Текст книги "Заблуждения юности"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Барбара Картленд
Заблуждения юности
Примечание автора
В этом романе использованы подлинные факты, которые я почерпнула в книге Стрезерна Гордона и Т. Дж. Б. Кока «Людская совесть». В ней описываются шесть судебных расследований по вопросам детской проституции, проводившихся в течение 1729–1837 годов специальными комиссиями палаты общин. Однако, несмотря на общественный резонанс, власти не предприняли никаких решительных мер по искоренению этого зла. В викторианскую эпоху положение таких детей еще больше ухудшилось.
Старинный район Парадиз-Роу, упоминаемый в романе, был уничтожен в 1906 году. Воксхолл-Гарденс прекратил свое существование в 1859 году, земли, служившие местом развлечения для высокопоставленных особ, были застроены частными домами. Описания пожарной службы и пожарных команд того времени достоверны, названия газет и их содержание подлинны.
Глава 1
1819 год
Пристяжная вдруг захромала, и граф Стэвертон, чертыхнувшись сквозь зубы, остановил фаэтон. Грум, сидевший на высоком заднем сиденье, соскочил на землю.
– Похоже, всему виной камешек, милорд, – заметил он оживленно и забежал вперед. – Уж больно плохие здесь дороги!
– Да, дороги действительно плохие, – ответил граф, подавляя желание выразиться покрепче.
Он привязал поводья к передку фаэтона и наклонился посмотреть, в чем дело. Дорога была усыпана мелким гравием; один из острых осколков камня застрял в копыте лошади.
Граф подумал, что, наверное, чересчур быстро гнал по такой скверной дороге, но уж очень он спешил в Лондон, подальше от скуки, которую испытывал, гостя близ Сент-Олбэнс. Его не увлекла даже жаркая схватка двух боксеров, наблюдателем которой он был. Сама борьба была замечательная, и граф поставил на победителя довольно крупную сумму, но общество хозяина дома, человека очень нудного, его угнетало, а еда, такая же пресная, как и сам хозяин, не способствовала хорошему пищеварению.
Следует, однако, признать, что графа вообще не так-то легко было развлечь. Большинство окружавших его людей и предметов наводили на него смертельную скуку.
Было прекрасное весеннее утро. У дороги среди зеленой травы пестрело множество полевых цветов: лютики, колокольчики, ромашки…
Сначала граф смотрел, как грум возится с лошадью, осторожно вытаскивая острый камешек из ее подковы, а затем с удовольствием окинул взглядом остальных лошадей. Все они были, как на подбор, одной масти – вороные. Это была самая известная упряжка в клубе «Четверка коней». Такой, конечно, не было ни у кого в городе.
Граф решил немного размяться и направился чуть в сторону по росистой траве, не обращая внимания на то, что желтая цветочная пыльца оставляет следы на его сапогах из немецкой кожи, до блеска отполированных шампанским по рецепту «красавчика» лорда Бруммеля, главного законодателя мод.
Сбоку тянулась достаточно высокая кирпичная стена, ограждавшая парк какого-то казенного заведения.
Узкие кирпичи, когда-то красные, со временем несколько выцвели, и теперь стена была темно-розового цвета, что позволило графу, слывшему знатоком по части древностей, заключить, что она возведена еще при королеве Елизавете.
Глядя на эту ярко освещенную солнцем стену, отчего она казалась еще прекраснее, граф невольно залюбовался. Ему захотелось, чтобы ограда вокруг его родовой усадьбы в Оксфордшире была хотя бы отчасти похожа на эту. Неожиданно его размышления были прерваны просвистевшим в нескольких дюймах от его головы каким-то тяжелым предметом, который с шумом упал у его ног. Граф с удивлением увидел, что это обычный кожаный саквояж, но, несомненно, представляющий опасность, если использовать его как снаряд.
Граф оглянулся, желая понять, откуда взялся саквояж, и увидел юную особу, появившуюся наверху ограды.
На секунду перед его взором промелькнули стройные ножки, и в следующий момент девушка ловко спрыгнула на землю. Природная гибкость не позволила ей упасть навзничь, как можно было бы ожидать.
