Текст книги "Встречи и разлуки"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Забавно, что Бесси была права, и, хотя она никогда и не следовала наставлениям, которые давала другим, в мужчинах она не ошибалась. Во всяком случае, что касается Питера.

Проснувшись утром после уик-энда, я лежала несколько минут, глядя на голубые стены моей квартирки (мне претит называть ее комнатой, это так вульгарно звучит!).

И вдруг я поняла, что меня разбудило: стук в дверь.

Я проворно вскочила и, накинув халат, открыла дверь. Там стоял посыльный с длинным плоским пакетом.

– Распишитесь, пожалуйста! – сказал он.

Когда я как следует посмотрела на открытую им передо мной книгу, я убедилась, что это был не обычный посыльный, а из магазина Картье.

Едва дождавшись, пока он вышел, я отдернула шторы, чтобы впустить солнечный свет.

Затем я вскрыла пакет. В нем оказался очаровательный бриллиантовый браслет. К браслету была приложена карточка Питера с надписью: «Пусть он вам напомнит когда-нибудь обо мне».

Я никогда еще не видела такого прелестного браслета! И самое удивительное было то, что он прислал мне его после такого уик-энда. А я-то думала, что он обидится и не захочет больше иметь со мной дела!

Мне придется отослать ему браслет, но я немного поношу его, пока одеваюсь.

Откровенно говоря, в субботу я ужасно нервничала, но нельзя отрицать, что Питер слишком умен, чтобы обнаруживать свои истинные чувства.

Если он и разозлился, что я заперла дверь, он ничем этого не показал и весь день оставался самым обворожительным и внимательным хозяином дома.

Мы плавали в бассейне. В Уайтфрайерсе великолепный бассейн, весь выложенный голубой плиткой, а вокруг удобные матрацы, на которых можно загорать.

Мы играли в теннис, и я была очень рада, что в свое время много упражнялась в монастыре, потому что, хотя Питер играет прекрасно, я сумела у него выиграть.

– Что вы за удивительное создание, Линда, – сказал он мне. – Судя по вашему виду, вас может унести легкое дыхание ветерка, а на самом деле, я думаю, вы посильнее многих из нас.

Пожалуй, так оно и есть, леди Клер со своей подругой и мексиканская кинозвезда к вечеру просто умирали от усталости.

Они полулежали в креслах, ожидая, пока им подадут бодрящий и оживляющий коктейль, а я чувствовала себя как нельзя лучше и попробовала поиграть в сквош с одним из офицеров.

У меня это плохо получалось, мяч постоянно рикошетом ударял по мне. Мы бросили играть, и мой партнер сказал: «Ну и неумеха же вы!» – и попытался поцеловать меня. Я ему не позволила.

– Питер не допускает браконьерства на своей территории?

Это меня рассердило.

– При чем тут Питер или кто-либо другой? Если хотите знать, я еще ни с кем не целовалась и не имею ни малейшего желания начинать с вами.

Он посмотрел на меня недоверчиво.

– Вот как! – сказал он. – Впрочем, я склонен вам поверить. Надо же – удивительное дело!

– А что тут удивительного? Если я манекенщица, это не значит, что всякий и каждый может позволять себе вольности.

Он взял меня под руку.

– Послушайте, Линда, – сказал он, – не сердитесь, извините меня. Просто я привык к другому обращению, я не ожидал, что вы такая… какая вы есть.

Мы вместе вернулись в дом, он был очень мил и пригласил меня поужинать с ним на этой неделе. Я согласилась, потому что он мне нравится.

Его зовут Хью Барлоу, и теперь, когда мы подружились, он оставил свою высокомерную манеру. Мы болтаем, и он старается, чтобы я была в курсе всего, о чем говорят остальные.

За ужином леди Клер с подругой придумали какую-то глупую шутку, над которой они все время хихикали, как, бывало, девчонки в монастыре, когда речь заходила на какую-нибудь «запретную тему».

Они пытались втянуть в разговор и меня, но я не поддалась, потому что знала, что только попала бы в неловкое положение.

– Прекратите, Клер, – сказал ей Хью, – приберегите вашу шутку для конюхов, им она больше придется по вкусу.

