Текст книги "Колыбельная для двоих"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Глава 5
Он давно уже должен был быть там. Как бы ему этого хотелось.
Сидя с двойным виски в руке и глядя на черный экран телевизора, Тед Мак-Фарленд мечтал о том, чтобы этот вечер среды ничем не отличался от других. Это был его «спортивный» день. Он не хотел пропускать занятие; если ему и нужна была когда-либо разрядка, так это сейчас. Но он, разумеется, не мог уйти из дома. Не сейчас. Кто-то должен был контролировать ситуацию, играть роль сильного. Кто-то должен был в этом тихом и темном доме, наполненном расслабляющей июньской жарой, сидеть и наблюдать.
Но зачем?
Эми была на занятиях по катехизису, Мария заперлась в своей комнате и ни с кем не разговаривала, а Люссиль…
Время от времени из соседней комнаты до Теда доносилось дзиньканье бокала о бутылку с виски. Злость, которую испытала Люссиль в первые минуты, постепенно превратилась в печаль, а затем в разочарование. Теперь она пыталась поговорить с дочерью, выяснить у нее, что нужно было сделать, спросить у нее, почему она сделала это, почему наплевала на семью и разрушила мир и покой их дома. Но Тед знал, с чем на самом деле боролась Люссиль; с внезапно нахлынувшими на нее безрадостными воспоминаниями.
Он продолжал глядеть на черный безжизненный экран телевизора. Он запретил Люссиль бежать за советом к отцу Криспину. Именно это она хотела сделать, едва выйдя из клиники доктора Вэйда. Тед понимал, что встречаться сейчас со священником было бессмысленно, это бы ни к чему не привело. Люссиль пила. Мария замкнулась и ни с кем не разговаривала. Но поговорить с ним нужно будет обязательно. Отец Криспин подскажет им, что нужно делать.
Тед Мак-Фарленд любил свою старшую дочь так сильно, что эта любовь отдавалась в его груди тупой болью. Эта страсть легко объяснялась: воспитанный в приюте для мальчиков, никогда не знавший собственной матери, Тед Мак-Фарленд рос с мечтой иметь сестер и дочерей. Когда Люссиль рожала, Тед всю ночь жег свечи и молился в церкви, чтобы Всевышний послал ему дочь. Эми, конечно, он тоже любил. Но она родилась через пять лет после Марии, и радость от ее рождения была омрачена печальными событиями.
Мария была его гордостью, его наградой, его стимулом к жизни. Она радовала глаз своей молодостью и красотой, смешила своим остроумием и природным обаянием. У Марии было личико «сердечком», красивые голубые глаза и длинные загорелые ноги. Наблюдать за тем, как она превращалась из девочки в девушку, было все равно, что наблюдать за раскрытием бутона розы. Поэтому Тед, в отличие от других отцов, не сожалел о том, что его дочь вышла из детского возраста и стала взрослой.
Однако сейчас она сделала слишком большой шаг к взрослой жизни. Он не мог представить ее беременной: с огромным торчащим животом, скрытым под широким платьем-разлетайкой. Ему становилось не по себе от одной только мысли, что он увидит, как она будет постепенно толстеть, растягиваться, раздуваться и опухать до тех пор, пока от ее юной красоты не останется и следа. Это то же самое, что осквернить храм, написать граффити на церковной стене; ноги ее окутают варикозные вены, словно красные веревки, тело покроют растяжки, груди отвиснут…
Внезапно Тед выронил стакан и согнулся пополам, схватившись за живот, словно его кто-то с силой ударил.
«Мария, Мария, – стонало его израненное сердце. – Моя красавица Мария. Где же я совершил ошибку?»
Она стояла перед большим зеркалом, что висело на внутренней поверхности двери стенного шкафа, и рассматривала свое обнаженное тело. Стоя в золотом свете настольной лампы, которую Мария направила на себя, она завороженно смотрела на свое отражение в зеркале. Она впервые так откровенно рассматривала свое обнаженное тело. Когда она принимала ванну, то ловила в запотевшем зеркале лишь отражение голых плеч и спины; одеваясь и раздеваясь в спальне, она всегда машинально поворачивалась к зеркалу спиной. В душе школьной раздевалки после уроков физкультуры все девочки стыдливо прикрывались своими маленькими полотенчиками, так что Мария видела в своей жизни не много обнаженных женских тел. У матери была своя собственная ванная комната и комната для одевания за пределами их с отцом спальни. Эми тоже, когда использовала ванную, которую она делила с сестрой, всегда запиралась на ключ, входя и выходя, обернувшись толстым полотенцем. Даже летом они надевали и снимали купальники в полном одиночестве, уважая приватность друг друга.
