Текст книги "Звонок из прошлого"

Автор книги: Бен Элтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

48

В квартире молочника зазвонил будильник и заиграла музыка, что заставило его проснуться и удивиться тому, что в эту ночь он вообще ухитрился вполне сносно выспаться. Ему казалось, что он совершенно не сможет этого сделать, учитывая все эти громкие разговоры и хождения у него над головой. Тем не менее он решил, что факт возобновления прерванного сна не должен повлиять на силу его праведного гнева. Он уже вел скрупулезный учет всем своим ночным беспокойствам и решил дополнить свой каталог парочкой новых пунктов, потому что был совершенно уверен, что за время его сна все шумы наверху наверняка не прекращались.

Наверху тоже услышали музыку.

– Какого черта? – спросил Джек.

– Это молочник, – объяснила Полли. – Он всегда встает в четыре часа и включает радио, которое перестает работать в четыре двадцать пять, когда он уходит на работу и хлопает дверью.

Сидящий тремя этажами ниже на лестнице Питер тоже услышал музыку и вообразил, что она раздается из квартиры Полли. Они что, решили потанцевать? А может, они предпочитают заниматься «этим» под музыку? Как бы то ни было, но эта музыка еще сильнее разожгла его ревность и негодование. Что ему теперь делать? Как загасить пламя ненависти, которое бушует в его душе? Питер никогда не чувствовал в себе задатков убийцы, но этот американец, вне всякого сомнения, заслуживал смерти. Питер пощупал рукой свой разбитый нос и едва не вскрикнул от боли. Ему даже показалось, что нос разбит. Во всяком случае, он сильно распух. От прикосновения нос снова начал кровоточить: кровь большими каплями стала капать на его брюки. Питер раздвинул колени и позволил крови капать на лестничный ковер. Ее лестничный ковер. Она будет ходить по его крови. Затем Питер вытащил нож, подставил лезвие под свой кровоточащий нос и смотрел, как металл окрашивается в красный цвет.

Наверху в квартире Полли Джек чувствовал некоторое беспокойство. Будильник молочника, необычно ранний, напомнил ему о том, что ночь скоро кончится. В семь сорок утра уже полностью рассветет, и Джек хотел исчезнуть задолго до этого времени. Он уже узнал все, что ему нужно. Теперь он был вполне уверен в том, что их история с Полли осталась их частным делом. Еще он узнал все координаты ее преследователя.

На этот счет у него имелись свои соображения: этот человек, Питер, должен умереть. Понравится это Полли или нет, но Питера уже можно считать мертвецом.

– Я скоро должен уйти, – сказал Джек, делая новый глоток из своего стакана.

Его слова подействовали на Полли, как холодный душ. Каким-то образом она перестала думать о том, что он должен уйти.

– Я хочу, чтобы ты остался, – сказала она.

– Я не могу.

Полли почувствовала отчаяние. К ней вернулись все те знакомые ей эмоции, все прежние болезненные переживания, которые, как ей казалось, за долгие годы она уже успела забыть. Зачем он тогда вернулся? Чтобы немного подразнить ее, вышибить из колеи, а затем снова покинуть? Теперь ей придется пережить боль расставания во второй раз и жить с разбитым заново сердцем.

– Я скоро получу повышение, – сказал Джек.

Полли просто не знала, что и сказать. Это было какое-то non sequitur. [4]4
  Не следует (лат.);выражение используется в логике для обозначения непоследовательности.


[Закрыть]Неужели он думает, что она заинтересована и дальше вести с ним вежливый разговор?

– Я и так уже за последние несколько лет хорошо продвинулся, Полли. Да, правда, в этом смысле у меня все получилось очень удачно.

О чем это он толкует? Он все еще борется с собой? Может быть, он и вправду хочет у нее остаться? Хочет заняться любовью? Может быть, вся эта болтовня – просто способ увильнуть от принятия решения?

– Мои поздравления, – ответила Полли. – Ты ведь всегда решительно сметал на своем пути все препятствия, не так ли?

Все, что Джек говорил, напоминало ей теперь о его дезертирстве.

