Текст книги "Поверженные барьеры"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)
Глава восемнадцатая
Солнечные лучи отражались в голубых водах Средиземного моря. Там, где море сливалось с небом, горизонт был окутан легкой сверкающей дымкой. На холмах за Каннами зеленели деревья, а в садах пылали летние цветы.
Карлотта лежала на балконе одна. Большой зеленый с белым зонтик защищал ее голову от солнца, но шея и руки были обнажены, а платье спущено со спины. За последние несколько дней она немного загорела; ее кожа стала золотистой, как если бы вобрала в себя сияние южных солнечных лучей.
Карлотта не выглядела счастливой. Усталые глаза были обведены темными кругами, уголки рта опущены вниз. Это Норман решил, что она должна каждый вечер отдыхать после ланча, и она согласилась.
Она научилась соглашаться со всем, что он хотел, хотя она ненавидела эти два долгих часа, которые должна была провести одна в своей спальне или на балконе.
Карлотта была замужем только неделю, но она уже поняла, что человек, который стал ее мужем, абсолютно не тот, каким она его представляла. С их первой ночи в Париже он оставался для нее совершенно чужим. Три дня и три ночи, что они провели там, казались Карлотте кошмаром.
Норман окружал себя друзьями, и она не могла приблизиться к нему, не могла поговорить с ним наедине. Он устраивал приемы, и она должна была играть роль хозяйки. Они бывали на скачках, посещали театры и самые модные рестораны, они даже осматривали достопримечательности, но их всегда сопровождала толпа смеющихся, болтающих людей. Карлотта не представляла себе, откуда они все приходили или как их собирали. Единственное, что объединяло этих людей, – это желание и готовность тратить деньги Нормана.
Карлотта чувствовала себя усталой духовно и физически, когда она вышла из голубого поезда, привезшего их в Канны. Ей показалось, что сияющее солнце и окружающая их красота являются в какой-то мере залогом ее будущего счастья.
«Я не могу больше так жить, – говорила она себе, – не могу, не могу».
Наконец, у нее появилась возможность поговорить в Норманом. После обеда они поднялись в свои апартаменты, там не было слуг. Впервые за несколько дней они остались одни.
– Думаю, ты не прочь отдохнуть, – вежливо сказал Норман.
Он был неизменно любезен с Карлоттой, оказывая ей внимание, от которого она впадала в отчаяние, чувствуя в нем фальшь и неискренность.
– Норман, – сказала она, – я хочу поговорить с тобой. Пожалуйста, послушай меня.
– Ну конечно, – ответил он, – что же ты хочешь сказать?
– Я пыталась поговорить с тобой в течение нескольких дней, – нервно сказала она, – но у меня не было возможности, потому что мы были постоянно окружены друзьями, во всяком случае, ты.
– Прошу прощения, но я думал, что тебе доставляют удовольствие те развлечения, что я устраивал для тебя. Они стоят кучу денег.
Карлотта вспыхнула.
– Норман, – сказала она. – Ты ужасно обращаешься со мной.
– Ужасно? – воскликнул он. – Боюсь, что я не понимаю тебя. Я делал все, что в моих силах, чтобы наш медовый месяц прошел великолепно.
– О, будь честным, – нетерпеливо сказала Карлотта. – Ты ничего подобного не делаешь. Ты окружаешь себя смешными, глупыми людьми, которые ни тебе, ни мне не нужны.
– В таком случае, извини. Я думал, что Дрейсоны твои друзья и тебе они нравятся.
– Нет, не нравятся, – устало ответила Карлотта. – Я говорю о нас, Норман. Я сожалею о той ночи… И ужасно огорчена.
– Мое милое дитя, – ответил Норман. – Прошу тебя, не расстраивайся из-за такого пустяка.
– Норман, ты не откровенен и не искренен со мной, – в отчаянии сказала Карлотта. – Неужели ты не понимаешь? Я была сумасшедшей, усталой, истеричной и наговорила тебе много такого, о чем и не думала. Перестань наказывать меня.
Норман посмотрел на нее. Ей казалось, что его глаза сделаны из стали.
