Текст книги "Тринадцатая (ЛП)"

Автор книги: Белла Джуэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 27.

Тринадцатая

Вспоминать о Ланти день за днем было нелегко, но я научилась дышать, превозмогая боль. Я знаю, что не стану винить себя меньше, но Уильям облегчает мою участь. Он делает мою боль тише. Делает все лучше. Легче. Каждый раз, когда он пальцами проводит по моему телу, когда целует, дарит любовь, он делают эту боль менее заметной. Он дает мне причину для спасения себя.

Одиннадцатая была моей «рабыней» в течение пяти дней, и это было не легко. Я не хотела говорить ей, что делать, не хотела заставлять ее чувствовать стыд, но Уильям не оставил мне выбора. Я просто просила ее о помощи. Иногда она смотрела на меня таким взглядом, словно хотела убить. Это кажется странным, но я думаю, это помогло построить нашу дружбу.

– Пришло время, – улыбнулась Седьмая, как всегда, вечером заходя в комнату.

Мой желудок скрутился от радости, а тело стало возбужденным. Я наслаждалась кино-ночами и мне нравились чувства, которые те доставляли.

– Не могу дождаться, – улыбнулась я.

– Девочки спорят о фильме, который мы будем смотреть, я отдала свой голос за «Лучший стрелок», но они хотят посмотреть «Спеши любить».

– Оу, – сказала я, поморщив нос. – Мы уже смотрели «Спеши любить», не хочу смотреть его снова. Он заставляет меня плакать.

– Меня тоже, – ответила она, кинув полотенце в ванной.

Девочки становятся все лучше с каждым днем.

Мы хорошо проводим время, разговаривая о жизни и развлечениях. Связь между нами становилась все крепче, хотя некоторые вещи не изменялись. Уильям больше общался со всеми нами, и мы все стремились к тому, о чем раньше и помышлять не могли. Я никогда не думала, что он станет причинной того, что нам будет легче дышать.

– Ну давайте уже есть попкорн.

Мой желудок бурчал, и я встала на ноги, обойдя ее, и вышла в коридор. Когда мы вошли в большую комнату для гостей, девочки уже включали «Лучшего стрелка». Я вздохнула с облегчением и села возле Одиннадцатой. Она мило мне улыбнулась и бросила подушку, которая приземлилась на мои колени. Я улыбнулась, когда начался фильм.

– Том Круз такой горячий, – прокомментировала Вторая.

Я поморщила нос.

– В этом фильме да, но я не уверенна на счет остальных.

Она хихикает.

– Он выглядит так, ну ты знаешь…

– Как выглядит?

– Как «либо я тебе нравлюсь, либо ты меня ненавидишь».

Я кивнула.

– Это правда. Я явно не его фанат.

Она смеётся и берёт горстку поп-корна. Протягивает мне миску с ним, и я беру немного, прежде, чем передать дальше.

– “Лучший стрелок”?

Все услышали голос Уильяма и повернулись в его сторону, чтобы увидеть прислонившегося к дверному косяку и наблюдавшего за нами мужчину. Он был одет в черную футболку, которая обтягивала так, что можно было увидеть все мышцы. Его длинные, густые волосы спадали на шею, демонстрируя нам безупречный подбородок.

– Присоединитесь к нам? – спросила Четвертая, в ее глазах стояла надежда.

– Ох, нет, я просто проходил мимо, – сказал он, махнув рукой.

– Пожалуйста, Мастер Уильям? – просила Девятая.

– Уильям, – поправил он ее.

Он встречается со мной взглядом, и я краснею, но отвечаю самой очаровательной улыбкой, выражающей надежду, на которую способна. Небольшая ухмылка затронула его губы, и он вздохнул.

– Полагаю, мои планы могут подождать.

Все девушки захихикали, когда он зашел в комнату и плюхнулся между Двенадцатой и мной. Он откинулся назад, а затем потянулся к попкорну.

– Я тоже любил этот фильм, – сказал он.

– Любил? – спросила Десятая.

Он хихикнул.

