Текст книги "Заблуждения юности"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)
– Кузнец, наверное, уже пришел? – перебила его Петрина.
Ей трудно было сосредоточиться на том, что говорил Роулок. Ее мысли беспрестанно возвращались к графу и тому, как он теперь сильно на нее рассердится, о чем она и сказала Роулоку.
– Да, уверен, вам не избежать скандала, – ответил Роулок ласково и удалился из комнаты.
Вошли служанки, чтобы убрать посуду, и оставили на столе только графин с портвейном.
– Мы больше не будем пить, – сказала Петрина, с удивлением заметив, что рядом с бутылкой появились два бокала.
– Но это джентльмен заказал портвейн, мэм.
На это нечего было возразить. Похоже, Роулок не собирался уезжать отсюда, во всяком случае, в ближайшее время.
Все складывалось крайне неудачно. Во-первых, было большой глупостью так далеко отъехать от Лондона, да еще вдобавок заснуть после обеда. Теперь она точно не вернется до приезда графа. Во-вторых, эта проклятая подкова. И надо же было так случиться, что кузнеца не оказалось дома!
– Но он должен уже прийти, должен! – пробормотала едва слышно Петрина.
В это время появился Роулок.
– Что кузнец? – нетерпеливо спросила Петрина.
Лорд Роулок развел руками.
– Я не могу больше ждать! – закричала она. – Я требую, чтобы вы сейчас же наняли экипаж и отвезли меня в Лондон!
– Боюсь, что это тоже невозможно.
– Но почему же? Неужели не найдется хоть какой-нибудь повозки!
– Даже если и найдется, – ответил лорд Роулок, – я не собираюсь ехать в Лондон.
Петрина изумленно посмотрела на Роулока.
– Что все это значит? – с трудом проговорила она.
– Это значит лишь то, что я вас люблю и мы сегодня в Лондон не вернемся. Мы останемся здесь!
Глаза у нее расширились от ужаса.
Он подошел поближе, с улыбкой на устах.
– Я полюбил вас с самой первой встречи. Но ваш опекун отказал мне от своего дома, и я потерял всякую возможность видеться с вами. Мне показалось несправедливым, что мое счастье зависит от прихоти графа.
– О чем вы говорите? – спросила едва слышно Петрина.
– Я вам повторяю, что мы останемся здесь на ночь, а когда завтра утром вернемся в Лондон, граф будет только рад дать согласие на наш брак – ничего другого ему не останется!
– Вы с ума сошли?
– Да, – ответил Роулок. – Я от вас без ума, и уже давно. Я люблю вас, Петрина!
– А я не собираюсь здесь оставаться! – закричала она. – Я сейчас же отправлюсь в Лондон, даже если придется идти пешком!
Петрина побежала к двери, но только успела сделать два шага, как руки лорда Роулока обхватили ее за талию, и он крепко прижал ее к себе.
– Вы останетесь! Потому что я этого хочу и у вас нет другого выхода, моя маленькая Петрина! Так что смиритесь с неизбежностью и хорошенько воспользуйтесь ею.
– Как вы смеете! Как вы смеете притрагиваться ко мне! – в ярости закричала Петрина.
Она попыталась вырваться из его рук, но поняла, что это бесполезно: Роулок был сильнее ее, и она чувствовала себя абсолютно беспомощной перед ним.
– А мы будем вместе очень счастливы, – с улыбкой заметил он. – В вас есть все, чего я хочу от жены, и я научу вас любить меня так же, как сам люблю вас.
– Никогда! Никогда! Я вас не люблю! Я вас ненавижу!
– Ну тогда мне придется изменить направление ваших мыслей.
Чувствуя, что ее силы ослабевают и в любой момент она может уступить его натиску, Петрина решила изменить тактику. Она перестала сопротивляться и проговорила с мольбой в голосе:
– Отпустите меня!.. Вы же знаете, никто из нас не будет в таком браке счастлив, если вы… принудите меня выйти за вас.
– О, я-то буду очень счастлив, и во всех отношениях, – ответил, улыбаясь, лорд Роулок. Было ясно, что он имеет в виду ее богатство.
