Текст книги "Дикий кот (ЛП)"
Автор книги: Белла Мэттьюз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 5

Я шумно вдыхаю, как будто невидимый кулак только что ударил меня, в то время как моя дочь входит в дверь открытой танцевальной студии, держа за руку Эверли Синклер.
Эверли Синклер.
Моя Золушка.
Держит Керриган за руку.
Керриган, которая не любит незнакомцев. Которая ненавидит новых людей и места. Мне пришлось уговаривать ее ходить на уроки балета, обещая розовый купальник и поход в соседнюю пекарню за печеньем и горячим какао со взбитыми сливками.
Мои ноги подкашиваются и я с трудом сдерживаю комок, образовавшийся в горле, когда два моих мира сталкиваются. Тема детей не поднимались в то короткое время, которое мы с Эверли нашли для переписки после той ночи в «Уэст-Энде». О ее преподавании танцев здесь тоже как-то не упоминалось.
Бля-я-ять. Я гребаный беспорядок, когда дело доходит до свиданий.
Я еще даже не заставил ее согласиться хотя бы на одно.
Я уже должен был рассказать ей о своих детях?
– Все в порядке, мистер Уайлдер. Ваша дочь в хороших руках с моей дочерью, – как само собой разумеющееся, говорит женщина, стоящая за стойкой рядом со мной.
Я поворачиваюсь к ней лицом, и передо мной предстает чуть более взрослая версия Эверли. Я видел ее фотографии в Интернете, но они не отражают ее достоинств. Теплые карамельно-блондинистые волосы откинуты назад, обрамляя широкие зеленые глаза. Глаза, которые сейчас с любопытством изучают меня, когда она протягивает мне руку.
– Аннабель Синклер. Приятно познакомиться.
Моя рука поглощает ее, пока мы обмениваемся рукопожатиями.
– Кросс Уайлдер. Мне тоже, миссис Синклер.
Господи. Я снова превращаюсь в подростка, разговаривающего с мамой своей девушки. Вот только эта женщина в другой комнате – не моя девушка. Нет, Эверли – маленькая своенравная упрямица. На первый взгляд кажется, что она не такая, но первый взгляд может быть ошибочным. Она хочет увидеть меня снова, я знаю, но заставить ее согласиться на это… Это оказалось сложнее, чем я ожидал.
Более слабый мужчина отступил бы.
Менее уверенный в себе. Менее уверенный в том, чего он хочет. Менее готовый потрудиться.
Но я не слабак.
Я знаю, чего хочу и это по ту сторону окна.
Еще один родитель пересаживается ближе к стойке, чтобы поговорить с Аннабель и я, как запуганный подросток, испытываю облегчение от того, что не попал под горячую руку. Какого черта? Что-то в том, как она смотрела на меня, заставило мои нервы напрячься… Как будто она что-то знала но она не могла…
Золушка ни за что не рассказала ей о той ночи, верно?
Девушки ведь не рассказывают своим мамам о парнях, с которыми знакомятся в барах, так ведь?
Я смотрю через окно на комнату, полную маленьких девочек и все их глаза прикованы к женщине, стоящей спереди по центру. Ее золотистые волосы собраны в пучок. Гораздо лучше, чем тот то, что я сделал сегодня утром.
В следующий раз мне понадобится помощь Беллами.
Что бы ни говорила Эверли, маленькие девочки хихикают в унисон, а ее щеки окрашиваются в красивый розовый оттенок.
Черт, она великолепна.
Великолепная загадка.
Она выглядит такой чертовски нежной и невинной перед ними, в своем пушистом розовом свитере и маленькой черной юбке, едва прикрывающей ее идеальную попку. Попку, которую я держал в руках.
Мисс Эви кажется гораздо более милой и невинной, чем та женщина, которую я встретил.
Я бы хотел узнать ее получше. Если бы она только позволила мне.
Не успеваю я опомниться, как урок заканчивается и Керриган выбегает из комнаты в толпе маленьких девочек, направляясь прямо ко мне.
– Папочка… Ты меня видел? – тихо спрашивает она, я не уверен, что моя малышка знает, как быть громкой.
Я опускаюсь на корточки и сжимаю в ладонях ее маленькие плечи.
– Я видела тебя. Ты так хорошо справилась. Тебе было весело?
