Текст книги "Дикий кот (ЛП)"
Автор книги: Белла Мэттьюз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 21
Поездка на машине до дома Кросса проходит в молчании. К счастью, Беллами сегодня ночует в кампусе вместе с Кейтлин, а Арес добирался до стадиона на своей машине, так что он мог пропустить ужин после и заняться тем, чем занимается, когда его нет дома. У нас с ним есть договоренность «не спрашивай, не говори». Пока что это работает. Остались только Кросс, я и дети, которые отрубились во время короткой поездки от моих родителей до их дома.
Штормовое небо выглядит зловеще, что чертовски уместно, потому что напряжение в машине такое, что его можно разрезать тупым ножом для масла. Неловкое молчание продолжается и после того, как машина припаркована. Кросс берет Керриган, а я – Джекса. Мы заносим их обоих в дом, переодеваем и укладываем спать.
Керриган засыпает без проблем, но Джекс требует бутылочку и объятия, прежде чем позволить мне уложить его, и даже тогда я не хочу его отпускать. Потому что, как только я это сделаю, мне придется иметь дело с его папой. И я не знаю, как к этому относиться. Страх борется с гневом, и я не знаю, что победит.
Кросс наблюдает за мной из открытого дверного проема Джекса, не говоря ни слова, пока я укачиваю его сына, впитывая его сладкий детский запах. Пытаюсь насладиться спокойной невинностью, прежде чем вокруг нас разразится буря, бушующая внутри и снаружи.
Убедившись, что он уснул, укладываю его в кроватку и иду за Кроссом в спальню. Он сидит на кровати, положив голову на руки, когда вхожу, и у меня сводит живот, когда я подхожу к нему.
– Кросс…
– Не надо, Эверли, – мягко говорит он в ответ, но в его тоне нельзя не заметить гнев. Гнев, который я не привыкла от него слышать. – Ты когда-нибудь собиралась мне сказать?
– Что рассказать? – обхватываю себя руками, защищаясь.
– Кит Долан? – он смотрит на меня, и его ониксовые глаза пылают жаром тысячи выжженных солнц. Его гнев настолько ядреный, что мне приходится отвести взгляд, чтобы не обжечься. – Я знаю его. Я играю против него в конце недели. Как ты могла не сказать мне, что это он?
– Что? – отступаю назад, чувствуя жгучую пощечину от его слов на своей коже. – Как я могла не сказать тебе? Ты ведь шутишь, да?
Он выглядит совершенно разбитым, когда его глаза встречаются с моими.
– Обещаю тебе, детка, в этом нет ничего смешного для меня. Я хочу убить его. Голыми руками, блять, убить его.
– Дело не в тебе, Кросс. И никогда не было. Я не сказала тебе, кто он, потому что не хотела, чтобы ты или кто-то еще знал. И то, что ты только что сказал, – моя причина номер один, по которой держу это в тайне. Если ты убьешь его, или причинишь ему боль. Или сделаешь какую-нибудь глупость… Если ты сделаешь что-нибудь из этого, это разрушит твою жизнь. Это может разрушить жизнь детей. И мне придется пройти через ад, снова открывая себя для всего этого. Оно того не стоит. Он не стоит этого. Зато стоишь ты. И я не позволю тебе попасть в беду из-за меня.
Кросс проводит руками по волосам, дергая их, очевидно, разочарование пожирает его заживо.
– Я всегда буду защищать тебя. Тебя и детей. Вы мой мир. Убедиться, что вы в безопасности, всегда… всегда будет моим приоритетом номер один. А этот кусок дерьма заставил тебя чувствовать себя небезопасно. Он воспользовался тобой. Он…
– Не надо, – протягиваю дрожащую руку, останавливая его. – Не говори этого. Я знаю, что он сделал, Кросс. Я жила с этим. Я смирилась с этим. Я живу дальше. Ты не можешь злиться на меня, потому что теперь ты знаешь, кто он такой.
Я игнорирую все остальное, что он сказал. Гораздо проще сейчас злиться на него, а не чувствовать себя обиженной, испуганной или виноватой, хотя я и так чувствую все эти вещи, скатанные в один большой, уродливый черный шар боли и горя.
– Правда, Эверли? Справилась ли ты с этим? – Кросс встает и двигается передо мной, но у него хватает ума не прикасаться ко мне.
Пока нет.
Не сейчас.