Девушка выпрямилась и, обернувшись, встретилась взглядом с графом.
– Это был очень неосмотрительный поступок с вашей стороны, – холодно сказал тот. – Если бы саквояж угодил мне в голову, я мог, чего доброго, потерять сознание.
– Но откуда мне было знать, что вы стоите в том самом месте, где я собралась перелезать через забор? – спросила она.
С этими словами девушка приблизилась к нему, и он увидел, что на руке у нее висит капор, а волосы золотистые, с рыжинкой. Она взглянула на него, и граф отметил, какие большие у нее глаза, со слегка раскосым разрезом, отчего взгляд казался довольно дерзким. Линия губ была причудливо очерчена, что придавало им несколько капризный вид.
«В строгом смысле слова эту девушку нельзя назвать красивой, но лицо у нее очаровательное», – подумал граф, заинтересованный необычной внешностью незнакомки.
– Полагаю, вы совершаете побег? – заметил граф.
– Вряд ли я стала бы перелезать через стену, если могла бы выйти через ворота, – ответила она.
Девушка нагнулась за саквояжем и в этот момент увидела лошадей.
– Они ваши? – спросила она с невольным почтением в голосе.
– Мои, – ответил граф, – но из-за ваших отвратительных дорог пристяжная захромала.
– Но дороги не мои! – пылко возразила девушка. – Однако лошади у вас чудесные! Никогда не видела ничего лучше.
– Ваша похвала для меня – большая честь! – ответил граф, иронически улыбнувшись.
– Куда вы едете?
– В Лондон как будто.
– Тогда, пожалуйста, возьмите меня с собой! Именно туда мне и надо. О, как я хочу проехаться на такой замечательной четверке!
И девушка подбежала к лошадям, забыв о саквояже.
– Я думаю, мой долг все же осведомиться, от кого вы бежите и почему?
Девушка, казалось, не слышала его вопроса – она остановилась, оглядывая лошадей сияющими глазами.
– Они просто превосходны! – выдохнула она. – Как это вам удалось подобрать их в масть?
– Я вам задал вопрос! – настаивал граф.
– Какой вопрос? – переспросила девушка рассеянно, а затем добавила: – Ах да! Я бегу из пансиона, и мы должны торопиться, иначе меня хватятся.
– Я не хочу быть замешан в чем-либо предосудительном. – Граф постарался придать своему голосу как можно больше твердости.
– Это звучит очень напыщенно! – презрительно поморщилась незнакомка. – Но если вы не хотите меня увезти, тогда это сделает Джеб, мясник. Он вот-вот должен подъехать.
– Вы с ним уже договорились?
– Я говорила с ним насчет такой возможности и уверена: он охотно согласится помочь мне.
Девушка нетерпеливо взглянула на дорогу, но Джеба не было видно, и она снова обратилась к графу:
– Пожалуйста, возьмите меня с собой! – Девушка умоляюще сложила руки. – Что бы ни случилось, я ни за что не вернусь назад. Или вы меня отвезете в Лондон, или – Джеб. Решайтесь! Мне бы так хотелось проехаться с вами!
В этот момент к ним подошел грум:
– Теперь все в порядке, милорд, мы можем ехать!
Девушка все еще не сводила глаз с графа.
– Пожалуйста!.. – почти прошептала она.
– Я захвачу вас, но при одном условии.
– Каком?
– Вы мне расскажете, что вас заставило бежать, и если я не найду причину уважительной, то отвезу вас обратно.
– Неужели вы способны на такое! – воскликнула девушка. – Впрочем, моя причина достаточно веская и уважительная.
– Хорошо бы так, – угрюмо ответил граф.
Он помог ей подняться в фаэтон и распутал поводья.
Грум взял саквояж, поставил его на высокое, похожее на стул сиденье и сам сел рядом. И они тронулись в путь.
После недолгого молчания граф заметил:
– Я жду!
– Ждете? Чего? – удивленно подняла на него глаза девушка.
– Вы прекрасно знаете, чего, и у меня такое ощущение, что вы намеренно тянете время, чтобы как можно дальше уехать от пансиона, прежде чем вам придется объяснить причину побега.