Она выразительно кивает головой вверх-вниз, когда Эверли входит в приемную и хлопает в ладоши.
– Вы все сегодня большие молодцы. Обязательно отработайте то, что я вам показала, и увидимся здесь в следующую субботу.
Некоторые родители останавливаются, чтобы поговорить с Аннабель, прежде чем покинуть студию, а другие направляются к Эверли. Легко понять, почему. В ней есть что-то магнетическое, словно она солнце и всем остальным повезло вращаться вокруг нее.
Но по какой-то причине вместо того, чтобы сосредоточиться на ком-то из них, ее озорные глаза находят мои и задерживаются… На мгновение они опускаются на Керриган и смягчаются, на губах появляется улыбка. Я поднимаю Керриган, сажаю ее на свое бедро и поворачиваюсь к Аннабель.
– Попрощайся с миссис Синклер, детка.
– До свидания, – едва успевает сорваться с ее губ, прежде чем она утыкается лицом мне в шею, чтобы спрятаться.
– Пока, милая девочка, увидимся на следующей неделе, – Аннабель говорит ей со своим собственным озорным взглядом, который напоминает мне ее дочь.
– Ты готова к печенью? – интересуюсь я.
– И какао? – спрашивает Керриган, оживляясь.
– Не может быть печенья без какао, не так ли? – добавляет Эверли, двигаясь рядом с нами.
– Вы идете в «Сладкие искушения»?
– Да. Таковы условия сделки. Керриган попробует что-то новое, а после мы получаем печенье.
Интересно, делает ли взятка меня дерьмовым отцом?
– Я постоянно подкупала девочек капкейками, – говорит мне Аннабель, словно читая мои мысли. – Это был единственный способ заставить их что-то делать в течение многих лет, – тихо смеется она. – Видимо, некоторые вещи никогда не меняются.
– Я виню тебя в том, что я сладкоежка.
Эверли улыбается матери, а та лишь пожимает плечами в свою защиту.
Керриган с любопытством переводит взгляд с Эверли на Аннабель.
– Капкейки?
– О, да, – Аннабель кивает.
– Хозяйка – одна из моих лучших подруг и она делает самые вкусные капкейки во всем Кройдон-Хиллз.
Затем она наклоняется ближе и понижает голос.
– Ты можешь попросить попробовать их тоже.
Глаза Керриган расширились от волнения, а затем она повернулась ко мне.
– Можно, папочка?
– Эверли, – говорит ее мама. – Почему бы тебе не пойти с ними и не показать Керриган, какой твой любимый капкейк.
– Мам, – отрезает Эверли, но Аннабель уже заложила семя и клянусь богом, кажется, она мне только что подмигнула.
Керриган закрывает руками мое ухо.
– Можно она пойдет с нами, пожалуйста?
Эверли краснеет, потому что впервые за все время Керриган не удается быть тихой.
Я целую дочь в щеку и улыбаюсь ее симпатичной учительнице танцев.
– Что скажете, мисс Эверли? У вас есть время для капкейков?
Она поджимает губы и на ее щеках появляются ямочки.
– Как я могу отказать? – Она бросает саркастическую ухмылку на свою мать, а затем снова переводит взгляд на меня. – Только пойду возьму свою сумку для танцев. Я сейчас вернусь.
Я смотрю, как она исчезает в коридоре, а затем поворачиваю голову назад, когда на мою руку ложится аккуратная ладонь.
– Вы ведь уже встречали мою дочь, мистер Уайлдер?
– Да, мы встретились однажды этим летом, – признаюсь я, немного нервничая, что она спросит больше.
– Ее не так-то просто узнать, но у нее самое большое сердце из всех моих детей.
Я думаю о тех немногих разговорах, которые мы с Эверли вели с июля и соглашаюсь с ее мамой. Определенно, это не самый легкий человек для знакомства. О большом сердце еще предстоит узнать, но я могу предположить, что это правда. А может, это просто потому, что я хочу так думать.
Эверли возвращается переодевшись в тренировочные штаны и сумкой перекинутой через плечо. Она целует маму в щеку.
– Во сколько сегодня ужин?
– Будь дома к шести.
Эверли кивает, потом смотрит на Керриган, а не на меня.
– Готова ли ты к лучшему капкейку, который когда-либо ела?
