Текст книги "Звонок из прошлого"
Автор книги: Бен Элтон
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)
10
– Не удивляйся, пожалуйста, – сказал голос. – Это я, Джек. Джек Кент.
Но Полли уже успела удивиться. Потрясенная, она застыла возле телефона в одной сорочке и с изумлением смотрела на это изобретение людей, доносящее до нее голос человека, которого она не видела и не слышала больше шестнадцати лет.
Она встретила его в придорожном ресторане на шоссе А-4. Ей было тогда семнадцать лет, и она была пламенной политической активисткой. Более того – она была пламенной политической активисткой в том смысле, в каком ею можно стать только в семнадцать лет. Более пламенной, более политической и более активной, чем все бывшие до нее пламенные политические активисты, вместе взятые, – по крайней мере, так ей самой казалось. Она мысленно совершала сногсшибательные подвиги в духе обожаемого ею Льва Троцкого и считала Маргарет Тэтчер скучным (то есть, во всяком случае, непламенным) аполитичным демагогом.
В собственных глазах Полли была одновременно феминисткой, социалисткой и анархисткой, что, разумеется, автоматически превращало ее в невыносимо скучную собеседницу. Любой, даже самый короткий разговор с ней немедленно вызывал изнуряющую скуку, потому что двух предложений она не могла связать без того, чтобы не вплести в них слова «фашист», «Тэтчер» или «капиталистический заговор». Поэтому, когда она выразила желание поехать в женский лагерь мира, который находился в Гринхэм-коммон, ее родители втайне этому даже обрадовались.
– Я поеду туда только на лето, – заверила их Полли, ни минуты не сомневаясь в том, что они обязательно будут возражать.
– Да, дорогая, конечно. Это очень хорошо, – ответили ее родители.
– Именно это, по-моему, мне просто необходимо сделать, – продолжала Полли. – Вы же видите, гегемония белокожих мужских особей с ярко выраженными европоцентристскими наклонностями привела к всеобщему засилью культуры насилия, которое…
В продолжение ее длинной тирады о социально-политическом движении вообще и о ее личном решении присоединиться к анархо-феминистическому движению мира в частности глаза ее родителей приняли безжизненное, можно даже сказать – стеклянное выражение. Им гораздо больше нравилось, когда их дочь столь же пламенно отдавалась своему восхищению ансамблем АББА.
Проблема идеализма молодых людей сродни проблеме секса, им кажется, что они первые, кому пришлось с ней столкнуться. Родители Полли всю жизнь считали себя либералами и готовы были убеждать кого угодно, кто имел желание их слушать, что они всегда выступали против войны, то есть против того, чтобы мир был уничтожен в ядерном пожаре. Но их дочь валила их в одну кучу с Рейганом и Чингисханом и считала своим долгом помочь им свернуть с этого пагубного пути поджигания войны, по которому шли все предыдущие поколения.
– Вы что, не знаете, что однодневный американский военный бюджет может прокормить весь «третий» мир в течение целого года? – спрашивала их Полли за завтраком, поглощая очередную порцию мюсли. – И что нам прикажете с этим делать?
Родители Полли прекрасно понимали, что под словом «нам» она подразумевает не кого-нибудь, а именно их, и истинная правда заключалась в том, что, кроме поддержания порядка на принадлежащей им ферме, они действительно ничего «с этим» не делали.
Более того, отправляя свою обожаемую дочь в женский лагерь и испытывая по этому поводу неподдельную горечь разлуки, они в то же время чувствовали и нечто похожее на облегчение, поскольку теперь они смогут некоторое время наслаждаться своим завтраком, не испытывая при этом угрызений совести по поводу того, что тем самым они оказывают поддержку Пентагону или обворовывают голодных африканских детей.