– Знаешь, четырехзвездным генералом нельзя стать, избегая неудобных любовных приключений. Для этого мало просто работать или быть талантливым. Для этого надо иметь удачу. Грандиозную удачу. – Джек на секунду замолчал, а потом добавил: – Секс.

– Что? – переспросила Полли.

– Именно он помог мне добраться до тех высот, на которых я сейчас нахожусь.

– Просто ума не приложу, о чем ты.

– Мою карьеру сотворил секс, Полли. Именно он способствовал моему продвижению.

– Мне это неинтересно, – тоскливо сказала Полли.

– Я должен рассказать, что привело меня к тебе сегодня, – настаивал Джек.

Полли снова села на место. Его настойчивости все равно бесполезно сопротивляться. Если Джек что-нибудь хотел сказать или сделать, он обязательно это скажет или сделает, причем в удобное для него время. Она попыталась сосредоточиться на том, что он говорит.

Джек начал свой рассказ. К концу войны в Заливе он стал полным полковником, одним из самых успешных военных своего поколения, но, несмотря на это, его перспективы на будущее продвижение не выглядели слишком блестящими. По традиции война считалась в армии наилучшим временем для продвижения по службе, но, несмотря на усилия Саддама Хусейна (заслуживающие, разумеется, всяческого уважения), реальные войны, то есть серьезные войны, становились все менее и менее вероятными. Согласно утверждениям Джорджа Буша, в силу вступал новый мировой порядок. Советский Союз потерпел крушение, вместе с ним ушел в небытие Варшавский договор, и западные союзники в одночасье лишились своего лучшего и самого достойного врага. На втором месте по значению стояли китайцы, но они сами спешно строили капитализм и вели войну на сырьевом рынке. В Бейдине [5]5
  Бейдин – военная база в штате Северная Каролина.


[Закрыть]открылся «Макдональдс», Соединенные Штаты импортировали гангстеров из Москвы. Запад победил. Для карьеры таких людей, как Джек, наступило унылое время. В руках самое современное оружие – и некого убивать! Как все это несправедливо!

Разумеется, деятельность ООН не прекращалась, по всему миру разворачивались всякие гуманитарные и миротворческие миссии, но разве это настоящая служба? Ясно, что таким путем невозможно стать четырехзвездным генералом. Джек и его друзья плакались друг другу в жилетку за стаканом бурбона, признавая, что нормальную карьеру невозможно сделать, доставляя порошковое молоко умирающим жителям Африки. Или раскапывая по футбольным полям Боснии полные черепов траншеи.

Но когда Буш струсил и отказался доводить дело до конца в Багдаде, Джек наконец понял, откуда дует ветер.

– Уж мы бы заставили Саддама висеть на флагштоке перед Пентагоном, – убеждали друг друга друзья Джека за кружкой пива. – Но старик Буш больше слушает Пусси Пауэлла. А какой это солдат? Слишком боится рисковать своими людьми! Господи помилуй, что творится с миром! У нас армия, которая считает, что имеет право не умирать! Пауэлл, очевидно, беспокоится о том, что его люди предъявят ему судебный иск!

Джек мерил шагами квартиру Полли и рассказывал свою историю, практически не обращая внимания на хозяйку дома. А она никак не могла понять, чего же он все-таки от нее добивается. Но чего бы он ни добивался, ей это было неинтересно.

– Пусси Пауэлл? – переспросила она из вежливости.

– Множество людей покинули службу, – продолжал Джек. – Но я не смог этого сделать. Я не знаю другой жизни, кроме армии. Мне некуда было идти. Кроме того, я пожертвовал для нее слишком многим.

Они взглянули друг на друга. Полли хотела что-то сказать, но Джек продолжал:

– А потом случилось что-то странное. Именно в тот момент, когда все уже считали, что любые пути продвижения для них закрылись навеки, на повестку дня встал вопрос секса. Секс стал той штукой, которая спасла всю американскую военную карьерную структуру от стагнации. Секс заменил собой войну. Забавно, не правда ли? То самое, за что в свое время боролись такие ребята, как ты. Делай любовь, а не войну, и прочая подобная чепуха.

