Текст книги "Быть лучшей"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)
Глава 22
Но ярость не проходила. Она клокотала в нем на всем пути до дома. И не утихла даже сейчас, когда он сидел в своем просторном кабинете, просматривая личную почту. Ничего подобного он давно уже не испытывал. Необходимо было взять себя в руки. Нельзя позволять чувствам захлестывать себя.
Шумно выдохнув воздух, он отложил в сторону с десяток приглашений на разного рода светские мероприятия, благодарственные и личные письма, отодвинул резное палисандровое кресло от такого же резного палисандрового письменного стола и вышел в галерею.
В это просторное помещение выходили двери других комнат. В конце галереи была лестница на второй этаж. Как же хорошо, тихо здесь было после суеты рабочего дня. В галерее к нему всегда возвращался душевный покой. Пол под черное дерево был гладко отполирован, на белых стенах висели картины китайских мастеров начиная с XV века по нынешний день.
Остановившись у рисованной тушью картины Сун Ке Хонга, знаменитого художника конца XVI века, он поправил ее, затем отступил назад и долго стоял, внимательно всматриваясь в четкие линии. «Да, удивительно просто и в то же время эстетично», – подумал он, улыбаясь.
Он медленно шел по галерее, любуясь картинами, которые тщательно собирал. Кроме них, здесь почти ничего не было, разве что низенький столик из черного дерева, на котором стояла старинная расписная ваза цвета морской волны. Ножки столика, резные нефритовые были выполнены в стиле эпохи Сун. В дальнем углу с потолка на медных цепях свисали стеклянные ящики. В них находилась бронза эпохи Минь. Ящики, казалось, парили в воздухе.
Немногочисленные лампы на потолке были расположены так, чтобы наиболее эффектно подсвечивать картины. Другого освещения в галерее не было, так что она всегда пребывала в тихом полумраке. Он постоял, проникаясь атмосферой этого места, успокаивая разыгравшиеся нервы. За последние годы он в совершенстве выучился этому искусству.
Некоторое время спустя он направился в гостиную. Лицо его было спокойным, без малейшего следа напряженности. Он остановился на пороге.
Был ранний вечер. Верхний этаж небоскреба окутывали клубы тумана, застилавшего панораму Гонконга, гавани и Каулуна. Знакомая картина была смазанной, нечеткой в голубовато-серой дымке, и это сочетание цветов напомнило ему выцветшую роспись старинной китайской фарфоровой вазы. А Ком, слуга-китаец, который работал у него со дня приезда его в Гонконг включил в гостиной приглушенные плотными абажурами лампы. Изящная комната словно плавала в теплом, мягком свете.
В отличие от галереи, в гостиной было достаточно мебели: большие диваны и стулья со множеством подушек, обитые бледно-голубым и серым китайским шелком, китайские шкафчики, ящички, столики разных размеров и форм из темно-красного лакированного дерева. Куда ни кинь взгляд – глаз наслаждался несравненной красотой. Все эти вещи в его глазах имели глубокий смысл. Здесь он чувствовал себя по-настоящему дома, здесь он всегда обретал душевное равновесие.
Вот и сейчас, шагая по старому китайскому шелковому ковру, он чувствовал, что приходит в себя. Он знал, что Ми Син, племянница А Кома, принесет жасминовый чай, как всегда, через полчаса после его возвращения домой, независимо от времени суток. Это превратилось в ритуал, как и многое другое в этом доме.
Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как к нему подошла стройная симпатичная молодая китаянка с подносом в руках.
Улыбаясь и кланяясь, она поставила поднос перед ним на столик. Он поблагодарил ее, церемонно наклонив голову. Кланяясь и улыбаясь, китаянка вышла.
Он налил душистого чая в маленькую, тонкую как бумага фарфоровую чашку, выпил залпом, затем налил другую и на сей раз начал неспешно отхлебывать, стараясь полностью отвлечься от докучливых мыслей и забот. Выпив третью чашку, он поставил ее на лакированную поверхность столика, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
Он задремал, но когда старинные часы на камине пробили шесть, тут же проснулся.
