Текст книги "Дикий кот (ЛП)"

Автор книги: Белла Мэттьюз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Перевод: @Alexandra_Tagirova – t.me/Alexandra_Tagirova

Редактура: Victoria

Оформление: @aennaea – t.me/aennaea

«Иногда бегство от любви – единственный способ ее найти».

Лето в городе

Чертовски жаркое лето, пипс. Неужели все красивые люди сбежали на пляж на Четвертое июля и решили остаться там до конца месяца? В Кройдон-Хиллз было ужасно тихо. Слишком тихо, если хотите знать мое мнение. И этому репортеру скучно. Пришло время немного поразвлечься. Оставайтесь с нами.

#ХроникиКройтона #Жаркоедевичьелето

ГЛАВА 1

– Что ты здесь делаешь, адское создание? – Мэддокс приподнимает бровь и толкает мне «Маргариту с халапеньо» через барную стойку. – Твоей команды нет в городе.

Обхватываю пальцами ножку стакана, но он вырывает его из рук и держит в заложниках, ожидая ответа.

Засранец.

Как будто я не знаю, что все мои лучшие друзья в отпуске, моя сестра гастролирует по стране в рамках своего первого национального балетного тура и вся моя семья на пляже, без меня.

Видимо чудесным образом могу не заметить того факта, что я одна.

– Это потому, что Линди, Кензи и Бринли сейчас на тропическом острове вместе с остальными членами твоей семьи, а Грейси вернется из турне только на следующей неделе.

Отдергиваю стакан и умудряюсь пролить лишь каплю этого ценного напитка. Меддокс конечно, задница, но делает чертовски хорошую «Маргариту».

– Почему ты не в отпуске с остальными членами своей семьи? – спрашиваю я надеясь, что перепалка с Мэддоксом заставит меня не так сильно себя жалеть.

Я не устраиваю вечеринок жалости, по крайней мере, мне это не нравится. Не уверена, что даже споры с Безумцем[i] исправят мое плохое настроение.

Возможно, «Маргарита» поможет.

Я делаю глоток, наслаждаясь прохладным, пряным вкусом, скользящим по моему горло, надеясь что он приглушит мою печаль. Буду рада любой передышке, чего бы это ни стоило. Уверена, что сейчас сама себе действую на нервы.

Не то чтобы призналась ему в этом.

Черт, да едва ли хочу признаться в этом самой себе.

Мы с Мэддоксом дружим всю жизнь, наши мамы – лучшие подруги, которые шутили, что нам двоим суждено стать родственными душами.

Серьезно? Кто так говорит?

О, подождите, моя мама так говорит, потому что они с папой были отвратительно влюблены друг в друга с первого дня знакомства. Влюблены так, что не могут оторваться друг от друга и папа до сих пор приносит ей цветы просто так.

Эмм… Нет, спасибо.

И черт возьми, только не с Мэддоксом Беневенти, который скорее как брат, чем настоящий парень и возможно, еще большая заноза в заднице, чем мои настоящие братья, а это уже о чем-то говорит, учитывая, что все трое – говнюки.

Безумец протирает барную стойку, а затем бьет меня влажным полотенцем.

– В этом году не поеду на остров. Кто-то должен остаться в городе и я сказал папе, что останусь. Мама обожает эти дурацкие семейные каникулы, не хотел чтобы они их пропустили.

– О-оу, Безумец. Ты ведь не собираешься быть мягкотелым, правда?

Дразнюсь я и пью… и пью еще.

Сегодняшний вечер – отстой.

С днем рождения меня.

– Не волнуйся, злобный близнец, во мне нет ни одного мягкого дюйма, а тут целая куча дюймов.

Его самодовольная ухмылка почти заставила меня поперхнуться.

– Ты мерзкий, держи свои дюймы при себе.

Я проглатываю остатки своего напитка, наслаждаясь текилой, а затем киваю в сторону своего бокала.

– Повтори, пожалуйста.

– Как-то быстро, тебе не кажется? – колко спрашивает Мэддокс, выливая остатки из шейкера в бокал и бросая сверху несколько маленьких кусочков красного перца. – Может, стоит притормозить? Я не собираюсь тащить твою крошечную задницу домой.

– Это случилось однажды и ты никогда не позволишь забыть это, не так ли?