– Да. Я справилась с этим. Я год разговаривала с психотерапевтом, Кросс. Я справилась с этим. Возможно, не так, как ты хочешь. Но я с этим справилась. И действительно не могу поверить, что мы спорим об этом, – я так зла, что могу закричать, заплакать или ударить что-нибудь.
Любой из этих вариантов сейчас подходит.
– Тогда почему он до сих пор разгуливает на свободе, детка? Почему ты не обратилась в полицию? Как ты могла не выдвинуть обвинения? – кричит он на меня.
Действительно кричит, и я на секунду зажмуриваюсь, прежде чем гнев расцветает, и я даю отпор.
– Нет. Ты не можешь решать, как мне с этим справляться. Тебя там не было, – огрызаюсь я, мой желудок бурлит и угрожает вызвать в памяти все, что сегодня съела. – Это случилось не с тобой. Это случилось со мной. Я не хочу, чтобы об этом узнал весь мир. Я не хочу рассказывать своей семье. Я не хочу, чтобы отец и братья смотрели на меня по-другому. Я не хочу, чтобы люди жалели меня. Или чтобы какой-нибудь тролль в социальных сетях задумался, не вру ли я и не пытаюсь ли привлечь к себе внимание. Я сама выбираю, что мне делать. И я справилась с этим так, как хотела.
Кросс перемещается в мое пространство и нежно берет мое лицо в свои руки.
– Детка… что бы ты сделала, если бы кто-то причинил Керриган такую же боль, как он причинил тебе? Разве ты не хотела бы, чтобы его арестовали? Обвинили? Осудили? Разве ты не хотела бы убедиться, что он больше никогда не сможет сделать то же самое с кем-то еще? Каждый день, когда этот ублюдок на свободе, это еще один день, когда он может причинить вред кому-то еще.
– Удар ниже пояса, Кросс. Да. Я бы хотела, чтобы любой, кто причинил ей боль, был наказан. Я бы хотела, чтобы его бросили в тюрьму, а ключ выбросили. Но я не твоя дочь, – кричу я в ответ.
Глаза Кросса вспыхивают, прежде чем он рычит на меня:
– Нет. Ты любовь всей моей жизни. И я не могу исправить это за тебя. Но позволь мне сделать это.
– Это не твоя работа – исправлять меня, Кросс– я хватаю сумочку и достаю ключи.
– Что ты делаешь? – Кросс обходит меня, загораживая дверь в спальню, и я делаю шаг в сторону мимо него. – Не делай этого, Эверли. Не убегай.
– Я не собираюсь стоять здесь и терпеть это. Я не позволю тебе кричать на меня из-за того, что я не могу контролировать.
– Ты все контролируешь, Эверли. Все. Ты можешь сделать так, чтобы он больше никогда так не поступал.
Я хватаюсь за ручку двери и жду, когда он сдвинется с места, но он не делает этого.
– Ты обещала мне двадцать четыре часа назад, что не будешь убегать. Больше никаких побегов… помнишь?
– Подвинься, Кросс, – предупреждаю я и дергаю дверь.
– Эверли… не делай этого, – его голос разрывает последние нити моей души.
– Я не могу этого сделать, Кросс, – я обхожу его, затем торопливо спускаюсь по ступенькам и прохожу через парадную дверь, захлопывая ее за собой. Я сбегаю с крыльца и на долю секунды замираю, соображая, что делаю, прежде чем небеса разверзаются и накрывают меня холодным ливнем.
Я смотрю в темное беззвездное небо, и в горле у меня поднимается крик. Он смешивается со всхлипом, и мои колени грозят подкоситься, а слезы смешиваются с дождем и льются по лицу. Блять.
Злиться гораздо проще.
Бежать проще.
Но я люблю его.
Кросс стоит того, чтобы быть сильнее.
Он стоит работы.
Он стоит борьбы.
Он стоит всего, а я просто снова сбежала.
Я стою, застыв на месте, и понимаю, что только что совершила самую большую ошибку в своей жизни.
Когда за ней захлопывается входная дверь, я понимаю, что должен остановить ее. Она ни за что не уйдет без боя. Я быстро спускаюсь по ступенькам и распахиваю дверь как раз вовремя, чтобы услышать гортанный, полный боли крик, вырвавшийся из ее горла.
Мне так хочется броситься к ней, но я жду.
Ей это необходимо.
