Текст книги "Звонок из прошлого"

Автор книги: Бен Элтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Что-то это не очень похоже на бомбу, Полли, – сказал он.

– Почему же? – ответила она. – Очень даже похоже. Эта штука выглядит в точности как бомба. Может, это не совсем такая бомба, к которой вы привыкли в своей армии, но тем не менее это настоящая бомба. Любой полисмен в Северной Ирландии сразу признает в ней бомбу.

Полли уставилась в свою сумку, как будто сама пыталась удостовериться, что ее слова – не преувеличение. Вид у нее остался вполне удовлетворенный.

– Кроме того, – продолжала она, – она снесет тебе башку начисто, так что не все ли тебе равно, как она выглядит? В основе ее лежит химическое удобрение, которое ты у меня тут видел. Я уже сделала три такие бомбы. Первые две сработали превосходно – это случилось в Дартмуре. Эта, мне кажется, получилась лучше всех. Все, что нужно теперь сделать, – это соединить кое-какие провода.

И с этими словами Полли снова залезла обеими руками в сумку. Джек непроизвольно вскочил на ноги. Он посмотрел на мешок с удобрением, который все еще стоял рядом с ним на полу.

– Полли, если это действительно бомба, то тебе должно быть лучше других известно, что с ней шутки плохи.

– Я и не собираюсь с ней шутить, Джек, – спокойно ответила Полли. – Вначале я думала употребить ее на телятину. Но теперь вижу, что мне попалась в руки более крупная дичь, против которой следует бороться.

Она произносила эти слова так спокойно, с таким самообладанием! Джек вглядывался в ее лицо, пытаясь поймать ее на лжи, и не мог. Он почувствовал, что начинает нервничать.

– Не будь смешной, Полли! Неужели ты действительно собираешься нас взорвать?

– А почему бы и нет? У меня появился шанс сделать настоящее дело. Я потратила годы жизни на то, чтобы протестовать против военной системы, и вдруг неожиданно у меня появилась прекрасная возможность уничтожить настоящего четырехзвездного генерала, можно сказать, не выходя из собственной квартиры. За какую-то долю секунды я могу навсегда избавить мир от агента массового кровопролития.

– Плюс одного муниципального работника, – пробурчал Джек как-то не очень убедительно.

– Ну и что? А может, мне на это наплевать, Джек! Разве ты сам не говорил, что единственная честная мораль – это покончить жизнь самоубийством? Прекратить хотя бы одно паразитическое, эксплуатирующее среду существование? – Полли начала дрожать. Джеку очень захотелось, чтобы она вытащила руки из своей сумки.

– Кроме того, – продолжала она, – мне не к чему стремиться. Я ничего в жизни не получила и вряд ли что-нибудь получу. Моя жизнь пошла вкривь и вкось, когда мне было семнадцать лет, но ты об этом и сам прекрасно все знаешь не хуже меня. Ты гнусная сволочь! И вот теперь у меня появился шанс все исправить. Бомба достаточно большая, чтобы разнести мою квартиру целиком. Когда я соединю провода, мы снова будем вместе, навсегда, наша плоть станет одной плотью. Неразделимая вовеки, как я об этом когда-то мечтала.

Полли бережно подняла сумку, все еще удерживая одну руку внутри нее. Держа сумку перед собой, она направилась к Джеку.

– Тебе следовало уйти, когда я тебе говорила, Джек. А теперь мы уйдем вместе.

– Полли, прошу тебя.

– Я уже устала от тебя и устала от жизни. Так что пропади все пропадом.

– Полли, ты не можешь этого сделать! – Голос Джека был молящим.

Ее лицо казалось утомленным и сосредоточенным. Верхняя губа дрожала. Дрожала и рука внутри сумки. Джек прикидывал, сможет ли он изловчиться, чтобы вовремя перехватить эту руку.

– Да, ты прав, я действительно не могу! – вдруг сказала Полли. – Потому что эта сумка на самом деле полна грязных трусиков. А ты уже совсем было поверил, ты, жалкий трус!