Без сомнения, миссис и мистер Слейд очень гордились своей дочерью. Они восхищались ее моральным рвением. Другие дети отправлялись летом во Францию собирать виноград и подрабатывали в супермаркетах только ради того, чтобы купить себе в рассрочку мотоцикл или с шиком растратить заработанные деньги на пляже. А их дочь в это самое время занималась тем, что спасала целую планету от уничтожения. Миссис и мистер Слейд чувствовали, что если она успешно справится со своей задачей, а также прочитает всю рекомендованную литературу для сдачи аттестационных экзаменов, то можно считать, что лето она провела с пользой.
Существовало и еще одно соображение, по которому они охотно отправляли свою дочь в лагерь, – мальчики. Полли была своевольным ребенком и в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет приводила своих родителей в ужас тем, что приглашала домой на чай каких-то совершенно отпетых личностей: нечесаных, немытых и нестриженых, с невероятным постоянством падающих со своих мопедов, самоуверенных и нахальных «новых романтиков», которые слишком увлекались косметикой; а однажды привела даже зеленоволосого паренька, по всем признакам панка, который именовал себя Джонни Мамашин Любовник и рассказывал, что съел живого голубя. К счастью, после того как Полли открыла для себя политику, эти ужасные молодые люди показывались в их доме все реже и реже, хотя мистер и миссис Слейд все еще продолжали жить в страхе, что на каком-нибудь очередном ралли их дочь будет просто-напросто изнасилована каким-нибудь пламенным анархистом и борцом за мир с татуированным пенисом и кольцами, продетыми во всех мыслимых и немыслимых местах.
Родители считали, что в Гринхэм-коммон риск подобного несчастья практически равен нулю. В этот лагерь принимали одних женщин, мужчинам запрещалось оставаться там на ночь. По мнению мистера и миссис Слейд, все это было замечательно придумано. Летний лагерь, сколько угодно свободного времени, чтобы читать, компания серьезных, идеалистически настроенных женщин – что может быть лучше? Разумеется, первое же участие дочери в демонстрации и сюжет в телевизионных новостях, где было показано, как ее увозят в полицейский участок, стали для них шоком. Но все равно они посчитали, что пусть лучше ее лапает бобби, чем какой-то там немыслимый тип совершенно бандитского вида, который катается на мотоцикле и стирает свои джинсы в урине.
11
Джек спрятался за своей газетой и оттуда вел скрытое наблюдение за девушкой и ее родителями, которые заказали себе чай и булочки. Вот некий унылый поденщик в дурацком поварском колпаке выполнил их заказ, вот они пытаются намазать на булочки масло, и у них, разумеется, ничего не получается, потому что масло заморожено до каменного состояния и только крошится под их ножами. Да, Джек им сочувствует: несвежие булочки с непременным полагающимся в таких случаях куском масла слывут, можно сказать, фирменным блюдом подобных ресторанов.
Вот они расправились-таки со своими булочками, и человек с обликом папаши спросил счет. Джек вздохнул про себя, резонно предположив, что его прекрасному видению вот-вот наступит конец. Маленький лучик солнца, сверкнув на мгновение, собрался погаснуть. Он надеялся, что девушка выйдет из ресторана последней и он сможет хотя бы поглазеть на ее ноги.
В это время двое взрослых встали из-за стола, поцеловали дочь и покинули ресторан без нее.
Вот так сюрприз! Вплоть до этого момента интерес Джека был совершенно пассивным. Он просто старался хоть немного скрасить свое безрадостное армейское существование и получить маленькое удовольствие, разглядывая хорошенькую девушку. Но теперь другое дело. Девушка оказалась одна, и в его уме сразу же запрыгали озорные мысли. Интересно, ответит ли она, если он прямо сейчас подойдет к ней и запросто скажет: «Привет!»? Разумеется, это сумасшествие. Он – офицер американской армии, она – борец за мир, занятый разрушением всего того, что ему так дорого. Но самое главное: она была по крайней мере на десять лет его моложе!
С другой стороны, она так прекрасна, что, право же, при любом раскладе к ней стоит подойти. Ну какой особый ущерб грозит ему от такого поступка? В худшем случае она просто пошлет его с его приветом куда подальше, и на этом дело кончится.