Это было потрясающе – смело стоять перед зеркалом и в открытую рассматривать свое обнаженное тело. Чувствовалась некоторая неловкость, ощущение того, что она делала что-то постыдное; Марии было несколько неуютно под откровенным взглядом собственных глаз. Но она должна была увидеть, она должна была понять. Неужели ее тело как-то изменилось?
Плечи были теми же, худыми и прямыми, как у пловчихи; руки длинными и слегка мускулистыми; тонкая талия, переходящая в слегка округлый таз; бедра – не слишком полные – твердыми и упругими; ноги длинными и гладкими. Кожа ее была цвета раннего рассвета – без единого пятнышка, мягкая, шелковистая, переливающаяся в свете лампы. Темный загар, которым Мария покрывалась уже к середине лета, только набирал свою силу.
Ее взгляд остановился на грудях. Она уставилась на соски. Они показались ей как-то темнее обычного, немного больше, чем они были раньше. Да и сами груди… Была ли это игра ее воображения или они действительно казались больше? Действительно болели?
Мария нерешительно подняла правую руку, накрыла ею левую грудь и слегка сдавила. Она ойкнула. Затем она накрыла второй рукой другую грудь и тут же почувствовала неприятные ощущения. Глядя на свое отражение в зеркале – на покрытое золотистым загаром тело, на скрещенные на груди руки, – Мария на долю секунды представила себя Афродитой, выходящей из морской пены.
Мария опустила руки, но взгляд от зеркала не отвела. Она продолжала смотреть на свое отражение. Марии казалось, что она смотрит на совершенно постороннюю женщину, изучает ее своими пытливыми глазами, не обращая внимания на ее смущение. Она не испытывала никаких эмоций, ощущения того, что это ее собственное тело. Она словно смотрела на статую. Тихие шаги, донесшиеся из коридора, заставили Марию затаить дыхание и прислушаться.
Возле ее комнаты шаги ненадолго замерли, потом раздались вновь и исчезли за дверью родительской спальни.
Мария с облегчением выдохнула и продолжила изучение своего тела. Когда ее взгляд упал на живот, Мария подняла руки и коснулась прохладной кожи под пупком. Она положила руки на живот, словно хотела почувствовать через стенку из плоти и мышц, что там было внутри. У Марии был крепкий, плоский живот. Но что сказал доктор Вэйд? «Скоро все будет видно…» Она нахмурилась. Что будет видно? Там, под ее руками, была какая-то тайна, и эта тайна Марии не нравилась, какой бы она ни была. Доктор Вэйд ошибается: там, в глубине ее тела, ничего не росло. Коснувшись случайно кончиками пальцев края лобковых волос, Мария резко отдернула руки и вернулась к изучению своего лица.
Что с ней происходило? Что было причиной утренней тошноты и необъяснимого набухания молочных желез? Два врача говорили, что она беременна, но она-то знала, что это невозможно. Мария снова нахмурилась, пытаясь вспомнить то немногое, что она знала о таких вещах. Может быть, ей стоит поговорить об этом с Германи. Германи была такой просвещенной и умной; ее парню было двадцать лет, и он познакомил Германи с жизнью вне правил и предрассудков. Они постоянно говорили о свободной любви и революции. Однако это была тема, которую Мария не могла свободно обсуждать. Какими бы близкими подругами они ни были и какими бы тайнами они ни делились друг с другом, они никогда не разговаривали о сексе. Поэтому Марии не оставалось ничего другого, как воспользоваться своими собственными, весьма скудными, знаниями этого предмета, чтобы попытаться установить причину тех явлений, которые с ней происходили.