Сев на диване, он потянулся всем своим длинным телом и решил, что пора идти в душ и переодеваться, – предстоял ужин у леди Сьюзен Соррел в ее особняке на Реклюз-Бэй.
Он поднялся, стремительно пересек гостиную, но неожиданно остановился рядом со столиком. На нем были расставлены фотографии в серебряных рамках, ярко блестевших при свете настольной лампы. Он посмотрел на фотографию отца, затем взгляд его скользнул дальше, к фотографии поменьше. На ней была изображена женщина.
Его ненависть к ней не утихала. И сейчас она снова вспыхнула. Он нетерпеливо отодвинул портрет в сторону. Ничто не должно нарушить обретенного душевного покоя, ничто не должно помешать ему насладиться вечером, который он предвкушал уже несколько дней.
Он бы ни за что не стал держать ее фотографию у себя дома, где все было – само совершенство, где каждая вещь была любовно выбрана им самим – человеком, сделавшим совершенство своим идеалом. Но когда эта фотография неожиданно обнаружилась в сундуке среди старых вещей, здравый смысл одержал верх над чувствами. Он уже готов был выбросить фотографию, как вдруг понял, что она ему может пригодиться.
Гонконг – город, в котором людей делят по категориям, город, где важно сохранять свое лицо. И то, и другое до чрезвычайности важно. Поэтому ему никак не мог повредить тот факт, что он – внук самой Эммы Харт, бизнесмена международного масштаба. Однако сегодня вечером он не мог видеть эту старую ведьму и переложил фотографию на другое место, за большой рамочный портрет своего отца, изображенного у входа в палату общин. Быть сыном Робина Эйнсли, уважаемого политика-лейбориста, члена парламента, бывшего министра, тоже неплохо. Семейные связи сделали его заметной личностью и быстро проложили путь в высшие слои местного общества.
Вернувшись в библиотеку, Джонатан Эйнсли сел за стол, вынул из кармана связку ключей и открыл нижний ящик. Вытащив папку, на которой было большими буквами написано «ХАРТ», он вгляделся в верхнюю страницу, на которой аккуратным почерком были выведены в колонку цифры.
Джонатан торжествующе улыбнулся и даже хмыкнул от удовольствия. Это была его обычная реакция при виде списка, фиксировавшего точное количество акций, которыми он владел к настоящему моменту в семейном деле. Они продавались на Лондонской фондовой бирже, и Джонатан годами скупал их через посредников – Швейцарский банк и другие финансовые учреждения. Постепенно он превратился в крупнейшего акционера сети магазинов «Харт», хотя никто, кроме него, этого не знал.
Закрыв папку, он положил ее на стол. Откинулся на спинку стула, переплел пальцы и злорадно улыбнулся. Когда-нибудь Пола О'Нил совершит ошибку. Безгрешных нет. И она не исключение. Тогда-то и нанесет удар.
Джонатан сунул руку в ящик и вынул пачку бумаг. Это были подробные отчеты одного частного сыскного агентства в Лондоне, которое уже давно работало на него.
Джонатан установил постоянное наблюдение за своей кузиной в 1971 году. Ничего особенного с тех пор за ней замечено не было, да на это он и не рассчитывал. Ему нужно было как можно больше знать о жизни Полы, ее семье, друзьях, деловых инициативах.
Время от времени он следил также за Александром Баркстоуном и Эмили Харт. Но и они были чисты. Хотя эти двое не особенно интересовали Джонатана. Пока его родственники продолжали вести дело прибыльно, и он каждый квартал получал чек на внушительную сумму – существующее положение вещей его устраивало. В конце концов его цель – Пола О'Нил.
Джонатан взглянул на последний отчет из Лондона. В конце августа она была на вилле Фавиолла. Наверное, поэтому он так поразился, увидев ее в Гонконге. Скорее всего, она остановилась здесь на пути в Австралию или, наоборот – возвращается в Англию.
Черт бы ее побрал. Джонатан положил папку назад в ящик, запер его и поспешно поднялся в спальню. Меньше всего ему хотелось снова потерять контроль над собой. А ведь при мысли об этой сучке кровь так и закипала в нем.
