Текст книги "Время Мечтаний"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)
У нее закружилась голова. Она вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня. Вглядываясь в темноту, она старалась определить, где находится. Далеко ли до «Меринды»? Она знала, что дорога сначала сворачивала к югу, а потом снова вела на север к «Меринде», удлиняя путь на несколько миль, но у нее не было уверенности, что ей хватит сил проехать этот крюк. Она окинула взглядом тянущиеся слева поля в бледных отсветах отступающих перед ночью сумерек, и попыталась оценить, скоро ли совсем стемнеет. Головокружение усиливалось, ее одолевала слабость. Она вдруг с испугом подумала, что не сможет добраться до «Меринды», если поедет по дороге. Оставалась единственная надежда: ехать на ферму напрямик по лугам. Пришпорив лошадь, она пустила ее галопом и скоро лошадь уже мчала ее по сухой траве пастбищ. Быстрая езда немного привела ее в чувство. Главное, что она двигалась, не оставалась на месте. Ей вспомнился Дэвид, и она заплакала.
Впереди сквозь просветы между деревьями засветились огни фермы. Она поторопила лошадь. Принимая решение сократить путь, Джоанна не учла, что дорогу ей пересекает река. Когда лошадь, в последний момент заметившая воду, попятилась, Джоанна не ожидала такого маневра. Не удержавшись, она вылетела из седла и с криком полетела на землю.
Адама мучил страх. Он помогал в кухне Пинг-Ли. Там ему велела оставаться Сара, пока она тайком сходит в миссию. В домик ему сказали не заходить, чтобы не потревожить спавшую Джоанну. Но когда Пинг-Ли прикорнула на своей койке в кухне, Адам наведался в домик, но Джоанны там не увидел. Домик стоял пустой. Он пошел в лазарет, но рабочий сказал, что туда нельзя, потому что там лежат больные. И теперь наступила ночь, а он был один.
Ему не нравилось оставаться одному, потому что это напоминало о другом случае, когда он был один. А он не хотел об этом вспоминать и знал, что вспоминать ни за что не будет. Он не давал выхода воспоминаниям, когда они старались вернуться или когда Джоанна или Сара пытались уговорить его рассказать об этом. Он не станет ни думать об этом, ни говорить. Но теперь он был сильно напуган, совсем как в тот раз, когда вошел в дом и увидел, что мама лежит на полу почему-то очень бледная. Он старался ее разбудить, но она не просыпалась. А он снова и снова звал ее и будил, и его страх перерос в ужас, когда он понял, что она уснула и не проснется уже никогда.
Адам оглядел тихий двор, и ему пришло в голову, что Джоанна с Сарой могли быть у реки. Но когда он подошел к лесу, там никого не оказалось, и ему стало еще страшнее. Он никогда не был в этом месте ночью. Потом он увидел на другой стороне реки лошадь, оседланную, но без всадника. Он перешел реку вброд в узком месте и, когда увидел лежавшую у воды женщину, словно опять очутился в фермерском доме, и страшное происходило снова. – Он бросился к Джоанне с криком:
– Мама! Мама, проснись! Не надо спать! Мама, мама! – Он тормошил ее, но она не приходила в себя.
Он стал думать. Ему надо идти за помощью. Надо сбегать и привести кого-нибудь, но он очень боялся. Он бросился на землю и стал биться головой.
– Нет, нет, нет! – кричал он от бессилия и страха. – Мама, проснись!
Он закрыл лицо руками и разрыдался. Он плохой мальчик: он не мог разбудить маму. Он не мог двинуться с места, не мог сходить за помощью. Он только сидел и плакал. Наконец, слезы кончились, и Адам посмотрел на Джоанну. Она лежала с закрытыми глазами, и волосы ее рассыпались по траве. И он вдруг понял: это не мама.
Он встал на колени и смущенно сказал:
– Джоанна? Джоанна, проснись. Проснись, пожалуйста. Ну же, Джоанна, проснись, – он потряс ее за плечо.
Он поднялся и посмотрел на нее со страхом. Потом оглянулся на огни фермы и снова посмотрел на Джоанну. Ему не хотелось ее оставлять. Он боялся ее оставлять. Но если он не приведет помощь, она может навсегда уснуть, как уснула мама.
И он повернулся и побежал.
– На помощь, на помощь! – кричал он, вбегая во двор. – Помогите! Джоанна упала!