Полли засмеялась, несколько принужденно, и швырнула сумку на кровать. Джек был сражен наповал.

– А как же… удобрение? – спросил он.

– Я же тебе сказала, – ответила Полли. – У меня на окне стоит ящик для цветов. Ты что, не помнишь, Джек? Я борюсь за мир, в этом моя жизнь. Я не одобряю никакого убийства. Даже убийства таких людей, как ты. Людей, которые врываются среди ночи и пытаются разбить чужое сердце во второй раз. С меня наконец достаточно. Уже пятый час утра. В семь тридцать мне вставать. Поэтому теперь ты должен уйти.

Джек, однако, не пошевельнулся.

– Я скоро уйду, Полли. Очень скоро. Но я должен закончить свой рассказ, ради которого я сюда пришел. Я должен тебе все объяснить.

– Джек, все уже прошло, много лет тому назад! Я больше не желаю об этом говорить!

– Я не собираюсь говорить о том, что я делал тогда, Полли. Я хочу сказать, что я собираюсь сделать сейчас.

51

На улицу, где жила Полли, повернула полицейская машина и начала медленно приближаться к ее дому. Оба полицейских в машине знали человека, которого они искали, потому что и раньше часто приезжали сюда по вызовам Полли и уже не раз имели с ним дело. Оба единодушно полагали, что такого вопиющего позора в их практике еще не было: чтобы такая красивая женщина, как Полли, подвергалась таким мерзким сексуальным домогательствам! Они твердо намеревались напугать Питера на всю жизнь, если они его найдут.

Питера они не нашли, зато заметили, что в квартире Полли горит свет. Это показалось им странным, потому что время было раннее, самое начало пятого часа. Они решили, что, скорей всего, ее разбудил молочник (о котором они тоже имели самые подробные сведения), а может быть, Питер действительно ошивается где-то поблизости и уже успел испортить ей ночь.

Они решили удостовериться, что с Полли все в порядке.

Сквозь стеклянную панель входной двери Питер со своей позиции видел силуэты полицейских, стоящих на улице. После недавнего шока возле двери Полли от угрожающего ему разоблачения он спустился вниз и сидел теперь на нижней ступени лестницы, размышляя о том, как ему лучше покончить с американцем. Увидев тени за дверью, Питер подумал, что его игра проиграна. Ненавистные остроконечные фуражки, которые явственно вырисовывались на стекле при свете уличных фонарей, означали для него арест. Он находился внутри ее дома, пойманный с поличным. С минуту Питер обдумывал, не пустить ли в ход свой нож, но потом понял, что вряд ли ему удастся успешно сладить с двумя полицейскими. В холле стояла пара велосипедов, прислоненных к стене. Питер подошел к ближайшему из них и засунул свой нож в его багажную сумку. Если его найдут с ножом, то тюрьма ему точно обеспечена.

Наверху в квартире Полли зазвонил домофон. Это значило, что кто-то стоит у входной двери.

Джек моментально вскочил на ноги.

– Это он. Он вернулся, – сказал он. – На этот раз ему не удастся от меня ускользнуть.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Полли. – Что ты собираешься делать?

– Я собираюсь с ним разделаться.

Домофон зазвонил опять.

– Постарайся задержать его разговором, – продолжал Джек. Он уже стоял у двери. – Я скоро вернусь.

– Нет, Джек! Я не хочу, чтобы ты…

Домофон был настойчивым. Не в первый раз за эту ночь Полли испытала страшное волнение. С одной стороны, ей так хотелось, чтобы события шли своим чередом! Если Джек собирается разобраться с Клопом, то почему бы не позволить ему это сделать? С другой стороны, а вдруг Джек слишком увлечется? Вдруг он его убьет? Домофон зазвонил снова. Полли осторожно подняла трубку, почти решившись предупредить своего ненавистного врага.

– Полли, это констебль Дьюисон, – сказала трубка.

Джек остановился как вкопанный. Его рука так и застыла на дверной щеколде.

– Что, копы? – прошипел он.