Он качает головой и у меня дергается глаз.

– Неважно, сделай мне поблажку, впервые за двадцать три года я не с Грейси в наш день рождение. Я не видела сестру несколько недель, а вся моя семья собралась в пляжном комплексе, он менее гламурный, чем целый остров вашей семьи, но все же именно там все. Так что я осталась здесь, в свой день рождения… Одна… С тобой, – простонала я. – Я не хочу проводить свой день рождения с тобой, Мэддокс.

Рядом со мной раздается глубокий, сексуальный, вибрирующий смех, который выводит меня из себя. Мне все равно, насколько горячо это звучит. Никто не любит, когда над ним смеются. Особенно женщина, устраивающая вечеринку жалости в свой день рождения.

– Простите? – я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на человека, издающего глубокий, грохочущий звук, затем поднимаю глаза вверх… И вверх – о, вау – еще выше, пока не вижу лицо. Сокрушительно красивое лицо. Проклятье. Глубокие карие глаза, обрамленные густыми черными ресницами, за которые большинство женщин заплатили бы целое состояние, удерживают меня на месте в заложниках и тогда, на мгновение, у меня происходит короткое замыкание мозга.

– Все в порядке, не нужно извинений.

Глубокий тембр его голоса мелодичный и успокаивающий, но меня это раздражает, потому что я не нуждаюсь в том, чтобы меня успокаивал незнакомец.

Я наблюдаю, как он отпивает из бутылки пива, затем улыбается и… О черт. Кажется, мои трусики только что намокли. Эта улыбка очень сексуальна. Тот вид улыбки, который дерзко и уверенно обещает все греховно-сладостные вещи, которые могут сделать эти губы.

Проклятье, пытаюсь заблокировать эти мысли.

Я не собираюсь делать этого с ним.

Нетушки, никаких незнакомцев, черт вообще никаких мужчин. У меня детоксикация от мужчин, мужчины – отстой.

Они отвлекают, а мне это не нужно.

– Ох… – смеюсь я. – Это мило. Ты думаешь… – смеюсь я чуть громче. Чуть более принужденно ради его же блага и возможно, ради своего же достоинства.

– Нет. Прости, что разочаровала, но я не извинялась перед тобой. Я извинялась за тебя. Видишь ли, меня учили, что подслушивать частные разговоры невежливо. Очевидно, в детстве

ты пропустил тот день когда раздавали хорошие манеры.

Если это возможно, эта чертова улыбка становится еще шире и еще наглее.

– О, дорогая, мне никогда ничего не давали просто так. Моя мама позаботились что бы у меня были отличные манеры, а еще она научила никогда не хвастаться.

Он смотрит на Мэддокса, который перешел в другой конец бара, где обслуживает студенток, только что пришедших в «Уэст-Энд». Вероятно, они заказывают какой-нибудь фруктовый напиток, надеясь, что в конце вечера одна из них отправится с ним домой.

– Настоящим мужчинам не нужно хвастаться, но, эй, если ты хочешь заценить его твердые дюймы, то вперед.

Он заговорщически склоняет свою голову к моей и подзывает пальцем.

– Но предупреждаю сразу, если мужчина хочет похвастаться, то он, как правило, полон дерьма.

Ого. Он даже пахнет хорошо, сандаловое дерево с нотками чего-то еще.

– Ты только что понюхала меня? – шепчет он и я громко смеюсь. На этот раз без каких-либо усилий.

– Извини, я на детоксе. А ты… – я прикусила нижнюю губу. – Ну, ты как большой, старый добрый, соблазнительный кусок шоколадного торта.

На секунду он странно смотрит на меня. Может думает, что я сумасшедшая.

По крайней мере, мне так кажется.

Но если серьезно, кто я такая, чтобы гадать, о чем думает совершенно незнакомый человек?

Я опираюсь локтем на барную стойку и опускаю лицо на ладони.

– Кто ты такой?

– По твоим словам, я – кусок шоколадного торта, – бросает он с ехидным блеском в глазах. Боже правый, они мерцают. Это как неоновая вывеска, кричащая: «Держитесь подальше… Держитесь подальше, впереди одни неприятности», но уверена, что его тип неприятностей мне бы очень понравился.

И как у мотыльков, летящих на пламя, я думаю, что мои крылья вот-вот опалятся.

