать.

Говоря эти слова, он совершенно случайно посмотрел в зеркало заднего вида, и уже во второй раз за последние несколько минут увиденное поразило его. Шаперон сильно побледнел, и в глазах мэра отразился неприкрытый ужас.

Диана вышла из института, и на нее налетел ледяной ветер. По счастью, она надела пуховик, свитер с высоким воротом и теплые сапожки на меху. Перейдя площадку, где была припаркована ее «ланча», женщина вытащила ключи. Какое облегчение, что можно выйти из здания института! Усевшись за руль, она повернула ключ в замке зажигания, но услышала только пустой щелчок стартера. Приборная панель коротко осветилась и снова погасла. Вот черт! Еще поворот ключа – ничего. Нет! Она вертела ключ туда-сюда, пытаясь завести машину. Безрезультатно…

«Аккумулятор сел, – промелькнуло у нее в голове. – Наверное, от холода».

Диана пыталась сообразить, кто в институте мог бы ей помочь, но волна уныния уже захлестнула ее. Она застыла за рулем, сквозь ветровое стекло уставив неподвижный взгляд в институтские постройки. Сердце неожиданно отчаянно забилось без всякой причины. И она оказалась далеко-далеко отсюда.

12

Вечером Сервасу позвонила его бывшая жена Александра. Дело касалось Марго. Сервас сразу насторожился. Александра объяснила, что их дочь решила бросить музыку и каратэ, которыми занималась с детства. Никаких веских причин такого решения она не выдвинула, просто заявила матери, что больше на занятия не пойдет. Александра растерялась. В последнее время Марго изменилась, и ей уже не удавалось общаться с дочерью так, как прежде. Сервас дал ей возможность выговориться, на ходу соображая, откуда идет такое красноречие. Вмешался ли дед Марго или на этот раз свекор держался в стороне? Не обманываясь по поводу собственной мелочности, он с удивлением подумал, что второй вариант ему понравился бы больше.

Потом Сервас спросил:

– У нее есть парень?

– Думаю, да. Но она отказывается о нем говорить. На нее это не похоже.

Тогда он спросил Александру, порылась ли она в переписке Марго. Он слишком хорошо ее знал и догадался, что получит утвердительный ответ. Так оно и вышло. Порылась, но ничего не нашла.

– Нельзя вычислить, кто послал все эти мейлы и эсэмэски, – заметила Александра с сожалением. – Мне неспокойно, Мартен. Постарайся что-нибудь выведать. Может, тебе она доверится.

– Не переживай. Я попробую с ней поговорить. Думаю, ничего страшного не происходит.

Но он снова увидел грустный взгляд дочери, темные круги под глазами и, самое главное, – синяк на щеке. У него опять все сжалось внутри и под ложечкой застрял противный комок.

– Спасибо, Мартен. А у тебя-то как дела? Все в порядке?

Он уклонился от ответа и стал в общих чертах, не вдаваясь в детали, рассказывать о следствии. С тех пор как они поженились, Александра не раз обнаруживала потрясающую интуицию и непривычный взгляд на вещи.

– Конь и голый человек? Действительно любопытно. Ты полагаешь, будут еще убийства?

– Я этого боюсь, – признался он. – Только никому не говори, особенно твоему взломщику, [23]23
  Здесь игра слов: по-французски «monte-en-l’air» означает и «поднимающийся в воздух», и «взломщик».


[Закрыть]– прибавил он, привычно избегая называть по имени летчика, который увел у него жену.

– Надо думать, эта парочка совершила что-то очень пакостное, – сказала она, когда он назвал бизнесмена и аптекаря. – Действовали они заодно. У всех есть что скрывать.

Сервас молча с ней согласился. Она ведь знала, о чем говорила. Они были женаты пятнадцать лет. Интересно, как долго Александра обманывала его со своим летчиком? Сколько раз они пользовались посадками, чтобы заняться любовью и «взлететь на воздух»? [24]24
  Идиома «s’envoyer en l’air» в буквальном смысле означает «взлететь на воздух», но имеет и другое значение: «испытать острое наслаждение».


[Закрыть]Термин, вполне подходящий к стюардессе и пилоту. Каждый раз она возвращалась в семью, как будто ничего не произошло, и всем привозила подарки, пока наконец не решилась. Однажды Александра сказала в свое оправдание, что Фила не мучают кошмары и бессонница и он не живет среди мертвецов.

