Текст книги "Звонок из прошлого"

Автор книги: Бен Элтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

56

На некоторое время Клоп застыл в оцепенении над убитым молочником. Он стоял на липком, пропитанном кровью ковре и в ужасе смотрел на труп, не представляя, что же ему теперь делать. Больше ему уже ничего не оставалось делать, потому что для него все было кончено. Он заколол человека насмерть, и теперь не было надежды избежать последствий. Полиция знает, что он находится где-то здесь, поблизости, и что у него в руках есть нож; его мать постаралась оповестить их даже о ноже. Теперь его упекут в тюрьму, уж это точно, и не на месяц или два, а навсегда. Его жизнь кончена, но до чего же это несправедливо! Он хотел всего лишь защитить Полли. Он действовал исключительно во имя любви.

И теперь он никогда не будет иметь Полли, ни разу. Он будет заперт, отрезан от нее. Его глаза никогда больше не смогут любоваться ее красотой. Но даже если ему когда-нибудь позволят выйти на свободу (в чем он, разумеется, сильно сомневался), она уже будет совсем другой, старой и безобразной.

Вдруг в его голове забрезжила нечистая мысль. Он должен ее поиметь, причем прямо сейчас, в эту самую ночь, еще до того, как приедет полиция. Он должен подняться наверх, убить американца и овладеть Полли – изнасиловать ее в конце концов, если она будет сопротивляться! А почему бы и нет? Ему больше нечего терять в этой жизни. Он теперь убийца. Почему бы не воспользоваться моментом и не заняться с ней любовью? Наверняка даже ее холодное сердце смягчится, и она не позволит ему отправиться в тюрьму без того, чтобы он хоть раз узнал то, за что пожертвовал своей жизнью.

Питер отвернулся от мертвого молочника и бросился вверх по лестнице, забыв всякую предосторожность. Он знал, что труп может быть обнаружен в любую минуту и поднимется тревога. Он знал, что если он хочет сделать задуманное, то должен действовать немедленно. Если он хочет силой навязать себя Полли и тем самым оправдать свою будущую жизнь в тюрьме, которую он тогда встретит смело, то нужно делать это сейчас.

Дверь в квартиру Полли была заперта. Питер ничего другого, разумеется, и не ожидал. Он набросился на дверь и стал что есть мочи дубасить в нее кулаком левой руки. В правой он продолжал сжимать нож. Пальцы его впились в рукоятку, липкую от крови молочника и своей собственной. Питер больше не боялся американца. Он уже убил человека и может убить снова. В тот момент, когда дверь распахнется, он вонзит нож в ненавистного соперника, а потом силой принудит Полли ему отдаться.

– Впусти меня, ты, дрянь! – вопил он. – Ты ему позволяла делать это с тобой, почему нельзя мне?

Джек бросился к двери. Что бы там ни было за дверью, наверняка этот шум поставит на ноги весь дом. Очень скоро на лестницу выскочат рассерженные жильцы, и кто-нибудь из них наверняка вызовет полицию. Чтобы обезвредить эту новую опасность, у Джека было всего несколько мгновений.

Он рывком открыл дверь. Перед ним стоял Клоп с ножом в руке. Питер на секунду замешкался от неожиданности, а затем бросился вперед с торжествующим криком. Но для Джека он теперь представлял опасность не большую, чем настоящий клоп. Джек сделал едва заметный шаг в сторону – и Питер со всего размаху влетел в комнату. В каком-то смысле это жалкое обстоятельство стало для Питера маленьким триумфом. Впервые он оказался в квартире Полли. Он огляделся кругом, стараясь охватить разом всю обстановку, запомнить как можно больше деталей из жизни Полли.

Но у него больше не было необходимости в воспоминаниях.

Джек поднял пистолет и пристрелил Клопа так же, как он собирался пристрелить Полли: прямо меж его удивленных, широко раскрытых глаз. Питер умер еще до того, как коснулся головой пола. Джек повернулся к Полли, чтобы довершить взятую на себя миссию.