Поэтому я двигаюсь медленно, а не спешу.
Мягко, вместо того чтобы давить.
В общем, противоположность тому, что я только что сделал.
Я шепчу ее имя:
– Эверли… детка.
Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, ее великолепные щеки красные и покрыты слезами, так как шторм обрушивается на нас обоих. Эверли прикусывает губу, и усталая, грустная улыбка украшает ее великолепное лицо.
– Ты погнался за мной… – плачет она.
– Я всегда буду гнаться за тобой, детка. Я всегда найду тебя. И я всегда приведу тебя домой. Ко мне и детям. Ты моя навсегда, Эверли Синклер.
– А ты – мой дом, Кросс Уайлдер, – она проводит руками по мокрым от дождя волосам и смеется. – У нас есть наша фишка с дождем, не так ли?
Я обнимаю ее и целую в макушку.
– Он смывает все, и мы можем начать все с чистого листа.
– Я не думаю, что смогу пойти в полицию, Кросс. Не хочу, чтобы все узнали, что со мной случилось, – икота вырывается из ее крошечного тела, а с губ срывается еще один всхлип.
Мое сердце сжимается при звуке того, как моя девочка ломается на моих глазах.
– Ты не должна делать ничего, чего не хочешь, Эверли. Никогда больше. Я обещаю что не буду давить.
Она вцепилась в меня, как в спасательный круг, удерживающий ее голову над водой. Как будто я единственное, что удерживает ее вместе, и клянусь, что бы там ни было в этой чертовой вселенной, которая позволила этому случиться с ней, я все исправлю.
Подхватываю ее на руки и несу в дом, затем провожаю наверх и включаю горячую воду в душе, после чего мы оба оказываемся внутри, полностью одетые.
– Кросс, – шипит она.
– Ты замерзла, детка. Позволь мне позаботиться о тебе. Пожалуйста…
Ее глаза смягчаются, и она молча кивает.
Я осторожно снимаю с нее одежду, затем делаю то же самое с собой.
В этом нет ничего сексуального. Это о про заботу о ней.
Эверли выполняет все действия, поднимает руки и поворачивается, чтобы я помыл ей волосы.
Она не говорит. Не плачет.
После этого заворачиваю ее в полотенце и укладываю в нашу кровать. Она сворачивается вокруг меня и мгновенно закрывает глаза. Моя великолепная девочка в безопасности, спит, укутанная в мои объятия, и я больше никогда не позволю ничему причинить ей боль. Даже мне.
В этот момент начинаю продумывать план.
И только когда слышу Ареса, спустя несколько часов, я привожу его в действие.
Секретные мысли Эверли
Никогда не говорите, что у вас что-то не получается. Скажите, что вы еще этого не сделали. Это важно.
ГЛАВА 22
Два дня спустя я встречаю Линди и риелтора перед старым белым двухэтажным магазином в викторианском стиле на углу Мэйн-стрит. Он находится в нескольких кварталах от «Le Désir» и в одном квартале от маминой студии. Я попросила Линди встретиться со мной здесь, потому что это здание принадлежит ее семье. Оно пустует уже несколько месяцев, и Линди уже упоминала, что по нему заключили контракт с одним высококлассным архитектором, но контракт сорвался.
Она пристегнула Гриффина к груди в какой-то безумной на вид штуке, и малыш пинает своими ножками, радуясь жизни. У меня сердце болит за Джексона, которого оставила с миссис Эшберн сегодня утром, пока Кросс на физиотерапии с Бринн. С головой у него вроде бы все в порядке. Но со зрением по-прежнему проблемы.
Как только риелтор открыл дверь, мы вошли внутрь, и меня сразу же поразило естественное освещение и красивые формы здания. Закругленная остроконечная башенка на торце здания – идеальное место для того, чтобы подчеркнуть любой дизайн, который захочу. Окна представляют собой огромные прямоугольники. А фасад здания просто потрясающий. Широкие деревянные полы и высокие потолки высотой в десять футов[xxix].
– Это один из немногих особняков, сохранившихся со времен основания Кройдон-Хиллз, почти сто пятьдесят лет назад, – говорит нам риелтор, и я переплетаю свои пальцы с пальцами Линди и тащу ее за собой.
Мы с трепетом проходим по всему первому этажу, затем поднимаемся наверх, и я останавливаюсь и смотрю на нее.