Керриган кивает головой вверх-вниз, ее беспорядочный пучок при этом бьет меня по лицу. Я опускаю ее на ноги и беру ее руку в свою, а затем следую за Эверли к выходу.
Десять минут спустя мы сидим за столиком в «Сладких искушениях» – пекарне, мимо которой я хожу уже много лет, но в которую никогда не заходил. Перед Керриган стоит горячий шоколад со взбитыми сливками размером с ее собственную голову, рядом – гигантское шоколадное печенье и розовый клубничный капкейк, увенчанный клубникой в шоколаде. Ее маленькие глазки горят, как на праздник Четвертого июля, когда она смотрит на гору сахара, пытаясь решить, с чего начать.
Когда позже сахарная лихорадка схлынет, придется столкнуться с последствиями, но я справлюсь с этим, когда это произойдет, потому что ее улыбка – это все в этот момент.
Словно почувствовав, что Керриган нужна помощь, Эверли проводит пальцем по такой же клубничной глазури, затем всасывает ее между губами и стонет.
Ебаные стоны… И мой член за две секунды превращается из полутвердого в полноценный стояк. Один этот гребаный звук – все, что нужно.
Прекрасно понимая, что она только что сделала, она одаривает меня ослепительной улыбкой, а затем обращает все свое внимание на Керриган, которая только что подражала действиям Эверли и теперь покрыла губы глазурью.
– Вкусно?
Моя малышка мгновенно улыбается, она кивает головой и снова проводит пальцем по десерту, а затем наконец берет капкейк и кусает его. Розовая глазурь покрывает ее губы, нос и щеки, и ей это нравится.
– Она очаровательна, Кросс.
Я возвращаю взгляд к богине, сидящей напротив меня.
– Спасибо.
– Наверное, мне все-таки стоило задать тебе несколько вопросов получше.
Эверли пробует еще одну порцию глазури и у меня возникает внезапное желание разукрасить этой глазурью все ее прекрасное тело.
– Наверное, да, – соглашаюсь я. – Знаешь, ты можешь задать их сейчас.
Эти аквамариновые глаза мерцают.
– Хорошо. Как насчет того, есть ли миссис Уайлдер, о которой я должна знать?
– Есть.
Я киваю и потягиваю кофе. Черт, это хорошо.
– Ты женат? – глаза Эверли вылетают из орбит, как я и думал.
– Нет, – качаю я головой. – Никогда не был женат. Миссис Уайлдер живет в Мэне с мистером Уайлдером. К ним мы приезжали летом, моя мама – единственная миссис Уайлдер. Она тоже довольно удивительная, – добавляю я, просто чтобы побыть мудаком.
Она качает головой в знак осознания, пряча улыбку облегчения, когда до нее доходит, что я имею в виду свою маму, а не жену. И вместо того, чтобы рассмеяться, как я ожидал, она еще раз проводит пальцем по глазури на кексе. Только на этот раз, вместо того чтобы поднести его ко рту, она наклоняется вперед и нападает, как змея, собирающаяся вымазать мое лицо глазурью.
Я ловлю ее запястье рукой и держу его в подвешенном состоянии над столом, затем наклоняюсь вперед и наблюдаю, как преображается ее прекрасное лицо, когда я слизываю глазурь с кончика ее пальца. По ее великолепной золотистой коже пробегает красивый розовый румянец, а на губах проскальзывает легкое «ох», прежде чем я убираю ее руку.
Все это занимает секунд двадцать, но время кажется чуждым понятием, когда речь идет об Эверли. Может быть, когда-нибудь я выясню, почему.
Она бросает взгляд на Керриган, чье восхищенное личико все еще покрыто глазурью. Печенье уже у нее в руке, а половина капкейка исчезла.
– Вам нравится, маленькая мисс?
Глаза моей малышки снова расширились, как будто она удивилась, что Эверли с ней разговаривает. Ее маленькая головка кивает вверх-вниз, а довольная улыбка становится все шире с каждым мгновением.
– Держись меня, ребенок. Я покажу тебе все лучшие сладости в городе.
Эверли потягивает свой кофе, который сам по себе может быть десертом, затем снова поворачивается ко мне.
– Ладно, значит, никакой миссис Уайлдер. А как же? – Она посмотрела на мою дочь, потом на меня. – А как же ее М-А-М-А? – шепчет она буквы, вместо того чтобы произнести слово.
