Текст книги "Поверженные барьеры"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава седьмая
Магда растасовала колоду карт и выложила их кругом с дамой червей в центре. Леолия Пейн, войдя в комнату, некоторое время молча наблюдала за ней. Потом она сказала:
– Девятка пик выглядит угрожающе, не так ли?
Магда разложила карты парами, помедлила, когда дошла до туза, а потом заявила:
– Буби – это хорошо.
Леолия Пейн подошла к камину, столкнула двух кошек с кресла и села.
Она привыкла к обычаю Магды гадать на картах, когда затевалось что-либо серьезное, но ни о чем не спросила. Она знала, что рано или поздно Магда откроет ей причину своего беспокойства и поведает ее сочувствующим ушам все, вплоть до мелочей. Она достала из сумки вязание.
– Не могу этого понять, – озабоченно пробормотала Магда.
Леолия Пейн не отозвалась.
– Полная бессмыслица, – продолжала Магда, – два валета, дама бубен и восьмерка червей. – Она помолчала. – Как ты думаешь, ведь Норман Мел-тон – король треф?
– А почему не валет? – предположила Леолия. Она поняла, почему Магда гадает: ее беспокоит Карлотта.
– Тебе хотелось бы, чтобы Карлотта вышла замуж за Нормана Мелтона? – спросила она.
Магда отложила карты и, опустив руки на маленький столик, пристально посмотрела на Леолию.
– Карты предсказывают печаль, сердечную печаль.
– Для Карлотты? – спросила Леолия.
Магда кивнула.
– Я хочу, чтобы она вышла замуж за Нормана. С ним она будет счастлива.
– Но почему ты так уверена? Пусть Карлотта выберет сама. Мы стары, нам не надо вмешиваться.
– Она думает, что любит Гектора.
Леолия удивилась.
– Она сама сказала тебе об этом? – спросила она.
Магда отрицательно покачала головой.
– Я думаю, что она этого еще не осознала, но когда Гектор приходит, птицы поют в ее сердце, а ее глаза горят, как лампы в темной комнате. – Магда помолчала. Разве это не любовь, Леолия? Разве это не любовь, которую и мы знали много лет назад?
Леолия ничего не сказала.
– Он беден, – продолжала Магда, – беден и погружен в свою работу. Он нашел в Карлотте сочувствие и участие, для него она – добрый друг в незнакомом городе.
– Откуда тебе все это известно, Магда? – резко спросила Леолия.
– Я знаю, – ответила Магда своим глубоким голосом. – Я знаю, и мое сердце обливается кровью за мою девочку, за дитя, которое я всегда оберегала от страданий и боли.
Леолия встала.
– Давай помолимся Богу, чтобы ты ошиблась, – в тревоге сказала она.
Глава восьмая
Хани Сент-Клер, чье имя до прихода на сцену, было Марджори Робинсон, отозвалась на стук:
– Войдите.
Дверь артистической уборной открылась, и миниатюрный мальчик-посыльный внес огромную корзину роз и лилий и зеленую коробку, в которой, очевидно, были цветы для платья.
– Ну, ты как лучик солнца, сынок, – сказала она мальчику. – Вот уже несколько дней наша уборная напоминает Сахару. Поставь цветы в угол и дай коробочку мне.
Он сделал, как она велела. Посмотрев на карточку с задумчивым выражением лица, она положила ее на стол перед зеркалом Карлотты.
Спустя несколько мгновений послышались шаги, и дверь распахнулась.
– Этот дьявол опять испортил мой выход, – сказала Карлотта, входя и раздраженно садясь на стул. – Это уже не шутка, Хани. Я пожалуюсь менеджеру.
– Он не станет даже слушать тебя, дорогая. Он всегда боится звезд; я знаю, я работала с ним раньше.
Карлотта пожала плечами. Вдруг она увидела цветы.
– Это мне? – спросила она.