– Линди… пожалуйста, скажи мне, что твоя семья продаст мне это здание.
Моя лучшая подруга улыбается.
– Послушай, я предложу тебе сделку. Я уговорю Кинг Корп. продать тебе здание, если ты позволишь мне работать на тебя. Я не выношу, когда не работаю, и я еще не поняла, чем хочу заниматься. Но, Эви… это. Это я могу сделать. Позволь мне заниматься деловой стороной бизнеса, а тебе – дизайном. Нам не нужно быть партнерами. Я буду работать на тебя. Но дай мне шанс показать тебе, чем я могу помочь.
– Ты серьезно? – спрашиваю я в шоке от того, что она вообще рассматривает возможность работать со мной.
Она наследница. Буквально миллиардерша.
– Мне еще многому предстоит научиться, Линдс, – говорю ей, а затем практически задерживаю дыхание. – Я бы предпочла иметь партнера, а не сотрудника.
– Правда? – кричит она. – Я не привнесу в дело тонну опыта, но мой вклад может стать в сфере стройки.
– Линди, я не могу тебе этого позволить.
– Нет, можешь. Это моя инвестиция, – она тащит меня в одну из комнат наверху. – Смотри, это может быть твой кабинет, с большими окнами, выходящими на парк. А та, что сзади, может стать моим. Может быть, мы даже превратим одну из этих комнат в детскую, и я смогу нанять няню, чтобы она приходила сюда несколько дней в неделю.
Я улыбаюсь шире, думая об этом.
– Это отличная идея. Вау. Мы действительно собираемся это сделать?
Она взволнованно кивает.
– Кто знает? Может, ты и Джекса или Керриган иногда будешь приводить.
– Может быть, – мягко соглашаюсь я.
– Ходят слухи, что ты не ночуешь в пентхаусе.
Я выдохнула.
– Слухи, да?
– Противные штуки, – она ухмыляется, и я качаю головой.
– Это не официально. Я не переехала или что-то в этом роде. Пока нет, – добавляю, не уверенная, какого черта мы с Кроссом делаем… пока нет.
– Это «пока» важно, – говорит она мне.
– Ага, это «пока» важно.
* * *
После обеда забираю Кросса с физиотерапии, и он ухмыляется как сумасшедший.
– Как прошла физиотерапия, здоровяк?
Он садится в машину, и его улыбка растягивается от уха до уха.
– Мне дали добро. Я собираюсь вернуться на лед к открытию сезона завтра вечером.
Мое сердце взмывает вверх, а затем опускается.
Первая игра.
Он будет играть в матче с «Питтсбургом».
В игре против Кита.
Он бросил это все после нашей ссоры в воскресенье вечером, но мы оба знаем, что это значит.
– Это фантастика, Уайлдер, – говорю я своим лучшим взволнованным голосом чирлидерши. – Но, пожалуйста, будь осторожен. Мне нравится твой мозг таким, какой он есть.
– Может, ты захочешь пойти? – спрашивает он, но даже без энтузиазма, я уверена, что он знает, что я ни за что не пойду. И уж тем более на эту игру.
– Я бы не хотела. Может быть, на другую игру? – предлагаю, когда мы возвращаемся домой. – Но я посмотрю ее по телевизору.
– Да? – в его голосе звучит надежда, и я чувствую себя сукой. Но это лучшее, что могу сделать.
– Да. Посмотрю, может, кто из девочек захочет. Я знаю, что Линди идет на игру, но остальные могут и не пойти. А может, посмотрю ее с мамой. Она всегда ищет повод, чтобы провести время вместе.
– Все будет хорошо, детка, – успокаивающе говорит он.
– Я знаю. Хочешь послушать о новом магазине? – спрашиваю, меняя тему разговора на ту, от которой меня не тошнит.
– У тебя уже есть название для него?
Я качаю головой.
– Пока нет.
– Ты можешь назвать его Эверли Амелия. Сделать эту фишку с двумя именами. Как Ральф Лорен или Донна Каран.
– Впечатлена, что ты вообще знаешь кого-то из этих дизайнеров, – я имею в виду, что мой мужчина хорошо одевается. Но он совсем не разбирается в моде.
– Я внимателен, – когда качаю головой в его сторону, он смеется. – Я внимателен в отношении тебя, не моды.
– Я люблю тебя, детка, – хихикаю, когда мы сворачиваем на подъездную дорожку.