– А что с ней? – я скрежещу зубами при мысли о Хелен. – Я ничего не слышал о ней с тех пор, как она уехала несколько месяцев назад. Она отдала свои права на… – Я наклоняю голову в сторону Керриган. – И на Джекса, – добавляю я.
– Джекс? – спрашивает Эверли, явно смущенная.
– Джекс – мой младший брат, – говорит Керриган, не поднимая глаз от своего горячего шоколада.
– Младший брат? – Эверли прикусывает нижнюю губу. – Ого, двое детей?
– Да, двое детей и мои брат и сестра тоже живут со мной. Можно сказать, что у меня полно дел.
Я не стану винить ее, если она сейчас сбежит.
Черт, да ей, наверное, стоит держаться от меня как можно дальше.
Ей двадцать три, молодая и красивая. Перед ней весь мир и я почти на десятилетие старше, с двумя детьми и багажом, достаточным для того, чтобы набить ее шкаф. Вместо того, чтобы убежать, она снова наклоняется через стол и проводит пальцем по шоколадной глазури на капкейке «Смерть от шоколада», который заставила меня взять Керриган.
– Наверное, это хорошо, что у тебя большие руки.
Она проводит пальцем между губами и закрывает глаза на чертовски жаркую секунду, затем открывает их и прижимает меня взглядом.
– Ты все еще хочешь пригласить меня на свидание, Кросс?
– Я уже говорил тебе, Эверли. Я скажу тебе, чего я хочу, а ты дашь мне знать, подходит ли тебе это, а то, чего я хочу, не изменилось.
Потому что я хочу ее.
– Завтра в час дня у меня футбольный матч. Как насчет того, чтобы заехать за мной в шесть?
– Я могу это сделать.
– Папочка… У меня липкие руки.
Керриган поднимает свои покрытые розовой глазурью пальцы и мы с Эверли смеемся.
– Да, малышка, так и есть. Пойдем умываться.
Я встаю, вынимаю Керриган из кресла, а Эверли, хватает свою сумку.
– Надеюсь, тебе понравился капкейк, Керриган.
Она улыбается, обходя стол в моем направлении и убирает светлый локон с лица моей малышки.
– Увидимся на следующей неделе, маленькая мисс.
– Пока, мисс Эви, – шепчет Керриган.
– Увидимся завтра, Золушка.
Ее симпотичное личико снова розовеет, прежде чем она направляется к двери.
– Мисс Эви больше похожа на Спящую красавицу, чем на Золушку, папа.
Я снова поворачиваюсь лицом к своему ребенку, когда за Эверли закрывается дверь.
– Да?
Она взволнованно кивает.
– Но мисс Эви красивее, – говорит она с невинным благоговением в голосе.
– Да, детка. Мисс Эви определенно красивее.
Тайные мысли Эверли
Иногда забота о себе заключается в чтении книги при свечах в теплой ванне с пеной. В других случаях это значит послать кого-нибудь ко всем чертям. Зависит от дня.
ГЛАВА 6

– Мальчики придут сегодня вечером? – спрашивает Грейс, когда мы сворачиваем в закрытый жилой комплекс наших родителей. Осень пришла в Кройдон-Хиллз рано и солнце уже сидит ниже на сумрачном небе, чем еще неделю назад. Район моих родителей всегда выглядит так, будто его вырезали из фильма «Хэллмарк»[viii]. Старые, засаженные деревьями улицы закрывают вид на большинство особняков, спрятанных за идеально ухоженными живыми изгородями и коваными воротами. Когда ваш отец самый известный профессиональный квотербек в стране, уединение – это то, что ценит ваша семья.
Это еще не считая остальных членов нашей большой семьи.
Мой дед и дяди играли в профессиональный футбол или тренировали. Некоторые делали и то, и другое. Наша тетя Сабрина – конгрессвумен и дочь экс-президента, а моя двоюродная сестра Лила последние два года поет на всю страну в своем первом большом турне по стадионам, выступая на разогреве знаменитого певца, бывшего участника бойс бенда.
Сейчас в этом районе живет почти вся моя семья. Вообще-то дядя Брэйди и тетя Нэтти, а также дядя Мерфи и тетя Сабрина живут на той же улице, что и мама с папой. Но сегодня вечером мама обещала, что нас будет только восемь человек. Мои родители, мои младшие братья: Никсон, Лео, Хендрикс Грейс и я, а также наш дядя Томми.