Ее очаровательные губки изогнулись, и она подарила графу ослепительную улыбку:
– Как вы умны!
– Да, я не туп, как вы, по-видимому, считаете! – съязвил граф. – А с кем вы должны встретиться по приезде в Лондон?
Его спутница слегка усмехнулась:
– Мне очень хотелось бы, чтобы это был какой-нибудь страстный поклонник, но, увы, это не так, иначе мне не пришлось бы полагаться на Джеба или случайную встречу с незнакомцем вроде вас.
– Значит, поклонника нет? Почему же вам не терпится попасть в Лондон?
– Я уже достаточно взрослая, чтобы выйти из пансиона, а мой ужасный, отвратительный опекун настаивает, чтобы я все каникулы провела в Харрогите.
– А чем Харрогит плох?
– Всем! Там можно умереть от скуки среди стариков и больных. Я была там на Рождество и не видела ни одного мужчины, кроме священника!
Девушка сказала это с таким искренним негодованием, что граф невольно рассмеялся.
– Да, видно, что вы очень страдали, – ответил он. – Но разве вы не можете найти себе более подходящее место?
– Мой опекун считает, что нет. Этот противный человек даже не пишет мне, а на все мои просьбы его поверенный отвечает отказом.
– Да, он, по-видимому, черствый человек, ваш опекун, – согласился граф. – Когда вы приедете в Лондон, то, наверное, устроите ему скандал?
– Вовсе нет! Я не испытываю ни малейшего желания выяснять с ним отношения. От таких людей лучше держаться подальше. Кроме того, он, наверное, истратил мое состояние и потому избегает встречи со мной и не отвечает на мои письма.
Граф повернулся и внимательно оглядел свою спутницу: уродливый капор с синими лентами, простое, невыразительное платье. Девушка, поймав его взгляд, горячо заговорила:
– Вы думаете, что внешне я не похожа на богатую наследницу, но разве это удивительно? Ведь одежду мою выбирает кузина Аделаида, а ей почти уже восемьдесят, и платит за все поверенный моего опекуна.
Она поджала губы, но через минуту продолжила:
– На прошлой неделе мне исполнилось восемнадцать. Все мои подруги – настоящие, я хочу сказать – еще в прошлом году стали выезжать в свет. Но я в то время все еще носила траур по отцу, и, наверное, это послужило причиной того, что меня не представили ко двору. Но уж в этом-то году я была уверена, что выйду из пансиона и уеду в Лондон.
– И какие основания были у вашего опекуна, чтобы отказать вам?
– Я ведь уже сказала, что этот невежа ни разу не написал мне. После Рождества я засыпала его письмами, но поверенный сообщил, что я должна остаться в пансионе на неопределенное время – до нового распоряжения.
Она вздохнула и добавила:
– Я ждала целых три месяца, а потом приняла важное решение. Отныне я сама буду вести свои дела.
– И что вы собираетесь делать по приезде в Лондон?
– Я хочу стать «божьей коровкой».
– Э… «божьей коровкой»? – переспросил граф.
– Так их называет брат Клэр – Руперт, но, кажется, есть и другое название: «муслиновый лоскуток» или «киприада».
От изумления граф выронил поводья, и лошади припустились галопом.
Он едва успокоил их, а потом спросил:
– А вы хоть немного понимаете, о чем говорите?
– Конечно, понимаю! – ответила его спутница. – Коль скоро мне не позволяют занять соответствующее моему положению место в обществе, я буду жить так, как захочу, по собственному усмотрению. Назло всем!
– Не могу поверить, что вы отдаете себе отчет в том, что говорите!
– Моя лучшая подруга Клэр мне все объяснила еще в прошлом году, перед выходом из пансиона. Все модные молодые люди имеют любовниц, и та дама, которую выбирает такой модник, должна принадлежать ему, и никому больше. А «божья коровка» может искать и выбирать сама. И если один мужчина ей надоест, она может найти другого, более интересного.
– И вы действительно полагаете, что такой образ жизни вам подойдет? – спросил граф, стараясь тщательно выбирать слова.