– Нечего извиняться, – сказал он, – уверяю тебя. Я люблю правду. И всегда любил.
– Но это не было правдой, – ответила Карлотта. – Клянусь тебе, то, что я сказала, – неправда.
Норман подошел к ней. Он не дотронулся до нее, но стоял очень близко и смотрел на нее.
– Посмотри на меня! – приказал он.
Она задрожала, но заставила себя поднять голову и посмотреть ему в глаза, хотя губы у нее тряслись, а руки конвульсивно сжались.
– Поклянешься ли ты на Библии всем тем, что священно для тебя, что ты любишь меня только ради меня?
Карлотта была парализована, она не могла говорить, казалось, что ее язык прилип к гортани, губы пересохли. Она могла только смотреть на него, а потом под его взглядом опустила глаза.
Он засмеялся, но в смехе не было веселья, а была только горечь, которую не высказать словами. И оставил ее одну.
Несколько минут она стояла неподвижно, затем упала на диван, зарыдав так, как будто сердце у нее разрывается.
Когда они встретились, Норман разговаривал с ней, но только так, как он разговаривал бы со случайной знакомой, с которой он был чрезвычайно вежлив. Они все время были вместе, но Карлотта чувствовала, что она ест, гуляет и танцует, как автомат. Перед ней была пропасть, через которую она не могла перекинуть мост. За всю свою жизнь она никогда не сталкивалась с чем-то таким тягостным и непостижимым, как отчужденность между нею и Норманом. Она не знала, что делать. Она потерялась – дитя в лесу страхов и ужасов, которые становились все сильнее, оттого что скрывались за притворной вежливостью.
«Я этого не вынесу… Я не могу», – твердила она себе в тысячный раз.
Она пыталась флиртовать с Норманом, она пыталась вывести его из себя; она бывала вызывающей, отчужденной, раздраженной. Он не менялся – человек из камня.
На второй день после их приезда в Канны он вошел перед обедом к ней в комнату с розоватой кожаной коробочкой в руке. Элси одевала ее, и обе они – и Элси, и Карлотта – с удивлением посмотрели на вошедшего Нормана. Впервые он вошел в ее спальню, и сердце Карлотты дрогнуло от волнения. Неужели это означало начало новой эры? Она хотела отослать Элси, но Норман не позволил.
– Не уходи, Элси, – добродушно сказал он. – Я принес подарок для леди и, я думаю, что тебе тоже захочется взглянуть на него.
– Подарок! – с удивлением сказала Карлотта.
– Новобрачным положено получать подарки во время медового месяца, – сказал Норман. – Разве ты не знала?
– Нет, я не знала, – слабым голосом ответила она.
– Открой и посмотри, понравится ли тебе, – предложил он и протянул ей розовую коробочку. Она взяла.
В коробочке лежала огромная брошь из изумрудов и бриллиантов. Это была великолепная, яркая драгоценность, которую можно было носить с одним или с двумя зажимами. В другое время, получив такой подарок, Карлотта пришла бы в экстаз. Теперь же по какой-то непонятной причине ей захотелось плакать.
– Миледи, как великолепно! – воскликнула Элси за ее спиной.
– Тебе нравится, Карлотта? – спросил Норман.
– Очень красиво, – ответила она, но в голосе ее слышалось рыдание.
– Надень ее сегодня, – сказал он. – Думаю, у тебя есть платье, к которому эта брошь подойдет. Если нет, то можно что-то купить.
Он вышел из комнаты. Карлотта смотрела на сверкающую драгоценность.
– Сэр Норман такой добрый, – сказала Элси. – Это очень красивый подарок, миледи. Брошь будет выглядеть замечательно на вашем белом платье.
Карлотта быстро встала.
– Да, принеси мне белое платье, – сказала она. – У меня есть идея.
– Идея? – спросила Элси.
– Я это произнесла? – спросила Карлотта. – Я думала вслух.