– Он мне нравится и сейчас, просто это было так давно.

Всех девочек, похоже, веселила его компания, но не меня, я улыбнулась, когда его рука скользнула и обняла меня, потянув к себе на колени. Двенадцатая просто наблюдала за этим, не обронив ни слова.

Так хорошо находиться рядом с ним здесь, когда никто не может помешать этому.

***

Тринадцатая

Я вытащила нож, проведя им вниз по моей коже, ожидая, когда же это, наконец, закончится. Все, что я могла видеть – это лицо Ланти, каким я видела его последний раз. Она улыбалась; ее красивые светлые закрученные локоны прикрывали ее лицо. Она была такой невинной, такой свободной. Я нажимаю на нож сильнее, пока не начинает сочиться кровь. Это единственный выход облегчить боль.

Не могу видеть ее лицо каждую ночь, когда пытаюсь заснуть.

Это разрушает меня.

Я закрываю глаза и сворачиваюсь в комочек.

Мое лицо лежит в крови вместе с моими руками, и я чувствую жгучую боль в запястьях, которая становится все менее ощутимой, мое тело становится легким, а разум начинает затуманиваться. Это лучший исход; это единственный выход. Никто больше не сможет причинить мне боль, если я умру.

– Эмелин!

Я слышу голос моей мамы, но не плачу и не зову ее. Черт. Она пытается спасти меня, пытается сказать мне, что это все ее вина, не моя. Она ошибается: это моя вина. Я должна была бороться сильнее, должна была побороть его. Она не может спасти меня сейчас.

Я не хочу быть спасенной.

Я проснулась со слезами на глазах; мое тело было покрыто капельками пота. Сны не становятся легче, когда заканчивается день. Чем больше сплю, тем больше вспоминаю. Я не хочу воспоминаний – устала жить прошлым, которое будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Это не то, чем бы я хотела сейчас жить, Уильям научил меня этому.

Я спускаю свои ноги с кровати, решая пойти к нему. Иногда, в ночное время, он позволяет мне свернуться калачиком возле него и заснуть. Тогда я начинаю чувствовать себя комфортно. Выйдя в коридор и повернув в левую сторону, иду к комнате Уильяма. Я сворачиваю за угол, когда вижу его с Десятой.

Она рыдает, а его рука находится у нее на плече. Я останавливаюсь и делаю шаг назад, вслушиваясь, что он ей говорит.

– Твое прошлое не дает точное определение тебя, Десятая. Только ты можешь выбирать, кем тебе быть. Он не причинит тебе боль здесь, никто не причинит.

– Я чувствую себя грязной, – сказала она. – Это не то, чего я хотела, я не могу прогнать воспоминания прочь.

– Но ты должна быть сильнее всего этого, – призвал он.

– Я не знаю как, Уильям.

– С силой, с верой, с доверием. Ты должна принять то, что случилось в твоем прошлом, и научиться бороться с ним, чтобы сделать себя лучше. Та девчонка, она никто для тебя.

– Спасибо тебе, – промямлила она, подняв свое заплаканное лицо, и посмотрела на него.

Он гладил ее по щеке.

– Я всегда здесь и поддержу тебя, если ты доверишься мне, я никогда не оттолкну тебя.

Моя грудь вздымается от переполняющих меня эмоций, горло болезненно сжимается. Он помогает ей поверить, что она может побороть ее прошлое. Он учит ее быть сильной, чтобы препятствовать этому. Я обожаю его за это. Он поворачивается и видит меня, стоящей в коридоре, и его взгляд смягчается.

– Тринадцатая, – говорит он спокойно. – Ты в порядке?

– Я просто… мне приснился плохой сон, и я решила прогуляться.

Он улыбается.

– Ты знаешь, Десятой тоже приснился плохой сон. Возможно, вы, девочки, хотели бы присоединиться ко мне на балконе и выпить чаю?

– Мне нравится эта идея, – я улыбаюсь.

– Мне тоже, – шепчет Десятая, нежно улыбаясь мне.