Дядя Томми страдает аутизмом и живет с мамой с тех пор, как их родители умерли, когда он был маленьким мальчиком, а мама едва закончила школу. Он, наверное, мой самый любимый человек на свете… Ну, после Грейс.
Я въезжаю на длинную подъездную дорожку родителей, паркую рядом с грузовиком Никсона свой небесно-голубой «Форд Бронко» с откидным верхом и смотрю, как из него вываливаются мои братья. Мы любим подтрунивать над его машиной, что она такая большая, и это определенно компенсирует что-то другое. Мой младший брат, Хендрикс, выпрыгивает из кузова грузовика и ударяется о капот моей машины, прежде чем я распахиваю свою дверь и специально бью его в живот.
– Эй, говнюк. Осторожнее.
Лео, который на три года старше Хендрикса и на два года младше нас с Грейс, дает ему подзатыльник.
– Злобный Близнец спустит с тебя кожу живьем, если ты испортишь ее ребенка.
Я склоняю голову в сторону и поджимаю губы.
Он так хорошо меня знает.
Грейс хихикает и обнимает нашего младшего брата.
– Хенни-и-и-и-и, – визжит она. – Ты вырос.
Хендрикс поднимает ее и прижимает к себе.
– Два дюйма[ix] с тех пор, как тебя не было. Док говорит, что во мне еще есть один или два.
Никсон обходит машины спереди и обхватывает меня за плечи.
– Я же говорил тебе, братишка. Ты растущий, а не увядающий[x].
Хендрикс хватается за свои яйца.
– Как насчет того, чтобы продемонстрировать тебе это?
– Фу, мальчики.
Я давлюсь и отпихиваю руку Никса от себя.
Засранец целует меня в макушку, а затем выхватывает Грейс у Хендрикса.
– Приветик… – Лео щелкает пальцами перед моим лицом. – Что, черт возьми, я такое? Пустое место?
Я приподнимаюсь на носочках и целую огромную занозу в заднице в щеку, а затем пихаю его в сторону входной двери мамы и папы.
– Нет, ты мой любимчик, только не говори остальным.
Лео и Хендрикс играют в хоккей за Кройдонский университет. Лео в предпоследнем классе школы, а Хендрикс – первокурсник. Они любят строить из себя больших и плохих парней, но, если серьезно, я уверена, что мама все еще стирает их белье. В течение года с ними проще увидеться, чем с Никсоном. Он учится в Бостонском университете и является капитаном хоккейной команды. Уверена, что он до сих пор немного злится, что папа убедил его закончить учебу вместо того, чтобы участвовать в драфте в прошлом году. По крайней мере, прошлым летом он достаточно поворчал по этому поводу.
Я следую за ними через парадную дверь и мы все направляемся на кухню, где с заднего двора доносится восхитительный аромат жарящегося стейка. Мой желудок урчит, напоминая, что я не ела со времен «Сладких соблазнов» сегодня утром.
– Пахнет вкусно, мамочка, – говорит Никсон маме, прежде чем украсть нарезанный помидор из тарелки с салатом.
– Все мои детки дома, – воркует она и гладит его по щеке. – Теперь такое случается редко.
– Я всего в нескольких часах езды, мам, – пытается возразить Никсон, но одним взглядом она заставляет его замолчат и пробирается через всех нас.
– Ваш отец и Томми уже ждут на улице. Сегодня мы будем есть на заднем дворе.
Мальчики уходят, а мы с Грейс остаемся с мамой.
– Нужна помощь? – Грейс берет две бутылки воды из холодильника и бросает мне одну, затем запрыгивает на стойку, пока мама не бросает на нее взгляд и она тут же спрыгивает обратно.
– Ты можешь достать из холодильника торт, который я купила ранее, чтобы он дошел до комнатной температуры.
Затем она поворачивается и улыбка кривит ее губы.
– А вот ты… – Она направляет на меня свой зазубренный нож. – Тебе лучше начать говорить.
Я выбираю кусочек моцареллы из томатного салата и кладу его в рот.
– О чем?
Грейс кладет аппетитно выглядящий шоколадный торт на столешницу рядом со мной, затем смотрит между мной и мамой.
– О-о-о… Что я пропустила? О чем ей нужно начать говорить? – Грейс с тоской смотрит на торт, но потом решает вместо него съесть помидор. – Все прошло хорошо с малышками-балеринами сегодня утром?
