Текст книги "Последний верблюд умер в полдень"

Автор книги: Барбара Мертц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Эмерсон поднял меня на ноги и отряхнул одежду.

– Всё в порядке, Пибоди? – спросил он весело. – Поставим палатки у тех двух самых южных пирамид, согласна? Вот и хорошо. Пошли, Пибоди, некогда бездельничать – скоро стемнеет. Мохаммед, Ахмет, Рамзес!

Вдохновлённые его энтузиазмом и дружеской руганью – и, без сомнения, стремлением к еде, отдыху и утолению жажды – мужчины приступили к разгрузке верблюдов. Я устроилась рядом со своим, который уже опустил свою заднюю часть и расположился на песке. А затем повернул голову и взглянул на меня. Я прочистила горло и прохрипела:

– Даже и не думай об этом. – Верблюд в свойственной его собратьям манере раздражающе кашлянул и отвернулся.

Глоток воды из походного ящичка, притороченного к поясу, полностью воскресил меня, и я поспешила на помощь Эмерсону. После того, как я заметила, что он выбрал неправильное место для лагеря, и нашла лучшее, всё пошло гладко. К тому времени, когда солнце скрылось за западными холмами, я смогла уединиться в палатке и сбросить свои пропитанные потом и песком одежды. Облегчение было неописуемым. Выйдя, я увидела, как Эмерсон с Рамзесом сидят, скрестив ноги, на некоем подобии ковра. Небольшой огонёк весело потрескивал; в некотором отдалении пылал большой костёр, и я услышала весёлые голоса мужчин и ощутила запах готовящейся пищи. Эмерсон быстро вскочил и усадил меня на раскладной стульчик, сунув стакан в руку.

Прохладный ночной ветерок шевелил влажные пряди моих волос. Небесный свод пылал звёздами, создававшими мистическое свечение вокруг пирамиды. Чувствуя себя королевой на троне, окружённой коленопреклонёнными придворными, я потягивала виски и поддавалась притяжению безлюдных просторов. Эмерсон глубоко вздохнул и заметил:

– Ах, моя дорогая Пибоди, жизнь нигде не может быть так полна очарования, как здесь.

Пришлось признать, что он прав.

* * *

На следующее утро мы приступили к составлению общего плана пирамид. Определённое количество раскопок призвано было установить, насколько возможно, первоначальные размеры, но основное внимание по настоянию Эмерсона мы собирались уделять записям. Поскольку настоящая страсть моего дорогого Эмерсона – раскопки, это являлось признаком его искреннего стремления к изучению, отодвигающего охоту за сокровищами на второй план. После сравнения планов Лепсиуса, нарисованных в 1845 году, с тем, что предстало моим глазам, я испытала потрясение, увидев, насколько ухудшилось состояние памятников за последние полвека. Обнаружив следы недавних и поспешных раскопок у основания наиболее хорошо сохранившихся пирамид, Эмерсон тут же обвинил во всём Баджа, но я возразила, что даже Бадж не смог бы причинить столько вреда в течение нескольких часов. Основная ответственность лежала на времени и инстинктивном стремлении местных жителей к поискам сокровищ.

В этих деревеньках, разбросанных вдоль берега реки, мы наняли рабочих и, будучи ветеранами в организации раскопок, вскоре навели чёткий порядок. Мужчин разделили на три группы, которые возглавили Эмерсон, я и Рамзес. Должна признать, что Рамзес очень сильно помог нам, хотя мне быстро надоело слушать, как Эмерсон поздравляет себя с тем, что решил взять мальчика вместе с нами. Рамзес, безусловно, оказался в своей стихии, и было довольно забавно слышать его пронзительный голос, выкрикивавший приказы на слишком разговорном арабском и всё более совершенствующемся нубийском. Лингвистические способности нашего сына произвели впечатление на мужчин, которые вначале намеревались относиться к нему с той же весёлой терпимостью, что и к собственному потомству.