Адам взбежал по ступенькам веранды, но в домике никого не оказалось. Он бросился на кухню: на плите стояла кастрюля, и в ней что-то варилось и булькало, но повара-китайца нигде не было видно. Адам побежал к лазарету, крича на бегу:
– Помогите, помогите!
У дверей завешенных одеялом, он остановился. Резкий запах карболки резал глаза и бил в нос. Адам развернулся и пустился бежать со двора, потом по аллее к главной дороге.
Хью радовался, что дом уже близко. Он устал, как никогда. Рядом сидела молчаливая Сара. Он встретил ее по дороге. Она рассказала, что ходила в миссию повидаться со Старой Дирири, но ей сказали, что она умерла от тифа.
– Сочувствую, Сара, – сказал он, сознавая глубину ее горя. – Мне очень жаль Дирири.
– Она была старая, – ответила Сара и больше не сказала ничего, потому что говорить о мертвых было табу. Сара знала, что смерть Дирири останется в ней навсегда и что всегда она будет думать об этом. И еще о том, что вместе со старой женщиной умерли все ее секреты, ее магия, песни и мудрость предков.
– Эй, а это кто там впереди? – сказал Хью. – Да это же Адам!
Он остановил повозку и соскочил на землю.
– Адам, ты как здесь оказался? Что случилось?
– Джоанна! Джоанне плохо! – кричал Адам. – Она там, у реки! Она упала с лошади! И она не просыпается!
Хью съехал с дороги и, как мог быстро, поехал напрямик по полям. У кромки леса он выскочил из повозки и остаток пути бежал бегом.
– Джоанна! – звал он. – Джоанна!
Потом он увидел мирно пасущуюся лошадь, и, когда подбежал к Джоанне, она уже сидела, потирая голову.
– Господи, Джоанна, – только и сказал он, падая рядом на колени.
– Меня сбросила лошадь.
– Господи, Джоанна, – снова повторил он, а затем обнял ее и, целуя, крепко прижал к себе.
Она тоже обняла его крепко и поцеловала его с таким же жаром, как и он ее.
Он заглянул ей в лицо и увидел слезы.
– Дэвид умер, Хью, – сказала она. – Это все так ужасно.
Он помог ей подняться, и они долго стояли, прижавшись друг к другу.
Потом к ним подошел Адам.
– Джоанна, как ты? Я так испугался. Ты не хотела просыпаться, как мама. Но теперь все хорошо, да? Я привел помощь, верно?
– Верно, Адам, – ответила Джоанна. Она вдруг почувствовала прилив бодрости, слабость и усталость ушли. В объятиях Хью она ощущала только его силу, и ей хотелось, чтобы он никогда ее не отпускал. – Да, Адам, ты все сделал правильно, – подтвердила она.
11
Сара собрала свои амулеты отнесла их снова к реке. Ее магия действовала: тиф ушел. И хотя многие в районе умерли, Джоанна, Хью и Адам остались живы. Все говорили, что болезнь завез в Западную Викторию мистер Шапиро, но Сара считала, что песня-отрава тоже была к этому причастна. Она верила в это, потому что ее пение, как видно, отвело зло. Теперь ритуальные предметы следовало предать земле, потому что они обладали силой. У каждого была своя жизнь, и к ним следовало проявлять должное уважение. Раскапывая мягкую глину на берегу пруда, она пела заключительную песню. Это была песня любви.
Сара видела, как растет взаимная любовь Хью и Джоанны и любовь их к маленькому мальчику, начавшему понемногу оправляться от глубокой душевной раны. Но Хью предстояла женитьба, и Джоанна собиралась уехать. Однако Сара считала, что Джоанна должна остаться. Здесь ее место, сюда она пришла, следуя за своей песенной линией. Песня Сары имела большую силу. Она переняла ее у матери очень давно, до того, как та ушла в пустыню и не вернулась. Сара теперь хотела этой песней соединить Хью и Джоанну.
Тщательно, чтобы никто не смог найти, она зарыла все атрибуты магии и, когда выпрямилась, завершив работу, увидела среди деревьев старика. В руках он держал бумеранг, какие приходили покупать в миссию богатые люди, чтобы повесить на стены в своих домах. На какой-то миг старик показался Саре призраком. Иезекииль ходил в брюках и рубахе, выданных ему в миссии, но голову его охватывал поддерживающий волосы волосяной шнурок, а на обнаженных руках виднелись ритуальные шрамы, оставшиеся с давних времен. Он направился к ней, дождавшись, когда она завершит обряд и ритуал позволит приблизиться к ней. Сара почтительно встала. Они стояли и смотрели друг на друга в кружеве тени окружавших поляну деревьев.