Полли даже не заметила приближения Джека. Она была поглощена своими мыслями и чувствовала себя очень несчастной. Сегодня родители первый раз навестили ее в лагере, и, когда они ушли, она поняла, что скучает по дому. Ей самой это показалось странным. Последние пять лет она только и мечтала о том мгновении, когда покинет дом, и вот теперь ей открылось со всей очевидностью, что дом, оказывается, имеет не только недостатки, но и несомненные преимущества. Постоянная и преданная любовь родителей и регулярно пополняемый запас чистых трусиков в шкафу.
– Не могу ли я вам предложить чашечку кофе, мадам? – спросил Джек. – Если, конечно, можно так назвать ту бурду, которую здесь подают под этим наименованием.
Полли не могла поверить собственным глазам. Американский солдат! Раньше она видела таких только на расстоянии, когда они входили-выходили со своей базы или въезжали-выезжали оттуда на своих автомобилях. Все американцы в ее глазах – офицеры, технический персонал и все прочие – были людьми другой, более эффектной породы. На территорию женского лагеря проникали только бедные маленькие британские новобранцы-тинейджеры, и участвовали в их песнопениях тоже только они.
Немного оправившись от первого потрясения, Полли предложила Джеку сесть. Она решила не упускать представившуюся ей так неожиданно возможность наставить врага на путь истинный. Джек заказал кофе и спросил, не хочет ли она поесть. Она ответила, что, несмотря на то, что уже ела, будет рада повторить это снова. По сути дела, она была голодна, но не позволила родителям заказать себе что-нибудь, кроме легкой закуски, только по той причине, чтобы они, не дай бог, не подумали, что в лагере ее плохо кормят.
Если Джек сначала и волновался, что его импульсивный порыв захлебнется в неловком молчании, то, право же, ему этого делать не стоило. Не успел он сделать заказ, как девушка уже успела назвать его фашистом, массовым убийцей и бездушной машиной с зомбированными мозгами. Она спросила его также, задумывался ли он когда-нибудь о том, что делает, призвала покинуть армию и поинтересовалась, знает ли он, при какой температуре горят человеческие тела. Разумеется, от этих слов она очень естественно перешла к описанию ужасов Хиросимы.
– Эти люди были просто прижарены к стенам. Кожа сходила с детей, как шелуха, а глазные яблоки буквально плавились в орбитах.
Напрасно Джек протестовал, что он тоже выступает исключительно за мир во всем мире и что, по его мнению, только непрестанная бдительность и военная мощь НАТО могут предотвратить подобные ужасы в будущем.
– Как интересно! – презрительно усмехнулась Полли. – Чтобы предотвратить ядерную войну, вы производите все больше и больше бомб. Просто замечательно. Это все равно что трахаться ради того, чтобы сохранить девственность. Вы кто? Может быть, вы один из тех сладеньких, добреньких и миролюбивых хиппи? Да вы отдаете себе отчет в том, что однодневный американский военный бюджет может прокормить весь «третий» мир в течение целого года?
По предложению Джека Полли заказала себе еду из трех блюд, и тут как раз подоспел томатный суп. Воображение Джека было просто поражено открытием, что эта девушка может впадать в ярость даже по такому далекому от политики поводу, как суп. Разумеется, причины для ярости имелись самые веские. В те времена микроволновые печи были сравнительно недавним изобретением, и их конструкция предполагала, что они не отключаются даже тогда, когда в них приоткрываются дверцы. Это приводило к тому, что орудующие с ними в ресторанах тинейджеры, нанятые за гроши, успешно зарабатывали себе рак костей, но были совершенно бессильны как следует подогреть еду.
– Сверху он горячий, а внизу совершенно холодный! – воскликнула Полли. – И какая-то пенка на поверхности! Просто не представляю, как они могли этого добиться! Такое впечатление, что они это сделали нарочно.