К концу рабочей недели у нас появилось достаточно чёткое представление о плане местности в общих чертах. Основное место занимала самая большая пирамида; она полностью развалилась, и только с помощью дополнительной работы можно было определить исходные размеры. Перед ней в виде неровного полукруга стояли четыре небольшие пирамиды, а к юго-востоку – ряд ещё из десяти. На плане Лепсиуса отмечалось множество мелких, бесформенных каменных масс, сгруппированных к западу и северу от большой пирамиды и беспорядочно разбросанных среди других. Мы нашли ещё десять таких курганов, не отображённых на его карте. И на этом пришлось прервать работу к обязательному дню отдыха. Наши люди были мусульманами, большинство – из секты ханафитов[65]65
  Ханафиты – последователи одной из четырёх правовых школ в суннитском исламе


[Закрыть]; их святым днём, конечно, была пятница. Эмерсон решительно собирался продолжать работу без них, указывая на то, что для самой геодезической съёмки требуется не более трёх человек (и был совершенно прав). Тем не менее, я убедила его, что мы также заслужили если не день отдыха, то, по крайней мере, возможность провести некоторое время в лагере и на соседнем рынке. Нам нужны запасы, побольше верблюдов, и, по возможности, побольше рабочих.

Мы предложили мужчинам уйти в четверг вечером, но они с благодарностью отказались, шаркая ногами и бросая косые взгляды. Поскольку боялись джиннов и призраков, которые, как всем известно, появляются в темноте. Так что в свои деревни они ушли на следующее утро, а мы отправились в лагерь. В относительной утренней прохладе поездка была достаточно приятной, и по мере того, как мы приближались к Санам Абу Дому[66]66
  Санам Абу Дом – один из центров древнего кушитского царства, расположенный в конце пути на Байуду, между Мероэ и Напатой


[Закрыть], вид на большую гору через реку становился всё более впечатляющим. Особенно меня поразили несколько скал странной формы, напоминавшие большие статуи Рамзеса II в Абу-Симбеле. Эмерсон, смотревший на горы с жадностью, явно отражавшейся на его мужественном лице, пробормотал:

– Это величайший храм Нубии, Пибоди. Раскопки в нём, несомненно, предоставят бесценный исторический материал. Раз уж мы сегодня свободны…

– Мы не свободны. У меня много дел, – твёрдо сказала я. – Кроме того, мистер Бадж работает близ Джебель-Баркал, а ты поклялся мне держаться подальше от него.

– Ха! – ответил Эмерсон, как я и ожидала.

Удовольствие, вызванное моей хитростью, позволившей удержать Эмерсона от встречи с мистером Баджем, оказалось изрядно подпорчено неким событием. Рабочие мистера Баджа тоже наслаждались днём отдыха, поэтому мистер Бадж решил посетить своих друзей в лагере.

К счастью, Эмерсона не было рядом, когда я сделала это открытие. Они с Рамзесом ушли в деревню якобы для того, чтобы попытаться нанять больше людей. Однако я знала привычки своих мужчин, и у меня были серьёзные подозрения по поводу того, чем они будут заниматься на самом деле. Так что укреплять связи с военными выпало на мою долю. Поэтому я устремилась непосредственно в приют для страждущих верблюдов (как юмористически окрестила его), поскольку осёдланный мной зверь подхватил глазную инфекцию, относительно которой я очень хотела посоветоваться с капитаном Гриффитом. После восхитительной и полезной беседы он сообщил мне, что генерал Рандл, услышав о моём прибытии, пригласил меня присоединиться к нему и другим офицерам за обедом.

– И профессора тоже, конечно, – добавил он.

– О, я не имею ни малейшего представления, где Эмерсон может пребывать в настоящее время, – ответила я. – Несомненно, обедает с дервишами, греком-торговцем или шейхом бедуинов. Так что я с удовольствием принимаю приглашение генерала.

Я засунула тюбик мази, который дал мне капитан, в один из мешочков на моём поясе. Капитан Гриффит с любопытством изучал этот аксессуар.

– Простите, миссис Эмерсон, но вы, кажется, несколько… э-э… обременены излишней тяжестью. Может быть, вы оставите своё… снаряжение здесь? Оно будет в полной безопасности, уверяю вас.

– Мой дорогой капитан, мне даже в голову не приходит отправиться куда бы то ни было без этого пояса – так же, как и без шляпы, – ответила я, взяв его под предложенную руку. – Признаюсь, что он создаёт некоторый шум. Эмерсон постоянно жалуется на то, что при ходьбе я издаю грохот и лязг; однако каждый предмет в нём не только полезен, но, при случае, необходим для выживания. Компас, небольшая фляжка, блокнот и карандаш, нож, водонепроницаемый ящичек, в котором хранятся спички и свечи…

– Да, я вижу, – глаза молодого человека сияли интересом. – Почему водонепроницаемый, позвольте спросить?