Элси принесла белое платье. Карлотта долго одевалась, зная, что Норман будет ждать ее в гостиной. Она застегнула браслет с изумрудами на запястье, надела на палец обручальное кольцо и, взяв в руку новую брошь, пошла в гостиную. Норман, как она и ожидала, был уже готов. Он стоял, глядя в окно. Ночь наступила быстро. Неспокойное море было такого же темно-пурпурного цвета, как и небо над ним. Звезды плыли, как сверкающие драгоценности. Все затихло, и сладкий аромат ночи вливался с открытое окно.
Карлотта стояла в гостиной, глядя на широкие плечи Нормана. Она думала, как он хорош в смокинге, и впервые ей пришла в голову мысль, что ей хотелось бы его любви. Так она думала только о Гекторе, но никогда не представляла на его месте другого мужчину.
Теперь, говорила она себе, когда многие женщины желали бы, чтобы Норман любил их, даже она, которой нравился другой, чувствовала, что он очень привлекает ее. «Я заставлю его снова полюбить меня, – думала она, – я заставлю его в этом признаться. И верю, что он любит меня. Он только скрывает свою любовь, только старается наказать меня, потому что то, что я сказала, причинило ему боль».
Решительно прошла она в комнату.
– Норман, – очень нежно позвала она.
Он резко обернулся, и она поняла, что мысли его далеко. «Думает о своем бизнесе», – ревниво подумала она.
– Ты готова? – спросил он.
– Готова, – ответила она, – вот только моя брошь… – Она протянула брошь ему.
– Что случилось?
– Ничего особенного, – сказала Карлотта с улыбкой, – но обычно в таких случаях пристегивают подарок новобрачной.
Она смотрела на него, надеясь, что выражение вежливой суровости исчезнет и лицо его станет таким, к какому она привыкла.
– Разве есть такой обычай? – сказал он. – Я и не знал. Какое упущение с моей стороны!
Он подошел к ней, расстегивая застежку на броши.
– Где ты хочешь носить ее? – спросил он. Она показала на вырез на своем платье, открывавшем грудь.
«Может быть, это взволнует его», – говорила она себе, но его рука не дрожала, и внешне он оставался безразличным. Это Карлотта дрожала, когда почувствовала его пальцы, державшие брошь и с трудом застегивавшие ее на тонком шелке ее платья.
Его склонившаяся голова была в нескольких дюймах от нее; она знала, что он вдыхает соблазнительный запах ее духов. Он должен почувствовать ее близость и учащенное биение сердца.
– Так хорошо? – спросил он и отошел в сторону, чтобы посмотреть на свою работу с видом человека, завершившего тяжелый труд.
– Ты приколол ее ровно? – спросила Карлотта, глядя на него.
Она знала, что желанна, что ее робкое внимание поставило бы любого другого человека на колени, взволновало бы его, если бы он не был сделан из железа.
– Очень ровно, – ответил Норман. – Я вижу, что брошь действительно красива. И стоит очень дорого.
Карлотта возмутилась.
– Разве всегда нужно напоминать о цене? – спросила она.
– Но, по-видимому, только это и интересует тебя. Ты хотела получить богатство, моя дорогая Карлотта, ты сама мне сказала об этом, и я пообещал себе, что ты получишь его. Кстати, – добавил он, – мы возвращаемся в Лондон через два дня. Меня ждет работа. Я дал распоряжение банку выплачивать тебе карманные деньги, и счет на твое имя открыт. Твоя чековая книжка на Белгрейв Сквер. Однако, если тебе потребуются деньги сверх этих, скажи мне.
– Мне не нужны деньги, – сердито сказала Карлотта.
– Очень мило, что ты так говоришь, – ответил Норман, – но я полагаю, они тебе пригодятся. Ведь у тебя как у моей жены будет много таких расходов, каких раньше не было.
– Разве я твоя жена? – с горечью спросила Карлотта. – У нас странный медовый месяц, ты не находишь?
– Дорогая леди Мелтон, – сказал Норман с низким поклоном, – вы, должно быть, очень устали. Позвольте пригласить вас к обеду. Вы почувствуете себя лучше после еды и бутылки шампанского, которое я уже приказал поставить на лед.
– Ты не можешь хоть минуту быть человечнее? – спросила Карлотта.
– Пора обедать, – ответил он.