Уильям подходит и берет меня за руку, пробегая пальцем по моей ладони. Он смотрит на меня, награждает глубоким, долгим взглядом.

Затем он поворачивается и протягивает руку Десятой. Она принимает ее, и мы вместе идем к балкону, чтобы выпить чаю.

Он с каждым разом становится все лучше.

Глава 28.

Тринадцатая

– Мастер Уильям сегодня отсутствует, но вы можете насладиться днем вместе с другими девушками, – говорит Билл, пока мы спускаемся в холл. Прошло уже несколько дней с того дня, когда Уильям и я провели ночь, непринужденно болтая на балконе вместе с Десятой.

– Спасибо, – улыбаюсь я слабо. – Я так и сделаю.

У меня была длинная, ужасная ночь, мое эмоциональное состояние оказалось под ударом. Я продолжаю видеть сны о Ланти, и, хотя каждый день всё больше учусь смирению, я все еще отрицаю возможность принять случившееся. Сегодня не хочу ни с кем разговаривать. Я просто хочу побыть одна, поэтому иду в единственное место, где возможно обрести спокойствие – в библиотеку. Уильям и я проводим много времени вместе в этом большом, теплом помещении. Это наше пространство. Единственное место, где мы можем быть просто Уильямом и Эмелин. Здесь он рассказывает о своей жизни и здесь он улыбается мне. По-настоящему улыбается. Поразительно улыбается. Улыбается так, что преображается его лицо.

Когда я добираюсь до библиотеки и вхожу внутрь, то тут же притормаживаю. Бенджамин сидит на диване, читая книгу, закинув ногу на ногу. Его волосы в беспорядке, завиваются вокруг шеи, на нем одежда для тренировок: тренировочная майка, штаны и кроссовки. Он поднимает голову, услышав мое шарканье ногами, когда я попыталась незаметно уйти.

– Эмелин, – улыбается он. Кажется, он всегда рад видеть меня. Не понимаю даже почему, ведь мы не очень хорошо знаем друг друга, но его лицо озаряется, когда я нахожусь в комнате.

– Извините, – говорю я, возвращаясь и одаривая его скромной улыбкой, – я не знала, что здесь кто-то есть.

Он хмыкает, пожимая плечами.

– Ничего, дорогая. Проходи, присаживайся, я буду вести себя хорошо.

Я нервно передвигаюсь.

– Уильям знает, что Вы здесь?

Он качает головой.

– Джордж знает, что я здесь. Я увижусь с Уильямом, когда он вернется. Составь мне компанию, пока я его ождидаю.

Я колеблюсь. Уверена: Уильяму не понравится, что я провожу время с Беном, но все равно иду к нему. Он замечает мою настороженность и смеётся, похлопывая по месту рядом с ним.

– Клянусь, я не кусаюсь.

Я слабо улыбаюсь и присаживаюсь рядом с ним. Он улыбается и показывает мне книгу, которую держит, отчего я сияю. Он читает «Убить пересмешника». Это единственная книга, которую я перечитываю здесь снова и снова, очарованная гениальностью написания и сюжетом. Понимание того, что Бен читает ее, заставляет мою грудь раздуться от счастья и чувства некоторого родства. Я придвигаюсь поближе.

– Вам нравится?

– Аттикус – легенда, – усмехается он.

Я тихо хихикаю.

– Вы знаете, он стал очень узнаваемым персонажем.

Он подмигивает мне.

– Я понимаю почему.

– Итак, почему вы здесь, в библиотеке Уильяма?

Он не сводит глаз с моего лица.

– Мне нравится здесь. Я всегда был очарован коллекцией его книг. Интересы большинства людей не столь разнообразны, как у Уилла. Он же знает всего понемножку.

– Он весьма непростой, – говорю я, осматривая прекрасное помещение.

– Совершенно верно. Поэтому расскажи о себе, Эмелин.

Я напрягаюсь, и даже если он это замечает, то ничего не говорит.

– Да тут особо и нечего рассказывать.

Он наклоняет голову набок, пригвоздив меня к месту глубоким взглядом синих глаз. Он так похож на Уильяма, но в тоже время настолько отличается.