Вдруг она о чем-то вспомнила. Ее месячные. Когда она в последний раз говорила учителю физкультуры о том, что у нее критические дни, чтобы тот освободил ее от необходимости идти в душ? Это было очень давно… Мария снова услышала за дверью звук шагов, на этот раз гораздо тяжелее, а затем бормотание приглушенных голосов.
– К психиатру? – тихо произнесла Люссиль, которая сидела за туалетным столиком, подперев подбородок руками, – ну, не знаю, Тед, не нравится мне эта идея.
– Я считаю, что так будет лучше для нее, – прозвучал усталый голос Теда.
Люссиль смотрела на свое отражение в зеркале и видела там незнакомку.
– Знаешь, Тед, что мне это все напоминает? – почти шепотом спросила она. Казалось, Люссиль говорила с самой собой, а не с мужем. – Розмари Франчимони.
– Не сейчас, Люссиль…
Но она продолжила сдавленным голосом:
– Я долго разговаривала с Розмари Франчимони перед самой ее смертью, ну там, в больнице, и она сказала мне, что не хотела этого ребенка. Тед, она даже не хотела этого ребенка. Она призналась мне, что ей было очень страшно, потому что врач предупредил ее о последствиях, к которым может привести ее беременность.
Люссиль следила за движением своих губ. У нее за спиной, в центре комнаты, неподвижно стоял Тед.
– Это было несправедливо, Тед. Никто не спросил Розмари Франчимони, чего она сама хотела. – Люссиль с трудом сглотнула. – Это вина не Марии, Тед, это вина того парня. Я знаю, как мужчины могут добиваться своего, заявляя, что это их «право». И женщинам приходится… – Она покачала головой и попыталась сфокусироваться на образе женщины, которую она видела перед собой. – Мне-то теперь все равно. Я одна из счастливиц. Ничего подобного мне не грозит с тех пор, как мне все вырезали…
– Люссиль, ради Бога…
– Но что, если бы мне не сделали ту операцию? Что, если бы мы постоянно жили с нависшей над нами угрозой? Что, если бы я забеременела и умерла при родах?
Ее вопросы, на которые так и не последовали ответы, повисли в воздухе. В зеркале Люссиль поймала взгляд Теда.
– Ты знаешь, что ты должен делать, – сухо проговорила она.
Он вопросительно взглянул на нее. Люссиль встала и повернулась к нему.
– Ты должен найти кого-то, Тед. Ты должен избавить нашу дочь от позора.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное, и, когда смысл ее слов дошел до него, Тед во все глаза уставился на жену.
– Что ты говоришь? – прошептал он.
– Ты понимаешь, о чем я. Я хочу, чтобы ты нашел человека, который позаботится о Марии. Который избавит ее от этого… этого кошмара.
– Нет, – прошептал он, – я не сделаю этого.
– Тебе придется… ты же не хочешь, чтобы она жила с этим всю свою жизнь. Это погубит ее, ты должен защитить нашу дочь, Тед. Отведи ее к кому-нибудь.
– Но я не могу. То есть я хочу сказать… – он повернулся к ней спиной и начал искать выход из комнаты, – я ничего не знаю об этих вещах, никогда не слышал о таких людях, даже не знаю, с чего начать.
– Тогда пусть Натан Холленд позаботится об этом. Мы оба знаем, что это его сын повинен во всем этом.
– Натан… – Тед потер рукой лоб.
– Поговори с ним, скажи ему, что ответственность за все лежит на нем. Расскажи ему, как его сын погубил нашу девочку, Тед! – Люссиль повысила голос. – Я не хочу, чтобы она испортила себе всю жизнь! Нужно избавить ее от этого!
– Боже правый…
– Тед, ты должен сделать это ради меня. Ради нас! – Она потянулась, чтобы дотронуться до его руки, но он отшатнулся от нее. – Я не хочу, чтобы она страдала, жила с позором. Я хочу, чтобы она была счастлива. Тед, ты же ее отец, сделай что-нибудь.
Он повернулся и посмотрел на жену тяжелым, грустным взглядом. Затем он кивнул.
– Натан. Да… ему нужно сказать, – больше он не знал, что ответить.
Прислонившись голой спиной к двери комнаты, Мария с ужасом смотрела в темноту.
С того момента, как Тед вошел в спальню, она слышала каждое слово их разговора.