Он остановился на площадке и глубоко вздохнул, стараясь прогнать неприятные мысли.
Джонатан рассчитывал застать слугу в спальне и удивился, что Тай Линга там нет, хотя на постели уже были разложены безупречно выглаженная рубаха, галстук и черные шелковые носки. Скорее всего, Тай Линг внизу, в прачечной, гладит вечерний костюм и вот-вот поднимется. Напевая под нос, Джонатан подошел к шкафу, вынул из кармана ключи, бумажник и деньги и начал переодеваться.
Как и все остальные комнаты, спальня была обставлена безупречно. Основной упор был сделан на китайскую мебель и древнее восточное искусство. Все здесь было выдержано в строгом, несколько холодноватом и аскетическом, мужском, можно сказать, духе, и женщины, которых приводил сюда Джонатан, вскоре убеждались, что обстановка зеркально отражает характер хозяина.
Вынув из шкафа темно-синий шелковый халат, Джонатан прошел в ванную, гадая, кого же это Сьюзен пригласила на прием специально ради него. По телефону она говорила весьма загадочно. Ясно было только, что это интересная женщина. Ну, да Сьюзен знает его вкус.
Он вздохнул, в который уж раз пожалев, что связь с нею, длившаяся почти год, распалась. Это был чистый секс, что вполне устраивало обоих.
Правда, в интеллектуальном смысле им было интересно друг с другом. Но истинного чувства в их отношениях не было, и слава Богу. Просто секс и умная беседа. Самое лучшее, что, с его точки зрения, может быть.
Три месяца назад она сказала ему, что муж подозревает ее и роман надо кончать. Джонатан поверил и повиновался. Тогда он и представить не мог, какая пустота образуется в его жизни, когда Сьюзен не будет рядом. Дело даже не в сексе, хотя в постели она была превосходна. В конце концов секс в наши дни – не проблема, всегда кто-нибудь подвернется. Скорее, ему не хватало их непринужденных остроумных бесед. Они отлично понимали друг друга, что не удивительно, имея в виду их английское воспитание.
Но Джонатан не пытался преследовать Сьюзен и настаивать на восстановлении прерванных отношений. Меньше всего ему хотелось оказаться участником скандального бракоразводного процесса. В конце концов, здесь, в Гонконге, у него отменная репутация. Здесь его дом.
Джонатан посмотрел в зеркало и провел ладонью по подбородку. Сегодня он встал очень рано, чтобы успеть поиграть в сквош перед деловым завтраком, назначенным на семь утра. За день успела отрасти небольшая щетина. Электробритва была под рукой. Он вставил шнур в розетку и начал водить бритвой по подбородку. Снова мелькнула мысль о кузинах – Поле О'Нил и Эмили Харт. Почувствовав неожиданный прилив гордости, он с удовлетворением подумал, сколь многого достиг за эти одиннадцать лет. Это был длинный путь.
Ступив в 1970 году на землю Гонконга, Джонатан Эйнсли понял, что нашел свое место на земле, свою духовную родину.
В этом городе царил дух тайны, приключений, захватывающих авантюр. Все и вся казалось достижимым. К тому же тут пахло деньгами. Большими деньгами.
Он приехал на Дальний Восток, чтобы зализать раны. Его только что с позором выбросили из «Харт Энтерпрайзиз», где он ведал недвижимостью. Александр уволил его. Пола изгнала из семьи. И с тех пор он во всем винил именно ее, полагая, что у Александра без ее поддержки и поощрения не хватило бы духу так поступить.
Перед тем как покинуть Англию, Джонатан сделал три вещи: прекратил партнерские отношения с Себастьяном Кроссом; исключительно выгодно продал ему свою долю в «Стонуолл пропертиз»; и, наконец, заморозил свои вложения в недвижимость в Лондоне и Йоркшире, тоже неплохо на этом заработав.
Отправляясь странствовать по свету, он поставил себе две главные цели – сделать большие деньги и отомстить Поле, вызывавшей у него холодную ярость.