Она хотела закричать, швырнуть подарки ему в лицо, запереться в своей комнате и не выходить, но она знала, что это ничего не даст. Завтра будет то же самое, что и раньше.
Пока она колебалась, Норман вошел в ее спальню и обратился к Элси:
– Накидку для леди, – приказал он, – после обеда мы поедем в казино.
Элси принесла палантин из песцов.
– Вы желаете эту накидку, миледи, – спросила она, – или другую, из зеленого бархата?
– Эту, – ответил за нее Норман. – Изумруды на белом очень красивы. Вижу, что следующим подарком тебе, Карлотта, должны быть серьги; пожалуй, я подарю в годовщину нашей свадьбы, это будет превосходный способ отметить год счастья.
Карлотта накинула на плечи песцовый палантин усталым жестом.
– Я не могу так далеко заглядывать вперед, – сказала она. – Год – это долгий срок.
– Он пролетит очень быстро, – пообещал Норман и открыл дверь. – Доброй ночи, Элси, – сказал он.
– Доброй ночи, сэр Норман, доброй ночи, миледи, – ответила Элси, – надеюсь, у вас будет счастливый вечер.
– Надеюсь, – сказала Карлотта, глядя на Нормана.
– Без сомнения, – подтвердил он.
Но сказал он это тоном, который она ненавидела, которого она уже боялась больше, чем чего-либо в жизни.
Глава девятнадцатая
Алиса суетливо ходила в Пэддоксе из комнаты в комнату, переставляя цветы, которые она расставила рано утром, сдувая воображаемые пылинки со столов, поправляя портьеры, чтобы они падали более аккуратными и величественными складками. Она хотела, чтобы все приняло идеальный вид к приезду Нормана с женой.
Карлотта вышла из машины, одетая в бледно-зеленый костюм, отделанный мехом, с алыми гвоздиками, приколотыми к отвороту. Одного взгляда на брата было достаточно, чтобы Алиса поняла, что Норман изменился, выражение счастья, которое перед свадьбой часто освещало его лицо, исчезло из его глаз.
«В чем же дело?» – думала она. Она знала его таким мрачным, таким бескомпромиссно суровым во время стачек на фабриках или тяжелых потрясений в жизни.
Прежде всего она поцеловала Карлотту, а потом подошла поздороваться к брату.
– Вы довольны поездкой? – спросила она.
– Очень, – коротко ответил он.
Зная его характер, Алиса поняла, что он хочет войти в дом без расспросов и избежать приветствий и поздравлений, однако Карлотта пожала руки слугам.
По пути в столовую Алиса, слегка нервничая, спросила Карлотту, не хочет ли она осмотреть дом.
– Больше всего я хотела бы осмотреть свою спальню, – ответила Карлотта. – Я устала и вся в пыли. Мне кажется, что я провела в дороге несколько недель.
– О, пойдемте наверх, – предложила Алиса. – Я приготовила для вас большую комнату на южной стороне. Я думала, что она вам больше понравится, но все, конечно, можно изменить, если вы захотите что-то другое.
– Сейчас мне подойдет любая комната, – сказала Карлотта равнодушно. Она не смотрела на своего мужа и не делала попыток заговорить с ним, поэтому Алиса поняла, что между ними, должно быть, произошла размолвка. «О Боже, Боже, – думала она, – а я-то надеялась, что Норман будет счастлив».
Она провела Карлотту наверх, показывая по дороге на двери библиотеки и столовой.
– Вот южная комната, – сказала она и открыла дверь в просторную, залитую солнцем комнату с большими окнами. Мебель была старомодной, но прекрасно гармонировала с большой кроватью с красивым покрывалом и желтыми парчевыми занавесями, которые, выгорев от времени, приобрели густой солнечный цвет.
Карлотта подошла к туалетному столику и, сняв маленькую серую шляпу, положила ее с чувством облегчения.
– Я устала, – сказала она.
– Может, выпьете что-нибудь или принести поесть? – спросила Алиса. – Норман сказал, что в пути вы позавтракаете, иначе мы бы что-нибудь приготовили.