Мария подбежала к письменному столу и выдвинула ящик. Она нащупала рукой дневник – маленькую книжечку в пластиковом переплете, с золотым замочком, – и вынула его на свет. Мария писала в этом дневнике, когда ей было тринадцать лет, а потом забросила его, посчитав это занятие ребячеством. Сама не понимая, что ею движет, Мария села за стол и начала перелистывать страницы дневника, полного сплетен, причуд, рассказов про кино и мечтаний тринадцатилетней девочки. Наконец она нашла последнюю исписанную страницу.
Рядом с ней на чистом листе бумаги она написала:
«Я девственница, но мне никто не верит. Я хочу умереть».
Глава 6
«Сообщается, что состояние миссис Кеннеди на сегодняшнее утро стабильно хорошее. Зарубежные новости: над Сикстинской капеллой продолжает взвеваться черный дым, что свидетельствует о том, что преемник Папы Иоанна Двадцать Третьего еще не избран. Пресс-секретарь Коллегии кардиналов сообщил сегодня утром, что соглашение должно быть достигнуто…»
Тед выключил радио. Из-за поворота показался дом Холлендов, он стоял на вершине Тэйлор Роад среди сикамор и пальм. Тед, сбросив скорость, повел машину по крутой подъездной дороге и, не дожидаясь полной остановки машины, заглушил мотор.
Дом Холлендов был красивым, одним из самых красивых домов в округе. Натан Холленд, будучи старшим управляющим страховой компании, мог позволить себе иметь садовников, горничных и поддерживать дом в отличном состоянии. Теду нравился Натан Холленд. Они знали друг друга уже более года, с тех пор, как Мария стала приводить Майка к ним домой. Они с Люссиль приезжали сюда два раза на ужин, а в декабре – на рождественскую вечеринку. То, как Натан Холленд воспитывал трех мальчиков, содержал дом в чистоте и порядке и образцово справлялся со своей ответственной работой, было достойно уважения.
Тед повернул ключ зажигания на «аккумулятор» и включил кондиционер. Только одиннадцать часов утра, а воздух уже горячий и тяжелый. Тед посмотрел на окружающую дом скульптурную зеленую изгородь.
Утром Люссиль не произнесла ни слова. Она со стоном проснулась под звон будильника, поплелась в ванную и закинула в себя четыре таблетки аспирина. Потом она, по-прежнему не говоря ни слова, сварила целый кофейник крепкого кофе и приготовила тарелку тостов с беконом, к которым никто так и не притронулся. Выглядела она ужасно. Тед не мог припомнить, чтобы он когда-либо видел жену в подобном состоянии. Лицо было опухшим и помятым, глаза утопали среди двух пурпурных полумесяцев, белки были испещрены красными прожилками. Прическа была жалким подобием ее обычной аккуратной укладки, местами волосы торчали в разные стороны. Она ничего не сказала Теду, когда он объявил ей о своем намерении встретиться с Натаном Холлендом.
Тед чувствовал себя не лучше жены. Голова нещадно гудела – в последний раз так он себя чувствовал девятнадцать лет назад, утром после холостяцкой вечеринки. У него не было ни сил, ни стимула жить дальше.
Едва Тед положил голову на руль, его пронзила острая боль терзавшего его воспоминания. Вчера вечером, после того как Люссиль погрузилась в глубокий сон, Теда вывел из состояния отрешенности телефонный звонок. Это была Эми. Она звонила, чтобы узнать, куда все подевались. Занятия по катехизису закончились полчаса назад, и все эти полчаса она стояла и ждала, когда за ней заедет мама.
Тед поднял голову и с силой зажмурился. Эми, мы все забыли про тебя…
Двенадцатилетняя девочка пришла домой и, к своему разочарованию, обнаружила дом в кромешной темноте, а маму и сестру спящими. Ей не терпелось сообщить им какие-то важные новости, но получилось так, что теперь ей придется отложить эту беседу на неопределенное время.
Вечер получился таким скомканным и запуганным, что Теду захотелось забыть о нем, как о страшном сне. Однако надо было действовать.
Ему нужно поговорить с Натаном Холлендом. На данный момент это было единственно верным, логически правильным шагом. Может быть, они вдвоем смогут придумать, что делать дальше.