– Что ты имеешь в виду, Джек?

Полли уже покорилась необходимости сегодня ночью постоянно вращаться в одном и том же замкнутом круге.

– Ты помнишь Тейлгейт? – продолжал Джек. – Когда компания военно-морских летчиков не смогла сдержать свои эмоции и принялась размахивать членами в присутствии женщин-моряков?

Полли помнила. Скандал был достаточно громким, чтобы о нем написали в британских газетах. Он стал потрясающей демонстрацией пьяной жестокости, которая царила в американских военно-морских силах.

– Насколько я помню, речь шла о гораздо более серьезных вещах, чем размахивание членами, – заметила она.

– Господи, да просто они попались под руку. Кстати, потом все они предстали перед трибуналом. «Сэр! Да, сэр! Я размахивал своим членом, сэр!» Позорное увольнение! «Сэр! Да, сэр! Я тоже размахивал своим членом!» Следующее увольнение. Сто пятьдесят тысяч долларов, затраченные на их обучение, – псу под хвост! Начальство думало, что можно успокоить общественность, если бросить акулам несколько мелких рыбешек. Ничего у них не получилось. Дело пошло выше. «Да, я не мог обеспечить условия, при которых размахивание членами невозможно…», «Да, я считаю, что культура размахивания членами должна повышаться…» Хочешь знать, сколько адмиралов было замешано в этом деле?

Полли не хотела знать. Ее вообще очень мало интересовало то, что он ей рассказывал.

– Тридцать два, Полли! Это исторический факт. Тридцать два адмирала. Наша боевая готовность была поставлена под угрозу! Моральное состояние военно-морских сил разорвано в клочья. Мы сами отдали козыри в руки наших врагов. И все потому, что мы живем в мире, где считается, что мужское свинство можно регулировать законодательными актами.

Полли едва верила своим ушам. По всей видимости, Джек снова озаботился тем, чтобы сравнивать их политические точки зрения, и она снова почувствовала себя обязанной ему отвечать.

– Можно издать законодательные акты против изнасилования, запугивания и сексуальных домогательств.

– Господи! – взорвался Джек. – Эти парни были моряками! Они в жизни своей не пропустили ни одной юбки! Было время, когда в качестве необходимого условия для военной карьеры от человека требовалось, чтобы он был просто сексуальным маньяком!

– Иногда перемены проходят болезненно, – не осталась в долгу Полли.

– О да, конечно, разумеется, так оно и есть. Перемены проходят болезненно. Я видел плачущих мужчин. Я видел плачущих моряков, потому что они вдруг обнаружили, что если на каком-нибудь рождественском вечере они вдруг ущипнут за задницу какую-нибудь секретаршу, то тем самым они, по существу, делают карьерный выбор!

Возможно, Джек был прав, когда некоторое время назад говорил Полли о людях «ее сорта». В этой ситуации она вполне могла сопереживать одной из сторон, но ее симпатии были явно не на стороне плачущих моряков. В своей работе Полли тоже постоянно встречалась с подобными ситуациями, и она прекрасно знала, что значит на языке парней «ущипнуть за задницу».

– Ну что ж, возможно, твои друзья наконец перестанут щипать людей за задницу, – сказала она.

В расстройстве Джек взмахнул рукой и при этом опрокинул свой стакан с виски.

– Да уж! Теперь-то нам все стало понятно! О, нам очень даже хорошо теперь стало все понятно! Наши познания описали крутую дугу! Вся беда в том, что никто не просветил этих парней заранее, пока они не оказались в суде! Никто не рассказал этим бедным плачущим морякам, что обычный способ, которым они действовали всегда,которым действовали также их отцы и их деды, внезапно стал криминальным поведением! Никто не предупредил этих бывалых моряков, что конец их карьере положит не советский диверсант, который прикончит их, а какая-то девчонка с недобрыми чувствами!

– Да уж, может быть, теперь эти плачущие моряки немного подумают о всех других девчонках, которых они сами когда-то заставляли плакать!