Джек мог только молча кивать головой в знак согласия и смотрел на нее во все глаза. Он просто не способен был отвлечься на какой-то там суп. Он чувствовал себя совершенно счастливым. Эта английская роза была просто обворожительна! И такая злая! Ему очень нравилась ее злость, яростная, страстная злость, направленная буквально на все вокруг. На атомные бомбы и на суп одновременно. Вот уж действительно – «системе» придется ответить за многое.
Если бы родители Полли вернулись в ресторан в этот момент, они были бы несказанно удивлены. Представьте только: Полли нашла себе кавалера! Причем не мальчика, а настоящего мужчину! Не панка, не хиппи, а американского армейского капитана! Разумеется, их дочь тут же начала бы им объяснять, что этого типа она только что встретила. Что у нее нет с ним ничего общего. Но что-то в горячности ее объяснений и в том, как вспыхивали ее щеки под женскими половыми символами, заставило бы их заподозрить, что с их дочерью не так все просто и эту встречу никак нельзя назвать случайностью.
А уж как удивились бы родители Джека, застукай они своего глубоко консервативного сына в обществе девушки столь необычного вида! Девушки-хиппи, девушки радикальных взглядов, девушки, мало чем отличающейся от тех студенток, которых Джек Кент-старший учил в своем колледже в шестидесятые годы, а Джек Кент-младший презирал как предательниц интересов Америки и идейных защитниц Ханоя. Как бы родители Джека покатились со смеху, если бы потом, позже, услышали от Гарри эту потрясающую новость о том, что их сынок-солдат попался на крючок разрушительнице. Борцу за мир! Обожатель Рейгана и ненавистник либералов и красных, у которого здоровый консерватизм просто в крови! И вдруг без боя покорился врагу, околдованный его чарами!
Но так как все это произошло на самом деле, Джек чувствовал себя рядом с Полли как человек, прыгнувший с самолета без парашюта. Уже первая встреча привела его в совершенно головокружительное состояние. Ему хотелось, чтобы их обед длился вечно. Он что-то не мог припомнить, чтобы хоть когда-нибудь прежде оказывался в компании столь буйного и свободолюбивого создания. Девушка являла собой прямую противоположность всему, что он ценил в жизни, и тем не менее она ему невыносимо нравилась. Она была грубой, неряшливой, раскованной, недисциплинированной, незакомплексованной и анархически настроенной – и тем не менее он ее сразу же полюбил! Полли заставила его почувствовать себя счастливым. Даже разговор с ней подействовал на него освобождающим образом. Разумеется, Джек прекрасно понимал, что подвергается значительному риску, сидя с ней открыто в ресторане. Она была совершенно неподходящей компанией – даже на время обеда – для американского офицера, и если бы его застукало здесь начальство, ему бы не поздоровилось. Но в этот особенный день Джеку было наплевать. По существу, он даже гордился риском, на который шел. Полли заставила его почувствовать себя таким же свободным и незакомплексованным человеком, каким была сама.
Полли принесли ее второе блюдо: чипсы, вареную фасоль, горох и морковку. Она хотела заказать что-нибудь вегетарианское, но в те времена такого рода пища еще не была распространена в британском общественном питании, и поэтому неприятного вида молодой официант в глупом поварском колпаке посоветовал ей взять какое-нибудь мясное блюдо без мяса, то есть один гарнир, – и картофельный пирог в придачу. Полли обильно полила принесенный гарнир томатным соусом из пластиковой бутылочки и разразилась гневной тирадой по поводу фашистской – прямо-таки тэтчероподобной! – несправедливости такого положения дел.
– В конце концов, они просто обязаны предлагать в своем заведении хоть что-нибудь, не запятнанное кровью! – заявила она. – Я думаю, что мы должны выразить протест.