Джонатана с юности влекло на Восток. Восточные религии, философия, нравы – это все будило его воображение, а от живописи, декоративного искусства он приходил в настоящий восторг. Поэтому перед тем как осесть в Гонконге, который казался Джонатану наиболее подходящим местом для деловых операций, он решил попутешествовать. Первые полтора месяца своего добровольного изгнания он провел, переезжая с места на место и любуясь красотами Востока. Он был в Непале и Кашмире, охотился в Афганистане, провел некоторое время в Таиланде.
Покидая Лондон, Джонатан позаботился о том, чтобы взять рекомендательные письма от своих друзей из финансового мира. Так что уже через несколько дней после вселения в отель «Мандарин», он начал заводить знакомства.
К концу второй недели он успел провести множество встреч с банкирами, бизнесменами, землевладельцами, хозяевами строительных компаний и даже с воротилами подпольного бизнеса.
Впрочем, с этими сомнительными типами Джонатан решил все-таки не иметь дела.
Особенно его заинтересовали двое – англичанин и китаец. Независимо друг от друга, и каждый преследуя собственные цели, они решили помочь Джонатану начать дело. Помощь их оказалась неоценимой. Англичанин Мартин Истон был агентом по продаже недвижимости. Китаец Ван Чин Чу – весьма уважаемым банкиром. Оба пользовались немалым влиянием в своих кругах, но свел их вместе именно Джонатан.
Ровно через месяц после приземления в аэропорту Кай Так Джонатан открыл собственное дело. С помощью своих новых друзей он нашел небольшое, но симпатичное помещение в самом центре города, набрал скромный штат: секретарша-англичанка и двое китайцев – и зарегистрировал компанию «Янус и Янус холдингз лимитед». В римской мифологии двуликий Янус был богом входов и выходов, дверей и всякого начала. Джонатан нарочно – тьфу-тьфу-тьфу! – выбрал это название, полагая, что в данных обстоятельствах оно вполне уместно.
И действительно, с самого начала в Гонконге ему сопутствовала удача, и вот уже больше десяти лет не оставляла его.
Это поразительное везение, а также поддержка и наставления двух влиятельных друзей обеспечили Джонатану истинное процветание. Надо, впрочем, признать, что в Гонконг он попал на редкость вовремя.
Получилось так, что, когда Джонатан появился в этом городе, резко поднялись в цене земля и строительные материалы. А поскольку в недвижимости Джонатан разбирался, он сразу понял, что звезды ему благоприятствуют. Достаточно проницательный, чтобы увидеть открывающиеся возможности, он ринулся в бизнес с азартом и чутьем игрока, стремящегося не упустить свой шанс. Нужна была, конечно, к смелость, ибо на карту было поставлено почти все: и собственное состояние, и деньги, вложенные в «Янус и Янус» Мартином Истоном и Ван Чин Чу.
За первые шесть месяцев он получил немалую прибыль, а когда год спустя в Гонконге начался настоящий земельный и строительный бум, он оказался в очень выгодной ситуации. Индекс Ханг Сенг на Гонконгской торговой бирже неожиданно подскочил, и Джонатан этим сразу же воспользовался, начав повсюду лихорадочно вкладывать деньги.
Оба его опекуна, по-прежнему не оставлявшие его своими заботами, через несколько месяцев – независимо друг от друга – посоветовали ему быть осмотрительнее. В течение следующих двух лет Джонатан еще занимался разного рода сделками, но уже к началу 1973 года резко сократил объем биржевых операций. Ван Чин Чу, который держал ухо востро и был в курсе всего, призвал его к еще большей осторожности, и Джонатан разумно решил, что надо неукоснительно следовать его советам.
Так или иначе, но к этому времени Джонатан уже сделал немалые деньги. Пора было превращать сверхприбыль в нормальное личное состояние, теперь он мог ни на кого не оглядываться. В начале восьмидесятых он стал уже силой, с которой считались не только в Гонконге, но и в деловом мире всего Дальнего Востока. На счете у него было немало миллионов, он владел небоскребом, где размещалась его компания, роскошным домом, несколькими автомобилями и конюшней чистокровных рысаков, которые участвовали в самых престижных бегах Гонконга.