– О нет, дорогая! Разве ты не слыхала? Я сама подцепила миллионера. Он очаровательный человек, мы встретились в молочном баре на Пикадилли. – Она состроила гримасу, затем добавила: – Я не ревнива, но, должно быть, стану такой. Мало того, что у тебя под каблуком миллионер, он к тому же еще и щедр.
– Ты так говоришь, как будто это никогда не сочетается, – сказала Карлотта, читая записку Нормана с легкой улыбкой.
– Конечно, нет, – сказала Хани. – Большинство миллионеров так отвратительно скупы, что в автобусе приходится платить не только за себя, но и за них. За мной ухаживал один человек, который просто купался в золоте. Он никогда не давал на чай. Мне бывало так стыдно, что я не могла этого вынести и украдкой совала лакею шестипенсовик или шиллинг.
Карлотта вынула из зеленой коробочки большую ветку орхидей.
– О Боже! – воскликнула Хани. – Как прекрасны! Хорошо, что ты захватила серебристое платье. Они будут восхитительны у тебя на плече.
Карлотта приложила их к черному бархатному платью, в котором играла сегодня.
– Очень красиво, – сказала она. – Да, Хани, мне кажется, что я счастливая женщина.
Она произнесла эти слова без особого воодушевления, и Хани с любопытством посмотрела на нее.
– В чем дело? – спросила она. – Ты не любишь его.
– Очень люблю, – ответила Карлотта.
– Похоже, что ты и вправду не любишь.
Карлотта задумалась.
– Мне кажется, что в этом вся беда, – сказала, наконец, она. – Я не люблю его.
– Боже правый, – сказала Хани. – Не слишком ли многого ты хочешь? Миллионер, интересный мужчина, человек, который так щедр и курит тебе фимиам, к тому же неженатый! И ты недовольна! Тебе подавай жгучую страсть. О, меня просто тошнит. Ты – жадная. Мне бы твои возможности.
Карлотта посмотрела на нее и засмеялась.
– Ты сама сентиментальная дурочка, – сказала она, – и прошу тебя, не приклеивай этого ярлыка ко мне. Кто еще послал бы больного мужа отдыхать к морю, в то время как самой приходится жить в самой дешевой лондонской квартире, да еще делить ее с подругой.
– Замолчи, – сказала обеспокоенная Хани. – Не говори так громко. Если в театре узнают о Билле, мой романтический ореол испарится.
Карлотта встала и обняла ее за плечи.
– Дорогая моя, – сказала она, – твой Билл значит для тебя больше, чем все миллионеры в мире будут когда-либо значить для меня, и ты это знаешь.
Приколов орхидеи Нормана к плечу, Карлотта посмотрела на свое отражение в зеркале и подумала, что Норман найдет ее красивой. Серебристый блеск платья оттенял ее нежную кожу цвета магнолии. Она отбросила волосы со лба и щек, и они мягкими волнами упали сзади на шею. В ушах у нее были крошечные серьги с бриллиантами, подарок Магды ко дню ее рождения. Последнее прикосновение пудры, и она подхватила свою накидку из серебристой лисы.
Хани в простом темном жакете и юбке ждала ее.
– Доброй ночи, моя куколка, – сказала ей Карлотта. – Мне хотелось бы, чтобы ты пошла со мной. Мне было бы гораздо веселее.
– А как бы меня встретил баронет? – ответила Хани. – Карлотта, ты просто мечта. Если ты завтра не придешь и не скажешь, что тебе предложили стать миледи, я тебя отшлепаю. – Она быстро поцеловала ее и посмотрела вслед; Карлотта, пройдя коридор, спускалась по лестнице. Норман ждал ее в машине. Он увидел ее в дверях, вышел из машины, снял шляпу и пошел навстречу с протянутой рукой.
– Я думал, вы никогда не придете, – сказал он.
Она знала, что его нетерпение вызвано желанием видеть ее, а не тем, что она опаздывает.
Карлотта села в машину, позволив ему закутать ноги меховой полостью. Она почувствовала себя величественной и роскошной, когда, закутанная в меха, удобно расположилась на мягком сиденье машины.