Внезапно распахнулась входная дверь, это вернуло Теда к реальности. Он выключил кондиционер, схватил ключи и выпрыгнул из машины.
– Привет, Натан, – крикнул он, помахав ему рукой.
Холленд улыбнулся.
– Мне показалось, что подъехала машина. Заходи в дом, а то здесь умереть можно от жары!
Утром, вскоре после пробуждения, Тед позвонил Натану Холленду и сказал, что ему необходимо обсудить с ним одну очень важную проблему. Когда Натан предложил Теду подъехать к нему в офис, Тед ответил, что хотел бы поговорить с ним в более приватной обстановке. В результате они договорились встретиться у Холленда дома в одиннадцать часов.
– Большое спасибо, что нашел время встретиться со мной, – сказал Тед, пожимая руку Натану.
– Не за что, Тед. – Натан закрыл входную дверь и повел гостя в прохладу дома. – Я уже был сегодня в офисе. Сказал секретарю, что задержусь после обеда. Хочешь кофе?
Тед на мгновение задумался.
– Да. Пожалуйста. Мальчики дома?
– Майк и Мэтт в школе. Сегодня у них укороченный день, так что скоро должны прийти. Завтра же последний день учебы, – бросил Натан через плечо, направляясь на кухню.
– Да… – Тед потер виски, обводя взглядом гостиную, – я знаю… – Он подошел к дивану и уставился на него. – А где малыш Тимоти?
– Плещется в соседском бассейне. У него занятия в школе закончились еще неделю назад. Я буду через минуту. Тед, ты пока устраивайся поудобнее.
В гостиной Натана Холленда это было сделать нетрудно. Декорированная в модном испанском стиле, с толстыми, ворсистыми коврами, кожаной мебелью, отделками из черного кованого железа, испанским деревом и горшками с папоротниками, комната располагала к расслаблению и умиротворению. Однако Тед не мог расслабиться. В его сознании по-прежнему звучали слова Люссиль, произнесенные ею накануне.
Слова, в которых таился зловещий смысл: «Ты отец. Избавь ее от этого кошмара».
Конечно, Тед не собирался исполнять ее желание. Вчера вечером, когда его мозг был затуманен алкоголем, это решение показалось ему поистине посланием небес – решением, благодаря которому они смогут разделаться, быстро и тайно, с возникшей проблемой. Но уже утром, при свете солнца, Теду стало невыносимо плохо от одной только мысли об аборте, и он был уверен, что Люссиль также осознала всю чудовищность своих слов.
Когда в комнату вошел Натан, держа в руках поднос с двумя чашками кофе, сахарницей, молочником и несколькими кусками пирога, Тед сел.
– Рад тебя видеть, – сказал Натан, – как поживают Люссиль и девочки?
– О-о… хорошо. А как ты и мальчики?
– Лучше не бывает.
Мужчины сидели друг против друга – Тед на коричнево-зеленом бархатном диване, а Натан в черном кожаном кресле. Поднос с едой стоял между ними на маленьком кофейном столике из испанского дерева. Мысль о том, чтобы что-нибудь съесть, вызывала у Теда приступ тошноты, однако ему удалось заставить себя открыть рот и влить в себя немного горячего крепкого кофе. После этого чашка с кофе застыла у него в руках. Он рассматривал человека, сидевшего напротив него. Натан Холленд был крупным, розовощеким мужчиной пятидесяти с небольшим лет, с гривой густых седых волос. Говорил он басом, что вызывало ассоциации с певцом или актером. Взгляд его серых глаз, казалось, всегда был довольным и веселым.
– Как дела на работе, Натан? – спросил Тед.
– Не жалуюсь. А у тебя?
Тед, нахмурившись, уставился на чашку с кофе. Как долго ему нужно поддерживать обычную беседу «ни о чем»? Наконец он поставил чашку на стол и посмотрел Натану в глаза.
– Натан, я пришел сюда не для того, чтобы говорить о работе. Боюсь, разговор будет более серьезным.
Натан Холленд медленно кивнул, глядя на своего гостя поверх чашки с кофе, которую он держал возле губ.
– Натан, у меня возникла проблема. И я хочу, чтобы ты знал, что для меня эта проблема крайне не проста.