– Я полагаю, что вы уже это сделали, – вставил Джек. В конце концов, Полли и так уже заявила во всеуслышание, что просто возмущена тем, что ее заставляют употреблять в пищу трупы несчастных животных. Для Джека это звучало как протест. Торопливо появившийся менеджер (у которого поводов для беспокойства хватало и без Полли, потому что только сегодня утром он обнаружил, что, очевидно, достиг половой зрелости) заявил Полли, что ее никто не принуждает есть здесь что бы то ни было, и, если ей не нравится, она может в любую минуту покинуть ресторан, и чем скорее, тем лучше, по правде сказать.
Полли ответила, что, по правде сказать, она вынуждена есть в подобном заведении только потому, что в этом царстве мультинационального капитализма ей просто не оставили других возможностей и на дорогах Британии еду можно получить только в таких грязных дырах, как эта.
– А когда я говорю «еда», – добавила Полли, – то подразумеваю под этим словом исключительно дерьмо.
Весьма достойный протест, подумал про себя Джек. Вполне достаточный, чтобы больше к нему не возвращаться. Однако у Полли были другие соображения на этот счет: она вытащила из сумки флакон со специальным клеем, которым пользуются манифестанты для заклеивания дверей полицейских машин, и с его помощью приклеила к столу бутылку с томатным соусом.
– Вот уж это действительно проучит их, – вставил Джек.
– Это называется «ненасильственная прямая акция». Вот что значит анархия. Учись, друг. Тебе тоже следует этим заняться.
– Да, конечно… Могу поклясться, что когда они найдут испорченный тобой кетчуп, то уж наверняка пересмотрят свою политику насчет заботы о животных.
– Акции протеста должны накапливать свой потенциал.
– Акции протеста просто потакают эгоистичным наклонностям самих протестующих и по своей сути абсолютно бесполезны, – возразил Джек. – Уж поверь мне, я это знаю. Мои родители все это испробовали на своей шкуре. Все шестидесятые годы они только и делали, что критиковали за обедом свою страну и размахивали знаменами в поддержку либерального президента. И что же они получили на свою голову? Ричарда Никсона! Ха! Это их быстренько убедило. Теперь у них Рейган. Как же они расстроились! Я звоню домой каждый раз, когда он урезает им социальную помощь, – чтобы посильнее их растравить. Теперь они являют собой парочку унылых, затраханных жизнью анахронизмов, у которых мозгов не хватает понять, что Бог всегда был консервативен, а Библия – это деньги. Единственный способ изменить человека или любой социальный институт – это ударить его по самому уязвимому месту, то есть по кошельку. Если ты хочешь расправиться с этими людьми – отними у них деньги.
– Да-а, конечно… – слегка смущенно протянула Полли.
Джек огляделся кругом.
– Знаешь что, пойдем отсюда.
– То есть как? – спросила Полли, не совсем понимая.
– Когда я скажу «Бежим!», мы встаем и бежим отсюда.
– Ты что, имеешь в виду… – начала Полли.
– Бежим! – скомандовал Джек.
12
Если Джек искал способ, как поразить воображение Полли, то он попал в самую точку. Вот это да! – думала Полли, когда они выскочили из ресторана и неслись к машине Джека. Неужели презираемый ею враг, представитель американской военщины, способен совершить такой прикольный поступок – сбежать из ресторана, не заплатив по счету? Да в это просто невозможно поверить! Никогда не суди о книге по обложке, могла бы она сказать себе, если бы не так задыхалась от возбуждения.
Они ворвались в машину, и, как только Джек включил зажигание, заработал магнитофон. Пел Брюс Спрингстин, любимый спутник Джека, когда он сидел за рулем, и пел по счастливой случайности «Рожденные бежать». Совершенно неожиданно Полли оказалась в центре боевика с гонками и преследованиями – и она просто кричала от восторга! Шины визжали, Брюс нагнетал атмосферу, под его пение Джек на страшной скорости вырулил с парковки на шоссе.
– Как классно! – не могла сдержать своих чувств Полли. Джек в ответ только еще сильнее нажал на акселератор и оставил возможных преследователей далеко позади глотать клубы пыли.