– Но это же веселее, чем киснуть в скучном пансионе, где ты уже выучила все, что только могут тебе преподать! Конечно, я буду очень осторожна в выборе мужчины, с которым стану проводить время.
– Надеюсь, что так! – заметил граф.
– Как приятно делать все, что хочется, без оглядки на людей, которые все время ругают тебя за ошибки и неприличное поведение.
– А чем, по-вашему, вы станете заниматься?
– Во-первых, отправлюсь в Воксхолл и посмотрю на жонглеров и их фокусы с огнем. Потом буду разъезжать в своем фаэтоне по парку, каждый вечер танцевать, заведу собственный дом и не стану беспокоиться насчет того, выйду я замуж или нет.
– Вы не хотите выйти замуж?
– Конечно, не хочу. Это еще хуже, чем быть любовницей, ведь, выйдя замуж, всегда будешь привязана к одному-единственному человеку. Да и Клэр говорит, что светское общество – это большая брачная контора.
– Что ваша подруга Клэр имела в виду?
– Она считает, что каждая девушка, только что принятая в светском обществе, должна выбирать, за кого выходить замуж – титулованного дурака или толстого старика с красным лицом, только лишь потому, что они богаты. Но мне, по крайней мере, не надо беспокоиться о деньгах – у меня самой очень большое состояние.
– Но если это так, опекун охотно позволит вам истратить какую-то сумму на ваши нужды?
– Но я же вам говорю, что он не отвечает на мои письма! Поверенный сказал, что я должна посылать ему свои счета и он будет их оплачивать. А я хочу иметь деньги в своем кармане!
– Мне кажется, что для этого не обязательно приобретать профессию, о которой вы рассуждаете.
– Профессию? – удивилась девушка. – Вы считаете, что «божья коровка» – это такая же профессия, как врач или юрист? Интересно!
Графу пришло на ум по крайней мере с полдюжины ехидных замечаний, которые он мог бы сделать, будь перед ним особа, более умудренная жизненным опытом. Вместо этого он, нахмурившись, промолчал. Да и что он мог сказать этому своенравному ребенку, почти девочке, которая, несомненно, ни в малейшей степени не подозревала, к чему ведет «профессия» «божьей коровки». И он представил себе опасности, которые будут подстерегать это наивное дитя в компании развязных, а иногда и просто беспутных молодых людей, которые разъезжают повсюду в поисках приключений.
– Но вы не сказали, как вас зовут, – напомнил он, помолчав.
– Петрина… – начала она и остановилась.
– Но у вас есть и фамилия!
– Я и так вам слишком много о себе рассказала и не хочу рисковать, называя свою фамилию. А вдруг вы окажетесь бывшим другом моего отца?!
– В этом случае я решительно попытался бы убедить вас отказаться от вашей безумной затеи.
– Теперь меня уж ничто не остановит! – заявила Петрина. – Я приняла твердое решение. А когда я устрою свои дела, то, может быть, и дам о себе знать своему опекуну.
– Полагаю, это обязательно придется сделать, ведь вам понадобятся деньги.
Петрина хихикнула:
– А я все гадала, вспомните вы об этом или нет? Я подумала и о деньгах, прежде чем отправиться в Лондон. Правда, из-за них мне пришлось немного задержаться в пансионе.
– И что же вам удалось предпринять за это время?
– Благодаря моей врожденной сообразительности я накопила довольно приличную сумму.
– Каким же образом?
– Я посылала поверенному список необходимых мне вещей с просьбой перевести деньги для их приобретения на мой банковский счет.
– И что же было в вашем списке?
– Книги, школьная одежда и тому подобные вещи. Я сначала опасалась, что меня заподозрят в обмане, но они очень охотно оплачивали все счета!
В юном голосе зазвучало такое торжество, что граф не мог не улыбнуться.
– Я вижу, вы чрезвычайно находчивы, Петрина.
– Приходится, – отвечала она скромно, – ведь мои родители умерли, а других родственников, кроме бедной, старой кузины Аделаиды, у меня нет, да и она уже одной ногой в могиле.
Граф на это ничего не ответил, и Петрина продолжала:
– Уверена, что на первое время у меня хватит денег. А потом, когда я стану притчей во языцех, опекун будет вынужден отдать мне состояние.