– А при чем тут конь? – спросил он теперь. – Какая связь?

– Не знаю, – равнодушно отозвалась она, и он понял, что времена, когда они обменивались мнениями по поводу его расследований, миновали. – Ведь ты же сыщик. Ладно, мне пора. Постарайся поговорить с Марго.

Александра повесила трубку. В какой же момент все приняло скверный оборот и их дороги разошлись в разные стороны? Когда он начал все больше пропадать в рабочем кабинете и все меньше бывать дома? Или еще раньше? Они познакомились в университете и уже через шесть месяцев поженились, хотя его родителям Александра не понравилась. В ту пору они были еще студентами. Сервас собирался преподавать литературу и латынь, как отец, и написать великий современный роман. Планы Александры не отличались грандиозностью. Она изучала туристическое дело. Но Сервас пошел в полицию. Официально такой поступок считался необдуманным и нелепым, но на самом деле его корни лежали в прошлом.

«Надо думать, эта парочка совершила что-то очень пакостное. Действовали они заодно. У всех есть что скрывать».

Александра, с ее цепким умом совсем не полицейского склада, ухватила самую суть. Выходит, Ломбар и Гримм были замешаны в какой-то подозрительной истории и тем самым навлекли на себя чью-то месть? Это показалось ему совершенно невероятным. Но если все-таки дело обстоит именно так, то какую роль в нем играет Гиртман?

Вдруг в его сознании, как темное чернильное пятно, всплыла другая мысль. Что, если Марго оказалась в опасности? Противный комок под ложечкой не желал рассасываться. Сервас схватил пальто и вышел из номера. Спустившись в холл, Мартен спросил, есть ли в отеле компьютер с веб-камерой. Дежурная ответила, что есть, и проводила его в маленький салон. Сервас поблагодарил ее и достал мобильный телефон.

– Папа? – услышал он в трубке голос Марго.

– Подсоединись к веб-камере, – сказал он.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас.

Он уселся за компьютер и включил программу видеоконференции. Прошло минут пять, а Марго все еще не подсоединилась. Он уже начал терять терпение, когда в нижнем правом углу экрана наконец-то появилось объявление: «Марго на связи». Сервас тоже включил видео, и синий огонек камеры загорелся.

Марго была в своей комнате, с дымящейся чашкой в руке, и глядела на него озадаченно и в то же время осторожно. За ее спиной на стене висела большая афиша фильма «Мумия», на которой был изображен некто в пустыне, с ружьем наперевес, закат солнца и пирамиды.

– Что случилось? – спросила она.

– Это я хотел тебя спросить, что случилось.

– Не поняла…

– Ты хочешь бросить фортепиано и каратэ. Почему?

Мартен слишком поздно осознал, что задал вопрос достаточно грубо, и голос его сорвался. Наверное, это потому, что долго ждал, а ждать он терпеть не мог. Надо было взяться за дело по-другому, начать не с самой важной темы, поговорить о том о сем, заставить ее улыбнуться, пустить в ход их привычные шуточки, одним словом, применить обычные приемы манипуляции, хоть и на собственной дочери.

– Ага, мама тебе уже позвонила.

– Да.

– Что еще она тебе сказала?

– Больше ничего. Так что?

– Да все очень просто. Пианистка из меня выйдет весьма посредственная, так зачем чего-то добиваться? Это вовсе не моя уловка. Вот и все.

– А каратэ?

– Мне надоело.

– Надоело?

– Да.

– Ха! Так вот сразу взяло и надоело?

– Нет, не сразу. Я хорошо подумала.

– А чем ты планируешь заняться вместо каратэ?

– Пока не знаю. А что, я должна чем-то заниматься? Мне кажется, я уже в том возрасте, когда могу решать сама. Или нет?

– Приемлемый аргумент, – признал Сервас, силясь улыбнуться.

Но его дочь с другой стороны экрана вовсе не улыбалась. Она пристально глядела на него через камеру своими черными глазами. В свете лампы, освещавшей ее лицо сбоку, синяк на щеке выделялся еще ярче. Пирсинг на брови блестел как настоящий рубин.

– К чему эти вопросы? Что вы все от меня хотите? – Голос Марго становился все более пронзительным. – Что ты меня допрашиваешь как в полиции?