– Что-то мне не верится. Что ты можешь сказать о своей семье, какая она?

Если и в этот раз он не заметит мою скованность, значит с ним что-то не так. Он кладет руку мне на плечо.

– Я сказал что-то не так?

Чувствую, как образуется ком в моем горле. Вспоминаю Ланти, единственную семью, которую я когда-либо имела, и у меня слезы наворачиваются на глаза. Я действительно хотела, чтобы прошел хотя бы один день, когда на меня не будет давить преследующее чувство вины.

– Черт, Эмелин, извини.

Я качаю головой, но не могу угомонить рыдания. Бен ловит слезу одним пальцем и разворачивает меня к себе. Его лицо выражает беспокойство.

– Я расстроил тебя.

– Это не твоя вина, – мне удалось прошептать. – Это просто… Я...

– Что? – произносит он, беря одну из моих рук. Его поддержка приятна. Она согревает меня изнутри.

– Ты можешь выговориться мне или мы можем поговорить о чем-то ещё. Только не плачь. Я не хотел бы быть причиной твоих слез.

Желание поговорить с ним – это нечто такое, что я еще не испытывала, размышляя о Ланти. Я полагаю, говорить с незнакомцами гораздо лучше, чем держать все в себе. Они не так сильно судят и намного больше понимают. Как и все люди, которые не знают тебя. Я хотела сказать Уильяму о своих чувствах, но мне кажется, он уже так много знает обо мне, что просто не поймет.

И потому я обращаюсь Бену.

– Сейчас я пытаюсь смириться со смертью одного члена семьи, и хотя это случилось довольно давно, в последнее время это беспокоит меня.

Он наклоняет голову набок и изучает меня.

– Ты хочешь рассказать мне об этом?

Слёзы снова щиплют глаза, и он поглаживает большим пальцем мою руку, которую держит в своей.

– У меня не было прекрасного воспитания. Моя мама была бедной и всегда принимала наркотики. Она никогда не обращала внимания ни на мою сестру, Ланти, ни на меня. Самое дорогое, что у меня было – это Ланти, ей было всего три года, когда она умерла, и я чувствую, что это отчасти моя вина. Я была… прикована к месту, когда это все произошло. Не могла добраться до неё, хотя пыталась. Она поднялась на наш балкон и разбилась. Я не могла прийти к ней, Бен… Я…

Мой голос оборвался, и я начала всхлипывать. Он обернул руки вокруг меня и притянул ближе к себе, успокаивая меня.

– Это не твоя вина, Эмелин. Иногда в жизни случаются вещи, которые мы не можем контролировать, ты не могла остановить ее от прыжка с балкона. Это было не твоей обязанностью, а твоей матери.

– Моя, – плачу я. – Я знаю, мама не могла сделать этого.

– Ты специально истязаешь себя?

Я съеживаюсь при мысли о нём, прижимающем меня к себе.

– Нет, – шепчу я сломанным рваным голосом.

– Тогда как это может быть твоя вина?

– Я должна была бороться сильнее. Я должна была сделать все, что могла… я должна была…

Он приложил палец к моим губам.

– Ты могла делать, что угодно, ты могла бороться всеми силами, и она все равно могла бы перешагнуть через перила. Или ты могла спасти ее, и она могла бы сбежать однажды, когда тебя не было бы рядом. Это не твоя вина, ангел; поверь в это.

– Она была просто маленькой девочкой. Она искала меня.

– И ты не подвела ее, – шепчет он.

Он притянул меня в свои руки, поглаживая рукой волосы. Бен просто держал меня так какое-то время, никто из нас не говорил. Хорошо чувствовать чью-то заботу, хотя бы на секунду.

– Спасибо тебе, Бен, – наконец шепчу я. – Иногда я чувствую, что ни с кем не могу поговорить. Есть так много всего, что я держу в себе, потому что мне слишком страшно открыться кому-нибудь. Ощущение, словно не могу никому верить. Так что спасибо тебе за то, что позволил мне выговориться.