– Все было хорошо.
Я закатываю глаза и провожу пальцем по шоколадной глазури. Она не знает, что упускает.
– Черт, как же вкусно.
Плечи Грейс опускаются.
– Хотела бы я иметь твой метаболизм.
Я снова провожу пальцем по десерту.
– Эверли Амелия Синклер, не трахай пальцами торт.
Мы с Грейс хихикаем над тем, как мама сбрасывает Т-бомбу.
– Ох-ох она выругалась и назвала тебя полным именем.
Глаза Грейс блестят. Она никогда не получает среднего имени, потому что хорошая близняшка никогда не делает ничего плохого.
– Да, это так, – соглашается мама, а затем проводит пальцем по глазури. – Потому что твоя тезка, тетя Амелия, позвонила мне после того, как ты ушла из «Сладких искушений».
Дерьмо. Я должна была догадаться, что она это сделает.
Глаза Грейс заметались между мной и мамой.
– Почему? Что случилось в «Сладких искушениях»?
Папа входит во французские двери и обнимает нас с Грейс своими большими руками.
– Как поживают мои девочки?
– Хорошо, папочка, – отвечаем мы в унисон.
Он целует маму в макушку и берет со столешницы миску.
– Ну, тогда вам лучше идти. Ужин готов, и ваши братья выглядят голодными.
Мама перекладывает вторую тарелку в другую руку папы, а затем снова смотрит на меня.
– Мы еще не закончили, Эверли.
Она забирает томатный салат и выходит вслед за папой на улицу, прежде чем Грейс шлепает меня.
– Что это было, черт возьми?
Я хватаю стопку льняных салфеток и делаю шаг назад.
– Помнишь парня, о котором я рассказывал тебе вчера вечером?
Ее глаза расширяются от предвкушения.
– Парень из «Уэст-Энда», занимающийся горячим сексом?
Я киваю, очень горячим сексом.
– Ну, оказалось, что его дочь занимается в твоем классе.
Я обхожу ее и выхожу на улицу, теоретически спасенная зовом.
Или я так думала, пока моя сестра не остановилась у открытой двери, ошеломленная.
– Его дочь, – задыхается она.
Мои шумные братья, дядя и родители останавливаются и смотрят на Грейс.
– Чья дочь? – спрашивает дядя Томми, садясь и забирая у Хендрикса бутылку пива. – Тебе нет двадцати одного.
Хендрикс стонет… И я тоже.
– Черт возьми, Грейси, – бормочу я и тихо сажусь, занимая место по другую сторону от Лео.
Грейс пожимает плечами и морщит нос, затем шепчет: «Извини». После чего присоединяется к нам за столом.
– Я с Томми, – глаз отца подергивается. – Чья дочь, девочки?
Когда мы не отвечаем, он смотрит на мальчиков.
– Вы что-нибудь об этом знаете?
– Не смотри на меня. Я живу в четырех часах езды отсюда, – выдает Никс, умудряясь положить стейк на свою тарелку, ни с кем не встречаясь взглядом.
Умный малый.
– О, господи. Прекрати допрос с пристрастием своей дочери, – простонала мама. – Дочь Кросса Уайлдера. Он отец из студии.
– Ты можешь ее допрашивать. Почему я не могу? – ворчит папа.
– Кросс Уайлдер, хоккеист? – спрашивает Хендрикс с набитым едой ртом.
– Не говори с набитым ртом, – укоряет его мама, пока я захлебываюсь водой.
– Ты сказал хоккеист? – в шоке бормочу я, пока Лео не бьет меня по спине чуть сильнее, чем нужно. Он достает свой телефон и через минуту протягивает его мне.
А вот и он. Все шесть футов, пять дюймов высоких, загорелых и красивых мускулов, стоящих на льду. В руке у него шлем и он разговаривает с другим мужчиной, который подозрительно похож на него и у него тоже есть надпись «Уайлдер» на спине такой же хоккейной майки.
Его хоккейная майка «Филадельфийской революции».
– Ох, какого хрена? – бормочу я.
– Эверли, – огрызаются мама и папа.
– Извините. Я просто… – мои слова обрываются. Проклятье. – Я избегаю спортсменов.