Вначале я рассказала ему о том, как мы с Эмерсоном оказались брошены в затопленную погребальную камеру пирамиды. А затем, когда он, казалось, был искренне захвачен, перешла на изложение собственных теорий подходящего стиля одежды для раскопок.

– В ближайшие дни, – заявила я, – женщины смело узурпируют брюки, капитан. Но, конечно, не обязательно ваши!

Мы от души посмеялись, и капитан заверил меня, что смысл моих слов был вполне ясен.

– Я говорю не о себе, – продолжала я. – Такие широкие, разделённые юбки, как у меня, больше льстят женской фигуре, и одновременно обеспечивают полную свободу движения. Кроме того, я считаю, что поток воздуха через раструбы делает их более удобными в условиях жаркого климата, чем ваши приталенные штаны.

Он полностью согласился со мной. В такой интересной беседе краткая прогулка оказалась ещё короче. Генерал занимал «особняк» – две комнаты и огороженный двор, а также отдельный сарай, служивший в качестве кухни – построенный из необожжённого кирпича вместо обычных переплетенных ветвей. Эмерсон не упускает случая пройтись по поводу низкого уровня офицеров, которым везде приходится пользоваться трудом личных слуг, но после попыток нашего повара, который в повседневной жизни был погонщиком верблюдов, соорудить хоть что-нибудь удобоваримое, я с нетерпением ожидала появления нормальной еды, подготовленной обученным персоналом. И эта радость была лишь слегка омрачена тем, что среди мужчин, вставших, чтобы поприветствовать меня, я увидела мистера Баджа.

– Полагаю, вы знакомы с мистером Баджем, – сказал генерал Рандл после того, как представил мне всех прочих.

– Да, да, мы старые друзья, – отозвался мистер Бадж, сияя всем своим круглым красным лицом и перекладывая бокал в левую руку, чтобы обменяться со мной влажным рукопожатием. – Но где же вы оставили профессора, миссис Эмерсон? А, конечно – вы же заняты грандиозными открытиями в Нури!

Ухмылка, сопровождавшая последнее предложение, объясняла хорошее настроение Баджа: присвоив себе лучшую местность и убедившись, что в нашей ничего не представляло очевидной ценности, он мог позволить себе позлорадствовать. Естественно, я ответила исключительно вежливо.

Мы заняли места за столом. Я, разумеется, сидела рядом с генералом Рандлом. Он был любезен, но бóльшую часть его болтовни я пропускала мимо ушей, потому что видела, как Бадж стрелял в меня взглядом, и что-то в этом взгляде вызывало определённые сомнения. Казалось, он знает то, чего не знаю я – и если это и забавляло Баджа, то, будьте уверены, не меня. Когда же последнее блюдо было убрано, и беседа временно затихла, Бадж обратился ко мне напрямую:

– Я надеюсь, миссис Эмерсон, что вы с юным Рамзесом не планируете сопровождать профессора, когда он отправится на поиски затерянного оазиса?

– Прошу прощения? – ахнула я.

– Следовало бы попытаться отговорить его от такого бесплодного и опасного поиска, – сказал Бадж, поджав губы с видом самой лицемерной озабоченности, какую мне когда-либо приходилось видеть на человеческом лице. – Профессор – чудесный человек (на свой лад, конечно), но поддаваться подобным фантазиям…

– Совершенно верно, мэм, – загрохотал генерал. – Подобного места не существует, знаете ли. Здешние сказки и пустые слухи – вот уж не думал, что профессор так легковерен.

– Уверяю вас, генерал, – ответила я, – что эпитет «легковерен» не имеет никакого отношения к профессору Эмерсону. Могу ли я спросить, мистер Бадж, где вы услышали эту бессмысленную и беспочвенную сплетню?