– Всегда рад выслушать, Эмелин. Тебе нужно просто попросить.

– Бенжамин.

Я услышала громкий, требовательный голос и вырвалась из рук Бена, увидев Уильяма, стоящего возле двери. Мое сердце подскочило к горлу, когда я обдумала, как, должно быть, плохо выглядит ситуация со стороны. Первое – я на руках Бена, и второе – я очень легко доверила часть себя ему. Уильям даже не посмотрел на меня, когда вошел и остановился перед нами. Бен стоял, улыбаясь, словно ничего не случилось.

– Я просто забежал проведать тебя, но Джордж сказал, ты вышел. Я ждал тебя тут, когда Эмелин заглянула.

– Вижу, – проскрипел Уильям. – Иди в мой офис, мы поговорим там.

Бен кивнул и повернулся ко мне.

– В любое время Эмелин. Помнишь?

– Спасибо, – шепчу я, уставившись на ноги.

Я слышала, как Бен ушел, и медленно повернулась к Уильяму. Он не смотрел на меня; просто глядел на полки, его взгляд был пустым. Я знаю, он злился, и понимаю почему, но он не понимает, что это ничего не значит. У меня нет чувств к Бену. Я отношусь к нему, как к другу. Я не чувствую, что могу обратиться с этим к Уильяму из-за ситуации, в которой мы находимся.

– Уильям? – шепчу я.

– Хорошо себя чувствуешь, подарив ему кусочек себя, Тринадцатая?

Мою грудь сжало от его холодного тона.

– Я не…

Он поворачивается ко мне, его глаза выражают нечто большее, чем гнев. Его широкие плечи двигаются от каждого тяжелого вздоха, что он совершает.

– Ты прикасалась к нему.

– Он просто…

– Ты была в его руках.

– Это не было…

– Ты доверилась ему.

– Уильям, пожалуйста…

– Ты моя, – рявкает он.

Я перестаю говорить и оборачиваю руки вокруг себя.

– Ты чувствуешь себя обманутым, я понимаю, но твоя реакция…

– Обманутым? – огрызается он. – Я чувствую себя больше, чем обманутым. Я делал для тебя все, что было в моих силах, Тринадцатая, а все что требовалось от тебя, дать мне часть себя, вместо этого ты отдала себя ему за минуту, словно знаешь его всю жизнь.

– Ты неправильно понял.

– А как я должен был это понять, а? – шепчет он, его голос дрожит от сдерживаемой ярости. – Что ты думаешь, он может сделать для тебя, чего не могу я? Неужели ты думаешь, что он может исправить это? Что может сделать лучше? Ты думаешь, я не могу утешить тебя? Если тебе больно, тогда ты должна идти ко мне.

– Я не сделала ничего неправильного, – плачу я. – Я понимаю твою боль, но я не нарушила никаких правил.

Он качает головой, а затем тянется за чем-то в карман. Телефон. Он открывает его и прикладывает к уху.

– Джордж, – приказывает он. – В библиотеку, сейчас.

Я чувствую, как мое тело сковало, и поднимаю взгляд на него.

– Что ты делаешь?

Он не ответил мне; просто смотрел в никуда. Джордж вошел в комнату через мгновение и остановился у двери.

– Да, сэр.

– Уведи Тринадцатую. Прикуй ее в подвале. Она пропустит сегодняшнее вознаграждение. Будет сидеть там, пока не признается в том, что сделала. Не кормить ее. Не давать воды. Оставить без света. Если она настаивает на том, что чувствует себя одинокой, то мы дадим ей то, что она чувствует. Одиночество.

– Что? – плачу я, качая головой и отступая. – Уильям, я не сделала ничего плохого.

– Уведи ее, сейчас же, – рычит Уильям.

– Ты наказываешь меня? – кричу я, вырываясь, когда Джордж берет меня за руки. – За что? За то, что я завела друга? А что насчет остального?

– Это потому, что мы делились всем, вот почему я делаю это, – рычит он.