Слишком поздно Петрина поняла, что попала в заранее расставленную ловушку. Оскорбленный лорд Роулок просто-напросто осуществил свой план, родившийся в его голове еще тогда, в Воксхолл-Гарденс, когда герцог его упрекнул в нерешительности.
Все это время он настойчиво искал возможность скомпрометировать ее и, наконец, добился своей цели. Как глупо она позволила провести себя!
– Пожалуйста, выслушайте меня! – взмолилась она в отчаянии. – Если вы сейчас отвезете меня в Лондон, я обещаю, что помогу вам деньгами и не позволю графу причинить вам какой-либо вред.
– А он и не станет этого делать, когда я на вас женюсь.
– Но я не могу за вас выйти… я не хочу этого!
– Но вам придется захотеть, и наша жизнь станет очень интересной и веселой, когда у вас будет возможность удовлетворять все мои желания.
Петрина понимала, что он уже чувствует себя хозяином ее состояния и, если они вместе проведут ночь в этой маленькой гостинице, ей действительно не останется ничего иного, как выйти за него замуж.
Ужасаясь при одной только мысли, что он намеревается сделать с ней, Петрина вдруг с пронзительной ясностью поняла, что безмерно любит графа и даже прикосновение другого мужчины для нее равносильно смерти.
– Пожалуйста, пожалуйста, – шептала она в полубезумии, – выслушайте меня!..
– Уже поздно что-либо говорить, – ответил Роулок. – Вы мне кажетесь очень соблазнительной, и я предвкушаю восхитительную ночь любви.
Говоря это, он наклонился и стал искать ее губы, а она, отчаянно сопротивляясь, понимала, что сил у нее хватит ненадолго.
На какой-то миг Петрине показалось, что избавления уже не будет и надежда на счастье утрачена навсегда. Но тут она почувствовала, что лорд притиснул ее к сервированному столику, и, протянув руку назад, Петрина нащупала некий предмет…
Глава 7
Граф съездил в Остерли-парк, затем побывал на ленче у графа Джерси и теперь направлялся обратно в Лондон с ощущением необходимости поскорей оказаться дома.
Он с трудом мог сосредоточиться, рассматривая сокровища, хранившиеся в великолепном графском доме, с большим искусством украшенном знаменитым декоратором.
Перед глазами у него стояло печальное лицо Петрины, а в ушах звучал ее надрывный голос, умоляющий выслушать ее. Но он не сделал этого, он прогнал ее!
Сейчас, когда гнев улегся, граф мог спокойно обдумать случившееся. Он ясно понимал мотивы, заставившие Петрину пообещать репортеру хороший сюжет для статьи, – таким образом она спасала его от преследований леди Изольды.
Он также понял, почему леди Изольда так настойчиво желала остаться у него после отъезда принца-регента и других гостей. Тогда она сказала графу, что хочет сообщить ему нечто очень важное, но когда они остались одни, то выяснилось, что это «нечто важное» – просто желание добиться его ласк. Но этого-то он как раз и не хотел в собственном доме: совсем рядом, у себя в апартаментах, спала его бабушка, да и присутствие Петрины обязывало.
Между ними произошла словесная дуэль, точнее перепалка, и только решительность графа, граничащая с грубостью, заставила леди Изольду удалиться.
При расставании он ясно дал ей понять, что их связи пришел конец, и теперь ему стало понятно, почему она тогда не устроила сцены, приняв это известие с поразительным равнодушием. Она была уверена, что какие бы слова ни сказал граф, она заставит его жениться на себе.
Что же касалось Петрины, то свою вспыльчивость в отношении нее он объяснял нежеланием посвящать девушку в свои любовные похождения. Петрина и так проявляла излишнюю осведомленность в этих вопросах, что было крайне неприятно графу. Взять хотя бы ее пристальный интерес к положению бедных проституток! Правда, и сам он испытывал живое сострадание к этим несчастным созданиям, на долю которых выпали невероятные муки. Но он-то взрослый мужчина, с устоявшимися взглядами на жизнь! А Петрина слишком юна. В то же время он понимал, что этот интерес вызван самым благородным стремлением помочь страждущим.