– Старший Отец, – обратилась к старику Сара, – здесь сильная магия. Магия хранительницы песен и магия песни-отравы. Между ними идет борьба. Мне нужна ваша помощь.
Он перевел взгляд на бумеранг, который держал в руках. Это был не «возвращающийся», а «убивающий» бумеранг. Когда-то давно он сам его вырезал, и на нем хранились магические знаки его юности. И теперь, глядя на бумеранг, Иезекииль пытался понять, в чем мог быть смысл его глубоких и продолжительных раздумий в последние несколько недель. Ему еще не приходилось столько размышлять. Как и обещал Саре, он все это время ждал и наблюдал, но для него ничего не прояснилось. Былая простота ушла. В прежнее время все происходило по предписанным законам. Закон устанавливал, когда теща могла обращаться к зятю; закон указывал, что матери, когда сын проходил обряд посвящения, следовало говорить с ним на особом языке; закон определял, где и кому надлежало сидеть у костра, чья обязанность приносить воду. В ту пору до прихода белых людей все знали законы и чтили их, во всем был порядок, потрясений избегали. Теперь законы нарушались, о порядке стали забывать, и старики, такие, как Иезекииль, не знали, что обо всем этом думать и как это понимать.
В нем боролись противоречивые чувства к белой женщине из «Меринды». Он наблюдал за ней, опасался ее, и в то же время она приводила его в замешательство и поражала. Старик думал теперь о том, что говорила о ней Сара. Он был свидетелем того, как Джоанна творила чудеса, спасая людей от болезни, а также оберегая себя, Адама и Хью. Этого человека Иезекииль уважал и считал своим другом.
– Почему ты поешь песню любви? – спросил он.
– Чтобы Джоанна осталась. Сегодня утром она уехала. Хью должен вернуть ее.
Когда Сара продолжила пение, Иезекииль хмыкнул и посмотрел на небо. Пение песен любви относилось к женской магии; он не разбирался в этом. Возможно, она могла подействовать. Он ненадолго задумался, а потом решительно направился через лес к главной дороге. Пение пением. Может быть, песни любви и имели свою силу, но старики знали, что иногда участие человека только укрепляло магию.
Хью с Полин ходили по кладбищу, оставляя цветы у надгробий со знакомыми именами: Билл Ловелл, Дэвид Рамзи и еще многих и многих других под фамилией Камерон, Макклинток и Данн. Полин остановилась у могильного камня с надписью: «Малыш Гамильтон – 22 января 1872 года». Луизу тиф пощадил, но переживания вызвали преждевременные роды. Оставляя цветы у маленькой могилки, Полин гадала, успела ли Луиза узнать у доктора Рамзи секрет предохранения от беременности. В отличие от большинства женщин, Полин пришла на кладбище не в трауре. На ней было серое платье с черной отделкой из уважения к скорби остальных. Эпидемия обошла их с Фрэнком стороной. Однако тиф не прошел для Фрэнка без следа: пропала мисс Дирборн. Фрэнк потратил на ее поиски не один день, но так и не нашел, решив в итоге, что она, должно быть, умерла от тифа. Теперь он вернулся в Мельбурн и занялся газетой в надежде, что время, работа и расстояние помогут ему отгородиться от болезненных воспоминаний.
Под руку с Хью Полин обходила могилы, чувствуя тепло очищающего февральского солнца, и мысли ее были о будущем: «Надо оставить трагедию позади и продолжать жить». Но пока о свадьбе, до которой оставался всего месяц, разговор не заходил.
– Какой жаркий выдался день, – обмахиваясь, говорила она. – Надеюсь, на свадьбу будет не так жарко!
– Полин, – начал он.
Она чувствовала, что к этому идет. С каждым днем опасность приближалась. Она хотела ее отвратить, не желая этого разговора.
– Дорогой, давай уедем из этого печального места, – предложила она. – Съездим лучше в горы. Они такие зеленые, там, наверное, прохладно.
– Полин, – настойчиво повторил он. – Нам нужно поговорить.
Произошло то, от чего она старательно пыталась отгородиться с того самого дня, когда, приехав в «Меринду», увидела в домике Хью с Джоанной.