– Поверьте, мэм, это не беспочвенная сплетня. Мне сообщил об этом майор сэр Ричард Бассингтон, прибывший вчера на колёсном корабле из Кермы, а он узнал эту новость непосредственно из источника – у мистера Реджинальда Фортрайта, внука лорда Блэктауэра. Майор Бассингтон повстречался с ним в Вади-Хальфе несколько дней назад. Он искал транспорт на юг, но безуспешно.

– Надеюсь, и не найдёт, – воскликнул генерал Рандл. – Мне не нужна тут толпа слоняющихся гражданских… э-э… исключая присутствующих, конечно. Кто этот тип, и что это ему взбрело в голову?

Бадж начал объяснять, затянув сверх всякой меры. Имя Уиллоуби Форта произвело впечатление: некоторые из старых офицеров слыхали о нём, да и генерал Рандл, казалось, что-то знал об этой истории.

– Печальный случай, очень печальный, – пробормотал он, покачивая головой. – Но безнадёжный. Совершенно безнадёжный. Его, скорее всего, захватили чёртовы – простите, мэм – проклятые дервиши. Не могу даже представить, почему этот старый негодяй Блэктауэр разрешил внуку отправиться на подобную развлекательную прогулку.

– Фортрайт был настроен чрезвычайно серьёзно, – ровно ответил Бадж. – У него было послание от профессора Эмерсона, который приглашал его присоединиться к экспедиции. Боже мой, миссис Эмерсон, вы выглядите, будто громом поражённая. Надеюсь, я не проявил нескромности?

Собравшись, я твёрдо заявила:

– Я просто удивляюсь глупости людей, изобретающих такие истории, и ещё большей глупости тех, кто им верит. Генерал, я исключительно довольна вашим гостеприимством. Не смею более отвлекать вас и ваших офицеров от предстоящих трудов.

Отвесив насмешливый поклон, Бадж важно удалился в сопровождении молодых офицеров, а я отправилась прочь.

Читатель может себе представить горечь, переполнявшую мою душу, когда я спешила на ту сторону сука, где мы с Эмерсоном договорились встретиться. Мой муж, моя половина, человек, который поклялся мне в вечной преданности, и которому я дала тот же обет – Эмерсон обманул меня! Если он действительно попросил молодого мистера Фортрайта присоединиться к нему, то, очевидно, планировал продолжить те самые поиски, которые высмеивал, как глупость. И раз он не посоветовался со мной, то собирался отправиться без меня. Это было предательством самого отвратительного и самого низкого пошиба; никогда бы я не поверила, что Эмерсон может быть способен на подобное.

Смесь самых разнообразных и зловонных ароматов атаковала мои ноздри, едва лишь я оказалась на рынке. Говорят, что обоняние приспосабливается легче всего; и я действительно обнаружила, что спустя день или около того после прибытия в Египет, я больше не замечала отличительные запахи страны, которые многие европейцы находят неприятным. Не смею утверждать, что вдыхала их с таким же удовольствием, с каким бы восприняла аромат розы или сирени, но они навевали восхитительные воспоминания и тем самым оказывались терпимыми. Сегодня, однако, зловоние заставило меня чувствовать себя совершенно больной, а запахи гниющих растений, сухого верблюжьего навоза и пота от немытых человеческих тел только усугубили это ощущение. Я пожалела, что так наелась.

Я пересекла сук от начала до конца, не заметив никаких признаков наличия мужа и сына. Считая шаги, я устроилась на скамейке перед одним из наиболее процветающих учреждений и приготовилась к церемонии покупки. Греческим торговцам не свойственны длиннейшие обмены любезностями, предшествующие любому приобретению на суках Каира, но поторговаться всё же пришлось. Рис, финики, консервированные овощи и кувшины с водой – грубые, пористые, что позволяет охлаждать воду с помощью испарения – уже были куплены, когда лавочник прервал спор и начал безудержно кланяться. Обернувшись, я увидела приближавшегося ко мне мужа.

Он шёл с непокрытой головой, как обычно, и его всклокоченные тёмные кудри отливали бронзой. Улыбающееся лицо, мощный загорелый кадык в открытом вороте рубашки, мускулистые руки, также обнажённые, как и всегда, смягчили моё сердце. Быть может, подумала я, он не обманывал меня? Я услышала эту новость из третьих рук, и сведения могли быть искажены, особенно Баджем, который всегда был готов думать об Эмерсоне наихудшим образом.