Карлотта знала, что с Норманом, со всей роскошью и экстравагантностью, которые он мог ей предложить, она будет отличаться от той Карлотты, которая смеется, шутит, спешит в запущенную уборную и едет домой на автобусе с Хани. Карлотта была очень чувствительна к обстановке. Ветка орхидей на ее плече могла превратить ее в экзотическое существо; в то же время предложение купить мороженое на углу давало ей ощущения уличной девчонки, готовой целый день гулять, облизывая фунтик с мороженым, не думая о том, как она выглядит.
С Норманом она была уверена в себе и спокойна. Вероятно, причиной был его возраст или подсознательное уважение к его положению и деньгам. Ей это было неясно. Однако, бывая с ним, она не чувствовала себя свободно ни в разговоре, ни в поведении.
В разговоре он обычно брал инициативу на себя. На нее это производило неприятное впечатление. Ей казалось, что он заранее обдумывает, что он будет говорить и как поступать.
Сегодня, когда машина подъезжала к клубу, он взял ее руку в свои и крепко сжал.
– Вы рады видеть меня? – спросил он.
Этот вопрос удивил Карлотту. Прежде он никогда ее об этом не спрашивал.
– Конечно, рада, – ответила она.
Склонив голову, он поднес ее руки к губам. При свете проносящихся огней она ясно разглядела седину в темных волосах и серебро на висках.
«Он уже стар», – твердила она себе.
Они приехали в клуб, их провели к удобному столику с диванами. Зал был переполнен, играл оркестр, и среди танцующих было много известных людей. Они кланялись издалека и подходили приветствовать Нормана. С некоторыми из них Карлотта уже встречалась.
– Я слышал, здесь лучшее кабаре в Лондоне, – сказал Норман.
Карлотта сняла накидку, дотронулась до цветов на плече и сказала:
– Я еще не поблагодарила вас за орхидеи. Как вы думаете, они красивы?
Он посмотрел на нее, а не на цветы.
– Вы прекрасны, – сказал он.
Эти слова пробудили в ней воспоминание о другом человеке, который, глядя ей в глаза, произнес то же самое.
Карлотта быстро повернулась к официанту, предлагавшему ей меню.
– Что же мне съесть? – спросила она. – Не думаю, что я голодна.
– Чепуха, – возразил Норман. – Вы не обедали, и к тому же трудились. Позвольте мне заказать вам что-нибудь.
– Пожалуйста, – сказала она.
Она слышала, как он заказывал превосходный легкий ужин, и думала, что приятно, когда кто-то решает за тебя. Пожалуй, Хани была права и ей нужен муж, человек, который любил бы ее и заботился о ней.
Она подумала, что не прочь бросить сцену, это принесет ей даже облегчение. Чтобы добиться известности, ей пришлось бы работать очень много. Она любила играть и быстро проникала в атмосферу пьесы, а слова, которые она должна была произнести, становились естественными и важными. Но она никогда бы не прославилась. В ней не было настоящего честолюбия. Она хотела увидеть свое имя в электрическом свете без труда и борьбы, которые необходимы для достижения такой цели.
Музыка, журчание голосов, мягкий свет и блеск золотого шампанского в бокале заставили ее почувствовать в этот момент, что это действительно лучшая часть ее жизни.
«Чего мне еще желать?» – спросила себя Карлотта, потому что внутренний голос предупреждал, что этого недостаточно.
– Поговорите со мной, – сказала она быстро Норману. – Расскажите, что вы делали?
– Весь день я был в Мелчестере и добрался до Лондона только в половине одиннадцатого.
– Как дела на фабрике? – спросила Карлотта, как будто речь шла о любимом животном.
– Новая фабрика почти готова, – ответил он. – Мы работаем день и ночь.
– Вы довольны результатами? – безразлично спросила она.
– До этого еще далеко. Может быть, когда станки начнут работать и мы будем выпускать самолеты.
Он говорил небрежно, но у него в глазах появилась искра интереса.
«Как он любит свою работу, – подумала Карлотта. – Я хотела бы чувствовать то же самое».
Она вздохнула, и Норман быстро сказал:
– Вас что-нибудь беспокоит?