– Марго, я просто задал тебе вопрос. Ты вовсе не обязана…

– Ах вот как? Знаешь что, папа?.. Если ты своих подозреваемых будешь так допрашивать, то мало чего от них добьешься. – Она стукнула кулаком по столу, и он вздрогнул от удара, раздавшегося в ушах. – Черт побери! Как мне это опротивело!

У него похолодело внутри. Александра была права: дочь вела себя совсем не так, как обычно. Оставалось выяснить, насколько серьезны эти перемены, обусловлены они обстоятельствами, о которых он не знает, или чьим-то влиянием.

– Мне очень жаль, малышка. Я совсем ошалел с этим расследованием. Ты меня простишь?

– Угу…

– Увидимся через две недели, ладно?

– Ты мне позвонишь?

Сервас улыбнулся про себя. Последнюю фразу произнесла уже Марго, которую он знал.

– Конечно. Спокойной ночи, малышка.

– Спокойной ночи, папа.

Он вернулся в свой номер, бросил пальто на кровать и пошарил в мини-баре. Там нашлась крошечная бутылочка шотландского виски. Потом Сервас вышел на балкон. Уже совсем стемнело, небо очистилось, и на западе, над черной громадой гор, было чуть светлее, чем на востоке. Начали загораться сверкающие, словно начищенные, звезды. Сервас заметил, что сильно похолодало. Рождественская иллюминация сверкающей лавой лилась по улицам, но все это городское снование и копошение выглядело таким ничтожным в сравнении с древними Пиренеями. На фоне громадных вечных гор самое жестокое преступление выглядело столь же мелким и смехотворным, как след от насекомого на ветровом стекле.

Сервас облокотился на перила и достал мобильник.

– Эсперандье слушает.

– Мне нужна твоя помощь.

– Что случилось? Есть новости?

– Нет, это не имеет отношения к расследованию.

– Вот как…

Сервас, тщательно подбирая слова, сказал:

– Я бы хотел, чтобы раза два в неделю ты проследил за Марго после того, как она выйдет из лицея. Скажем, в течение двух-трех недель. Сам я не смогу это сделать. Она меня быстро вычислит.

– Что?

– Ты прекрасно слышал.

Воцарилось молчание. Сервас различил какие-то звуки и понял, что его заместитель находится в баре.

– Мартен, я не смогу, – вздохнул Эсперандье.

– Почему?

– Это противоречит всем…

– Это услуга, и я прошу друга мне ее оказать, – перебил его Сервас. – Ровно два раза в неделю в течение трех недель. Походить за ней пешком или поездить на машине. Больше ничего. Об этом я могу попросить только тебя.

В трубке снова послышался вздох.

– Но зачем?

– Я подозреваю, что она связалась с дурной компанией.

– Это все?

– Думаю, парень ее бьет.

– Вот черт!

– Да, – отозвался Сервас. – Представь себе, что это случилось с Меган и ты просишь помощи у меня. Ведь и с ней может случиться.

– Ладно, я этим займусь. Но уговор: не больше двух раз в неделю и не дольше трех недель. Дальше я прекращаю это дело, даже если ничего не найду.

– Даю тебе слово, – с облегчением произнес Сервас.

– А что ты будешь делать, если твои подозрения подтвердятся?

– До этого еще далеко. На данный момент я хочу знать, что происходит.

– Хорошо. Но давай предположим, что ты был прав и она связалась с чокнутым и жестоким парнем. Что ты предпримешь?

– Разве в моих привычках действовать, не подумав?

– Иногда бывает.

– Я просто хочу узнать, в чем дело.

Он поблагодарил заместителя и отсоединился. Марго не выходила у него из головы: ее манеры, татуировки, пирсинг… Потом мысли Серваса обратились к институту. Он увидел здания, дремлющие под снегом. Интересно, о чем по ночам грезят чудовища? Какие призраки и видения питают их сон? Может, кто-то из них не спит, лежит с широко открытыми глазами и перебирает в памяти свои жертвы?

Высоко над горами пролетел самолет, направляясь из Испании во Францию. Маленькая серебристая искорка, блуждающая звезда, металлическая комета с сигнальными огнями, мигающими в ночном небе. Сервас снова остро ощутил, насколько эта долина изолирована, удалена от всего мира.

Он вернулся в номер, зажег свет, потом достал из чемодана книгу и уселся в изголовье кровати. «Оды» Горация.