Он восхищался ее желанием помогать нуждающимся, но, будучи ее опекуном, считал своим долгом помешать ей в этом.
«Это так похоже на Петрину, – размышлял он. – Обнаружить запутанные отношения между мной, Ивонной Буврэ и герцогом могла только она!»
Когда в «Курьере» появилась статья с рассказом о пожаре в Парадиз-Роу, графу пришлось столкнуться с добродушной насмешливостью друзей и открытым злорадством врагов. Он был слишком удачлив и незауряден, чтобы люди не ухватились за возможность перемыть ему косточки из-за неверности его любовницы, что, конечно, несколько пошатнуло его репутацию в обществе.
Граф воспринимал все пересуды и сплетни с циничной улыбкой и невозмутимым добродушием, что, конечно, лишало насмешников значительной доли удовольствия. Но втайне, в глубине души, граф испытывал ярость от такого унижения, и ему очень не хотелось, чтобы Петрина имела хоть какое-то отношение к этой истории.
Впервые в жизни он усомнился в правильности своего мужского поведения и почувствовал нечто подозрительно напоминающее стыд. Он послал Ивонне Буврэ резкое письмо с требованием покинуть его дом в Парадиз-Роу. Но, как он и предполагал, она, ожидая такого поворота событий, приняла покровительство чрезвычайно богатого старого пэра, который уже некоторое время преследовал ее своим вниманием. Разумеется, она не вернула графу роскошные драгоценности, которыми он ее осыпал, а также карету и лошадей.
Что касается герцога, то граф его не упрекнул ни единым словом, сохранив прежние приятельские отношения. Он знал, что молодой аристократ взволнован, знал также, что в клубах поговаривают о возможности вызова на дуэль, но граф всегда отличался тем, что, допустив промах, он тут же о нем забывал. На этот раз вмешательство Петрины делало забвение невозможным, и граф сердился не только на то, как с ним обошлись. Главное, что не давало ему покоя, было то, что его подопечная, такая юная и прекрасная, знает о его любовных похождениях. Это и бесило его больше всего.
Въезжая в Лондон, граф уже сожалел о том, что наговорил Петрине столько резких слов, и твердо решил загладить свою вину. Теперь-то он понимал, что она изо всех сил старалась ему помочь. Разумеется, недопустимо, чтобы девушка на выданье была вовлечена в подобные дела, но Петрина не относилась к обычному типу светских дебютанток, которые либо были бы шокированы происшедшим, либо хихикали над ним с подругами.
«Она не лишена смелости, – сказал себе граф, – и у нее самое пылкое воображение, которое я когда-либо встречал».
Только Петрина, подумал он с немного грустной улыбкой, могла придумать такой хитрый способ выманить на улицу Ивонну Буврэ и герцога в столь неподобающем виде, и все из-за того, что несколько петард сгорело у фундамента дома. И чем больше граф размышлял об этой истории, тем забавнее она казалась ему. Так что выехав на Парк-лейн, он уже готов был смеяться над тем, что произошло. Как бы ему хотелось увидеть герцога в одних панталонах и с покрывалом на плечах и Ивонну в прозрачном неглиже в толпе пожарных! Он уже видел карикатуру, высмеивающую этот инцидент, и пообещал себе сохранить ее, чтобы в будущем не доверять «божьим коровкам», как их называла Петрина.
Все еще улыбаясь, граф подъехал к Стэвертон-Хаусу. Было половина седьмого, и он решил, что не поедет к «Уайту» обедать с друзьями, как обещал, а вместо этого останется дома и постарается загладить перед Петриной свое дурное поведение. Однако дворецкий известил его, что мисс Линдон еще не вернулась.
– Она уехала кататься, милорд, примерно в час дня.
– С кем?
– Сожалею, милорд, я был внизу в это время, и ее провожал только лакей, а ему неизвестно имя джентльмена, который заехал за мисс Линдон. Но лакей говорит, что прежде видел его здесь.
Граф, недоумевая, кто бы это мог быть, поднялся в комнату бабушки.
Она очень обрадовалась, увидев внука.
– Ну как, хорошо провел время в Остерли-парк? – спросила герцогиня.
– Да, дом там великолепный! А где Петрина?