Несколько лет назад он расстался с Мартином Истоном, который решил отойти от дел и перебраться в Швейцарию, но с Ван Чин Чу он поддерживал самые тесные отношения до самой смерти последнего, случившейся два месяца назад. Место китайца занял его сын, Тони Чу, получивший образование в Америке, так что сотрудничество Джонатана с банком успешно развивалось. Его личным вложениям в другие предприятия ничего не грозило, а «Янус и Янус» стоял прочно, как скала.
Помимо удачного бизнеса, Джонатан мог похвастать своим местом в обществе. Он был одним из завидных женихов в Гонконге. Многие желали заполучить его в мужья, но никому не удалось даже чуть-чуть приблизиться к цели.
Джонатан нередко сам испытывал смущение из-за своей разборчивости, спрашивая себя, не слишком ли он привередлив, не слишком ли многого хочет от женщины, которая могла бы стать его женой. Может, такой вообще не существует на свете. И все же переменить себя он не мог.
«Совершенство». Джонатану неожиданно вспомнилось слово, которое употребила Сьюзен Соррел, характеризуя женщину, ради него приглашенную сегодня на прием.
– Эта девушка как раз для тебя, милый, – убежденно говорила Сьюзен. – Она божественна. Она – само совершенство.
Джонатан засмеялся и попробовал выудить у Сьюзен подробности, но та уклонилась, заметив лишь:
– Нет, нет, сейчас я тебе ничего не скажу. Даже имени не назову. Имей терпение – сам все увидишь.
Теперь ждать осталось недолго.
Отступив немного от вделанного в шкаф зеркала, Джонатан бросил на себя последний взгляд. Он чуть потуже завязал галстук, поправил платок в нагрудном кармане смокинга и провел пальцами по манжетам.
В свои тридцать пять лет Джонатан поразительно походил на деда, Артура Эйнсли, второго мужа Эммы. Он унаследовал от него светлые волосы, цвет кожи, прозрачные глаза и на редкость правильные, точеные черты лица. Подобно Артуру, он был высок, строен и всем своим видом напоминал типичного англичанина. Сегодня он выглядел прекрасно. Годы не сказались на его наружности, и он знал это.
Но внешность совершенно не соответствовала его натуре, которая за последние годы тоже ничуть не изменилась. Джонатан был все так же изворотлив и коварен и, несмотря на бесспорное процветание, ни на миг не забывал о своем изгнании из «Харт Энтерпрайзиз». Иное дело, что он умел скрывать свой истинный характер за внешним фасадом, который являл собой сочетание природной вкрадчивости и непроницаемости, усиленных общением с китайцами, и безупречных светских манер.
Джонатан посмотрел на часы. Было почти семь. Пора двигаться. Через полчаса он будет у Сьюзен и встретится наконец с той загадочной дамой, о которой она говорила.
Сбегая по лестнице, Джонатан улыбался. Он надеялся, что Сьюзен не преувеличивает, и он действительно увидит совершенство. Но если и нет, ничего страшного. В конце концов он может встретиться с ней, а дальше будет видно, что из этого выйдет. Очевидно лишь одно – в Гонконге она новичок. А незнакомцы всегда привлекательны, разве не так?
Глава 23
Он сразу же заметил ее. Она стояла в дальнем углу гостиной, у стеклянных дверей, ведущих на террасу, и разговаривала с Элвином Соррелом, мужем Сьюзен, американским банкиром.
Джонатан на секунду остановился на пороге, разглядывая ее. К нему был обращен ее профиль, к тому же скрытый тенью, так что трудно было понять, красива она или нет.
Сьюзен заметила его и поспешила навстречу. Вот кто действительно красив, в который уж раз подумал Джонатан.
Ярко-рыжие волосы окружали ее чудесное лицо светящимся ореолом, а голубые, всегда смеющиеся глаза сегодня как-то по-особенному мерцали.
– А, Джонни! – воскликнула она приближаясь. – Вот и ты. А я уж начала волноваться.
Сьюзен подставила ему щеку. Джонатан быстро, небрежно поцеловал ее, но запястье сжал со значением.
– Да я ведь всего на несколько минут опоздал, – сказал он и понизив голос, добавил:
– Может, встретимся как-нибудь у меня дома? Или в офисе. Там нам тоже никто не помешает. Я скучаю по тебе.