Сногсшибательная бомба в маленьком белом сарафане, мешает крошечной соломинкой ломтики красного перца в своем напитке, смотрит на меня яркими бирюзовыми глазами, в которых красиво сочетаются зеленый и голубой оттенки. Она проводит зубами по пухлым розовым губам, а затем медленно качает головой. Блестящие длинные светлые волосы волнами спадают вокруг ее лица. Густые и сверкающие, они скользят по ее голым плечам. Она выглядит так, будто ей место в рекламе шампуня. Или на моей кровати с волосами, намотанными на кулак.

– Я уже говорила, что люблю шоколадный торт? – пробормотала она, и я рассмеялся. – Я просто знаю, что он вреден для меня, поэтому я пытаюсь… – она с минуту что-то обдумывает, а потом улыбается. – Воздерживаться от тортов. Вообще от всех десертов… По крайней мере, на лето.

– Звучит как зря потраченное лето, – говорю я, хотя флиртовать с этой женщиной – последнее, что я должен делать.

Она медленно кивает.

– Думаю, ты прав.

Бармен с твердыми дюймами и стояком на блондинку возвращается в нашу сторону и стучит костяшками пальцев по стойке.

– Еда скоро будет, чувак. Извини за ожидание.

– Без проблем.

Я наблюдаю, как парень уходит, а затем оглядываюсь на секс-бомбу рядом со мной.

– Он твой парень?

Она проводит пальцем по соленому ободку своего бокала, а затем всасывает его между губ.

Блять… Не может быть, чтобы она не знала, что делает.

– Нет, – медленно говорит она. – Просто друг. Скорее, надоедливый младший брат, с которым я не совсем в родстве.

Должно быть, я состроил гримасу, потому что она улыбается и добавляет:

– Скажем так, моя семья большая и назойливая. И Мэддокс прочно вошел в категорию «семья».

– Приятно слышать.

Я опускаю взгляд на свой телефон и вижу текстовое уведомление от моей собственной назойливой семьи. Мы с братом, Аресом, подбросили чертову монету, чтобы решить, кто сегодня будет забирать ужин. Я проиграл. Хотя сейчас мне кажется, что выиграл.

АРЕС:

Чувак. Я, блять, умираю с голоду. Где ужин?

БЕЛЛАМИ:

Почему ты так драматизируешь? В холодильнике есть остатки китайской еды, если ты так голоден. Или ты можешь попробовать съесть кусочек фрукта или, не дай бог, овоща.

АРЕС:

Послушай, сестренка. Если ты не хочешь, чтобы я позвонил маме и рассказал ей о новом парне, с которым ты встречаешься, я бы оставил свое мнение при себе.

БЕЛЛАМИ:

Это было одно свидание. Как я и сказала. ДРАМАТИЧНО! Я всегда могу рассказать маме о крашеной блондинке, с которой ты был в бассейне на прошлой неделе. Ее стоны были почти такими же фальшивыми, как ее сиськи, Арес.

АРЕС:

Эти стоны были настоящими. Возьми свои слова обратно.

БЕЛЛАМИ:

Хватит обманывать себя.

КРОСС:

Думаешь, так чувствовал себя отец, когда вы оба ссорились?

АРЕС:

Скорее всего.

БЕЛЛАМИ:

Абсолютно. Как ты думаешь, почему мы оба теперь живем с тобой, а не с ним?

КРОСС:

Все еще жду еду. Не знаю сколько времени это займет. Может, лучше съесть китайскую

БЕЛЛАМИ:

Не торопись. Дети спят. А Арес выживет. Может, если мы перестанем кормить его после захода солнца, он перестанет превращаться в задницу. Что-то вроде противоположности гремлина[ii].

АРЕС:

Отвали. Я голоден.

БЕЛЛАМИ:

Ты всегда голоден.

КРОСС:

Господи Иисусе. Напомните мне, почему вы оба живете со мной?

БЕЛЛАМИ:

Потому что ты любишь меня.

АРЕС:

Потому что ты любишь, как я защищаю твою задницу на льду.

Я качаю головой и засовываю телефон обратно в карман, улыбаюсь, а затем поднимаю глаза на женщину, с любопытством смотрящую на меня. Она повернулась на своем барном стуле. Ее голые ноги скрещены, а тонкое белое хлопковое платье обтягивает идеальные кремовые бедра.