Натан поставил чашку на стол и с беспокойством взглянул на друга.
– Что случилось?
Тед провел пересохшим языком по губам, думая, как лучше озвучить свою проблему. Но был только один способ.
– Натан, моя дочь беременна.
Минуту серые глаза смотрели на него не мигая; розовощекое лицо не отражало ни единой эмоции. Наконец, спустя, как показалось Теду, вечность, Натан Холленд вымолвил: – Что?
– Я сказал, что моя дочь беременна.
– Которая?
Тед нахмурился. Которая?
– Мария. Мария беременна.
– О-о… – Натан Холленд ударил себя по коленям и откинулся на спинку кресла. – Поверить не могу.
Тед посмотрел вниз, на свои руки, сожалея о том, что ему нечем их занять.
– Да уж. Я тоже не могу. Это как… – он покачал головой.
– Тед, – сказал тихо Натан, – когда ты об этом узнал?
– Вчера днем.
– Это точно? Может быть, сходить к другому врачу?
– Люссиль водила Марию к двум врачам. Они сказали одно и то же.
Последовала еще одна долгая пауза.
– Что говорит Мария?
Тед почувствовал, как в нем закипает ярость – злость от осознания собственной беспомощности, от отчаяния. Он вскочил на ноги, подошел к огромному камину, облокотился одним локтем на каминную доску и мрачно уставился в черное углубление.
– Она все отрицает, – сказал он сдавленным голосом, – и это еще больше усугубляет проблему, Натан. Мария настаивает на том, что это невозможно.
Натан хмуро кивнул головой, в его взгляде читалось сочувствие.
– Наверное, это естественное поведение для девочки в таком положении. Бедняжка, она, должно быть, напугана до полусмерти.
Тед поднял вторую руку и поставил ее на каминную доску из испанского дерева. Затем он наклонился и уперся лбом в кулаки.
Где-то в доме тихо тикали часы, из кухни доносились щелчки и гудение холодильника, во дворе издавал булькающие звуки фильтр бассейна; в мраморной птичьей купальне заливалась трелью троица скворцов. Мужчины сидели неподвижно, казалось, прошли часы, дни, недели; их кофе остыл, дом вокруг них погрузился в тишину. Когда где-то вдалеке незримые часы пробили половину часа, Тед услышал тихий голос Натана.
– Я догадываюсь, почему ты пришел сюда, Тед. Ты думаешь, это Майк.
Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
– Да, – ответил Тед.
– Хорошо. Давай поговорим об этом.
Тед посмотрел на мужчину в кресле. На мгновение их глаза встретились, но они тут же отвели их в разные стороны.
– Послушай, Натан, я не обвиняю его. Мария не называла никаких имен. Она вообще отрицает то, что беременна. Если она делает это, чтобы кого-то защитить, я хочу знать, кого именно, чтобы наконец-то положить конец ее лжи. А Майк… Кроме как на Майка мы не знаем, на кого подумать.
Натан Холленд почувствовал, как на его плечи навалилась огромная тяжесть. Он медленно, будто старый уставший человек, поднялся со своего места.
– Хорошо, Тед. Мы поговорим с Майком. А что потом?
Тед повернулся и уставился в чрево камина. Что потом? Он не имел ни малейшего представления. Что делали отцы беременных дочерей? Что делать с девочкой, которая еще не окончила школу, но внутри которой уже растет ребенок? Что ей сказать? Как с ней себя вести? Как быть с соседями? С церковью? Что делать с ее дальнейшим образованием? Как ее прятать? Как быть в конце? Что делать с ребенком, который никому не нужен?
Снова услышав голос Люссиль, Тед отпрянул от камина и обошел вокруг дивана.
– Натан, я не знаю, что делать! Я совершенно не знаю, что делать!
– Мы что-нибудь придумаем, Тед, не волнуйся. Мы позаботимся о Марии.
«Да, – подумал Тед, – а кто позаботится о нас?»
Хлопнула задняя дверь, и оба мужчины разом обернулись. Они неподвижно смотрели в направлении кухни, слушая, как открываются и закрываются шкафчики, открывается и закрывается холодильник, гремит коробка с печеньем. Спустя мгновение Майк появился в комнате со стаканом молока в одной руке и тарелкой с имбирным печеньем в другой.