Карлотта кивнула.
– Да, – сказала она, – меня беспокоит моя персона.
– Но почему? – спросил он.
– Мне кажется, что я плыву по волнам, – сказала она. – Вы всегда планируете заранее, работаете для будущего, смотрите вперед, стараетесь, боретесь, полны честолюбия и, более того, у вас есть шанс получить удовлетворение. Я же не знаю, чего хочу, и, как ребенок, не буду счастлива, пока этого не получу.
– А сцена? – спросил он.
– Я могла бы оставить ее хоть завтра и не заметить, что это произошло, – ответила Карлотта. – Я люблю жизнь театра – до определенной степени – и артистов, они добрые, щедрые души, но они так меняются по другую сторону рампы. Но если я брошу сцену, чем еще мне заняться? Магда не хочет брать меня в свое дело и никогда этого не хотела. Я была бы совершенно бесполезна, у меня нет художественного вкуса и других способностей, чтобы заинтересовать людей. Там для меня ничего нет. Может быть, все это потому, что я только наполовину англичанка.
– Я думаю, должна быть другая причина, – сказал Норман.
– Какая же? – спросила Карлотта.
– Вам нужен свой собственный дом, – ответил он.
Она вздрогнула при этих словах, почувствовав, что он смотрит на нее, и перевела свой взгляд на танцующих. Ее охватило чувство смятения. Норман собирался сделать ей предложение, а она не знала, что ответить. Как вспышка перед ней промелькнули все те преимущества, которые он мог предложить ей. Она не могла притворяться, даже перед собой, что ей не хотелось бы иметь титул. Она знала, что двери общества открылись бы перед ней, что она могла бы удовлетворить свою любовь к роскоши, свое желание путешествовать, щедрость, которую она всегда хотела проявлять, все это могло бы принадлежать ей! Но тот же самый предостерегающий голос в ней добавил: «Но только с Норманом в придачу». Она знала, что он собирается снова заговорить, что через минуту она должна будет принять решение, одно или другое.
Она взяла бокал и поднесла к губам. Она знала, что рука ее дрожит и что ей страшно.
Глава девятая
Скай растянулась на вереске, окаймлявшем озеро. Два спаниеля, сопровождавшие ее на прогулке, утолив жажду, легли у ее ног. Она гуляла почти два часа и чувствовала приятную усталость. Ноги немного болели, поскольку почти не испытывали физической нагрузки за те три месяца, что она провела в Лондоне.
Был чудесный майский день. Голубое небо с несколькими белыми облаками, и на голубом – силуэты вздымающихся холмов, на которых виднелись пятна прошлогодних и новых зеленых зарослей вереска.
Маленькое озеро, у которого сидела Скай, образовалось в расселине высоко на холме. Вился дымок, прокладывая себе путь в долину к лососевой речке. На озере собралось много птиц, потому что сезон был засушливый. Рыбаки жаловались, но Скай наслаждалась солнцем. Она любила рыбачить, но в этом году дедушка отдал катер рыбакам на реке. Конечно, он мог бы использовать ренту, которую получал, и более практично, но следовал обычному положению дел в Гленхолме. Скай не могла припомнить, когда бы не было разговора о бедности и деньгах.
Вересковая пустошь была в плохом состоянии, и найти арендатора за прошлую осень не удалось. Лорд Брора был не прочь сдать в аренду вересковую пустошь, потому что сам он был слишком стар, чтобы охотиться с собаками и даже верхом на пони. Но он любил рыбную ловлю и теперь сердито жаловался, что ему пришлось принять очень выгодное предложение и что он успел порыбачить только в начале сезона. Поэтому, когда Скай приехала навестить его, она застала деда в плохом настроении. На этот раз он был особенно недоволен правительством, увеличившим подоходный налог, что поставило его в стесненные обстоятельства. Каждый раз, садясь за стол, он начинал громко возмущаться, радуясь, что есть кому его послушать.
Скай очень редко сочувствовала ему.