– Да, может быть, и подумают! – согласился Джек, но сделал это весьма агрессивно. – И у них будет очень много времени на обдумывание, потому что в армии внезапно образовалось полно вакансий! Эти четыре звезды я получил не за то, что защищал демократию, а за то, что не вытаскивал свой член из штанов!

– Значит, ни один новобранец женского пола не покушался на твой член?

– Я никогда не был стадным животным, Полли. В каком-то смысле я обязан этим тебе.

Джек подумал о той бедной немецкой девушке, Хельге, и о той ужасной ночи в начале восьмидесятых годов в Бад-Наухайме. Он знал, на что способны мужчины, когда они напьются и соберутся компанией. Особенно военные. Он был с ооновскими войсками в Боснии и видел, на что способны банды мужчин, когда никакой цивилизующий фактор на них уже не действует.

– Ты можешь мне не верить, но ты меня изменила, – объяснил Джек. – Ты и вся та чепуха, которую ты мне твердила тогда. Это сильно подействовало на мои взгляды, позволило мне увидеть другую точку зрения. Я правда считаю, что ты оказала на меня благотворное влияние, Полли. Я верю, что стал хорошим солдатом во многом благодаря тебе.

Ирония этих слов показалась Полли чрезмерной.

– И через многие годы, – продолжал Джек, – я всегда спрашивал себя, как бы отнеслась к тому или иному вопросу ты. Такое впечатление, что ты оставалась все это время со мной и я не хотел тебя злить своими поступками.

Это была правда. Джек, конечно, не мог быть уверен на все сто, но, возможно, его любовь к этой страстной, идеалистической семнадцатилетней девчонке, которую он некогда знал, как будто облагородила его, заставила избегать ошибок, которые обычно совершают другие военные. Он не имел в виду такие ужасные инциденты, как изнасилование Хельги, – к счастью, такие события случались редко, – но существовало множество других, более мелких ловушек, в которые регулярно попадались его коллеги. Сегодня эти ловушки называются сексуальными домогательствами. Шуточки, щипки за задницу, бесконечные списки более мелких сексуальных преступлений – приставания, нападения и обманы, – которые мужчины так долго практиковали совершенно безнаказанно. Джек сумел избежать их. В своих кругах он имел репутацию джентльмена, и когда мужчины его поколения были деморализованы новой моралью, Джек продолжал процветать.

– Знаешь, Полли, я всегда тебя любил, – сказал он. – И люблю до сих пор.

И снова круг замкнулся. Полли видела, как Джек борется с чем-то внутри себя, но не могла понять с чем. Может быть, с самим фактом своей несчастливой, неудавшейся жизни? Может быть, он недалеко ушел от нее в своем одиночестве?

– А как же твоя жена? – спросила она мягко. – Ты, наверное, любил ее, когда решил на ней жениться? Ты что, любил тогда нас обеих?

– Мне казалось, что я ее люблю, Полли. Господь все видит, мне действительно так казалось, но теперь я точно знаю, что женился на ней только потому, что хотел оторваться от тебя.

Это звучало жестоко, очень жестоко. После стольких лет жизни под гнетом предательства Джека Полли с трудом могла слушать такие слова. Но как ни трудно ей было, сердце ее воспарило от понимания того, что ему было не менее трудно, чем ей. Что, возможно, он действительно отвечал взаимностью на ее любовь.

– Джек, о Джек! Ты мне говоришь теперь такие вещи! После стольких лет, когда я так по тебе горевала…

– Я должен был, Полли. Потому что…

Но Полли приложила палец к своим губам и сказала «ш-ш-ш». Ей уже надоело заниматься всеми этими бессмысленными разговорами. Она не может больше с этим мириться. В конце концов, это ее квартира, и она собирается держать под контролем все, что здесь происходит. Во второй раз за эту ночь она пересекла комнату и встала напротив Джека. И он снова жадно смотрел на движения ее ног, на покачивания ее тела. Полли снова взяла стакан из рук Джека и поставила его на столик.

– Больше никаких разговоров! – сказала она.