Подняв глаза и увидев мужчин, он вздрогнул от неожиданности.
– Ой, вы напугали меня. Здравствуйте, мистер Мак-Фарленд. Пап, а ты почему дома?
– Сынок, мы хотим поговорить с тобой. Можешь уделить нам минутку?
Майк пожал плечами.
– Конечно. – Он сделал несколько шагов вперед, но, увидев лица мужчин, остановился, стакан с молоком замер на полпути ко рту.
– Эй, а что случилось? У вас такой вид, будто вы собрались на похороны.
– Майк, пожалуйста, сядь.
Он посмотрел на отца, затем на Теда Мак-Фарленда.
– Ну, хорошо…
Майк сел на диван рядом с Тедом, поставив еду на стол возле остывшего кофе. Натан прочистил горло.
– Сынок, мистера Мак-Фарленда привело к нам очень серьезное дело. И мы думаем, оно имеет отношение к тебе.
– Хорошо, пап.
– Майк, Мария Мак-Фарленд беременна.
В гостиной снова повисла гробовая тишина, как и немногим ранее, когда Тед огорошил этой новостью Натана. Семнадцатилетний Майк Холленд, юная копия своего розовощекого отца, смотрел на него такими же серыми глазами. Он так же, после долгой паузы, сказал: «Что?»
– Мария Мак-Фарленд беременна.
– О-о… – Его руки сжались в кулаки. – Папа, нет! Я не верю!
– Но это так, – тихо сказал Тед, внимательно наблюдая за лицом парня.
– Как! Бог мой! – Майк вскочил на ноги и отошел от мужчин. – Боже…
– Майк, – спросил Натан Холленд, – ты имеешь к этому отношение?
Молодой человек резко повернулся.
– А что?
– Майк, будь честен. Скажи мне правду.
Глядя на мрачные лица обоих мужчин, Майк Холленд почувствовал, как все у него внутри похолодело.
– Эй, послушайте… – Он развел руки в стороны. – Это не я, честно! То есть мы с Марией никогда…
– Майк! – Натан резко встал и набросился на сына. – Мария Мак-Фарленд беременна от тебя?
– Но, папа, я… – Его взгляд заметался по комнате. – Нет, это невозможно. То есть я хочу сказать, что мы с ней ничего такого не делали.
– Не лги мне! – закричал Натан, багровея. – Я слышал, как ты хвастался перед друзьями своими победами! Я слышал, как ты говорил Рику по телефону про Мал Холленд Драйв. Брось, Майк, за кого ты меня принимаешь?
Юноша медленно попятился назад, качая головой из стороны в сторону. Тед Мак-Фарленд в ужасе уставился на сына и отца. Новая мысль начала формироваться в его сознании, мысль, которая до этого момента ни разу не приходила ему в голову. Он почувствовал, как у него начала закипать кровь.
Мария была обесчещена.
И Майк Холленд хвалился своим друзьям, что сделал это!
– Майк, – сказал он, пытаясь сдерживать свои эмоции, – Майк, то, что ты отрицаешь свою причастность к этому, вполне естественно. Ничего другого я и не ожидал. Но, Майк, ради всего святого! Мария пытается защитить тебя, и ради этого она идет на все.
– Но послушайте, мистер Мак-Фарленд, я ничего не делал с Марией, честно…
– А как же твои бахвальства перед друзьями?
– Да она ни за что бы не позволила даже прикоснуться к ней!
Тед вскочил на ноги, в ушах стучал пульс.
– Имей мужество признаться!
Натан повернулся к нему.
– Тише, Тед, успокойся. Мы взрослые люди и должны контролировать ситуацию.
Тед поднес кулаки к глазам. В своем сознании он увидел, как Майк своими большими грубыми руками касается нежной мягкой кожи Марии, как он залезает на нее, как он дергается на ней, словно похотливое потное животное. Тедом завладели злость, смятение и ревность.
– Послушайте, – раздался спокойный голос Натана, – мы должны выяснить правду. Майк, скажи мне честно, ты когда-нибудь занимался сексом с Марией?