По крайней мере, я пытаюсь, когда не получаю лучший оргазм в своей жизни от одного такого в баре.
Черт возьми.
Вот почему я не встречаюсь с незнакомцами.
– Что значит, ты избегаешь спортсменов? – возражает мама.
– Пусть она избегает спортсменов, если хочет, Беллс, – огрызается папа.
– Деклан Синклер, – резким тоном отвечает ему мама. – Твои дочери – взрослые женщины, они умны, они красивы и благодаря тебе они всю жизнь воспитывались в окружении властных, высокомерных альфа-самцов. В какой-то момент они начнут встречаться. Я не удивлюсь, если они закончат с властными, высокомерными альфа-самцами, также благодаря тебе и они будут требовать, чтобы к ним хорошо относились, потому что только это они и видели. Опять же, благодаря тебе. Ты выполнил свою работу. А теперь заткнись и позволь им жить так же, как ты позволяешь мальчикам жить своей жизнью.
Папа хмурится, не желая признавать, что мама права.
– Никто никогда не будет достаточно хорош для девочек.
Затем он оглядывает стол и смотрит на мальчиков.
– Это работа их братьев – отпугивать этих придурков.
– Опять же, четыре часа езды, – добавляет Никсон.
– Не все они придурки, папочка, – пытается успокоить отца Грейси.
– Если они спортсмены, значит, они мудаки, – соглашается Никсон, а затем снова отводит взгляд. – Мы вроде как созданы для этого.
Лео и Хендрикс бормочут свое согласие, а мамины глаза грозят выскочить из орбит, как у кота, которого душат в мультике. Я наполовину ожидаю, что она на них зашипит.
– Не все вы мудаки, – вощражает он, а вот и шипение. – Я воспитывала вас лучше, чем это.
– Вроде как да, мам.
Хендрикс запихивает в рот кусок картошки, затем отпивает пиво Лео, прежде чем Грейс пинает его под столом и он с неохотой отдает его.
– Как будто я никогда раньше не пил пива, – бурчит он.
– Это просто смешно. Ну же! – спорю я. – Вы все знаете не хуже меня, что большинство спортсменов – запредельные альфа-самцы с эго больше, чем их мышцы, и определенно больше, чем их мозги. У них нулевой контроль над импульсами и дерьмовый характер. Поколение отца было последним достойным поколением. Теперь все они больше заинтересованы в своем присутствии в социальных сетях и спонсорских сделках, чем в том, чтобы быть хорошим парнем или правильно относиться к женщине. Я видела это в колледже и я видела это от игроков команды «Королей». Те несколько раз, когда я нарушала свое собственное правило, я очень быстро об этом пожалела. И даже не стоит говорить о том, что происходит, когда задеваешь их раздутое эго… – я откусила кусок хлеба и прикусила язык, чтобы не навлечь на себя неприятности, я не хочу расстраивать свою семью.
После нескольких слишком долгих ударов тишины мама вздыхает.
– Ты еще слишком молода, чтобы быть такой пресыщенной, Эверли.
– Если ты пойдешь с ним на свидание, как думаешь, ты сможешь достать мне его автограф? – Хендрикс с надеждой смотрит в мою сторону. – Он был лучшим бомбардиром «Революции» в прошлом году.
– Твоя сестра не собирается встречаться с хоккеистом, – отец откидывается в кресле и потягивает свой напиток.
– А если бы она встречалась с футболистом, то все было бы в порядке, папа? – Грейси раздразнивает проклятого медведя так, как это может сделать только хороший близнец.
– Она не будет встречаться с ним, если у него есть ребенок, – возражает Никсон.
– Почему бы и нет? – Грейс огрызается и я закрываю руками лицо.
Никсон смотрит на нее так, будто она сошла с ума.
– Потому что она не ты, Грейси. Эви не делает ничего серьезного. А дети делают все серьезным с самого начала, это не Эви.
– Какого черта? – я поднимаю голову и бросаю взгляд на Никсона. – Кто сказал, что я не занимаюсь серьезными вещами?
– Потому что это так, Злобный Близнец, – добавляет Лео.
– Она не злобная, – защищает меня дядя Томми, а затем улыбается своей искренней, глуповатой улыбкой. – Может быть, иногда немного коварна.
– Хэй, – окликаю я и дядя Томми подмигивает.
– Я могу быть серьезной, если захочу. Просто я не хочу.