– Эй. Что здесь делает Грейси? – выпрыгиваю из машины и смотрю на ее автомобиль, стоящий на подъездной дорожке.
Кросс пожимает плечами.
– Пойдем узнаем.
Когда мы заходим внутрь, она сидит на диване в тиаре с Керриган и Аресом. Да, Арес тоже в тиаре. О, черт. Мне нужно это сфотографировать.
– Привет, ребята. Что вы смотрите?
– «Золушку», – говорит нам Керриган своим милым, тихим голосом.
В комнату вбегает Беллами, поправляя свою корону, со спящим Джексом на плече.
– Не начинайте без меня.
– Посмотришь с нами, Эви? – спрашивает Керриган, и мое сердце теплеет.
– Конечно, детка– обхожу диван и сажусь рядом с Керриган. Затем Кросс также обходит диван с другой диадемой в руках. Он улыбается и надевает ее мне на голову.
– Золушке нужна своя диадема, правда, малышка?
Керриган хихикает.
– Правда, папочка.
Затем он опускается передо мной на одно колено, и я перестаю дышать.
– Ей нужно кое-что еще, – он достает из кармана голубую коробочку от Тиффани, и у него заслезились глаза, когда он открыл ее. – Детка…
– Да, папочка?
Кросс смеется над своей дочерью, но не сводит с меня глаз.
– Моя жизнь сложна. И любить меня – значит любить не только меня. Но это значит, что ты будешь любима мной.
– И мной, – вставляет Керриган. – И Джексом тоже, – добавляет она с таким воодушевлением, что я чувствую, как на глаза наворачиваются первые слезы. На этот раз хорошие слезы.
– Я люблю тебя, Эверли Амелия Синклер. Окажешь ли ты мне честь выйти за меня замуж и любить нас?
– О, Кросс, – я опускаюсь перед ним на колени и беру его лицо в свои руки. – Я уже люблю всех вас. Да. Я выйду за тебя замуж.
Он приникает к моим губам, и Керриган хихикает, прежде чем Кросс отстраняется и надевает мне на палец великолепный бриллиант-солитер круглой огранки.
– Идеальная посадка, – говорит он, проводя пальцем по кольцу.
– Оно совершенно, Кросс, – вздыхаю я и безуспешно пытаюсь сдержать слезы.
– Ну, Грейси, возможно, помогла в этом, – говорит он, и моя сестра улыбается.
– Спасибо, что позволил мне присутствовать при этом, – отвечает она со слезами на глазах.
– Эверли Уайлдер, – говорю я.
– Ты возьмешь мое имя, детка? – шепчет он, чертовски счастливый.
– Да. И это будет название «Эверли Уайлдер Дизайн».
И когда Керриган, моя тихая девочка, подпрыгивает на диване, раскидывает руки и объявляет: «И жили они долго и счастливо», мое сердце замирает так, как никогда раньше.
Я должна была знать, что все будет не так просто.
ГЛАВА 23
– Уайлдер, – зовет Кингстон после того, как мы закончили утреннюю раскатку.
Этим утром мы уже тренировались около тридцати минут. Достаточно, чтобы прочувствовать лед. Большинство из нас либо отправятся домой, чтобы вздремнуть, либо пойдут к Бринн и Доку подлататься, прежде чем нам придется вернуться сегодня к игре. Эмоции уже зашкаливают, ведь наша первая домашняя игра в сезоне – против «Питтсбурга». Две команды из Пенсильвании. Каждая игра между нами – это матч-реванш. И это до того, как я захотел убить их центрового.
– Уайлдер, притормози.
Я оборачиваюсь на парковке и вижу Джейса, который направляется ко мне. Мы уезжаем одними из последних. С тех пор как он назначил меня заместителем капитана.
– Прости, Кингстон. Что случилось? Тебе что-то нужно?
– Арес кое-что сказал ранее.
Мы останавливаемся перед моим грузовиком, и я поворачиваюсь в его сторону.
– Игнорируй его. Арес все равно обычно дурачится. Но хрен ты найдешь лучшего силовика на льду.
– Согласен, – Джейс скрещивает руки на груди и выглядит почти некомфортно. – В том-то и дело. Он что-то говорил о том, что у тебя есть претензии к Долану.
– Ублюдок, – бормочу себе под нос. – Не обращай на него внимания, Кэп. Все в порядке.