– Нет, папа. – Майк сглотнул и сделал шаг назад. – Честно, она бы не позволила мне…
– Майк, ты рассказывал об этом своим друзьям, а теперь ты отрицаешь это?
– Господи Иисусе, пап, мне же нужно было сочинить что-нибудь для ребят. Не мог же я сказать им, что Мария не дает…
Внутри Теда Мак-Фарленда что-то взорвалось. Он, сжав кулаки, бросился на Майка. Юноша попятился назад. Натан ринулся к Теду и, практически сбивая его с ног, обхватил руками.
– Ты, ублюдок! – закричал Тед. – Тебе нужно было что-нибудь сочинить для ребят, потому что Мария не дает?
– Тед, – пробасил Натан Холленд, борясь с ним, – успокойся!
Неожиданно Тед стих. Он, тяжело дыша, стоял и смотрел на Майка. Натан нерешительно отпустил его, но остался стоять неподалеку.
– Крики и угрозы ни к чему не приведут, – спокойным тоном сказал он.
Дыхание Теда замедлилось, на лбу появились морщины.
– Ладно, все, – сказал Натан еще спокойнее, – давайте сядем.
– Признайся, что это ты соблазнил мою дочь, – сказал Тед, глядя на Майка, – ты, видать, чувствовал себя настоящим мужиком, когда трахал ее, так будь же мужиком, чтобы ответить за это.
– Честно, мистер Мак-Фарленд, я…
– Майк, – строго сказал Натан, – Майк, сядь. Давай, сын, мы должны поговорить об этом.
Подросток, покосившись на Теда Мак-Фарленда, сел на краешек дивана. Следом тяжело, словно они были древними старцами, сели мужчины.
Раздался спокойный и ровный бас Натана.
– Мария беременна, Майк. Ты встречаешься с ней год, и ты говорил своим друзьям, что спал с ней. Не перебивай меня, сын. Я не говорю, что я не верю тебе, Майк, мы говорим сейчас не об этом. Мы говорим об ответственности. Ты решил, что ты достаточно взрослый, чтобы хвастать перед друзьями о том, что занимался с Марией сексом, что ж, теперь тебе придется быть достаточно взрослым, чтобы ответить за последствия своих слов.
– Но это не мой ребенок, папа.
– Я сказал тебе, сын, мы говорим сейчас не об этом. Не нужно было сочинять историй и хвастаться перед друзьями. Кто теперь поверит, что этот ребенок не твой? – Натан тяжело вздохнул.
Он повернулся к Теду.
– Ты как? Налить выпить?
– Нет… – Голос Теда был тихим и хриплым. – Нет. Натан, я в порядке. Извини… Не знаю, что на меня нашло.
– Ничего, я понимаю. Итак, что мы будем делать?
– Делать? То есть как поступим? Что решим? Я не знаю, Натан. У меня не было времени…
– Ты уже говорил с отцом Криспином?
– Еще нет.
Натан наклонился вперед и положил свою тяжелую руку на плечо друга.
– Мы что-нибудь придумаем, Тед. Мы должны решить, что делать с Марией, с ребенком. Не знаю, они еще так молоды, чтобы жениться, но если без этого…
– Только не нужно никаких свадеб под дулом пистолета, Натан.
– Может быть, отец Криспин сможет помочь. Мы пойдем к нему вместе, ты и я.
Тед попытался сконцентрироваться на румяном лице, на серых глазах, в которых он читал беспокойство и сочувствие. Он сглотнул и выпрямился.
– Мне нужно немного подумать, прежде чем идти к отцу Криспину. Нам с Люссиль нужно прийти в себя. Все произошло так быстро.
– Что говорит врач?
– О чем?
– О ребенке, Тед. Когда он должен родиться?
– О-о… да…
– Когда они забирали Марию из кабинета доктора Вэйда? Вчера вечером?
– Он сказал, что она должна родить в январе.
Слова, казалось, продолжали звенеть в воздухе, так как все трое были поглощены собственными мыслями. Скоро весь груз слов, весь их сокрушительный смысл начнет проникать в их сознание. Тед почувствовал, как у него онемело все тело. Он посмотрел на Майка, его гнев испарился вместе с его жизненными силами: молодой человек казался таким же старым, как и его собеседники.