Но он опоздал. Клоп расстроил все его планы, предоставив Полли крошечную возможность защитить свою жизнь. Когда Джек повернулся к Полли, она уже успела дотянуться рукой до изголовья своей кровати и нажать кнопку вызова полиции. Комната немедленно наполнилась резкими прерывистыми звуками оглушительной сирены. А за дверью на лестнице начала мигать красная лампочка, встроенная в дверной блок.

Джек поймал взгляд Полли, и на его лице отразилось удивление.

– Эта кнопка соединена с полицией! – закричала Полли, стараясь перекричать резкий звук сирены. – Они будут здесь через две минуты!

Джек стоял с пистолетом в руке и не в первый раз за эту ночь выглядел растерянным.

– Уходи, Джек! – закричала Полли. – Беги! Уходи!

Но бежать было уже поздно. Джек убил человека: окровавленный труп лежал у его ног, а за его спиной уже явственно вырисовывались стражи закона. Среди пронзительного звона сигнализации он различил слабые звуки полицейской сирены. Машина наверняка уже поворачивала на улицу. Все пути к бегству были отрезаны. Да, разумеется, он убил Питера в целях самозащиты, но все равно потом начнется полицейское разбирательство. Даже если Полли его не выдаст, – хотя какие у нее были для этого основания? – даже если она не расскажет про факт покушения на ее собственную жизнь, вся история их прошлых отношений немедленно всплывет наружу. Вокруг его имени начнутся подозрения и пересуды. Почему он находился ночью в ее квартире? Почему он взял с собой пистолет? Вопреки объяснениям Джека, разрешение носить в Лондоне оружие американские военные получали совсем не так просто. В лучшем случае карьера Джека закончится самым жалким и позорным образом, в худшем – его посадят в тюрьму за убийство. Какая грязь.

На лестнице послышался истошный женский вопль. Весь дом уже был поднят на ноги.

– Беги, Джек! – безнадежно повторяла Полли. – Уходи! Уходи сейчас же!

В этот момент он любил ее еще больше, чем прежде. Он пришел сюда, чтобы ее убить, – и все равно она продолжала заботиться о нем. Такова была сила любви, любви, которую он предавал всю свою жизнь, любви, которую он пытался убить этой ночью. Но он потерпел полное поражение, и не в его силах было победить любовь.

Полиция уже стояла у входных дверей. Через минуту они будут здесь.

– Я люблю тебя, Полли, – сказал Джек. – Но я тебя не стою и не стою доверия моей страны. Я не выполнил свой долг и бросил тень бесчестия на все, что любил.

Потом, как древнеримский полководец, Джек упал на свой меч. Он поднес пистолет к виску и нажал на курок. Когда его тело повалилось к ногам Полли, она попыталась закричать, но голос ей изменил. Все, что ей оставалось, это безмолвно произносить его имя.

57

«Ее милость» заключила со своим мужем тревожное перемирие. Она не бросит его в беде, даже пойдет ради него на ложь, но в ответ он обещал, что тот грязный маленький инцидент будет в его жизни последним. Он даже попытался ее поцеловать в знак благодарности, но к такому повороту событий она еще не чувствовала себя готовой.

Они только что заказали себе кофе, когда в дверь столовой постучали.

– Я просил, чтобы меня не беспокоили! – произнес муж «Ее милости», когда его первый секретарь вошел в комнату.

– Я очень извиняюсь, господин президент, но в Госдепартаменте решили, что вам следует об этом узнать как можно быстрее. Боюсь, что из Лондона пришли не очень хорошие новости. Генерал Джек Кент, кажется, покончил жизнь самоубийством. Похоже, речь идет о любовной истории. В тот момент он находился в квартире одной англичанки. Там же был обнаружен другой труп. Я думаю, что все детали мы разузнаем в самом скором времени.

Президент и первая леди были потрясены. Они оба хорошо знали Джека. «Ее милость» в особенности поддерживала знакомство с Котни Кент и теперь могла только глубоко посочувствовать ее переживаниям.

– Я сама позвоню Котни, – сказала она и оставила президента наедине с его помощником.