– А если, предположим, он откажется?
Петрина слегка вздохнула:
– Да, он, конечно, способен на это, и тогда придется ждать: по закону в двадцать один год я получу половину своего состояния, а в двадцать пять я буду владеть всем, что имею.
– Подозреваю, что, как в большинстве завещаний, там есть одно маленькое условие: если выйдете замуж.
– Вот именно! – согласилась Петрина. – И поэтому у меня нет ни малейшего желания вступить в брак, только чтобы передать свое состояние мужу и позволить ему распоряжаться им, как своим собственным.
Она помолчала, а потом презрительно добавила:
– Он же может оказаться таким, как мой опекун, – будет все держать при себе, а мне ничего не даст.
– Ну, не все же мужчины таковы, – мягко заметил граф.
– Клэр говорит, что в обществе очень много людей, жадных до денег. Молодые аристократы только и делают, что высматривают себе богатых жен, чтобы те их содержали. Нет, я устроюсь, как «божья коровка»… Это куда лучше, уверяю вас!
– Вы, по-видимому, очень низкого мнения о мужчинах, – заметил граф, – и я не думаю, что те из них, с которыми вы будете общаться, смогут вам понравиться.
Петрина, немного подумав, заметила:
– Но в отличие от других женщин я не буду предъявлять к ним слишком больших финансовых требований. Брат Клэр рассказывал, что его любовница обходится ему чуть ли не в целое состояние. Она требует экипажи, лошадей, дом в Челси, драгоценности, а ему все это не по средствам.
– Какое бы положение в обществе ни занимал брат вашей подруги, я бы не стал принимать на веру его описание жизни бомонда.
– Брат Клэр – виконт Кумб, – ответила Петрина, – и Клэр говорила, что он первейший модник.
«Тут она попала в точку», – подумал граф.
Он был знаком с виконтом, считал его приятным молодым человеком, который, однако, бездумно просаживал деньги, выдаваемые отцом, маркизом Моркомбом, о чем уже начали поговаривать в клубах квартала Сент-Джеймс.
Словно угадав, почему он молчит, Петрина воскликнула:
– Вы знаете Руперта!
– Да, я с ним встречался в обществе, – согласился граф.
– Клэр считала, что он очень подходящий для меня муж, потому что ему всегда требуются деньги. Но я ей объяснила, что муж мне не нужен, мне нужна независимость.
– Но вы должны понять, что это совершенно невозможно!
– Тогда как же другие женщины становятся «божьими коровками»?
– Ну, начнем с того, что они не являются богатыми наследницами.
– Но какая польза от наследства, если не можешь его получить? – логично возразила Петрина.
– Позвольте дать вам совет, – сказал граф. – Прежде чем предпринять решительные шаги, навестите своего опекуна.
– Но чего я этим добьюсь? – возразила Петрина. – Он, разумеется, будет очень удивлен, что я по своей воле бросила пансион, и отошлет меня обратно под конвоем. И мне опять придется бежать.
– Но, думаю, если вы ему объясните, что больше не можете находиться в пансионе и что все ваши подруги уже выезжают в свет, он поймет ваши доводы.
– Доводы! – фыркнула Петрина. – Пока он этих доводов не понял. Ну почему, почему папа выбрал мне в опекуны этого сухого, чопорного, набожного старика, который и слышать не хочет о каких-либо развлечениях?!
– Но почему вы его рисуете себе именно таким?
– Потому что папа, сам проживший волнующую и полную приключений жизнь, хотел защитить от нее меня. Он всегда говорил: «Когда ты вырастешь, моя дорогая девочка, я сделаю все, чтобы ты не повторила моих ошибок!»
– А он наделал много ошибок в жизни?
– Не думаю. Во всяком случае, отцом он был очень хорошим. Правда, он часто дрался на дуэлях из-за прекрасных дам и, наверное, это имел в виду, когда говорил об ошибках.
Но тут она всплеснула руками и воскликнула с горечью:
– Как бы то ни было, теперь я скована по рукам и ногам этим отвратительным старым опекуном! Как подумаю, что он запер все мои деньги в сейфе или держит их под матрасом, сердце разрывается на части!