– Ну, зачем такой серьезный тон, дорогой, – сказала она с улыбкой. – Мне кажется, это ужасное кладбище испортило тебе настроение. Поедем в гостиницу «Лиса и Гончие» и выпьем прохладного…
– Полин, – перебил ее Хью. – Ты знаешь, что я всегда был честен в отношениях с тобой. Хочу быть таким и сейчас. Речь о Джоанне Друри.
– Пожалуйста, не надо об этом.
– Было бы несправедливо заключать наш союз, скрывая от тебя правду. Это было бы бесчестно и противоречило бы моему высокому мнению о тебе.
– Ты хочешь сказать, что влюблен в нее, – цепенея, проговорила Полин.
– Да.
– Надо полагать, что ты намерен оставить ее как няню Адама? – Ее синие глаза обдали его холодом.
– Нет, это было бы несправедливо. Джоанна уезжает. Она заживет своей жизнью, а мы – своей.
– Тогда к чему тебе говорить мне о своих чувствах к ней? – воскликнула Полин.
– Потому что в этом правда. Потому что ты это знаешь. Я не могу стать твоим мужем, зная, что между нами остается недоговоренность.
– А как же я? – спросила она, поджимая губы. – Ты меня любишь?
Он смотрел на нее, такую красивую и элегантную, но думал о том, как ему хочется целовать Джоанну и о той страсти, что потрясла своей силой их обоих. Он взял Полин за руки:
– Я уважаю и восхищаюсь тобой, Полин. И мое мнение о тебе очень высоко.
– Но ты меня не любишь.
– Ты мне очень нравишься, Полин.
– Хью! Я хочу, чтобы ты меня любил!
Она не выдержала и отвернулась. Почему нельзя было оставить это их маленькой грустной тайной? Какой был бы от этого вред? Она бы продолжала притворяться и, может быть, со временем на самом деле поверила бы, что он любит только ее. Возможно, когда-нибудь он бы к этому и пришел. Она чувствовала поднимавшуюся в ней волну ярости, когда ей представилось, что она снова видит Хью с Джоанной, как он нежно прикасается к ней, каким долгим взглядом на нее смотрит. И ей хотелось крикнуть Джоанне: «Убирайся отсюда! Ты его не заслуживаешь! Ты не добивалась его! Не ты любила его с четырнадцати лет! Не ты в шестнадцать обняла его и поцеловала, когда он получил главный приз на животноводческой выставке. Не ты в семнадцать рыдала не один день, когда произошел несчастный случай на охоте и Хью принесли домой белого, как полотно, в окровавленной рубашке. Никогда не стояла ты среди зрителей на скачках и не молилась, чтобы Хью победил. Все это делала я! Он должен достаться мне!»
– Ты говоришь мне это, – ровным тоном произнесла Полин, – потому что хочешь отменить свадьбу.
– Нет, Полин, не поэтому.
– Но именно этого ты и хочешь, разве не так?
– Нет. А то, что я хочу, здесь не обсуждается.
– Боже, Хью, мне не нужен муж-мученик! Я не хочу выходить замуж при таких условиях: только потому, что ты проявляешь благородство!
– Полин, я буду тебе хорошим мужем. Ты будешь всем обеспечена. Я буду верен тебе. Обещаю.
Полин закрыла глаза и подумала: «Но любить ты меня не будешь!»
– А когда ты меня возненавидишь? – спросила она. – Как только священник объявит нас мужем и женой, я посмотрю на тебя и начну гадать, когда и при каких обстоятельствах в твоем взгляде я увижу ненависть, потому что я не Джоанна.
– Я никогда не стану тебя ненавидеть, Полин.
– Ну, тогда я тебе скоро наскучу, что и того хуже! Полин задумалась о своей любви к этому человеку, о хитроумном плане, составленном ею, чтобы его завлечь. Пикник в дождливый день, ее предложение пожениться. Ей вспомнилось, как она старалась восстановить всех против Джоанны Друри, дать ей почувствовать себя чужой, лишней и выгнать из этих краев. Оглядываясь, Полин видела, как последовательно, спокойно и настойчиво двигалась она к цели, и теперь могла оценить результаты своих стараний: ей принадлежала его преданность, честь и привязанность, она добилась бы и его имени, но его самого не завоевала. В конечном итоге победа ничего ей не принесла.