– О, привет, Фрэнк, – ответила Полли. – Вот так сюрприз.

– Нам позвонила маменька твоего воздыхателя. Она сказала, что он околачивается где-то здесь, поблизости, во всяком случае – на твоей улице. Я совершенно уверен, что беспокоиться не о чем, но она сказала, что у него нож. Мы просто хотели убедиться, что с тобой все в порядке.

Полли уверила офицеров, что, несмотря на то, что Клоп действительно звонил ей некоторое время назад, но уже с час как от него ни слуху, ни духу. Констебль Дьюисон спросил, не стоит ли ему подняться сейчас к ней в квартиру, чтобы запротоколировать все детали вторжения и оформить их утром как официальную жалобу. Полли посмотрела на Джека. Каким-то образом она почувствовала, что присутствие в ее квартире четырехзвездного американского генерала в полной армейской форме повлечет за собой совсем другие разговоры, которые ей вовсе не хотелось бы вести.

– Нет, не стоит, констебль. Я лучше постараюсь немного поспать.

Внизу в холле Питер наблюдал, как силуэты полицейских начали отступать. Чувство облегчения от столь счастливого избавления от ареста совершенно затмилось яростью, охватившей его. Он слышал каждое слово, которое произнес полисмен. И едва мог поверить собственным ушам! Его предала родная мать! Она даже рассказала им о ноже! От обиды и злости у Питера кровь закипела в жилах. Ну да ладно, она еще пожалеет о своем предательстве. Это можно сказать наверняка. Питер решил разобраться со своей матушкой потом.

А теперь у него есть дела поважнее. Он все еще находится в этом доме. В ее доме! Даже полиции не удалось об этом пронюхать. Питер решил, что это благоприятный знак: фортуна явно на его стороне. И теперь он может делать все, что ему захочется.

52

Полли засмеялась. Кажется, это единственное, что ей оставалось.

– Интересно, кто следующий? – сказала она.

Но Джек не смеялся. Как раз наоборот. Его лицо посерело и окаменело. Полиция у дверей – это последнее, что он ожидал здесь встретить. Это напомнило ему прежде всего о крайней уязвимости его собственной ситуации.

Полли уловила выражение его лица и перестала смеяться. Она вспомнила последние слова, которые произнес Джек перед тем, как позвонила полиция.

– Джек, – спросила она, – Что ты имел в виду, когда говорил, что тебе что-то надо сделать?

Джек не мог на нее смотреть.

– Ты когда-нибудь слышала об армейском генерале по имени Джо Ралстон? – спросил он. – Год или два назад о нем писали в прессе.

Полли совсем не желала вступать в еще один бесконечный, бессмысленный диалог.

– Выкладывай, что у тебя на уме, Джек, или проваливай отсюда.

– Я тебе уже выкладываю, – ответил Джек спокойно. – Джо Ралстону предстояло стать главой Комитета начальников военных штабов. Самым могущественным военным на земле. Иметь под своим командованием около полумиллиона человек и распоряжаться годовым бюджетом в триллионы долларов.

– Что, по сути, совершенно непристойно, – вставила Полли, которая уже не могла себя сдерживать.

– Ты знаешь, где он теперь? – продолжал Джек.

– Не знаю и знать не желаю.

– Да, и я тоже не знаю, потому что он так никогда и не занял эту высокую должность. Он снял свою кандидатуру и уволился из армии. И все потому, что пятнадцать лет тому назад в его жизни имел место некий роман. Пятнадцать лет назад, когда он уже, по сути, жил раздельно со своей женой, с которой, кстати, потом и развелся, генерал Джо Ралстон имел роман! Только по этой причине лучший солдат Америки вынужден был отказаться от такого подарка судьбы.

Полли помнила этот случай. О нем действительно писали в Британии.

– Такое стало возможным благодаря деятельности твоих людей, Полли, – сказал Джек.

– Моих людей? Кто же это такие, «мои люди»?