Ебаный ад.

– Сколько тебе лет? – спрашиваю я, потому что чертовски уверен, что эта девушка молода. Не то чтобы у меня какой-то фетиш на молоденьких. Но я определенно взрослее ее на несколько лет.

Длинные черные ресницы целуют ее щеки, когда она делает еще один глоток, прежде чем поднять глаза на меня.

– Достаточно взрослая, чтобы мое удостоверение не было поддельным.

Блять… Мне нравится ее отношение. Уверенность в себе – это чертовски сексуально.

А уверенность в себе у этой женщины явно на высоте.

– Что именно написано в твоем удостоверении? – спрашиваю я в ответ.

Она вынимает соломинку из своего стакана и направляет ее на меня, как будто у нее в руках оружие.

– Ты говоришь, что твоя мама научила тебя хорошим манерам, но все равно спрашиваешь у леди, сколько ей лет.

Она цокнула.

– Стыдно. Держу пари, она бы на тебя за это накричала.

Соломинка возвращается в стакан, прежде чем она окидывает меня своим взглядом, обхватывает ее губами и сосет. Мой член оживает так, как не оживал уже несколько долбаных месяцев. В реальности, наверное, цифра ближе к нескольким годам. Такого не должно быть с этой девушкой.

– На этом удостоверении есть имя или я должен всю ночь называть тебя Золушкой? Ты оставишь мне свою туфельку, прежде чем запрыгнуть в свою тыкву?

Медленная, красивая улыбка расплывается по ее лицу.

– Я больше фанат Рапунцель. Но, думаю, и так сойдет. Хотя у Рапунцель был самый горячий принц.

Она внимательно оглядывает меня с ног до головы, и, если это возможно, ее улыбка становится еще более ослепительной.

– Кто-нибудь говорил тебе, что из тебя получился бы неплохой Флинн Райдер[iii]? – она наклоняет голову набок, оценивая. – Возможно, больше размером с Кристоффа[iv], хотя… Не то чтобы ты знал, кто они такие, я уверена.

Я не потрудился сказать ей, что знаю всех диснеевских принцев и принцесс благодаря моей дочери Керриган.

Кто знал, что у трехлетнего ребенка и взрослой женщины будут одинаковые вкусы в кино?

– Черт, – бормочет она, выводя меня из задумчивости, и пригибает голову.

Я оглядываюсь по сторонам, но ничего не выглядит странным.

– Что случилось?

– Нет… Нет. Нет, – тихо повторяет она, а затем наклоняется ближе ко мне. Ее загорелая кожа почти светится в тусклом освещении, а исходящее от нее тепло притягивает меня к себе, когда ее рука сжимает переднюю часть моей футболки.

– Послушай, я знаю, что ты меня не знаешь, но клянусь, я не сумасшедшая, – быстро шепчет она.

– Не уверен, что я на это куплюсь, но ладно. Ты не сумасшедшая.

Но она точно сводит меня с ума.

Ее восхитительный аромат обволакивает меня, и у меня начинают течь слюнки.

Вишня, обмакнутая в ваниль, смешанная с искушением.

Сплошным искушением.

И мне приходится бороться с непреодолимым желанием прикоснуться к ней, когда прядь ее мягких волос скользит вперед и щекочет мое лицо.

Черт, что такого в этой девчонке?

– Мне нужно, чтобы ты стал моим парнем на пять минут.

– Что…

Она притягивает меня ближе, прерывая на полуслове.

– Мне очень жаль. Но я собираюсь поцеловать тебя сейчас.

Предложение звучит как одно длинное слово, а дикие глаза умоляют меня пойти на это.

Что за…

Она прижимается своими губами к моим. Шелковисто-гладкие и мягкие. Они задерживаются на моих достаточно долго, чтобы я почувствовал намек на вкус. Крошечное дразнящее прикосновение, которое ничего не дает. И так же быстро они исчезают.

Закончив, так толком и не начав, эта безумно красивая блондинка отступает назад, хихикая. Ее рука все еще сжимает переднюю часть моей футболки.

Со стороны это выглядит так, будто мы поделились «нашей» шуткой.

В нашем собственном мире.

Интимном.