– Хью, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты женился на мне. Но женился, потому что ты того хочешь, без всяких условий, без принуждения и по любви. Не из-за каких-то благородных побуждений, а потому что желаешь меня так же, как и я тебя.
– Я не могу тебе обещать это сразу, Полин.
– В таком случае нам следует отменить свадьбу, – заключила она.
И когда он встретил ее слова молчанием, Полин показалось, что ей словно нож вонзили в сердце.
«Почему так тяжка любовь? – спрашивала она себя. Колин Макгрегор, запершись в своем замке, горевал об умершей жене. И Фрэнк так отчаянно искал ту женщину по имени Айви… И теперь…»
– Дело не в Джоанне, – сказала Полин, инстинктивно защищая себя. – Есть и другие причины. Дом не построен, а я не могу себя представить в этой хибаре. В Лизморе ты жить не хочешь, тебе непременно надо быть в «Меринде», чтобы все шло у тебя на глазах. И сейчас я поняла, что, как ни старалась… сердце мое не лежит к Адаму. Он не питает ко мне особой симпатии, и мне не хочется сразу обременять себя ребенком, особенно неродным.
– А как это называется, если не благородство? – заметил Хью.
Она постучала себя пальцем по подбородку.
– Будь любезен, Хью, позволь мне завершить все достойно, чтобы не оставалось неприятного осадка. Мы заслуживаем, по крайней мере, хоть этого.
– А ты во всем уверена?
«Нет, – хотелось крикнуть ей. – Я совсем в этом не уверена! Я хочу, чтобы ты обнял меня, сказал, что любишь и женишься на мне, что бы я ни говорила».
– Да, – ответила она. – Думаю, так будет лучше. Он потянулся к ней, но она его остановила:
– Пожалуйста, Хью, если ты сейчас не уйдешь, вместо достойного расставания нас ждет сцена, о которой и ты и я будем жалеть.
– Позволь мне отвезти тебя домой.
– Я пройдусь пешком – здесь недалеко. Мне есть о чем подумать по дороге. Предстоит отменять планы, давать объяснения…
Она сняла кольцо, подаренное им при помолвке, и хотела вернуть ему.
– Оставь его у себя, Полин, – сказал он. – Мы же остаемся друзьями.
Она ушла, и в глазах ее, как бриллианты, сверкали слезы. Она осознала глубину своей потери: ей не испытать близости его тела, и никогда она не даст ему подержать их первенца. Будущее представлялось Полин в двух вариантах: первый – Хью мог быть ее, но теперь достанется Джоанне Друри; второй – долгие, проходящие впустую годы, где будет только одиночество и сожаление. Постепенно она зачерствеет душой, ожесточится и, сравнивая с Хью всех мужчин, что встретятся на ее пути, не найдет ему равного. Со слезами на глазах представила она, что может быть еще одной «бедняжкой мисс Флорой», которую будут жалеть все подруги, потому что ее «обошли». Но такое будущее ее не устраивало, и она увидела для себя третью возможность. И как только этот вариант начал обретать форму, печаль ее обратилась в твердую решимость идти к новой цели. Она обратила свой взор на восток к Килмарноку и подумала о затворнике приятной наружности – Колине Макгрегоре, горюющем из-за утраты жены Кристины.
«Мой дорогой мистер Уэстбрук, – писала Джоанна. – К тому времени, когда вы получите мое письмо, я буду уже на пути в Мельбурн».
Она перестала писать и посмотрела на дилижанс, готовящийся отправиться в путь. Вместе с другими пассажирами Джоанна сидела у гостиницы «Лиса и Гончие», ожидая, когда закончится погрузка багажа. Ее сундук погрузили в числе первых.
«Мы оба знаем, – продолжала она, – что я не смогу остаться в «Меринде», когда вы женитесь. Поэтому я решила уехать сейчас, чтобы избежать тяжелого прощания. Вас ждет новая жизнь, а я должна продолжить дело, ради которого приехала в Австралию. Возможно, не во мне была причина несчастий, постигших «Меринду», но я оказалась вовлеченной в круг действия сил, мне неподвластных. Я дала обещание матери, и мой долг перед будущими детьми выяснить, что за злой рок неотступно преследует нашу семью, и найти способ лишить злую силу власти над нами».