– Твои люди, такие, как ты. Видишь ли, за несколько месяцев до того, как Джо Ралстон подал свой рапорт об отставке, молодая женщина, военная летчица по имени Келли Флинн была застукана на том, что трахалась с цивильным мужем одной своей сослуживицы. Она вынуждена была уйти в отставку, но не прежде, чем вся страна получила грандиозный кризис и ломала себе голову над проблемой, должна ли армия наказать ее так же строго, как если бы она была мужчиной.

Полли помнила также и этот случай. Британская пресса всегда радостно отмечала каждый пример американского самоистязания. Но она все еще не могла понять, какое отношение все это имеет к ней.

– Теперь ты видишь, к чему стремятся твои люди, не так ли, Полли? – продолжал Джек. – Вы создаете неуправляемый мир.

Полли была сыта по горло всей этой чепухой.

– О каких людях ты говоришь, Джек? Кто такие «мои люди»?

– Такие, как ты. Либералы. Феминисты.

– О, ради бога, ну не будь ты до такой степени невежественным!

Джек налил себе еще виски и попытался сделать то же самое со стаканом Полли. Но она больше не могла пить. Он сделал глоток бурбона и продолжал:

– Они попытались предъявить обвинение самому президенту Соединенных Штатов за то, что он неудачно скинул свои штаны! Ты наверняка должна быть очень довольна!

– Мне это неинтересно, Джек! Я два раза на одну удочку не попадаюсь! Какое отношение все это имеет ко мне? О чем, черт подери, ты тут толкуешь?

Джек глубоко вздохнул. Ему не хотелось тоже кричать. Ему хотелось, чтобы она сама поняла, что он имеет в виду.

– Президент Соединенных Штатов, Полли! Самый могущественный человек на земле! Верховный главнокомандующий самой грандиозной армии, когда-либо существовавшей на свете! Человек, ответственный за оружие массового уничтожения, которое может пресечь жизнь на планете тысячи раз подряд! И этот человек, который, можно сказать, держит мир в своих руках, едва не был отдан под суд, чтобы установить, показал или не показал он однажды ночью шесть лет тому назад свой член одной из своих служащих! Как ты думаешь, это хорошо или плохо?

Полли пожала плечами.

– Если президент – просто мелкий, омерзительный развратник, то это его проблемы.

– Большинство парней – тоже мелкие, омерзительные развратники.

– Ну что ж, значит, настало их время платить за последствия своих поступков.

Вопреки усилиям оставаться спокойным и рассудительным, Джека захлестнула волна раздражения, и он стукнул кулаком по столу.

В комнате внизу молочник оторвался от своих кукурузных хлопьев и торжествующе записал в своей маленькой книжечке: «Четыре двадцать. Крики и удары».

– Традиционно женщины всегда были в курсе, что представляют собой мужчины, – продолжал Джек. – Именно поэтому они старались не заходить в комнаты своих мужей среди ночи!

– Женщины должны иметь возможность заходить к мужьям когда им угодно, черт возьми! – в свою очередь, повысила голос Полли, не желая выслушивать лекции о гендерном поведении от таких типов, как генерал Джек Кент.

– Все правильно! – огрызнулся Джек. – Но при благоприятных условиях они обязательно провозгласят себя жертвами сексуальных домогательств! Например, в упомянутом случае эта жертва сказала, что ее заставили смотреть на член тогдашнего губернатора Арканзаса! Однажды поздно вечером она получила приглашение прийти в его номер отеля, где он предложил ей свой пенис. Она отклонила предложение, спокойно ушла, и это дело оставалось без всяких последствий шесть лет. Он ее не бил, не принуждал, не насиловал, он просто показал ей свой пенис. А потом вдруг весь мир начал обсуждать этот эпизод! Весь мир! Господи, были времена, когда девушка была бы счастлива увидеть член будущего президента! Она бы с гордостью рассказывала об этом своим внукам! «Эй, детки, я когда-нибудь говорила вам о том времени, когда президент показал мне свой член?»

– Да, и были времена, когда миллионы женщин молча страдали от бесконечных оскорблений и унижений!