– Вот поэтому мы и думали, что мисс Снелл она понравится, – отвечала леди Клер и, повернувшись ко мне, добавила: – Правда, что ваш отец был грумом?

Я поняла, что она меня терпеть не может, как и ее подруга, которая пыталась изловить Питера и час от часу все больше свирепела, так как он не обращал на нее внимания.

Все за столом ожидали моего ответа, и, надо сказать, я тут же нашлась.

Почему я должна стесняться всех этих людей, сказала я себе и ответила отчетливо и с вызовом в голосе:

– Может быть, и был, по правде говоря, моя мать не слишком уверена. Но раз вас интересуют такие подробности, могу вам еще сообщить, что мой отчим держит паб и очень недурной.

Все они как будто затихли на мгновение, а потом сразу заговорили, видимо, чтобы сгладить неловкость. Сидевший слева от меня Хью сжал мне под столом руку.

– Молодец, Линда, – прошептал он, – так ей и надо, сучке.

Мне было приятно, что он меня поддержал, но нам не удалось с ним поговорить, потому что Питер увел меня посмотреть какие-то китайские вышивки, которые его дедушка привез из Пекина, где он был послом.

Когда мы их рассматривали, он сказал:

– Вы жестоки ко мне, Линда.

Я прекрасно знала, о чем сейчас пойдет разговор, но прикинулась удивленной.

– Что за ужасные вещи вы говорите! А я-то надеялась, что так хорошо вела себя в свой первый уик-энд в загородном доме.

– Вы же знаете, что я не об этом, – возразил он.

Я отрицательно покачала головой и широко раскрыла глаза, всем своим видом показывая, что ничего не понимаю.

Вдруг он отбросил вышивки и схватил меня за руки. Он заговорил порывисто, пылко, совсем непохоже на его обычный спокойный и сдержанный тон.

– Ведь вы пожалеете меня, правда, Линда? Вы будете добры ко мне? Прошу вас, дорогая, я от вас без ума, просто без ума!

– Но я вас так мало знаю, – сказала я мягким, слегка неуверенным тоном. – Все это так неожиданно и даже немножко страшно. Я не хочу, чтобы меня торопили.

– Я не стану вас торопить, обещаю вам. Но, Линда, позвольте мне прийти поговорить с вами вечером, когда все разойдутся. Нам никак не удается остаться наедине среди этой дурацкой толпы.

Я отняла у него руку.

– О Питер… – сказала я укоризненно.

– Я ничего себе не позволю, я буду хорошо себя вести, обещаю вам, но только позвольте мне поговорить с вами вечером наедине.

– Вы меня просто терроризируете, Питер, – ответила я. – Вы меня преследуете, и это ужасно с вашей стороны.

Он сразу же сменил тон на самый смиренный и униженный и только повторял:

– Я сделаю все для вас, Линда, абсолютно все, я на все пойду. Позвольте мне только сделать вас счастливой.

– Если вы будете меня так загонять, – сказала я твердо, – это не принесет мне счастья. В конце концов, я только неделю с вами знакома.

После этого я, конечно, настояла на своем, но все же из предосторожности заперла свою дверь…

Мне смешно, когда я вспоминаю, что я ему говорила… В каком-то смысле это была правда, я его не обманывала. Я действительно не хочу ни в чем спешить.

Я думаю, что, как истинная дочь своей матери, я должна была бы не упускать шанс сойтись с Питером, ухватиться за него обеими руками, но где-то в глубине души я чувствую, что когда-нибудь полюблю по-настоящему – не задумываясь о том, что я от этого буду иметь.

Деньги, бриллиантовые браслеты, даже ужины и приемы в загородных усадьбах – все это, в сущности, плата за любовь. А я бы хотела любить человека ради него самого, а не потому, что он граф или очень богат…

Все эти мысли приходят мне, когда я сижу в постели с подарком Питера на руке! Браслет чудесно выглядит и сверкает на солнце, переливаясь гранями, когда я поворачиваю руку…

У меня такое впечатление, что Питер постоянно ведет какую-то игру. Я чувствую себя пешкой в этой игре и так и представляю себе, как он рассуждает: «Куплю-ка я Линде браслет. Это должно поразить падчерицу какого-то трактирщика».