Такое впечатление, что они преодолели милю за пятнадцать секунд. Джек резко притормозил и свернул с главного шоссе, так что Полли едва не вывалилась из машины. Внезапно они затряслись на ухабах дороги, которая была ненамного лучше грунтовой.
– По-моему, в ближайшие полчаса нам от магистралей лучше держаться подальше, – произнес Джек, по необходимости сбросив скорость. – Этот парень из ресторана как раз сейчас названивает копам. Вот бы сюда мой вседорожник 4x4. Тогда уж мы бы точно повеселились.
– Вседорожники с четырьмя ведущими колесами разрушают почву, – назидательно сказала Полли.
– Да? Неужели?
Вскоре они подъехали к какому-то забору с воротами, за которыми расстилались луга, и Джек вынужден был остановиться. Дальше все произошло скорее спонтанно. Не успев сказать ни слова, они, как по команде, набросились друг на друга и принялись жадно целоваться в губы и лицо, одновременно срывая друг с друга одежду. Позже Джек вспомнит, что Полли даже целовалась со злостью или, по крайней мере, с той же серьезностью, с какой совершала все свои поступки. Но в этот момент Полли не думала ни о чем. В голове ее образовалась полная пустота, все было смыто внезапной и совершенно незнакомой волной физического влечения. Раньше с ней ничего подобного не случалось. Достигнув определенного возраста, она частенько пыталась понять, что собой представляет настоящая страсть и сможет ли она когда-нибудь ее испытать. Больше она об этом не задумывалась.
Но тут у них начались непредвиденные трудности. Выяснилось, что заниматься любовью в машине совсем не так легко, как может показаться на первый взгляд. В своих попытках добраться до Полли Джек внезапно почувствовал, что коленями уперся в панель управления, а животом напоролся на ручной тормоз. Это оказалось самым болезненным. Ничем подобным Джек не занимался со времен своего студенчества, но его тело тогда было более гибким. На полпути к достижению своей цели он вдруг почувствовал, что дальше двинуться не может, а его главный орган просто заклинило.
– Чертов тормоз, – пробормотал Джек, и это были первые слова, которые он произнес с того момента, как они упали друг на друга.
– Ты сам во всем виноват, потому что ездишь на ТР-7, – сказала Полли. К ней уже вернулось сознание, потому что Джек до боли надавил ей на грудь. – У нас каждому ребенку известно, что ТР-7 – это машина онанистов.
– Да, похоже на то, – ответил Джек, выпутываясь из своей ловушки. – Здесь только одному и трахаться.
Ничего хорошего во всем этом не было. Нужно было бы пойти куда-нибудь еще. И тут, как по волшебству, выглянуло солнце, хотя с самого утра день был скорее серым. Луг за забором стал золотым, чудесный луг, устланный высокой травой, мерно колышущейся под легкими порывами ветра, с лениво порхающими разноцветными бабочками. Да откройся сейчас перед ними хоть самый роскошный интерьер с зажженными свечами, широкой застланной постелью и приглушенной музыкой, льющейся из невидимых динамиков, все равно этот луг был лучшим местом для секса.
– Пошли, – скомандовал Джек.
Они перелезли через забор и разом упали в свою пятиакровую постель.
Потеряла невинность среди невинных цветочков, подумала Полли, которая еще не рассталась с подростковой поэтической образностью.
Это было просто невезение. Заниматься любовью на природе почти так же невозможно, как в машине, особенно если накануне всю ночь шел дождь, а у вас, как назло, аллергия на пыльцу, и то, что на первый взгляд выглядело мягкой травкой, при ближайшем соприкосновении обернулось чем-то вроде живой колючей проволоки. Может быть, кто-то и решится заниматься любовью на лугу, но при этом он должен прихватить с собой хороший матрас, простыню, немного дуста и косу. В противном случае лучше забыть об этом. Очень скоро колени и локти Джека были в коровьих лепешках, трусики Полли были разорваны в клочья, и что-то с двумя сотнями ног и пятнадцатью рядами зубов заползало по ее спине.