Рамзеса я не видела, но не сомневалась, что он был рядом. Ему легко было скрыться в толпе. А Эмерсон не выглядел бы таким весёлым, если бы потерял мальчика. Однако трудно было бы не заметить человека, следовавшего за моим мужем на почтительном расстоянии. Складки плаща скрывали его черты, но высота и гибкость движений не позволяли ошибиться в выводах о том, кто он такой.

– Моя дорогая Пибоди! – сказал Эмерсон.

– Добрый день, Эмерсон, – ответила я. – А где же… О, вот ты где, Рамзес. Не пытайся спрятаться за отца; ты ещё грязнее, чем я ожидала, но сейчас с этим ничего не поделаешь. Что это за коричневое пятно у тебя на манишке?

Рамзес предпочёл проигнорировать прямой вопрос в пользу обвинения.

– Я не прятался, мама. Я разговаривал с мистером Кемитом. Он научил меня нескольким полезным фразам своего языка, в том числе…

– Объяснишь попозже, Рамзес. – Коричневое пятно, очевидно, являлось остатком какого-то пищевого продукта или напитка, достаточно липким, судя по количеству мух, которое облепило его. Я перенесла своё внимание на наставника Рамзеса, который ответил на приветствие одним из своих странных жестов. – Так ваше имя Кемит, правильно?

– Он согласился работать на нас, – радостно сообщил Эмерсон. – И возьмёт ещё двоих из своего племени. Разве это не великолепно?

– Очень. А где живёт ваш народ, мистер… э-э… Кемит?

– Это трагическая история, – ответил Рамзес, усаживаясь на корточки с гибкостью и лёгкостью, которые не смог бы продемонстрировать ни один английский парень. – Его деревня была одной из тех многих, которые разрушили дервиши. Они вырубили финиковые пальмы, убили мужчин и мальчиков и обесчестили…

– Рамзес!

– Я вижу, что ты, как всегда, провела время с пользой, Пибоди, – быстро вставил Эмерсон. – Можем ли мы возвращаться в Нури?

– Нет. Я хочу купить несколько безделушек – бусы, зеркала и прочее – как подарки для мужчин, чтобы те взяли с собой жён. Ты ведь знаешь, что я всегда стараюсь подружиться с женщинами, надеясь разъяснить им права и привилегии, на которые их пол имеет моральное право.

– Да, Пибоди, знаю, – произнёс Эмерсон. – И до тех пор, пока я полностью уверен в справедливости этого дела, то действительно чувствую, – как я и раньше говорил тебе, моя дорогая – что твои шансы на осуществление любых устойчивых изменений… Это к слову. Мы закончили? Можем возвращаться?

Следуя за носильщиками, нагруженными товарами, мы двинулись к очередной лавке. Рамзес оказал мне честь, выбрав сопровождающей.

– Тебе понравится народ Кемита, мама, – заметил он. – Их женщины пользуются большим уважением – за исключением дервишей, которые, как я уже говорил, обесчестили…

– Пожалуйста, воздержись от бесед на эту тему, Рамзес. Ты сам не знаешь, о чём говоришь.

Хотя у меня осталось неприятное ощущение, что знает.

Как и все мужчины, Эмерсон терпеть не может то, что покупки необходимо обсуждать. Если предоставить ему свободу, он ткнёт пальцем в первый попавшийся ему на глаза предмет и закажет дюжину. Его ворчание и нервозность, однако, как рукой сняло, когда я с удовольствием известила, что капитан Гриффит одолжил нам пять больших верблюдов.

– Как, чёрт возьми, тебе это удалось? – спросил он с восхищением. – Эти проклятые военные…

– … являются британскими офицерами и джентльменами, мой милый. Я убедила их, что, поскольку животные ещё ​​не пригодны для трудных поездок, которые осуществляет Верблюжий Корпус, то они могут точно так же хорошо восстановить здоровье и в нашем лагере. Капитан Гриффит был достаточно любезен, чтобы выразить полную уверенность в моих ветеринарных навыках.

Эмерсон хмыкнул. Но очень мягко.