– Ради бога, можно ли тут достичь правильной пропорции? Это что-то вроде охоты на ведьм. Хотя, очевидно, ты считаешь, что разница есть. Ты считаешь, что мы, мужчины, заслуживаем подобной охоты! Потому что каждый мужик по природе насильник, я правильно излагаю твои мысли?

Джек, конечно, все еще живо помнил, как во время процесса в Бад-Наухайме ему казалось, что перед судом предстала вся армия, что в этом отеле вместе с четырьмя обвиняемыми побывали все офицеры американского военного присутствия в Европе.

– Господи! В Штатах есть женщины, – преподаватели колледжей! – которые считают, что если мужчина, взглянув на женщину, присвистнул от восхищения, то тем самым он уже ее насилует! Что дарение цветов – это совращение!

Полли пальцем указала прямо на него.

– Я ничего об этом не знаю, Джек! – сказала она. – Зато я точно знаю, что тебе хорошо известно кое-что об изнасиловании!

С минуту он просто не мог поверить тому, что она сказала. Все это показалось ему слишком невероятным.

– Что? – наконец выдавил он из себя. – Что-что?

Голос Полли неожиданно снова стал очень спокойным.

– В ту последнюю ночь, в ночь, когда ты меня покинул в том отеле. Ты трахал меня так, словно от этого зависела твоя жизнь. Ты трахал меня, как животное…

Джек едва мог поверить тому, на что она намекала.

– Но ведь ты сама! – закричал он. – Ты хотела этого! Ты была полностью со мной заодно! О чем ты теперь болтаешь? О том, что я тебя тогда изнасиловал? Но ведь ты же хотела этого не меньше меня?

Полли спокойно кивнула головой.

– Да, разумеется, я хотела этого, Джек. Я отдавала себя целиком и без остатка и при этом была счастлива.

– Спасибо хоть на этом! – произнес Джек.

– Но как ты думаешь, делала бы я так, если бы знала, что будет потом? Если бы знала, что ты меня бросишь? Что твой билет уже заказан? Если бы ты меня пригласил на этот маленький пикничок, Джек, меня, семнадцатилетнюю девушку, и предварительно мне объявил: «Знаешь, я сегодня собираюсь два часа тебя трахать, а потом уйти, не сказав ни слова, и потом исчезнуть из твоей жизни вообще» – как ты думаешь, я бы позволила тебе себя трахать?

На минуту воцарилось молчание.

– Ну, нет, наверное, но…

– Это насилие, Джек. Не самое большое насилие, но все же определенный вид насилия. Ты взял меня обманом и умелым манипулированием. Ты получил от меня нечто, чего я бы тебе никогда не дала, если бы знала правду.

На первый взгляд это звучало почти убедительно. Но лишь на первый взгляд. Этого не было – просто не могло быть! Джек не мог поверить, что мир может руководствоваться такими понятиями.

– Эй, Полли, знаешь, людей часто обманывают! Такое иногда случается в жизни, тебе это известно не хуже меня. Таковы извечные факты, и тебе придется их признать. Ты что, считаешь, что у тебя есть право никогда не получать по шее? Не оставаться в дураках? Не быть несчастной? Я был дерьмом, я признаю это, но парень, который сладкими речами заманивает девчонку в постель, не совершает насилия! Вот когда на маленькую девочку в аллее парка наваливается целая толпа, тогда это насилие.

С минуту Полли обдумывала его слова, потом решила махнуть рукой.

– Кончай, Джек! Ты просто не можешь признать такую точку зрения, и никогда не сможешь.

– Нет! Нет! – Джек просто не мог не оставить за собой последнего слова. – Это тыне можешь признать! Мир не может быть цивилизован, и тебе тоже не под силу его цивилизовать!

Больше Полли уже ничего не могла сделать. Если Джек не хочет уходить, то заставить его убраться силой она не может. То есть, конечно, она может вызвать полицию, но подобного желания у нее что-то не возникало. Кроме того, вопреки собственному желанию, ей, пожалуй, становились интересны навязчивые идеи Джека. Ей было очевидно, что где-то глубоко-глубоко в душе у Джека имеется проблема. Та самая проблема, ради которой он отыскал ее через столько лет. В каком-то смысле во всей этой истории было что-то интригующее.