Я не жалею, что сказала леди Клер правду о своем происхождении. Но мне и в самом деле хотелось бы знать, кто был мой отец. Быть может, он имел такой же дом, как Уайтфрайерс, может, он тоже бывал здесь.

Интересно, поведи себя мама умнее, женился бы он на ней?

Однажды она мне сказала, что очень любила его. Вероятно, как Клеона, она не могла ему ни в чем отказать.

В любом случае я должна отослать браслет Питеру.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

О, Боже мой, положение все больше осложняется!

Питер в бешенстве. Пупсик изводит меня постоянными телефонными звонками, и надо же, чтобы Хью, самый симпатичный из них, как раз сейчас отправился на какие-то маневры или по каким-то служебным делам.

С Пупсиком я могу справиться, хотя просто не понимаю, почему он терпит все мои грубости; он имеет довольно жалкий вид и часами просиживает в клубе в надежде, что я его позову.

А вот с Питером хуже. Он с каждым днем становится все более сердитым и раздражительным. Сначала пытался умолять, соблазнять, запугивать меня, теперь только злится.

Все дело в том, что он боится, как бы его друзья по клубу не узнали, что я с ним не живу!

Последнее время, насколько я поняла из разговоров Клеоны и других девушек, кто-то распускает слух, что Питер не настолько преуспел, как старается показать, и его начинают поддразнивать.

До отъезда Хью мы с ним ходили на прием в посольство.

Питер появился с Верой, у которой был вид как у кошки, налакавшейся сливок. Я сразу же поняла, что у него на уме.

Вера сияла улыбками и ужасно носилась с Питером, а он все время оглядывался, пока не увидел меня, но притворился, что не замечает, и принялся вовсю ухаживать за Верой, явно чтобы произвести на меня впечатление.

Вся его хитрость была слишком прозрачна, а Вера вела себя очень глупо, томно заглядывая ему в глаза и опуская голову ему на плечо во время танцев.

Мужчины – скверные актеры. Полчаса спустя эта затея Питеру наскучила, и он бросил свою игру.

Хью и я решили потанцевать, и, когда мы проходили мимо их столика, я не могла отказать себе в удовольствии и помахала рукой:

– Привет, Питер, как мило, что вы здесь!

Он вскочил и представил меня Вере.

Она поздоровалась ледяным тоном, окинула меня презрительным взглядом и принялась обхаживать Хью. Все это было так грубо, что я решила проучить ее.

– Вы не хотите потанцевать со мной, Питер? – спросила я с улыбкой.

Будь он умнее, он бы отказался и тем самым отплатил бы мне за мое поведение, но он тут же пригласил меня.

Мы оставили Хью с Верой, которая так взбеленилась, как он мне потом рассказывал, что чуть не шипела от злости.

Питер обнял меня очень крепко.

– Это не может продолжаться, Линда, – сказал он.

– Совершенно согласна, – ответила я. – Здесь слишком тесно.

Он слегка встряхнул меня.

– Хватит дурачиться. Вы же знаете, что я имею в виду, вы не можете так со мной обращаться.

– Почему? – спросила я, помахав какому-то знакомому через его плечо.

– Потому что я этого не потерплю, – прорычал он.

Я пожала плечами.

– Ну что же, дорогой, это ваше дело.

Я старалась болтать о разных разностях. Питер хмуро молчал. Мы подошли к столу, где сидела Вера.

– Простите меня, – сказала я ей, – что я увела от вас Питера, но мы с ним старые друзья, и нам есть о чем поговорить!

Прежде чем она успела придумать что-нибудь достойное в ответ, Хью вскочил и утащил меня в круг танцующих.

Мы с ним посмеялись над всей этой историей, но, вернувшись домой, я устыдилась своего поведения. Мне стало настолько не по себе, что я села и написала Питеру записку. Это была, конечно, слабость с моей стороны, но я не могу обижать людей, в особенности когда они была добры ко мне.