– Полли, я не должен! – ответил Джек, однако глаза его уже затуманились от страсти.

Полли снова заставила его замолчать – на этот раз приложив свой нежный пальчик к его губам. Джек моментально лизнул этот пальчик. Затем она снова взяла Джека за голову и нежным движением поставила его на ноги. Они поцеловались снова, долго и страстно.

– Нет, Полли, нам нельзя. Я сюда пришел не за этим! – Джек шептал почти возле самых губ Полли, в то время как она продолжала его целовать. И снова он уступил ее объятиям. И снова его страсть на какой-то момент пересилила чувство вины, которое он испытывал.

Полли расстегнула свою сорочку. На этот раз она сделала это сама, целенаправленно и быстро. Покончив с расстегиванием, она сделала шаг назад и встала с победоносным видом. Она распахнула свою сорочку, чтобы показать Джеку свое тело. Целый вечер он страстно жаждал именно этого: вот ее груди, ее живот, шея, пупок, ноги, все ее тело, обнаженное, не обремененное одеждой, кроме малинового треугольника еще не снятых трусиков.

Джек почувствовал, что изнемогает от желания.

– Мы не должны этим заниматься, – услышал он в то же время свой собственный голос.

Полли ничего не ответила. Она решила, что со всеми разговорами пора кончать. Пусть он говорит что хочет, но теперь ход событий контролирует только она. Она чувствовала, что воздух в комнате просто заряжен его желанием. Она знала, что он ее любит. Она взяла его за руку. В течение секунды он еще продолжал внутренне сопротивляться, но потом позволил отвести себя к кровати.

Она легла на кровать под его взглядом и широко раскинула свою сорочку. Глядя Джеку прямо в глаза, она вдруг заметила, что они блестят. Он плакал! Не сильно, конечно, можно сказать, совсем чуть-чуть, почти без настоящих слез, но она все равно была уверена, что он плакал. Она никогда раньше не видела его плачущим. Опершись на спину, Полли на минуту подняла вверх ноги и стащила с себя трусики. Потом снова расслабила ноги. Теперь она лежала совершенно обнаженная, если не считать сорочки, которая чуть прикрывала ее плечи.

– А теперь давай займемся любовью, – сказала она твердо.

– Я не могу, – ответил Джек дрожащим голосом.

Полли поднялась и взяла его за руку.

– Джек, прекрати болтать чушь. Я тебе говорю: давай займемся любовью!

– Я… я… не могу. – Джек не хотел сдаваться, хотя с трудом подбирал слова для своего отказа.

– Ты можешь, Джек. Ты пришел сюда именно за этим.

Джек закрыл глаза, чтобы не видеть ее красоты, чтобы отключить тот волшебный источник магнетического эротизма, который находился прямо перед ним. В уголках его глаз еще явственнее засверкали слезы.

– Я пришел не за этим, Полли, – сказал он твердо, как будто выдохнув слова из глубины желудка. Затем он вырвал у нее свою руку и вернулся к своему креслу и стакану.

49

Мать Питера набрала номер телефона.

– Кэмденская полиция! – ответил голос на другом конце провода.

Мать Питера долго страдала и мучилась, прежде чем решилась донести на собственного сына. Ей абсолютно не хотелось этого делать. Ее пробирала дрожь при одной мысли о том, как он отреагирует, когда узнает. Тем не менее она чувствовала, что выбора у нее нет. Он снова всю ночь околачивался возле дома этой женщины. Насквозь промокший и явно не в себе. И к тому же возился с этим ужасным ножом!

Она знала, какие страшные вещи писал ее сын этой женщине после того, как она его отвергла. Все это зачитывалось на суде. Много раз он угрожал, что воткнет в ее сердце нож и всякое другое, еще похуже. Иногда его угрозы приобретали специфический характер, и он обещал расчленить ее тело на части, выколоть глаза, обезобразить до неузнаваемости лицо – то есть все те ужасные вещи, которые, по мнению его матери, он почерпнул из видеофильмов.