– Ты ревнуешь, – реву я. – Ты ревнуешь, потому что я говорила с ним. Ты ревнуешь, потому что ты чувствуешь, что тебя предали. Накажи меня сам, ты, сукин сын!

– Уведи ее сейчас же, Джордж.

– Как ты можешь? – кричу я, пока Джордж тянет меня из комнаты. – Как ты можешь?

Он не отвечает мне, и мое сердце разбивается. Он наказывает меня. Я думала, мы разделили что-то особенное; думала, что у нас было что-то, что выходит за рамки того, каким он был со всеми, но я ошибалась. Когда дело доходит до черного и белого, для него я до сих пор просто номер.

Пустой бессмысленный номер.

***

Тринадцатая

Здесь внизу так темно, а теперь к тому же настала ночь, и дом окутала тишина. Я не слышу ничего, кроме своего дыхания. Он оставил меня здесь. Он просто отправил меня сюда, не дав шанса объясниться. Уильям был зол; я понимаю это. Если бы он выслушал меня, то понял бы все правильно. Я знаю, что открылась Бену на мгновение, но чего он ожидал? Он причиняет мне боль, у него секреты от меня, он наказывает меня.

Я закрываю глаза, пытаясь уснуть, но безуспешно. Не могу погрузиться в сон, поскольку прикована к этой стене. Если бы я сделала что-то не так, то признала бы это и извинилась, но я ничего не сделала. И вот к чему все привело. Я разговаривала с другом; ненадолго позволила себе выпустить боль – это не преступление. Не хочу плакать из-за этого. Не могу. Эмоции переполняют меня, и слёзы лишь нанесут еще больший урон. Я свешиваю голову и в итоге засыпаю.

Глава 29.

Уильям

Я ходил по комнате, мою грудь разрывало от гнева. Если бы я был честным с самим собой, то признал бы, что это больше, чем обида. Я чувствовал себя обманутым. Она дала Бенджамину часть себя. Она впустила его; позволила ему обнять себя. Я упорно трудился над этим доверием. Упорно трудился, чтобы показать ей, что хорошие люди должны быть вознаграждены, а плохие – наказаны. А он просто вошел в комнату, и она дала ему все это?

Больно.

Я запустил пальцы в волосы, рыча. Я сделал правильно, наказав ее. Правильно. Она должна понять, что я единственный человек, к которому она может обратиться. Она должна понять, что я могу стать для нее всем. Она открыла себя чужому и позволила ему помочь, а мне нет. Это мой дом; она знает, как сильно я оберегаю девочек. Ее. Она не имела никакого права...

Тело напряглось. Разум закипел.

Я падаю на колени, сжимая голову. Она не имела никакого права на что? Иметь друга? Выразить свою внутреннюю боль? Я наказал ее за чувства. Кто станет так поступать?

Я не прав. Знаю. Я использую что угодно, чтобы убедить себя, что я не я. Пытаюсь быть тем, кем никогда не был – хулиганом. Я оставил ее там, не думая о ее чувствах, меня заботили только мои. Я вскочил на ноги, сердце бешено колотилось. Я оставил ее. Совершил ошибку.

Осознавая все, выбежал из комнаты.

***

Тринадцатая

Я ощущаю чужие руки на своих, они меня не удерживают. Скидываю их. Сонно моргаю и вздыхаю, я знаю, кто находится рядом. Он пришел за мной. Что-то разрастается в моей груди; я не знаю, что это такое, но оно сильное. Чувствую его быстрые шаги, а затем, как он бежит по коридору. Стараюсь посмотреть на него, но свет слишком яркий, он слепит меня, когда я пытаюсь открыть глаза.

– Уильям? – шепчу я.

– Мне очень жаль, Эмелин, – бормочет он.

Он несет меня в ванну и мягко опускает на пол. Я слышу звук бегущей воды и, наконец, концентрирую свое зрение достаточно для того, чтобы увидеть, как он сидит на краю ванны, просто глядя на воду. Он стыдится самого себя, я вижу это по его выражению лица. Его челюсть напряжена, кулаки сжаты, тело неподвижно. Я заставляю себя встать на колени и ползу к нему.