«Извините, Питер, – написала я, – я просто свинья. Линда». И отправила записку ему домой с посыльным.

На следующее утро мне доставили корзину роз с приглашением на завтрак. Когда я приехала в «Ритц», Питер уже ждал меня, и я сразу же увидела, что он в хорошем настроении.

Сделав заказ, Питер сказал:

– Мне надо вас кое о чем спросить, Линда.

– О чем?

– Почему бы вам не уехать со мной навсегда? – сказал он очень серьезно. – Я заставлю жену развестись со мной, и мы поженимся.

На какое-то мгновение я не поверила своим ушам, но потом вспомнила, что ему неизвестно о том, что Клеона рассказала мне о своем романе с ним.

Он, наверно, видел ее, когда заезжал за мной к Канталупу, и знал, что она там работает, но не догадывался, насколько мы с ней близки, потому что я никогда не упоминала о ней при нем.

Я не сразу поняла, о чем он говорит, но потом во мне поднялась такая злость к нему за его попытку провести меня так же, как он сделал это десять лет назад с Клеоной, что вместо того, чтобы дать какой-то осторожный уклончивый ответ, я выпалила первое, что пришло мне в голову.

– Господи, Питер, – сказала я, – подумать только, что вы пытаетесь разыграть со мной этот старый трюк!

– Какой старый трюк? – резко спросил он.

Впервые со дня нашего знакомства я увидела, как он покраснел.

И тут я сообразила, что не должна выдавать Клеону. Питер богатый и влиятельный человек и имеет возможность навредить ей. Если один мужчина может достать тебе работу, другой так же легко может лишить тебя ее. Я быстро изменила тон.

– Вы никогда не упоминали при мне о вашей жене.

– Я не могу говорить о ней. У нас плохие отношения, и уже много лет.

– Может быть, она вас не понимает, – сказала я.

Он быстро взглянул на меня, чтобы убедиться, не смеюсь ли я над ним, но я сохраняла серьезный вид.

– Пусть это прозвучит банально, – сказал он, – но дело именно так и обстоит, она не любит меня, и я не люблю ее. – И совсем другим тоном, пылко воскликнул: – Как было бы чудесно, если бы мы всегда были вместе, дорогая!

– Вы уверены, что ваша жена захочет развода?

– Уверен, если я дам ей для этого основания. Мы уедем на Таити или еще в какие-нибудь волшебные края, пока не прекратятся все эти скандалы и сплетни. Ну скажите же, что вы согласны! Прошу вас, Линда!

Я опустила глаза, как будто напряженно думая, а потом спросила:

– А почему ваша жена не развелась с вами раньше, раз вы с ней давно не живете?

Он начал мямлить, запинаться и невнятно бормотать что-то о скандалах и перемывании на людях грязного белья и всякую прочую избитую ерунду.

– Я подумаю о вашем предложении, – сказала я спокойно. – Но лучше было бы, если бы ваша жена дала вам письменное обещание развестись с вами, если вы дадите ей основания.

После этого атмосфера за завтраком была, конечно, не очень жизнерадостной. А потом мы поехали к нему послушать новые пластинки, полученные им из Америки.

Я бросила жакет и шляпу на кресло и только собралась поставить пластинку, как Питер схватил меня за плечи и повернул лицом к себе.

– Вы играете со мной, Линда, – сказал он. – Ведь так?

– Мне больно, Питер, – воскликнула я, пытаясь высвободиться, но у него были такие сильные пальцы, что мне это не удалось.

– Вам на меня наплевать, вы хотите только мучить меня, вы меня с ума сводите! Я не потерплю этой пытки!

Он обнял меня и поцеловал, и целовал снова и снова, так что у меня заболели губы. Как я ни старалась, бороться с ним было невозможно.

Внезапно он отпустил меня и оттолкнул, так что я налетела на софу и должна была ухватиться за нее, чтобы не упасть.

Питер тяжело дышал, глаза у него потемнели.

– Вот! – сказал он с торжеством. – Мне давно следовало так поступить. Я дошел до предела, мое терпение истощилось. Или вы уедете со мной, или убирайтесь к черту!