Я не удосуживаюсь сказать им, что однажды попробовала, и это до сих пор, блять, преследует меня.
* * *
– Боже мой, я думала, что это никогда не закончится, – я захлопываю дверь машины и включаю заднюю передачу, готовая убраться на хрен отсюда. – Серьезно, если бы я знала, что моя личная жизнь станет темой сегодняшнего ужина, я бы заставила тебя поехать без меня.
– Лгунья, – окликает меня Грейс. – Ты никогда не откажешь маме и папе, и ты это знаешь.
– Хорошо, но знаешь, если бы ты могла облажаться хотя бы раз в жизни, это бы очень помогло твоей сестре.
Мы с Грейс всю жизнь были известны как добрый и злобный близнецы. В большинстве случаев я с этим соглашаюсь. Просто проще дать людям то, чего они ожидают, чем бороться за то, чтобы тебя воспринимали по-другому.
У каждого из нас своя роль.
Но все равно… это надоедает.
– Прости, Эви. Я постараюсь.
Конечно, постарается. Думаю, мир Грейси разрушится, если она сделает хоть что-то, что разрушит ее идеальный статус в глазах наших родителей. Не то чтобы я винила ее за это, на самом деле, возможно, сейчас я впервые завидую ей.
– Итак…
Мое сердце опускается.
– Итак… что?
Она убавляет звук.
– Не прикидывайся дурочкой, Эверли. Расскажи мне о нем.
Несколько минут я еду в тишине, тщательно подбирая слова.
Грейс не настаивает на большем, пока я не готова.
Она единственная в моей несносно громкой семье, кто это делает.
– Так что… я бы не отказалась узнать его получше, – нерешительно признаю я. – Но я не уверена, что это самое разумное решение. У него есть дети, Грейс. Двое детей. Его дочь, Керриган, и маленький мальчик, Джекс. Я думаю, он серьезный тип парня.
– И что? – она покачала головой. – Не обращай внимания на Никсона и Лео, если хочешь, можешь сделать вещи серьезными. Вопрос в том, хочешь ли ты этого?
– Я не знаю… – тихо отвечаю я.
Мне нравится веселье. Веселье не причиняет боли.
– Думаю, тебе лучше это выяснить.
Я одновременно ненавижу то, что она всегда точно знает, что сказать, и люблю то, что она всегда указывает мне на мое дерьмо.
– Да… наверное, да.
* * *
Позже тем же вечером я нежусь в теплой ванне с пеной, зажженной свечой c ароматом вишни и новейшим романом моей тети Нэтти в электронной книге «Киндл», когда раздался стук в дверь ванной комнаты.
– Это Бринли, – зовет Бринн через дверь.
– Входи, – отвечаю я и проскальзываю дальше под пузырьки. Не то чтобы мы все не видели друг друга голыми раньше, но все же… – Как дела?
Бринн чинно садится на закрытое сиденье унитаза и расправляет свой зелено-белый сарафан вокруг ног.
– Я только что разговаривала с Грейс, и она упомянула, что того летнего парня из «Уэст-Энда» зовут Кросс Уайлдер. Почему ты не сказала мне, что переспала с одним из моих игроков?
– Эм-м… Итак, возможно, до сегодняшнего дня я могла не знать об этой маленькой детали, – Бринли – один из физиотерапевтов хоккейной команды «Филадельфийская революция». Я настолько погрузилась в свои мысли после ужина, что мне даже в голову не пришло, что она может знать Кросса. – В тот вечер мы не слишком много разговаривали.
Бринн нахмурила идеально очерченную бровь цвета клубничного блонда.
– Он не совсем твой обычный тип.
– Да… Я тоже поняла это сегодня вечером, – признаюсь я.
Прежде чем подойти к глубокой ванне на ножках, она берет полотенце, которое я бросила в раковину, и аккуратно складывает его.
– Он тебе нравится?
– Может быть… Я еще не знаю его по-настоящему, Бринн. Он хоккеист. Он вообще хороший парень?
– Он тихий. Часто держится сам по себе. У него есть брат в команде. Арес. Он самый громкий, но Кросс… ну, он всегда был добр ко мне, – по ее красивому лицу пробежала тень. – Возможно, ему стоит дать шанс, – она проводит руками по сложенному белому пушистому полотенцу. – Он не Кит.