– Меньше всего я ожидал этого от Джека Кента, – сказал верховный главнокомандующий. – Мы собирались продвинуть его на пост главы Комитета начальников военных штабов.

Президент был искренне огорчен, услышав новость, но все равно он прежде всего оставался политиком. Он сразу же заметил, что, с его точки зрения, в этой трагедии, пожалуй, была и хорошая сторона. Самоубийство Джека станет грандиозной сенсацией, особенно если окажется, что в этой истории есть сексуальная сторона. Внимание средств массовой информации будет переключено с личных проблем президента, что следовало всячески приветствовать.

– В настоящее время нам надо сделать из происходящего практические выводы, – добавил президент. – Событие, безусловно, наносит сильный удар по армии. Мы должны восполнить эту брешь, и как можно быстрее. Господи, неужели мы не найдем в наших рядах ни одной пары чистых рук?

Несколько дней спустя, к своему полнейшему ужасу и малодушному потрясению, генерал Шульц, нерешительный коллега Джека, чья карьера тенью следовала за его карьерой все эти долгие годы, был назначен главой Комитета начальников штабов. Он оказался единственным высокопоставленным офицером в вооруженных силах, кто никогда не совершил ни одного предосудительного или подозрительного поступка. Причина такой чистоты заключалась, разумеется, в том, что генерал Шульц никогда ничего не совершал.

Два года спустя имя генерала Шульца появилось в списках потенциальных претендентов на президентское кресло, причем по той же самой причине.

– Это не тот случай, когда кого-то интересует, чья квалификация выше, – позволяли себе высказываться вашингтонские политические брокеры. – Это тот случай, когда вероятность дисквалификации наименьшая.

58

Несмотря на ужасные воспоминания той ночи, Полли решила не менять свою квартиру. Вначале, по первому побуждению, она собиралась это сделать. Образ мертвого Клопа, истекающего кровью на ее полу, нельзя было отнести к числу приятных воспоминаний. Но в конце концов она пришла к выводу, что Клоп не должен вмешиваться в ее жизнь ни при каких условиях. Она всячески противилась этому, когда он был жив, и уж тем более не собирается позволять ему это делать теперь, когда он умер. Кроме того, нельзя забывать, что в этой же квартире умер Джек, и, несмотря на всю чудовищность его намерений, Полли решила оставаться хранительницей его памяти.

В течение долгих недель, прошедших после той ночи, Полли пыталась примириться с тем, что с ней произошло. Это было нелегким делом. Тогда умерли три человека, и хотя она прекрасно знала, что не виновна ни в одной из этих смертей, все равно не могла не чувствовать за них свою ответственность. Молочник особенно отягчал ее совесть. Он умер от руки человека, который был одержим ею. Даже теперь Полли оставалась классической жертвой маньяка, чувствуя свою вину и принимая всю ответственность на себя. Если разобраться, то, по существу, она несла не большую ответственность за сумасшествие Питера, чем бедный молочник, но ее совесть нашептывала ей совсем другие ответы. Она написала письмо семье молочника, в котором выражала сожаление по поводу случившегося, и получила вежливый, но не очень дружелюбный ответ. Она написала также матери Клопа, выражая ей свою симпатию и благодарность за вызов полиции. Та ей не ответила.

К тому же оставался Джек. Ее личное горе уже не могло быть ее частным делом. Его смерть и роман с Полли превратились во всеобщее достояние. Все, что так долго хранилось в ее душе как самое драгоценное личное воспоминание, теперь стало мировой новостью. Как американские, так и английские журналисты толпами зачастили в Стоук-Ньюингтон, как военизированные отряды захватчиков. Особенно старались британцы: не так уж часто история, заполонившая собой первые полосы американских газет, имела истинно британские корни. Полли могла бы сделать себе на этом деле целое состояние, но вместо этого она решительно отклоняла все просьбы об интервью. Кое-что, однако, удалось выведать пронырливым журналистам. Они выследили даже Зигги, который жил теперь в приюте в Энглизи. Он рассказал им то малое, что мог вспомнить, в обмен на семь пинт сидра и унцию листового табака. В конце концов ажиотаж вокруг этой истории пошел на убыль, и в квартире Полли телефонные и прочие звонки раздавались все реже и реже до тех пор, пока не смолкли совсем. Полли наконец была оставлена в покое.