Они молча проехали небольшой отрезок пути, потом граф сказал:
– Я вам уже говорил, что не хочу быть вовлечен в вашу безумную затею и ничего не обещаю, но, может быть, учитывая обстоятельства, при которых мы встретились, я мог бы поговорить с вашим опекуном.
Петрина удивленно повернулась к нему и широко раскрыла глаза.
– Вы действительно так сделаете? Как вы добры! Я беру назад все свои дурные мысли на ваш счет!
– А что вы обо мне подумали? – полюбопытствовал граф.
– Я подумала, что вы чересчур высокомерный старый аристократ, начиненный избитыми истинами и снисходящий к бедной деревенской простушке, которая не умеет себя вести.
Граф не мог удержаться от смеха.
– Нет, вы самая скверная девчонка, какую я когда-либо встречал! Не могу поверить в серьезность ваших намерений. И все же вы так непредсказуемы, что я почти опасаюсь, как бы вы действительно не осуществили их.
– Но мои намерения совершенно серьезны! – заверила его Петрина. – И если вы встретитесь с моим опекуном и он вам ответит отказом, то в таком случае я найду надежное место, где меня никто не отыщет, и во что бы то ни стало осуществлю все свои планы.
– Ваши планы не только нереальны, они к тому же абсолютно недопустимы с точки зрения морали! – резко сказал граф. – Ни одной женщине, считающей себя настоящей леди, они и в голову не придут.
Петрина рассмеялась:
– А я знала, что рано или поздно мы заговорим о настоящих леди. Ну конечно, «настоящая леди не выходит из дому без перчаток», «леди никогда не огрызается», «леди никогда не выходит на улицу без сопровождения и не танцует с мужчинами, пока не станет совершенно взрослой»! Я по горло сыта всеми этими разглагольствованиями о «настоящих леди», которые в действительности ведут самую скучную, тоскливую, праведную жизнь. Я хочу быть свободной.
– Но та свобода, о которой вы мечтаете, совершенно невозможна!
– Просто вы хотите видеть во мне «настоящую леди».
– Вы должны с этим смириться.
– Если только не захочу стать «божьей коровкой».
Помолчав, она задумчиво добавила:
– А я все гадаю, какие они, эти «божьи коровки»?.. Говорят, в Лондоне они встречаются на каждом шагу. Клэр уверяет, что их можно определить с одного взгляда: они модно одеваются, очень хорошенькие и разъезжают в парке без сопровождения.
Петрина сделала паузу, а потом, глядя на графа из-под ресниц, добавила:
– Джентльмены, конечно, не в счет.
– Женщины, о которых вы говорите, не леди, и у них, конечно, нет такого состояния, как у вас, чтобы вести соответствующий образ жизни.
– Но вы только подумайте, как обрадуются джентльмены, если им не придется снабжать меня экипажами и осыпать драгоценностями!
Граф промолчал, и тогда Петрина спросила:
– А вам во сколько обходится ежегодно ваша любовница?
Граф от изумления снова чуть не выронил поводья.
– Юной леди не пристало задавать такие вопросы и даже упоминать о подобных женщинах! Вы должны вести себя прилично! Вы поняли?
– А почему вы говорите со мной в таком тоне?! У вас нет на это никаких прав!
– Я могу отказаться везти вас дальше! – пригрозил граф.
Петрина с улыбкой оглянулась вокруг.
Они уже выехали на главную дорогу к Лондону. Здесь было оживленное движение: то и дело мелькали частные экипажи, фаэтоны, почтовые кареты и дилижансы.
– Если бы у меня было хоть сколько-нибудь здравого смысла, – ввернул граф, – я давно бы вас высадил, ничуть не заботясь о вашей дальнейшей судьбе.
Петрина рассмеялась:
– А я не боюсь, если вы действительно так сделаете. Теперь, когда мы почти в Лондоне, я могу проделать остаток пути в дилижансе или почтовой карете.
– А когда вы попадете в Лондон, то где намерены остановиться?
– В гостинице.
– Ни в одной приличной гостинице вас не примут.