И снова перо замерло в ее руке, она вспомнила Хью: как он нашел ее у реки и обнял, и как живительной силой и теплом наполнилось ее тело; а потом были поцелуи. Какой сильной почувствовала она себя в тот момент. И еще она подумала: «Я приехала сюда не влюбляться, а получить наследство, найти Карра-Карра и успокоить демонов, преследующих женщин семейства Друри».
Она пыталась сосредоточиться на том, что должна делать дальше. Пять месяцев поисков ни на шаг не приблизили ее к разгадке тайны Карра-Карра и записей деда. Она получила известие от мистера Асквита, назначенного в Совет по делам аборигенов. Джоанна надеялась, что ему знакома жизнь аборигенов и его знания смогут ей пригодиться. К сожалению, мистер Асквит оказался банкиром и никогда не бывал ни в миссиях, ни в резервациях, и его назначение обусловлено сугубо политическими мотивами. Также не смогли ей помочь и в Управлении землепользования. Из-за недостатка сведений в документе не представлялось возможным установить местонахождение участка – такой пришел ответ. Не получила она известий и из Америки от Патрика Лейтропа. Джоанне предстояло начинать все заново, искать новые нити, способные вывести ее на верную дорогу.
«Мне очень грустно покидать «Меринду», но причины для моего там пребывания больше нет. Помощь Адаму теперь не нужна. Он на пути к выздоровлению. В ту ночь, когда вы нашли меня у реки и объяснили Адаму, что он не в ответе за смерть матери и не мог бы спасти ее, я тогда же поняла, что его исцеление началось. Сара поможет ему поправиться окончательно. И вы с мисс Даунз будете рядом. Мне никогда не забыть времени, проведенного в «Меринде». И я, конечно, никогда не забуду вас. Желаю вам здоровья и счастья на долгие времена».
– Мы все закончили, мисс, – сказал кучер. – Можно ехать.
Джоанна запечатала конверт и опустила письмо в почтовый ящик на остановке дилижансов. Провожающие махали им на прощанье, кучера взяли вожжи, и экипаж качнулся, готовый тронуться с места. Пассажиры принялись знакомиться, заговорили о том, какое жаркое выдалось лето, какое счастье, что эпидемия тифа закончилась. А Джоанна молча смотрела в окно, мысленно прощаясь со знакомыми местами, которые ей, возможно, уже никогда не придется увидеть. «Может быть, когда-нибудь, через годы, я приеду посмотреть, каким вырастет Адам, какой станет Сара. Увижу Хью, – думала она».
Но внезапно дилижанс остановился. Снаружи послышались голоса, и один пассажир предположил:
– Еще один пассажир.
– Но у нас нет мест, – заволновалась пожилая дама. Все вздрогнули, когда дверь неожиданно распахнулась и Джоанна увидела Хью. Вид у него был очень сердитый.
– Я встретил по дороге Иезекииля. Он сказал, что вы уехали. Джоанна, как вы могли уехать, не попрощавшись?
– Эй, дружище, – крикнул один из кучеров. – Нам пора ехать.
– Я думала, что так будет лучше, – ответила Джоанна. – И вы предпочтете такое решение.
– Боже правый, да если бы не Иезекииль, я бы не застал вас! Выходите, Джоанна. Вы не можете уехать. Достаньте, пожалуйста, багаж мисс Друри, – обратился Хью к кучеру. – Она остается, произошла ошибка.
– Но мистер Уэстбрук, – попыталась возразить Джоанна.
– Я никуда тебя не пущу Джоанна. Не позволю тебе вот так взять и уехать. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Я люблю тебя.
Она чувствовала любопытные взгляды пассажиров.
– Я не понимаю, а как же мисс Даунз?.. – недоуменно начала она, но он жестом остановил ее.
– Поедем со мной в «Меринду», Джоанна, прошу тебя.
– Но мы же договорились… то есть я хочу сказать, что неприятности…
– Джоанна, бога ради. Что бы там ни было, мы все уладим. Я люблю тебя, Джоанна. Люблю и не могу без тебя жить. Ты нужна мне, и ты нужна Адаму.
– Вы задерживаете дилижанс, мисс, – вмешался кучер. – Либо вы едете с нами, либо нет. Решайте. У меня есть расписание, и мне надо его придерживаться.
Хью подал ей руку, она посмотрела на нее, на красивое лицо Хью и, решившись, вложила в его руку свою и вышла из экипажа. Она хотела что-то сказать, но он привлек ее к себе и поцеловал. И она ответила на его поцелуй.