С обворожительной улыбкой поглядывая по сторонам, Сьюзен покачала головой.
– Не могу, – прошептала она и посмотрела ему прямо в глаза.
Продев руку ему под локоть, она весело рассмеялась и продолжила нормальным голосом:
– Между прочим, Джонатан, я совсем забыла тебе сказать, что послезавтра мы с Элвином уезжаем в Сан-Франциско. На пару месяцев. Собственно, поэтому мы и собрались сегодня. Нечто вроде прощальной вечеринки для близких друзей.
– Мы все будем скучать по тебе, – сказал Джонатан в тон Сьюзен, увидев, что за ними наблюдают.
Появился официант-китаец с шампанским. Джонатан взял бокал, поблагодарил и повернулся к Сьюзен:
– Твое здоровье, – он сделал глоток. – Ну а теперь расскажи мне об этой таинственной даме. Ведь это она разговаривает с Элвином, верно?
– Да, только сказать мне почти нечего, я и сама едва знакома с ней. Мы встречались лишь однажды, на прошлой неделе у Бетси Андротти. Она сразу же произвела на меня впечатление. На редкость очаровательна, хорошо воспитана, умна. Конечно, я сразу подумала о тебе.
– По телефону ты говорила «совершенство».
– Я и считаю, что она совершенство. По крайней мере для тебя. Есть в ней что-то, что должно тебя привлечь. – Сьюзен помолчала и пристально посмотрела на Джонатана. – Я ведь хорошо знаю тебя, Джонни.
Губы у него искривились в улыбке и он спросил:
– А разве Бетси ничего тебе о ней не рассказывала?
– Да Бетси и сама толком ее не знает. Она пришла к ней с каким-то банкиром, по-моему, из Германии, с которым, вроде, познакомилась прошлым летом на юге Франции. Или это было в Сардинии? Право, не знаю.
– Словом, и впрямь загадочная женщина, а?
Сьюзен засмеялась.
– Выходит, так. Но ведь от этого только интереснее, не так ли? Когда в таком тесном кружке, как наш, появляется чужой, это всегда вызывает любопытство. Наверняка, иные из наших одиноких мужчин заинтересуются ею. Вот я и решила, что тебе нужно побыстрее познакомиться с ней. А тут как раз этот ужин подвернулся.
– Благодарю за заботу, – Джонатан взглянул на Сьюзен и сказал приглушенным голосом: – И все равно я предпочел бы тебя.
– Но ведь я замужем, Джонни, – так же негромко ответила она. – За Элвином. И всегда буду с ним.
– А я и не делал тебе предложения. Просто хотел встретиться.
Сьюзен сделала гримасу, но ничего не сказала.
– Да, а что эта таинственная дама делает в Гонконге? – спросил Джонатан. – Любуется видами?
– Нет, сейчас она живет здесь. Она говорила мне, что открыла на Голливуд-роуд художественный салон – небольшую лавку древностей.
– Ах, вот как! – воскликнул Джонатан, сразу же навострив уши. – Что это за древности?
– Какие-то камешки, в точности не знаю. У меня сложилось впечатление, что она разбирается в этих вещах. Еще и поэтому я решила, что вы найдете общий язык. Ладно, пошли, милый, хватит болтаться в дверях. Я познакомлю тебя с ней. В конце концов, для этого я и позвала ее сегодня. Ради тебя. Пока ее не увел кто-нибудь другой.
– Ну что же. – Джонатан последовал за своей хозяйкой и бывшей любовницей.
Заметив его приближение, Элвин Соррел радостно улыбнулся. Они были близкими друзьями, и Джонатан был уверен, что Элвину и в голову не приходило, что у него роман с его женой.
Мужчины тепло поздоровались, а Сьюзен сказала:
– Арабелла, позвольте представить вам Джонатана Эйнсли. Джонатан, это Арабелла Саттон.
– Добрый вечер, – сказала Арабелла, протягивая руку. – Рада познакомиться.
Джонатан пожал предложенную руку и улыбнулся.
– Взаимно, – сказал он и добавил: – Вы ведь англичанка?