– Но я знаю одну, где мне можно остановиться, – возразила Петрина. – Руперт говорил Клэр, что он там жил некоторое время с одной «божьей коровкой», так что они, наверное, не откажут и мне.
«У виконта Кумба, наверное, не все дома, – сердито подумал граф, – если он ведет такие вольные разговоры с сестрой».
– Вы слышали о гостинице Гриффина рядом с Джермин-стрит?
Да, граф слышал об этой гостинице и знал, что обстановка там самая неподходящая для молодой одинокой женщины, особенно такой юной и неопытной, как Петрина.
– Я отвезу вас прямо к вашему опекуну! – заявил он твердо. – Я объясню ему, в каком вы трудном положении. Могу обещать, что он, по крайней мере, меня выслушает и, надеюсь, будет действовать разумно.
– Только в том случае, если вы сколько-нибудь важная персона, – помедлив, ответила Петрина. – И это, наверное, так, судя по вашим лошадям.
– А как зовут вашего опекуна?
Петрина ответила не сразу.
Граф догадывался, что она раздумывает: можно ему довериться или нет.
И так как она колебалась, он почувствовал, что теряет терпение.
– Проклятие! Я изо всех сил пытаюсь вам помочь, и любая другая девушка была бы мне за это благодарна!
– Я вам благодарна за то, что вы меня подвезли почти до Лондона, – медленно проговорила Петрина.
– Тогда почему вы не хотите мне довериться?
– Дело не в этом, просто мне кажется, что человек вашего возраста уже все забыл и не понимает молодых.
Граф обиженно выпятил нижнюю губу.
«Старый! – подумал он. – Это в тридцать три года!» По, наверное, восемнадцатилетнему созданию он и должен казаться старым. Эта мысль отчасти успокоила графа, и он взглянул на Петрину: в ее глазах была неприкрытая насмешка.
– Так вы меня нарочно поддели! – укорил он ее.
– Да, но вы всю дорогу держались так напыщенно и надменно, – пожаловалась она, – и говорили так снисходительно, словно у меня в голове солома. Могу вам доложить, что многие считают меня чрезвычайно умной и сообразительной.
– Но то, что вы хотите предпринять, совсем не свидетельствует об уме! – отрезал он.
– А я вас, кажется, задела за живое, – поддразнила она, – и просто в восторге от этого!
– Почему?
– А потому, наверное, что вы производите впечатление человека неуязвимого во всех отношениях, способного перенести любую житейскую бурю. Мне просто хочется забросать вас камнями – такой у вас вид!
– Вы уже сделали одну такую попытку, бросив в меня саквояж. Я бы сейчас, возможно, лежал без чувств на земле, а вас бы арестовали за нанесение телесных повреждений.
Петрина скорчила забавную рожицу и лукаво улыбнулась:
– А я бы не стала ждать, пока меня арестуют. Я бы убежала.
– Вот это, пожалуй, у вас получается лучше всего.
– Во всяком случае, для первого раза неплохо, не правда ли? Я почти подъезжаю к Лондону, и везут меня самые замечательные лошади, и сижу я рядом с…
Тут она запнулась и посмотрела на графа – кажется, впервые за все это время. Она увидела искусно завязанный белоснежный галстук и высокие воротнички, великолепный дорожный сюртук из серого твида, прекрасно сидящие желтые панталоны и высокую шляпу, сдвинутую несколько набок, так что были видны темные пряди волос.
– Я знаю, кто вы. Вы богатый прожигатель жизни, и я всегда мечтала познакомиться с таким, как вы.
– Вместо того, чтобы рассуждать, кто я такой, я бы хотел услышать от вас ответ на мой вопрос: как зовут вашего опекуна и как ваше полное имя?
– Очень хорошо, я рискну, – ответила Петрина. – Ведь если это обернется плохо для меня, я всегда смогу скрыться от вас так, что вы меня никогда не найдете.
– Но тогда вы не сможете стать притчей во языцех, как собираетесь.
Она усмехнулась:
– А вы за словом в карман не лезете. Мне нравится, когда вы говорите колкости.
Граф славился большим остроумием, его bon mots [1]1
Остроты (фр.)