Я кладу руку на его ногу, и он вздрагивает.

Не знаю, что ему сказать, потому что мне слишком больно. Мне больно от того, что он так легко оттолкнул меня, но в то же время меня переполняет эмоциями от того, что он вернулся ко мне. Он остановил свое наказание; пошел против того единственного, что знает, потому что осознал, что поступил неправильно. Это то, что для такого человека, как Уильям, сделать нелегко.

– Все хорошо, – шепчу я.

– Я совершил ошибку, – говорит он, его голос безжизненный.

– Я тоже.

Он поворачивается ко мне, выражение его лица свирепо.

– Ты доверилась кому-то, ты имеешь полное право так поступать. Я не имел права наказывать тебя за это.

– Ты совершил всего одну ошибку, Уильям.

– Я облажался! – кричит он, сжимая голову. – Я должен был что-то сделать, и я ошибся.

Я встаю на колени, чтобы дотянуться до его лица.

– Ты не ошибся.

Он смотрит на меня сверху вниз, поглаживая пальцем мою щеку.

– Мне жаль.

Я приподнимаюсь, прижимаясь губами к его губам. Он издает сдавленный стон и кладет руки по обе стороны от моего лица, углубляя поцелуй. Уильям отступает и выключает воду, поднимая мою футболку и стягивая ее с меня через голову. Я не сопротивляюсь. Знаю, что он нуждается в этом. Чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю, что это нужно и мне.

Мои штаны следующие, затем он опускает нас в теплую, сладко пахнущую воду.

Тепло окружает меня, и я невольно стону, поскольку боль покидает тело. Уильям сажает меня впереди, и разглаживает теплую ткань по моей коже, потирая ею вверх и вниз. Я стону от восторга и закрываю глаза, наслаждаясь моментом. Он моет мою спину, а затем перемещается к моей шее и скользит вперед к моей груди. Уильям делает мне массаж, втирая душистое мыло с ванилью мне в кожу. Я поворачиваюсь к нему, встречаясь с ним взглядом.

– Пожалуйста, возьми меня.

Он качает головой, продолжая мыть и ласкать меня.

– Уильям, – шепчу я. – Пожалуйста.

– Тише, – бормочет он.

Он скользил тканью по моей груди, перед тем как направить ее вниз к месту между моих ног. Удовольствие вспыхивает во мне, и я раздвигаю бедра. Он смотрит в мои глаза, немного потрясенно, но уже полностью очнувшись. Его губы слегка кривятся, а взгляд спускает вниз к моим бедрам. Я рискую и сжимаю его пальцы, находящиеся у меня между ног. Теплая струящаяся вода только увеличивает мое возбуждение.

– l naibii de perfecta, – шепчет он.

– Что это? – хнычу я, пока его пальцы скользят по моей плоти.

– Ты так чертовски прекрасна.

– Я имею в виду язык, – задыхаюсь я, когда он вводит один длинный палец внутрь.

– Румынский, – рычит он.

Ох. Это объясняет его ошеломляющую внешность и смуглую кожу.

– Уильям, – стону я, когда он вынимает свой палец, а затем скользит обратно.

Он наклоняется, прижимает губы к мочке моего уха и мягко всасывает ее.

– Детка, – бормочет он.

Детка.

Мое сердце трепещет.

Его пальцы находят мое сладкое местечко, и тело выгибается. Я сжимаюсь вокруг его пальцев, чувствуя, что уже почти готова. Его палец находит мой клитор, он мягко потирает его, и я взрываюсь. Мое тело расслабляется и уходит под воду, его рука удерживает меня, поскольку я выкрикиваю его имя и содрогаюсь, пока удовольствие не покидает меня.

Уильям обнимает меня. Он поднимает меня из ванны и укутывает в полотенце, прежде чем отнести в свою кровать. Матрас ощущается теплым и мягким под моей спиной, когда он укладывает меня на него. Он раскрывает полотенце, глядя на меня сверху вниз, его глаза полны желания и власти. Уильям водит пальцем по моему животу и мягко задевает мой по-прежнему чувствительный клитор, затем возвращается взглядом ко мне.