– Петрина? – переспросила вдовствующая герцогиня. – Я не видела ее с утра. Боюсь, что я проспала сегодня весь день.
– Ну, полагаю, она скоро вернется, – ответил граф, стараясь не обеспокоить понапрасну бабушку. Она, как многие старые люди, во всем видела повод для волнений.
Граф пошел к себе, чтобы переодеться, но, спустившись к ужину, узнал, что Петрина все еще не вернулась. Он прождал ее час и затем, в дурном настроении, начал ужинать в одиночестве. Граф был очень удивлен тем, что Петрина не предупредила бабушку, что уезжает к друзьям и вернется домой поздно. Это было совсем на нее не похоже: с тех пор, как девушка поселилась в Стэвертон-Хаусе, она всегда выказывала по отношению к вдовствующей герцогине самое глубокое почтение.
У графа возникло неприятное предположение, что, огорченная его словами, она намеренно задерживается, чтобы не выслушивать новых упреков.
Ужин закончился, и граф направился в библиотеку, приказав, чтобы ему сразу же доложили, как только Петрина вернется. Он прочитал дневные газеты и взял книгу, которая до сих пор казалась ему очень увлекательной, но сейчас он не мог сосредоточиться на чтении. Граф поминутно смотрел на часы, и, невзирая на принятое решение сохранять спокойствие духа, чувствовал, что опять начинает сердиться.
– Ну это же смешно – исчезнуть вот так! – воскликнул он в сердцах и потянул за шнур сонетки, чтобы справиться, не вернулась ли Петрина, но в этот момент открылась дверь, и вошла сама Петрина.
Он открыл было рот, чтобы упрекнуть ее за длительное отсутствие, но слова замерли у него на устах. Достаточно было только посмотреть на это бледное лицо с испуганными глазами, на растрепанные волосы, чтобы убедиться, что произошло нечто необычное. Петрина стояла неподвижно и глядела на него, дрожа всем телом.
– Что случилось? – бросился к ней граф.
С минуту казалось, что она не в силах произнести ни слова. Затем тихим, слегка охрипшим голосом, так, что он едва мог ее расслышать, Петрина сказала:
– Я … я…убила человека и украла коляску.
Девушка покачнулась, и граф подхватил ее на руки, донес до дивана и осторожно опустил на подушки.
– Простите… простите меня! – прошептала она несчастным голосом.
Граф подошел к подносу с вином и налил в бокал немного бренди. Затем вернулся к Петрине, обнял ее и поднес бокал к губам девушки.
– Пейте! – приказал он. – Тогда сможете рассказать, что случилось.
Петрина глотнула и с отвращением затрясла головой.
– Еще выпейте! – твердо сказал граф.
Она слишком ослабла, чтобы спорить, и отпила еще глоток. Огненная струя скользнула в желудок и унесла с собой мглу, которая, казалось, грозила поглотить ее, надвигаясь со всех сторон.
Когда Петрина подняла руку, чтобы оттолкнуть полупустой бокал, граф поставил его на столик рядом с диваном и сказал спокойно и убедительно звучным, низким голосом:
– А теперь расскажите обо всем, что случилось.
Петрина подняла на него потемневшие, испуганные глаза.
– Я убила его… убила!..
– Кого убили?
– Лорда… Роулока!
Граф стиснул зубы, а затем сказал тихо и без всякого выражения:
– Может быть, вы все-таки расскажете, что произошло.
Неуверенно, заикаясь, крепко держась за руку графа, Петрина рассказала, как встретила лорда Роулока в парке и, будучи уязвленной и обиженной словами графа, приняла его предложение состязаться с леди Лоули.
– Теперь я понимаю, – сказала она жалобно, – что я… ни с кем не состязалась. Что это был всего лишь предлог увезти меня.
И Петрина рассказала, как они мчались по Северной дороге, как остановились в гостинице «Плюмаж», где она имела неосторожность заснуть, как потом обнаружилось, что одна из лошадей не подкована. В этом месте рассказа граф насмешливо поморщился:
– Эта уловка стара, как сама преисподняя, но откуда вам было это знать! Продолжайте!