– Ты должен заплатить, дедушка. Почему бы не заплатить и успокоиться? Сколько бы ты ни ворчал, это не поможет. В конце концов этот налог пойдет на перевооружение.
– Проклятая выдумка, – сказал старик. – Кто собирается воевать с Британской империей? Вот что я хочу знать.
Она понимала, что спор ни к чему не приведет. Скай пыталась переключить его внимание на себя или на дела в поместье, но это были неудачные темы. Поместье постоянно требовало денег, а сама она была объектом раздора по той причине, что предпочитала жить в Лондоне, а не проводить весь год в замке.
Этим утром после необычайно бурного завтрака она с радостью убежала в горы.
Чистый воздух принес ей чувство свободы и возвращения домой, что она всегда ощущала в Гленхолме. Собаки проявили дикий восторг при ее возвращении. Ей не пришлось звать их, отправляясь на прогулку, потому что они уже были у ее ног, боясь хоть на мгновение выпустить ее из вида.
Она обогнула дом, пошла через вересковую пустошь, которая начиналась отсюда, затем, повернув на запад, спустилась вниз по тропинке к небольшому озеру. Это было любимым местом для пикников, которое она помнила еще с детских лет. Ей было жарко, а озеро, затененное деревьями и вереском, звало и обещало прохладу.
Понадобилось несколько секунд, чтобы сбросить башмачки, стянуть через голову короткий зеленый джемпер и расстегнуть юбку. Обнаженная, она медленно вошла в воду. Скай задохнулась от холода, когда вода сомкнулась вокруг колен, а затем достигла талии. Она поплыла.
Солнце сверкало на мягкой торфяной воде, слепило глаза, она полузакрыла их так, что казалось, будто она плывет в золотом тумане. Ее тело, почти окоченевшее от холода, напоминало мрамор, но она знала, что согреется как только выйдет из воды.
Она переплыла озеро туда и обратно, затем выскочила из воды и побежала к тому месту, где спаниели стояли на страже возле ее одежды. Они радостно залаяли при ее приближении, и она отряхнула воду, как это делали они.
Как она и предвидела, горячая кровь начала разливаться по ее телу. Она была так счастлива, что громко смеялась, разговаривая с собаками и безрезультатно вытирая себя носовым платком.
Солнце пригревало, и она раскинула руки, чтобы они скорее высохли, затем на несколько мгновений легла на вереск, чувствуя сияние и тепло солнечных лучей на своем обнаженном теле.
– Чудесно, – громко сказала она.
Она быстро оделась. Надевая башмаки, она подняла голову и к своему удивлению увидела человека, приближавшегося к озеру со стороны, противоположной той, откуда она пришла. Она рассердилась: ведь он мог прийти на несколько минут раньше и испугать ее.
Когда он подошел ближе, она поднялась и пошла навстречу ему.
– Вы знаете, что вы нарушаете закон? – твердо сказала она, когда он мог слышать ее. – Кто вы такой?
Это был высокий человек и, разговаривая с ним, она должна была смотреть вверх.
Еще не успев договорить, она подумала, что его лицо ей кажется знакомым; но она знала всех арендаторов из поместья дедушки и не представляла, откуда он.
– Отец послал меня на холм Бура, – отозвался он. – Там нужно освободить капкан. – Манера говорить выдавала образованного человека, и удивленная Скай спросила:
– Ваш отец… Кто вы?
– Я Гектор Макклеод, – ответил мужчина.
– Сын Макклеода? – сказала Скай. – Ну, конечно. Ужасно глупо с моей стороны не узнать вас! Как поживаете, Гектор? Я не видела вас с тех пор, как вы были мальчиком… – Она протянула ему руку.
– Было бы удивительно, если бы вы помнили меня. Думаю, мне было лет пятнадцать, когда я ловил рыбу для вас.
– Помню очень хорошо, – ответила Скай. – Это был мой первый лосось. Не думаю, что когда-нибудь в жизни я была так возбуждена.
Они поговорили об этом случае.