На самом деле он не сделает этого. Она была в этом абсолютно уверена. Но, с другой стороны, он казался сегодня таким отчаявшимся!.. Мать Питера скорей предпочла бы видеть его арестованным за неисполнение судебных решений, чем за убийство. Именно поэтому она и решилась позвонить в полицию.

– Он обещал туда не ходить, но боюсь, что не смог устоять перед соблазном, – сказала она дежурному офицеру. – Он всю ночь провел на ее улице… под дождем… и… мне известно, что он взял с собой нож… Разумеется, против хулиганов и грабителей, вы же понимаете! Мне кажется, он никому не сможет причинить зла… тем более ей, я в этом совершенно уверена… Но, может быть, вы пошлете кого-нибудь туда, чтобы с ним поговорить, убедить его вернуться домой?

Дежурный офицер пообещал, что они вышлют на место наряд полиции.

– Спасибо вам, офицер! Большое спасибо! Он хороший мальчик, можете в этом не сомневаться!

50

Приблизительно минуту Полли продолжала лежать на кровати и смотреть в потолок. Единственное, что она сделала не мешкая, это запахнула свою сорочку. Тишина в комнате нарушалась только звуками радио из квартиры молочника да еще легким постукиванием посуды на его кухне, когда он готовил себе завтрак. Полли чувствовала себя глупой и была раздосадована. Она опустилась до того, что сама разделась перед Джеком догола! Фактически умоляла его заняться с ней любовью! И он не помешал ей это сделать! О, не могло быть никаких сомнений в том, как он на нее смотрел! Но, с другой стороны, он преспокойно позволил ей раздеться, а потом отошел в сторону.

Она поднялась и снова натянула на себя трусы, застегнулась на все пуговицы и надела сверху пластиковый дождевик. До этого мгновения она ни разу не взглянула на Джека. Когда наконец она к нему обернулась, то обнаружила, что он тоже на нее не смотрел, а предавался своей любимой привычке разглядывать стакан.

– Мне кажется, что теперь тебе следует уйти, – сказала она.

Джек не шевельнулся.

– Я не могу уйти, – ответил он.

– Мне абсолютно безразлично, что ты можешь, а что не можешь, Джек. – Голос Полли звучал холодно и язвительно. – Я хочу, чтобы ты ушел, вот и все.

Джек все еще не оборачивался в ее сторону.

– Я не могу уйти, Полли.

– Ты уже однажды пренебрег мной, Джек. Я пережила этот удар. А теперь ты вернулся и отвергаешь меня опять. Боюсь, что у меня не хватит сил пережить такой удар дважды.

Джек сделал попытку объясниться, но у него ничего не вышло:

– Нам нельзя было заниматься…

– Причина в твоей жене? Это она тебе мешает? – спросила Полли. Она совсем не собиралась обсуждать с ним его проблемы, но в то же время прекрасно видела, что он желал ее любви не менее страстно, чем она. Она видела, с каким унылым видом он опустился в кресло.

– Нет.

Полли ощутила, что чувство собственного достоинства ей изменяет.

– Я так одинока, Джек!

Джек ничего не ответил.

– Я очень одинока, – повторила Полли.

И снова он не сказал ни слова, разве что едва уловимо пожал плечами. Наконец Полли решила, что с нее достаточно. Лучше одиночество, чем такое… непонятно что. Ночь подходила к концу.

– Я хочу, чтобы ты ушел, Джек. Прямо сейчас, – сказала она. – И на этот раз больше не возвращайся. Ни через шестнадцать лет, никогда.

Полли подошла к двери и открыла ее.

Стоящий за дверью Питер похолодел. Ужас и волнение в равных пропорциях лишили его способности шевелиться. Некоторое время назад он снова вернулся на этаж Полли и, приложив ухо к ее двери, попытался подслушать, что там происходит. Его попытка особым успехом не увенчалась, потому что этажом ниже играла эта проклятая музыка. А потом внезапно – гораздо быстрее, чем, по его понятиям, такое могло случиться, – он услышал, как к двери приближаются ее шаги, как ее рука отпирает замок, и дверь открылась.