Она рассказала, как они поужинали, якобы ожидая приезда кузнеца, и как после лорд Роулок признался в своем замысле остаться с ней на ночь в гостинице, чтобы вынудить ее выйти за него замуж.
– Тогда только я поняла, – тихо и хрипло сказала Петрина, – как была глупа, отправившись с ним в эту поездку. Я пыталась убежать от него, но он очень сильный, и я не могла с ним совладать, потому что он… обнял меня.
Она всхлипнула и замолчала, а граф спросил:
– Что же потом?
– Я с ним… боролась, и он прижал меня к столу, на котором еще стояли блюда с закусками. Я протянула назад руку и наткнулась на… нож. – Она судорожно вцепилась в руку графа. – Я знала, что это единственный путь спасения для меня.
Граф молчал, и она продолжила:
– Он держал меня за локти, и я едва могла шевельнуть кистью руки, но я…
Опять голос ее замер, и граф спросил:
– Так что же вы сделали?
– Я изловчилась и изо всей силы воткнула нож ему в живот! – Петрина зарыдала, спрятав лицо в ладонях. – Это было ужасно! Нож вошел так легко… прямо по рукоятку… И он с минуту не двигался, а потом вскрикнул и упал.
Граф чувствовал, то Петрина дрожит всем телом.
– Он лежал, истекая кровью…
– И что вы сделали?
– Я не могла на него смотреть… Это было ужасно! Я была уверена, что он мертв. – Петрина содрогнулась. Образ Роулока, лежащего в луже крови, не выходил у нее из головы и приводил в ужас. – Я выбежала из комнаты в коридор. Дверь гостиницы была открыта, и на дворе я увидела коляску. Она была не такая элегантная, как у вас, но запряжена двумя лошадьми. Рядом стоял грум. Он держал в руках поводья.
Наступила пауза. Петрина сделала над собой усилие и продолжила:
– Я подбежала к нему и сказала: «Случилось несчастье! Хозяин немедленно требует вас к себе! А я подержу лошадей!»
– И он вам поверил? – удивился граф.
– Он подал мне поводья, я вскочила на место кучера и в ту же секунду тронулась с места. Мне казалось, что кто-то что-то кричал мне вслед, но я не оглядывалась. Настегивая лошадей, я выехала на большую дорогу и помчалась в Лондон…
Граф не мог не признать, что она проявила немалую изобретательность и расторопность, устроив себе таким образом побег.
– До Лондона оказалось не так уж далеко, как я думала. Очевидно, лорд Роулок нарочно выбирал окольный путь, чтобы провести как можно больше времени в дороге до «Плюмажа»…
Дойдя до конца повествования, Петрина поникла головой и тихо, испуганно сказала:
– Он… мертв… я уверена в этом.
– Вот это я сейчас и должен узнать, – ответил граф.
Она вопросительно взглянула на него, и граф пояснил:
– Я хочу удостовериться в том, жив или мертв лорд Роулок, а заодно верну упряжку, которую вы позаимствовали. Не хочу, чтобы вас ославили как воровку.
Последние слова он произнес с улыбкой и поднялся с дивана. Петрина со всей силой схватила его за руку.
– Не… покидайте меня!.. – взмолилась она.
– Ненадолго, но я должен вас оставить, – возразил граф. – Верьте, я не задержусь ни на минуту дольше, чем это необходимо. Оставайтесь дома или лучше ложитесь спать, Петрина. Когда вернусь, расскажу вам все, что узнаю.
Он хотел идти, но она все еще его не отпускала.
– Я… сожалею… Я ужасно… ужасно сожалею… что стала причиной такого скандального происшествия… А я знаю, вы так ненавидите… всякие скандалы!
– Но я постараюсь, чтобы скандала не было! – успокоил ее граф. – Не отчаивайтесь, Петрина. Все может быть не так плохо, как вы предполагаете.
Он освободил руку и ласково уложил Петрину на подушку дивана.
– Спите, – сказал он, – вы измучились, что неудивительно. Ничто так не истощает силы, как страх.
Петрина посмотрела на него. На ее бледном лице глаза казались огромными.
– Я приеду, как только смогу, – пообещал граф, наклонился и поцеловал ее в губы.