И, да… Я хочу участвовать в этой гребаной шутке и в этом гребаном мире.

Я хочу большего.

Краем глаза я замечаю парня примерно ее возраста, который идет в нашу сторону, и киваю в его направлении, смотря на нее.

– Он тот, для кого это шоу?

Моя маленькая Золушка снова наклоняется ко мне, ее мягкие волосы каскадом рассыпаются передо мной золотым занавесом.

– Бывший, который хотел большего, чем я, и не любит принимать отказы.

Я отказываюсь от борьбы и заправляю этот чертов локон волос ей за ухо, а затем провожу пальцами по нежной коже в том же месте и касаюсь шеи.

Мне чертовски не нравится этот ответ. «Нет» – это все, что должна сказать женщина, чтобы заставить мужчину отвалить. Даже если я не сомневаюсь, что от этой девушки мужчине трудно отказаться. Но этот чувак не похож на мужчину. Он выглядит, как трусливый студент колледжа, который, вероятно, не имеет ни малейшего представления о том, что такое клитор.

Такие тупые ублюдки, как он, думают только о себе. Они даже не представляют, как это возбудающе – заставить женщину распасться на части в твоих объятиях. Какие звуки она издает, пока ты вытягиваешь из нее еще одни. Или каким чертовски приятным может быть томительное ожидание.

И не задумываясь о причинах, я скольжу рукой по затылку Золушки и прижимаюсь к ее губам. Быстро и сильно – как мощный раскат грома, за которым следует оглушительный треск молнии, – чертова Земля сдвигается, и шум оживленного бара уходит на задний план. Я захватываю ее рот своим, скользя языком по ее губам, и она, блять, тает в моих объятиях. Мягкая и податливая. Совсем не то, чего я ожидал от этой маленькой дикой кошечки.

Сладкий вздох срывается с ее губ, когда ее руки скользят вверх по моей груди и вокруг шеи, пока длинные ногти не впиваются в кожу головы и не тянут меня за волосы.

Справа от нас кто-то прочищает горло, когда слева от меня на барную стойку опускается пакет с едой, и из моего горла врывается рык. Мне не нужна публика.

Когда я отстраняюсь, ее руки скользят к моим плечам, а темные зрачки расширяются от желания.

Ни один из нас не обращает внимания на придурка рядом с нами.

Очевидно, это глупо.

И, определенно, импульсивно.

Две вещи, которые я не делаю, но сейчас нет ни единого гребаного шанса, что я остановлюсь.

Я уже заплатил за еду, поэтому хватаюсь за ручки пакета и встаю, протягивая ей другую руку.

– Хочешь убраться отсюда?

Мой голос звучит хрипло от желания, и нет никакого представления о том, что я делаю…

Но когда она кладет свою нежную руку в мою и улыбается, я не имею ни малейшего понятия и мне без разницы, потому что все, что мне нужно – эта девушка.

ГЛАВА 2

Я следую за своим ворчливым антипринцем по тускло освещенному коридору, ведущему к задней двери «Уэст-Энда»… По крайней мере, следую, пока он не решает, что мы достаточно далеко от переполненного бара, и внезапно останавливается. Он роняет пакет с едой на пол и прижимает меня к шершавой стене рядом с дверью кабинета Мэддокса.

Мой рост – пять и пять[v], и этот мужчина достаточно возвышается надо мной. Его накаченная грудь и широкие плечи проверяют на прочность хлопок мягкой черной футболки, натянутой вокруг него и плохо скрывающей тело, к которому я хочу прикоснуться… Попробовать на вкус… Облизать, каждый дюйм этого тела.

Я совершаю ошибку, глядя в его темные глаза, пытаясь напомнить себе, что у меня детоксикация от мужчин. А этот парень… Держу пари, он точно настоящий мужчина.

Его рот нависает над моим, а большие руки прижимаются к стене по обе стороны от моего лица. Руки, которые хочу на своем теле.

– Скажи мне, что ты хочешь этого, Золушка.

Золушка?

Мне нравится.

Два незнакомца.

Только мы не танцуем на балу.