– Нет, мне ничего не надо, – ответила Карлотта. – Я плохо спала прошлую ночь, нас сильно укачало. Норман хотел лететь. Я жалею, что не согласилась, но я неважно себя чувствую и в воздухе.
– А я никогда не летала на самолете, – робко сказала Алиса. – Знаю, что это трусость, но действительно не могу решиться.
– Признание не совсем подходящее для сестры Нормана, не так ли? – пошутила Карлотта.
– Не говорите ему об этом, – попросила Алиса. – Не думаю, что он может представить себе подобную робость. Если ему это придет когда-нибудь в голову, то, что поделаешь, я должна буду лететь. Но я уверена, что просто умру от страха.
– Не скажу ни слова, обещаю вам, – сказала Карлотта и добавила с любопытством: – Вы боитесь Нормана?
Алиса вспыхнула тяжелым, безобразным румянцем старости, который окрасил ее бледные щеки в ярко-алый цвет.
– Нет, конечно, нет, – сказала она торопливо. – Он всегда очень добр ко мне, как, я уверена, и к вам.
– О, очень добр, – сказала Карлотта.
В голосе ее была такая горечь, что Алиса не могла не заметить этого.
– Моя дорогая, – встревоженно сказала она и сразу же осеклась. Не ее дело встревать в интимную жизнь брата и этой необыкновенно красивой девушки, на которой он женился.
Однако Карлотта обернулась и пристально посмотрела на нее.
– Что вы хотели сказать? – спросила она.
– Ничего, – поспешно ответила Алиса, – абсолютно ничего.
Карлотта посмотрела на нее проницательным, недоверчивым взглядом, и она продолжала:
– Ваш голос прозвучал так странно. Конечно, я ошиблась, но в тот момент мне показалось, что вы несчастны.
– Вы не ошиблись, – тихо произнесла Карлотта.
Алиса вздрогнула от изумления.
– Боже мой, – воскликнула она. – Вы хотите сказать, что вы несчастны? Это ужасно. Что же делать? Как мне вам помочь?
– Никто не может мне помочь, – возразила Карлотта. – Это полностью моя вина. Вот вам и счастливое возвращение домой!
– Что же делать? – огорченно спросила Алиса. – Я хотела бы помочь вам. Вы должны позволить мне…
– Глупо было говорить вам об этом. Я должна справиться со своими бедами сама. Я достаточно взрослая. – Она пожала плечами. – Что ж, покажите мне дом, – сказала Карлотта, и добавила: – Норман говорит, что вы покидаете Пэддокс. Это правда?
– Совершеннейшая правда, – ответила Алиса. Тон ее голоса изменился, в нем зазвучало возбуждение.
– Вам необходимо уехать? – неосторожно спросила Карлотта. – Вы знаете, я хотела бы, чтобы вы остались.
– О! – в восклицании Алисы отразились ужас и уныние.
– Вы не хотите здесь оставаться, – сказала Карлотта. – Тогда, конечно, уезжайте. Я подумала, может быть, вам не хочется передавать этот дом мне.
– Мне это безразлично, – торопливо сказала Алиса. – Видите ли, Норман купил маленький домик для меня, тот же, в котором я жила раньше. Он очень мал, но я люблю его. Только там я счастлива.
Она задумалась, а потом сделала самый героический жест в своей жизни.
– Но если вы хотите, чтобы я осталась, – медленно проговорила она. – Если вы на самом деле хотели бы этого, Карлотта, то, конечно, я бы осталась.
Карлотта покачала головой.
– Я не отниму у вас ваш маленький домик ни за что на свете, – сказала она.
– Вы уверены в этом? – с сомнением спросила Алиса.
– Совершенно уверена, – ответила Карлотта.
Они вместе прошли по дому. Карлотту мало интересовали туалетные комнаты, ванны, спальни, большинство которых было закрыто пыльными чехлами.
Когда они достигли первого этажа, от ее нового дома у Карлотты осталось ощущение пустоты. Гостиная имела заброшенный вид, и чувствовалось отсутствие женщины, которая любила бы этот дом и гордилась им.
Библиотека, где Норман работал и отдыхал, уставленная книжными полками, хранила атмосферу суровости. Письменный стол был завален письмами и документами, ожидавшими его возвращения. Когда они вошли, он читал газету. Увидев женщин, он медленно встал без слова привета.