Это был всего лишь легкий поцелуй, так он мог бы поцеловать ребенка.
Но уходя, граф знал, что не ребенка он сейчас поцеловал и что ничего детского не было в ее ответном поцелуе.
Петрина лежала на диване в той же позе, как он ее положил, и думала, что ничего прекраснее этого легкого прикосновения губ в ее жизни не было.
Она знала, что граф поцеловал ее лишь для того, чтобы подбодрить и утешить после всех пережитых ею невзгод, но она любила его, и это было самое главное для Петрины; остальное для нее не существовало. Восторг, какого раньше она никогда не испытывала, наполнял ее сердце.
Он ее поцеловал!..
Она будет вспоминать об этом всю жизнь. Внезапно Петрина подумала, что, возможно, жить ей осталось не так уж долго. Она убила человека, а расплата за убийство – смерть.
Петрине приходилось читать об ужасных муках, переживаемых приговоренными в Ньюгейтской тюрьме. Убийцу почти всегда вешали или же – что считалось актом милосердия – ссылали на вечное поселение в Австралию.
И все, о чем она прежде читала, ожило в ее сознании как кошмарное видение. Она слабо вскрикнула и закрыла лицо руками. Кто кого опередит: граф ли приедет в гостиницу «Плюмаж» или полиция явится в Стэвертон-Хаус? Ведь если хозяин гостиницы найдет у себя в заведении мертвое тело и немедленно сообщит в полицейский участок, ее арестуют прежде, чем граф успеет прийти ей на помощь! А может быть, хозяин гостиницы не знает, кто она? Но лорд Роулок мог ему об этом сказать, подобно Николасу Торнтону, назвав ее имя как гарантию того, что по счету будет уплачено.
Напуганная этими мыслями, Петрина встала. Больше она не могла лежать спокойно, не говоря уж о том, чтобы заснуть, как посоветовал ей граф, и пошла наверх, в свою комнату.
Она хотела позвонить горничной, но передумала, решив, что сама справится. Однако, увидев себя в зеркале, Петрина ужаснулась: волосы были растрепаны, платье запылилось и помялось. Она целый день не переодевалась и выглядела прескверно.
Петрина стащила с себя грязную одежду, швырнула ее на пол, умылась и подошла к платяному шкафу. Открыв дверцы, она не могла не подумать о том, что обычно носят женщины в тюрьме, и задрожала от непреодолимого, острого ужаса! В следующую секунду она уже прислушивалась, не идет ли кто по лестнице, ожидая: вот сейчас в дверь постучит слуга и скажет, что внизу ее ждет полиция.
– Мне надо спрятаться! – сказала себе Петрина. Мне надо хорошенько спрятаться, пока не вернется граф.
Петрина поспешно надела другое платье и накинула на плечи темный бархатный плащ. Сумочка с деньгами лежала в ящике комода.
Через несколько минут она открыла дверь спальни и, чтобы не попасться на глаза дежурному лакею, спустилась вниз по другой лестнице. Очутившись в холле, куда выходила дверь кабинета мистера Ричардсона, Петрина прислушалась. Все было тихо, и она совершенно уверилась, что мистер Ричардсон уже покончил с дневными трудами и удалился на покой в свои апартаменты в другой части дома.
Петрина осторожно приоткрыла дверь. В кабинете горела единственная масляная лампа, но света было достаточно, чтобы найти то, что она искала.
Двигаясь неслышно, словно тень, Петрина подошла к доске с ключами и легко – все ключи были снабжены бирками – нашла два от дома в Парадиз-Роу. Девушка взяла один из них, выбежала на террасу и скрылась в глубине сада…
Петрина отперла входную дверь дома в Парадиз-Роу. Кругом царила кромешная тьма, но она помнила план дома, показанный ей Николасом Торнтоном, и на ощупь добралась через небольшой холл в комнату направо. Это, как она твердо помнила, должен быть большой, во всю длину дома, зал с окнами, выходящими на улицу.
Она думала, что в зале пусто, но тут же налетела на стул. Медленно, боясь споткнуться и упасть, она ощупью пробралась к дивану и села. Прежде чем покинуть Стэвертон-Хаус, она оставила графу записку у себя на подушке.