С самого детства моя мать-балерина говорила нам с сестрой-близняшкой, что у нас на плечах сидят по черному и белому лебедю. Словно маленькие балерины-ангелы и балерины-дьяволы, присматривающие за нами. Мама владеет танцевальной студией, в которой мы с Грейси выросли. Представить наших лебедей было нетрудно. И прямо сейчас мой белый лебедь расправляет свою безупречную пачку и поправляет идеально уложенный пучок, шепча: «Нет. Незнакомцы – это жесткое «нет».

У меня не так много жестких «нет». Но он прав. Незнакомцы – это жесткое «нет» для меня.

Я сглатываю комок невообразимого желания, подкатывающий к горлу, и с моих губ тихо срываются напряженные слова:

– Я даже не знаю твоего имени.

Я с трудом узнаю свой собственный голос.

Он опускает одну мощную руку для того, чтобы обхватить ею лицо, и его мозолистый большой палец проводит по моей челюсти, пуская электрический разряд по коже. Мои соски твердеют и упираются в лиф платья, когда все мои синапсы вспыхивают мгновенно. Мое тело кричит: «Да, пожалуйста», а в голове происходит короткое замыкание, и все мысли о каком-либо детоксе вылетают в окно.

Мой маленький черный лебедь сбрасывает свои пуанты, напоминая мне: «Правила созданы для того, чтобы их нарушать».

Возможно, он прав.

Не могу представить, что именно об этом думала мама, когда говорила о лебедях.

– Кросс.

Голос моего сексуального незнакомца ласкает мою кожу, и я тупо смотрю на него, тело дрожит от предвкушения, не в силах понять, что он говорит.

– Мое имя… – кривая, греховно соблазнительная улыбка кривит его губы. – Кросс.

У меня перехватывает дыхание, а мое быстро бьющееся сердце пропускает удар.

– Кросс, – шепчу в ответ, наслаждаясь тем, как оно звучит на моих губах. Сексуальное имя для сексуального мужчины.

Я прислоняюсь к его большому телу и провожу пальцем по щетине на его челюсти.

– Эверли. Полагаю, мы больше не незнакомцы.

Его рот обрушивается на мой. Грубый, твердый и чертовски совершенный. Настойчивый. Как будто мысль о том, чтобы не поцеловать меня, мучительна. И я понимаю это, потому что не думаю, что когда-либо хотела кого-то или что-то так сильно, как хочу этого.

Потребность и желание переплетаются с осознанием.

Того, где мы находимся и кто может нас увидеть.

Но потребность и желание побеждают.

К черту осознание.

Кросс хватает мою задницу своими большими руками и поднимает меня. Мои ноги обхватывают его узкую талию, он устраивается между моими бедрами, и о боже. Кажется, что в этом мужчине все огромно. Под веками мерцают искры, а глубоко внутри меня нарастает восхитительная боль.

Я обхватываю его за шею, а другой рукой берусь за ручку двери рядом с нами и толкаю ее. Мэддокс, возможно, никогда не простит меня, но мне наплевать.

Криво улыбаясь и держа одну руку на моей заднице, Кросс отступает назад, берет пакет с едой и проводит нас через проем, прежде чем захлопнуть дверь.

– Я даже не буду спрашивать, откуда ты знаешь, что эта комната находится здесь.

– Хорошо.

Я протянулась через него и защелкнула дверь на замок.

– Потому что я не хочу разговаривать.

Мои слова выходят напряженными и хриплыми, прежде чем Кросс снова захватывает мой рот и прислоняет меня спиной к двери.

Одна ладонь скользит под мой белый хлопковый сарафан и грубые пальцы впиваются в плоть моей задницы.

Трясущимися руками я задираю его футболку вверх через голову, а затем бросаю на пол.

О. Мой. Бог.

Грудь этого мужчины выточена из стали.

Его мышцы пульсируют под моими пальцами, когда я провожу ими по его груди и до нелепости рельефному прессу.

– Нравится то, что видишь?

Я наклоняю голову в сторону и облизываю губы, пока его темные глаза пожирают меня.

– Я должна была догадаться, что ты окажешься самовлюбленным типом.

Я не говорю ему, как сильно мне это нравится.

Улыбка кривит его губы в то время, как палец скользит по шву моих кружевных стринг, играя в опасной близости от моего клитора.

– Самоуверенным, – поправляет он меня. – Не самовлюбленным.