Так уж случилось, что и на этот раз Полли и Джеку пришлось отказаться от своих безнадежных попыток и отложить свою страсть до лучших времен. Девственность Полли все еще оставалась ненарушенной, когда Джек предложил отель.
– Хорошо, – вздохнула Полли, поднимаясь с земли и натягивая на себя то, что осталось от ее трусиков. – Только у меня мало денег, я тебе отдам свою половину потом.
Джек засмеялся, чувствуя, как его захлестывает волна любви и нежности к этой странной, впечатлительной и не в меру щепетильной девушке. В этот момент исчезнувшее за облаками солнце снова появилось и залило Полли потоками света, окружив ее чудесным золотым сиянием. Она казалась чистым и нежным юным ангелом, и у Джека проснулось что-то вроде совести.
– Полли, тебе сколько лет? – спросил он.
– Семнадцать, – с вызовом ответила Полли.
– Господи помилуй! – только и смог произнести Джек.
– Только знаешь, друг, я гораздо более зрелый человек, чем ты, – продолжала Полли. – Я, по крайней мере, знаю, как опасны игры с оружием.
Семнадцать. Джек надеялся, что ей хотя бы девятнадцать. А может, даже двадцать. Он, конечно, понимал, что двадцать – это абсолютный предел.
– Полли, а мне тридцать два. Я старше тебя на пятнадцать лет.
Полли пожала плечами.
– Ты девушка? – спросил Джек.
– А что, если и так?
Все оказалось гораздо хуже, чем Джек предполагал.
– Я не могу сделать это с тобой, – произнес он.
Внезапно Полли вспыхнула, но не от солнечного света, а от праведного негодования. Щеки ее раскраснелись, в глазах засверкали насмешливые огоньки.
– Слушай, ты, высокомерный ублюдок! – вспылила она. – Ты со мной ничего и никогда не можешь сделать! Все, что со мной происходит, я сама себе делаю, тебе понятно? Я сама решила пойти с тобой в постель, то есть в данном случае на полянку, потому что решила использовать твое тело ради собственного удовольствия. Это мое личное дело. Я самостоятельная женщина, и мужчины в моей жизни не играют никакой роли. По существу, если судить эмоционально и политически, я самая настоящая лесбиянка. Это просто недоразумение, что мне нравятся мужчины. Тебе ясно?
Джек в прошлом никогда не был восприимчив к радикальному феминизму, но испытывал к нему все же некоторое уважение.
– Ясно, – вздохнул он.
Они снова сели в машину и поехали искать ближайший отель. Это оказалось огромное викторианское здание из красного кирпича, с башенками по углам и романскими колоннами в фойе. По идее, Полли должна была немедленно возненавидеть это заведение как вопиющий пример урбанизации сельской местности. Но у нее ничего не получалось, потому что на самом деле она нашла все это безумно романтическим. Принимая во внимание, что при отеле был обширный гараж, развлекательный комплекс, конференц-зал и миниатюрное поле для гольфа, Джек тоже нашел его очень трогательным.
Некоторые трудности у них возникли в регистратуре, но не из-за возраста Полли – в конце концов, она имела полное право здесь находиться и к тому же не выглядела чрезмерно юной. Главная загвоздка заключалась в надетой на ней майке, где была изображена крылатая ракета, довольно убедительно стилизованная под пенис. Майка вызвала резкое неприятие у регистратора, но Полли объяснила, что на самом деле картинка символизирует мужскую природу войны.
– Боюсь, что другие гости найдут вашу майку агрессивной, – не принял ее объяснений регистратор.
– Вы хотите сказать, что ядерные арсеналы они не находят агрессивными? – поинтересовалась Полли.
– Никто еще не пытался внести ядерный арсенал в наш отель, – ответил регистратор. – Но может быть, джентльмен одолжит вам на время свой плащ?