На то, чтобы скрыться, у него уже не было ни времени, ни сил. Он стоял как парализованный, с ножом в руке, кровь продолжала капать из его носа на губы и подбородок.

– Всего хорошего, Джек.

Питер услышал ее голос через открытую дверь. Их разделяла лишь тонкая дверная панель. Сделай он каких-нибудь два шага – и он окажется в ее квартире, лицом к лицу с ней, лицом к лицу со своим врагом. Он крепко сжал свой нож. Попытался придержать дыхание. Через щель между приоткрытой дверью и дверной рамой он увидел на щеколде тень ее руки. Он даже кое-что мог разглядеть в ее квартире: ковер, угол стола, полку со всякой всячиной.

– Я не уйду, Полли. По крайней мере, не сейчас.

Это был голос американца, омерзительный голос его ненавистного соперника. Питер подумывал о том, чтобы ворваться в квартиру прямо сейчас. Он уже раскидывал в уме, есть ли у него шанс нанести американцу удар раньше, чем тот спохватится и даст ему сдачи. Питер знал, что его враг довольно наглый, он помнил столкновение у телефонной будки. Ему вовсе не светило снова оказаться побитым, просить пощады, стоя на коленях, и позориться перед Полли. Он решил не рисковать с такой фронтальной атакой. Гораздо лучше выскочить внезапно из темноты и напасть на него, когда он выйдет из квартиры. Питер остался на месте, едва дыша от волнения и позабыв на время о своих страхах. Его обуревали противоречивые чувства. Крайняя напряженность момента придавала ему в каком-то смысле особую прелесть. Питер едва мог поверить своему счастью: он находился почти в ее квартире, можно сказать, от нее самой на расстоянии вытянутой руки! Это невыразимо сладкое чувство значительно превосходило удовольствие посылать ей грязные ругательства по телефону.

– Что значит не уйдешь? Ты уйдешь, черт подери, когда я этого захочу, а я хочу, чтобы ты ушел прямо сейчас! – произнесла Полли из-за двери.

Тут до Питера дошло, что она приказывает американцу убираться вон. Очевидно, они поссорились, и вот теперь ему указывают на дверь. Питер поднял нож. На лезвии все еще оставались следы его собственной крови.

– Есть кое-что, что я должен тебе еще сказать, Полли, – услышал Питер голос Джека из комнаты. – И кое-что сделать. Осталось одно неоконченное дело.

Дверь проехала в миллиметре от носа Питера и захлопнулась. Он отступил в сторону, прихрамывая от напряжения.

Полли повернулась к Джеку.

– Слушай, Джек, посмотри на меня! – сказала она. – Только не указывай мне, что мне делать в моей собственной квартире! Перед тобой уже не та Полли, которую ты знал двадцать лет тому назад! Нынешняя Полли совсем не вчерашняя маленькая девочка, которую ты мог трахать или не трахать по собственному желанию. Не тот беззащитный, бессовестно эксплуатируемый тобой подросток. Это моя квартира, тебе ясно? Она не очень большая, но она моя, и пока ты здесь, ты будешь делать то, что скажу тебе я! А я тебе скажу, чтобы ты убирался вон сейчас же!

– Я не уйду, Полли.

Полли посмотрела на Джека, и ей не понравилось то, что она увидела. Она почувствовала, как ее захлестывает волна возмущения. Кем он себя, черт возьми, вообразил? Она обходилась без него в течение шестнадцати лет и будет счастлива продолжать это делать и дальше!

– Нет, ты уйдешь, Джек, потому что я не хочу, чтобы ты снова стал частью моей жизни! Более того – я хочу, чтобы ты забыл все, о чем мы тут с тобой совсем недавно говорили, то есть о том, чтобы наказывать этого человека, маньяка. Я не хочу, чтобы ты мне помогал в этом деле, тебе ясно? Свои сражения я могу вести сама! И если кому-то придется заняться этой грязной работой, то этим человеком буду я!

– Едва ли, – сказал Джек, и его тон покоробил Полли. Он ей явно не верил. Он не верил, что она может за себя постоять.

– Наверное, ты думаешь, что ты очень крутой? – спросила она.