Макклеод помогал лорду Брора рыбачить, а Скай в сопровождении юного Гектора послали вниз по реке попытать счастья в небольшом пруду. Она поймала лосося. Он был большой, и она почти час безуспешно старалась вытащить его, пока не увела на мелководье, и Гектор вытащил его. Дети были страшно возбуждены, а лорд Брора гордился достижением внучки.
После того случая Скай не видела Гектора. У Макклеода было еще двое сыновей, оба они работали в поместье, и она часто сталкивалась с ними, когда приезжала в замок. Но Гектора не встречала ни разу: ее мать вышла замуж за Нормана Мелтона, и они проводили большую часть времени в Лондоне. Когда она стала старше и ее приезды в Гленхолм участились, ей сказали, что Гектор уехал в Эдинбург, и их каникулы домой не совпадали.
Миссис Макклеод гордилась достижениями своего третьего сына. Скай всегда навещала жену лесника на второй или третий день после своего приезда в замок. Их семья жила в коттедже около Лисьих нор, и миссис Макклеод, которая когда-то была горничной в замке, научилась так хорошо готовить, что ее домашние пшеничные лепешки и пирожки вызывали восхищение во всей округе.
Скай часто пила чай в маленькой, заставленной мебелью гостиной, и миссис Макклеод болтала не умолкая, рассказывая ей все местные сплетни и подробно с гордостью перечисляя все успехи Гектора. Теперь Скай вспомнила, что когда она последний раз пила чай с миссис Макклеод, та сказала, что Гектор уезжает в Лондон.
– Я должна поздравить вас с получением степени в Эдинбурге, – сказала она Гектору, – и я слышала, что вы теперь работаете в Лондоне.
– Мне повезло, и я получил небольшую сумму денег, – ответил он. – Мой дядя, а меня назвали Гектором в его честь, умер и оставил мне свои сбережения. Я особенно интересуюсь бактериологией и надеюсь, что продержусь на своем наследстве до сдачи экзаменов.
– Желаю вам удачи, – сказала Скай.
Она заинтересовалась этим юношей, о котором так много слышала. Она никогда не узнала бы его; он был совершенно не похож на того неопрятного, взъерошенного подростка, который вытаскивал ее рыбу. Она видела очень мало сходства между ним и старым бородатым человеком, его отцом, или застенчивыми, краснолицыми юношами, его братьями.
Акцент почти исчез из его речи, и это подчеркивало разницу между ними, потому что старый Макклеод говорил с таким сильным шотландским акцентом, что часто незнакомые люди с трудом понимали его.
Скай повернула к холму и пошла рядом с Гектором.
– Расскажите мне, нравится ли вам Лондон, – сказала она.
– Мне нравится работа.
– И у вас там много друзей? – спросила Скай.
– Один или два, – ответил он.
Он не очень-то охотно говорил о себе, но они начали говорить о других вещах: о медицине, о людях и о психологии. Гектор выбрал психологию среди других предметов, работая над защитой степени в Эдинбурге, и был изумлен тем, что Скай неплохо разбирается в этом вопросе.
– Психология интересует меня, – сказала она ему. – Я читала об этом и посетила несколько лекций в Лондоне.
– Я думал, вы занимаетесь живописью, – сказал он.
– Я пытаюсь, – ответила Скай, – но из меня ничего не выйдет. Есть тысячи людей, которые пишут лучше меня, а в наше время надо быть первоклассным мастером или не браться за дело.
– Это суровое суждение, – сказал Гектор.
– Но разве это не так? – спросила Скай. – В наши дни необходим профессионализм. В прошлом, если у человека был талант, он мог его проявить, и дилетанты-энтузиасты получали свою долю похвал и, думаю, определенное количество денег также. Но сегодня, спорт это или работа, людям нужно только самое лучшее, и если я не могу быть первоклассным художником, надо искать другой способ самовыражения.
Гектор рассмеялся. Она с удивлением посмотрела на него, и он сдержался.
– Простите, – извинился он, – я не хотел смеяться.
– Скажите мне, в чем же шутка, – сказала Скай.
Гектор покраснел.