– Да.
Они оценивающе посмотрели друг на друга.
У Арабеллы были серебристые волосы. Разделенные посередине пробором, они мягкими прядями обрамляли лицо и спускались на спину до лопаток. Кожа ее была очень бледной, без намека на румянец. Лицо казалось каменной маской очень тонкой резьбы с небольшим носом, высокими скулами, круглым подбородком и крупным, чувственным, ярко накрашенным ртом. С первого взгляда он особенно бросался в глаза, но потом становилось ясно, что так и должно быть. Она была среднего роста, с изящной фигурой. Ее элегантное шелковое платье выдавало руку лучших модельеров.
Тридцать-тридцать два, что-нибудь в этом роде, подумал Джонатан, решив, что она скорее интересна, нежели красива. Глаза – вот что притягивало к ней. Большие, странно удлиненные, почти миндалевидные. Темные, как ночь, они казались бездонными.
Арабелла столь же пристально изучала Джонатана.
Она много о нем слышала, знала, что он из знаменитой семьи, внук легендарной Эммы Харт. Однако же она не думала, что у него такая располагающая внешность – глаз не отвести. Он был ухожен, элегантно одет, и было в нем что-то неуловимое, хотя она поняла что: этот человек привык повелевать, знал, что такое деньги и что на них можно купить.
Словом, увиденное ей понравилось.
И ему тоже.
– Отчего бы вам не познакомиться поближе? – предложила Сьюзен. – А мы пойдем к гостям, Элвин.
Арабелла и Джонатан остались вдвоем. Он взял ее за локоть и повел на террасу, где никого не было.
– У вас потрясающее ожерелье, Арабелла, – заметил он.
Она взглянула вниз, на свою шею.
– Это вещица эпохи Даогуан, – пояснила она. – Очень, очень старинная.
– Да, я вижу. Сьюзен говорила, что у вас что-то вроде антикварного магазина.
– Да, продаю украшения из гагата и нефрита.
Он отметил про себя ее уверенный тон знатока.
– А где вы достаете гагат? – спросил он. – Покупаете в Гонконге? Или на континенте?
– И там, и там. Кое-что интересное я нашла в Шанхае, особенно украшения вроде вот этой штуки, – она прикоснулась к ожерелью, – и еще флаконы для нюхательной соли и вазы. А на прошлой неделе мне попались старые нефритовые застежки для поясов. Я также начала собирать коллекцию пекинского стекла. Желтого, по преимуществу.
– Вот это правильно. Стекло в последнее время растет в цене, потому что его трудно производить. Между прочим, меня тоже интересуют нефритовые пряжки. Хотелось бы как-нибудь зайти к вам в магазин посмотреть. Можно завтра?
– Да ведь я еще не открылась! Пока только покупаю, накапливаю товар. Официальное открытие через неделю, – сказала Арабелла, но заметив, как разочарованно вытянулось у него лицо, добавила: – Ладно, приходите завтра. Там, правда, еще беспорядок, но я покажу вам несколько действительно редких вещей, которые мне удалось найти за последние два месяца.
– Прекрасно. А потом, может, поужинаем?
Последовала короткая пауза, после которой Арабелла сказала:
– Хорошо, спасибо большое, Джонатан.
Он кивнул.
– Позднее я возьму у вас адрес. Буду часов в шесть, хорошо? – Джонатан помедлил немного и спросил: – Сьюзен говорила, что вы хорошо разбираетесь в старине. Вы где учились?
– Да нигде в особенности. То есть я хочу сказать, что всему, что я знаю, я научилась сама. Я много читаю. Ну и еще в последние три года несколько раз проходила курсы в «Сотби». – Она покачала головой и засмеялась. – Но специалистом меня, конечно, не назовешь. Просто знаю кое-что. И надеюсь узнать больше, здесь, в Гонконге.
– Не сомневаюсь, что у вас это получится, – негромко заметил Джонатан и отвернулся. Ему не хотелось, чтобы Арабелла увидела появившийся в его глазах хищный блеск.
– А мне Сьюзен говорила, что у вас самого отличная коллекция китайской старины, в том числе замечательная бронза.