Не найдя ее в библиотеке, он наверняка поднимется к ней в комнату. В записке она сообщала, где ее искать.
И теперь ей оставалось только одно – ждать. И чтобы не терять время даром, она стала строить план бегства: если граф решит, что ей угрожает опасность ареста, он может дать ей денег, и она уедет за границу или в Шотландию, где ее никто и никогда не найдет.
Было страшно подумать, что всю оставшуюся жизнь ей придется провести в полном одиночестве и, может быть, под чужим именем. Эта мысль привела Петрину в такое уныние, что она даже подумала: лучше смерть, чем такая жизнь! Совершенное ею убийство будет тяготеть над ней как злой рок, и она уже не сможет быть счастливой, а граф никогда не простит ей того скандала, который в очень скором времени разразится. И хотя он и выслушал участливо ее рассказ, это еще ничего не значит. Ведь сказал же он, что она внушает ему отвращение, когда узнал о фейерверке.
– Но я люблю его! Люблю! – прошептала Петрина и опять почувствовала его губы на своих губах и радость в груди, как в момент, когда он ее поцеловал.
«Он такой замечательный!.. Он безупречен во всех отношениях, – подумала она. – Разве может он смотреть на меня иначе, чем на капризного, надоедливого ребенка?»
Ему явно не хотелось быть ее опекуном; она вспомнила, как неохотно взвалил он на себя этот груз.
Могла ли она вообразить, что так в него влюбится и что жить с ним под одной крышей будет для нее наивысшим счастьем?
«Но, по крайней мере, он меня поцеловал», – сказала она себе и грустно подумала о том, что ее ждет впереди. Согласится ли граф устроить ей побег и поцелует ли опять, на прощание? Ей хотелось почувствовать его объятия, хотелось, чтобы он завладел ее губами, как это собирался сделать лорд Роулок. Но тут Петрина резко одернула себя: не слишком ли она самонадеянна в своих мечтах? В ее-то положении размышлять о подобных вещах по меньшей мере смешно.
Время тянулось медленно – так медленно, что Петрина, оцепенев от напряженного ожидания, начала подумывать, что граф, не найдя ее в Стэвертон-Хаусе, решил отказаться от дальнейшего попечения о ее судьбе. Ему безразлично, что она сидит в пустом доме совсем одна. А может быть, он подумает, что это наилучший способ отделаться от нее раз и навсегда, забыть о самом ее существовании? А вдруг, подумала Петрина, ему не понравится, что она спряталась в доме, где он содержал свою любовницу? Как ей раньше не пришло это в голову! Все в этом доме связано с неприятными для него воспоминаниями.
Впервые после побега из Стэвертон-Хауса Петрина усомнилась, что поступила правильно.
Ей даже почудилось, что она ощущает в воздухе аромат духов Ивонны Буврэ и слышит, как граф говорит ей о любви, а Ивонна отвечает ему прекрасным, мягким голосом с французским акцентом.
Петрина негромко вскрикнула, зажав уши руками, словно ее оглушал этот воображаемый любовный разговор.
Когда она опустила руки, ей показалось, что кто-то неслышно вошел в дом. Петрина замерла, прислушиваясь. В тишине она различила звук приближающихся шагов. Чья-то фигура появилась на пороге, и ее позвали по имени:
– Петрина!
Невозможно было ошибиться в том, кому принадлежал этот звучный, низкий голос, и, вскрикнув так, что темнота отозвалась эхом, Петрина вскочила и подбежала к графу. Тот обнял ее и, почувствовав, как она жадно прильнула к нему, такая мягкая, теплая, еще крепче прижал ее к себе.
– Все в порядке, – проговорил граф, – он жив!
Петрина оторвала лицо от его груди и заглянула в глаза графа.
– Он… не умер? – еле слышно спросила она.
– Он жив! Хотя ему здорово досталось. И поделом!
Петрина опять спрятала лицо у него на плече, чувствуя невыразимое облегчение, смешанное с удивлением от того, что руки графа так крепко ее обнимают.
– Вы уверены? – спросила она, запинаясь.