– Я показываю Карлотте дом, – нервно сказала Алиса.
Карлотта заметила, что она боится брата, относится к нему почтительно и как бы опасается, что он будет недоволен каждым ее словом.
– Дом ей понравился? – спросил Норман.
Карлотту задел и тон Нормана, и то, что он не обратился к ней. На ее губах появилась слабая улыбка.
– Здесь много места для детских комнат, не так ли, Норман? – сказала она.
Алиса закашлялась от изумления, а Норман прямо посмотрел на Карлотту.
Она видела гневный блеск в его глазах и по тому, как он сжал губы, поняла, что он в бешенстве. Она засмеялась. Затем, взяв Алису под руку, повела ее к двери.
– Хотя для этого есть время, – проговорила она через плечо. – До свидания, Норман, я тебя больше не потревожу.
Она была довольна, что уколола его, что первый раз одержала над ним верх, но не знала, что, когда они вышли, Норман опустился в кресло и закрыл лицо руками. Он долго сидел, не двигаясь. Наконец, с глубоким вздохом, который шел, казалось, из глубин его сердца, он пошел к письменному столу и сел, глядя на груду писем и бумаг. Затем он взял себя в руки и, как бы сбросив с себя невыносимую тяжесть, начал работать. Прошел почти час, он еще работал, когда возле него зазвонил телефон.
Он взял трубку и несколько минут слушал в молчании. Затем отрывисто сказал:
– Выезжаю.
Он позвонил дворецкому и приказал немедленно приготовить машину.
– Как можно скорее, – приказал он.
– Хорошо, сэр Норман, – сказал дворецкий. – Не хотите ли чашку чая перед уходом? Чай накрыт в столовой.
– Леди Мелтон там? – спросил Норман.
– Думаю, что там, сэр Норман.
Норман подошел к столовой и открыл дверь. Карлотта и Алиса сидели у окна.
– Я еду на фабрику, – обратился он к ним. – В цеху авария. Когда вернусь, не знаю.
– Авария! – сказала Алиса. – Надеюсь, никто не пострадал.
Норман не ответил. Он уже закрыл за собой дверь, сбежал вниз и нетерпеливо ждал, когда подъедет машина.
– Как вы думаете, что случилось? – спросила Карлотта.
– Не знаю, – сказала Алиса. – Иногда ничего страшного нет, но однажды, шесть лет тому назад, погиб один из рабочих, и Норман ужасно переживал этот случай. Никто не был виноват, этот человек поскользнулся и попал в машину; но, конечно, допросы и расследования – все это очень неприятно.
– Вы когда-нибудь сами ездили на фабрику? – спросила Карлотта.
Алиса покачала головой.
– Я была там только дважды, – ответила она, – один раз, когда Норман вступил во владение предприятием и еще раз, когда он получил звание барона. Там был прием, и мне пришлось сопровождать нескольких гостей.
– Я хотела бы поехать туда, – сказала Карлотта. – Хотела бы увидеть то, что занимает по крайней мере три четверти мыслей Нормана.
– Мне кажется, что его мысли были полностью заняты делом до вашего появления, – застенчиво сказал Алиса.
– Не думаю, что я что-то внесла в его жизнь, – с горечью сказала Карлотта. – Да вы и сами скоро увидите, что он столько же работает и так же предан большому бизнесу, как и раньше.
– Надеюсь, что это не так, – возразила Алиса. – Норман всегда был очень одинок. Временами он был отчаянно несчастлив.
– Не может быть, – сказала с удивлением Карлотта. Ей было странно слышать, что смешная старомодная сестра жалеет Нормана.
– Он был очень несчастлив в своем первом браке, – продолжала Алиса. – Я знала это. Я часто видела его, потому что Эвелин никогда не приезжала в Мелчестер. Она любила жить только в Лондоне. Когда Норману приходилось ночевать здесь, он приезжал сюда и неизменно старался попасть домой на ланч, если работа полностью не отнимала его время.
– Почему же их брак был так несчастлив? – спросила Карлотта.