Мы забрали верблюдов и лекарства для них, и нагрузили нашими покупками, вес которых был незначителен по сравнению с тем, что верблюды привыкли носить на себе. Я тщательно проследила, чтобы погрузка производилась должным образом, помещая колодки так, чтобы не задеть язвы на спине и на боках, и с той же целью сдвигая сёдла. Я удивилась, увидев, как быстро Кемит понял причины этих манипуляций и как умело он их выполнял.

– Он, кажется, довольно умён, – сказала я Эмерсону, когда мы ехали бок о бок из деревни. – Может быть, удастся его обучить некоторым из способов раскопок, как ты это делал с жителями Азийеха[67]67
  Азийех – египетская деревня, где проживают люди, много раз помогавшие Эмерсону в раскопках. См. предыдущие романы, начиная с первого.


[Закрыть]. Как я скучаю по нашим друзьям, дорогому старому Абдулле и его сыну, внуках и племянниках!

– Да и я думал о том же, Пибоди. Кемит явно интеллектуально выше среднего уровня. Если и его соплеменники способны… Ха! Легки на помине!

Двое мужчин появились из-за пальм внезапно и бесшумно, будто бы материализовались из воздуха. Они были в таких же коротких штанах и длинных мантиях. Кемит направился к ним и после краткой беседы вернулся к Эмерсону.

– Они пойдут. Они не говорят по-английски. Но они будут работать. Они верны.

Мы рассадили друзей Кемита по верблюдам (надо сказать, что они при этом выказали проворство, свидетельствующее об их знакомстве с этим видом транспорта) и возобновили путешествие. Походка верблюда не способствует спокойному разговору. Я решила подождать до того момента, когда останусь с Эмерсоном наедине, прежде чем перейду к неприемлемому поведению мужа и Реджинальда Фортрайта.

Впрочем, когда наконец-то удалось достичь желаемой степени уединения, верх взяли другие соображения, а после того, как они были осуществлены (к удовлетворению обеих сторон), пришлось признать, что Реджинальд Фортрайт – последнее, что нас в тот миг могло бы интересовать.

* * *

Кемит со спутниками оказались способны на всё, что он утверждал, да и на многое другое. Они не только неустанно работали, тщательно и с абсолютной точностью выполняли любую стоявшую перед ними задачу, но и – особенно Кемит – исключительно быстро обучились методам раскопок, которые мы использовали. Естественно, мы отплатили им всё возрастающими доверием и уважением (хотя, я надеюсь, читателю не следует объяснять, что мы обращались с нашими работниками с той же учтивостью, как если бы на их месте были английские слуги). Они не пользовались любовью жителей, вследствие местной замкнутости считавших даже близлежащие племена чужаками, но беды из-за этого не случилось. Люди Кемита держались в стороне от других; они построили себе несколько тукхулов поодаль от мужского лагеря и удалялись туда немедленно по окончании рабочего дня.

Мы обычно начинали работу очень рано, после одной лишь чашки чая, а затем прерывались на завтрак в середине утра. И вот на следующий день после нашего возвращения из лагеря для завтрака мне представилась возможность поговорить о мистере Фортрайте, когда Эмерсон упомянул о мистере Бадже в своей характерной грубоватой манере:

– Я случайно краем глаза заметил очень знакомую напыщенную груду жира, которая вчера болталась вокруг лагеря в компании нескольких офицеров. Ты случайно не столкнулась с ним, Пибоди?

– Так и было, – ответила я. – Нам с ним оказали честь позавтракать с генералом Рандлом. Тебя тоже приглашали, Эмерсон.

– Они не могли пригласить меня, потому что не смогли найти, – самодовольно заявил Эмерсон. – Я предполагал нечто в этом роде и потому поспешил скрыться с глаз долой. Сама видишь, Пибоди, насколько удачной оказалась моя идея. Достаточно и того, что я – гражданское лицо среди военных болванов, а если к ним добавить Баджа – это уже явно чересчур. Как обычно, хвастался и пыжился?

– В какой-то степени. Но чашу твоего терпения переполнило бы не хвастовство.

– Что же тогда? – Лицо Эмерсона потемнело. – У него хватило наглости ухаживать за тобой, Пибоди? Богом клянусь, если он посмел тебя коснуться…

– Ох, Эмерсон, перестань. Тебе пора избавиться от убеждения (хотя и очень лестного), что каждый мужчина, которого мне случается встретить, безумно влюбляется в меня. Мистеру Баджу подобное и в голову ни разу не приходило.