[Закрыть]подхватывались завсегдатаями клубов, и сейчас эта наивная похвала заставила его саркастически усмехнуться, но он промолчал, ожидая ответа на свой вопрос.
– Ладно, все в порядке! – вздохнула Петрина. – Мой ужасный, жестокий, отвратительный опекун – граф Стэвертон!
«Так я и думал!» – мелькнуло у графа в голове.
Обрывочные сведения теперь выстроились в четкой последовательности и обрели смысл.
Медленно, растягивая каждое слово, он проговорил:
– А вы, значит, девица Линдон, и вашего отца звали «Счастливчик Линдон»?
– Как вы узнали? – вытаращила глаза Петрина.
– Потому что именно мне выпало несчастье быть вашим опекуном.
– Не верю! Это невозможно! Вы для этого, во-первых, не такой уж старый…
– Но минуту назад вы мне сказали, что я слишком стар.
– Но я думала, что вы немощный, седой и ходите с палочкой!..
– Сожалею, что разочаровал вас.
– А если вы действительно мой опекун, то что вы сделали с моими деньгами?
– Уверяю вас, насколько мне известно, они в полной целости и сохранности.
– Тогда почему… почему же вы так ужасно вели себя по отношению ко мне?
– Сказать откровенно, я совершенно забыл о вашем существовании, – отвечал граф.
Он заметил, что от этих слов Петрина вся сжалась, и, почувствовав угрызения совести, стал объяснять:
– Так получилось, что я был за границей, когда ваш отец умер. А когда вернулся, то у меня было очень много личных дел: я только что унаследовал отцовский титул, его земли и состояние. Боюсь, я был слишком занят своими делами, чтобы вникать в ваши.
– Но это вы сказали поверенному, что я должна на каникулы ездить в Харрогит и жить там в обществе кузины Аделаиды!
– Я ему поручил делать все как можно лучше, но по его усмотрению.
– Но вы знали папу?
– Мы с вашим отцом служили в одном полку, и перед сражением под Ватерлоо многие из нас написали завещания. Те, у кого были жены и дети, просили взять их под свое покровительство кого-нибудь из друзей.
– Но папа был старше вас!
– И даже намного, – согласился граф. – Но мы часто играли в карты, и оба очень любили лошадей.
– И поэтому, раз вы умели управляться с лошадьми, папа решил, что и со мной вы так же хорошо справитесь! – с горечью заметила Петрина. – Надеюсь, что, будучи сейчас на небесах или где бы то ни было, он видит, как прекрасно вы исполняете свои обязанности.
– Я был очень удивлен, что ваш отец так и не изменил завещание.
– Наверное, он не нашел более подходящего человека. Да и смерть его была неожиданной.
– Да, конечно. Это был несчастный случай?
– Однажды, возвращаясь домой после дружеской попойки, он побился с кем-то об заклад, что спрыгнет с очень высокой стены. Ну и…
– Мне жаль!..
– Я его любила, хотя он часто бывал очень непредсказуем в своих поступках.
– А ваша мать?
– Она умерла во время войны, когда папа служил в армии Веллингтона.
– И из родственников осталась только кузина Аделаида?
– Да, кузина Аделаида, – подтвердила Петрина изменившимся тоном. – И никто, кроме вас, не счел бы ее подходящей спутницей для молодой девушки.
– Очевидно, я должен предоставить выбор компаньонки вам самой? Что ж, если вы не будете меня раздражать, я позволю вам сделать это!
Петрина подозрительно взглянула на графа:
– Вы собираетесь вывезти меня в свет?
– Полагаю, это мой долг, но признаться, Петрина, у меня нет ни малейшего желания этим заниматься. Не представляю, что я должен делать, имея на своем попечении дебютантку, особенно такую, как вы.
– Но я не желаю выезжать в свет. Я хочу стать «божьей коровкой»!
– Если я еще хоть раз услышу об этом, – твердо заявил граф, – я вас как следует отшлепаю. Подозреваю, что к такому методу вашего воспитания не прибегали, а жаль!..
– Если вы будете так со мной разговаривать, то я сию минуту сбегу, и вы меня никогда больше не увидите!