– Ты один из лучших бомбардиров в команде, Уайлдер. Ты не можешь получить травму после сотрясения мозга. Ты можешь выбыть на весь сезон, – он ждет, что я что-то скажу, но когда этого не делаю, он стонет.
– Блять. Он ведь серьезно, да? Если у тебя проблемы на льду, пусть Арес с ними разбирается. Это не можешь быть ты.
– Он навредил тому, кто мне дорог, Кингстон. Это личное, – мои руки сжимаются в кулаки, и гнев, который нарастал уже несколько дней, набирает силу. – Не Аресу с этим разбираться.
Джейс смотрит на меня. Анализируя.
– Слышал, ты обручился. Поздравляю. Я знаю Эверли Синклер с тех пор, как у нее были ободранные коленки и косички, и она была в футбольной команде моей младшей сестры. Она хорошая девушка. Ты счастливчик.
– Спасибо.
Я больше ничего не говорю.
Мне не нужно, чтобы у Джейса были неприятности, если сегодня что-то пойдет не так.
– Он обидел кого-то, кто тебе дорог?
– Да, Кэп, – мышцы на моей челюсти напрягаются, и я сдерживаю остатки того, что хочу сказать.
– Ты собираешься уничтожить его при первой же возможности?
– Да. Меня могут выкинуть из игры. Возможно, мне грозит дисквалификация, – в этот момент я решил, что могу быть честным. Что я могу потерять?
– Посмотрим, смогу ли я уговорить тренера поставить тебя, меня и Ареса на первую линию сегодня вечером. Я придумаю причину. Они всегда ставят Долана. Может быть, мы сможем сделать это втроем, никого не отстраняя. Тебе это подходит?
– Да. Буду признателен, – открываю дверь грузовика, пока он не прислонился к крылу.
– Насколько сильно ты собираешься его преследовать? – спрашивает он, не имея ни малейшего представления о том, на что я готов пойти.
– Если бы я мог перерезать ему шею коньком и смотреть, как он истекает кровью у меня на глазах на гребаном льду, я бы так и сделал. Но раз такой возможности нет, придется довольствоваться тем, что я его сломаю, – я сажусь в машину и закрываю дверь, покончив с этим разговором.
Я хочу поехать домой, выспаться и вернуться сюда, чтобы усмирить демонов Эверли.
* * *
– Привет, здоровяк, – Эверли сидит на кровати, разбудив меня чуть позднее в этот же день. Я поднимаю руку, и она переползает ко мне на бок, положив голову мне на грудь. – Как прошла утренняя раскатка?
– Прекрасно. Команда классно каталась. Должна быть хорошая игра. Ты пойдешь к маме смотреть ее? – прижимаюсь губами к ее голове.
– Да. Думаю, что так. Грейс может заглянуть к нам, если успеет вовремя уйти с репетиции, но Кензи и Линди пойдут на игру. Очевидно, Бринн уже будет там.
– Тебе не обязательно смотреть, детка.
Вообще-то бы предпочел, чтобы она не смотрела. Но в любом случае она узнает, что произойдет.
– Нет. Я хочу посмотреть на тебя, – она запускает руку под мою рубашку и прижимает к моему сердцу. – Я сказала миссис Эшберн, что возьму детей с собой, если ты не против.
– Конечно, не против. Я очень ценю то, как твои мама и папа занимались с детьми в прошлые выходные, – и я серьезно.
Они были потрясающими, и дети, похоже, их приняли. Думаю, Керриган легко с семьей Эверли.
– О, мои родители влюблены. Моя мама уже спросила, могут ли дети называть ее Джиджи[xxx]. Она сказала, что миссис Синклер – это смешно. Она хочет стать бабушкой.
Ну, блять. Возможно, только что влюбился в маму Эверли.
– Правда?
– Я знаю, что ты попросил у моего отца разрешения сделать мне предложение, Кросс. Неужели ты хочешь сказать, что он ничего не говорил о детях?
– Он сказал что-то о том, что мы все – семья. Но мы же парни, Эви, мы не говорим о чувствах таким образом.
– Мне нравится, когда ты называешь меня Эви, – она улыбается, и нет ничего на свете, чего бы я не сделал ради этой улыбки.
– Принято к сведению, – говорю ей и натягиваю на нас одеяло. У меня есть еще час, чтобы поспать, прежде чем мне нужно будет готовиться к игре.