– Ему явно не хватает вкуса, чтобы оценить тебя, – согласился Эмерсон. – Так что же он натворил, Пибоди?

– Он был достаточно любезен, чтобы сообщить мне и офицерам следующее: сюда направляется мистер Реджинальд Фортрайт, поскольку ты пригласил его присоединиться к участию в поисках затерянного оазиса…

К счастью, Эмерсон успел выпить чай. В противном случае он бы определённо задохнулся. Я избавлю читателя от описания тех отрывистых и бессвязных выкриков, что срывались с его губ. Со свойственной ему быстротой он мгновенно решил: цель подобного заявления Баджа – выставить его объектом насмешек, и это стало главной темой жалоб. Перемежаясь с проклятиями, которые принесли Эмерсону известность на всём протяжении Нила, комментарии приобрели такую силу, что явно стали слышны далеко вокруг. Мужчины, застыв в неподвижности, уставились на него, а Кемит, ожидавший распоряжений, широко раскрыл глаза – первая эмоция, которую мне привелось увидеть на доселе бесстрастном лице.

Я предложила Эмерсону умерить голос. Он замолчал, и я продолжила:

– Когда в последний раз слышали о мистере Фортрайте, он находился в Вади-Хальфе. Я не ожидала, что молодой человек зайдёт так далеко. Он, должно быть, твёрдо настроен продолжать путешествие, согласен?

– Я не намерен заниматься пустопорожними рассуждениями относительно мотивов лиц, с которыми я едва знаком, – отрезал Эмерсон.

– Значит, ты не приглашал…

– Дьявол тебя побери, Амелия… – Эмерсон вовремя остановился. (О руководителях экспедиции создаётся плохое впечатление, если они ссорятся на глазах у людей. То же самое относится к родителям такого чада, как Рамзес.) И продолжал, понизив голос: – Я отнюдь не уговаривал мистера Фортрайта ехать в Нубию. Напротив.

– Ах, так ты беседовал с ним до того, как мы уехали из Англии!

Щёки Эмерсона приобрели симпатичный оттенок красного дерева, а ямочка на подбородке зловеще задрожала.

– А ты, Пибоди – разве ты не отправила сочувственное письмо скорбящему старику-отцу?

Это был хитрый удар. Я думала, что моё лицо не изменилось, но Эмерсон знал меня слишком хорошо, чтобы обмануться. Его сжатые губы расслабились, а в яркой синеве глаз засияли весёлые искорки.

– Карты на стол, Пибоди. Если этот молодой идиот собирается навязаться нам, мы должны выработать абсолютно чёткую линию поведения. Я написал Фортрайту. Я заверил его, что мы будем наводить справки, и что, если – я подчеркнул это слово дважды, Пибоди – если мы не обнаружим ни единого факта, подтверждающего возможность того, что Форт остался в живых, мы тут же сообщим и ему, и его деду. Я не вижу здесь никакой ошибки, равно как и возможности истолковать эти слова как обещание или приглашение.

– Я по существу написала то же самое, – призналась я. – Лорду Блэктауэру.

Рамзес до этого момента сохранял непривычное молчание, его широко раскрытые тёмные глаза лишь следили за нашим разговором. Но тут он откашлялся:

– Может быть, мистер Фортрайт получил дополнительные сведения. Передать нам их обычными способами было бы крайне затруднительно; телеграф находится в исключительном пользовании военных, а наше местонахождение точно не известно.

Эмерсон задумчиво хмыкнул.

– Поживём – увидим, – резюмировала я. – От мистера Фортрайта нам не избавиться, так что лучше до его приезда работать так, чтобы успеть как можно больше.

Эмерсон хмуро посмотрел на меня.

– Его появление ничуть не повлияет на мою деятельность, Пибоди. Сколько раз я должен повторять, что не намерен гоняться за призраками?

– Но если это не погоня за призраками, папа? – спросил Рамзес. – Нельзя же бросить друга, если есть хоть какая-то надежда на спасение.

Эмерсон встал и, почёсывая расселину на подбородке, посмотрел на сына сверху вниз.