Проснувшись утром, Сервас обнаружил, что ночью шел снег. Крыши и улицы побелели, холодный воздух обжигал грудь. Он поспешил убраться с балкона в номер, принял душ, оделся, потом спустился вниз позавтракать.

Эсперандье уже сидел на просторной веранде в стиле ар-деко возле большого, до пола, окна. Он читал. Сервас наблюдал за ним издали. Его заместитель был целиком поглощен чтением. Сервас уселся рядом и с любопытством взглянул на обложку книги. «Бег дикого барана» какого-то Харуки Мураками. Японца. Он даже не слышал о таком писателе. В компании Эсперандье у Серваса порой возникало такое чувство, что они говорят на разных языках и родились в далеких друг от друга странах, со своей культурой, нравами и обычаями. Интересы заместителя были столь же разнообразны, сколь отличны от его собственных, и представляли собой невероятную мешанину: японская культура, наука, современная музыка, фотография…

Эсперандье поднял голову с видом ребенка, которого усадили завтракать, посмотрел на часы, отложил книгу и сказал:

– Вскрытие назначено на восемь. Я ухожу.

Сервас молча кивнул. Его заместитель свое дело знал. Глотнув кофе, Сервас почувствовал, что горло у него воспалено.

Десятью минутами позже он уже шагал по заснеженной улице. У него была назначена встреча с Кати д’Юмьер, Циглер и Проппом перед визитом в институт. Прокурор собиралась представить им следователя, которому поручила это дело. По дороге Сервас продолжал обдумывать ситуацию Ломбара и Гримма. Кто обрисовал их как жертвы? Какая связь была между ними? По словам вдовы и Шаперона, Ломбар и Гримм знакомы не были. Может, Ломбар и заходил пару раз в аптеку, но и это было маловероятно. В городе существуют еще пять подобных заведений, да и Эрик Ломбар наверняка не ходил туда сам, а кого-нибудь посылал.

На этом месте он вдруг напрягся. У него возникло скверное ощущение, что за ним следят… Он быстро обернулся и оглядел улицу у себя за спиной. Никого. Только какая-то парочка с хохотом топталась в снегу да пожилая женщина с сумкой в руках вышла из-за угла.

Вот черт, в этой долине параноиком станешь…

Еще через пять минут Сервас поднимался по лестнице здания суда. На площадках болтали адвокаты, прикуривая одну сигарету от другой, родственники обвиняемых грызли ногти в ожидании возобновления прений. Сервас миновал холл и направился к левой лестнице почета. Он уже поднялся на первую площадку, как из-за мраморной колонны показался маленький человечек.

– Майор!

Сервас остановился, прикидывая, кто мог бы к нему обращаться.

– Так это, значит, вы сыщик из Тулузы.

– Мы с вами знакомы?

– Я видел вас вчера на месте происшествия вместе с Катрин, – сказал человечек, протягивая руку. – Это она назвала мне ваше имя. Прокурор считает, что вы как раз тот человек, который нужен.

Катрин… Сервас пожал протянутую руку.

– А вы?..

– Габриэль Сен-Сир, почетный следователь в отставке. Я проработал в этом суде тридцать пять лет. – Он широким жестом обвел холл. – Я здесь знаю каждый шкафчик, почти всех обитателей города.

Сервас внимательно его оглядел: невысокого роста, но плечи по-борцовски широкие, добродушная улыбка и характерный выговор, который свидетельствовал о том, что его собеседник родился или вырос в здешних краях. Серваса поразил острый, цепкий взгляд, блеснувший из-под век, и он понял, что за добродушной вальяжностью экс-магистрата таился проницательный ум, в отличие от многих других, прятавших под маской иронии и цинизма полное отсутствие мыслей.

– Я так понял, вы предлагаете свои услуги? – весело спросил он следователя.

Тот звонко, заразительно расхохотался.

– Как знать, ведь говорят, что тот, кто побыл судьей хоть день, остается им навсегда. Не скрою, когда я узнал, что тут происходит, то пожалел, что ушел в отставку. Мы ни о чем подобном даже не слышали. Так, время от времени убийства из ревности. Иногда соседские разборки кончались стрельбой: вечный признак человеческого скотства. Если вам придет охота поболтать за стаканчиком вина, я к вашим услугам.