– Мы с Линди сегодня подписали контракты, и я уведомила тетю. Я закончу работать на них через две недели, – тихо говорит она мне.
– Я так чертовски горжусь тобой, детка. Ты собираешься сама разрабатывать дизайн своего свадебного платья?
– Конечно. Я всегда хотела быть невестой в конце июня, – она сияет, и я чувствую себя Гринчем. Мое сердце увеличивается в десять раз.
– В конце июня? Это что-то особенное.
– Нельзя жениться, пока не закончится твой сезон. А я думаю, что в этом году у тебя все получится, – она откидывает голову назад и проводит губами по моим губам. – Не могу дождаться, когда назову тебя своим мужем.
– Люблю тебя, детка.
– Навсегда, Кросс. Больше никаких побегов.
Будем надеяться, что после сегодняшнего вечера она все еще будет так думать.
Стучу в дверь родительского дома, затем вхожу вместе с детьми и говорю:
– Есть тут кто…
– Есть тут кто, – подражает мне Керриган своим крошечным голоском, и я сдерживаю смех. Она определенно выходит из своей скорлупы, раз за разом, и мне нравится наблюдать, как она это делает. – Эви, а капкейки есть?
– Кто-то сказал «капкейки»? – спрашивает мама, обнимая Керриган. – Да, маленькая мисс. Капкейки есть. Я сегодня заходила в магазин мисс Амелии и купила целую коробку, чтобы ты могла выбрать. Хочешь посмотреть?
Керриган взволнованно кивает головой и берет маму за руку, не спрашивая разрешения, и, кажется, крошечный кусочек моего сердца обрывается.
Я захожу в гостиную, чтобы разложить все детские вещи, останавливаюсь и пялюсь.
Кажется, Таргет стошнило в доме моих родителей.
– Что это такое? – спрашиваю папу, который уже смотрит телевизор с дядей Томми.
– Мы разбираемся в хоккее, Эви. Я знаю о хоккее в колледже ради мальчиков. Но мне нужно изучить профессиональный хоккей для Кросса, если он собирается стать членом семьи.
Я подавляю переполняющие меня эмоции и обхожу диван, чтобы поцеловать дядю.
– Вот почему ты мой любимчик, дядя Томми.
– Ты знаешь, что Кросс был лучшим бомбардиром «Революции» в течение последних двух лет? Он обошел Джейса Кингстона, который держал рекорд пять лет, прежде чем Кросс забрал его у него.
– Нет, – смеюсь – Я этого не знала.
– Ну тогда мы оба можем учиться хоккею вместе, – добавляет Томми, и я улыбаюсь, когда понимаю, что на нем майка Кросса. Он всегда был ярым фанатом футбольной команды «Королей». А когда мои дяди играли за Кройдонский университет, он был самым большим его фанатом. Но видеть, как он болеет за «Революцию», потому что Кросс… потому что в команде играет мой будущий муж. Ладно, да. У меня от этого сердце замирает.
– Как поживает мой маленький приятель? – спрашивает папа, отстегивая Джекса от детского автокресла.
Джек смотрит на папу большими голубыми глазами и подрагивающими губами.
– Он будет плакать, папа.
– Не-а, он любит меня. Мы же приятели, – клянется папа как раз перед тем, как Джекс открывает рот и кричит. – Ладно, приятель. Давай посмотрим, что Беллс купила для тебя, потому что она практически выкупила весь детский отдел в Таргет. Здесь должно быть что-то, что сделает тебя счастливым.
– Это ты все собрал? – спрашиваю я, и Томми смеется.
– Не-а. Твоя мама наняла для этого парней-мастеров на час, и твой папа в бешенстве.
Ладно, это заставляет меня смеяться, а папу – ворчать.
– Я мог бы и сам это сделать, – говорит он себе под нос.
Входят мама с подносом закусок и Керриган с тарелкой печенья.
– Конечно, ты мог бы, Дек. Но так было быстрее, – затем она понижает голос и добавляет, – и с гораздо меньшим нытьем.
Они с Керриган ставят тарелки на кофейный столик, и мама поворачивает ее, чтобы увидеть стену розового цвета, которая, я уверена, была привезена не из Таргет.
– Мам? – спрашиваю я, когда Керриган подходит к розовому кухонному гарнитуру.
– Что? – мама пожимает плечами. – Я также заглянула в «Pottery Barn Kids» xxxi. Позволь мне их побаловать.