Я была настолько поражена, что только молча смотрела на него во все глаза. Потом я поднесла руку ко рту. На пальцах у меня остались следы крови.

Слезы выступили у меня на глазах, не столько от боли, сколько от шока. Питер заметил это.

– О черт! – сказал он. – Уходите лучше, пока я еще владею собой.

С этими словами он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Постояв минуту, я надела жакет и шляпу и вышла на улицу.

Поцелуи разочаровали меня. Я ожидала совсем другого!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

О, я отдала бы все на свете, чтобы иметь возможность позвонить маме и рассказать ей о том, что произошло!

Но сейчас, ночью, это было бы неразумно: во-первых, телефон в баре, а он закрыт, а во-вторых, мама стала бы пытаться убедить меня согласиться.

Только подумать, что я, Линда Снелл, отказалась выйти замуж за лорда! Это просто, как сказала бы Бесси, «умора».

Правда, лорд всего лишь Пупсик, и я слишком хорошо знаю, чего он стоит, но, с другой стороны, лорд – это все-таки лорд, и что там ни говори, а я бы стала называться «миледи»…

Как только мы сели в его машину, Пупсик достал из кармана маленькую коробочку. Внутри оказалось очаровательное кольцо с крупным сапфиром.

– О Пупсик, какая прелесть! – воскликнула я.

Пупсик остановил машину и сказал, слегка задыхаясь от волнения:

– Линда, будьте моей женой!

Я так удивилась, что не знала, что сказать, и просто сидела, держа в руках коробочку с кольцом. Я смотрела сквозь переднее стекло, стараясь понять, что со мной происходит.

Странно, но в этот момент я думала только о потоке машин, двигавшихся нам навстречу, о мелькающих огнях, о шуршании колес.

Я просто не могла вообразить Пупсика своим мужем. Замужество с ним не укладывалось у меня в голове. Это настолько неестественно, что, казалось, не имело ко мне отношения. Его предложение было нереальным, нелепым, чем-то вроде игры, например, «что бы вы сделали, если бы стали миллионером?».

Поскольку я молчала, Пупсик взял мою руку и принялся целовать ее, повторяя:

– Прошу вас, будьте моей женой, Линда! Я так люблю вас! Пожалуйста, выходите за меня замуж!

Ужасно то, что он казался мне при этом смешным и нелепым. Я почувствовала, что будь он хоть тысячу раз лорд, я не могу выйти за смешного человека.

– Не знаю, Пупсик, – сказала я. – Вы застали меня врасплох!

Сказала и сразу же засмеялась. Я походила на какую-нибудь викторианскую девицу, лепетавшую: «Ах, как это внезапно, мистер Арчибальд!»

Но Пупсику вовсе не было смешно. Он начал умолять меня. Теперь он выглядел не только смехотворным, но жалким, и все это становилось мне противно. И зачем он пристает ко мне с такими просьбами?

По-моему, мы просидели в машине несколько часов. Пупсик все время говорил, не умолкая, а я сжимала в руке кольцо.

В конце концов я сжалилась над ним и сказала, что поношу кольцо, на правой руке, разумеется, не как обручальное, и что я подумаю.

Пупсик так униженно благодарил меня, что мне захотелось встряхнуть его как следует и сказать: «Да не раболепствуйте вы так! Разве вы не понимаете, что это мне следовало бы благодарить вас за предложение жениться неизвестно на ком?»

Но я, разумеется, этого не сказала, и, когда я поднялась к себе, он, наверно, еще долго просидел, думая обо мне, потому что, выглянув из окна через какое-то время, я увидела, что он только что собрался отъезжать.

Я сижу одна и не знаю, что и думать. В душе у меня полное смятение. Мне кажется, слышу мамин голос:

«Линда! Какая удача! Ты с ума сошла, если не хочешь за него выходить! Кого ты, интересно, дожидаешься? Принца Уэльского?»

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

С Питером наконец покончено. У нас была ужасная ссора!

Правда, к этому уже шло, но мне жаль, что все так получилось, потому что я не люблю скандалов.

Вообще-то говоря, я не так дорого ему обошлась – туалеты для уик-энда, цветы, завтраки и ужины, и несколько флаконов духов.