– В этом году в Цитадели появились первые женщины, – сказал Джек, совершенно не заботясь о том, что слова его совершенно не вязались с предыдущим разговором.

– В Цитадели? – переспросила Полли.

– Это организация, где занимаются военной подготовкой новобранцев. Туда поступили сорок женщин, которые хотят превратиться в бритоголовых бесчувственных свиней!

– Как печально.

– Ты ведь именно этого хотела, Полли? – не унимался Джек. – Чтобы женщины превращались в мужчин?

– А почему ты спрашиваешь об этом меня? У вас в армии есть врачи?

Но Джек не слушал Полли.

– Дело в том, что они и не могут превратиться, – продолжал он как будто для себя самого. – Они не приспособлены к этому. Женщины не могут так быстро бегать, таскать такие тяжести, с такой силой бить кулаком, как мужчины. В Центре подготовки на Парижском острове сорок пять процентов матросов женского пола не способны бросить гранату на такое расстояние, чтобы не взорвать самих себя! Практикантки имеют в два раза большую вероятность получить ранение, в пять раз большую вероятность получить наряд вне очереди! Таковы факты, Полли. Но факты для таких, как ты, ничего не значат, потому что это политика. Политика основывается на своей собственной реальности, и если кто-нибудь выступает против такой политики, то его клеймят как сексистского неандертальца, и его карьеру можно считать оконченной. Это охота на ведьм, Полли. Маккартизм с левацким уклоном. Мы проходим испытание на выживаемость.

– Джек, обрати внимание на мою проблему: мне неинтересно, что ты говоришь! – сказала Полли. – Ты что, не понимаешь? Мне неинтересно!

Джек принялся расхаживать по комнате.

– Американские военные учебники пришлось изменить в угоду уравнительной лжи. Теперь это называется «сопоставимые усилия». Женщины получают более высокие оценки за то, что они делают хуже. Они качают пресс шесть раз, в то время как мужчины – двадцать. По веревке они могут подняться только до середины. Курсы штурмовиков теперь называются «курсами доверия», и если женщина не может их одолеть, то ей предлагается больше времени уделять бегу. Представь, а если случится война? Ты думаешь, враг скажет: «О'кей, ты женщина, мы не будем на тебя очень сильно наступать»?

Полли снова попыталась сосредоточиться, чтобы понять, что же Джек хочет ей втолковать.

– Я не понимаю, зачем ты разворачиваешь всю эту захватывающую панораму передо мной, Джек. В этом есть какая-то патология. Я простая англичанка, живущая едва ли не за чертой бедности в Стоук-Ньюингтоне. Я была с тобой знакома в возрасте семнадцати лет! Все, что ты говоришь, не имеет ко мне никакого отношения! А выглядит все так, словно ты сюда явился, чтобы обвинить меня во всем, что, как тебе кажется, в мире происходит неправильно…

– Да? Ну что ж! Разве ты не довольна, что мы летим в тартарары? Разве ты не довольна, что мы теперь вообще не знаем, кто мы такие? Гендерная политика делает западный мир неуправляемым.

С минуту Полли слушала с интересом, но ее интерес быстро угас.

– Ни в коем случае, но даже если бы так и было, меня это не касается! Ты понимаешь, что я тебе говорю? Впрочем, мне и это неинтересно. Что случится с твоей армией и кого вы выберете следующим президентом – на все это мне в высшей степени наплевать. Потому что завтра утром я должна идти на работу и снова погружаться в океан людских страданий, разговаривать с людьми, которые были оскорблены, унижены, обмануты или уничтожены по причинам расовым, сексуальным или социальным. Они не питают особых надежд, но все-таки я остаюсь их последней надеждой, поэтому, Джек, уйди наконец, я хочу хоть немного поспать.

– О'кей, о'кей, я ухожу.

Джек поднялся и стал убирать бутылки. Полли села на кровать и почувствовала ужасную печаль.