Затем она возвращается к Керриган и садится с ней на пол, где, не сомневаюсь, останется на всю игру.
– У нас замечательные родители.
Я задыхаюсь, поворачиваюсь и пихаю Лео изо всех сил.
– Ты меня до смерти напугал.
– Язык, Эверли. Здесь маленькие ушки, – ругает мама, и я, в свою очередь, дергаю Лео за ухо.
– Ой. Эй, за что?
– Это за то, что напугал меня. Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, переводя взгляд то на Керриган, то на маму, то на папу и Джекса.
– Твое белье в сушилке, Лео. Я еще не складывала его. Но если ты принесешь его сюда, я сложу его во время игры.
Я закатываю глаза и толкаю брата.
– Ты такой маменькин сынок.
Лео улыбается еще шире.
– Ага. Хочешь сказать, что не хочешь, чтобы Джекс однажды стал маменькиным сынком?
Ну… черт. Я не думала об этом в таком ключе. А теперь, когда я задумалась, думаю, что хочу… Потому что в какой-то момент стану его мамой.
* * *
К началу игры Джекс уже спит в кроватке, которую мама поставила в гостевой комнате наверху, – потому что она такая сумасшедшая, – а Керриган засыпает на диване. Дети прекрасно переносят время отхода ко сну, и обычно это семь часов, а это было час назад. Наверное, мне следовало бы просто посмотреть игру в одиночестве, но я не уверена, что смогла бы это сделать.
– Дорогая, ты можешь положить Керриган в свою старую пастель. Я еще не купила кровать для детей, потому что не была уверена, что ей подойдет односпальная или двуспальная.
– Мама, ты не должна была делать все это, – говорю ей, натягивая одеяло на Керриган.
– Я знаю, что не должна, но я хотела. Это твоя семья, Эверли. И это делает их нашей семьей. Поверь мне, когда я познакомилась с Синклерами, у меня не было семьи. У тебя никогда не будет слишком много людей, которые любят, принимают и поддерживают тебя. Позвольте мне побаловать моих первых внуков.
– Мама, – мой голос дрожит, а папа шипит.
– Не заставляй ее плакать, Аннабель.
– Тише, Дек. Работа матери заключается в том, чтобы заставлять своих дочерей плакать, – говорит она ему.
Я качаю головой.
– Я уверена, что это не так, мам.
– Кросс вернулся на лед, – говорит Томми, наклоняясь вперед и начиная перечислять статистику Кросса.
– Он гонится за шайбой или за игроком? – спрашивает папа, наблюдая за тем, как Кросс уходит от удара клюшкой второго номера команды «Питтсбурга». Черт побери.
– Это не игрок, – говорит Лео, и я пихаю его локтем. – Это бывший парень Эверли.
Кросс впечатывает его в борт за сеткой, где находится Джейс Кингстон. Похоже, Кит попадает под клюшку Джейса, и тогда Бог Войны устраивает хаос. Арес бросает перчатки и бьет Кита, а затем натягивает ему на голову хоккейную майку, чтобы Кит не мог отбиться.
Боже мой.
Кросс убирает Ареса с дороги, делает бросок, и все игроки взлетают со скамеек, разразившись общекомандной дракой.
– Что за черт? – спрашивает папа.
– Дерьмо. Почему я думаю, что это моя вина? – спрашивает Лео.
– Это не так, – говорю я. – Это даже не моя вина.
* * *
Я не задумывалась о том, как мне достать детей из машины, когда они спят, а я остаюсь одна, пока это не случилось сегодня вечером. Я смотрю на свое заднее сиденье, потом на детей. Я не хочу оставлять одного из них здесь, пока я несу другого. И я не хочу будить ни одного из них.
Дерьмо.
Автокресло Джекса очень тяжелое, когда оно висит на сгибе твоей чертовой руки, но у меня получилось, и я чертовски горжусь собой, когда мне удается посадить Керриган на бедро так, что она не просыпается. Так было до тех пор, пока я не добралась до двери и не поняла, что у меня нет ни малейшей надежды дотянуться до ключей от дома.
К черту мою жизнь.
К тому времени, как Кросс возвращается домой, дети уже спят в кроватках, а я сижу на диване и плачу. Точнее, рыдаю. Он заходит и бросает свою хоккейную сумку в прихожей, а затем придвигается ко мне.