Джеку совсем не улыбалась эта идея, потому что он вовсе не собирался афишировать свою форму. Полли, ясное дело, была смутьянкой и внушала опасение, как вражеская пушка в тылу, а Джек вовсе не хотел, чтобы регистратор позвонил его полковнику и сообщил о том, какого рода девушек американские офицеры приглашают в отель. Но в конце концов был достигнут компромисс. Полли неохотно согласилась ходить в публичных местах отеля со скрещенными на груди руками, таким образом скрывая оскорбительный политический вызов.
– А я-то думала, что в этой стране существует свобода слова! – бормотала она, когда Джек уводил ее.
И вот так начались их отношения, которые очень скоро переросли в напряженную и всепоглощающую любовную историю. Историю, которая была безнадежно короткой и в то же время длилась всю жизнь. Два человека разного возраста, разного воспитания и – что самое важное – совершенно разных жизненных принципов и устремлений начиная с этого экстатического момента оказались связанными навеки.
Ньютон установил, что на каждое действие имеется равное по силе и противоположное по знаку противодействие. Воистину Джек и Полли являли собой зримое подтверждение этого закона.
Через несколько дней после своей встречи с Полли Джек взялся за письмо к брату, заранее предвидя ироническую усмешку и зная, что ему придется ее стерпеть.
Хо-хо, братец, так уж получилось,
– написал он. –
И ты, конечно, решишь, что это подтверждает все твои вшивые психологические теории, не правда ли? И что эта девушка наверняка похожа на маму? Я прав, Гарри? Разумеется, я прав. Ты так понятен! И поэтому забудь о своих теориях. Но прежде чем ты о них забудешь, затолкай их себе в задницу, а потом уже окончательно забудь. Эта девушка никаким боком не похожа ни на маму, ни на папу, ни на тебя самого. Она похожа только на меня! Да-да, все правильно, на меня, потому что она по натуре боец, живой человек, и у нее есть два кулака и масса ядовитой слюны, чтобы плевать в тех, кто ей не нравится. Конечно, можно сказать, что цель ее борьбы совершенно никчемная, и я не буду этого отрицать. Если честно, то большей чепухи я в жизни своей не слыхал, разве что когда блеют бараны. Ну и что из этого? Главное, что у нее есть мужество и сила воли, чтобы бороться. Она не сидит часами сложа руки и не курит сигареты, набитые чайным листом, как мама. Она не считает, что жалкие бюллетени, опускаемые в пользу демократов раз в четыре года, делают ее активным борцом. Более того – она не прячется от жизни, как ты, изготовляя дурацкую мебель, которую на фабрике сделают в сто раз лучше и в сто раз дешевле. Эх ты, балда! Полли – это солдат, она яростно борется за то, во что верит. Кроме того, она самая сексуальная женщина, какую я когда-либо встречал в своей жизни. Заруби это себе на носу, братец.
Когда Гарри читал это письмо, он испытывал самое настоящее удовольствие. Несмотря на колючий тон, это было самое романтическое письмо из всех, что когда-либо писал ему Джек. А если точнее, то единственное романтическое письмо из написанных его братом. Еще один случай, насколько помнил Гарри, когда его брат испытывал более или менее похожий эмоциональный подъем, был связан с его производством в капитаны: он стал самым молодым капитаном из всех его сослуживцев в Вест-Пойнте. Джек никогда не впадал в энтузиазм по поводу чего-либо, кроме спорта и армии. Он никогда не говорил о своих любовных делах, и вот теперь его душа просто пела от любви! Разумеется, Гарри радовался за брата, но в то же время в глубине его радости теплилось некоторого рода беспокойство. Гарри понял, что теперь у Джека появилось два объекта влюбленности – армия и эта английская девушка. Не стоило большого труда догадаться, что они несовместимы. Гарри понимал, что катастрофа случится очень скоро и Джеку придется делать выбор.