– Совершенно уверен! – ответил граф, и в голосе его прозвучала ласковая насмешка. – Так что вам, дорогая, незачем прятаться от полиции! Вы можете спокойно вернуться домой.
Петрина не могла поверить своим ушам. Она подняла лицо и хотела что-то сказать, но в этот момент губы графа опять коснулись ее губ.
Сначала ей показалось, что все это снится. Потом чувство радости и восторга, которое она испытала, когда граф впервые поцеловал ее снова, с еще большей силой, овладело всем ее существом. Теперь у нее не осталось сомнений в реальности происходящего, тьма исчезла, и Петрина почувствовала себя неотъемлемой частью этого человека. Словно он взял в свои руки ее сердце и душу, всю ее любовь к нему, и она совершенно ему предалась, как того желала.
Его губы стали требовательнее, и ей начало казаться, будто их окутал какой-то неземной свет.
«Я люблю вас!» – хотелось ей сказать, но не было слов, чтобы выразить чувства, и она подумала, что они уже не земные существа, но боги.
Он оторвал ее от земли и вознес высоко в небо, и она стала как сияющая звезда в бесконечном просторе Вселенной.
Это был поцелуй такой прекрасный, такой чудесный, что Петрина подумала: должно быть, она умерла и уже в раю.
Наконец, спустя долгое время, граф поднял голову.
– Мое сокровище! – сказал он глухо и прерывисто. – Нет на свете другой такой же непредсказуемой и своенравной женщины, как ты, Петрина. Но я бы не хотел, чтобы ты стала иной.
– Я тебя люблю! – прошептала Петрина, все еще смущенная и взволнованная этим поцелуем.
– Я тоже люблю тебя!
И хотя она не могла видеть его лица, она догадалась, что он улыбнулся, говоря эти слова.
– Ты… любишь меня? – прошептала она. – Это… действительно так?
– Действительно! Это правда, – ответил граф. – Но, дорогая, согласись: это не самое лучшее место, где я могу говорить о своей любви к тебе.
– Да разве это имеет значение, где говорить? – спросила Петрина. – Я мечтала, я молилась о том, чтобы ты почувствовал ко мне хоть немного… тепла… Но о твоей любви я не могла и мечтать!
– Я сопротивлялся этому чувству, – признался граф. – Я не хотел никого любить, но перед тобой, Петрина, устоять было трудно. Я понял: какое бы тяжкое преступление ты ни совершила, я готов прийти тебе на помощь. А это значит, что я не могу жить без тебя!
Петрина слабо вскрикнула: это был возглас счастья – подлинного, глубокого счастья. Объятия графа стали еще теснее.
– И если ты действительно убила бы Роулока, мы вместе уехали бы за границу.
– Ты хочешь сказать, что уехал бы со мной?
– Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя в беде одну? – спросил он почти резко и рассмеялся: – Уж если ты умудрилась навлечь на себя столько неприятностей, будучи под моей опекой, то страшно даже представить, что ты способна натворить без моего присмотра!
– Я хочу только одного – быть с тобой ежечасно и навсегда!
– Так оно и будет, дорогая! – ответил граф. – Хотя я заранее трепещу при мысли, что за жизнь ты мне устроишь.
– Я буду хорошей… Я сделаю все, что ты захочешь! – И в голосе Петрины прозвучала страсть.
Она помолчала, а затем вновь обратилась к нему с тревогой во взгляде:
– Но ты… правда, так думаешь? Ты действительно думаешь, что… как ты сказал… любишь меня?
– Да, именно это я думаю и чувствую! – ответил граф. – И я сделаю все, чтобы ты поверила в это, моя милая, как бы долго мне ни пришлось тебя убеждать.
Петрина затаила дыхание.
– Пожалуйста, – прошептала она, – пожалуйста, поцелуй меня опять!
И опять она ощутила губы графа, и снова у нее было такое чувство, будто она вознеслась на небеса.
Поцелуй был еще более страстный и требовательный, и она вдруг почувствовала, как внутри нее словно вспыхнул язычок пламени, обострив все ее тайные желания и разгораясь все больше и больше, грозя превратиться в пожар страсти.