– Рад видеть, Рамзес, что твои принципы – те же, что и у этих английских… джентльменов. Я бы перевернул небо и землю, чтобы спасти Форта, или его жену, если бы действительно верил, что хоть кто-нибудь из них ещё жив. Но я не верю в это, и потребуются неопровержимые доказательства, чтобы убедить меня в обратном. И хватит об этом. Послушай, Кемит. Я хочу начать раскопки у второй пирамиды вот по этой линии. – Развернув свой ​​план, он указал на какое-то сооружение, рядом с которым стоял знак вопроса. – Лепсиус указывает, что на юго-восточной стороне находится часовня. Сейчас там и следов не найти, но чёртовы мусорщики не могли унести все проклятые камни до одного; что-нибудь да должно было остаться. Дьявол раздери, мы должны найти хоть какие-то надписи, чтобы узнать, кто создавал эти строения.

– Зачем ты читаешь бедняге лекцию, Эмерсон? – мягко спросила я. – Он не понимает ни одного твоего слова.

Губы Эмерсон изогнулись в загадочной улыбке.

– Вот как? Ты понял, Кемит?

– Вы хотите знать, кто построил каменные дома. Это были великие короли и королевы. Но они ушли. Они не здесь.

Скрестив руки на широкой груди, он изрекал слова, как жрец, произносящий заупокойную молитву.

– Куда они ушли, Кемит? – спросил Эмерсон.

– К богу. – Рука Кемита плавно и причудливо переместилась от указания на горизонт до свода неба, теперь бледного от жары.

– Я молюсь, чтобы это было так, – сказал Эмерсон вежливо. – Ну, мой друг, давай покончим с этим; наша работа воскресит их имена, а в этом, как ты знаешь, и была их надежда на бессмертие.

Они ушли, и я подумала, уже не в первый раз, о том, какую впечатляющую пару они представляют – и Эмерсон из них отнюдь не младший.

– Рамзес, – рассеянно промолвила я, ибо часть моего внимания была сосредоточена на изящных и атлетических движениях моего супруга, пребывавшего в отличной форме, – как только ты закончишь номер шесть, переходишь со всей командой к крупнейшей пирамиде и присоединяешься ко мне.

– Но папа сказал…

– Не важно, что сказал папа. Он поддался вожделе… он отложил геодезические работы с целью заняться раскопками и поэтому не может жаловаться, если я поступаю так же. Большая пирамида, конечно, принадлежала одному из великих фараонов: Пианхи, Тахарке[68]68
  Тахарка – фараон XXV династии Древнего Египта, правил приблизительно с 690 по 664/663 до н. э.


[Закрыть] или Шабаке[69]69
  Шабака – царь Кушитского царства и фараон Древнего Египта, правивший приблизительно в 716–701 годах до н. э. Сын кушитского царя Кашты.


[Закрыть]. Надстройка полностью рухнула, но внизу должна быть гробница.

Рамзес погладил подбородок, на мгновение сверхъестественным образом превратившись в отца, хотя сходство состояло в жесте и выражении лица, а не в физическом подобии.

– Да, мама.

За несколько дней мои люди перетаскали несколько тонн камня, не найдя никаких следов входа в гробницу, и Эмерсон отправил свою команду из пирамид юго-восточного ряда к небольшому полуразрушенному строению за ними. В среду вскоре после восхода солнца я вздрогнула от восторженного крика, отразившегося от гор песка. Я бросилась к месту происшествия и обнаружила Эмерсона по колени в выкопанной яме.

– Эврика! – крикнул он в знак приветствия. – Наконец-то! Я думаю, что мы нашли часовню, Пибоди!

– Поздравляю, милый, – ответила я.

– Гони сюда всех остальных, Пибоди. Я хочу углубить и расширить траншею.

– Но, Эмерсон, я ещё не…

Эмерсон вытер песок с потного лица рукавом и подарил мне дружескую усмешку.

– Моя дорогая, я знаю, как ты жаждешь найти почти полностью обрушенный туннель, по которому можно ползти, рискуя жизнью и здоровьем; но крайне важно, чтобы мы расчистили эту область как можно скорее. Как только до местных жителей дойдёт слух о нашем открытии, сплетни и преувеличения превратят находку в сокровищницу с золотом и драгоценными камнями, после чего каждый превратится в кладоискателя.