Ничего удивительного в том, что она с большим трудом излечивалась от потрясений той ночи. Она часто замечала за собой, что плачет. Более или менее уверенно чувствуя себя на работе, дома она часто ложилась на кровать и начинала плакать. Разумеется, она отдавала себе отчет в том, что теперь ее жизнь в каком-то смысле стала лучше, чем в предыдущие годы: Клоп был мертв и больше не мог причинить ей никакого вреда. Но Джек тоже был мертв, и перед тем, как умереть, он убил их любовь. Воспоминание о его первом предательстве, которое преследовало ее так долго, теперь было оттеснено на второй план его новым и более страшным предательством. Он решил принести ее в жертву своим амбициям, и, когда у него это не получилось, он принес в жертву себя. Их взаимная любовь оказалась бессильной, чтобы защитить его, и одиночество Полли можно было считать теперь полным и окончательным.

И вот однажды она пребывала в своем привычном одиночестве, когда зазвонил телефон.

Полли никогда не отвечала на телефонные звонки сразу. Несмотря на то, что теперь ей как будто не угрожала никакая опасность, она всегда ставила между собой и звонившим барьер в виде автоответчика. Пусть ей уже ничего не угрожает, но на всякий случай она ограждала себя таким путем хотя бы от бессмысленных разговоров с персоналом Телекома, который вечно предлагал своим абонентам какие-то неудобоваримые системы скидок.

– Алло, – произнес автоответчик голосом Полли. – Сейчас никто не может ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после сигнала. Спасибо.

И тут Полли услышала голос Джека.

В этот момент она как раз откусывала свой тост, да так и застыла с тостом во рту, не в силах побороть тот ужас, в который ввергла ее машина, доносившая до нее эту мягкую и сочную американскую речь.

– Алло, я хочу оставить послание для Полли. Полли Слейд.

Конечно, это был не совсем голос Джека. Он просто очень напоминал голос Джека, но был немного глубже, спокойнее, может быть, чуть сонный.

– Полли, вы меня не знаете, но я вас знаю. По крайней мере, мне так кажется, что я вас немного знаю. Меня зовут Гарри, Гарри Кент. Я – брат Джека. Я нашел номер вашего телефона среди его бумаг…

Гарри звонил не из Лондона. Он находился в своем маленьком домике, который являлся одновременно его мастерской, в штате Огайо. Он пребывал в одиночестве, как и Полли. Они разговаривали очень долго, а когда пришло время вешать трубку, оба поняли, что хотели бы сказать друг другу гораздо больше, чем успели сказать. Гарри спросил, не чувствует ли Полли, что ему стоит приехать в Лондон и нанести ей визит после того, как он закончит кухонный шкаф, над которым сейчас работает. Полли сказала, что, как ей кажется, ему стоит это сделать.

Приблизительно через неделю Полли сидела одна в своей квартире, удивляясь, с чего это вдруг она чувствует себя такой взбудораженной. И тут раздался долгожданный звонок домофона. Гарри стоял у дверей ее дома. Она впустила его и стала ждать, пока он поднимется по лестнице. На этот раз она была одета в самое лучшее свое платье.

Даже через маленький дверной глазок Полли узнала Гарри моментально. Он был очень похож на Джека, только чуть-чуть другой: ей показалось, что он был немного тоньше, стройнее, и волосы у него были гораздо длиннее. Полли открыла дверь. И глаза были те же самые, в них поблескивал тот же насмешливый огонек. Он улыбнулся. Эта улыбка тоже была ей хорошо знакома. Конечно, нельзя сказать, что это была в точности такая же улыбка, как у Джека, но все-таки очень похожая. Может быть, Полли себя обманывала, но ей показалось, что улыбка Гарри добрее. Она сделала шаг назад и пригласила его войти.