– Иди ко мне, – шепчу я. – Дай мне почувствовать тебя.

Он с минуту колеблется, но потом забирается на кровать и располагается рядом со мной. Я поворачиваюсь к нему, прижимаясь своей грудью к его. Обнимаю его, водя пальцами вверх и вниз по его спине. Приподнимаю его рубашку, и он позволяет мне стянуть ее через голову. Я наклоняюсь вперед, прижимаясь лицом к его груди, и вдыхаю. Никогда не захочу забыть его запах.

Кладу руку на его бок и спускаю вниз. Достигая его бедра, я скольжу кончиками пальцев по его коже. Обожаю его гладкую кожу. Я хочу дать ему что-нибудь. Хочу попробовать его.

Я облизываю губы и смотрю на него. Он следит за мной, его взгляд становится тяжелым. Я хочу рискнуть, медленно спускаюсь вниз.

– Эмелин, – шепчет он.

– Я хочу, – выдыхаю я, целуя его живот, наслаждаюсь ощущением его крепких мышц под моими губами.

Я спускаюсь еще ниже.

Чувствую, как его эрекция прижимается к моей щеке, по моему телу проходит дрожь. Я поворачиваю голову, ощущая, как гладкая кожа касается моей. Это приятно. Я поднимаю руку и обхватываю его твердую, пульсирующую длину. Он стонет, и я не могу скрыть свою глупую улыбку, которая появляется на моем лице. Опускаю голову, касаясь языком головки. Он делает глубокий, рваный вдох, его кулаки сжимают простыни.

– Эмелин, – стонет он.

Я приоткрываю рот шире и обхватываю им его длину. Его бедра приподнимаются, дыхание становится неровным. Мое сердце убыстряет темп, я скольжу вверх и вниз, не уверенная в том, все ли делаю правильно. Я протягиваю руку и обхватываю его основание, поглаживая нежно, но твердо. Из звуков, издаваемых Уильямом, я понимаю, что все делаю правильно. Так что я продолжаю.

Его пальцы запутываются в моих волосах, контролируя. Я стараюсь быть разной, скользя рукой вниз, обхватывая его яички. В тот момент, когда я их несильно сжимаю, его член напрягается, и Уильям выкрикивает мое имя.

– Эмелин, – стонет он. – Стой, детка, я собираюсь... О, Боже...

Не хочу останавливаться. Я хочу почувствовать его; хочу попробовать его так, как он пробовал меня. Я продолжаю сосать, сжимая его ладонями. Его стоны становятся хриплыми, я чувствую, как он начинает напрягаться у меня во рту. Его член набухает, а затем несколько секунд спустя взрывается.

Он кончает мне в рот. Я сглатываю, застонав от удовольствия. Его удовлетворенного рычания достаточно для того, чтобы мне захотелось заниматься этим все время, не останавливаясь. Он мягко берет меня под руки и тянет вверх. Мое лицо зарывается в его шею, вдыхаю запах. Он гладит мои волосы.

– Я не могу выразить, насколько мне жаль, Эмелин.

Я закрываю глаза, сильнее прижимаясь к нему.

– Ты совершил ошибку, Уильям, но осознал ее. Это нормально.

– Я дал своей ревности взять верх надо мной. Действовал не подумав. Я был неправ, милая...

Я поцеловала его в шею, а он задрожал.

– Все закончилось.

Он издает стон, проходящий через все мое тело. Уильям продолжает гладить мои волосы еще несколько минут, прежде чем сказать:

– Тебе нужно немного отдохнуть.

Я киваю напротив его груди.

– Да, сэр.

Он тихо смеется и помогает мне подняться с кровати. Мы вместе одеваемся, смотря друг на друга. Когда я подхожу к двери, он наклоняется и нежно целует меня, прежде чем отпустить.

Если бы я не была только номером, если бы не я была сломлена, если бы я не оказалась в ловушке моих собственных воспоминаний, я бы сказала, что это было...

Нормально.