– Что за…

Он просовывает палец под трусики и проталкивает его внутрь меня, прежде чем я успеваю спросить о разнице, и, о боже… Я откидываю голову назад и стону… громко, долго и из самой глубины моего горла.

Его рот переходит на мою шею, а затем он проводит языком по ключицам, облизывая, посасывая и царапает зубами по моей сверхчувствительной коже. Пальцы на ногах подгибаются, а бедра дрожат, когда я сцепляю лодыжки и упираюсь пятками в его твердую задницу.

Боже мой. Этот мужчина твердый… везде.

И что он делает? Этот чертов сексуальный мужчина засовывает в мою киску еще два пальца и сгибает их просто… блять… правильно.

– Самовлюбленные мужчины должны хвастаться, милая.

Его теплое дыхание обдает мою прохладную кожу, и мурашки бегут повсюду, когда он облизывает мой рот, а затем дразняще прикусывает нижнюю губу.

– Уверенные в себе мужчины знают, на что они способны, и не беспокоятся о том, чтобы доказать это. Мы просто делаем это.

Его пальцы входят и выходят, и снова изгибаются, попадая в ту самую сладкую точку, которую обычно не замечает даже мой вибратор. И быстрее, чем я успеваю осознать происходящее, мое тело содрогается, и я кончаю со вспышками света, мелькающими перед моими глазами.

Она объезжает мою руку, как гребаная богиня.

Потрясающая гребаная богиня.

Светло-золотистые волосы. Загорелая, поцелованная солнцем кожа. Ее милый, чопорный сарафанчик скрывает тело, созданное для греха. А эти чертовы глаза… Зеленый. И голубой. Цвет разъяренных океанских волн.

Я вынимаю пальцы из ее киски и провожу ими по изящным ключицам, прямо под изысканным золотым ожерельем. Я прослеживаю тот же путь своим языком, а затем смазываю ее губы ее же соками и всасываю их.

– Кросс, – шепчет она мне в губы. – Пожалуйста, скажи, что у тебя есть презерватив.

Все еще прижимая ее к стене одной рукой, я потянулся назад, достав из бумажника презерватив, а затем бросаю бумажник на пол.

Эверли проникает между нами, расстегивает мои джинсы и стягивает их по заднице, а затем извивается, пока я не опускаю ее ноги на пол.

Она прижимается губами к моему плечу и прикусывает его, поглаживая рукой мой член. Одна тонкая бретелька ее сарафана соскальзывает с плеча, намекая на сиськи, и я готов поставить все до последнего доллара на то, что они идеальны. Мышцы на моей шее напрягаются от сдержанности, за которую я пытаюсь ухватиться, как за гребаный спасательный круг, чтобы не нагнуть эту женщину и не трахнуть ее до потери сознания.

Не то чтобы этого не произойдет. Но сначала я собираюсь насладиться ею.

Торопливыми движениями своих пальцев она вырывает презерватив у меня из рук и разрывает зубами упаковку из фольги. Ее губы кривятся в сексуальной улыбке, когда она надевает на меня презерватив, а затем гладит меня. Длинные темные ресницы трепещут, когда она снимает обе бретельки своего сарафана.

Намек на симпатичные розовые соски выглядывает из-под белой ткани, и, черт возьми…

Слова застревают в моем горле.

Эта женщина. Эта гребаная богиня…

– Эверли.

Я провожу руками по ее ребрам и сжимаю в ладонях ее совершенные груди.

Идеальные в моих ладонях.

Ее глаза вспыхивают, она поворачивается ко мне спиной и упирается ладонями в дверь, прежде чем посмотреть на меня через плечо.

– Не влюбляйся в меня, Кросс.

Я провожу руками по ее бедрам, забирая с собой платье.

На обеих ее щеках появились ямочки.

– А теперь трахни меня.

Спустя месяцы я, возможно, оглянусь назад и подумаю, что именно так мне следовало закончить эту ночь.

Надо было бы пойти домой, поцеловать своих детей и забыть о золотоволосой, загорелой богине.

Но уже слишком поздно для этих мыслей.

И сейчас я хочу трахнуть эту женщину больше, чем свой следующий вздох.

Мои руки путешествуют по изящным изгибам ее тела.

Наклону ее бедер.

Плоскому животу.

Я провожу членом по ее мокрой щелочке, наслаждаясь тем, как содрогается ее тело, а затем опускаюсь губами к ее уху.