– Потому… Вы говорили так серьезно и… выглядели очень серьезной… – пробормотал он.
Скай очень хорошо знала, что он имел в виду. Многие мужчины говорили ей то же самое, выражая свои мысли более красноречиво и убедительно, но за потоком слов крылась та же идея. Она была слишком хорошенькой, слишком маленькой и слишком женственной, чтобы иметь какую-нибудь другую миссию в жизни, кроме той, чтобы быть приятной для мужчин. Ей стало ясно, что, уехав из Гленхолма Гектор изменился не только внешне. Изменилось его социальное самоощущение. Отец Гектора и его братья обращались к ней «мисс» и говорили почтительно, как подобало слуге из поместья разговаривать с внучкой графа. Она беседовала с Гектором и думала о нем, как если бы они были равны. И только когда он хотел сделать ей комплимент, он вспомнил, что она может принять его за дерзость и изменил слова, которые готовы были слететь с его языка, на другие, менее откровенные.
Она посмотрела на него и подумала, что по сравнению с мужчинами, которых она знала в Лондоне, он ей более приятен. Он был красив и носил свою старую одежду с независимым видом. Она также видела, что у него острый ум и решительное лицо – выражение, которое накладывают упорный труд и природные способности. В ту же минуту она решила, как закончить беседу, и избавила его от смущения, сказав с улыбкой:
– Если вы думаете, что я слишком привлекательна, чтобы иметь мозги, то почему бы не сказать это?
Ее замечание было умышленно провокационным. Гектор понял, что она принимает новые отношения между ними.
– Я никогда не сомневался в том, что красивая женщина может быть умна. Но нужна ли ей карьера – это вопрос.
– Неужели вы так старомодны в своих взглядах на женщин? – спросила Скай.
– Нет, но я чувствителен, – ответил он. – С теоретической точки зрения женщине, может быть, и нужно равенство, с медицинской и научной – это невозможно.
Они остановились, продолжая спорить, и уселись на вереске.
Когда Гектор осознал, что в споре с женщиной ему понадобится весь его интеллект, чтобы сделать свои аргументы убедительными, он почувствовал, что Скай – грозный противник.
Они беседовали почти час, прежде чем заметили это. Наконец, они снова повернули к холмам.
– Ваша беда в том, что вы обо всем судите не по тому, что вы испытали, а по тому, что узнали. Вы только цитируете то, что открыли другие, а не то, что вы узнали и решили сами.
– Каждый человек должен в определенной степени так поступать, – сказал он с горячностью.
– Но почему? – спросила Скай. – Что касается неодушевленных предметов, да, но если говорить о живых существах, я считаю, что мнение, взятое из книг, бесполезно. Статистика без прикосновения к человеку – только пустая бумага. Все великие диагносты были психологами.
– Не слишком ли это общее утверждение?
– Опровергните его, – возразила Скай.
Внезапно они оба расхохотались.
Они посмотрели друг на друга и продолжали смеяться.
– Смешно, если подумать, – сказала Скай. – Меньше всего я ожидала, когда сегодня утром вышла погулять, вступить в дискуссию такого рода.
– Неужели вы думаете, что в деревне много людей, с кем я мог бы так поговорить? – спросил Гектор.
– Итак, даже бедной презренной женщине иногда перепадает комплимент, – сказала Скай.
Они подошли к холмам и, взглянув на часы, она увидела, что уже почти час дня.
– Я опоздаю на ланч, – сказала она. – До свидания, Гектор, и спасибо за очень интересное и поучительное утро. – Она протянула ему руку и сказала импульсивно: – Я буду на озере завтра, если вы сможете найти еще какие-нибудь доводы.
Она побежала с холма через вереск прежде, чем он ответил. Она чувствовала, что он смотрит ей вслед, но не оглянулась.
Только подойдя к замку, она поняла, что если надо будет рассказать дедушке, как она провела утро, она не сможет сделать этого. Еще труднее было объяснить себе самой нетерпение, с которым она думала о завтрашнем дне. Она решила ничего не говорить об этом.