– Так оно и есть. Хотите посмотреть? Можно зайти ко мне завтра перед ужином. Выпьем чего-нибудь и посмотрим. Ну как?
– Отлично, спасибо.
– Вы из каких краев? – неожиданно сменил тему Джонатан.
– Из Гемпшира. Мой отец врач. А вы ведь из Йоркшира?
– И оттуда тоже. – Джонатан чуть улыбнулся и, поддерживая Арабеллу под локоть, повел в гостиную. – Давайте присоединимся к гостям. А то я даже с друзьями еще не поздоровался. К тому же, мне не хотелось бы вас монополизировать.
Арабелла кивнула. Все оказалось просто, гораздо проще, чем она предполагала. Провожая Джонатана взглядом, она ощутила приближение успеха. Впрочем, она тут же отвела глаза и подошла к Вэнси и Мэрион Кэмпбелл. Знакомство с ними у нее было шапочное, но они подбросили ее сюда, и Арабелла решила, что уедет тоже с ними.
За столом Сьюзен посадила Джонатана напротив Арабеллы, так что он мог наблюдать за ней.
Сам он сидел между Сьюзен и Мэрион Кэмпбелл и, отдавая дань вежливости, не обходил их своим вниманием. Но, в основном, все же наблюдал за Арабеллой Саттон и прислушивался к тому, что она говорит. Да, незаурядная женщина. У нее оригинальный голос – хрипловатый, загадочно вибрирующий. Да и во внешности что-то гипнотическое. Элвин и Энди Джонс, сидевшие по обе стороны от нее, тоже были совершенно ею очарованы.
Джонатан отметил, что держится она уверенно и свободно рассуждает о разных предметах – не только о китайском искусстве. Ясно было, что она успела повидать свет и кое что испытать на своем веку. Джонатану это было по душе. Его не интересовали женщины неуклюжие и неопытные – как в постели, так и вне ее. В женщинах он ценил равных партнеров, себе подстать.
Чем больше Джонатан смотрел на Арабеллу, тем более убеждался, что она красива. Только красота ее была необычная, интригующая. При свете свечей ее лицо сделалось странным, загадочным и очень сексуальным.
Великолепный овал лица, глубина глаз цвета терновника, изгиб полных губ, шелковистая мягкость волос придавали ей на редкость соблазнительный вид. По мнению Джонатана, в ее облике было что-то в высшей степени эротическое, и не только в лице и в фигуре, угадывающейся под светлым платьем, но даже в руках.
Таких рук Джонатан прежде не видел. Они были белые, с длинными нервными пальцами, и ярко накрашенными ногтями, в тон губам.
Ему хотелось, чтобы эти руки ласкали его. Но предаваться таким мыслям сейчас было слишком опасно. Сильное желание, охватившее его, было для него слишком неожиданным. Страсть за обеденным столом – такого с ним не бывало со школьного возраста. «Ничего себе», – подумал он, чувствуя, как под воротником выступает пот.
С трудом отведя взгляд от обворожительной Арабеллы, он повернулся к Энди Джонсу и заговорил с ним о спорте.
– Зачем это тебе понадобилось? – прошептал Джонатан на ухо Сьюзен, когда они, закончив ужин, зашли в гостиную. Остановившись у камина, они ждали, пока официант-филиппинец подаст кофе.
– Понадобилось что? – спросила она, обегая взглядом комнату.
Элвина, к счастью, не было поблизости.
– Сводничать. – Джонатан незаметно погладил ее по спине.
– Оставь, Джонни, могут увидеть, – прошептала она.
– Ладно, признавайся, ведь это возбуждает тебя.
– Что за чушь! – прошипела она, яростно повернулась к нему, но тут же взяла себя в руки, притворно улыбнулась и, глубоко вздохнув, ровным голосом сказала:
– Может, мне не по себе от того, как у нас все кончилось. Может, это я так перед тобой извиняюсь. Ты всегда был для меня особенным, ни с кем не сравнимым любовником. Никого лучше у меня не было. К тому же, я впервые сводничаю, как ты изволил выразиться. Я бы лично предпочла другое слово – «знакомлю»…