– Ты уверена, что хочешь этого?

Она прислоняет голову к двери и снова прижимается ко мне.

– Мне нужны твои слова, Золушка.

– Да.

Она дрожит под моими прикосновениями.

– Ради бога. Трахни меня.

Мне не нужно повторять дважды, я обхватываю руками ее бедра и скольжу в нее, пока не дохожу до упора.

– Блять, – шиплю я, когда она вскрикивает. Это самый горячий звук, который я когда-либо слышал.

Я держу нас неподвижно, ощущая, как ее тело подстраивается под мое, прежде чем мы начнем двигаться вместе. Кожа к коже. Сначала мучительно медленно, но ненадолго. Я наматываю ее великолепные золотистые волосы на кулак и притягиваю ее лицо к своему. Наши губы сталкиваются. Языки переплетаются в неистовом, грязном поцелуе. Чувства захлестывают меня. Те, которые я не должен испытывать.

Слова давят на мои губы, желая быть произнесенными.

Моя. Моя. Моя.

Слова, о которых я не должен думать.

Вместо этого я всасываю ее язык и работаю с ее клитором, пока она не выкрикивает мое имя.

Но даже тогда я продолжаю трахать ее, не желая останавливаться… не желая, чтобы это закончилось.

– Дай мне еще один, Эверли.

Я выхожу и разворачиваю ее, затем прижимаю спиной к двери и погружаюсь в ее влажный жар. Ее груди подпрыгивают при каждом движении бедер, а ногти впиваются в меня, царапая кожу.

– О боже, Кросс, – хнычет она, и я вколачиваюсь сильнее. Быстрее. Пока она снова и снова выкрикивает мое имя.

Мои губы накрывают ее. Глотая ее стоны и свои собственные.

Пока она снова не начинает дрожать. Сжиматься вокруг меня. Выдавливать из меня жизнь, и я проваливаюсь в небытие, заполняя гребаный презерватив, разделяющий нас.

Эверли прижимается ко мне, ее платье смято в беспорядке между нами. Ее губы прижимаются к моей влажной коже, а ее язык облизывает шею, пробуя меня на вкус.

Я не отпускаю ее. Пока нет.

Я не хочу, чтобы пузырь лопнул.

Но у меня нет выбора, когда тяжелый стук в дверь грозит выбить ее.

– Злобный Близнец. Лучше бы тебе не трахаться в моем кабинете, – кричит разъяренный голос.

И что же делает моя загорелая богиня?

Ее локоны рассыпаются по плечам, когда она поворачивается и улыбается мне.

– Похоже, нам следовало быть быстрее.

Блять.

Я осторожно опускаю Эверли на нетвердые ноги и отступаю назад, как чертов школьник, который только что впервые попался в кузове отцовского грузовика.

– Дай угадаю… Парень за барной стойкой?

Эта девушка даже не краснеет, глядя, как я натягиваю джинсы. Она просто прикусывает нижнюю губу, прежде чем хихикнуть при очередном ударе.

– Остынь, Безумец. Я выйду через секунду.

Мой глаз дергается.

– Безумец?

– Я же говорила тебе. Младший брат. Не парень. Не расстраивайся сейчас, здоровяк.

Она поправляет платье, затем приподнимается на носочках и целует меня в щеку.

– Может, еще увидимся, Кросс.

Я обхватываю рукой ее голову и притягиваю к себе, чтобы поцеловать еще раз… и вот она снова прижимается ко мне.

– Да. Можешь не сомневаться.

Я достаю из кармана свой телефон и протягиваю ей.

– Как насчет того, чтобы дать мне свой номер?

Она вскидывает бровь, затем берет телефон из моих рук. Ее пальцы бегают по экрану, прежде чем ее собственный телефон пищит в ее кармане. С застенчивой улыбкой она делает то же самое со своим телефоном, а затем машет рукой.

– Пока, Кросс.

Я молча наблюдаю за тем, как она, не оглядываясь, проскальзывает в дверь, а затем опускаю взгляд на свой телефон.

ЗОЛУШКА:

Я оставила тебе туфельку. Посмотрим, сможешь ли ты меня найти.

Конечно, ее туфля лежит на полу рядом с моей едой.

Что, черт возьми, я только что сделал?