– Достаточно крутой, – ответил Джек.

Прежде чем ответить, Полли выдержала паузу.

– Джек, я знала мужчин круче тебя. Мужчин, которым не нужны военная форма и армия, чтобы чувствовать себя сильными, потому что их сила внутри.

– Очень мило, – ответил Джек.

Полли подошла к кровати, встала на колени и достала из-под нее какую-то сумку. На этот раз Джек воздержался от того, чтобы, по своему обыкновению, разглядывать ее ноги. Он и так уже чувствовал, что слишком долго позволял сбивать себя с толку. Настало время делать решающий шаг.

Она поднялась с колен и поставила сумку на кровать.

– Я могу тебя убить прямо сейчас, – сказала она, глядя ему в глаза.

– Да, надо полагать, что можешь, – ответил Джек со своей обычной лучезарной улыбкой. – У тебя есть для этого все основания.

Полли видела, что Джек не совсем ее понимает.

– Нет, Джек, я могу тебя убить по-настоящему. Это значит, что в любой момент ты можешь превратиться в мертвеца. У меня есть для этого все средства.

Его улыбка все еще оставалась такой же чарующей. Хотя, может быть, она имела очарование только для того, кто любил, чтобы его опекали.

– Сомневаюсь, Полли.

– А ты не сомневайся.

– Знаешь, убивать людей не так-то просто, если не знаешь как.

– А я знаю как.

Разумеется, Джек ей не поверил, но что-то в ее поведении было настолько уверенное, что он несколько насторожился. Теперь ему стало интересно, что же находится в сумке.

– Ты знаешь, как убивать людей? – переспросил он.

Прежде чем ответить, Полли залезла руками в сумку и начала там что-то вертеть и прилаживать; это занятие требовало участия обеих ее рук.

– О да, Джек, я знаю, как убивать людей. После того, как я покинула лагерь мира, я отправилась путешествовать по стране с гуманитарными конвоями. Ты когда-нибудь о таких слышал? Такие свободные бродячие коллективы людей, которые не вписались в общественные условия и не любят соблюдать общепринятые правила. Я тебе уже рассказывала о моем друге Зигги. Он был одним из них. Несколько лет назад своим появлением мы заставляли трепетать от страха сердца английских провинциальных обывателей. Люди думали, что мы собираемся незаконно захватить их сады и расположиться там лагерем.

– Ну что ж, таким путем ты близко познакомилась с английскими обывателями и их садами, – сказал Джек, внимательно наблюдая за Полли и пытаясь прикинуть, что может быть у нее в сумке.

– Несмотря на их жуткую репутацию, – продолжала Полли, – эти бродяги, как правило, очень мирные люди – более мирные, чем сами обыватели или даже хиппи, которых ты так презираешь. Но в центре всех этих сборищ было ядро из настоящих анархистов.

Джек засмеялся:

– Анархистов?

– Да, все правильно, анархистов. Людей, которые хотели перемен и готовы были за них бороться. Путешествующие агитаторы, защитники животных и все такое прочее. Я присоединилась к ним. И до сих пор остаюсь с ними. Я больше не путешествую с конвоями, но я по-прежнему участвую в их борьбе.

Джеку не надо было объяснять, что это вполне реально. Полли всегда была немножечко ведьмой. Он вполне мог допустить, что она продолжает выискивать всякий сброд и присоединяться к нему.

– И чем же ты занимаешься? Разоблачаешь синтезированные химическим путем лекарства? Ловишь бездомных собак? А может, бросаешься краской в машины «скорой помощи»? Или приковываешь себя цепью к парфюмерным прилавкам?

Полли посмотрела Джеку прямо в глаза. Она хотела, чтобы он понял ее очень хорошо.

– В следующую среду мы собираемся взорвать грузовик с телятиной. Бомбу должна изготовить я. Инструкцию я прочитала в Интернете. И вот она, эта бомба.

Полли указала головой на сумку, в которой все еще продолжала рыться. Джек не мог не признаться самому себе, что слова Полли поразили его до глубины души. Тем не менее он постарался улыбнуться.