– Она была очень горда, – сказала Алиса, – и очень жестока по отношению к нему.
– Жестока? – Как эхо повторила Карлотта.
– Мне трудно объяснить, что я имею в виду, но она всегда говорила с ним так, как будто бы презирала его. Она меня презирала тоже. Конечно, я этого ожидала. В конце концов я – никто, а она была высокородная леди. Их герб носили много поколений.
– Чудовищно, – сказала Карлотта. – Я едва могу поверить в это. А почему вы не думаете, что она хотела быть другой, но не умела выражать свои чувства?
– Я не думаю, что у нее были какие-нибудь чувства, – сказала Алиса. – Она была похожа на статую, прекрасную, неподвижную и холодную. Мне казалось, что она сделана из мрамора.
– Бедный Норман, – сказала Карлотта, и в этот момент действительно думала так.
– Как-то, – продолжала Алиса, – Норман признался мне, что совершил ошибку. Вы никогда не должны рассказывать ему об этом, иначе он возненавидит меня за то, что я не оправдала его доверия. По временам он просто патетичен. Но я чувствую, что вы и он будете счастливы вместе. Вы приехали усталые, а может между вами было какое-то недоразумение. Любящие часто ссорятся, не так ли?
– Очень часто, – сухо сказала Карлотта.
– Видите ли, вы так красивы и так молоды, вы совсем другая, чем была Эвелин, – продолжала Алиса. – Прежде всего Норману необходима нежность, чтобы кто-то радовался, когда он вечером приходит домой, чтобы он кому-то принадлежал. Странно, что я говорю вам об этом, но я часто размышляла о его жизни. Я почему-то становлюсь глупее, когда говорю с Норманом. Он разговаривает со мной, но я не могу ему ответить так, как надо. Я уверена, что вы сможете держать себя с ним так, как надо, и дадите ему все, в чем он нуждается.
– В чем же он нуждается? – сказала Карлотта. – Я убеждена у него есть все на свете.
– Все на свете! – повторила Алиса с удивлением. – Надеюсь, вы думаете так не потому, что у него есть деньги? Он одинок, разве вы не видите? У него нет друзей в том кругу общества, к которому он принадлежит, и он не завел их там, куда поднялся. Я осталась такой, какой была, но все это не имеет для меня значения, и, больше того, мне будет гораздо лучше, когда я вернусь в свой маленький дом. Там есть несколько соседей, с которыми я могу иногда посидеть за чашкой чая. Но Норман другой. Он так честолюбив! Люди из Мелчестера перестали удовлетворять его по мере развития его карьеры, а людям из Лондона, таким, как Эвелин, он был не нужен, им нужны были только его деньги. О, я знаю, что не должна была говорить об этом, но я все видела, все знала долгие годы и держала это в себе. Иногда он возвращался ко мне с одного из таких грандиозных приемов в Лондоне, и я знала, что они ему не по душе. Люди относились к нему либо пренебрежительно, либо так неискренне льстили ему, что он это сразу видел. После всех этих лет упорного труда у него ничего не было, кроме денег, и сейчас, когда они у него есть, он не знает, что с ними делать.
– Я никогда так не думала о нем, – медленно сказала Карлотта.
– Но теперь все может измениться, – серьезно продолжала Алиса. – Вы поможете ему, дадите ему почувствовать, что он не одинок, не чужой в этом великосветском обществе. Вы так хороши собой, что вам будут рады везде, независимо оттого, есть у вас деньги или нет.
– Неизвестная актриса? – спросила с улыбкой Карлотта.
– Это ничего не значит, – сказала Алиса. – Насколько я могу видеть, в вас есть главное, что имеет значение в обществе, – самоуверенность. Пожалуй, правильнее будет сказать – уверенность в себе. Она проявляется во всем – в вашей походке, в пожатии руки, в улыбке. А у Нормана этого нет. Вы научите его, Карлотта, вы обещаете?
Глядя в глаза Алисы, в ее серьезное лицо, понимая, что она старается донести до нее свои сокровенные мысли, Карлотта быстро и искренне ответила:
– Обещаю вам, что я постараюсь.