Отчасти всему виной Клеона, потому что она опоздала на час и выбила всех из колеи. А у нас было очень много дела, так как поступило два заказа на приданое.

Помимо всего мадам Жан получила какие-то дурные известия и пребывала в жутком настроении. И к тому же еще у одной из девушек вышла неприятность. Она взяла без спросу жакет из демонстрационных моделей, и Канталуп задал ей жару. Поэтому она тоже была в паршивом настроении. Одним словом, обстановочка еще та.

Во всяком случае, к завтраку я уже чувствовала себя без сил, лицо все в пятнах, волосы в беспорядке, и тут мне сообщили, что меня ожидает какой-то джентльмен.

Выглянув из окна, я увидела «Роллс-Ройс» Питера.

Первое мое побуждение – сказать, что я не могу с ним увидеться. Так оно было бы лучше, но я подумала, что хороший завтрак пойдет мне на пользу. Я оделась, напудрилась и уже хотела уходить, когда Клеона заметила:

– У тебя на чулке дырка.

И правда, на самом видном месте поехала стрелка, а это была новая и лучшая пара, большей неприятности для женщины не придумаешь.

– Я не могу сейчас переодеваться, – подумала я вслух. – Придется Питеру повезти меня в какое-нибудь укромное место. В «Ритц» в таком виде не войдешь. Я так ему и сказала.

– Ладно, – пожал он плечами. – Поедем в «Maison Basque», хотя я уже заказал в «Ритце» ваш любимый столик у окна.

Это меня еще больше рассердило. До чего же противно, когда какой-нибудь пустяк, вроде дырки на чулке, мешает тебе сделать то, что ты хочешь.

Когда мы приехали в ресторан, нельзя сказать, чтобы я была сама любезность.

Питер мог бы сообразить, что момент для объяснения не самый подходящий, но где уж мужчине до этого додуматься.

Это была наша первая встреча после эпизода с поцелуями. Я полагаю, ему хотелось, что называется, облегчить душу, во всяком случае, он приступил сразу же, как сделал заказ.

– Так не может продолжаться, – начал он и повторил все то, что твердил неделями.

– Питер, – поморщилась я, – опять то же самое? Вы же знаете, мне это надоело.

– Вот как? – сказал он очень неприятным тоном. – Насколько мне известно, есть только одно, что вам не надоедает теперь!

– И что же это? – спросила я с любопытством.

Он пожал плечами.

– Глупо было надеяться, что вы не похожи на других женщин.

– А я не знала, что у вас были такие надежды, – удивилась я. – Что вообще вы хотите сказать?

Он сердито ударил по столу кулаком.

– Я хочу сказать, что это безответное чувство не может длиться бесконечно. Я сделал для вас все, что мог, все, что вы мне позволили.

Тут я действительно разъярилась.

– Если вы думаете, что можете купить меня, вы очень ошибаетесь. – Я сердилась, с каждой минутой все больше выходя из себя.

– Вы очень неблагодарны, – медленно произнес Питер.

Это привело меня в еще большее раздражение. Главным образом потому, что в глубине души я сознавала, что он прав.

– Вам лучше держаться людей своего возраста и своего положения, – сказала я. – Я уверена, что ваши приемы им лучше знакомы, чем мне, и если вы воображаете, что можете купить меня за несколько бриллиантовых безделушек, повторяю, вы очень ошибаетесь. А что касается ваших разговоров о разводе, я в этом не нуждаюсь. Уж лучше выйти за Пупсика, чем иметь дело с вами!

Я взяла свою сумочку и вышла, оставив завтрак нетронутым.

Я была в таком бешенстве, что прошла по Бакли-сквер до самого парка, и наплевать, что скажут в ателье. Пусть хоть лопнут с досады, дожидаясь меня.

Мне нужно поостыть, прежде чем возвращаться. Возможно, я повела себя глупо с Питером, но иногда необходимо оставаться самой собой. Нельзя же постоянно разыгрывать роль.

Я сознаю, что сержусь в основном из-за того, что не права, хотя я вовсе не такая неблагодарная, как думает Питер.